А помнишь...

А помнишь как страшно от берега вмиг оттолкнуться,
не ведая кто ты и что ты, в далёкий ли путь?
Как будто сам бог отпихнул  тебя жёсткою бутсой —
плыви и не смей преждевременно в Лету нырнуть.

Холодными лапками  бьёмся котёнком визгливым,
а берег всё дальше... другого совсем не видать!
И так на  озябшей душе до чертей сиротливо,
что кажется выдох  — и будут тебя поминать...

А помнишь, боялись себя, дураков бестолковых:
вдруг нас не поймут — за пятак ни за что  предадут...
Кого-то дороже — за горсть, или больше, целковых...
На каждого есть за спиною Иуда и Брут.

Теперь повзрослели, а страшно все так же до боли,
но не за себя,   а за тех, что по  следу идут.
Душа как наждачкой надраена, в сердце  мозоли –
невпрок валидол, валерьянка, текила и брют.

Мы стали  другими? Да нет —  мы всё те же... Лишь роли
всё в том же спектакле тасует, смеясь,   режиссер.
Всё те ж семена принимает взрыхлённое поле...
Естественный /кажется – так?/ баламутит отбор.