***

Буквально на днях мне посчастливилось побывать в гостях у Ларисы Ильиничны Румарчук, великолепного прозаика и поэтессы. Ее имя существует в литературе давно, с тех самых пор, как стали известны читателям Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина,  В. Соколов, Е. Винокуров… Многих из этой славной плеяды она хорошо знала лично, поддерживала дружеские связи, приятельские отношения. Общий уровень поэзии и прозы, заинтересованность в них общества в те годы были необычайно высоки. Поэтому и сегодня звучит так веско каждое слово писательницы, чье творчество относится к той же самой замечательной литературной школе шестидесятников, к той же самой эпохе.
                Елена Печерская
ЛАРИСА РУМАРЧУК: «Адрес счастья – бузина у дома…»
Е. Печерская. Лариса Ильинична, перелистывая Вашу прозу и стихи, я еще раз убедилась, что слово «дом» нередко гостит  на ее страницах, дважды встречается даже в заглавиях книг ( сборник поэзии «Дом», рассказов и повестей – «Дом в Хабаровске»). Насколько важно для Вас само это понятие и какое содержание оно несет?
Л. Румарчук.  Вы подметили верно: дом очень важен для меня. Ведь имеется в виду не просто здание, но и связанный с ним внутренний мир, человеческие связи, близкое окружение, устои и уклад. Дом – это прежде всего родные люди и то тепло, которое исходит от них. Одним словом, дом – это очаг и корни.
Е. Печерская. В Вашей биографии указано, что Вы родились в Подмосковье. Так ли это? Где был тот, самый первый в Вашей жизни, дом?
Л. Румарчук. Нет, это распространенная ошибка, которая, к сожалению, кочует по просторам интернета. На самом деле родилась я в Башкирии. Самый первый мой дом находился в Уфе, и строка «адрес счастья – бузина у дома» относится именно к нему. Я прожила в Уфе десять лет своей жизни, именно здесь пошла в первый класс.
Е. Печерская. Но ведь ошибка эта не совсем случайна: в дальнейшем Ваша жизнь действительно оказалась связана с Подмосковьем.
Л. Румарчук. Да, вскоре после войны мы получили вызов в Москву и двинулись сюда вчетвером: бабушка, мама, названная сестренка Эля и я. Мой отец погиб на фронте в начале войны. Ехали мы товарняком, это наше путешествие подробно описано мной в повести «Зеленый велосипед на зеленой лужайке». Первое время жили в съемной комнате в Новогирееве. Средства, вырученные нами от продажи половины дома в Уфе, были невелики, послевоенная инфляция основательно их «подъела». Мы смогли купить только одну комнату в   деревянном доме, недалеко от платформы Салтыковская, с крохотным земельным участком. Салтыковка приглянулась нам потому, что здесь жила мамина крестная. Принять нас к себе она не могла: сама ютилась в проходной комнате на чердаке.
Е. Печерская. Опишите быт вашей семьи несколько подробнее.
Л. Румарчук. Он был тяжелым: никаких удобств, вчетвером в десятиметровой комнатушке. Надо было топить печку, носить воду из колодца. Впрочем, в те годы так жили многие. Например, у нас за стеной обитало семейство с «говорящей» фамилией Кастрюлины. Так вот, все пять Кастрюлиных проживали на девяти квадратных метрах тоже без всяких удобств.
Е. Печерская. Тем не менее, Вы пишете о Салтыковке с большим теплом: «У Толстого –Ясная Поляна.  У Чехова- Мелихово. У Цветаевой-Таруса. А у меня-Салтыковка.» Вот даже как!
Л. Румарчук. Здесь я возобновила обучение в школе, пошла уже в пятый класс. Как и следовало ожидать, очень хорошо училась по гуманитарным предметам, а вот по точным отнюдь не блистала. В четырнадцать лет меня впервые посетила муза. Это произошло тоже здесь, в Салтыковке. Я показала свои первые опусы школьной учительнице литературы. Она откровенно призналась, что в поэзии разбирается неважно, зато дала мне весьма дельный совет. Порекомендовала обратиться в Московский Дом пионеров, где работала литературная студия. Так я и сделала, и это решило мою судьбу.
Е. Печерская. Видимо, Ваше обращение к поэзии было не совсем случайным: ведь у Вас весьма неординарная семья.
Л. Румарчук. Да, мой дедушка по материнской линии, Прокофий Игнатьевич Принципар, был в свое время  режиссером в МХТ, ставил пьесы Чехова. Мама также была многогранно одаренным человеком, но ее творческая карьера не сложилась из-за отсутствия профильного образования . Она хорошо рисовала, в юности тоже писала стихи, поэтому поддержала меня. Ездить на занятия в Московский Дом пионеров нужно было два раза в неделю, и мама сначала не верила, что меня хватит надолго: ведь жили мы за городом… Однако литературное творчество полностью захватило меня, и упорства оказалось достаточно.
Е. Печерская. Можно предположить, что Вы очень уставали и Ваша активность этой студией и ограничилась.
Л. Румарчук. Отнюдь нет. Я успевала еще и посещать занятия у Анисима Кронгауза, хорошего педагога и  поэта, незаслуженно забытого сейчас. Я благодарна ему за правильные литературные критерии и хороший вкус, который он воспитывал у своих учеников. Кстати, именно дома у Кронгауза я впервые встретилась с Женей Евтушенко, который уже тогда произвел на меня сильное впечатление. Он был старше года на три, так что познакомились мы еще до Литературного института.
Е. Печерская Насколько я понимаю, Вы  поступили в Литинститут прямо со а школьной скамьи?
Л. Румарчук. Да, причем немалую роль сыграла рекомендация Дома пионеров. Конечно, меня рекомендовали: ведь уже в пятнадцатилетнем возрасте я выступала со своими стихами в Колонном зале Дома Союзов и даже сидела в президиуме рядом с Маршаком! Это мое выступление было включено в  киножурнал «Пионерия -№ 3» за 1953  год. Еще одна интересная деталь: снимал этот выпуск не кто иной как Эльдар Рязанов. Конечно, в ту пору он был совсем молодым и совершенно неизвестным.
Е. Печерская. Вы были в тот момент подростком, почти ребенком. Не закружилась ли у Вас голова от столь стремительного успеха?
Л. Румарчук. Нет, не закружилась: дел и забот хватало. В Литературный институт я попала на заочное отделение. После школы на очное брали неохотно: считалось, что будущий писатель должен поработать, узнать жизнь… Я же стала посещать все занятия и сдавать экзамены вместе с очниками. Через год меня перевели на очное отделение. Кстати, почти все на моем курсе были старше меня, некоторые значительно. Отчасти поэтому я вскоре подружилась с Тамарой Жирмунской: нас сблизил одинаковый возраст. Остальные были старше на целую жизнь, на войну…
Е. Печерская. А Евтушенко Вас запомнил с первой встречи у Анисима Кронгауза?
Л. Румарчук. Да, Женя всегда относился ко мне трепетно, нежно и заботливо, почти как к любимой сестренке Лёле. Мы частенько общались с ним на переменах.  Довольно часто собирались мы и дома у Жени, на Четвертой Мещанской. Он давал мне записи запретных тогда стихов Марины Цветаевой. Если получал гонорар, старался накормить меня чем-нибудь лакомым в буфете. Быть ответственным и заботливым он умел, хотя разница в возрасте у нас с ним была не очень значительна. Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать: ни один мужчина в моей жизни не относился ко мне лучше, чем он. Кстати, Жениной маме я тоже очень нравилась.
Е. Печерская Расскажите еще какие-нибудь эпизоды из студенческой жизни.
Л.Румарчук. Я занималась в семинаре Долматовского, но посещала и занятия у других руководителей. Тогда это было принято, многие так делали. Везде мои стихи принимали тепло, и вдруг на семинаре Михаила Светлова меня подвергли жесткой критике. Я восприняла такое отношение болезненно, обиделась, расплакалась и выбежала из аудитории. Позднее, встречая меня, Светлов осведомлялся: « Ну что, повзрослела? Больше не плачешь?» Этим он повергал меня в некоторое смущение. Вообще он был большой остроумец, но и насмешник.
Е.Печерская Ваши первые публикации появились тогда же, в студенческие годы?
Л. Румарчук. Да, на втором или на третьем году обучения, сейчас уже не припомню. Первая публикация стихов была в «Комсомольской правде», за ней последовала подборка в журнале «Юность». Чуть позже, уже готовясь к рождению дочки, я стала внутренним рецензентом «Юности». Поэтесса Ольга Высоцкая познакомила меня с Валентином Катаевым, он был тогда главным редактором этого популярного журнала. Такого рода работа находилась у них постоянно, и в сложившейся ситуации меня это очень выручало. Ведь мне приходилось кормить маленькую дочку, маму и бабушку, которые не получали пенсии. Позже я писала внутренние рецензии и для издательства «Молодая гвардия». Неплохим источником заработка служили и переводы. Одним словом, мне рано пришлось стать главным кормильцем семьи.
Е. Печерская. Насколько я понимаю, песни на Ваши слова – отдельная страница творческой биографии.
Л. Румарчук. Композитор Евгений Берковский положил на музыку   стихотворение «Перед весной», которое я написала еще в школе. Несколько моих текстов вдохновили Евгения Стихина, среди его песен довольно популярными стали «Синие троллейбусы»(напомню, это было еще до Окуджавы!) Одна песня попала в репертуар Эдиты Пьехи, и она очень хотела записать ее на пластинку, но ей, разумеется, не позволили. Ведь там были слова о том, что героиня хочет «лепить мужчину, чтоб был похож он на человека». Это сочли очернительством советских представителей сильного пола. А жаль! Судя по всему, для Пьехи эта тема тоже была весьма наболевшей…
Е. Печерская. Для многих поэтов стихи начинаются с ритма, для некоторых – с рифмы… А для Вас?
Л. Румарчук.  Для меня первооснова стиха – внутреннее волнение и образность.
Е. Печерская. Вы писали стихи, которые  публиковались и находили своего читателя, однако затем перешли на прозу. С чем это связано?
Л. Румарчук. «Перешла на прозу» - не совсем удачная формулировка. Я продолжала писать стихи наряду с рассказами и повестями всю свою жизнь. Просто в какой-то момент поэтическая форма стала тесной для того, что я хотела сказать читателю, стихов мне стало «не хватать». Ведь я повзрослела, многое пережила и осмыслила. Жизненный опыт, накопленные наблюдения и мысли, подчас довольно горькие и почти всегда непростые, искали своего выражения. Они вылились в рождение прозаических произведений, повестей и рассказов. Но моя проза никогда не противостояла поэзии, они дополняют друг друга.
Е. Печерская. В Ваших прозаических произведениях чувствуются ритм, образность, которые роднят их с поэзией. Но, вместе с тем, это именно серьезная и глубокая проза, причем назвать ее женской не поворачивается язык.
Л. Румарчук. Меня всегда  живо интересовали глубинные причины и мотивы человеческих поступков, особенности и оттенки чувств и переживаний, порой потаенных и безотчетных. Думаю, что именно глубокий психологизм повествования характерен для моей прозы.
Е. Печерская. Бесспорно, но и не только. Не может не поразить точность и сочность многочисленных деталей и неожиданность, оригинальность замысла и композиции. В этом смысле характерны «Две вариации на одну тему».
Л. Румарчук. Даже не знаю, как мне пришло в голову рассмотреть одни и те же эпизоды с двух разных точек зрения: восторженной и реалистически трезвой. Но результат, как мне кажется, получился интересный. В целом, мое обращение к прозе произошло уже в зрелые годы. Невозможно не согласиться с Пушкиным: «Года к суровой прозе клонят…» Кстати, одним из первых стал рассказ «Кайранский», в котором повествование ведется от лица мужчины.
Е. Печерская. Несмотря на хорошее знание быта, обилие правдивых деталей, часть Ваших рассказов тяготеет к жанру сюрреализма. Не было ли трудностей с их публикацией?
Л. Румарчук. Как ни странно, не было. Мне удалось издать практически все, написанное мной. В этом смысле у меня счастливая судьба. Книги мои выходили в престижных издательствах и достаточно большими тиражами. Я вправе обижаться лишь на одно:  недостаточное внимание со стороны литературоведов и критиков. А ведь, как известно, именно их отклики и формируют, в конечном счете, общественное мнение.
                Записала Елена Печерская