Московский морок

В такое не веришь.
Такое лишь может присниться.
А если взаправду, застынь и беспомощно стой,
увидев, как с крыши Большого театра
квадрига с возницей,
внезапно сорвавшись,
бесшумно парит над Москвой.

Над городом сонным, давно уже ей незнакомым,-
от старой Москвы лишь вокзал в окончанье Тверской,-
летят её кони на встречу к коням Ипподрома.
Им тошно на крыше, им хочется жизни живой.

И с Арки Триумфа, что гордо стоит у Поклонной, 
смятенно почуяв таинственный общий призыв,
с ликующим стоном, с неслышным серебряным звоном
 и эти помчались, в туманное марево взмыв.
Развеяны гривы, торжественно тайное ржанье.

А дерзкие копии Клодта, услышв:-Пора!-  
срывая поводья, за ними и к ним – в мирозданье,
с привычного поприща –
Конского в прошлом Двора.

И встретившись счастливо,
чуя  и в камне, и в бронзе
неистовство плоти
и бешенство крови живой,
они, разрывая, сминая спрессованный воздух,
крылатою стаей
стремглав вознеслись над Москвой.

Небесные звёзды взирали на них в изумленьи.
Они же, как чёрные молнии, стрелы, смерчи,
фантомы, болиды, не видные снизу виденья,
неслись привиденьями в стылой пустынной ночи.

И чувствуя лёт их в своих денниках и конюшнях,
все кони живые, как бы сознавая вину,
за то, что не с ними,
мятежно рвали свои души,
пытаясь в метаньях прорваться
к тому табуну.

И в Пушкинском, что на Волхонке, застывшие грозно
две конских махины,что рыцарей гордых несли,
незримо пролили незримые горькие слёзы
в своём сокрушенье, что вырваться к ним не смогли.

И всё это было в какие-то доли мгновенья,
мелькнувшего мысленно искрой внезапных идей,
которые властное и бесконечное Время
сожмёт и растянет, как хочет, по воле своей.
 
И вновь колесница на крыше Большого театра,
и копии Клодта, как прежде, в пределах Двора,
и на Ипподроме, как завтра, и как послезавтра,
всё те же привычные скачки, и та же игра.

И тотализатор,  и так же меняются ставки,
народ пребывает в горячности и суете.
Всё, как и обычно.
Лишь кони над входом на арке,
как будто слегка изменились,
как будто не те…