Чертоблуд
«Мир – тарелка, да с земною кашей!» – Надо ж было так сказать! Сразу видно, купец – не ученый: ему монеты считать, да зад свой греть на барышах! – ворчало существо, чихая из печи. Вся суть его тряслась от неизвестного озноба. Чертоблуд еще не обвыкся с нашим миром: его давило притяженье и пьянил не то чтобы холодный, но чуждый для залетной твари воздух. – Мнят себя пупами, горами земли, ничтожнейшие червяки-людишки!.. А пуп-то – впадина всего лишь, несчастный узелок, что держит кишки в чреве, не давая вытечь им наружу раньше полагаемого срока! – Чертоблуд скользил по дымоходу к неплотно придвинутой заслонке. К еще несформированному телу прилипала гарь… - Ннн-да… Апчхи-а!.. – опять чихнул он в сжатый кулачек. – А в Черной Бездне попросторней было!!! Тесен, тесен мир земной! И эти твари сами же себя и притесняют!.. Как будто всех кирдык не ждет…
- «Кирдык подкрался незаметно,
Как всегда: сиди уж молча, не скули,
терпи и сопли подотри, дурила от сохи.
Звезда вернётся на другом витке
Спирали, но не для тебя!
Она же – Солнце! И светит только
Впереди, чтоб Избранных найти!!!» – уверенно и чуть скрипуче напело существо слова, которые пришли на ум во время входа в мир земной…
- И этот глупый царь части крохотной песчинки, именуемый сейчас Великим, задумал уничтожить сына своего во имя власти… Дддааа, - крякнул Чертоблуд, упершись плоскими стопами в щит печи и вобрав себя клокочущий живот, наполненный какой-то жидкостью. – Все ничтожества глупы, ровняясь со вселенными в истреблении себе подобных!..
-----
- Нееееет… - замотал царь Петр перстом у него перед глазами. – Так просто, без признанья помереть не дам, не дам!
- Да, так просто помереть не дашь… - повторил будто бы себе, но вслух царевич.
- Всех в Россиюшке измучит твой отец, всех к топорику приставит, да на петельке подымет! – словно ниоткуда голос проскрипел. В печке что-то зашуршало, и, будто бы из преисподней, донеслись ясные лишь Алексею да самому поющему слова:
«Владимир навязал Христа,
А Петр пригвоздил к Лефорту...
Россия, братцы, неспроста
То к богу клонится, то к черту...»
Чертоблуд выбрался из-за заслонки, размашисто прихлопывая прогнутыми внутрь перепончатыми крыльями, подлетел к царевичу и чихнул ему в плечо… Вид у старика был прескверный: непривыкшая еще к земному духу кожа вся покрылась волдырями; светло-голубые, но мутные, затянутые будто бычьим пузырем глаза слезились, и в утробе клокотал полнейший хаос от дальнего, неосмысленного еще сей новой сутью перелета…
-----
Чертоблуд держал голову Нахцерера, стараясь не дрожать от частых выдохов и вдохов, наделившей его ими земной природой. Мышу же они давались не легко – приходилось всем нутром за каждый драться. От того и жар мучил его изрядно высохшие тело испепеляя изнутри…
Бреднищенко пытаясь хоть чем-нибудь развлечь Мыша, заговорил вдруг о планетах, на которых был недавно сам:
- Вы бывали на Венере? Вот – рай, который адом стал! Все было предназначено для жизни, но огнь, что дарил тепло, все сжег, испепелил, оставив лишь клокочущую жижу, что пожирает все на собственном пути!..
- Нет, я по иным мирам брожу, мой друг-материалист… - Уф усильем воли улыбнулся старику, который был его моложе на тысячи ТЕХ жизней. – Они подальше от твоих планет… Ну, то есть, гораздо далее от Солнца…
- А, ну да… Ты бродишь по ту сторону Вселенной, то бишь… - зачастил скороговоркой Чертоблуд, стараясь Мышу не позволить перебить его своей ученою теорией. Но Уф не собирался это делать – тратить силы на убеждения в правоте своей теории было не его чертою, тем более теперь – на пороге перехода сути… «Кому надо, тот поймет, - любил он повторять своей неугомонной Мышке. – Кому не надо – пусть проходят мимо!»
- Иль взять, хотя б Меркурий, прозванный в честь бога Римского купечества… - не навязчиво продолжил Чертоблуд-материалист показывать свою осведомленность. – Уж кажется, ну, самый близкий к Солнцу – богу богов, светилу всех планет! Он самый к нему близкий! – Ну что же не цвести, благоухая?! Так нет же… Выжжено в нем все до пыли богом этим и жизни, как и на Венере нет…
- Да… Бывает всё… И день длиннее года длится! – заметил Мышъ. Его силы были на исходе, и он хотел прорваться сквозь размышления Чертоблуда, не выходя за рамки вежливости.
- А кометы – Божие снежки из льда!.. Вы знали это, земные господа и дамы?! – Бреднищенко в пылу взмахнул рукой, но тут же и опомнился, склоняясь к Мышу. Нахцерер уж чуть шевелил бескровными губами, и речь его была едва понятной:
- Да Бога ж нет… Хотя, во все века он будет в человечьей сути… А Мышака наша? – спросил он наконец о чем хотел. – Где Энни?
- Да вон, на подоконнике сидит, качает ножкой…
- Наверняка опять рифмует что-то, непоседа… - мысль о возлюбленной на мгновение согнала тень страдания с лица Уфа: болезненные складки распрямились, а взор стал снова светел. Он, как всегда был прав: Эн сочиняла о Венере, по недавнему рассказу новой твари, нашедшей в Кирхе ее с Уф, когда они сопровождали Анну и Бирона.
- «Ветра, огонь и реки сели...
О как же сера сердце жжет!..
Эй, господа, вы охренели -
В аду и черт-то не живет.
Была же жизнь, цвели сады там,
Но жизнь дающая звезда
Спалила все в шару побритом,
Не бросив жизни и следа...
И все горит, и все пылает,
Все в пыльных облаках плывет...
Венера и сама не знает,
Когда Юпитер к ней придет...
А черти жгут, а черти скачут,
Меняя жженые котлы,
На дно кипящей магмы прячут
Эдема пряные долы...» - бормотала самка Мыша, смотря на высыпавшие на небе звезды. Она была готова подлететь к любимому по мановенью, но тот ей дал понять, что хочет переговорить с потусторонней тварью с глазу на глаз.
- Ты уж побереги ее… - Нахцерер приподнялся к уху Чертоблуда, комкая подстеленный под спину плащ. – Девчонка дерзкая, шальная, но сметлива и по-девичьи ранима…
- Да, видно, что умна и натаскана различным чтением… - старик осторожно, стараясь не привлекать внимание Мыши, придерживал его за плечи.
- Что есть, то есть… - тяжелый хрип сбивал всегда спокойный голос Уфа. Он снова перевел свой серый, но теперь туманный, отдаленный взор на Энни с наигранным спокойствием считавшей звезды сквозь разноцветную решетку немецкой церкви лютеран. Серебристо-синий луч луны пробивался сквозь отверстия и тек по каменному полу до алого плаща Мыша.
- Идеями твоими одержима… Фанатка просто их! – удерживал слабеющее тело Чертоблуд.
- Что есть, то есть… И пусть не увлекается стихами, а пишет больше прозы – полезней для ее ума и будущим читателям для дум… - уже беззвучно шевелил губами Мышъ…
-----
- Сударушка его убьет, убьет;
Фройлека его задушит… - напевала белобородая карлица в кремовой тафте, кружась и подпрыгивая по облаку вкруг кипящего котла.
- Герцог черта перепьет,
Только черт его изсушит… - подпевал ей горбатый лилипут, подсоливая бурлящую похлебку. – Как думаешь, не пересолим?.. – спросил он подругу, прерывая пенье.
- Солью кости не переломаешь… - прошамкала она беззубым ртом, зачерпнув половником рассол для пробы. – Ах, хорошо мясцо в кипящий водке! – выдохнула она, проглотив кусок мяса и бульон.
- А герцог на жаркое подоспеет? – кувырнулся лилипут в пару и брякнулся в лиловые клубы. Коротенькие, толстекие ножки в шелковых рейтузах задергались в полах кафтана.
- Куда он денется, Фридрих-то Вильгельм наш?! – карлица радостно смотрела на забавы лилипута. – К жаркому точно подуспеет!
Лилипут тем временем спускал с себя штаны. – Поди сюда, скорее! – проскрипел он, напрягаясь.
- Так похлепку же варю… - притворно заартачилась подруга.
- Не томи, иди, стручок зачахнет без поливки, опает… Видишь, вон как поднялся…
- Вижу, либен, вижу… - карлица подняла плятье и, раздвинув маленькие ножки, оседлала друга. – И дрожит, бедняга… Сейчас его накрою, орошу…
- Вот да, давай… - лилипут, приподнимаясь, обхватил ее за талию и помогал скакать. – А герцога там вином и водкой так вздобрят, не надо будет и рассол варить!..
- Вот и ладно, готовым к нам на ужин попадет, - причмокнула распаленная чертовка на скаку. – Ему-то с новобрачной позабавиться дадим, иль сразу приберем?
- Чего ж не дать?.. – лилипут перевернулся и накрыл собой подругу. Клубы дыма почти что скрыли их. – Пусть вкусит сладость первой ночи, глядишь, сам слаще будет.
- Фридрих Вильгельм под Российским маринадом… - простонала, в засос целуя лилипута карлица, от удовольствия.
- Москва, великий герцог, Мосвка!.. Мы прибыли… Бог велик, Россия! – тряс Фридриха за плечо денщик.
Герцог силой отгнал морок, смахнув испарину со лба.
(Из моего романа Анна Иоанновна)
ЧЕРТОВЩИНА
В полуночной полумгле
Приползает черт ко мне,
Тащит кишки по земле
На ремне.
Со всей глотки он орет,
Чтоб впихнула их в живот,
Или душу в ад возьмет.
Как могу, я с ним борюсь –
И молюся и крещусь,
А душа в груди хрипит,
Как бронхит.
Но мой ум не лыком шит,
Если в небе бог молчит,
Черт меня пускай хранит
На земле от всех невзгод
И забот!
Душу пусть берет и честь,
Ведь не их же будешь есть,
Коль припрет!
Подарю семье моей
Сорок сереньких чертей,
Пусть она детей растит,
Не кряхтит.
Чем давить в ночи клопов
И хранить для мужиков –
Непонятно для кого
Свою честь,
Лучше волю страсти дать,
Все ко всем чертям послать,
Ведь под шерстью моего
Все, как будто для того,
Вроде есть.
Чем в невинности скучать
Лучше уж чертовкой стать,
С чертом пеклом заправлять.
Ну, а если мой чертяка
Будет вредина и бяка:
Если он прикажет мне
Таскать что-то на спине
И его рабыней быть,
Не вопить,
Я не стану долго ждать
И пошлю его, где мать,
А туда ему, дыбать
Да дыбать!..
поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия
Картина Андрея Пелипенко «Ночной гость»
Свидетельство о публикации №124080406921