L epi

После того, как сменили династию Рюриков на династию Романовых очень резко изменился православный именослов Святыых, согласно коему давались имена новорожденным детям при крещении.

Какие были имена в ходу при славянах?  Святославы, Изяславы, Мстиславы, Брониславы, Ярославы...

Следующий именной ряд - ранних христиан, отменивших языческие имена: Даниил, Василий, Иван, Андрей, Фёдор, Юрий.

А с Романовых?

Пошли-поехали: Николай I, Николай II, Александр раз-два-три, Михаил - правда еще был вначале, но как-то не прижился. Да и с Петром та же канитель.

Почему я вспомнила?

Из-за бабушки. Которую постепенно перевели на боле "удобоваримое для новых русских имя" - Валентина.

Пишут, что имя латинское - вот само оно для русской православной церкви. Подходяще.

Valentine de Villefort, fille de Gеrard de Villefort, elle est l'une des seules а comprendre son grand-pеre, Noirtier de Villefort qui ne parle plus du tout.

Роман "Граф Монте-Кристо".

Валентина де Вильфор - внучка Нуартье де Вильфора. Сильных темников мира того.

Думаю, Александр Дюма исходил из французского языка: valeur - драгоценность, она же доблесть и мужество.

Девиз примерно: "Mais certaines choses valent la peine de se battre pour elles." Но некоторые вещи стоят того, чтобы за них бороться.

Как помним из романа, Валентина де Вильфор, спасенная своим дедушкой (вторым стражем Черного Уровня), выйдет замуж за Franz d'Еpinay - Франца д'Епине.

Епине на старофранцузском - колючка, заросли колючего кустарника.

Мне на ум приходит Лев Толстой с его школьной повестью "Хаджи Мурат" (второе название "Колючка"):

"Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но это было очень трудно: мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым я завернул руку, — он был так страшно крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я, наконец, оторвал цветок, стебель уже был весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, он по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета.

Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который был хорош в своем месте, и бросил его, «Какая, однако, энергия и сила жизни, — подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. — Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь»."