о письмах и не только

Кирсанова пишет Богу. Она немного устала.
А если точней - устала Кирсанова как собака,
она же обычная баба, она совсем не из стали,
а после суток дежурства она как кисель, однако.
Калякает: «Я, как лошадь пашу, милосердный Боже.
Не подлая и не злая. Совестливая вообще-то.
И жить по-людски стараюсь. Стараюсь, правда. И что же?
Пишу тебе лет пятнадцать. И никакого ответа.
Пристроены все подруги. Покоятся папа с мамой.
А я два раза в разводе. Детей ты мне, боже, не дал.
Зато есть скворец домашний. Поёт. И любимый самый.
А то, что я одинока - ведь есть и погорше беды,
Конечно. Но хочется счастья. Обычного. Ну, ты в курсе:
Чтоб вечером вместе чаю, и помолчать о главном,
Чтоб ждать и встречать, а значит - в доме/душе не пусто.
Молчу, молчу. Понимаю - всему своё время. Ладно»

«Утешься, что всё я слышу, о чём бы ни попросили.
Живи. Плыви, как умеешь. Каждому путь по силе.
И ты не одна такая, таких до хера одиночек.
А что до письма  - неразборчив твой, Кирсанова, почерк»

Сидит такой, смотрит сверху. «Ну что, Кирсанова, скисла?
Давай, соберись, ты можешь. Нет в унынии смысла»
Идёт такая, на смену. Неясно чему, но рада.
И думает: «А ведь Бог-то располагает, правда»