Поляки-Майдан, которых больше нет. Глава 8

"Поляки-Майдан, которых больше нет". Глава 8. "Трудодни и подписка на газеты".
   
  Есть одна тема, о которой я не очень много знаю, но получается, что на своей шкуре из всех моих знакомых этого никто не проходил, а если и проходил, то в сетях или где ещё об этом не напишет никогда, да, пожалуй, и нигде не напишет. Вот я и решил поделиться, но сразу скажу, это не исследование или серьезный анализ, просто то, что запомнилось в моей детской голове. Так вот, трудодни и колхозы. Встретилось мне в новостях, что за лето где-то в каком-то колхозе заработали две горсти зерна. Ну, братцы мои, вы, когда буковки на клавиатуре набиваете, иногда и голову тоже включайте: кто бы выжил на две горсти зерна? Или может в магазин сходил бы? Да не было в магазинах ничего, а деньги получали только госслужащие: врачи, учителя, почтальон, да, в общем-то, и всё. Сразу скажу, что я не сторонник колхозного строя, не почитатель любого обобществления, всё это плохо заканчивается, особенно у нас.
   Итак, по порядку, как я уже писал, каждое лето родители запихивали меня в деревню до самой школы. Село было большое, но не особенно богатое, Поляки-Майдан в Рязанской области, в то время - дворов двести. Была церковь (поэтому село!), о которой я писал в предыдущей части, она и здесь пригодится. Избы обычные, крытые щепой или соломой, были и под жестью, все наперечёт помню, штук, наверное, пять или шесть на всё село. Был еще «табор»: это стоянка и механические мастерские для тракторов, сеялок и т.д. Официально это хозяйство называлось Техстанцией, и какое-то время к колхозу отношения не имело. Я знаю, что раскулачивание в селе было, что вообще-то странно – бедный край, одни мыши церковные. Раскулачили двоих, может – троих, дома у них забрали, а самих увезли куда-то, только их и видели. В одном доме сделали аптеку (см. фото), в другом – почту, причем аптека – это единственный кирпичный дом в селе. Ну что это за кулак, если у него одна лошадь? Курам на смех, а не кулак. Тем не менее, тогда им и их семьям было не смешно. Так и сгинули где-то. Вначале в колхоз входило только село Поляки-Майдан, потом окрестные деревни тоже подтянулись. И кое-как они справлялись и с планом, да и жизнь была веселая: вечером ходили в клуб смотреть кино, после кино – танцы. Я тоже часто ходил, только индийские пропускал, но не всегда. Где они эти индийские фильмы брали – уму непостижимо. А людям нравилось, бабы после сеанса плакали, мужчины курили самокрутки.
    Вообще-то, Поляки и округа вокруг скорее всего населена потомками казаков, которых переселяли вместо вырезанной крымцами и ногайцами части населения. Они ведь не просто воевали - мужчин поголовно вырезали, а женщин и детей уводили в плен. Называлось это захват ясыря. Это касалось не только русских земель, но и польско-литовских, из которых вывозилось население на рынки в ужасающих количествах. При Иване Грозном сделали оборонительные засеки, грубо их можно описать так: Большая засечная черта: Козельск-Тула-Переяславль-Рязанский, и Ряжская засечная черта: Ряжск-Шацк-Темников. Они пересекали различные шляхи, по которым двигались татары и ногайцы, например, Изюмский и Муравский шляхи, а также важная для Рязанского края Ногайская дорога. Так вот, в Рязанскую область производилось подселение, как минимум дважды: при Василии Тёмном и при Иване Грозном, каждый раз после очередных набегов крымских татар и ногайцев. Так, отдельно подселялись из других областей в северную часть Рязанской области, поэтому у нас и названия у сёл такие вокруг: Поляки-Майдан, Шевали-Майдан, Ласицы-Майдан, а майдан – это казачий круг, где решения общество принимало. О самом слове «майдан» известно, что оно персидского происхождения, в тюркские языки попало из арабского, в славянские – из общения с персами или тюрками, сейчас уже не установить, откуда именно, значение – площадь, рынок. Так же точно и в южной части Рязанской области было подселение, поэтому там под Шацком есть село «Казачья слобода». О подселениях я прочитал у Карамзина в «Истории государства Российского», дополнив парой своих домыслов.   
    В селе Поляки-Майдан тогда было дворов двести, как я уже писал. Структура была не простая, это из-за оврагов, речек и озера. Попросту можно сказать так: в центре находилась «Середка» с клубом, правлением и церковью, и от нее отходили «концы» (или улицы): основные «Пожарный» и «Больничный» были в одну линию с улицей «Середки». Но были еще «Выселки» - в сторону бывшей мельницы, «Никольский» - в сторону леса с одноименным названием, а через лощину с Речкой проходила вторая улица «Середки» от «Выселок» до оврага, через который уже и к Озеру можно попасть. На центральной дороге при пересечении её с Королёвым оврагом стояло длинное одноэтажное здание, в котором находились Сельсовет, Правление колхоза, библиотека и клуб. Напротив клуба находилось Сельпо, в котором была пекарня. При Сельпо был магазин, но он был выше, на вершине холма напротив церкви. Хлеб был в виде кирпича, двух сортов, один белый, второй непонятного серого цвета, причём белый хлеб был пшеничным, а пшеницу в колхозе не выращивали, её колхоз менял на что-то, или покупал на реализованную, скажем, рожь, как это происходило – понятия не имею. Трижды в неделю выпекали хлеб и везли его в магазин на телеге. Лошадь была Курвы, т.е., Миши Курвы (см. главу 2, я про него там упоминал). В магазине нечего было покупать, только рыбные консервы, сушки, соль, сахар и слипшиеся карамельки без обёртки. Сельпо – это по идее – сельское потребительское общество, вот только тут я не понимаю, кто же входил в это общество? Загадка. Перед Сельпо был палисадник, в котором росли георгины, гладиолусы и астры, представьте всё это в такой дыре? Все общие собрания, и даже суд помню, проходили в клубе, но вот только не подсчеты трудодней, был я этому свидетелем пару раз, пока колхоз не ликвидировали. Народ собирался перед сельпо, с какими-то бумажками в руках, вся толпа не была особенно агрессивной, но очень крикливой. И это были далеко не собственники, и даже не наёмные работники, это было нечто иное.
    Есть еще один момент, важный, но он как-то куда-то со временем пропал, и никто его не вспоминает. Смотрите: после революции землю как бы отдали крестьянам, всё это было оформлено, и колхоз был просто артелью собственников. Плохо ли, хорошо ли, но была страшная война, и было не до собственности, и уже на моей памяти колхозы стали укрупнять, якобы, чтобы улучшить управление. У нас сделали один огромный колхоз (это было уже после описанных ниже событий), объединили 18 деревень, правление было в Поляках, а председатель приехал из Сасово, фамилия у него была Кукушкин, и разъезжал он по полям и деревням на брезентовом газике. Ну, ничего он не понимал, ячмень от пшеницы отличить не мог. Следующим этапом, для лучшего и более эффективного управления, колхозы переименовали в совхозы. Правление переехало из Поляков в Гуляновку, которую переименовали в Трудолюбовку, т-щ Кукушкин переехал в Трудолюбовку, а скоро и вообще пошёл на повышение и свалил в Рязань. Позвольте, а как же с собственностью на землю? Фьють – и нет никакой собственности на землю. А между прочим, при этом главный мотив сельского жителя уничтожили просто так, незаметным образом, лёгким движением руки – частную собственность на землю и средства производства. Что же удивляться, что все разбежались, куда глаза глядят?
    Так вот, первый раз я попал на делёжку урожая потому, что нужно было кому-то лошадь держать. Это было не собрание, скорее сельский сход. Бабушка такой сход и называла майданом, или кругом. Собрались все колхозники у сельпо, вытащили свои бумажки и талоны с трудоднями, председатель достал свои записи, у каждого бригадира тоже были свои записи. И начали подсчеты: система была простая, нужно было подсчитать все трудодни всех членов колхоза: у кого 90, а у кого 15, неважно, сложить их, допустим, получится 1000. Дальше общее количество хлеба (зерна в мешках) разделить на 1000.  Предположим, получилось 10 кг. Тогда каждый умножает 10 кг на количество своих трудодней. Тоже самое - с картошкой, редькой и капустой. Как видите, формально довольно просто и справедливо: вот лежит то, что собрали с полей, а вот твои трудодни.
      Ну, ругань началась такая, что не дай бог увидеть, это когда стали трудодни считать: кто-то считал, что работал, а его не видели, и т.д. Бабы подняли такой гвалт, что я думал, сейчас передерутся. Боролись за каждый трудодень, и помнили все: кто болел, кто напился, кто прогулял. Не очень-то похоже на картину А.Моравова «Подсчет трудодней».  Председателя никто не слушал, он полностью потерялся в этой стихии. А вот Виктор молодец, он не грубостью, а юмором и цинизмом бабский крик унимал. Типа «Я тебя тогда с Петром видел». Когда все закончилось, и каждый узнал, сколько он может забрать домой со склада, поехали к сельской церкви, в которой находился колхозный склад. Я фото церкви выкладывал в одной из глав, но здесь повторюсь, фото 1-4. Все встали в живую очередь, кто-то насыпал зерно в мешки и их тут же взвешивали, весь счёт был в пудах. Виктор стал таскать мешки в телегу, а я как раз держал вожжи. Хлеба он получил четыре с половиной мешка, картошки не помню сколько, но это потому, что он был трактористом, и у них был какой-то коэффициент. Вообще же, все мужчины получали значительно больше, и это в принципе понять можно. Вот так я и увидел железный скрежет людских интересов, склоку обычно добрых людей. Бабушка Маша заработала совсем с гулькин хвост по сравнению с Виктором, хотя тоже каждый день работала. Но таковы были правила.
    Была ли советская власть на селе? Была, но в какой-то карикатурной форме. Во-первых, висел на Сельсовете красный (лучше сказать – розовый, типа выцветший) флаг. Во-вторых, были товарищеские суды, но это скорее было похоже на собрание общины, правда, стол был застелен темно-зелёным сукном с графином и стаканом. Была бесплатная больница, в которую можно обратиться, тебя бесплатно осмотрят и вылечат, но это скорее всего следствие того, что Полякам повезло. У них не было земского врача, и постоянная медицинская помощь появилась только после войны, и врач, который появился, был фронтовиком и больницу организовал лучшую в округе с амбулаторией, операционной и стационаром. Но были и некие конкретные часто дурацкие советские выкрутасы, например, с подпиской на газеты и журналы. Я знаю, что в 1954 или в 1955 году некие волонтёры из Сельсовета пришли подписывать бабушку Машу на газеты, причём в обязательном порядке, угрожая санкциями и вызовами в органы. Понимаете, она не получала денег вообще, только продукты раз в году за трудодни, но пристали ребята всерьёз, предлагали ей поехать в Сасово и что-нибудь продать, а они сейчас её подпишут, а она потом заплатит. Ну, смотрите, какая всё-таки наглая наглость, старый человек без зарплаты, к тому же безграмотный, должен подписаться на газеты, не знаю, я почему-то подругу Швондера вспомнил. Ведь где у людей совесть? Мужа убили на войне, двое детей, полуразрушенная избушка, крытая соломой и картофельной ботвой, ни колхоз, ни советская власть палец о палец не ударили, чтобы помочь, и, надо же, припёрлись на газеты и журналы подписывать.
    Весь этот цирк случился при мне, только мне было примерно полгода отроду, и во время этого безобразия вмешалась мать, а ей было примерно 19 лет, и она приехала со мной на лето, но она уже пожила в Рязани и в Москве, и с этой шушерой разобралась быстро, обещала пожаловаться куда надо и выставила швондеров за дверь как миленьких.

На фото: Аптека. Бывший дом раскулаченного кулака.
(Предыдущие главы повести "Я и Озеро" см. в разделе "Повесть Я и Озеро")

20.07.2024