Тик-так

Вот я иду себе дорожкой торной –
не торопясь, иду. Сегодня вторник,
июнь, тепло и солнце ярко светит,
листочки на ветвях колышет ветер –
вчера была весна, сегодня лето –
акт сотый марлезонского балета –
вот я иду – куда мне торопиться?
В руке моей волшебная жар-птица –
кукушка золотая из Китая,
кукушка, что часы мои считает,
весёлая с зелёными глазами,
под взглядом их стихи приходят сами –
и я иду. Без страха и упрёка.
Ни чёрта не боюсь, ни злого рока –
наоборот – пусть все меня боятся
и по углам от ужаса таятся;

а дни бегут. Часов уже пятнадцать.
никак мне за часами не угнаться –
сбежали все часы – как заказали –
от театра, из машины, от вокзала,
с руки моей, из дома, из айфона,
из шкафа вместе с бронзовым грифоном –
сбежал грифон и стукнуло двенадцать:
календарю настал момент меняться;

меняются недели и сезоны,
причины, перспективы и резоны,
а дни летят как птички друг за другом,
и мы летим за временем по кругу,
не в силах за минутами угнаться –
ещё чуть-чуть – и вот опять двенадцать;
мы от субботы всё ещё балдеем,
а вдруг глядишь – и видишь понедельник,
и пятница уже, потом суббота –
и можно пить хоть до седьмого пота;

меняется зарплата и погода,
мы сами, наши дети, внуки, мода,
дома, машины, улицы и внешность
твоя, моя, Садового, Манежной,
звучит в трагикомедии бессонной
Шопена марш за маршем Мендельсона,
свистят над ухом годы словно пули:
давно ль звалась ты зайкой и лапулей?
Ещё вчера была совсем ребёнком,
а нынче – сумасшедшая бабёнка,
отвязная нахальная оторва –
электромясорубка без мотора;

тик-так тик-так всё тикают секунды,
плывут мгновенья в памяти лоскутной –
как мало видел ты, узнал и понял,
как много пропустил и не запомнил –
сплошь полости, провалы и пустоты
и с севера, и с юга, и с востока…

Я тоже человек разносторонний,
хоть может Ай-Кью выше у вороны,
однако мне того, что есть, хватает –
ведь я же не ворона – не летаю:
не Бэтмен, не дракон, не Птица Феникс –
мне тайны левитации до фени,
а то, что нет часов – не ерунда ли?
Мы никогда часов не наблюдали...