Выбранные места из переписки с поэтессой

Совершил я непростительную глупость, друзья. Решил посчитать всех графоманов на свете. Взял прабабкины бухгалтерские счёты, тряхнул костяшками и начал считать.

В итоге после всех подсчётов тысяч и тысяч графоманов вышла у меня в сухом остатке смехотворная цифра : 0,001 Достоевского. Подсчёты я опубликовал на разных литературных порталах, назвав свой труд так : "Графоманы всех стан, соединяйтесь !", и тем самым вызвал в рядах графоманов страшное смятение. Стал от них получать гневные письма.

Особенно гневное письмо я получил от одной поэтессы средней упитанности. Она написала мне, что мои подсчёты - это блеф и я просто скрытно графоманам завидую. Не желая проявить неучтивость, я этой поэтессе ответил.

Кое-какие письма из нашей, возникшей таким образом короткой переписки, я, друзья, решил представить вашему вниманию, чтобы немного развлечь вас накануне послеобеденного сна и чтобы он был у вас крепче.

Итак, поэтесса своим остро отточенным гусиным пером написала мне, что я плут и мошенник, сославшись при этом на психоанализ и даже на самого, как она выразилась, "великого доктора Зигисмунда Шломо Фройда", и что я сам являюсь графоманом. Сняв монашеский клобук и поклонившись ей до земли, я ответил :

Благодарю Вас, лапочка, за отзыв ! Счастлив слышать Ваш бодрый голос !

От всего сердца благодарю Вас, мой друг, за Ваше письмо, судя по неровности почерка, написанное при горящей лучине в середине бессонной ночи.

Слова о Зигисмунде Шломо Фройде меня в нём особенно порадовали. Да и вообще всё Ваше письмо, как письмо Татьяны Онегину, исполнено сердечного трепета, искренности и неподдельной любви, говорящей о щедрости Вашей натуры и несомненном поэтическом таланте. Грамматических ошибок в нём почти нет, литературоведческие заключения великолепны, считаете на бухгалтерских счётах Вы гораздо лучше меня ! Браво !

Я не поэт, но охотно отвечу на самый главный Ваш вопрос, цитирую его дословно : "А вы-то что сделали для того, чтобы посчитанные вами графоманы развивались и поэзия, литература стали лучше и нам не было стыдно за них перед потомками?!"

В качестве ремарки :
обращалась поэтесса ко мне со всею присущей ей вежливостью, однако "вы" при этом писала почему-то с маленькой буквы, полагая, по-видимому, что меня несколько, в то время, как я пребывал в своей келье совершенно один. Далее текст моего письма :

"Чтобы посчитанные" мною "графоманы развивались" я не сделал ровным счётом ничего по той простой причине, что развивать графомана, это всё равно, что тянуть быка за хвост.

Желаю Вам, мой сердечный друг, всего самого доброго, а именно : счастья, здоровья, многих лет жизни, и ещё всего-всего, что Вы сами себе пожелаете !

Засим остаюсь Ваш всепокорнейший слуга и неизменный поклонник Вашего поэтического таланта, Ваш раб, смиренно лежащий, как верный пёс, у Ваших ног.

дата. подпись затейливым курсивом с завитушками.

Поэтесса, заточив своё гусиное перо острее и съев для верности пару пончиков, разразилась в мой адрес ещё более гневным памфлетом, публиковать который боюсь, чтобы вам, друзья, не приснились в послеобеденном сне кошмары. Ответил я ей так :

Приветствую Вас, мой добрый, искренний и лучший с этой поры друг, чьё имя всегда напоминает мне о гении русской поэзии (фамилия поэтессы Есенинова), несправедливо, правда, отозвавшемся в одном из своих стихотворений о женщинах, сказав буквально следующее :" Что ж ищу в очах я этих женщин — легкодумных, лживых и пустых?" Он был неправ ! Женщины многодумны, честны и полны ! Даже бывают очень полны, чересчур ! ( это не о Вас, мой друг, не примите на свой счёт ! )

Мне было отрадно видеть, что мои скромные слова о некоторых Ваших неладах с грамматикой были Вами услышаны и Вы внесли необходимые исправления в текст. Я умышленно не стал говорить о небольших стилистических, как бы помягче выразиться ?, несуразностях Вами допущенных по причине, что лучина среди ночи, когда Вы мне писали ( не отпирайтесь, я читал ! ), часто гасла и Вам приходилось писать своё историческое письмо в кромешной тьме. Не стал этого делать, чтобы не травмировать Вашего чуткого сердца, спокойствие которого для меня - превыше всего, даже превыше любви к Отчизне, которую я и без того люблю странною любовью и не победит её рассудок мой.

Пишите мне ! Пишите мне и глубокой ночью, и поутру, и среди дня, и ввечеру, и при ясной погоде, и при полной луне, и при великолепной работе кишечника, и при запоре, и всегда, всегда, когда почувствуете неутолимый зуд в правой руке !

Рад буду любой весточке от Вас, так как искренне и неподдельно Вас уважаю и ценю Ваше легкое, как у Хлестакова, перо.

дата. подпись уже без завитушек.

Поэтесса на это моё письмо ответила очень сухо. Я чтобы не дать ей пасть духом написал так :

Мой дорогой, самый отныне преданный друг !

Произношу Ваше имя с благоговением и сами догадываетесь почему. Есенинова и Есенин стоят так рядом, так близко в поэзии, что неопытный читатель легко может перепутать и вместо "Письма матери" прочтёт Ваше письмо мне и обалдеет от восторга, чего не произойдёт с ним, если он прочтёт есенинский опус.

Итак, напоследок Вам скажу уже вдогонку, видя Вас почему-то стремительно убегающей от меня в направлении доктора Зигисмунда Шломо Фройда, скажу, хорошо пообедав и насладившись плаванием в бассейне, в качестве постскриптума следующее, а именно :

Скажу, а точнее, сообщу Вам важную и секретную информацию о запорах, к которым склонны в настоящее неспокойное время многие поэты и поэтессы ( и которыми никогда, как Вы уже смогли убедиться, не страдаю я ).

Если у Вас случится запор ( не поэтический - с этим-то у Вас всё в порядке ), а иного плана, то лучшее средство от такой напасти - это пять-шесть глотков нерафинированного подсолнечного масла, немытые фрукты ( совет от Фаины Раневской ) и чтение моих прозаических миниатюр в большом количестве. Всё как рукой снимет, поверьте !

Прощайте и притворной нежности не требуйте от меня, я сердца своего не скрою хлад печальный ( тут я немного слукавил, поэтессу полюбил я всею душой ) !

Целую стропы Вашего парашюта, на котором Вы после того, как побываете в поэтическом космосе и у меня в гостях, благополучно, хочу в это верить, опускаетесь на грешную землю !

дата. подпись печатными буквами.

Поэтесса, отбросив гусиное перо, написала мне уже метлой, окунув её в кипящий чайник, очень ядовитые строки, настолько ядовитые, что я вынужден был принять антидот, при этом не замедлив со своим ответом :

Душа любви желает !
Куда, куда Вы удалились, мой последний, единственный друг ?

Помните, двери моей скромной кельи всегда распахнуты для Вас. Заходите, не стесняйтесь, обуви можете не снимать ! Заходите прямо в валенках, Вам не следует в данном случае менять свои привычки - коней на переправе не меняют.

Да, время в песочных часах всё сыпалось и сыпалось. Я сидел у камина с янтарным бокалом в левой руке и ждал Вас. А Вас нет и нет. Сидел, ковыряя перстом в носу от скуки. Я всегда так делаю, когда нет объекта, где улов может быть поинтересней. Я сидел и мечтал : "Вот войдёт Она, как мимолётное виденье, и моему персту будет, чем заняться. Мы побеседуем душа в душу. После того, как Она воспользуется моими советами относительно запора, Её речь будет течь красиво и легко..."

Вас же нет и нет, а сердце вновь горит и любит оттого, что не любить оно не может !

В таком случае, если я так и не дождусь от Вас визита, не дождусь ответа, как соловей лета, посылаю Вам мысленно свою первую мантру :
Да не опустится Ваш поэтический рейтинг (который у поэтессы искусно ею же накачан, как губы гелем ) ниже Марианской впадины, а поднимется хоть чуть-чуть выше оной.

По этому поводу моя вторая мантра :
Да прибавят Вам олимпийские боги сил, а все девять муз наполнят Вас подлинным вдохновением !
Да покинут Вас мрачные мысли о поэтическом суициде после того, как Вы ясными, лишёнными иллюзий глазами, взглянете на свои творения !
Да не будет Вам за них стыдно даже перед соседями по лестничной клетке, а не то чтобы перед потомками, которым до нас, увы, дела нет ( впрочем, этого не бойтесь, так как стыд глаза не выест) !

Радуйтесь и веселитесь ! Не забывайте своего скромного почитателя и коленопреклонённого раба. Пишите ! Жду, хотя и теряю надежду. Надежда умрёт последней.

дата. вместо подписи крестик.

Поэтесса, прочтя моё письмо, прямо с бала Сатаны прилетела на метле, села на ветке осины, растущей у меня под окном, и показала мне свой жуткий, измазанный абрикосовым повидлом язык. Я встретил её с нескрываемой радостью :

Ба, друг мой сердешный ! Очам не верю ! Душа моя, где Вы были ?

Наконец-то скуку можно развеять и провести остаток дня в приятной беседе. Есть у меня груша. Нет, не та, что Вы, госпожа, подумали, а боксёрская. Я её порой с любовью слегка мну, развиваю, так сказать, литературные бицепсы. Но разве ж эта груша составит Вам, моя прелесть, конкуренцию. Теперь есть где размяться ! Продолжим наш эпистолярный роман ! Так руки и чешутся !

Заходите ! Калоши с валенок не снимайте, как условились. Садитесь сюда, у камина. Ноги можете по старой своей привычке класть прямо на стол.

Рад, серенада души моей, что Вняли Вы моему призыву и соединились таки наши графоманские сердца в столь поздний час. Я уже было прикорнул и глаза смежил, стал сон меня одолевать цветной, графоманский. Вдруг гляжу : то ли сама несравненная Солоха, то ли какая-то огромная снежная баба в окне маячит. Груди в три обхвата, бёдра вообще обхватить невозможно. Думал померещилось. Нет, не померещилось ! Это ж пластилин души моей, Она сама явилась - царица поэтических платформ ! Аж от сердца отлегло.

Я вот намедни пришёл с поэтического конкурса. Ни шиша там мне, как всегда, не присудили. Сказали, что графоманам призы не положены. Сказали, что если напишу что-нибудь не графоманское, то только тогда приз получу. Заплакал я, как обычно, и пошёл восвояси. Что обо мне - горько разрыдался - потомки-то скажут ? И тут меня вдруг осенило, как поленом ударило : так есть же Она - Сафо нашего времени ! У неё ж этими не графоманскими рассказами, миниатюрками, драмами и прочими поэтическими сокровищами целый амбар набит доверху. "К ней обратись, Аким простота ! - так себе сказал - Она не откажет, она щедрая !"

И вот набираюсь храбрости, умоляю и просто слёзно прошу Вас, сосуд неоскверненный : Позвольте мне, грешнику окаянному, в графоманстве погрязшему, самый что ни на есть малюсенький Ваш перл словесный представить на поэтическом конкурсе под своим именем, дабы поразить комиссию сим творением и заслуженно воспринять лавровый венок на чресла. Очень хочется хоть разок почувствовать себя небожителем, по рейтингам всяких литературных порталов, аки кузнечик, ловко скачущим, не взирая на внушительные габариты.

Милости прошу, а не жертвы !

дата. вместо подписи капли невысохших слёз.

Ничего мне не ответила поэтесса. Включила на метле зажигание и на третьей скорости скрылась из глаз. Ждал я её, ждал. Всё напрасно. И закричал тогда я от отчаяния в окно :

Уж полночь близится, а Её всё нет ! Видно, не дождусь моей любезной. Ладно, придётся роман в письмах, едва начавшийся, завершить.

Итак, вот оно, моё последнее письмо к Ней :

Душа моя, Вы меня немного огорчили.

Я Вам от всего сердца признался в любви. Я распахнул перед Вами всю душу. Я приглашал Вас в гости, позволяя то, что не позволил бы никакой другой музе : не снимать с валенок калоши и класть ноги прямо на стол, садясь за него, чтобы не ущемлять Ваших привычек.

А что получил взамен ? Что я получил взамен ?

Увы, решение, горькое и трудное для меня решение, принято окончательно и бесповоротно : я покидаю Вас.

Я полюбил другую. Она прекрасна, как Вы, только носит не валенки, а кирзовые сапоги.

Оставляю Вам в безвозмездное пользование свой уютный замок с бассейном, гараж и карету с кучером, мою любимую пижаму, тапки (почти новые ), табакерку, баллончик с дихлофосом. Себе же беру, с Вашего любезного согласия, только щебет птиц поутру и шум берёз.

Да ! Не забудьте передать пионерский привет доктору Зигисмунду Шломо Фройду от его давнего приятеля, тоже доктора, но по другой части, от Бени Крика.

Провожать меня, заламывать руки и рыдать в отчаянии не надо. Я не люблю избыток влаги ни в прелестных очах, ни в литературных матрёшках.

Прощайте ! Улетаю вместе с Волькой и стариком Хоттабычем в Лапландию ! Снип снап снурэ пурэ базилюрэ ! Взлетаю ! Не поминайте лих-о-о-ом ! Адью-ю-ю-ю!


Дата. Подпись клубничным вареньем.

PS

Вот такой короткий эпистолярный роман у меня с поэтессой вышел, друзья. Жаль, что оборвался он, едва начавшись. Приятных вам послеобеденных снов !