Десять типов посетителей больницы Чарльз Коузли

1

Первая входит в неоновых доспехах
Благости.
Стреляет универсальной
Улыбкой во всех и вся,
Убивая
Надежду на корню;
Больной тут же сдаётся,
Не в силах превозмочь свирепости
Её доброй воли.

В ней столько отваги
Пред лицом людского несчастья!

К счастью, она там ненадолго.
Предприняв стремительный обход
По палате в духе эсминца тридцатых годов,
Являющего мощь в Средиземном море,
Исчезает – повезёт,
Так дней на десять, –
Пылая жаром своей значимости.

2

Второй предстаёт в ореоле показной,
Сводящей зубы набожности;
Он кружит тяжёлым грифом, раздавая
Надежду, мёрзлую как лёд.

Пациенты насторожены.
Большинство, не уверенное в реальности
Геенны, рая или вечной праздности,
На всякий случай
Изображает внимание,
Скрывая безразличие;
Лишь один старик вопит
В приступе ненависти:
«Отстань! Отстань!
сгинь... сгинь… пошёл
Вон!
Отвали!»

3

Третий ловко отвлекает слабенькую жертву
Рассказами,
Как нынче пышет лобелия,
Как много котят у кошки,
Как свалилась с крыши плитка шифера,
И как никто его не навещал две недели,
Поскольку все простыли,
И побоялись притащить заразу
К нему в больницу.

Больного взгляд
Стекленеет. Наплевать ему
На лобелию, на шифер и котят.
Лёжа под капельницей пластом,
С лицом мумии фараона,
Высохший так, что рёбра наружу,   
Но полностью в ясном сознании,
Сосредоточенный на «сейчас и здесь»,
Он готов обсуждать
Лишь тяжкое своё состояние.

А это под запретом.

4

Четвёртый старается
Подбодрить старушку-мать
Тяжеловесной шуткой.
 «Ты скоро будешь скакать
Газелью», вещает он.
«Или играть в футбол».
Не смущаясь видом кучи гипса,
Подъёмника и цепей,
Пары устрашающих костылей,
Заявляет: «По десять раз
Будешь переплывать бассейн».
Слушая бред предсказаний,
Старушка со страхом глазеет
На бедолагу,
Думая, что отпрыск спятил –

По всему, так оно и есть.

5

А пятый, сельский великан,
Пахнущий сеном и молоком,
Переступает как беспокойный слон
С ноги на ногу, словно боясь,
Что антисептический ландшафт возьмёт его в плен;
Изредка бросает опасливый взгляд
По сторонам, в страхе как бы чего не снести
Ненароком, или что вдруг
Стены могут сомкнуться в кольцо.

Он аккуратненько держит букетик
В бананоподобных пальцах,
Нежно клюёт в щёку жену
– Касаньем детских губ, –
Затем застывает на хлипком стульчике
На полчаса.

По окончании визита
Выходит, чуть дыша,
С облегчением щурясь на белый свет,
Не замечая, что уже
Темно.

6

Шестая говорит мало.
Улыбка излучает
Спокойствие.
Никаких дежурных даров,
Бананов, шоколада. Стопу
Чистых вещей
Незаметно кладёт в шкаф,
Смотрит, что захватить с собой.
Тихо толкует с медсестрой,
Чтобы пациент не видел, не слышал.
Является точно, как прилив.
Не торчит целый час

Даже когда она
Уходит, больной всё равно
Ощущает
Поддержку.

7

Седьмой посетитель
Пахнет баром, свежепобрит.
Часто застаёт
Друга спящим: понарошку ли,
Взаправду, не ясно.

Он не против; и бредёт
В поисках второсортных, забытых
Всеми пациентов,
Делающих вид, что дремлют
Или читают.

Докапываясь до природы
Любой болячки, он скор на вердикт,
Снижающий веру в успех:
«Вот! Будет хуже,
Пока не станет лучше».

За пять минут до окончания
Визитов друг открывает глаза как по звонку.
А гость глядит на часы.
«Утка и фазан» на рынке как раз открыты.

Смелость требует подзаправки.

8

Восьмой  гость выглядит куда более
Хворым и немощным, чем любой пациент.
Лицо - старинный пергамент.
А взгляд ветхозаветного старика,
Словно с другого конца
Времён.

Он как будто бы восстал из-под земли,
Чтобы нанести визит.
От него слабо веет белыми цветами;
Помятостью почти нового савана.
Гость замедленно вручает
Кулёк твердокаменных
Печеньиц,
Насмерть засохший торт –
«Это вам пить чай»,
Или фрукты в тяжёлой вазе,
Рискуя сломать
Стекло пальцев.

Пациент, ободрён сверх всякой меры,
Горячо благодарит не за
Фрукты, печенье и торт –
А за целебный вид
Того, кому явно хуже,
Чем ему. Вот момент перелома;
И выздоровления.

9

Девятый визитёр – жизнь.

10

Десятый - его
Чаще не называют.

***

Ten Types of Hospital Visitor

1

The first enters wearing the neon armour
Of virtue.
Ceaselessly firing all-purpose smiles
At everyone present
She destroys hope
In the breasts of the sick,
Who realize instantly
That they are incapable of surmounting
Her ferocious goodwill.
Such courage she displays
In the face of human disaster!

Fortunately, she does not stay long.
After a speedy trip round the ward
In the manner of a nineteen-thirties destroyer
Showing the flag in the Mediterranean,
She returns home for a week
- With luck, longer -
Scorched by the heat of her own worthiness.

2

The second appears, a melancholy splurge
Of theological colours;
Taps heavily about like a healthy vulture
Distributing deep-frozen hope.

The patients gaze at him cautiously.
Most of them, as yet uncertain of the realities
Of heaven, hell-fire, or eternal emptiness,
Play for safety
By accepting his attentions
With just-concealed apathy,
Except one old man, who cries
With newly sharpened hatred,
`Shove off! Shove off!
`Shove… shove… shove… shove
Off!
Just you
Shove!'

3

The third skilfully deflates his weakly smiling victim
By telling him
How the lobelias are doing,
How many kittens the cat had,
How the slate came off the scullery roof,
And how no one has visited the patient for a fortnight
Because everybody
Had colds and feared to bring the jumpy germ
Into hospital.
The patient's eyes
Ice over. He is uninterested
In lobelias, the cat, the slate, the germ.
Flat on his back, drip-fed, his face
The shade of a newly dug-up Pharaoh,
Wearing his skeleton outside his skin,
Yet his wits as bright as a lighted candle,
He is concerned only with the here, the now,
And requires to speak
Of nothing but his present predicament.

It is not permitted.

4

The fourth attempts to cheer
His aged mother with light jokes
Menacing as shell-splinters.
`They'll soon have you jumping round
Like a gazelle,' he says.
`Playing in the football team.'
Quite undeterred by the sight of kilos
Of plaster, chains, lifting-gear,
A pair of lethally designed crutches,
`You'll be leap-frogging soon,' he says.
`Swimming ten lengths of the baths.'
At these unlikely prophecies
The old lady stares fearfully
At her sick, sick offspring
Thinking he has lost his reason -

Which, alas, seems to be the case.

5

The fifth, a giant from the fields
With suit smelling of milk and hay,
Shifts uneasily from one bullock foot
To the other, as though to avoid
Settling permanently in the antiseptic landscape.
Occasionally he looses a scared glance
Sideways, as though fearful of what intimacy
He may blunder on, or that the walls
Might suddenly close in on him.

He carries flowers, held lightly in fingers
The size and shape of plantains,
Tenderly kisses his wife's cheek
- The brush of a child's lips -
Then balances, motionless, for thirty minutes
On the thin chair.

At the end of visiting time
He emerges breathless,
Blinking with relief, into the safe light.

He does not appear to notice
The dusk.

6

The sixth visitor says little,
Breathes reassurance,
Smiles securely.
Carries no black passport of grapes
And visa of chocolate. Has a clutch
Of clean washing.
Unobtrusively stows it
In the locker; searches out more.
Talks quietly to the Sister
Out of sight, out of earshot, of the patient.
Arrives punctually as a tide.
Does not stay the whole hour.

Even when she has gone
The patient seems to sense her there:
An upholding
Presence.

7

The seventh visitor
Smells of bar-room after-shave.
Often finds his friend
Sound asleep: whether real or feigned
Is never determined.

He does not mind; prowls the ward
In search of second-class, lost-face patients
With no visitors
And who are pretending to doze
Or read paperbacks.

He probes relentlessly the nature
Of each complaint, and is swift with such
Dilutions of confidence as,
`Ah! You'll be worse
Before you're better.'

Five minutes before the bell punctuates
Visiting time, his friend opens an alarm-clock eye.
The visitor checks his watch.
Market day. The Duck and Pheasant will be still open.

Courage must be refuelled.

8

The eight visitor looks infinitely
More decayed, ill and infirm than any patient.
His face is an expensive grey.

He peers about with antediluvian eyes
As though from the other end
Of time.
He appears to have risen from the grave
To make this appearance.
There is a whiff of white flowers about him;
The crumpled look of a slightly used shroud.
Slowly he passes the patient
A bag of bullet-proof
Home-made biscuits,
A strong, death-dealing cake -
`To have with your tea,'
Or a bowl of fruit so weighty
It threatens to break
His glass fingers.

The patient, encouraged beyond measure,
Thanks him with enthusiasm, not for
The oranges, the biscuits, the cake,
But for the healing sight
Of someone patently worse
Than himself. He rounds the crisis-corner;
Begins a recovery.

9

The ninth visitor is life.

10

The tenth visitor
Is not usually named.

Charles Causley