Закрытые города

***

                Начальнику штаба военной разведки США генералу Флинтхарту Гломгольду.

Эти русские что-то с чем-то, мой генерал! Как вам известно, не один десяток лет провел я, примеряя на себя разные личины советских граждан, в так называемых закрытых административно-территориальных образованиях (сокращенно – ЗАТО), в этих атомополисах, вирусополисах, рекетополисах и метрополисах (пересмотрите фильм Фрица Ланга, настоятельно рекомендую), где творится такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Наш Лос-Аламос просто назойливый прыщик на обратной стороне физической карты мира по сравнению с такими городами-призраками, как Арзамас-16, он же Арзамас-75, Челябинск-40, он же Челябинск-65, Златоуст-20, он же Златоуст-36, Заозерный-13, он же Красноярск-45, Челябинск-50, он же Челябинск-70, Свердловск-44, Свердловск-45. Городам этим несть числа. Они не поддаются никакому количественному учету и практическому обозрению. Путеводители о них упорно молчат, гиды разводят руками, как радиоактивной воды в рот набрали. Города эти глубоко вкопаны в землю и тем не менее ведут свое поверхностное существование, изо всех сил пытаясь быть похожими на нормальные человеческие термитники. Они – как огромный сейф, код к которому не подобрать рутинной комбинацией чисел и за тысячу лет. В них всё текуче, всё постоянно меняется: номера улиц, названия магазинов, имена людей, их семейное положение и образование, их даты рождения и смерти.  Вот вам пример. Какой-нибудь засекреченный специалист в области физики плазмы, известный под именем Василия Ивановича Любяшко, отец двух детей, 7 и 10 лет соответственно, может выйти в 8.00 из 32-ой квартиры дома №5 по улице Чкалова в качестве супруга любящей жены Авдотьи Михайловны (блондинки), работницы местного ателье и домохозяйки по совместительству, а в 18.00  уже в другую квартиру и дом, расположенный на другой улице, под именем какого-то Дмитрия Александровича Акулова, эксперта по термоядерным реакциям, вернуться к годовалому ребенку и к любящей жене Анастасии Андреевне (шатенки), учительнице средней школы, находящейся в декретном отпуске; причем сам Дмитрий Александрович, который уже не вполне Василий Иванович, будет по всем внешним признакам соответствовать тому же самому лицу, что и утром, в отличие от всех прочих участников это семейного спектакля, включая кота Васю, о котором он до этого и слыхом не слыхивал. По неписаному правилу, он должен сделать вид, что очень рад произошедшей перемене и без всяких церемоний принять на себя необходимые в данных обстоятельствах семейные обязательства. Что будет дальше? Поживут денек – увидят. В силу сказанного любой доклад о городе Арзамас-16 и ему подобных городах может уже на следующие сутки стать не актуальным, потому что они, как вы догадались, совсем не те, за кого себя выдают, равно как и люди, живущие среди типовых жилых и нежилых декораций, в плену их.  Самое обидное, что города эти никак не вывести на чистую воду. К ним нет никакой возможности втереться в доверие ни через третьих лиц, ни через пятых или семнадцатых лицедеев, совершенно ничего не знающих и не значащих. Даже какая-нибудь Клавдия Ивановна, работающая уборщицей в одном из конструкторских бюро, та еще кремень-парень. Зашифрованы не только улицы, номера домов, имена поселенцев. Зашифрованы даже дни в календаре, месяцы, времена года и сами годы, не говоря уже о столетиях. Помнится, спрятался я как-то, выполняя по вашему поручению одну секретную миссию, в грузовике ЗИЛ-157 среди коробок черноморской соленой сельди вперемешку с радиоактивными как бы отходами, а когда выбрался на свет божий, оказалось, что мало мне было мутировать в голодранца несчастного, так вдобавок, вместо того, чтобы попасть в Арзамас-75 образца 1970 года, попал я в уединенную обитель XVII века, в какую-то пустынь, где ни бочкового кваса, ни пива бутылочного, ни секретного объекта, ни ядерного тебе центра.  Не знаю, какие они тут опыты над временем и пространством проводили, помню, скитался я по мордовским лесам и болотам, как эрзя недобитый, аж до начала XIX века, когда посчастливилось встретить преподобного Серафима Саровского, который и направил меня, шпиона чертова, как он выразился, подальше отседова, назад в страны свои поганые да заморские, бога православного не признающие, и во времена неразумные. Прозорлив Серафим был, почище нынешних дознавателей и прокураторов. Пробовал в веру меня свою обратить, но я-то калач тертый, меня без пыток инквизиторских не заставить убеждения поменять. По-доброму обошелся со мной, не зря к лику святых он причислен. Иногда я начинаю сомневаться, что он вообще существует в природе, это Арзамас, какой бы он ни был по счету и по названию. Если бы вы оказались в нем, генерал, вы бы поняли, о чем я. Вы бы сами стали сомневаться в своем существовании, находясь в любом из этих закрытых городов. Почему закрытых? Потому что они закрыты на все кодовые замки и свинцовые ставни, они закрыты, как гештальт, как закрывается магазин на обед, который, хоть ты тресни, не откроется раньше времени ну никак. А время здесь, как я уже дал понять, понятие ой какое относительное. Здесь не встретят вас хлебосольно, не скажут «Добро пожаловать!», приезжайте еще, мол, будем скучать. Ни в малой степени не будут скучать. Здесь каждый прохожий всем видом своим намекает: убирайтесь-ка подобру-поздорову, пока вас не оприходовали в качестве подопытных кроликов и кролиководов. Не откроет никто ни одного секрета и секретера, от секретарши глупенькой не дождешься щепотки сплетен на ушко. Над городом постоянно летают незримые грифы и серафимы секретности. Ни вербу-красавицу не завербуешь, ни ракиту-племянницу, ни мать-и-мачеху. Одному приходилось действовать, по-всякому изворачиваться, подстраиваться под всех и каждого. Быть ниже травы, тише воды. Раньше литераторы просто писали «Город №», когда хотели поскрытничать, туману навести. А сейчас всё занумеровано. Ленинград-300 не то же что просто Ленинград. Не дубликат же города в самом деле построили сидельцы ГУЛАГа на болотах по настоянию Медного всадника. Кого ни возьми из этого города, с кем ни заговори о пустяках житейских, у каждого своя легенда на все случаи жизни готова. В любой рюмочной ее услышишь, в любой шашлычной. Один умник легенду о Тиле Уленшпигеле пересказывает сотый раз (мол, родился он во Фландрии, откуда изгнан за вольнодумство, за ересь – и вот он в СССР, и всё здесь идет как по маслу), второй чертяка легенду о старце Фёдоре Кузьмиче доводит до слуха неосторожного слушателя (о царе русском Александре I, если вы слышали о таком), третий – о Беовульфе рапортует, четвертый – о Китеже что-то там повествует, придумывает на ходу, видать. Много историй я разных наслушался, эпосов да былин. Ни до чего не докопаешься, не люди здесь обитают – а сверхсекретное оружие какое-то на двух ногах, лишенное перьев. Попробуй опиши «платоновского человека», а получится все равно «курчатовский». Потому что излучает он с помощью глаз и чего-то еще вживленного в извилину мозговую такую энергию, которая может расщепить материальное тело любого встречного-поперечного на мелкие корпускулы и собрать затем в некую идеальную сущность, чье истинное предназначение пока не совсем понятна ни лирику-плакальщику, ни физику-ядерщику. Рядом с такого рода людьми счетчик Гейгера непременно будет зашкаливать. Включается же эта способность не по прихоти самого человека, а дистанционно и по нажатию красной кнопки. Та кнопка в перепелином яйце, яйцо в резиновой утке, утка в зайце, заяц сидит в каменном кремле, а кремль на Новой Земле, и Землю ту Генсек пуще власти своей стережет. Вот что выведать мне удалось. Ну а съемки на шпионскую мою карманную камеру, доложу я вам, не принесут никакой ощутимой пользы для Пентагона. Одни пейзажи запечатлел да женские интимные прелести – вот на что мне сноровки хватило бойскаутской, вот что успел разглядеть, чем по-настоящему сбит с панталыку, восхищаюсь по сию пору и готов поклясться на Библии Линкольна, что лишь это тут и доступно для обозрения со всех ракурсов, включая, при небольшом акробатическом ухищрении, даже съемку объекта с интересной позиции: сверху вниз. Ах, какие снизу открываются виды, мой генерал-бас, какие плесецки там плещутся, какие космодромы косматые мерещатся. Там, под трусиками с голубой каемочкой и с ластовицей непромокаемой скрыто оружие мужского извержения и массового заражения. Девушек советских, зараженных опасными для иностранных мужчин призывного возраста бактериями и вирусами, прямиком отсюда отправляют пешими и конными в командировку по европам и по америкам с одной единственной целью. Попробуйте догадаться сами, с какой. Посему не замедлю предупредить вас, чтобы вы, генерал-генерал, поспособствовали скорейшему распространению информации о необходимости использования подрастающим американским поколением резиновых мешочков при совокуплении с лицами, у которых в темноте светятся и зубы, и волосы, и глаза. Вместе с тем сообщаю, что был я как-то в Челябинске-40, известном также как Челябинск-65. Невдалеке от черты городской, под действием каких-то радионуклидов, осознал я себя оборотнем в погонах фельдмаршала: оборотился сначала в волка, потом в крота, прорыл тоннель под городскими воротами и колючей проволокой и проник уже в виде крысы амбарной в святая святых – в комбинат №817 по производству плутония. Нажрался я этого плутония столько, что хватило бы на хорошую «Царь-хлопушку», скажу я вам. Силой весь налился несусветной, хоть подначивай и взрывай на месте, как динамитную шашку. Видел я уран-графитовые реакторы со сказочным названием «Руслан» и «Людмила», пробовал прогрызть их, бегал вокруг да около, пил живую воду и мертвую, так что некоторое время невдомек мне было, жив я или все-таки мертв. Решать вам, песчаный карьеров мой генерал. В какой-то момент нашли меня наши враги, связали и утилизировали. Правда, утилизировали не до конца, потому что вот он я, жив курилка. По крайней мере, мне так казалось и кажется до сих пор. Да, малость распался на части, бывает. Но весь я не умер, прах свой я пережил и тленья убежал. Колобком радиоактивным закатился в Капустин Яр-1, на полигон для испытания колобков, начиненных ядерною начинкой. Чудом удалось сбежать мне от дедушки и от бабушки, родоначальников батона ядреного. Но по дороге в Астрахань встретился мне сначала лейтенант Зайцев, стал угрожать, допрашивать прямо на месте. Спасло меня знание советских хитов и умение петь: спел я ему «Мой адрес – Советский Союз», на этом и разошлись. Потом майор Медведев и капитан Волков перешли мне дорожку нежданно-негаданно. Колобок, мол, колобок, мы тебя есть не будем, но давай-ка ты запрыгивай к нам в «козлик» и проследуем куда следует в ближайшее отделение. Что я, сказок ваших не знаю, возражал я им, и предложил послушать ненаглядную песню «Эти глаза напротив», которую и спел немедля голосом Валерия Ободзинского. Тронула она души их черствые и сердца камуфляжные, с тем и отвалили от меня. Качусь по дороженьке энергично, верчусь себе беззаботно, мордой землю целую с оборотом каждым. Жду встречи с лисой, разумеется. Ан нет лисы. Ну нету и не надо, думаю. Докатился за пару месяцев до Сергиева Посада. Лето сменилось осенью. На носу зимушка-зима. Пора чинить шубы, шить рукавицы, говорят. Ноябрь зиме дорожку торит, поговаривают. И вот она-то, зима то есть, зимушка самая, в Николин день как раз и становится мне поперек шлагбаумом снежным и пристает с набившим уже оскомину: колобок, колобок, я тебя съем. Не стал я, заискивая, петь перед ней шлягеры, но почувствовал обязанным предупредить ее, что во мне никак не меньше шести килограммов плутония-239. Проглотишь меня, быть зиме ядерной, несдобровать добрым молодцам и красным девицам, год без лета будет, а то и два. А отпустишь катиться далее, может запропащусь под какой-нибудь избушкой на треноге, не рвану с угару, не натворю пожару. Испугалась зима, не тронула бедолагу, бока мои мучные не покорежила. Так что передавайте привет своей генеральше, мой генерал. Привык я к здешней местности, к засекреченным просторам, к зашифрованным рекам и озерам. Женился вот, обзавелся детишками, называю их про себя по старой памяти «Малыш» и «Толстяк». Но это прозвище только, имена-то у них, понятное дело, другие, на русский манер. Ни на кого я их никогда не оставлю, не сброшу ношу свою ни на Хиросимушку, ни на Нагасакушку, будьте уверены. Да и вообще, какое вам до меня дело. Я всего-то грибовидное облако в широких штанах поморского рыболова, лишь ядерный гриб в корзине горе-грибника из Семипалатинска.

***