Утренник

Людям иногда свойственно идеализировать людей. Сам я часто их идеализирую, потому что если уж ошибаться, то в лучшую сторону.
Но что заставило музыкальных педагогов в музыкальной школе поверить в мои артистические способности, ума не приложу. На родительском собрании обсуждали подготовку к новогоднему утреннику, и Лариса Ивановна, пристально глядя на Оксану, мамочку моих детей, твёрдо заявила: Ну, Дед Мороз у нас уже есть. Оксана оглянулась – ни рядом, ни сзади неё никого подходящего на роль не было. Оксана проверила, куда направлен взгляд, но ошибки не было. Взгляд пронзал её насквозь. Ощущения далёкого школьного детства, когда единственный раз в жизни не выучил урок, но учитель выбрал для ответа именно тебя, пригвоздили её к стулу, ноги стали ватными. «Дед Мороз у нас уже ЕСТЬ!», со сталью в голосе и нажимом на слова прозвенело в классе. Глаза всех двоечников (точнее, двоечниц, поскольку на родительские собрания ходят в основном мамы) с любопытством и облегчением и даже злорадством обратились к «Деду Морозу». – «Хорошо» - слабым голосом пролепетала Оксана.
Впрочем, ей тоже свойственно идеализировать меня, поэтому на обратном пути, унося под мышкой огромный пакет с шубой, бородой и шапкой, она изрядно приободрилась. Впереди было два дня, работающий интернет со сценариями и безграничная вера в гениальность мужа.
Где они арендовали такую шубу, думал я, примеряя её перед зеркалом. От тяжести я едва стою и напоминаю себе юного Михаила Романова на венчании на царство. Стоять ещё можно, пока на тебя кадилами машут и крёстный ход вокруг тебя совершают, а как играть в салки и пятнашки? Такой гигант может изрядно придавить неосторожных белочек и зайчиков, если они закружат его в хороводе, а произведённый немузыкальный грохот повредить слух, а также нанести психологическую травму, из-за которой будущие Мацуевы и Ойстрахи будут прямо со сцены убегать в туалет при одном только воспоминании об утреннике. Я с трудом поднял бороду и пошатнувшись, повесил себе на лицо. Как ты ЭТО донесла? Из-под отороченного мехом нижнего края торчали босые ноги. Антураж следовало дополнить. Из всего арсенала обуви были отвергнуты домашние тапочки с гербом СССР, кроссовки и туфли, в которых я должен был прийти инкогнито в школу. Они могли меня выдать. Хотели выбрать дурацкие резиновые сапоги, но тут выручил сосед Игорь. Он принёс мне исполинские валенки, упиравшиеся мне в промежность, в которых коленки совершенно не сгибались. Самое то для подвижных игр, со злым сарказмом по отношению к себе подумал я. Лучше бы на коронование.
Для переодевания детей выбрали большой музыкальный класс. Потом детей увели в зал, где проходил утренник, а мне назначили здесь артистическую, где я должен был принять новый облик. В назначенный срок прибежала юная раскрасневшаяся педагог с круглыми от ответственности момента глазами, и не включая голосовых связок, крикнула надрывным хрипом «Дед Мороз! Выходи!» Пытаясь сохранить царственную походку я двинулся по длинному коридору. Но зрелище более напоминало явление инопланетянина на Землю из Войны миров. «Дед-Ма-Роз! Дед-Ма-Роз!» доносилось из-за двери сквозь набат сердца, взвинченного адреналином, как колокол буйным пономарём. Скрипнула дверь. В наступившей звенящей тишине раздался густой оперный бас: Здравствуйте дети! Вы меня звали? Бог ты мой, откуда я взял такой голос? Ойкнула белочка. Раздалось журчание, произведённое таянием самой впечатлительной снежинки. Как огоньки гирлянд десятки любопытных и восторженных глаз устремились на меня. Среди них и любопытствующие глаза родителей, в которых читалось пристрастие к рассматриванию казней. «Трусы!, - подумал я про пап. – Смотрите как надо умирать на сцене!» Чувствуя смертельный восторг и понимая, что после этого перфоманса меня всё равно увезут и расстреляют, я оглядел зал со зловещей улыбкой, теряющийся в недрах бороды. Ближе всех ко мне сидел вылитый мушкетёр с огромными глазами, выжигающими душу деда мороза. Он ничем не отличался от настоящего мушкетёра, только вместо шпаги у него на коленях был гигантский баян, за которым вполне можно было отсидеться от гвардейцев кардинала, на голове была великолепная чёрная  шляпа с пером, сделанная из картона мною, и синий плащ с лилиями и крестами, сшитый мамой Оксаной. Надо будет объясниться потом.
Кто-то нажал невидимую кнопку, и пошла вода горячая! «Дааааа!!!» заорала разношёрстная публика, включая любителей казней.
Конкурсы были разнообразные, но безумные и весёлые. Мы заканчивали стишки хором, подходящим по рифме словом. Мы замораживали лапки. Отгадывали загадки. Травили анекдоты. Мы извлекали квадратные корни и играли в буриме. Впрочем, это не пошло. После недоумённой паузы, дети решили что продолжается предыдущая игра в замораживание лапок. Самые креативные вообразили себя помощником деда мороза и помогали ему замораживать других с воплями «А я-то заморозил!!!» Мы стали делать производственную зарядку, чтобы у белочек, зайчиков и снежинок не было остеохондроза в старости, и гипертонии как у Деда Мороза. Зайчики из спортивных семей тут же стали показывать, как надо правильно отжиматься от пола. Снежинки приседали на одной ноге. Ходили на цыпочках. Дед Мороз только говорил: «Я тоже так могу! Если бы не валенки, я бы вам показал, как приседать». Практически любое упражнение у Деда Мороза превращалось в наклоны не сгибая ног. Юная румяная педагог судорожно листала свой обширный сценарий, понимая, что она зависла. Дед Мороз преследовал лесных ангелочков в догонялки, когда они убегали слишком медленно, он замедлял шаг, нависал над ними и топтался на месте с поднятыми руками, чтобы дать им время на побег: «Ой поймаю поймаю!» Но одна снежинка не хотела убегать. Когда я приближался к ней с поднятыми руками и начинал топтаться, она запрокидывала кверху ангельское лицо с закрытыми глазами и театрально произносила: «Ах, я таю!», откидывала голову направо и поднимала к  лицу ручку с лебединым изгибом, а мне приходилось топтаться на месте, пока догадливые педагоги не уносили снежинку прочь. Когда Дед Мороз принялся отпускать двусмысленные шуточки, точнее тосты, дети возопили от восторга, но смысл этих шуток смотрелся для них сквозь призму невинного детского сознания совершенно иначе, чем взрослым (которым это собственно и было адресовано), отчего в конце концов Лариса Ивановна решила взять управление шабашем в свои руки. Если до этого она уносила снежинок и зайчиков, то тут она взяла Деда Мороза за талию, повела к стулу и усадила, для чего ему пришлось как ковбою вытянуть ноги. «А сейчас, дети, вы покажете Деду морозу, как вы умеете петь и танцевать. Дед Мороз, посмотри, хорошо ли мы занимались в течение года» .
Дети спели несколько песенок хором. Дед Мороз только хвалил, покачивая головой. Потом дети стали водить хороводы.  Никто не просил юную девушку педагога, но она решила, что тоже имеет право на импровизацию, и затянула Деда Мороза в хоровод. Лучше бы она этого не делала. Хороводили, хороводили, а когда музыка сменилась на более энергичную, я решил, что танец также поменялся. Я со времён юности ненавидел дискотеки, так как не усматривал смысла в производимых на них движениях, но честно пытался понять. И тут смысл до меня дошёл. Вот он тот час, когда я должен с блеском реализовать свои танцевальные навыки. Я двигал бёдрами, выкидывал коленца, размахивал руками. А дети с упоением, насколько им позволяла детская координация, повторяли за мной, задевая друг друга, сталкиваясь лбами и отрывая хвосты. Я ставил валенок то на пяточку, то на носок. Шуба распахнулась, обнажив тельняшку и крестик. Но я ничего этого не видел, потому что очки, окружённые со всех сторон бородой, запотели как окна в салоне авто после всенощной пьянки. Лариса Ивановна повторно помогла сесть. Испарина  протекла тонкой струйкой по каждому очку, превратив мой взгляд во взгляд кобры. Сидя на стуле, я как перископ водил головой направо и налево, чтобы рассмотреть в образовавшиеся щёлки разразившиеся бесчинства. В перископе зайчики танцевали канкан, снежинки ходили на цыпочках и крутили фуете, лисички выполняли упражнения ушу, а некоторые едва различимые в тумане лесные бесенята и вовсе казалось не касались пола. Все имели возможность блеснуть навыками. Губы мушкетёра дрогнули, и он решил продемонстрировать свой козырь, своё главное мушкетёрское искусство, и врезал «Субботею».
Уводили силой. Некоторых приходилось уносить вдвоём. - Поблагодарим Деда Мороза! Благодарность была озвучена дикими воплями, особо буйные в коридоре продолжали орать: Дед Мороз, смотри как я умею! В опустевшем зале остался один я.
Про меня все забыли, по коридору я не мог пройти, чтобы не быть разоблачённым, и артистическая у нас одна с белочками. Приходилось ждать. Но гомон в коридоре не стихал, а одежду артисту никто не приносил. Стал мерить шагами зал от рояля до двери, и каждый раз приближаясь к двери, пытался подсмотреть в щель, всё ли успокоилось. Но каждый раз меня встречал пристальный взгляд ребёнка, которого мама усадила на кресло как раз напротив двери зала, чтобы переодеть.  Ноги ребёнка трепыхались как пустые колготки на ветру, мама ловила двумя руками каждую ногу отдельно, но как только ослабляла хватку, чтобы заняться второй ногой, первая нога вырывалась и снова развевалась на ветру неистового возбуждения. Но верхняя часть ребёнка была неподвижна и занята всецело рассматриванием щели, за которой они оставили Деда Мороза. Что же, я сыграл на рояле  сонату, чтобы протянуть время, но ноги всё трепыхались. Я начал петь арию мистера Икс: «Снова туда, где море огнееей, снова туда, с тоскою моей». В какой-то момент, мне показалось, что  коридор затих, и я слегка приоткрыл дверь, буквально на 5 см, чтобы убедиться в этом. На меня смотрели всё те же пытливые глаза над трепыхающимися колготками, которые тут же вспыхнули дьявольским огнём разоблачения: Я так и знал! – раздался крик. – Он ненастоящий! Дальше должен был раздаться мефистофельский хохот, но я его упредил. Я поставил руки на бёдра, исполнил неуклюжую чечётку, выставил валенок вперёд на пяточку и возразил: Сам ты ненастоящий! После чего захлопнул дверь, не желая дальнейшей разоблачительной дискуссии. «Да я шуут, я циркач, так что же! Пусть меня так зовут вельможи!»
На вечернем чаепитии сценарий был признан разрушенным, перформанс – несусветной импровизацией, и крайне неординарным. Милая выдвинула версию, что неординарный перформанс - это следствие моей личной неординарности. И я с радостью и благодарностью подхватил её, но с твёрдым намерением не повторять артистических практик, опустошающих душу. Впрочем, через 4 года мне пришлось повторить, но уже с другим составом участников.