Хан

Ночь накрывает степь устало,
Клубится дым над ней, и гарь
Бьёт в ноздри мерзким душным смрадом
Телесной плоти; средь огней
Глядят глаза пустые в небо
Наездников и их коней.
Окончен бой, но где награда
За боль и тысячи смертей?

Конь чёрный пляшет под тираном,
Шатёр трепещет на ветру.
Кто жив, зализывает раны,
Смывает кровь чужую и свою.

Туман скрывает поле брани,
Лишь отблеск сабель под луной —
Свидетелей жестокости расправы,
Багряной сечи; не покой
Возьмёт с собою хан домой.

Глядит он в даль, где встанет солнце,
Сжигая трупы под собой,
Гордясь безмерным превосходством,
Взимает мзду кровавою рукой.

Великий хан просторы обзирает —
Свою пяту оставил он
От Киева до стен Китая,
Богатств несметных приобрёл.
И что ж теперь — на склоне лет,
Когда часы о смерти поминают?..

***

Горит костёр; дрожащий бубен
Под ликом роковой луны,
Шаман возносит песни ночи
К всесильным духам Тэнгрии.
И слышит — божества пророчат:
Конец вождю, конец войны.

И снова бубен сотрясает
Покой заснеженной степи,
И сна кочевников лишает,
И в путах бьются скакуны.
Колдун, тревогами охвачен,
Шлёт всадника к великому вождю.
И всадник с ветром в поле скачет,
За весть дурную палачу
Готов отдать главу свою.

Послание шамана:

«К тебе, всесильный, уповаю!
Сложи свой меч,
Свой нрав, да укроти, владыка.
Врагов, завистников не счесть,
Что сорняков на поле диком.
Лобзает руку в услуженье робком
Презренный раб и ядом своих слюн,
Смочив персты, глядит украдкой,
Желая смерти среди дюн.
Великий хан,
Среди шатров измор и слабость,
И тленом мир извне разит,
Исчезла нега, танцев радость,
Кто ведал роскошь, позабыт.
Ещё хранит величие престола
Стяг золотого копия,
Но шестопёр уж уготован
Сразить властителя венца.
Твои победы и твоё величье
Падут ли вместе за тобой,
Знамёна склонят ли, взыграют хууры,
Во славу дней твоих былой?
Взойдёт ли солнце, глядя хмуро,
Над голубой твоей страной?
Глаза от крови покраснели
Замёрзло сердце; на душе — покой
И гладкий лик не дрогнет внове —
Не ведома тебе людская боль.
Но вот предел.
Приходит час расплаты.
Кому же передашь ты свой удел?
Ты одинок в своих палатах:
Познал ли ты, кого презрел?»

***

Хан дремлет. Яства на столе
Уж не прельщают мясоеда,
Ни вкуса, терпкости в вине,
Ни сладости своей победы
Он не находит больше в них.
Он гонит жён и челядь, и танцоров
Прочь с глаз, сведённых в темноту.
Лишь горы трупов перед взором
Встают пред ним сквозь дремоту.

Шаман был прав: сложить пора
Мечи и копья, удила;
Совлечь седло и отпустить коня:
«Беги, мой друг, в просторные поля».
Так думал он, но вот далёкая земля
Всё не даёт ему покоя,
Зовёт, туманит разум старика:
«Вперёд, вперёд, моя орда!
Быстрее ветра ваши кони!»

Ещё поход — последний, может, пред кончиной;
Ведёт он войско на восток
К стенам тангутского Чжунсина.

***

Уж год как город осаждён;
Хан болен, вещих снов лишён,
Но всё ещё не побеждён.
Вот только хворь саднит всё тело,
Шелка как будто иглы швеи.
Он видит призраков в ночи
И пристань в дали пламенеет.
И до того, как смежил веки,
Он слышит возгласы бойцов:
«Тангуты пали! Славь вовеки
Великий подвиг и отцов,
Отдавших жизнь, и ты, наш хан,
Покойся с миром в тиши снов,
Непобедимый Чингисхан!