Человеческая комедия Родена
Скульптор работает над камнем, не только придавая ему форму, но и воплощая в нем целый мир посещающих его мыслей.
«Рука человека, — писал Бальзак в «S;raphita». Oeuvres Compl;tes, — одарила иные мраморные статуи способностью выражать всю возвышенную сторону или всю дурную сторону человечества; большинство людей видит в них человеческую фигуру и ничего больше, другие, стоящие на более высокой ступени лестницы живых существ, замечают в них часть мыслей, выраженных скульптором, восхищаются их формой; но посвященные в тайны искусства — во всем согласны с художником: при виде статуи они узнают в ней весь мир его мыслей. Последние—эти принцы искусства, они несут в самих себе зеркало, отражающее природу в малейших ее проявлениях».
Общество литераторов заказало Родену проект памятника Бальзаку. Внимательное изучение, как творчества автора романов и повестей, объединенных в цикл под названием «Человеческая комедия», так и имеющейся публицистической литературы о нем, а главное, писем писателя, разыскание редкой иконографии о Бальзаке предшествовали началу работы. Когда, наконец, статуя Бальзака была готова и члены общества получили возможность ее обозреть, разочарование, близкое к возмущению, оказалось единственным способом, которым реагировало на статую подавляющее большинство созерцателей. Статуя была отвергнута, но вызвала продолжительные споры и молодое поколение художников, окружившее Родена, как учителя, приняло «Бальзака», как одно из величайших художественных достижений XIX века.
Желающих «редактировать» Бальзака, согласно общепринятым или идеализированным воззрениям, или по известному выражению, наводить «хрестоматийный глянец», во все времена было предостаточно.
Революционное, по мерам XIX века, значение «Человеческой комедии» заключалось в том, что она отражала историческую потребность, уйдя в известном смысле от традиций исторического и личностного романов, «взглянуть трезвыми глазами» на человеческие общественные отношения, красиво декорированные в прошлом цветами социальной мифологии и поэзии. И хотя упадок этой поэзии утратой идеалов наносил сознанию Бальзака глубокую душевную рану (как и любому ныне живущему), он в известной степени отдавал должное буржуазному XIX столетию, понимая, что отрицание идиллической составляющей полезно и для самого искусства.
«Первоначальная идея «Человеческой комедии» предстала передо мной вроде некоей грезы, подобно одному из тех невыполнимых замыслов, которые лелеешь, но не можешь осуществить; так насмешливая химера являет свой женский лик, тотчас развертывает крылья и уносится в небо фантастики. Но и эта химера, как многие химеры, воплощается; она повелевает, она самовластна, и ей следует подчиниться». — Писал Бальзак в предисловии к «Человеческой комедии» в июле 1842 года.
— Вам нравится эта вещь?
— Нравится ли? Да и нет. Твоя женщина хорошо сложена, но она неживая. Вам, всем художникам, только нарисовать бы правильно фигуру, чтобы все было на месте по законам анатомии. Вы раскрашиваете линейный рисунок телесными тонами красок, заранее составленными на вашей палитре, стараясь при этом делать одну сторону темнее, чем другую, и потому только, что время от времени смотрите на голую женщину, поставленную перед вами на столе, вы полагаете, что воспроизводите природу, вы воображаете, будто вы — художники и будто вы похитили тайну у бога... Для того, чтобы быть великим поэтом, недостаточно знать в совершенстве синтаксис и не делать ошибок в языке! Посмотрите на свою святую. С первого взгляда она кажется прелестной, но, рассматривая ее дальше, замечаешь, что она приделана к полотну и что ее нельзя было бы обойти кругом. Это только силуэт, имеющий одну лицевую сторону, только вырезанная поверхность, только изображение, которое не могло бы ни повернуться, ни переменить положения; я не чувствую воздуха между этими руками и фоном картины; недостает пространства и глубины; но меж тем законы удаления вполне выдержаны, воздушная перспектива соблюдена точно; но, несмотря на все эти похвальные усилия, я не могу поверить, чтобы это прекрасное тело было оживлено теплым дыханием жизни; мне кажется, что, если я приложу руку к этой полной груди, я почувствую, что она холодна, как мрамор! Нет, друг мой, кровь не течет под этой нежной кожей, жизнь не разливается пурпурной росой по венкам и жилкам, переплетающимся сеткой под янтарной прозрачностью виска и груди. Вот это место — дышит, но, а вот другое совсем неподвижно, жизнь и смерть борются в каждой подробности; здесь чувствуется женщина, там — статуя, а дальше — труп. Твое творение несовершенно. Ты сумел вдохнуть только часть своей души в свое любимое творение». Эта длинная цитата из «Неведомого шедевра» как нельзя уместна при описании скульптуры Бальзака, выполненной Роденом.
Очевидно, что скульптура ограничена в своих изобразительных возможностях, располагая лишь камнем и монохромным цветом для того, чтобы передать самую богатую натуру — чувство в человеческих формах. Но скульптура одновременна и самое трудное, и самое легкое из всех искусств. Казалось бы, всего-то и требуется: точно скопировать модель, и произведение выполнено; но для того, что вложить в него душу, художнику необходимо отдать весь свой огонь Прометея.
Из всего внешне бальзаковского Роден взял одну только рясу, но поставил себе целью, если можно целью называть таинственные побуждения художника, дать своей статуе «лицо» и таким способом выразить стихийность Бальзака. Общество требовало от Родена изобразить Бальзака-отца, между тем Роден дал современникам Бальзака-родоначальника, ваяя, по словам Ницше, не для современников, но для внуков. И здесь кроются условия тогдашнего поражения, но причины сегодняшней победы.
Роден выразил в своем Бальзаке властный дух, одолевающий грузное тело, и стихийное напряжение гениального неутомимого работника, жизнь которого — ровное и сильное горение, а не краткая вспышка бенгальского огня. Бальзак могучим движением тела поднимает свои плечи и круто посаженную голову вверх, к небесам, откуда придет его вдохновение.
В 2019 году по инициативе горожан Тура в саду префектуры Индры-и-Луары к 220-летию рождения Бальзака были торжественно открыты пять статуй, изображающих персонажей «Человеческой комедии» (госпожа де Морсоф («Лилия долины»), Растиньяк, отец Горио, Турский священник и Софи Гамар (Турский священник). Cкульптор Николя Майо выбравший моделей из числа реальных граждан города, одел персонажей Бальзака в современную одежду, а Растиньяк — юный провинциал, по замыслу писателя постепенно утрачивающий идеалистические иллюзии и превращающийся в парижского светского человека, готового на всё ради денег, держит в руках смартфон.
Свидетельство о публикации №124072503581