Таланту Льва Толстого. Человек!

    «Россия не в Москве, она в сердцах её сынов!»
Мир мудрых русских  – он таков!
Так было и так будет
Тысячи тысяч веков!

    Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года,
не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности от событий того года.
Кто не задавал себе вопросов -
и в жару и во время морозов:
как не забрали, не уничтожили ВСЕХ французов,
когда все три армии окружали их в превосходящем числе,
когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами – обмороженными стадами -
и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том,
чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех оставшихся французов потом;
   каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов,
дало Бородинское сражение для достижения разгрома французов - своей главной цели,
каким образом это войско, с трёх сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать,
не достигло своей важнейшей цели?
   Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы и командующий их,
что мы, с превосходными в умениях сражаться силами, окружив, не могли побить их?
   Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы,
говорит – как это могло случиться:
что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот-то, и тот-то в ходе маневров
не сделали таких-то и таких-то маневров.
    Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его:
то, что есть он сам, - сущность его, в его глазах очевидно исчезает в памяти у него —
становится чем-то забытым для него.
   Но когда умирающее живое существо есть человек и при этом человек любимый, ощущаемый,
тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв
и духовная рана - сильнейший нервный срыв,
который, так же, как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается,
но всегда болит
и боится внешнего раздражающего прикосновения к тому, что всю жизнь незабываемо болит.
_____
Л. Н. Толстой. Война и мир. Том четвертый. Часть третья.
XIX
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности.
Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели?
Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их?
Каким образом это могло случиться?
   История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот-то, и тот-то не сделали таких-то и таких-то маневров.
++===
Л. Н. Толстой. Война и мир. Том четвёртый. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
I
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, — сущность его, в его глазах очевидно уничтожается — перестает быть.
Но когда умирающее есть человек, и человек любимый — ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.