Могло бы это быть сном?

Я, уже совсем большой мальчик,
кажется, по окончании второго класса, 
проснулся тёмной ночью в пионерском лагере «Текстильщик»
в Варзобском ущелье. Проснулся от тягостной боли в животе,
не понимая, откуда эта жгучая боль могла взяться.
 
Боль глушила мою память, я не мог вспомнить,
не мог определить причину: может быть, боль из-за того, думал я,
что я поел совсем ещё зелёный виноград прямо с виноградника,
облепившего высокое дерево? Или из-за того, что я с него упал?
Мне было из-за чего-то очень и очень стыдно.

Боль всё росла, она становилась, кажется, больше нашего домика,
а я скулил совсем тихонько, как щенок, боясь разбудить милую вожатую.
Кажется, что я уже начал смиренно умирать, но пионервожатая проснулась
и бросилась ко мне: — Что? Где болит? Живот? Может быть,
тебе нужно в туалет? Не бойся, иди сходи в кустики, вот тебе бумага!

Я доверился, попытался. Ничего не получилось.
Живот был, как барабан, совсем не такой, как обычно.
Я вернулся, сказал: — Не получается! Живот болит. Весь! —
И, кажется, начал терять сознание. Пионервожатая решила
меня спасти: она нашла машину, разбудила водителя.

Меня везли в соседний пионерский лагерь, где был хирург,
но его на месте не оказалось, и меня повезли уже дальше, в Детскую
больницу Душанбе, а мой мозг продолжал выискивать причину боли:
не из-за того ли, что мальчишка вызвал меня на кулачный бой,
я его ударил первый, а он стоял, опустив руки, и плакал?

Женщина-хирург, дежурившая в Детской больнице, решила,
что у меня аппендицид и что аппендикс уже прорвался —
оттого и эта сильная боль. Я был на операционном столе.
Мне дали дышать через маску, я считал, и провалился
в небытие. И боль ушла.

Вдруг я увидел операционный стол с высоты.
У хирургов была проблема: сделав разрез с правой стороны,
они не нашли аппендикса. В животе был непорядок: всё не на своём месте.
И тогда кто-то предложил резать дальше по диагонали, и решение
уже было принято, и хирург уже начал резать.

Но тут кто-то остановил руку. Возникла перепалка:
— Так мы распаласуем ему все мышцы, и он не выживет!
Надо делать прямой разрез, обходя пупок! У него заворот кишок,
аппендикс, возможно, совсем с ругой стороны.
— Да, но тогда разрез будет очень большим!..

Только этот эпизод операции и остался у меня в духовной памяти:
кто остановил руку хирурга, кто решил делать прямой разрез, —
я не помню, не видел, я видел только руки, только своё тело
на операционном столе, сверху, метров с двух или с трёх,
но уже в то мгновение я твёрдо поверил, что буду жить!

Могло бы это быть сном, ведь увиденное пространство было
как бы нематериальным, происходящее напоминало сражение
двух стихий, одна из который боролась за мою жизнь на этой
благословенной земле, и победила? Но с тех пор я несу в себе
знание, что пришёл не случайно, что у меня есть миссия.

21 июля 2024
 

КОГДА Я УМИРАЛ. КАК ВЧЕРА

Когда я умирал,
Сирены взвыли горько.
Летел сквозь коридор.
В глаза мне — яркий свет.
— Считай! — и я считал:
— Пять, шесть… — не помню сколько.
Я впал в небытиё,
И памяти там нет!

Тогда я — умирал!
Но вдруг душа очнулась,
Видно, позвал её
Неведомый мне Глас.
Она тихонько в теле
Шевельнулась
И вырвалась наружу —
Вот те раз!

И видел я себя,
Вернее, своё тело,
Со стороны, вернее,
Свысока!
Как скальпели
Хирурги обнажили:
— Мы будем резать вдоль,
Наверняка!

— Тампон, ещё тампон,
Зажим…
А мне не больно!
И даже любопытно
Посмотреть,
Хирурги как орудуют,
Невольно
Мою отодвигая смерть!

Но вдруг затрепыхалась
И забилась
Душа моя —
Не знаю, почему,
Хирурги инструменты
Отложили
И главный говорит:
— Я не пойму,

Вернее, не найду
Его, придется,
Хоть нежелательно,
Но резать поперёк, —
И скальпелем взмахнул,
Но Нежный Голос
Его от той ошибки
Остерёг.

Тот Светлый Голос
Помню и поныне
И Эту Руку,
Жизни давшей свет!
С тех пор я точно знаю:
Я — Твой сыне!
…В ту пору было мне уж
Девять лет.

© Copyright: Евгений Свидченко, 2011