T. S. Eliot. Four Quartets. Четыре Квартета. II

Перевод с английского

Рис. Гл. Сильвестровой, 2000

II EAST COKER – ИСТ КОУКЕР1

I

В моём начале мой конец2. Чредою
Дома растут и рушатся, ветшают, ширятся,
Их переносят, ломают и восстанавливают, или на месте их –
Чистое поле, фабрика или проулок.
Старые камни – новому дому, старые балки – огню,
Старый огонь – пеплу, а пепел – земле,
Которая сама уже плоть, шерсть, экскременты
И кости людей и животных, стебли и листья.
Дома живут, умирают: есть время строительства3
И время жизни и родословия
И время ветру срывать оконные ставни
И трепать изодранные обои, где прошмыгивают полевые мыши,
И трепать изорванные гобелены, вытканные безмолвными изречениями.

     В моём начале мой конец. Вот свет падает
В чистое поле, оставив глухую аллею,
Скрытую тенью ветвей, в полуденном мраке,
Где отступаешь к обочине, когда проезжает фургон;
А глухая аллея настойчиво манит всё дальше,
Устремляясь к деревне, наэлектризованным зноем
Загипнотизированной.  В тёплом мареве
Свет, не отбрасываясь, впитывается в серый камень.
Георгины спят в этой пустой тишине.
Первых сов подождите.
                Там, в чистом поле4,
Если вы не подступите близко, если вы не подступите близко,
В летнюю полночь вы услышите звуки
Тихой дудки и маленького барабана,
И увидите танец, вкруг костра, –
Соединеніе мужчины и женщины5
Въ пляск;, предв;стіи супружества –
Достойное, доброе таинство.
По двое, нерасторжимыя узы, –
Взявши другъ друга за руку иль объ руку,
Сіе бо есть ладъ и согласіе. Подле огня,
Прыгая через пламя или сходясь в хороводе,
То по-крестьянски осанисто, то хохоча,
В башмаках неуклюжих тяжёлые ноги вздымают,
Земные, из глины, вверх, в деревенском веселье
Тех, кто давно под землёй
Питает колосья. Следуя времени,
Следуя ритму – и в танце,
И в своей жизни по времени года,
Времени времён года и звёзд,
Времени доенья и времени жатвы,
Времени совокупления людей
И животных. Ноги вверх, вниз.
Пища, питьё. Удобренье и смерть.

     Заря занимается, ещё один день
Встретит тишь и тепло. Ветер с моря
Гонит рябь и скользит по воде. Я – здесь
Или там, или ещё где-то. В моём начале.

II

Где на исходе ноября
Весенний взрыв календаря
Животворящий летний зной
Подснежник хрупкий под ногой
И мальвы росшие в зенит?
Красой поникшие во мгле
И снег на розах, на земле.
В громе в сполохах зарниц
Звёздных войн сверканье спиц
Триумфальных колесниц.
С Солнцем бьётся Скорпион
И Луну ужалит он.
Плач комет, дождь Леонид
Ввергнутся в водоворот
Рушащего мир огня,
И когда он отбурлит
Всюду воцарится лёд.

     Вот один из способов сказать это – не слишком удовлетворительно:
Перифрастический опыт в подержанном поэтическом стиле,
Оставляющий нас в невыносимой борьбе
Со словами и смыслом. Поэзия нисколько не значит.
Оказавшись не тем (чтобы снова начать), что ожидалось.
Что нам их ценности, их, столь долго отыскивавших,
Надеявшихся на успокоение, осеннюю безмятежность
И мудрость зрелости? Нас обманули они
Или сами себя обманули, тихоголосые старцы,
Попросту завещавшие нам рецепты обмана?
Безмятежность – лишь осмотрительное тупоумие,
Мудрость – знание мёртвых тайн,
Бесполезных во мраке, в который вперяют –
И отвращают глаза. Есть, по-видимому,
В лучшем случае, ценность лишь ограниченная
В знании, извлечённом из опыта.
Знание навязывает порядок, и искажает,
Ведь порядок меняется с каждым мгновением,
А мгновение – новая, ниспровергающая
Переоценка всего, чем мы были. Мы не обмануты лишь
Тем, что, обманывая, уже не способно вредить.
На половине, не только на половине пути,
Но и на всём пути, через сумрачный лес6,
Над разверстою бездной, не чуя опоры,
Средь чудовищ, блуждающих огоньков,
Чар колдовских. Я не желаю и слышать
О мудрости старцев, скорей – безрассудстве,
О боязни их: страха, безумия; страхе их – обладать.
Их боязни принадлежать кому-либо: ближнему, Богу.
Есть одна мудрость, на которую можно надеяться,
Это мудрость смирения: смирение беспредельно.

     Дома – все уже на дне моря.

     Танцоры – все под курганом.

III

О мрак мрак мрак7. Они все уходят во мрак,
В межзвёздную пустоту, пустоту среди пустоты,
Прославленные литераторы, капитаны, держатели акций,
Покровители изящных искусств, правители, клерки.
Государственные мужи, главы всяческих комитетов,
Банкиры и коммивояжёры, все уходят во мрак,
И во мраке Солнце, Луна, выпуски Готского альманаха
И Биржевая газета, Директорский ежегодник,
Окоченевшие чувства и утраченный смысл поступков.
И мы все идём вместе с ними, в погребальном молчанье
Ничьих похорон, ибо нам некого хоронить.
Я сказал душе: будь в покое, и пусть мрак снизойдёт на тебя,
Тот, что будет тьмой Господа. Как в театре
Гасят свет, чтоб сменить декорации
С гулким шумом кулис и движением мрака во мрак,
И мы знаем: холмы и деревья, пейзаж в отдаленье
И внушительный, пышный фасад исчезают со сцены –
Или в метро, когда поезд в туннеле вдруг останавливается между станциями
И разговоры, возникнув, медленно увядают в молчанье,
И за каждым лицом углубляется пустота,
Оставляющая лишь возрастающий ужас безмыслия;
Иль под наркозом, когда мозг сознаёт лишь ничто, –
Я сказал душе: будь в покое и жди, не надеясь,
Ведь надежды могут быть ложными; жди без любви,
Ведь любовь может обманывать; есть ещё вера,
Но и вера, и любовь, и надежда – все в ожидании.
Жди без мысли, ибо ты не созрела для мысли:
И вот мрак станет светом, неподвижность – танцем.
Шёпот бегущих струй, зимняя молния,
Неприметный лесной тимьян, ягода лесной земляники,
Смех в саду, отголоски экстаза,
Не утраченного, требующего, обращённого к мукам
Смерти или рожденья.

                Вы скажете, я повторяю
То, что высказал раньше. Я скажу это снова.
Сказать ли? Чтобы прийти туда8,
Туда, где вы есть, оттуда, где нет вас,
     Нужно идти по пути, где не будет экстаза.
Чтобы прийти к тому, чего вы не знаете,
     Нужно идти по пути, который есть путь неведения.
Чтоб обрести то, чего вы не имеете,
     Нужно идти по пути отказа от обладания.
Чтобы прийти к тому, что не есть вы,
     Нужно идти по пути, на котором нет вас.
И то, чего вы не знаете, – единственное, что вы знаете;
И чем вы владеете – то, чем вы не владеете;
И то, где вы есть – там, где нет вас.

IV

Взяв нож, израненный хирург9
Плоть омрачённую пытает;
Участие кровоточащих рук,
Пронзая сталью, исцеляет
И лихорадочной кривой загадку раскрывает.

     Здоровье наше – лишь недуг.
Коль к гибнущей сиделке льнём,
Чтоб та нам растравляла дух,
Коря Адамовым грехом, –
И – во спасение – пока нам хуже с каждым днём.

     Земля – больницею для нас,
Дар обанкротившегося миллионера,
Где, коль заслужим, в смертный час,
Отеческой заботы мера
Сполна отмерится для нас, как то свидетельствует вера.

     Вверх, до колен, доходит лёд,
Мозг – жжёт горячечным порывом,
Тепло лишь стужа принесёт,
Дрожь в очистительном огне неугасимом,
Где будут розы пламенем, а тернии – дымом.

     Нем плоть кровавая – еда.
Питьё нам – каплющая кровь,
И всё же мним, что, как всегда,
Крепки у нас и плоть, и кровь, –
И эту Пятницу10 благой зовём мы вновь и вновь.

V

Вот, здесь я, на половине пути, уже двадцать лет –
Двадцать лет, пролетевших впустую, лет l’entre deux guerres –
Тщась освоить употребление слов; и в каждой попытке –
Возобновленье начала и ещё один вид неудачи,
Ибо единственный опыт: одерживать верх
Над словами, которыми нечего высказать, либо
Нам уже ни к чему это делать. И в каждой попытке –
Начинать всё сначала: рейд в нечленораздельное
С жалким вооружением, всё более изнашивающимся
Средь неточности и сумятицы чувств,
Разболтанных эскадронов эмоций. То же, что следует взять
Силой, смирением, – уже было открыто
Однажды и дважды, неоднократно, людьми,
С которыми безнадёжно равняться – но здесь и нет состязанья –
Здесь борьба, чтоб открыть то, что было утрачено,
Найдено и утрачено, снова и снова: сейчас, в обстоятельствах,
Не кажущихся благоприятными. Но по-видимому, ни выиграть, ни проиграть,
Для нас – только пытаться. Прочее – не наша забота.

     Дом – это место исхода. С годами
Мир всё дальше от нас, всё сложнее порядок
Жизни и смерти. Не мгновенье прорыва,
Обособленное, где ни до, ни после,
Но время жизни, сгорающей в каждом мгновении,
И не только отдельного человека,
Но и старых камней, не расшифровываемых вовеки11.
Есть время – вечера при сиянии звёзд
И время вечера за столом, при лампе
(Вечера с фотоальбомом).
Любовь ближе всего к своей сути,
Когда здесь и теперь ничего не значат.
Старикам быть бы исследователями,
Здесь или там – не имеет значения.
Мы должны быть недвижны – и двигаться
К иной напряжённости,
К сопричастию, к углубляющему причастию,
Сквозь холод и мрак пустой отрешённости,
Плач волн, плач ветра, безбрежные воды
Дельфина и альбатроса. В моём конце моё начало.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Деревушка близ Йовила, в Сомерсетшире, неподалёку от побережья Ла-Манша. Отсюда предок Т.С. Элиота, Эндрью Элиот, эмигрировал в 1667 г. в Америку.

2 Ср. с девизом шотландской королевы Марии Стюарт: «En ma fin est mon commencement».

3 Еккл 3:1-7: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать...»

4 23 сл.: ср. сцену из новеллы Фридриха Герштеккера (1815–1872) «Гермельсхаузен» легенда об одном приходе, который, будучи осуждён Папой, не мог ни жить, ни расстаться с жизнью; раз в сто лет он появлялся вновь, праздновал в течение дня свой праздник призраков, после чего снова скрывался под землёй.

528-33: из  трактата предка поэта по боковой линии sir Thomas Elyot «The Governor» [«Правитель»], 1531 г.

6 «Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscura» [«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»]: Данте. «Ад», I, 1-2 (пер. М. Лозинского).

7 Крик боли ослеплённого Самсона: «O dark, dark, dark, amid the blaze of moon... The Sun to me is dark And silent as the moon, When she deserts the night Hid in her vacant interlunar cave» [«О мрак, мрак, мрак, средь блещущего дня… Мне вместо солнца – мрак, Безмолвный, как луна, Таинница, покинувшая ночь, Сокрытая в пещере новолунья», пер. Д.С.]: Milton. «Samson Agonistes» [«Самсон-воитель»], 80 сл.

8 Ср.: Сан-Хуан де ла Крус (1542–1591). «Восхождение на гору Кармель», I, 13.

9 Ср.: Сэр Томас Браун (1605–1682). «Religio Medici» [«Вероисповедание врачевателей»], II, 12: «Ибо мир для меня не гостиница, но больница, место, где не живут, а умирают». Мир как больница, место заточения выступает в стихотворной драме Элиота «The Family Reunion» [«Семейный праздник»], 1939. Метафоры «израненный хирург», «гибнущая сиделка», «обанкротившийся миллионер» – распятый Христос, Церковь, падший Адам.

10  «Ист Коукер» был написан к Страстной Пятнице 1940 г.

11 В частности, старых надгробий на кладбище в Ист Коукере.