Я приходил, а ты не слышала...

Я приходил, а ты не слышала,
нигде не слышала меня.
И на плечах твоих, как вышивка,
цвели бескрайние моря.

И на плечах твоих, как вышивка,
цвели несметные луга.
И ты была мне солнца выше на
чуть-чуть, а ночью, как луна

на глади волн под нежным светом.
И этот свет он был твоим,
что ниспадал и тем же ветром
стихал за морем голубым

или за лугом жёлтых ветрениц
на стебельках упавших в сон,
в который мне и нынче верится,
в котором, сразу и во всём,

нас чувства сильно одурачили,
и расцветали в их лучах
не то на море одуванчики,
не то медузы на лугах.

Ты в нём была мне всем, как в сердце:
младенцем, девушкой, женой,
заботой нашего младенца…
Ты всем была мне. Боже мой!..

Из тьмы на свет, капелью с крыши на
асфальт и — вдрызг! Средь бела дня
я приходил, а ты не слышала,
нигде не слышала меня.

Я приходил, да, — хоть убей слегка —
за непроглядное стекло —
теплом покинутого берега
я приходил в твоё тепло.

Я приходил в твой тихий всхлип в ночах,
где замерзала ты в тепле,
я приходил, но не на цыпочках,
а только шёпотом к тебе.