Досужие забавы I

Рис. Гл. Сильвестровой, 1999

Приехал к нам реб из Бердичева,
Болталися пейсы опричь его.
    Собрался народ,
    Орёт во весь рот:
Держи его! Стричь его! Стричь его!

По улицам Львова
Ходила корова.
    Всегда, где народ,
    Там ведь кто-то идёт.
Скажите, ну что здесь такова?

Жил-был на окраине Льежа
Один препаскудный невежа.
    Обедать в кафе
    Ходил в галифе,
И всё ему было несвеже.

Один доходяга из Дьепа
Одет был донельзя нелепо.
    В курортный сезон
    Ходил без кальсон.
И что же, простыл? – Вовсе ne pas.

В столичном трамвае
Бомж банку вскрывае.
    Понюхал и фукнул,
    И крякнул, и пукнул:
Ну надо же, ёпнть, воняе!

Философ один из Малаховки
Дерябнул однажды пейсаховки.
    Идёт и орёт:
    Где же русский народ?
Не вижу его из Малаховки!

Близ аэропорта Быково
Паслась на лужайке корова.
     Ей было легко на душе.
     Лепёшки – что твой Yves Rocher,
И в стойле тепло и быково.

Один либерал из Нью-Йорка,
Конечно же, левого толка,
    Сказал: коли Буш
    Ухватился за гуж,
Не будет от этого толка.

На что патриот из Атланты,
Расправив свои аксельбанты,
    Ответил: Саддам –
    Это ж был стыд и срам.
Ведь как-никак мы здесь гаранты.

Подросток, покинувши Газу,
Подумал: теперь уже сразу!
    Всех сорок Аллах
    Мне даст трах! трах! трах!..
А здесь не давали ни разу.

Гуляла с хозяйкою Жучка.
Ну, думает Рекс, что за штучка?
    Забыл, знать, кобель,
    Что уже не кобель;
Она позабыла, что сучка.

Мой дядя самых честных правил
Опять нас с праздником поздравил
     И, как всегда, принёс зефир.
     Кузен отправился в ОВИР.
А там и я сей край оставил.

Сижу, стало быть, в Begijnhof 'e,
Пью пиво, вино, чай и кофе.
    Как выпью, тотчас
    За работу, а час –
Потехе. На то я и профи.

Один переводчик из Лоорена
Работал не очень проворено.
    Сидел, как в норе,
    Питался пюре,
И всё ему было эйфорено.

Швейцарская милая киска
Подкралась бесшумно и близко.
    Я ей: «Что глядишь?
    Хватай, если мышь!»
И я не услышал и писка.

На пару со мною в квартире
Философ по имени Бири
    Не ест и не пьёт,
    Паутину плетёт
Из слов, что давно позабыри.

И в лестничном тёмном пролёте!
И с капельницей в вертолёте! –
    Как ни был я смел,
    Ни в жисть бы не смел
Мечтать о подобном улёте.

Теперь обретаюсь в больнице,
Где кормят меня чечевицей
    И держат, пока
    Убедят дурака,
Что veni и vidi, и vici.

В Birkendorf 'е мужик малахольный
Переводы кропал, сердобольный, –
    Лёг в больницу с инфарктом,
    Где лечился с азартом,
И вернулся красивый и стройный.

Один неприкаянный Имярек
Бродил с наступлением сумерек,
    А после faux pas,
    Подлечившись, кропа-
ет со скуки за лимериком лимерек.

Начав, для примера, цитатой,
Срифмуй её, скажем, с «крылатой»,
    Строка за строкой
    Две рифмы пристрой
И первой заканчивай в пятой.

М'сьё Farfelu, житель Монако,
Любил ублажать себя всяко.
    Всегда в Казино
    Сквозь всё то же окно
Туда забирался. Однако!

В апартменте в Ницце у крысы
Ущупали брецель вибриссы.
    В углу схоронясь,
    Она восвоясь
Сбежала по биссектрисе.

Знаток некий Эдварда Лира
В Луне увидал кусок сыра.
    Глотая слюну,
    Он глядел на Луну,
Покамест его не стошнило.

Зевак на чердак над Невою
Водили общаться с совою.
    На все их слова
    Отвечая: «Ca va»,
Вертела сова головою.

Василий им Тредиаковский,
А нам так уже Маяковский.
    Что первому обло,
    Последнему – вобла.
Вот ведь Маяковский каковский!

Смурной старикашка из Lidl'а
Упёр как-то банку повидла.
    Лизал и лизал,
    Но дна не достал:
Так, видно, повидло обрыдло.

Почтенный старик из Ханоя,
Пойдя любоваться луною,
    Увидел глазунью.
    И он к новолунью
В сердцах повернулся спиною.

Один старожил из Майами,
Привыкший питаться пупками,
    Их ел, ел и ел,
    Пока не вспотел,
И не от жары, что в Майами.

Когда недотёпа из Берна,
На мёд покусившись, наверно,
    Пчелой был укушен, сошлись
    Во мненьях и обзавелись
Медведями жители Берна.

Блажное дитя, голой попой блестя, уселось на кактус.
Не терпится: kakt es.
    Ребёнка побили,
    А кактус побрили.
Обоих, для профилактес.

Не выговорит «Хиггинботам»
Ни попадя кто и ни кто там, –
    Лишь те, кто в уме
    Не ни бе, ни ме,
А также по фене кто ботам.

Медведь, чуя зимнюю спячку,
Нагуливает заначку.
    И нам что ни день,
    Как видно, не лень
Пороть из-за жрачки горячку.

С картошечкой разогрета
Скворчащая в жире котлета
     С бокалом вина…
     И вот тебе на! –
Гастрит, диарея, диета.

Один сумасброд понарошку
Не по средам ел картошку.
    Зато ему в среду
    Давали к обеду
Теперь уж всего понемножку.

Однажды на лекции в Дели
Студенты пандита уели:
    Которая чакра
    Спасла Одоакра,
Осмыслить он мог еле-еле.

Порою мигрант из Лахора
На спевках церковного хора
    Невольно рыдал, –
    Ибо не отличал,
Бедняга, мажор от минора.

Взирая на улицы Рима,
Я медленно шёл себе мимо,
    Кажись, Колизея,
    На Форум глазея,
Не зря Колизея, вестимо.

А будучи в Ватикане,
На стены посматривал, а не
    На время, так что еле-еле
    Увидел в Сикстинской капелле
Всё то, что и так знал заране.

Ни псориаз, ни экзему
Не вылечить мазью, – проблему
    Решить надлежало.
    Решили? Нимало.
Ну что же, тогда сменим тему.

Один самурай из Нагои,
Узнав, что евреи – изгои,
    Немедля гиюр
    Прошёл без купюр…
И гоем остался в Нагое.

Когда, взирая на тирана,
Не замечаешь в нём изъяна,
    Возьми и в зеркало взгляни, –
    Вини его иль не вини,
В нём отразится обезьяна.

Близ ранчо жил старый енот
По имени Турандот.
     И сколько бы мы ни гадали
     Об имени, мы б не узнали,
-куда же взялось оно. От-

Возможно, однако, в зачине
Обязано было кончине
     Мудрёное имя енота
     (Услышанной от кого-то)
Signore Giacomo Puccini.

В Ельце жила старая дева,
Гулявшая справа налево.
     Подумавши здраво,
     Что слева – что справа;
Равно как, что справа – что слева.

Успел он приехать в Житомир
И даже в отеле снять номер.
     Ещё он хотел,
     Но уже не успел,
Чего-то ещё, – взял и помер.

Надевши на ногу башмак,
Почувствовал: что-то не так.
     Подумал: серьёзно.
     Исправить не поздно?
Но если исправить, то как?!

Ландшафтный художник в Ферраре,
Гоняя на красном феррари,
     Побил все рекорды,
     Везде натюрморты
Оставив, где был он в ударе.

И чиновник солидного класса,
И с ушами и ртом биомасса,
     Он торчит напоказ,
     Оставаясь при нас,
Вместе с Гоголем и Пикассо.

В безоглядной, пустынной Монголии
Не увидишь ни пальм, ни магнолии.
     Фиги там не растут,
     И спесивец-верблюд,
Знай, колючки жуёт в меланхолии.

Ну как не насладиться Сан-Мариной,
Под синью неба, с башней над равниной,
     Где итальянскому на зависть vis-a-vis
     Допущен и запущен Sputnik V –
Всяк прививайся не хочу вакциной!

Белки, жиры и углеводы –
Опасные дары природы.
     И надо ж этого не знать,
     Всё так же продолжая жрать
Всю эту дрянь все эти годы!

К нам во двор вот уж третий год
Как на привязи ходит кот,
     Серый в дым, зелены глазища,
     Раскудлатые голенища…
И хозяйка ничего себе, обормот!

Сантехник Вася был с утра не в духе,
Свербило в животе, скрипело в ухе.
     А тут ещё соседку тётю Клаву
     На повороте занесло в канаву,
Что он забыл засыпать с бормотухи.

В жару один смышлёный homo
Набрёл на берег водоёма,
     Ну и, как видно, во весь дух
     С разбегу прямо в воду бух…
А дома что же? – Не все дома.

Болтали, что на праздник Ване
Не додали блинов в сметане.
     Однако же и тут пострел
     К раздаче наперёд поспел.
Выходит, додали же, а не.

Однажды во-о-он в том доме кошка
Сидела, видя из окошка
     Меня. Меня её прищур –
     Реакция на контражур –
Заинтересовал немножко.

Там у нас эта милая дама
За рулём была жутко упряма.
     «А не лучше левей? –
     Или, скажем, – Правей?» –
Спросишь случаем, рявкает: «Прямо!»

В деревне Вобля жил Микитка,
Любитель местного напитка
     Из клюквы, ржи и пчельих жал.
     Он пил что было сил и ржал,
Видать, от радости избытка.

Очень толстый, очень вкусный колобок,
Чуть испёкся, вмиг пустился наутёк,
     За бугор (сказать иначе – заграницу),
     Да набрёл на хитрожопую лисицу.
А урок между строк: на роток накинь платок.