Это всё уже было, было...

                Ю.Г.

1.

Это всё уже было, было:
Эта ветка и этот свет
За окном. Ты всегда любила
Их спросонья. А скажешь – нет?

Ты была. До времён. До знаков,
До глагольных моих на -ил
Рифм. И я – как пророк Иаков –
Самый первый тебя любил.

Мы всегда выходили к лесу
Посмотреть допотопных птиц.
Жизнь была только парой жестов:
Взмах крыла, взмах твоих ресниц.

Только воздух и только души,
Принимавшие форму нас.
Только снег, ледяные кущи,
Взгляды масляных птичьих глаз.

Больше жизни прошло, ты помнишь
Самый первый, простой завет?
Взмах ресниц – и с утра, в окошке,
Эта ветка и этот свет...

2.

Я знаю, мы были знакомы всегда.
Когда ты была мотыльком в мезозое,
Искал тебя по разноцветным следам
От крылышек. Был голубой стрекозою.

На древнюю плёнку фасеточных глаз
Снимал тебя в листьях, хвощах и кораллах.
Жаль, нам не достать этих снимков сейчас –
Две эры спустя ты бы точно признала,

Как много взяла от того мотылька:
Глаза цвета листьев и краски на веках.
А трепет (по телу и до холодка!)
Что свойственен бабочке  – не человеку?

Ты думаешь, всё это – милый пустяк.
Спокойна, как лес перед древней грозою,
Внимательно смотришь. Не веришь? Пусть так.
А там в мезозое, а там в мезозое...

3.

         Потому что любовь через тысячу лет -
         это та же гроза, это тот же рассвет.

          Глеб Горбовский.

С начала веков до древнейших времён
Я был по-другому влюблён:
Не знал, что есть ты, что есть дерево клён
Под нашим окном. Был влюблён

В хвощи, в каменистые лапы цветов,
В жучков с кулачок, в паучков.
На серьги тебе не таскал комаров
С янтарных болот и лесов,

Но слушал грозу и, конечно, хотел
Делить её с кем-то. Прожил
Сто жизней. Рассыпались лилии в мел,
Хвощи – на две тысячи жил.

Проснулся спустя не бог весть сколько лет
И сразу в родные глаза
(Твои) заглянул: в них был тот же рассвет
И та же над клёном гроза.

4.

Ты плачешь (знаю, в тысяче причин
Моей вины – примерно на две трети).
Ломаются о стол, о ковролин
Слезинки. Застывают на паркете.

Так ёлочный, любимый с детства, шар
Ломается на множество осколков,
И память попадает под удар,
И черепки её летят под ёлку.

Ты плачешь. Каждая твоя слеза –
Такой же шарик. Хрупкая планета.
На ней ещё вчера была гроза,
И рыбы ждали первого рассвета.

Сегодня – запустение и крах:
Там дождь идёт, ломая каплям спины.
Ты плачешь. Слёзы жмутся на губах
И падают, как крупные дождины.

Весь мир в одной слезе – расцвет и смерть –
Я сам был их случайным очевидцем.
Не плачь, прошу! Я не хочу смотреть,
Как может всё в один момент разбиться.

5.

Наш мир материальных безделушек –
Как слепок с прошлого. Он дорог мне.
Частичка жизни в памятной игрушке,
Ещё частичка – в снимке на стене.

Мы покупаем в отпуске картинки,
Везём гербарий, ракушки домой,
И прожитое копится в квартире,
И, оживая, говорит со мной.

Так трилобиты, застывая в камне
Просили Бога не забыть о них:
Следы их, сохранённые веками, –
Почти готовый допотопный стих:

«Он говорил любимой: Как на фото,
Замри для вечности – не шевелись,
Чтоб после нашей смерти вспомнил кто-то
Тебя, меня и этот древний лист».