Эльзэ Ласкэр-Шюлер. Абигайль

Покинув отчий кров, пастушка облаченьем,
Она со стадом дромадеров в предрассветной стыни
У табунов несметных диких лошадей пустыни
На выпас гонит серебристых коз, реки руна теченьем,
И возвратится к ночи, что рассыплет аметисты звёзд по неба сини,
Тогда Саул, весь день за дочь тревожась, вздохнёт вновь с облегченьем. 

И никогда такого с нею не случится:
Козу отбившуюся чтоб оставить у шакала,
Хотя б та кровью от укусов истекала,
А раз она козлёнка вырвала из пасти львицы!
Всё это было в предсказаниях слепца-провидца,
Но и при этом в Иудее каждая травинка трепетала.

Ребёнком на коленях у отца бывало засыпала Абигайль на троне,
Тогда изнемогала Иудея от Израиля правителя наветов,
Что разжигали злобу у враждебных хеттов:
«Гнилым стал скарабей в его короне».
Но верно берегла Луна добро хранителя Всевышнего заветов,
И в Иудее лучники учились обороне.

«Пока у золотого Пастуха сияние души не предавалось Всемогущим тленью.
Отец наш Авраам, — дочь посвяшал Саул, — пастух, и остальные будут пастухами,
Сияние души у Авраама, стать чтоб вечным, не затмевалось никогда грехами.   
И как звезда она сияет ярко по Всемогущего благословенью,
Как если бы Кузнец огонь души раздул кузнечными мехами.
С таким сиянием души нёс и его Отец ягнёнка, в жертву принести по Господа веленью.»

Весной, когда поля покрылись зеленями снова,
Закрылись навсегда Саула очи,
И ангел, встретив Абигайль, со стадом возвратившуюся к ночи,
Ей рёк: «Сияние души у твоего отца не тронет тленьем Иегова.»