Aculeatum

...говорила с ним на его языке,
называла чилийским перцем,
жгучим, долбаным иноверцем.

– Ты похитил чужое сердце.
Кем я стала с тобою, кем?


Он был резким буквально во всём.
Во всём –

на язык, на поступок, на карий взгляд.
Он был натиск, давление, бурелом.
Словом, – cosmos, locura, felicidad.
От таких неминуем инсульт, инфаркт.

– Mi estrella, mi cielo, mi corazon…


Он и был коренным чилийцем,
с характерным для них лицом.
У чилийцев такие лица –
в них немыслимо не влюбиться,
а потом пламенеть и биться,
твердокаменным став борцом,
хоть за веру, хоть за Сантьяго,
лишь бы вместе и вечно рядом.

Вот примерно такая мысль
у неё, палестинской беженки
{воздух в мире такой разреженный},
родилась и тянула ввысь.


Говорят, если очень чего-то хочется,
то оно непременно когда-то сбудется,
только есть в этом риск получить и прочее,
с безопасной дороги свернув в распутицу.


Словом, случилось,
свершилось,
соединилось.

Передряга за передрягой –
очутилась она в Сантьяго.
Благо?
А как же? Благо.


Это было убийственно хорошо –
по квартире расхаживать голышом.
Он в muchacha свою был погружён
во всех, Dios mio, смыслах.
Шершень чилийский, усатый пижон.

Аста, джаннат, ла виста.


El pueblo unido,
jamas sera vencido...

Единились то там, то здесь,
как надо и как не надо.
Арабка, латинос – такая смесь,
похлеще иного яда...
Хунта, хроническая ЧС,
огненная плеяда.


А потом всё пошло не так...

Говорят, если связаться с революционером, –
обязательно полыхнёт. Дело времени.
Обязательно разгорится новая эра.
Что-то у них такое в семени.
Словом, в диком её усатом
проклюнулся вдруг диктатор.
Оперился, распушился – птерозавр, Кетцалькоатль.
Нрав – вулкан, язык – мачете.
И давай мучачу свою пиночетить.

Проявился и её арабский характер –
кобра, гюрза, велоцираптор.

– На тебе газават, на тебе интифаду!

Дикая смесь обернулась адом…


Есть такое известное уравнение –
Л + один шаг = Н.
Всего один шаг.
Такая международная хрень.
Будь ты хоть в Йемене,
будь ты хоть в США.

Они этот шаг не сделали. То ли забыли,
то ли не сильны были в математике.
Но чччччёртова гордость, мать её...

Огонь плюс огонь – это тонкий лёд.
Будь то хоть Ближний, хоть Дальний Восток,
хоть узкая лента Чили…


Расстались, разъехались, оказались по разные стороны шара.

А потом наступила старость…


Она ему всё простила.

Прослышала – болен.
Неизлечимо.

Сорвалась, прилетела его Фатима.

Сидит в инвалидной коляске
кондор её ощипанный.
Нахохлился, злой, скукоженный,
желваками играет под кожей.
Выгнулся хордой.
Понятное дело – гордый.

– Ладно, расслабься, засчитано.
Что же с тобой происходит, Хорхе? –
старается, прячет эмоции.

Вторит ей, прячется в небе солнце.

Гордый мужчина на женском затих плече.
Будь ты хоть трижды мачо, сильные тоже плачут.
Диктаторы тоже люди, диктаторов тоже любят.

– Радость моя жестокая,
бедный мой Пиночет.