Сет

Сет

Часть 1
1.Гроза
Я помню — в небе грозовом
Сверкало. Разъярённый гром
Гремел, и вдаль неслись его раскаты.
Мне было, кажется, шесть лет.
Я мчался к дому... Резкий свет -
И я лечу... и падаю куда-то...

Я выжил, но был слаб и хвор.
И что-то сделалось с тех пор
С моим — как бы «надтреснутым» сознаньем.
То вдруг я слышал в тишине
Слова взывающих ко мне,
Внимая им с нешуточным стараньем.

То в час стремительного дня
Мгновенный сон бросал меня
В тугую бесконечность сновидений,
В поток струящихся картин,
В мир без краёв и середин,
Где кто-то объяснял мне суть явлений...

Но проходило пять минут —
Я вновь был бодр, я вновь был ТУТ,
Где истина — случайная находка;
Где главный выучен урок —
что бренной жизни краткий срок
Нам дан на удовольствия и шмотки.

2.Паломник.
Он плыл по могучей неспешной реке,
Паломник с походной едой в рюкзаке
И тощей заначкой «зелёных».
По древней дороге великой страны,
Наследник эпох сумасшедшей длины,
Потомок владык-фараонов.
Но те, что молились Изиде и Ра,
От прежних богов отвернулись вчера,
Сомнением верность нарушив.
И новый, в бурлении смутных времён,
Изменчивым ветром надежд принесён,
Ворвался в смятенную душу!

Изида! Разбужен огнём твоих слёз,
Осирис воскрес как вселенский Христос
В пустынных холмах Иудеи.
Быть может, над зеркалом пламенных вод
Звезда египтян обновлённой взойдёт,
И свежие ветры повеют!?

Вопрос без ответа... Но, может быть, там,
У Гроба Господня, где высится Храм,
Придёт озарение свыше?
Откроется Божьей рукой небосвод.
Огонь благодатный на землю сойдёт.
И голос твой будет услышан!

...Нёс мутные воды медлительный Нил.
В молитве паломник часы проводил.
И ветры эфира живые
Сметая препоны наук на бегу,
Рефреном звучали в ущербном мозгу
Поэта в далёкой России.

3.Храм.
Храм вырастал на горячих холмах Иудеи,
В месте постыдном, пропитанном кровью казнимых,
Кровью воров и убийц, и безумных пророков;
В месте, пропахшем мочой и злорадством людским.
Ныне здесь свечи и синий
Трав истлевающих дым.

Труд под безжалостным солнцем. Рычаг и лебёдка.
Скудная пища. Жестокие плети и штрафы.
Скороговорка бездумной вечерней молитвы.
И — воздаянием свыше — беспамятный сон...
Символ нетленной надежды
К свету небес вознесён.

Каменный лоб над немыслимой бьётся задачей:
Выразить святость, используя зависть и злобу;
Выразить свет непроглядной палитрой страданий;
Выразить жизнь, опираясь на муки и смерть.
Что в тебе
радостью ранит,
Грубая, косная твердь?

Что — возрастая до степени Божьего чуда,
Вдруг истекает огнём непонятной природы
В предгрозовом накалённом безветрии Храма,
В душном аду испарений от множества тел,
Функции древнего свода
Тайный превысив предел?

Что? —
    я почти понимаю... я весь — накануне!
Смуглый двойник мой сегодня приблизился к цели.
Сотни зарядов стекаются к точке слиянья.
О, я боюсь искушения вспомнить тот миг:
Хлещут холодные струи...
Слышится сдавленный вскрик...

4.Ветер высей.
Ветры высей летят над идущими к Храму.
Ветры высей не спать заставляют ночами.
Ветер высей кружится над куполами,
Невидимка-танцор,
Нашей грезящей памяти вечное пламя
И немолкнущий хор.

О, капризный, тревожный, изменчивый гений,
Твой улов и добыча — во лжи сновидений.
Ты зовёшь меня в путь сквозь туман представлений —
Пропадай, чёрт с тобой! —
И, кромсая абзацы своих сочинений,
Я иду той тропой.

Я блуждаю в проекциях призм и спиралей,
Задыхаюсь в коварстве коллизий морали,
Ожидая конца бесконечного ралли
Безуспешных погонь...
Ветер высей, собравшись толпой, мы украли
Твой бессмертный огонь!

Мы на уровне формул случайно открыли
Край, где вольно шумят твои белые крылья,
Где Господь наши судьбы творит без усилий
  Самовластной рукой;
Край, где ждёт нас безоблачность райских идиллий
И блаженный покой.

Ветер высей, товарищ и вечный бродяга,
О, как бродит во мне твоя пьяная брага!
О, смертельный восторг неизбежного шага! —
Пропади всё подряд!..
Но моё назначенье — перо и бумага,
И тревожный мой сад...

Часть II. Паломник
1. Хафра
Почему вы мне снитесь – две ладьи остроносых,
В ваших стойлах гранитных под восточным откосом,
Под откосом закатным, к великой пустыне
Обращённым, — кому вы послужите ныне,
Две ладьи остроносых
Под гранитным откосом…

Не текут ваши реки по небесной пустыне.
Ваши днища увязли в жадной алчущей глине.
И прервать этот сон вас никто не неволит.
Кормчий пьяную чушь за столом балаболит…
По небесной пустыне
Не плывущих отныне!

Мой народ в дни лихие стал несмелым и слабым.
Покорявший стихии, покорился арабам,
А до этого грекам и римлянам… Боже,
Кто разбудит его на коснеющем ложе?
Я прошу: если можешь —
Подними нас, о Боже!

Я, родившийся в Гизе, в честь великого предка
Неслучайно, быть может, назван именем редким.
Эхо тысячелетий сквозь грёзы выносит
Из забвения в мир две ладьи остроносых,
Две ладьи, две соседки,
Прочь из каменной клетки!

2. Отдалённый
Странный напиток я пью из надтреснутой чаши.
Я бы назвал это пойло эфирным нектаром,
Ветром мгновений; тревожащим запахом высей;
Смыслом огня или формулой слившихся тщет.
Полубезумных поэтов
Жаркий навязчивый бред.

Горький напиток я пью из надтреснутой чаши,
Полной молитвами чьей-то упрямой надежды;
Полной ликующих труб возрождённого мира,
Нильской прохладой и жаром синайских песков.
Пью из надтреснутой чаши
Пойло сжигающих снов.

Храм у Голгофы. Паломник у Гроба Господня.
Тёмная воля минувшей далёкой эпохи
Вновь возродиться, — сквозит в исступлённой молитве.
Сета кривая усмешка… О, солнечный Ра,
Мне, отдалённому, в сердце
Хмурые дуют ветра!

Чудный огонь, нисходящий к восторженным толпам —
Фосфор надежд и расплавленный воск ожиданий.
Функция Храма…Предел напряжённости веры.
Скорбного разума странный пугающий дар…
Пью из надтреснутой чаши
Пьяный небесный нектар.

3.Нисхождение
Он плыл по могучей безбрежной реке
Пасхального крестного хода
Со связкой свечей во вспотевшей руке.
Глаза, устремлённые к своду,
Готовились зреть восхитительный свет.
…Ждал жертву коварный безжалостный Сет.

Неслышный в «Помилуй нас, Господи!» вскрик,
Однако ж, Всевышнему ведом.
«В народе, забывшем победный язык,
Нет больше стремленья к победам.
Лишь прошлое ищет твой царственный взор,
О, правнук владыки по имени Гор!»

Вдруг свет долгожданный возник в вышине,
Распавшись на тысячи бликов
В мгновенно наставшей густой тишине,
Предтече восторженных криков.
О, гением мысли исполненный свод,
Могучий соперник земных асимптот!

И видит Хафра: вдоль кипящей струи
Безумного буйного света
Скользит к нему призрак священной ладьи,
Посланник великого Сета.
И, в путь приглашая, таинственный жрец
Обоих Египтов подносит венец

4.Фараон
И тёмное6 зелье из храмовых чаш
В чудесную явь превращает мираж.
И вот уже скрыта разливом земля,
И кормчий безмолвно застыл у руля
Стоящей у тумбы причальной
Священной ладьи погребальной.

Вот стройной процессией слуги несут
Уреус*, шендит* и священный сосуд.
Взойди же скорее по сходням, Хафра,
Мечте твоей сбыться настала пора!
Ты будешь сегодня одетым
В одежды великого Сета.

В глазах ослепительно блещет река —
Как жертвенный нож для закланья быка,
Как шлемов, до блеска начищенных, медь;
Как золото маски, что нужно надеть
В грядущем свидании скором
С могучим божественным Гором.

И память стирает последний мазок
Картины холмов и горячих дорог.
И тают на солнце обрывки холста
С лицом неизвестного миру «Христа».
И толпы трепещут у трона
И славу кричат Фараону!

Часть III. Отдалённый
1.Хафра
«Лишь прошлое ищет твой царственный взор…»
— Зачем в этой фразе столь явный укор?
Неужто Господь предрешил в этот час,
Чтоб древний народ мой навеки угас?
Но знает Хафра, что ответы
Иные — у грозного Сета,

Что если найти путеводную нить,
То час этот горький есть шанс отменить.
И вместо упадка историю ждёт
Великой страны ослепительный взлёт, —
Лишь нужно в день Судного сбора
Отвергнуть владычество Гора.




И бедный паломник, свой дух распаля,
Восходит на борт миража-корабля,
Где день его славы—он верит! — придёт.
И скорбное ложе покинет народ.
— Лищь нужно в день Судного сбора
Отринуть владычество Гора!

Коварный, свой облик даёт ему Сет.
Багряный шендит с опояской надет.
Вот маска быка с парой острых рогов —
И воздух сотряс ужасающий рёв!
Где ж он, мой паломник ледащий? —
Ведь это же зверь* настоящий!

Ведь Гора, исполнив долг мести, рука
Сразит не Врага, а простого быка!
А Враг, усмехаясь, под звуки трубы
В обличье ином ускользнёт от судьбы.
И нет подходящего плана,
Чтоб выручить жертву обмана…

2.Асимптота
Мой сосуд незабвенный, мою чашу прозрений
Наполняют тревогой эти древние тени.
Мой рассудок хромой отзывается болью
На начавшийся спад напряжённости поля
Единенья народа
Под параболой свода.

Гаснут яркие блики на колоннах Ротонды.
Всё мрачнее итоги неудавшейся фронды.
Мой двойник обречён на заклание Гором.
Асимптота Судьбы дирижирует хором.
И паломники в Храме
Не узнают о драме.

Но отринув покорность, отдалённый и жалкий,
Я со злостью вступаю сам с собой в перепалку:
«Если Бог тебе дал поэтический гений,
Для чего ты всю жизнь избегал искушений,
До могильного праха
Раболепствуя страхам?»

И внутри поднимается громоносная туча.
И в несмелой душе зреет кто-то могучий,
Кто на миг завладеет пером стихоплёта
И, как шпагой, пробьёт древний щит асимптоты
У колонн из порфира
В средоточии мира.

3.Нисхождение
Он плыл по великой, бесстрастной реке —
Хафра, заключённый обманом в быке,
Наивный наследник эпохи.
Коварно лишённый и жестов, и слов,
Он мог издавать только яростный рёв
Да мощные хриплые вздохи.

Зачем он, чужой в этой древней стране,
Вдруг ищет сраженья в гражданской войне
Извечных начал-антиподов?
Зачем он отверг справедливый укор,
Хоть знал, что не властны ни Сет и ни Гор
Над жизненным циклом народов!

Усеяны всюду людьми берега.
Угрюмые толпы в нём видят врага,
Причину всех смут и раздоров.
И жаждою мести полны их сердца.
И чашу придётся испить до конца
Сегодня, в день Судного сбора.

Вот трап на причал опускают гребцы.
Вот тёмное зелье подносят жрецы —
И кровь, как могучее пламя,
Клокочет внутри, выжигая весь страх.
И солнце сверкает на острых рогах.
И чайки кричат над волнами…


4.Гроза
«О, я боюсь искушения — вспомнить!..» И всё же
Бурный поток, наконец, прорывает преграду.
Ветер, беснуясь, свистит над вершинами сада,
И безотчётный восторг
Мощью вселенской мой девственный разум тревожит,
Праведен, смел и жесток.

Что ж! Я бросаюсь в его искромётные волны.
Время, на время, вдруг стало податливей глины.
Рвутся навстречу эпох непомерные длины.
Вот он, божественный свод
Вечного Храма, где пленник мечты добровольно
В сети коварства идёт!

«О, я боюсь искушения — вспомнить!..» Но Гиза,
Новым колоссом венчая эпоху Хефрена,
Словно мираж, предо мной вырастает мгновенно,
И поединок вот-вот,
Если судьба не воспримет мой яростный вызов,
К точке финала придёт.

И преступая «табу» моего нежеланья,
Силу грозы небывалой собрав воедино,
Я направляю удар сквозь безмерные длины
На занесённый кинжал.
И дотянувшись, сминаю, теряя сознанье
Маски жестокий оскал*.

Эпилог
В грозовой тишине дни проходят за днями.
Ночь приносит с собой снов тревожное пламя
О небесном огне, о сияющем храме…
И в туман забытья
Уплывает с погашенными фонарями
Золотая ладья.




Пьют багровый закат окна каменных башен.
Ритуальный покров знаком Сета украшен.
И горячий нектар из торжественной чаши
Полон тайных оков.
И уже не как прежде мгновенен и страшен
Взмах коварных рогов…

И алтарный кинжал всемогущего Гора
Миг— и выпустит кровь из хрипящего горла,
Погасив, наконец, пламя древнего спора.
Но неведомый Бог,
На зачине прервав славословие хора,
Отклоняет клинок.

Всё слабей и прозрачней остатки видений.
Исчезают из памяти бледные тени.
День уверенным шагом идёт по ступеням,
Беспощаден и крут.
Из надтреснутой чаши моих откровений
Что-то, наскоро, пьют…

Июль 24.