Цой. И я спою о весне...

Виктор Робертович Цой (запомните это имя) был смешлив, что для парней - редкость, в особенности когда мальчик давно вырос из детсадовских штанишек. Он, будучи уже не только мужем, но и заботливым отцом своего Христофора (Сашки), так и не успел быть классическим матёрым рокером: Цою было отмерено всего 28 лет.
Да, был смешлив, хотя фанатам Виктор Цой запомнился не таким. И он был чрезвычайно углублённым  одновременно. Очень талантливо углублённый Цой стихи сочинял, обращаясь с поэзией так, словно её предназначение - быть струнами гитары рокера Ц.

"Я, лишь начнется новый день, хожу, отбрасываю тень с лицом нахала"

Действительно то, что все слова в стихах Цоя - нахалы: они вторгаются в мою жизнь, не церемонясь. Они же и вторгались, вторгаются и не остановятся - в жизнь пространства, где эти слова живут. Поэзия Виктора Робертовича Цоя - это знаковая вещь вообще в российской Истории. Речь не о государстве, но о квинтессенции, о Духе, о духовности. Да: о духовности! Можно назвать это - рок-духовность.
В связи с этим, я могу назвать ещё одно знаковое имя, соотносимое с рок-духовностью на русской земле. Это - Нил пустынник (Нил Сорский, 1433 - 1508), который - во-первых: занимался словом подобным же образом, как и Цой (и наоборот), а во-вторых: в 1503 году, присутствуя на Соборе, выступил с нестяжательским посланием.
Суть того послания - "мы ждём перемен!"
То есть: рок-духовность.
Участь пустынника Нила Сорского была печальной: ему не удалось преобразовать пространство. И потому, относительно своих будущих похорон, он призывал учеников бросить его тело в пустыне, на съедение зверям...
Это реал-поэзия, согласитесь. И это рок-свобода.

"В наших глазах звездная ночь,
 в наших глазах потерянный рай,
 в наших глазах закрытая дверь.
 Что тебе нужно? Выбирай!"

Мне было бы трудно остановиться, докладывая почтеннейшей публике - нет, не о Лермонтове, нет, не о Есенине, нет, не о Бродском, а о Цое: меня остановил он сам:

"Пой свои песни, пей свои вина, герой,
ты опять видишь сон о том, что все впереди.
Стоя на крыше, ты тянешь руку к звезде -
и вот она бьется в руке, как сердце в груди."