Желтый барон

Не удержать стремительных копыт:
морская гладь подвержена ударам,
под пеной грив болезненно изрыт
песок, как город, сданный янычарам.

То гвардии неумолимый тон –
слать конницу морскую против суши –
наскакивает белый эскадрон
на берег, отдаваясь шумом в уши.

Стенания клокочущих коней,
но всадники, что оседлали бурю,
упорствуют; становится красней
от конницы, и я глаза зажмурю...

То гвардия, но красная, как кровь
обрушилась закатом окрыленно
на белую – не в глаз удар, а в бровь –
схлестнулись две стихии исступленно!

Ораторствует красный командир,
рисуя в небе огненные знаки,
из ранних звезд пошит его мундир,
у белого же пенистые баки.

На море несусветная борьба,
оно шумит от края и до края:
то белое да красное (судьба) –
закат и волны в копоти раздрая.

Беззвучны крики: «Шашки наголо!» –
так разум балансирует на грани!
И пенный след, и красное крыло
пространство нарекают полем брани.

Ну а когда двух конниц стихнет бой
(лишь морю не избавиться от стона),
и все цвета рассыплются золой,
приходит время Жёлтого барона.

Ночною тьмой окутает, простит,
везя покой на лунной колеснице,
во сне он видит мир, что крепко спит,
и сам барон едва ли всем не снится.