Tomas Venclova - Волны не существует

Vienuoliktoji Giesmе

Kaip, Elpenore, radaisi tamsybiu saly tu taip greitai?
(Odiseja, XI, 57)

Manau, kad to nebuvo. Pro sakas
Pamatem dideli apleista uosta.
Betono prieplauka ramiai bolavo
Pavesyje virs dumblino vandens.
Iskile poliai kysojo is gozos.
Lygumoje kiek soktelejes vejas
Klaidino smelio sukuri, tamsesni
Nei seno burlaivio sutrese spantai.
Laukinis oras, persmeigtas stiebais
Ir apraizgytas virvem, sunkiai gule
Ant akvatorijos, dagiu ir kopu.
Akiratyje plevesavo karstis,
Tarsi apspurus veliava. Berniukas,
Is yranciu lentu sukales plauste,
Juo kelesi per seklia upe. Rodes,
Jis butu dziaugesis bendrakeleiviais.
Be jo, krante nemateme zmoniu.
Kazkas pasake, jog ir si vieta,
Kaip daugel vietu, primena Itake.

Mes buvome dienos zidinyje.
Seniai praejes karas ir kelione
Pripilde musu smegenis, tarytum
Vilnis neatsargaus plaukiko bronchus.
Po kojomis girgzdejo kriaukles, kaulai,
Skyleti akmenys. Paskui gulejom
Zolej, pamirse gamta. O gamta
Mus nepalyginti anksciau pamirso.

Tekejo skliautas. Osianti druska,
Paraginta nematomo menulio,
Kartojo cikla. Juroj mirko pludes.
Ant rastu, surakintu gelezim,
Atokaitoje blykciojo moliuskai.

Kokia tamsa, kokia kantri gelme
Atplaukia su musa! Kaip aidi putos –
Gal atminties ertmej, o gal cia pat,
Tarp zemsiurbes nugarkaulio ir molo.

Pro mus praslinko lengvas snaresys:
Keleivis neses irkla ant peties
Ir ejo sausumon, kur niekad niekas
Ner matas irklo. Kopos papedej
Pelenas dirsciojo staigia akim
I trisaki, rudijanti smelynuos.

Vilnies nera. Tiksliau, yra jega,
O ne lasu suma. Vanduo kas mirksnis
Nutolsta nuo saves. Anksta sala,
Mirties ekvatorius, zole po delnu,
Grizimas, atgimimas. Netgi to Mums nezada istorija ir mitas.

Uz posukio pasikeite erdve.
Pradzioj siek tiek sutriko perspektyvos.
Kiekviena smilti, zvilgancia take,
Regejom pro padidinama stikla,
O akmenis – pro apversta ziurona.
Daiktu apybraizos pairo, tarsi
Garsai beformej salej. Mes visi
Netrukus nutarem, jog tai del karscio,
Ir nenustebom, prie pakhauzo sienos
Sutike drauga – pirmaji is tu,
Kuriuos matyti galima tik mirus.

Jis buvo pirmas.

-----
Tomas Venclova
(g. 1937 m. rugsejo 11 d. Klaipedoje) –
Lietuvos poetas, publicistas, vertejas, profesorius (lt.wiki)

Томас Венцлова (род. 11.09.1937, Клайпеда, Литва —

Песнь одиннадцатая

Скоро же, друг Эльпенор,
очутился ты в царстве Аида...
(Одиссея XI, 57)

Все было, видимо, не так. Сквозь ветви
открылся нам большой заглохший порт.
Бетон причальной стенки безмятежно
белел в зацветшей илистой воде.
Прибой лизал рассохшиеся сваи,
торчавшие из пены. Налетавший
с равнины ветер гнал слепой песок
меж обезглавленных каркасов барок.
Исколотый огрызками бессчетных
мачт и стреноженный канатом воздух
лежал без сил плашмя на водной глади
спиною к дюнам. Выгоревший флаг
жары подрагивал над горизонтом. Хлопец,
плот смастеривший из подгнивших досок,
чтоб переправиться через протоку,
искал попутчиков. Опричь него,
людей там не было. Уже не помню, кто
пробормотал, что эта местность тоже
отчасти с Итакой имеет сходство.

Был полдень, сердцевина дня.
Минувшая война и годы странствий
отягощали мозг наш, как вода,
пловцу неловкому пробравшаяся в бронхи.
Под каблуком похрустывали галька,
ракушечник. Потом мы все лежали
в траве, забывши о природе - о
той, кто сама о нас давно забыла.

Небесный свод перемещался. Соль,
луной незримой движимая, шумно
свершала свой круговорот. На гребне
буйки подскакивали, и слепили глаз
облепленные мидиями бревна.
Как сумрачна, как терпелива глубь
прибоя! Как велеречива пена -
как память о пространстве - как пространство
меж молом и хребтом землечерпалки.

Поблизости раздался легкий шорох:
прохожий, несший на плече весло,
прошествовал в глубь суши, где никто
весла не видел отродясь. Полевка
обнюхивала торопливо ржавый
трезубец у подножья дюны.

Волны не существует. Существует
лишь масса, а не сумма капель.
Вода стремится от самой себя.
Ни острова, что тесен для объятья,
ни смерти на экваторе, ни мятой
травы полей, ни возвращенья в лоно
миф и история не обещают.

За поворотом началось другое
пространство. Чуть сместилась перспектива.
Песчинки под ногой блестели, точно
вы их рассматривали через лупу
(иль в перевернутый бинокль - камни).
Предметов очертанья расплывались,
как звуки музыки в неподходящем зале.
Мы сразу поняли: всему виной жара -
и мало удивились, встретив рядом
с оградой друга - одного из тех,
с кем свидеться дано лишь после смерти.

Он был лишь первым.

-----
Перевод: Иосиф Александрович Бродский  (1940 / 1996)