Баратынский Последний поэт Baratynsky Last Poet

Век шествует путём своим железным,
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчётливей, бесстыдней занята.

Исчезнули при свете просвещенья
Поэзии ребяческие сны,
И не о ней хлопочут поколенья,
Промышленным заботам преданы.

The century is going its iron way,
There's greed In hearts, a dream of all beings
More clearly and shamelessly each hour a day
Is busy with urgent and useful things.

In light of the education disappeared
The dreams of poetry, childish and fair,
The generations don't bother about it,
They indulge in technical and pay care.

Для ликующей свободы
Вновь Эллада ожила,
Собрала свои народы
И столицы подняла;
В ней опять цветут науки,
Носит понт торговли груз,
Но не слышны лиры звуки
В первобытном рае муз!

For rejoicing freedom, Hellas
Was again reborn and praised.
And she gathered all her demos,
And the capitals she raised;

Sciences in her return prime,
Pontus carries the trade goods,
But you can't hear the sounds of lyre
In old muses' Eden woods!

Блестит зима дряхлеющего мира,
Блестит! Суров и бледен человек;
Но зелены в отечестве Омира
Холмы, леса, брега лазурных рек.
Цветёт Парнас! пред ним, как в оны годы,
Кастальский ключ живой струёю бьёт;
Нежданный сын последних сил природы —
Возник Поэт, — идёт он и поёт.

The winter of a senile world is shining,
It's shining! A cold and pale man shivers;
But in Omir fatherland are green lining
Hills and forests, banks of azure rivers.

Parnassus blooms! as in past years, before this
With living streams beat Castalian springs,
Unexpected son of last nature's forces —
A Poet appeared, — and he goes and sings.

Воспевает, простодушный,
Он любовь и красоту,
И науки, им ослушной,
Пустоту и суету:
Мимолётные страданья
Легкомыслием целя,
Лучше, смертный, в дни незнанья
Радость чувствует земля.

So ingenuous, he praises
Love and beauty, and he too
Praises science, disobeys it,
Praises its void and ado:

Healing fleeting pains, you've gotten,
With frivolity, so light,
In ignorance days, oh, mortal,
Better earth feels the delight.

Поклонникам Урании холодной
Поёт, увы! он благодать страстей;
Как пажити Эол бурнопогодный,
Плодотворят они сердца людей;
Живительным дыханием развита,
Фантазия подъемлется от них,
Как некогда возникла Афродита
Из пенистой пучины вод морских.

To coldstarred Urania's fans, whom she leads,
He sings, alas! about grace of passions;
As wildweathered Aeolus fructifies fields,
So they'll do with hearts of people nations;

Having developed with the life-giving breath,
Fantasy will be born and raised by them,
As Aphrodite arose from foamy depth
Of sea waters and came to land once then.

И зачем не предадимся
Снам улыбчивым своим?
Жарким сердцем покоримся
Думам робким, а не им!
Верьте сладким убежденьям
Вас ласкающих очес
И отрадным откровеньям
Сострадательных небес!

Why don't we in dreams, too smiling,
When we sleep at night, get lost?
By hot hearts we'll be complying

With shy thoughts, not with the first!
Faith in sweet beliefs’ elations,
Caressing you so nice,
And in joyful revelations
Of compassionate high skies!

Суровый смех ему ответом; персты
Он на струнах своих остановил,
Сомкнул уста вещать полуотверсты,
Но гордыя главы не преклонил:
Стопы свои он в мыслях направляет
В немую глушь, в безлюдный край; но свет
Уж праздного вертепа не являет,
И на земле уединенья нет!

A stern laugh is an answer to him; to stop
Fingers on his strings he himself has let,
He has exhorted with his mouth half open,
But he had never bowed down his proud head:

He mentally directs his feet, as he can,
To wild spots and deaf backwoods; but the light
No longer provides with an idle rest den,
And on earth there is no secluded side.

Человеку непокорно
Море синее одно,
И свободно, и просторно,
И приветливо оно;
И лица не изменило
С дня, в который Аполлон
Поднял вечное светило
В первый раз на небосклон.

To the man is not submitted
Just blue sea with stone and sand,
It's free and wide, when you meet it,
It greets you like the best friend;

And its face has not been varied
Since the day Apollo wise
Raised eternal Luminary
For the first time in the skies.

Оно шумит перед скалой Левкада.
На ней певец, мятежной думы полн,
Стоит… в очах блеснула вдруг отрада:
Сия скала… тень Сафо!.. голос волн…
Где погребла любовница Фаона
Отверженной любви несчастный жар,
Там погребёт питомец Аполлона
Свои мечты, свой бесполезный дар!

It rages loudly before Leucada mount.
Where's a bard, his rebel thought fits the noise,
He stands... his eyes flash with joy out of sudden:
This rock... is Sappho's shadow!.. the waves' voice…

Where Phaon's lover had buried the fever
Of her love, rejected, wretched and cliffed,
There Apollo's favorite, as a griever
Will bury his dreams and his useless gift!

И по-прежнему блистает
Хладной роскошию свет,
Серебрит и позлащает
Свой безжизненный скелет;
Но в смущение приводит
Человека вал морской,
И от шумных вод отходит
Он с тоскующей душой!

As aforetime the light still shines
With cool luxury, goes on
Silvering and gilding the lines
Of its lifeless skeleton;

But the man's confused a lot of
By the sea surf and waves' wall,
And it leaves the noisy waters
With a yearning soul at all!

Евгений Баратынский Последний поэт 1834 г.
Translation 12-15 July, 2024

***

Баратынский Евгений Абрамович, 1820-х гг.  Автор: Joseph-Eustathius Vivien Источник: Википедия