Пока идёт дождь

Ингибиторы воспаления — ледяные звёзды ибупрофена — раздаются стуком и так, и так; не останавливаясь, пишу. Откуда был облик принят? На венец золотой, крахмальный, не останавливаясь, врезаю вензель: литеры имени, музыка и судьба — от прежней жёсткости ни на шаг; лента и прядь волос неземного цвета; шрамовый ассамбляж и зубы, потерянные во сне; пулемёты на крышах, актёры третьего плана, мои друзья.

Горсть обезличенной меди выкупит из последствий плена. Прохладный и скудный, небесный, тусклый мерцающий свет ненаследуемых эмблем. В заключительный акт эйфории: тяжёлые металлические осадки — не прописаны, неизвестно, никто не знал... Таков ли эффект этой грузной классической драпировки? Рубиновые портьеры скрывают дрёму. (Оккупированный жарой, я тащу бумагу. В полуденный час окосеть от жары, чтобы к вечеру обратиться червлёным маком, обнимающим прутья ограды, склоняющим голову у окна. Озеро — око небесной башни — замкнуто мусорными каскадами.)

Когда панорама оделась в дождь, всё несколько прояснилось; игла пониженного давления, снова выточен редкий шпиль, и я снова люблю барокко; короткая отсечка, чтобы чуть приподняться над — это всего лишь час, один час в сутки. Здесь: приятный аромат женщин; ваш тайный звон волнует. Там: лимузин режиссёра уходит за поворот, разбрасывая воду, которой сегодня не пожалели.

Сколь сладостно... Таково ли действие камеры и дождя? Так ли ансамбль кадра уходит в память? — Изумрудное платье, рубиновые портьеры, непостижимый сапфир стекла. 

28 – 30 июля, 2024 год.