Глава 3

«Войны нужны для того, чтоб на них могли тебя убить!» Владлен Погосов (Влад Погосян, г. Степанакерт)

Такой канители, слава Богу, на Арбате не было: ангелы направляли там бродяг на пути совершения преступлений и Движения, а судьи во время оглашения приговора в их души во все тяжкие вселяли бесов, адвокатам говорили:

— Кого вы жалеете? Защищаете?? Восторгаетесь??? Развести вас! Сто пудов!! Что они, — сторона обвинения показывала рукой в синем мундире на клетку, где, как звери, сидели, ожидая своей тяжелой участи, правильные «люберецкие», — в жизни хорошего сделали!!! — Шах вышел на улицу из метро «Смоленская», перелетев турникет как же легко, как в детстве, оперся одной рукой, в его душе сразу началась дискотека, губной нерв начал бить об зубы, все стало вокруг голубым и зелёным, запахло домом, обычно мы этого не замечаем.

Каждая улица и переулок тут разные, как в тюрьме, и она, эта разница, здесь громадная. Некоторые светлые, освящённые церквями, во многом иностранные, некоторые тёмные, подвальные, каторжные, были на этих галерах и свои смотрящие, из тех, что были живы и умерли прежде, но вслед за тем родились вновь, садились, выходили и снова становились в куражах, брали прикуп: Ростик Кончикин, Гриша Жаба, Вова Пантагрюэль, курды, армяне, до революции тут жили в основном полностью блатные, Шах подошёл к какому-то панку у Староконюшенного, в жилетке с надписью «Ozzy» и ирокезом:

— Сколько времени? — Парень посмотрел, зверь, но какой-то странный, то ли военный, то ли мусор, слишком подтянутый и упёртый без чувства юмора.

— Не еб@т! — Он решил немного посмеяться над кавказцем, учитесь говорить «нет». Обычный арбатский ответ, пустой человек без души со стеклянными глазами на перекрёстках, нет, не знаю, не видел, не участвовал, в крайнем случае переспросить, не понял? Из-за этого тут по вечерам иногда стреляли столько, тела минуту не падали. Мимо прошёл отряд каких-то кубанских казаков с иллюзией в глазах веры в доброго царя-батюшку.

— Ты чего дерзишь? - Надо стремиться каждый день кого-нибудь избить, хотя бы словами, если не лично, Шах, что называется, погасил ситуацию авторитетно. Почти невидимый уракен унёс юную говорящую макивару в нокаут на неопределённое время, Киллер с разочарованием посмотрел на демоническое здание МИДа, потом на свой кулак, никакой боли, ничего не изменилось! Он пнул носком лежащего и подпрыгнул на носочках, не стал отнимать жизнь, хотели нести знамя, что их не сломали, несите, кому только вы нужны, наклонился, снял с него часы, трофей, положил в карман, удивительно хорошие, пластиковые электронные «Casio» с точным временем. Наверное, из мажоров из той длинной двенадцатиэтажки, которая смотрит на реку и гостиницу «Белград», вернее, «Белграды», первый и второй, в том, что слева, пирожные вкуснее. Скоро оклемается, на пятьдесят не поймёт, что прибило. Киллера разобрал смех, не от того, что физически подтрунил над металлистом, вспомнил, как на суде в последнем слове просил дать ему строгий режим, особый или усиленный, на обычном не освобожусь. Не удержусь, буду всякие протестные акции устраивать, учинять злочины и зехары, наступит «кикоз», все равно потом поеду на крытый! Судья с пониманием выслушал и одобрил:

— Семь лет особого. — В заключении Шах столкнулся с такой особенностью всех людей в погонах, как конфуцианство, никакой отсебятины, что положено, дадим. Нет нарушений, свидание, запрещённого, кушай, правила внутреннего распорядка, с присущим ГУИНовцам особым чувство такта, шутками и спецлексиконом, не обычным оперативным «дерьмо и кровь на Арбате». Подстраивая под себя зону, они очень скоро сами переходили на блатную музыку, жали на педаль, одновременно подстраиваясь под законы «Нашего Дома», одинаковые мысли и интересы. «На свободу с чистой совестью» начало относиться и к ним самим, охранники порой проявляли не только гуманизм, но и были не чужды романтики, называли друг друга «пацанами» и мурлыкали «Крещатик». Купить можно было все! По тюремной переписке ходили малява типа:

«Оформляем перевод в великолепную угловую камеру (номер). Только после ремонта. Очень светлая с большими низкими окнами и эксклюзивным обзором Москвы и Подмосковья (название СИЗО). Окна под разными углами друг к другу, юг и север ставятся на сквозняк при открытии форточки, проветривается за пять минут. Внизу женская транзитная камера, в уборной есть отверстие (кабура), можно переговариваться. Хата крайняя, не котловая, трасса проходит редко, все насущное рекомендуется затягивать с собой. Отсек из четырёх камер заперт ещё на одну дверь, отдельный блок от всей тюрьмы. Цена договорная, спрашивать Эдика Чеченца из 207й.»

Стоило все не очень дорого… Он вспомнил, как сидел в тюрьме в Англии, по сравнению с этим тихий ужас! Все время один. На допрос, прогулку или к адвокату ведут камеры, когда подходишь к какой-нибудь двери, они открываются. Дистанционный контроль без присутствия человеческого фактора, который практически изжит, победа промышленной революции в индустриализации, душ автоматический, зашёл, оператор увидел, нажал кнопку, за тринадцать месяцев, что он там провёл, с живыми людьми встречался раза три-четыре и то не разговаривали, чистый ад. И допросы и адвокат были на экране компьютера, дёрнешься, в комнату, где всё происходило, медленно польётся из-под потолка специальный газ, минута, и ты надолго в царстве Морфея. Можно и не очнуться… Шах пошёл дальше, двое каких-то гопников говорили третьему:

— Тогда иди в арку, снимай штаны, нагибайся, раздвигай булки! Или верни долг!! —Подонки хотели поступить безусловно гадко.

— У нас не опускают!!! — Надо, как говорят в заключении, нести идею. Длинной мавашей с проносим и вкручиванием бедра от уха через плечо сверху вниз Киллер прочертил обоим парням по бороде, картинно зафиксировав носок на асфальте, они упали, слава Богу, сустав вкрутился, ноги вроде ожили. Когда-то таким ударом троих убирал с ноги, надо было только их на него вытянуть. Сержант провернулся на месте, как в балете, вытер с лица пот, противостояние со сволочью изнуряло, поплясать бы сейчас на низ, как Брюс Ли, некогда, третий, вырвавшись из цепких лап насильников, добежал почти до Садового. Мимо протрусила голая пьяная женщина, в панике крича:

— Он повесился! Люди… — Арбатские смертники, термиты, ему захотелось сжечь их из огнемёта. ( — Признайся, что ты в сущности подонок!) Киллер пошёл по направлению к ТАССу, оттуда на Петровку, в его памяти ожила история про
«Эрмитаж» и Рому, которого он ударил его ножом в сердце в раздевалке за слова:

— А я слышал другую историю… Что ты попадаешь в ментовку и начинаешь там всех сдавать!

«Шах намэ»… Как устроен знаменитый персидский эпос? Поэма состоит из описания пятидесяти царствований, начиная от легендарных царей и кончая личностями наполовину историческими, но только наполовину. Европейские исследователи, в Америке настоящих литературоведов не рожают, делят «Шахнаме» на три части, мифологическую, героическую до Искандера и саму историческую, у самих персов и таджиков, венцом культуры которых является это творение, такого деления нет, что вполне объяснимо. Известный американский исследователь Уорвик считает, что по своему внутреннему содержанию поэма намного глубже, чем «Коран» и Библия, да и писал его, составлял не Фирдуси, такого имени вообще не существовало, сочетание слов, означающее «райский сад», а инопланетяне, об этом более подробно в следующей главе.

Китайский инспектор — на языке арестантов «продольный» — заглянул в дверь:

— У вас всё нормально? — Тибетский врач-вредитель уже начал прощаться с жизнью, не нужно путать Индрабодху с Индрабхути, первый законный царь, современник Шакьямуни, второй, он же Лавапа, опасный страшный факир, удар Тайванчика остриём пальцев был смертельным.

Парень долго упирался,
Ты дебил, и я дебил,
А потом покрасил красным,
Нукитэ ему врубил.

Конец третьей главы