Большая девочка
В марте у Грейси были весенние каникулы, и она вместе с родителями приехала в Нью;Йорк к Виктории. Они пробыли там неделю, сестры почти не разлучались, а Джим с Кристиной встречались с друзьями и ходили в гости к знакомым. Несколько раз они все вместе ужинали в ресторанах. Для этих случаев Виктория из принесенного справочника выбирала рестораны, и всякий раз удачно. Грейси была в восторге от Нью;Йорка. Она остановилась у сестры, а родители сняли номер в «Карлайле», неподалеку от школы, где работала Виктория. В школе Мэдисон тоже были каникулы, так что у Виктории было много свободного времени. Несколько раз отец с матерью приходили к ней домой и перезнакомились с ее соседями. Джиму понравился Билл, Банни он счел настоящей красоткой, а вот к Харлану родители отнеслись неодобрительно. Как;то за ужином отец резко высказался насчет его сексуальной ориентации, и Виктория кинулась на защиту друга.
К моменту отъезда Грейси уже решила, что тоже будет жить в Нью;Йорке и даже учиться здесь в колледже, если ее примут. Оценки у нее были похуже, чем у старшей сестры, и Виктория сначала усомнилась, что она попадет в Нью;Йоркский университет или в колледж Барнард, но в Нью;Йорке же есть и другие достойные учебные заведения. После чудесной недели Виктория с грустью прощалась с сестрой.
Миновало полмесяца после каникул, когда Викторию вызвал директор школы Уокер. Она ощутила себя нашкодившим ребенком, неужели кто;то на нее нажаловался? Может, родители ребят чем;то недовольны? Она знала, что кое;кому из них не нравится, что она много задает, некоторые даже приходили к ней с претензиями. Но Виктория была непреклонна: учащиеся обязаны выполнять все требования учителя. Она хорошо усвоила уроки Хелен и следовала ее совету «быть построже». Конечно, до Хелен в этом смысле ей было далеко, но Виктория добилась дисциплины в своих классах, и это лишь укрепило уважение к молодой учительнице. У нее больше ни с кем не возникало проблем. Спасибо мудрой Хелен!
— Что скажешь, Виктория? Как идут дела? — с улыбкой поинтересовался директор. Никакого раздражения или недовольства на его лице не было и в помине, и Виктория немного успокоилась. Учебный год подходит к концу, в июне ее контракт с Мэдисон заканчивается, может быть, директор хочет поговорить об этом?
— Мне кажется, неплохо, — отвечала она. Она искренне так считала и надеялась, что так и есть на самом деле. Не хотелось бы бесславно завершить свою работу в такой школе. Виктория отдавала себе отчет в том, что, если ей не продлят контракт, придется уже в ближайшем будущем подыскивать новое место. Но ей так не хотелось расставаться с этой школой! Это была ее школа, ей нравились ее продвинутые ученики, она дорожила тем взаимопониманием, которого сумела достичь.
— Как тебе известно, осенью Карла Бернини возвращается. — Он продолжал: — Мы будем рады снова видеть ее в наших рядах. Но ты, Виктория, проделала значительную работу. Дети тебя обожают, только и говорят, что о твоих уроках. — Он не сказал, что и родители в большинстве своем ее очень хвалят. — Вообще;то, я пригласил тебя, чтобы сообщить о некоторых изменениях в наших планах. От нас на год уходит Фред Форсач, он берет академический отпуск. Решил прослушать спецкурс в Оксфорде и попутешествовать по Европе. Ему нужна замена. — Фред Форсач преподавал испанский язык. — У нас есть Мэг Филипс, у нее в дипломе два языка, и она готова подменить его в следующем году. Но в этом случае у нас возникает дыра с английским. Как ты знаешь, Мэг ведет только двенадцатые классы, а у тебя с ними контакт. Вот я и подумал, может, ты возьмешь ее ребят, пока Фред не вернулся? Тем самым ты еще на год останешься у нас, а там посмотрим. Как тебе такое предложение?
Виктория не верила своим ушам, это была лучшая новость из всех, что она слышала в последнее время.
— Господи! Вы не шутите? Я была бы счастлива! — В этот момент Виктория была так похожа на старшеклассницу, что Уокер рассмеялся.
— Нисколько не шучу, я говорю совершенно серьезно. Я предлагаю тебе работу еще на один год. — Директор был доволен, что Виктория с таким энтузиазмом восприняла предложение, правда, на это он и рассчитывал. Они еще обсудили некоторые детали, а потом Виктория вернулась в преподавательскую и поделилась с коллегами своей радостью.
Чуть позже она встретила Фреда Форсача и на радостях чуть не бросилась его целовать. Она так откровенно ликовала, что Фред даже рассмеялся. Он тоже был рад такому решению — значит, его планы провести год в Европе сбываются. Он уже давно собирался это сделать.
По пути домой Виктория от радости только что не пела, она с нетерпением ждала возвращения с работы своих соседей и немедленно поделилась с ними своими новостями. Все порадовались за нее. Потом она позвонила родителям. Она считала необходимым держать их в курсе перемен в своей жизни, несмотря на то что их реакция была предсказуемой. Не стал исключением и этот раз.
— Не понимаю, Виктория, чему тут радоваться?! Ты будто специально отказываешься искать серьезную работу. Нельзя же всю жизнь жить на эти жалкие гроши! — внушал ей отец. Но ведь она живет! За это время Виктория не попросила у отца ни цента, хотя его подарок — тысяча долларов — ей очень пригодился. Она жила скромно и даже кое;что накопила. А невысокая арендная плата позволяла ей разумно распоряжаться своими финансами.
— Пап, но у меня сейчас серьезная работа! — твердила Виктория, понимая, что разубеждать его бесполезно. — Мне нравится моя работа, я люблю детей и эту школу.
— Да в любом здешнем рекламном агентстве или какой другой компании тебе бы платили раза в три;четыре больше! — На Джима не произвел никакого впечатления тот факт, что руководство лучшей частной школы Нью;Йорка высоко оценило ее работу и даже предложило продлить контракт еще на год.
— Да разве в деньгах дело! — досадовала Виктория. — Ты не можешь понять: у меня получается то, что я делаю.
— Виктория, учить детей — дело нехитрое. Ты ведь просто нянчишься с этими богатенькими отпрысками. — Переубеждать отца было бессмысленно. Но Виктория знала, что далеко не каждому дано преподавать, не каждый может то, что умеет она. Однако родители не желали понять, что школа — ее призвание. С матерью поговорить не удалось, ее не было дома — она играла в бридж, но Виктория не особенно пожалела об этом — вряд ли мама сказала бы ей нечто ободряющее, она ведь всегда вторила всем суждениям отца. — Я бы хотел, чтобы ты, прежде чем подписывать этот контракт, еще раз хорошенько подумала, — настаивал отец, и Виктория вздохнула.
— Я уже подумала. Это именно то, чего я хочу, — остаться в этой школе.
— Сестра очень расстроится, что ты не приедешь домой. — Это уже был запрещенный прием. Но Виктория еще во время каникул предупредила Грейс, что, если ей предложат остаться в школе еще на год, она примет предложение. Грейс уже хорошо понимала, что Виктория несчастлива дома. Мать с отцом ей просто не дают дышать. Грейси мучила совесть из;за того, что с ней папа и мама всегда нежны и внимательны, а к старшей дочери относятся критически. Она не могла понять, почему так происходит. Неудивительно, что в детстве у нее даже мелькала мысль, не приемная ли дочь Виктория. Трудно было поверить, что можно быть такими бессердечными по отношению к родному ребенку, но в семье Доусонов было именно так. Что бы Виктория ни делала, родители вечно были недовольны. Так случилось и на этот раз. Вместо того чтобы гордиться дочерью, отец был раздражен. И, как обычно, за нее порадовалась только Грейси, когда Виктория сообщила ей новость.
И еще ее поздравили Харлан и Джон. В последнее время Джон часто появлялся у них в доме, у него сложились добрые отношения с Банни и Биллом.
В тот вечер они поужинали вместе. Виктория рассказала парням, как отреагировал на ее новость отец, и пожаловалась, что уже устала от его колкостей и подначек.
— Может, тебе обратиться к психотерапевту, поговорить на эту тему, — неуверенно посоветовал Джон. Виктория удивилась — у нее нет никаких проблем с психикой, она не впадает в депрессию, она всегда самостоятельно справляется с трудностями.
— Не думаю, что мне это нужно, — с вызовом ответила она Джону. — У меня все отлично!
— Никто и не сомневается, — легко согласился Джон. — Но такие люди, особенно если это родители, сильно отравляют нам жизнь. Если они тебя все время так третируют, ты просто обязана освободить свое сознание и душу от внушенных тебе стереотипов. Иначе они так и будут мешать тебе двигаться вперед и продолжать тебя травмировать. — Харлан, который знал от нее, в честь кого и почему ее назвали Викторией, был согласен с Джоном. — А психотерапевт как раз может оказаться тебе очень полезен. — И еще оба были убеждены, что ее проблемы с весом — не что иное, как следствие постоянных придирок отца. Им обоим это казалось очевидным. В отличие от них, у которых тоже были проблемы с родителями и родными, Виктория была очень привязана к семье, обожала сестру и не могла решительно отстраниться от своих родных.
— Я подумаю, — не стала спорить Виктория. Сама мысль о посещении психоаналитика повергла ее в уныние. Никто поэтому и не удивился, когда она тут же безотчетно положила себе целую вазочку мороженого, сами молодые люди от десерта благоразумно отказались. Однако они не стали навязывать ей свои советы, и больше эта тема не возникала.
Перед летом Виктория нашла себе работу на июнь и июль, чтобы только не ехать домой. За небольшие деньги она нанялась учителем в приют, где дети, лишенные родителей, жили в ожидании усыновления. Харлан не одобрил ее затею, сама же Виктория испытывала воодушевление. Приступать надо было на следующий день после начала каникул в Мэдисон.
В этом году Грейси тоже решила летом подработать. Ей уже исполнилось шестнадцать, но она еще ни разу не работала в каникулы. Сейчас ей предстояло сидеть за стойкой регистрации в спортивном клубе, который посещала семья. Грейси воодушевленно щебетала о предстоящей работе, мать с отцом тоже были довольны. А вот выбор Виктории их покоробил. Они сочли работу в приюте «неприятной», и мама посоветовала ей почаще мыть руки с мылом, дабы не подхватить какой;нибудь заразы. Виктория с долей иронии поблагодарила мать за ценный совет и в который раз расстроилась, что родители так относятся ко всему, что она делает. Зато Грейси удостоилась всяческих похвал и поздравлений за свое решение сидеть за стойкой в спортклубе. Виктория не сердилась на сестру, только на родителей.
А перед началом работы Грейси собиралась навестить сестру в Нью;Йорке.
На этот раз она приехала без родителей, и они провели время еще веселее, чем весной. Днем Грейси ходила в музеи, галереи, прогуливались по магазинам, а по вечерам Виктория водила ее в кино или ресторан. Они даже сумели попасть на бродвейский мюзикл.
А в августе, по обыкновению, Виктория собиралась в Лос;Анджелес. Теперь у нее только в летние каникулы оставалась возможность побыть дома подольше. Но на сей раз она решила ограничиться двумя неделями, для нее этого будет более чем достаточно. Дома отец, как всегда, заводил с ней разговоры по поводу работы, а мама — о лишних килограммах, которые Виктория снова набрала. Незадолго до поездки Виктория посидела на капустной диете, которая, несмотря на свою простоту, сделала свое дело, и несколько фунтов опять ушли, но так же быстро и вернулись. Это была нескончаемая битва, победить в которой ей никак не удавалось. От этого настроение у нее лишь ухудшалось.
В Нью;Йорк Виктория вернулась вконец подавленная: сказались родительские нападки, неудовлетворенность собственной фигурой. В голове у нее все чаще возникала мысль о походе к психоаналитику. Как видно, совет Харлана накрепко засел в ее голове. И перед началом учебного года, поддавшись мрачному настроению, она нашла бумажку с телефоном и позвонила. Харлан говорил, что этот психотерапевт — его знакомая и он уже отправлял к ней своего приятеля, который остался очень доволен. Не давая себе времени передумать, Виктория решительно набрала номер и записалась на консультацию на следующей неделе. После чего стала ругать себя последними словами. Что за идиотизм! Надо позвонить и отменить прием! Но у нее не хватило духу. Она сама загнала себя в угол. Накануне визита к психологу она умяла половину чизкейка. Что, если консультант сочтет ее ненормальной? Или выяснится, что родители правы и она неудачница? И только надежда на обратное удержала ее от отмены сеанса.
Весь день Виктория ужасно волновалась, и, когда приехала на консультацию, ее буквально трясло. Она не могла понять, почему все;таки решила обратиться за помощью, и уже жалела о содеянном. Когда она вошла в кабинет и опустилась в кресло, во рту была такая сухость, что казалось, язык присох к небу.
Доктор Уотсон производила впечатление спокойного и приятного человека. Ей было слегка за сорок, ее темно;синий костюм был безупречен. С хорошей стрижкой и макияжем, она выглядела намного элегантнее, чем Виктория ожидала, а в глазах было участие. Она задала Виктории вопросы о ее детстве, об учебе в школе и колледже, а также о семье, спросила, живут ли родители вместе или разведены. Отвечать было легко, особенно про сестру. Рассказывая о Грейси, Виктория оживилась, и в ее глазах зажегся огонек. Она с удовольствием говорила о своей красавице;сестре. Потом она рассказала доктору, что сама совершенно не похожа ни на кого из родни и даже в детстве считала, что ее удочерили, да и сестренка тоже так думала.
— А почему у тебя возникали такие мысли? — как бы между прочим поинтересовалась доктор Уотсон, сидевшая в мягком кресле напротив. В ее кабинете не было традиционной кушетки, только лежала коробка бумажных платков, что произвело на Викторию впечатление: неужели здесь все непременно плачут?
— Я всегда была не такая, как они, — сказала она. — Я ни на кого из своих не похожа. Они все темноволосые, я — блондинка. Форма носа тоже другая, говорят, я похожа на свою прабабушку, но, по;моему, это отговорка. У родителей и сестры карие глаза, у меня — голубые. Я крупная, они все стройные. Я легко поправляюсь, к тому же я много ем, когда расстроена. У меня всю жизнь были проблемы с весом. — Тут она выпалила нечто такое, чего никак от себя не ожидала: — Всю жизнь я себя чувствовала в семье изгоем. Отец назвал меня в честь королевы Виктории, говорит, я была похожа на нее маленькой, когда родилась. А потом, в шестилетнем возрасте, я увидела ее взрослую фотографию и поняла, что имел в виду папа, — я была такая же толстая и некрасивая, как эта тетка.
— И что ты тогда сделала? — с сочувственным выражением негромко спросила доктор Уотсон.
— Разревелась, конечно, у меня просто сердце разрывалось. Я;то думала, папа считает меня красивой, поэтому и назвал в честь королевы. А тут узнала правду. Папа все время надо мной посмеивался, а когда родилась сестра — мне тогда было семь, — сказал, что я была первым блином, который обычно выкидывают, когда понимают, как скорректировать рецепт, и во второй раз у них все получилось как надо. Грейси с пеленок была чудесным ребенком, и она;то как раз очень похожа на маму, да и на папу, пожалуй. Я всегда была другая. Я была у них как тот блин, предназначенный на выброс. А она — как дар небес.
— И что ты почувствовала, когда сестра родилась? — Глаза доктора внимательно смотрели на Викторию. Та и не подозревала, что по ее щекам катятся слезы.
— В отношении себя у меня было ужасное чувство. Но я так полюбила сестренку, что на все остальное мне было наплевать. Однако же я всегда знала, что они обо мне думают. Что бы я ни делала, они всегда недовольны. И, наверное, они правы. Я хочу сказать… посмотрите на меня: я толстая. Только немного похудею, как вес возвращается. Мама расстраивается каждый раз, как меня видит, сразу начинает советовать мне всякие диеты и зарядки. Отец протягивает мне тарелку с картошкой, а потом иронизирует надо мной, когда я ее ем.
Доктор Уотсон понимающе кивала головой.
— Как тебе кажется, почему они говорят такие вещи? Думаешь, дело в них или в тебе? Ведь это, наверное, характеризует скорее их? Ты бы стала говорить такое своему ребенку?
— Да ни за что! Но может, они просто хотели, чтобы я стала лучше? Единственное, что им во мне нравится, это мои длинные ноги. Отец говорит, что они убийственной красоты.
— А в душе? Что ты за личность? По;моему, ты хороший человек.
— Мне кажется… Я надеюсь… Я очень стараюсь поступать по совести, делать все правильно. А вот с едой это не удается. Я вполне доброжелательный человек, внимательна к окружающим, о сестренке я всегда заботилась. — В голосе Виктории слышалась грусть.
— Я тебе верю, верю, что ты живешь по совести. — В голосе доктора послышались теплые нотки. — А родители? Как считаешь, они тоже поступают правильно, скажем — по отношению к тебе?
— Не совсем… Но бывает… Они, например, оплатили мою учебу. И мы никогда не испытывали нужды. Просто отец говорит мне обидные вещи. Ему не нравится моя внешность. И работу я, как он считает, выбрала неправильно.
— А мама как ведет себя в таких случаях?
— Она на его стороне. Мне кажется, он для нее всегда был на первом месте, и лишь потом — мы с сестрой. Он для нее — центр вселенной. И даже сестренка родилась «по оплошности». До пятнадцати лет я не понимала, что это значит. Слышала, как они это говорят, еще до ее рождения, и боялась, что она появится с какими;то увечьями. Ерунда, конечно. Я такого красивого ребенка никогда не видела. Ее даже несколько раз снимали в рекламе.Виктория слушала себя, и обрисованный ею портрет семьи Доусон делался ясен и ей самой, и психотерапевту. Картина была классическая: самовлюбленный мужчина и покорная жена, проявляющие неосознанную жестокость к старшей дочери, которую всю жизнь высмеивают и порицают за то, что не оправдала их надежд. Зато младшая дочь их утешила. Единственной неожиданностью в этой конструкции было то, что Виктория не возненавидела сестру, а, наоборот, горячо любит. Этот факт подтверждает ее любящую натуру и великодушное сердце. Ее радует красота сестры. А все те вещи, которые говорят про нее родители, она усвоила как прописную истину. Всю жизнь они ее безжалостно подавляли. Виктория была отчасти смущена своим рассказом, но она ни в чем не покривила душой, доктор Уотсон это видела и ни капли не усомнилась в словах пациентки.
Потом она взглянула на висящие на стене часы и спросила, сможет ли Виктория прийти к ней через неделю. Неожиданно для себя та кивнула в ответ и лишь сказала, что, работая в школе, она свободна только во второй половине дня, что вполне устроило психолога. Она назначила ей день и время, написала их на карточке и улыбнулась.
— Что ж, Виктория, мне кажется, мы сегодня неплохо поработали. Надеюсь, ты того же мнения.
— Да? — удивилась девушка. Она была предельно откровенна и ничего не утаила. Внезапно она почувствовала себя предательницей по отношению к родителям из;за того, что тут порассказала. Но ведь это все чистая правда! Они всю жизнь говорят ей эти ужасные вещи! Может, они делают это неосознанно, и им невдомек, что они поступают жестоко. А если нет? И как это все характеризует их и ее саму? До решения этой загадки теперь придется ждать целую неделю, до следующего визита в этот кабинет. Но, покидая его, Виктория чувствовала, что поступила правильно и не пожалела о визите вопреки своим опасениям. Напротив, она была спокойна, как никогда, и лучше понимала своих родителей, хоть это и причиняло ей боль.
Доктор Уотсон проводила ее до двери, и, выйдя на солнце, Виктория в первый момент ослепла от яркого света. Доктор прикрыла за ней дверь, и Виктория неспешно зашагала домой. У нее было ощущение, словно сегодня она распахнула потайную дверь и впустила свет в темные закоулки своей души. И теперь, что бы ни случилось, она эту дверь уже ни за что не закроет. С этой мыслью она пешком добрела до дома, обливаясь очистительными слезами.
Глава 13
На второй год работы Виктории заметно подняли ставку. Деньги, конечно, были не такими, чтобы произвести впечатление на ее отца, но ей они позволили чувствовать себя немного свободнее. И в этом году она вела только свои любимые двенадцатые классы. Одиннадцатиклассники напрягали ее своим чрезмерным волнением, а десятиклассники — инфантильностью и неуправляемым поведением. Они еще во многих отношениях оставались малыми детьми и постоянно испытывали взрослых на прочность, а частенько и грубили. Старшие же вышли на финишную прямую и уже начинали относиться к жизни с достоинством, а иногда и с юмором. В то же время они наслаждались последним годом школьной жизни. От этого общаться с ними было намного интереснее. А в последние школьные месяцы на ребят накатывала ностальгия. Это чувство овладевало и Викторией, и она преданно делила с ребятами их последний год в школе. Они уже фактически были готовы к вступлению во взрослую жизнь.
После годичного отпуска вышла на работу Карла Бернини, и на нее произвело впечатление, сколь многого достигла Виктория с ее учениками. Она прониклась к Виктории уважением, невзирая на ее юный возраст, и между ними завязалась дружба. Иногда Карла брала на работу своего малыша, которого Виктория находила просто очаровательным. Это был резвый счастливый ребенок, напомнивший ее новорожденную младшую сестренку.
Она продолжала еженедельно ходить к доктору Уотсон. Ей казалось, что благодаря этим сеансам постепенно меняется ее взгляд на жизнь, на саму себя и на свои взаимоотношения с отцом и матерью. С раннего детства ее обижали, теперь она это отчетливо видела. И еще с тех пор, как стала ходить к психологу, Виктория приняла для себя несколько серьезных решений. Она опять стала строго соблюдать диету и ходить в спортзал. Случалось, что после очередных откровений у психолога Виктория ощущала в душе такое опустошение, что, придя домой, только и могла что утопить свое горе в разных вкусностях. Ее главным «наркотиком», а порой и лучшим другом в таких случаях всегда становилось мороженое. Но тогда на другой день она ела совсем мало и больше занималась на тренажерах — во искупление грехов. Доктор Уотсон порекомендовала ей врача;диетолога, который дал много полезных советов относительно рациона питания. Еще Виктория попробовала гипноз, но сразу отказалась от сеансов — никакого эффекта она не заметила.
А больше всего ее радовали работа и ученики. Виктория многому училась, благодаря сеансам психотерапии она обрела уверенность в себе, хотя с проблемой питания ей еще предстояло совладать. Но она надеялась, что рано или поздно это произойдет, хотя и отдавала себе отчет, что ей никогда не стать такой, как мама или Грейси. Главным же было то, что благодаря работе с доктором Уотсон она преодолела вечное недовольство собой.
К началу следующего учебного года она подошла с хорошим внутренним настроем. В этом году в школе появился новый учитель, сменивший вышедшего на пенсию преподавателя химии. Новый химик был приятной наружности и, кажется, славный человек. Доброжелательный и вежливый, он понравился и коллегам;учителям, и ученикам. С самого начала он покорил коллег тем, что сразу добросовестно выучил, как кого зовут. Однажды он зашел в преподавательскую, где, кроме Виктории, никого не было. Она как раз перекусывала салатом из ближайшего магазина, одновременно пытаясь закончить проверку тетрадей, которые сегодня же намеревалась вернуть ребятам. Время до следующего урока еще оставалось. Новый химик присел с ней рядом и развернул свой огромный сэндвич. У Виктории потекли слюнки. Вот что люди едят, а она, как заяц, салат жует… Она даже майонезную заправку себе не позволила, только сбрызнула листья лимоном. Виктория старалась не нарушать диету, тем более в преддверии завтрашнего сеанса психотерапии.
— Привет! Кажется, мы еще не знакомы. Я Джек Бейли, — представился он. Ему было слегка за тридцать, но волосы уже начали седеть, к тому же он носил бороду, что придавало ему более солидный вид в глазах учеников. Такого поневоле будешь воспринимать всерьез. Виктория улыбнулась и назвала себя.
— Я знаю, кто ты, — улыбнулся он. — Двенадцатиклассники тебя просто обожают. Когда мой урок следует за твоим, соответствовать нелегко. На твоих уроках им куда интереснее. Не представляю, как ты все это придумываешь. Ты здесь прямо;таки звезда.
Виктория просияла, довольная похвалой.
— По правде говоря, они не всегда от меня в восторге, — возразила тем не менее она. — Особенно когда даю контрольную без предупреждения.
— В детстве я никак не мог решить, кем стать — физиком или поэтом. Думаю, ты сделала удачный выбор.
— Но я ведь не поэт, — смущенно сказала она. — Обычный учитель. Нравится тебе наша школа?
— Я в восторге! В прошлом году я работал в небольшой школе в Оклахоме. Здесь, конечно, уровень совсем другой. — Виктория уже знала, что Бейли получил блестящее образование — окончил Массачусетский технологический институт в Бостоне. — И еще я с удовольствием открываю для себя Нью;Йорк, я ведь родом из Техаса. После диплома пару лет жил в Бостоне, потом перебрался в Оклахому. А этот город меня заворожил, — признался он, доедая сэндвич.
— Меня — тоже. Я из Лос;Анджелеса. Здесь второй год, хотя сама еще многого здесь не видела.
— Может, вместе будем узнавать Нью;Йорк? — оживился он, и Виктория почувствовала себя польщенной. Трудно сказать, говорил ли он серьезно или это была дань вежливости, но она была бы счастлива пойти куда;то с таким мужчиной. Правда, за последнее время у нее было несколько свиданий. В Лос;Анджелесе с одним бывшим одноклассником, но все это было не в счет. Личная жизнь у нее по;прежнему практически отсутствовала, а среди коллег Джек Бейли был единственным достойным внимания. С самого его появления вся женская часть их коллектива только о нем и говорит. Иначе, как «наш Аполлон», химика за глаза не называют, Виктория сама слышала.
— Почему нет, — небрежно бросила она, не желая демонстрировать свой интерес. Вдруг он приглашает ее просто из вежливости?
— Ты театр любишь? — спросил он. Они поднялись и направились к двери. Бейли был намного выше Виктории, не меньше шести футов.
— Очень! Но мне это не по карману, — честно призналась Виктория. — Хотя иногда все;таки хожу, чтобы себя побаловать.
— Есть одна авангардная пьеса, которую я очень хочу посмотреть. Говорят, довольно мрачная, но вещь отличная. Я знаком с автором, представляешь? Если ты не занята, может, сходим в эти выходные?
Не хотелось говорить ему, что она свободна не только в эти выходные, а всегда, тем более для него. Его интерес ей льстил.
— Звучит заманчиво, — ответила Виктория с лучезарной улыбкой, уверенная, что дальше приглашения дело не пойдет. Она уже привыкла, что мужчины сначала ведут с ней дружеские беседы, а потом пропадают. Да и знакомиться с холостыми мужчинами ей, в общем;то, негде. И на работе, и в жизни ее окружение составляли женщины, дети, а если мужчины, то непременно либо геи, либо женатики. Подходящий по всем статьям холостяк — большая редкость. Недаром психолог советует чаще выходить на люди и заводить новые знакомства, причем не только с мужчинами. А так ее мир ограничен рамками школы.
— Свяжемся по электронной почте, — пообещал Джек, после чего оба разошлись по своим классам. У обоих сейчас был урок. Помахав рукой, он отправился в другое крыло, где находились лаборатории, а Виктория мимо кабинета Хелен прошла к себе. Та в этот момент говорила с Карлой Бернини, и при виде Виктории женщины заулыбались. Она на минуту задержалась в дверях.
— Привет, народ. — Она обожала установившийся в коллективе дух неформального общения. Обе коллеги были существенно ее старше, но в школе все постепенно начинают чувствовать себя одной семьей, где более опытных преподавателей воспринимаешь как старших братьев и сестер, а учеников — как младших. Школа — это единый организм.
— Так;так… Ланч вдвоем с Аполлоном? — расплылась в улыбке Карла. Виктория смущенно кивнула.
— Смеетесь? Сидели за одним столом, только и всего. Оставьте несчастного в покое! Полшколы за ним бегает. Он просто соблюдал приличия. У вас что, локатор включен? Или в преподавательской жучков понаставили? — Все трое рассмеялись. Им ли не знать, что школа всегда полна сплетен, учителя судачат друг о друге, школьники — об учителях, и наоборот. Здесь всем обо всех известно, и что у кого происходит в жизни, ни для кого не секрет.
— Он душка, — прокомментировала Карла, и Хелен согласилась. Виктория закатила глаза.
— Да говорю вам, никакими ухаживаниями тут и не пахнет! Неужели ему приударить больше не за кем? — Все знали, что хорошенькая француженка тоже имеет на химика виды. В этом случае о каких шансах Виктории вообще можно говорить?
— Ему повезет, если он тебя окрутит, — проговорила Карла. Она успела полюбить молодую учительницу, очень уважала Викторию как педагога, хотя той еще многому надо было учиться. Но она уже в первый год прекрасно справилась.
— Благодарю за оказанное доверие! — отчеканила Виктория и прошествовала к себе. Поразительно, как быстро по школе разносятся слухи. Интересно, напишет он ей? Вряд ли. Но поговорить с ним было приятно. Она не думала, что из этого что;то выйдет, и назавтра, на сеансе у психотерапевта, затронула эту тему.
— Почему это нет? — удивилась доктор Уотсон. — Почему ты считаешь, что он не выполнит своего обещания?
— Потому что это был ни к чему не обязывающий разговор за ланчем. Он уже и думать о нем забыл.
— А если нет? Вдруг он серьезно? Что бы тогда это могло означать, как по;твоему?
— Вряд ли я ему понравилась. Просто ему скучно в чужом городе без друзей, без знакомых.
— То есть ты считаешь, что годишься только на то, чтобы развеять чью;то скуку? А если ты ему действительно нравишься?
— Мне кажется, он это предложил из вежливости, — твердо заявила Виктория. Ей не впервой было разочаровываться, так и не дождавшись обещанного звонка от мужчины.
— Почему ты так думаешь? — продолжала допытываться доктор Уотсон. — Ты не считаешь себя достойной ухаживания со стороны симпатичного мужчины?
Виктория задумалась.
— Не знаю. Я толстая. И не хорошенькая, как моя сестра. И нос мой мне не нравится. И еще моя мама говорит, мужчины не любят умных.
Слушая ее, доктор заулыбалась, а Виктория нервно засмеялась.
— Что ж, с тем, что ты умна, можно согласиться. Это неплохое начало. А с твоей мамой я готова спорить. Умные мужчины любят умных женщин. Может, каким;то шалопаям ум в женщине и не нравится, они боятся таких. Но такой мужчина и тебе не нужен. С носом у тебя, по;моему, все в порядке. А вес не является изъяном характера, это можно исправить. Мужчина, которому ты действительно нравишься, который к тебе неравнодушен, не станет обращать никакого внимания на твой вес. Поверь, Виктория, ты привлекательная женщина, и любой мужчина сочтет за счастье быть с тобой. — Приятно было это слышать, но верилось с трудом. На другой чаше весов — годами вбивавшиеся в сознание критические оценки, и в первую очередь пренебрежение со стороны родителей, постоянные издевки отца и укоренившийся комплекс неполноценности. — Давай подождем, вдруг он все;таки позвонит. Но даже если нет, это будет означать только одно — у него есть другие интересы. А вовсе не то, что ты ни одному мужчине никогда не будешь нужна.
Виктории уже двадцать три, но до сих пор никто в нее по;настоящему не влюблялся. Ее годами не замечали и игнорировали, разве что в дружбе не отказывали. Виктория ощущала себя бесформенным, бесполым и абсолютно нежеланным существом. И чтобы перевернуть это ощущение, потребуется тяжкий и самоотверженный труд. Вот для чего она здесь — чтобы изменить представление о себе, вбитое ей в голову родителями. И она сказала себе, что готова трудиться над этим не покладая рук, даже если этот процесс окажется болезненным. Жить, ощущая себя неудачницей, куда хуже. Отец с матерью внушили ей мысль, что она недостойна любви, — ведь они ее, похоже, не любили! И началось это с момента появления Виктории на свет. Сейчас ей предстоит одно за другим перечеркнуть и опровергнуть все их критические замечания в свой адрес, которых за двадцать три года накопилось немало. Наконец;то она к этому готова.
После сеанса Виктория пребывала в некоторой растерянности. Временами визит к психотерапевту оборачивался мучительным копанием в своем прошлом, выуживанием на поверхность и долгим смакованием всех болезненных воспоминаний. Это угнетало, и сегодня Виктория вернулась домой подавленная. Она терпеть не могла бередить старые раны, вспоминать оскорбительные отцовские насмешки и глухоту к ее страданиям со стороны матери, которая ни разу в жизни не встала на ее защиту. Родная мать! Единственным человеком, кто ее понимал, была Грейси.
И как все это ее характеризует — что ее не любит ни собственная мать, ни отец? Что ее мог любить только маленький ребенок, у которого просто не было выбора? Значит, ее не может любить ни один взрослый человек. Даже родители. Теперь ей предстоит научиться понимать, что это их моральный дефект, а не ее.
Дома Виктория включила компьютер и проверила почту. Пришло письмо от Грейси с рассказом о школьных новостях и о новом пылком романе. В свои шестнадцать Грейси уже имела больше опыта общения с молодыми людьми, пускай и совсем юными, чем Виктория за всю жизнь. Она уже дочитывала послание от сестры, когда компьютер возвестил, что пришла новая почта. Она проверила, от кого. Адрес был незнакомый, но, перечитав, она поняла: это от Джека Бейли. Она быстро прочитала письмо, пытаясь унять волнение. Это же может быть что;то связанное со школьными делами или с их общими учениками. Прочитав послание, она в недоумении уставилась на экран.
Привет! Мне понравился вчерашний ланч, мы чудесно поболтали.
Я добыл два билета на спектакль, о котором говорил. Сможешь в субботу составить мне компанию? А поужинать вместе? До или после театра? Зайдем наудачу в ближайшее заведение, уважишь голодного учителя химии? Дай мне знать, если ты свободна и согласна пойти. Увидимся в школе.
Джек.
Виктория долго сидела перед монитором. И как это понимать? Дружеский жест? Свидание? Человек заскучал в чужом городе и хочет развлечься? Или она ему понравилась? Силясь прочесть между строк, она чувствовала, что похожа на Грейси, познакомившуюся с новым мальчиком. Так ведь то в школе! Виктория разволновалась. Скорее всего, нечего тут додумывать. Обычное приглашение в театр и на субботний ужин от симпатичного парня. Остальное станет ясно позднее, если оба захотят продолжить знакомство. Когда пришел с работы Харлан, она накинулась на него с вопросами.
— Вообще;то, Виктория, это называется свидание. Парень приглашает тебя куда;то сходить. Он предлагает тебе ресторан и какое;то развлечение, в данном случае — театр. Если вам обоим понравится, станете встречаться. А ты что ему ответила? — поинтересовался Харлан.
— Ничего. Я не знала, что написать. Почему ты думаешь, что это можно считать свиданием?
— Время суток, приглашение поужинать, культурная программа, субботний вечер. Еще доказательства: пол, возраст, общая профессия, вы оба холосты. У меня практически нет сомнений, что это надо расценивать как приглашение на свидание. — Харлан посмеивался, а Виктория все больше нервничала.
— Может, он просто хочет дружить.
— Может. Романы часто так и начинаются, с дружбы. Поскольку вы оба работаете в престижной школе, я не думаю, чтобы он оказался маньяком;убийцей. Навряд ли у него есть вредные привычки либо склонность к насилию. И за последнее время приводов в полицию у него тоже не было. Так что ужин и театр тебе ничем не грозят. В любом случае тебе ничто не мешает взять газовый баллончик.
Виктория усмехнулась.
— Кроме того, не он один тут решает. Ты можешь прийти к выводу, что он тебе несимпатичен. — Харлан хотел, чтобы она не забывала и о себе. У нее тоже есть право голоса.
— С чего бы это? Он умный, привлекательный. У него диплом Массачусетского технологического. У него плюсов намного больше, чем у меня! Он мог бы встречаться с такими девушками!
— Вот именно! И ты тоже. И не забывай: это он тебя пригласил. Вы абсолютно равноправные участники. У тебя ровно такое же право голоса, как у него. Его еще никто не короновал. — Совет был дельный, Виктория это понимала. Будет ей настоящая проверка. Теперь она знала, что из;за того, что всю жизнь чувствовала себя нелюбимой и не такой, как все, она забыла, что у нее тоже есть право голоса. Решение принадлежит не одному Джеку. — И не забудь про фактор бараньей отбивной, — с серьезным видом прибавил Харлан, разливая чай.
— Это еще что такое? — удивилась Виктория.
— Ты встречаешь парня, который так хорош собой, что ты мгновенно теряешь голову. Умен, обаятелен, весел и вообще — красавец каких поискать. Он даже может ездить на «Феррари». Потом ты видишь, как он ест баранью отбивную — так, будто вырос в хлеву, чавкает, как свинья у корыта, — и у тебя в момент пропадает всякое желание видеться с ним снова.
Виктория расхохоталась.
— А что, разве нельзя научить его вести себя за столом? — с невинным видом спросила она.
Харлан покачал головой.
— Не стоит. И не стоит знакомить подобного типа с друзьями. Представь: сидит себе и чавкает, или прихлебывает суп, или пальцы облизывает. Про парней, которые едят, как деревенщина, и думать забудь. Как раз в ресторане и проверишь, — серьезно добавил он, а Виктория заулыбалась.
— О'кей. Закажу бараньи отбивные и поделюсь с ним.
— Поверь мне, этот тест работает безотказно. Все остальное можно перетерпеть. — Оба заливались смехом, Харлан, конечно, шутил, но доля правды в его словах была. Трудно сразу предугадать, что именно в новом знакомом тронет твое сердце, а что, наоборот, навсегда отвратит. Виктории, например, не нравились мужчины, которые выгадывают, как бы дать чаевых поменьше, а то и не дать вовсе, и хамят официантам. А вот насчет бараньих отбивных она никогда не думала. — Итак, что ты решила? — наседал Харлан. — Предлагаю тебе принять приглашение. Не припомню, когда ты в последний раз ходила на свидание. Сама;то помнишь?— Помню! — принялась оправдываться Виктория. — Этим летом у меня в Лос;Анджелесе было свидание с одним бывшим одноклассником, мы случайно встретились в бассейне.
— Да? Ты мне ничего не говорила.
— Да я чуть со скуки не умерла! Он занимается продажей недвижимости в мамочкиной фирме. Представляешь, весь вечер мы говорили о его травмированной пояснице и доставшихся по наследству косточках на ногах. Скучнее вечера я и не припомню.
— Да уж… Вот и гадай, как таким занудам вообще удается кого;то затащить в койку. С таким на второе свидание мало кто пойдет. — Они от души веселились над характеристикой, данной Викторией незадачливому ухажеру. — Надеюсь, ты с ним не спала?
— Скажешь тоже! — поджала губы Виктория. — У него голова болела. А к концу ужина у меня тоже. Поела и откланялась. Потом он еще пару раз звонил, но я наврала, что возвращаюсь в Нью;Йорк. Слава богу, больше с ним не виделась.
— В свете этого опыта, считаю, тебе необходимо принять приглашение твоего химика. Если у него нет проблем с косточками и он не страдает головными болями — считай, тебе повезло.
— Ты, пожалуй, прав, — согласилась Виктория и пошла сочинять ответ Джеку Бейли. Написала, что с удовольствием принимает его приглашение. Платить за себя будет сама, ведь оба они — нищие учителя. Тут же пришел ответ, что в этом нет необходимости, если ее устроит ужин в скромном кафе. Джек написал, что в субботу за ней заедет. Итак, дело сделано. Остается только решить, что надеть. С этим вопросом Виктория опять обратилась к Харлану.
— Очень;очень короткую юбку, — ни секунды не колеблясь, ответил тот. — С твоими ногами надо носить только мини. Жаль, у меня нет таких ножек! — поддразнил он, но не лгал: у Виктории были такие красивые, стройные и длинные ноги, что ее отнюдь не узкой талии никто и не замечал. И лицо у нее миловидное, даже красивое. А волосы, как и положено американке, длинные и светлые. Она очень приятная женщина, воспитанная, умная, с живым складом ума и хорошим чувством юмора. Чего еще желать? Харлан очень хотел, чтобы свидание у Виктории удалось. Он прекрасно понимал, что она переживает из;за своего одиночества, не верит в свою привлекательность. Он и сам прошел через все это. Спасибо Виктории — сейчас он не одинок. Харлан, Джон и Виктория не раз отправлялись куда;нибудь поужинать. Харлан стал для нее другом и единственным человеком в Нью;Йорке, кому она поверяла свои душевные тайны. И он всегда давал ей очень дельные советы.
В субботу, ровно в семь часов, как и было условлено, за ней явился Джек. Виктория была дома одна, ее соседи уже разбрелись кто куда, и Джек осмотрел квартиру, восхищенно цокая языком. Ему понравился и современный интерьер, и просторные комнаты.
— Вот это да! Я по сравнению с тобой живу в обувной коробке.
— Здесь еще и аренда недорогая. Мне жутко повезло! И у меня трое замечательных соседей. Почти с первого дня тут и живу.
— Да, повезло так повезло…
Она угостила гостя бокалом вина, после чего они отправились ужинать. Доехали на метро до Гринвич;виллидж, где зашли в недорогой ресторан. Спектакль, сказал Джек, начнется в девять — как раз успеют поужинать.
Виктория оделась в соответствии с рекомендациями Харлана, и, прежде чем отправиться на свидание с Джоном, он оглядел ее с головы до ног. Она выбрала черную мини;юбку, белую футболку и джинсовый жакет, босоножки на высоком каблуке, выгодно подчеркивавшие ее ноги. Сегодня Виктория была как никогда хороша. Распустила волосы и слегка подкрасилась. Харлан сказал, что для первого свидания наряд идеальный. Сексуальный, без изысков, молодежный. И видно, что она не торчала полдня перед зеркалом. Декольте для первого свидания никак не подходит, хотя показать ей было что. Но Харлан посоветовал приберечь это на потом, да она и сама не собиралась оголяться. Она прекрасно себя чувствовала в футболке. По дороге в центр они с Джеком разговаривали не умолкая. С ним было интересно общаться, он блистал остроумием. Смешил ее рассказами о школах, в которых раньше работал. Но было видно, что детей он любит. И, похоже, ему нравится Виктория.
В ресторане Виктория долго изучала меню. Кусок мяса с картофельным пюре — вот что она всегда любила, эта еда напоминала ей стряпню бабушки Доусон (ее единственная сильная сторона), но Виктории не хотелось наедаться. Жареная курица? Тоже неплохо. Но в конечном итоге она выбрала индюшатину с зеленой фасолью. Готовили здесь вкусно. А когда Джек заказал баранью отбивную с печеной картошкой, Виктория чуть не рассмеялась вслух. Но ел он по всем правилам — ножом и вилкой, как и полагается. Теперь можно будет сказать Харлану, что тест сдан на отлично. Она надеялась, что свое испытание тоже прошла успешно. На десерт они взяли на двоих кусок домашнего яблочного пирога, а когда ужин подошел к концу, Джек сказал:
— Мне нравится, когда у женщины хороший аппетит. — И рассказал, что его последняя пассия страдала анорексией, чем прямо;таки сводила его с ума. Она совершенно ничего не ела, да и вообще была истеричной особой. То ли дело Виктория — ест, как нормальный человек.
Спектакль обоим понравился, всю обратную дорогу в метро они делились впечатлениями. Вещь мрачноватая, но написана хорошо, и актеры отличные. Виктория прекрасно провела вечер и от души благодарила Джека, когда прощалась с ним у своего подъезда. Виктория не стала приглашать Джека к себе. Еще не время. Но это определенно было свидание. Джек тоже казался довольным и спросил, не захочет ли она опять с ним куда;нибудь сходить. Она поблагодарила, он приобнял ее на прощание, и она со счастливой улыбкой вошла в лифт. Виктория вдруг пожалела, что не предложила ему подняться, но потом решила, что так будет лучше. И, к ее великому удивлению, уже на следующий день он позвонил.
Джек сказал, что собирается на какую;то выставку в центр, и предложил составить ему компанию. Виктория согласилась, они встретились и опять поужинали вместе. К началу новой учебной недели она успела дважды сходить на свидание, и ей не терпелось поделиться с доктором Уотсон. Виктория считала это большим достижением и находила, что они с Джеком прекрасно подходят друг другу. В обеденный перерыв они столкнулись в преподавательской, и она была благодарна Джеку, что он ни словом не упомянул об их встречах в выходные. Ей совсем не хотелось, чтобы все обсуждали их общение за пределами школы, тем более — свидания. Джек держался приветливо и непринужденно, а вечером позвонил и пригласил в пятницу поужинать и сходить в кино. В тот вечер Виктория с волнением рассказала о нем своим соседям за ужином.
— Так;так… Кажется, что;то намечается, — заулыбался Харлан. — Подумать только, и бараньи котлеты ему нипочем! Черт бы меня побрал, Виктория, чувствую — дело пойдет! — Она смущенно засмеялась и чуть было не взяла еще вкусного чесночного хлеба. Ужин опять готовил Джон, но Виктория удержалась от соблазна. Ей все же хотелось немного похудеть, а сейчас появился и серьезный мотив. У нее теперь есть молодой человек!Совместный поход в кино в пятницу прошел так же замечательно, как и два первых свидания. А в воскресенье они опять встретились и гуляли в парке, и Джек держал ее за руку. По парку, как и положено, разъезжал мороженщик с тележкой, и они купили себе по порции, но Виктория сделала над собой усилие и не стала доедать до конца, а выкинула остатки. За эту неделю она похудела на два фунта, а по вечерам перед телевизором качала пресс. От ее бурно развивающегося романа даже доктор Уотсон пришла в волнение, хотя близости с Джеком у Виктории еще не было. Он не предлагал, а она тоже не хотела с этим торопиться. Надо было сперва разобраться в своих чувствах, убедиться, что их связывает нечто настоящее. Секс с ним не был ее целью. Ей нужны были глубокие отношения, и после четырех свиданий она стала приходить к выводу, что Джек идеально подходит на эту роль. Воскресным вечером они оба зашли к ней домой, Джек познакомился с Банни и Харланом, с которыми держался очень просто, чем мгновенно расположил к себе.
Октябрь оказался для Виктории самым волнующим и полным надежд месяцем за несколько лет, ведь теперь она встречалась с Джеком каждый уик;энд. А в один прекрасный день он ее поцеловал. Они оба были согласны в том, что прежде чем переводить отношения на новый уровень, надо немного подождать. Им хотелось, чтобы это было взвешенное и зрелое решение, чтобы, прежде чем делать такой серьезный шаг, они успели лучше узнать друг друга. Виктории было с Джеком легко и надежно, он не подталкивал ее, не торопил. Джек относился к ней уважительно, и каждое свидание все больше открывало их друг для друга. Им было очень хорошо вдвоем. Доктор Уотсон всецело поддерживала Викторию.
Она рассказала Джеку о своих родителях, правда, опустив некоторые подробности. Например, не стала говорить о «первом блине», о том, что ее назвали в честь королевы Виктории. Но призналась, что дома ее никогда не хвалили, а выбор профессии и вовсе вызвал у родителей шквал недовольства.
— В этом мы с тобой похожи, — сказал Джек. — Моя мама всегда хотела, чтобы я стал медиком, потому что врачом был ее отец. А отец до сих пор не оставил мечту видеть меня юристом, как он сам. А мне нравится быть учителем. И вот они без конца мне тычут, что с такой работой я никогда не стану прилично зарабатывать и не смогу достойно содержать жену и детей. Но у других это как;то получается, почему же не выйдет у меня? Когда я поступил в Массачусетский, отец немного успокоился — надеялся, что я стану инженером.
— Вот и мой говорит то же самое. Такое впечатление, будто работа учителя у всех вызывает одно только сочувствие. А мне кажется, это очень важная работа. Мы ведь формируем души, готовим детей к взрослой жизни.
— Конечно. У нас ведь как? Забил мяч в бейсбольном матче — получи пять лимонов. А учить молодняк уму;разуму никто не считает важным делом — кроме тех, кто это делает. Это же неправильно! — Тут их взгляды полностью совпадали. Как, впрочем, и во многом другом.
Наступил ноябрь. Виктория и Джек продолжали встречаться. Теперь они виделись каждый уик;энд, часто два дня подряд, и Виктория чувствовала, что скоро их отношения перейдут в другую стадию, они вплотную приблизились к этому рубежу. С Джеком ей было хорошо, она все больше и больше к нему привязывалась. Джек казался ей потрясающим парнем, целеустремленным, честным, умным, обаятельным и веселым. Он воплощал в себе мужчину ее мечты и, как сказала бы Грейси, был «прикольным». Виктория рассказала сестре о своем увлечении, и та запрыгала от восторга, а вот родителям она ничего говорить не стала и попросила Грейси тоже помалкивать. Не хотелось опять выслушивать едкие замечания или мрачные пророчества. Они бы не поверили, что Викторию может полюбить мужчина. А вот Джек находил ее привлекательной, и от этого она расцветала, как весенний сад. От былой скованности и неуверенности в себе не осталось и следа, Виктория лучилась счастьем. Это даже вызывало некоторую озабоченность у доктора Уотсон, которой хотелось, чтобы самооценка у Виктории повысилась в результате перемен в ее внутреннем состоянии, а не благодаря мужчине. Но Джек, несомненно, поспособствовал тому, что она стала смотреть на себя новыми глазами. А еще она на целых десять фунтов похудела — благодаря тому, что уменьшила порции еды. Она помнила, что диетолог рекомендовал питаться регулярно, но здоровой пищей. На этот раз не было никаких безумных диет, травяных чаев или очищения кишечника. Просто Виктория была счастлива, и все мигом встало на свои места. Они с Джеком обсудили планы на День благодарения и договорились, что сразу после праздника вернутся от родителей в Нью;Йорк, чтобы оставшиеся нерабочие дни провести вместе.
Как;то вечером, размышляя на эту тему, Виктория вошла в кухню и застала Джона с Харланом за серьезным разговором. Оба были явно расстроены, и Виктория поспешила под благовидным предлогом удалиться, не хотелось им мешать. Впечатление было такое, что у ребят возникли проблемы. Но Харлан остановил Викторию.
— Есть минутка? — спросил он, и Виктория кивнула в ответ. Она видела, что Джон сидит расстроенный. Может, ребята поссорились?
— Конечно, — ответила Виктория, недоумевая, чем она может им помочь. Харлан жестом пригласил ее присесть к столу, а Джон только вздохнул. — У вас проблемы, ребята? — сочувственно произнесла она.
— Вроде того, — признался Джон. — Своего рода моральная дилемма.
— Между вами? — Она удивилась. Ей казалось, что их отношениям ничто не угрожает.
— Нет, дело касается одного нашего общего друга, — ответил Харлан, заметно волнуясь. — Терпеть не могу вмешиваться в чужие дела. Всегда спрашивал себя: как я поступлю, если мне станет известно о чем;то неприятном для моего близкого друга? И всякий раз приходил к выводу, что человеку лучше знать правду. Но попадать в такую ситуацию мне бы очень не хотелось.
— И сейчас как раз тот случай? — спросила ничего не подозревающая Виктория. Джон тяжко вздохнул и заговорил первым. Он знал, Харлану будет тяжело это сделать, тем более что информация пришла от него. Они уже две недели мучились этим вопросом, все надеялись — как;нибудь рассосется. Но нет, все стало только хуже. А им не хотелось видеть Викторию несчастной, она была им как сестра.
— Подробностей я не знаю. Но дело касается Джека Бейли. Жизнь странная штука… Я тут как;то разговорился с одной учительницей из нашей школы. Мне она никогда не была симпатична: развязная, резкая девица, знаешь ли. Занята только собой и постоянно кого;то охмуряет. Так вот… В последнее время она хвалится своим новым романом с каким;то преподавателем из частной школы. Они встречаются каждую неделю, он проводит у нее ночь, но утром уходит, что ее бесит. Она подозревает, что у него есть кто;то еще, хотя он все отрицает. А вообще она от него без ума, говорит, он потрясный мужик. На День благодарения они договорились не ездить к родителям, а встретить его вместе, а после праздника он собирается наведаться к родным. И тут, сам не знаю как, у меня в мозгу словно что;то щелкнуло. Я возьми да и спроси ее, как его фамилия и из какой он школы. А она и говорит, что его зовут Джек Бейли и он преподает в школе Мэдисон. — Джон, совершенно убитый, повернулся к Виктории. У той было такое лицо, будто она сейчас упадет в обморок. — Похоже, твой парень пытается поймать сразу двух зайцев. Я решил, надо тебе знать правду, пока не увязла с головой. Похоже, он делит между вами выходные, а теперь еще и День благодарения. Я считаю, это подлость — если, конечно, он тебе об этом не рассказывал и ты не закрыла на это глаза. Если честно, эта девица — настоящая дрянь, не понимаю, как ее в нашей школе еще держат. Не представляю, зачем она ему понадобилась, когда у него есть ты. — Джон замолчал, не зная, что еще сказать в утешение. Виктория словно онемела — не могла прийти в себя. Потом уронила голову на стол и зарыдала, Харлан подошел к ней и обнял за плечи. Обоим страшно не хотелось ей рассказывать, но они решили, что лучше ей знать, с кем она имеет дело и как все обстоит в действительности.— Что мне теперь делать? — сквозь слезы спросила она.
— Думаю, ты должна с ним поговорить, — сказал Джон. — Ты должна знать, что у него на уме. Он много времени проводит с тобой, и с ней тоже. Она сказала, что уже два месяца с ним спит. — Он не стал сыпать соль на раны и говорить Виктории, что ее соперница хвасталась, какой Джек классный любовник. Незачем ей этого знать, тем более что она с ним не спала, хоть было ясно, что это вот;вот должно случиться. Виктория предполагала, что это произойдет само собой в праздники, когда после возвращения Джека от родителей она планировала пригласить его пожить у нее, пользуясь отъездом соседей. Оказывается, ни к каким родителям он не собирается, а проведет эти дни в объятиях другой женщины, которой тоже врет. Ему еще повезло, что он не попался на своем вранье. Но мир тесен, и даже в таком огромном городе, как Нью;Йорк, могут произойти подобные неожиданности. Ну мог ли Джек предположить, что его связь с другой женщиной станет известна Виктории?! Вероятность того, что это случится, была ничтожно мала, но ведь случилось же! Будто сама судьба вмешалась.
— И что мне ему сказать? Думаете, это правда? — Виктория еще тешила себя надеждой, что это ошибка, но Джон повторил все как есть:
— Боюсь, что да. Она хоть и дрянь, но врать или сочинять ей вроде ни к чему. Думаю, врет он. И по отношению к тебе это просто подлость, и неважно, что между вами нет близких отношений. Ты с ним встречаешься почти столько же времени, сколько и она. Он вас обеих водит за нос. — Виктория слушала, и у нее внутри все переворачивалось. Она не двигалась с места, ей вдруг стало холодно, даже дрожь забила.
— Думаешь, он скажет мне правду? — жалобно пролепетала она.
— А что ему остается делать?! Его же поймали с поличным! Любопытно послушать, как он теперь запоет, как станет выкручиваться. Ему и крыть нечем, и оправданий не придумаешь.
— Я его никогда не спрашивала, не встречается ли он с кем;то еще, — честно призналась Виктория. — Мне это и в голову не приходило. Я была уверена, что я у него одна, дура наивная!
— Выходит, порой нелишне спросить, — сказал Харлан. — Хотя вряд ли он бы тебе признался. Но на данном этапе, когда вы постоянно встречаетесь и выстраиваете серьезные отношения, он бы сам должен был как;то прояснить ситуацию.
Виктория кивнула и поблагодарила Джона за информацию, хотя ей было очень тяжело ее услышать. Тот тоже был расстроен тем, что пришлось ей рассказать. Но ребята понимали, что по;другому нельзя, она должна была знать. Полная обиды и горечи, Виктория еще долго сидела с друзьями на кухне, пытаясь переварить услышанное и прийти в себя. На другой день в школе ей удалось не пересечься с Джеком. Она не могла бы смотреть ему в глаза. А вечером раздался звонок.
— Ты где сегодня пропадала? Я тебя искал, — с трогательной интонацией произнес он. Был четверг, на следующий день они договаривались вместе поужинать. Виктория старалась ничем не выдать своего волнения, но получалось у нее это плохо. Ей не хотелось выяснять отношения по телефону, она должна была видеть его лицо. Такие вещи вообще по телефону не обсуждают. Весь день она мучилась, а ночь вообще прошла без сна. Не верилось, что человек, к которому она так привязалась, которому открыла душу и безоглядно верила, повел себя с ней бесчестно. От этого открытия у Виктории разрывалось сердце, вернулись прежние страхи, ей опять стало казаться, что она недостойна ничьей любви. Она еще надеялась, что Джеку будет что сказать в свое оправдание. Но сама она никакого вразумительного объяснения придумать не могла. Она была готова выслушать его и даже ждала объяснений, но то, что рассказал Джон, оставляло мало надежд на лучшее.
Она сказала Джеку, что весь день была занята, проводила классное и родительское собрания, и пригласила его зайти к ней завтра перед рестораном. Он согласился, внимательный и нежный, как всегда. Виктория еще ни разу не настаивала на том, чтобы провести с ним два вечера подряд, ей не хотелось быть назойливой, но сейчас она решила попробовать и послушать, что он ответит.
— Если получится, можем и в субботу куда;нибудь сходить. Сейчас много хороших фильмов идет, — самым невинным тоном предложила она.
— Тогда давай лучше в воскресенье после обеда, — предложил Джек. — Мне всю субботу допоздна надо будет проверять экзаменационные работы. Я уже и так их задержал. — Ну вот, она получила ответ. Вечер пятницы и воскресенье — в вашем распоряжении, но только не суббота. Все ясно, Джон оказался прав. У Виктории упало сердце. Она не подвергала сомнению слова Джона, но в глубине души все;таки надеялась, что он ошибся. Теперь было ясно, что нет.
В пятницу на работе Виктория была рассеянной и грустной, а в обеденный перерыв столкнулась с Джеком в преподавательской. Как ошпаренная, она выскочила за дверь, успев бросить на ходу, что опаздывает на классное собрание. Вечером он ровно в назначенный час явился к ней. Вид у него был такой же неотразимый, как всегда. У Джека был своего рода дар: он производил впечатление кристально честного, открытого и искреннего человека. Он являл собой воплощение порядочности, ему невозможно было не верить. Она и верила, верила всем сердцем. Но внешность прекрасного принца оказалась обманчивой. Что ж, придется ей проглотить эту горькую пилюлю. Сейчас в квартире они находились одни, все разошлись на вечер. Харлан с Джоном знали о ее планах, она им сказала. Ребята предложили ей рассчитывать на их помощь, если таковая потребуется, и на время удалились.
Виктория трясущимися руками налила Джеку вина, не зная, с чего начать разговор. На ней были брюки и старенький свитер. Куда вдруг девалась ее красота, которая расцветала прямо на глазах, когда рядом был Джек? Теперь она чувствовала себя некрасивой, нелюбимой, брошенной. Это было ужасное ощущение. Она даже не стала мыть голову и краситься. Соперничество с другой женщиной было для нее впервой. И как только возникла эта ситуациия, ее позитивный настрой и вера в себя вмиг рассыпались, как карточный домик. Предательство Джека лишь подтверждало правоту ее отца: она недостойна любви. Ее достойна другая женщина.
Джек взял у нее из рук бокал. Он не спускал с Виктории глаз. Он видел, что она расстроена, но понятия не имел, в чем причина.
— Что;то случилось? — ничего не подозревая, поинтересовался он.
Дрожащей рукой Виктория поставила свой бокал на стол.
— Возможно, — едва слышно ответила она и подняла на него глаза. — Это ты мне должен сказать. Я тебе не говорила, что друг Харлана, Джон, работает в школе Агиллера в Бронксе. Насколько я понимаю, там же, где и одна твоя подруга. Ты знаешь, о ком идет речь. Она рассказывает своим коллегам, что уже два месяца с тобой встречается и вы видитесь каждые выходные. Согласись, это ставит меня в несколько глупое положение, а тебя выставляет человеком бесчестным и лживым. Так в чем там дело, Джек? Расскажи, что за история. — Виктория пригвоздила его взглядом, он долго не отводил глаз, потом поставил бокал, пересек комнату, постоял немного, глядя в окно, после чего повернулся к ней. Его лицо полыхало злобой.— Кто тебе дал право за мной шпионить? — Он бросился в атаку, но ничего не добился. Виктория не купилась.
— Я и не шпионила! Я узнала случайно, и думаю, хорошо, что Джон мне рассказал. Она ведь хвастается на каждом углу! Джек, мир тесен, даже если живешь в таком огромном городе, как Нью;Йорк. Интересно, долго ты рассчитывал играть на два фронта? И почему мне ничего не сказал?
— А ты не спрашивала! И между прочим, я тебе ни разу не соврал! — сердито огрызнулся он. — Я никогда не говорил, что ты у меня одна. Если тебя это так волнует — надо было самой спросить!
— А тебе не кажется, что при наших отношениях ты и сам должен был мне рассказать? Мы почти два месяца встречаемся каждые выходные. Судя по всему, ровно столько же длится и ваша с ней связь. Она;то как это воспринимает?
— А я ей тоже не говорил, что она у меня единственная! — Он продолжал кипеть. — И вообще, тебя это не касается. Я с тобой не спал, Виктория, и ничем тебе не обязан. Мы всего лишь хорошо проводим время.
— Ах вот оно как? У меня другие правила. Если бы я встречалась с кем;то еще — неважно, спали бы мы или нет, — я бы тебе сказала. Я бы считала, что обязана это сделать, чтобы ты правильно понимал ситуацию и чтобы тебе не было больно. Я имела право знать, Джек! Не как женщина, как близкий тебе человек (а я считала, что я тебе не безразлична), я заслуживаю того, чтобы знать правду. Дело же не в ресторанах! Мы с тобой пытались выстроить серьезные отношения. Как, наверное, и вы с ней. А может, есть еще кто;то? В будние дни окошка не найдется? Похоже, ты, парень, сильно занят и не больно честен. Это было подло с твоей стороны, Джек, ты сам это прекрасно понимаешь! — В глазах Виктории стояли слезы.
— Как знаешь… — Он впервые за все время говорил таким тоном. Лицо его хранило ледяное выражение. Ему не понравилось, что его поймали на лжи, и отчитываться в своем поведении он не собирался. Джек привык делать что хочет, и неважно, что кого;то это может обижать, главное — чтобы ему было хорошо. Как же она в нем ошибалась! Проблема оказалась не в бараньих отбивных, а в порядочности. Ему это понятие незнакомо. Тот факт, что Виктория его не спрашивала, никак не оправдывал его бесчестности. — Я не обязан перед тобой отчитываться! — рявкнул Джек и поднялся, окидывая ее презрительным взглядом. — Мы с тобой встречаемся, только и всего, а если не нравится — скатертью дорожка! Точнее, я сам пойду. Спасибо за вино. — Он шагнул к двери и шумно захлопнул ее за собой. Вот и все. Два месяца с парнем, который ей нравился, которому она доверяла, и вот он ее обманул и не испытывает ни малейших угрызений совести. Виктория сидела в кресле, ее колотила дрожь, и все;таки она была довольна тем, что вывела Джека на чистую воду. Разговор дался ей нелегко, он стоил ей сил и нервов, но она сказала себе, что лучше знать правду, чем потом жить во лжи, жить обманутой и мучиться. И все же у нее было такое чувство, будто она потеряла близкого человека. Виктория прошла в спальню, легла на кровать, уткнулась в подушку и дала волю слезам. Ей было отвратительно поведение Джека, но еще больше она ненавидела себя. Перед глазами продолжал стоять презрительный взгляд Джека, словно говоривший: я бы мог тебя любить, будь ты достойна. А так…
Даниэла Стил
Свидетельство о публикации №124071702239