О, ангелы, а можно душу не будить?

Она сказала что во мне бурлит вулкан,
и что ей нравится как цвет меняет лава.
А вместе с тем, что я ей вовсе не капкан,
так зелена снаружи и красна внутри гуава.

От ярко-красного и распаляясь добела,
мне расточать приятно фейхоа улыбку.
Не будь экзотикой я -  так она б ушла,
а мне так по сердцу на море с этой рыбкой.

Я вообще люблю аквариум морской.
Он с юных лет был поглощающей всё страстью.
Так и нырнул бы в эту ванну с головой,
и плавал в маске, даже с позабытой снастью.

Чтоб в Красном море жить мне нужно бросить всё:
привычный бизнес, быт, и стать морским  туристом.
И как-то кажется мне то - ни то ни сё.
Живу с мечтой заделаться аквалангистом.

Она мне море заменила, в ней оно
имеет все свои приливы и отливы.
Как на подводной лодке я залёг на дно,
и улыбаюсь рыбкам что игриво-суетливы.

Смотрел на них, в иллюминатор, в круг стекла,
но тишина не согласовывалась с краской.
И ощущалось что каюта мне мала,
и изобилие всех форм тянуло пляской.

И вот решился погрузиться в мягкость вод.
Всё необычно здесь, за контуром подлодки.
И жмурюсь — с норки вынырнувший крот.
Усам ветра пока бесформенны, нечётки.

Но чувства-рыбки так цветасто хороши,
мои трепещут им как щупальца актиний.
В гидрокостюме с аквалангом в пух души,
я погружаюсь. В Космос разных эндокриний.

Про кислород пока и думать не хочу.
Он есть в достаточном давлении в балонах.
И как пропан горящим жаром я лечу.
И поднимаюсь и спускаюсь по всем склонам.

Ты говорила что во мне бурлит вулкан,
что цвет фасоли красной любишь у гуавы.
Рептильный мозг мой угодил к тебе в капкан,
я весь покрылся цветом красной игуаны.

Как хорошо — теперь на море я везде,
и Мир как от воды по стенкам блики.
И одержим кувшинкой будто Клод Моне,
Нимфея, зорюшка, поешь ещё клубники.

Мне сняться сны что стала лилией она,
и вышла белой с пузырей морских наружу.
И что мы бродим ночью в улочках, без сна,
и слышим моря плеск, вдыхая звуков душу.

И мы смеёмся и танцуем под луной,
и звёзды смотрят сверху как тысячелистник...
Глаза открыл — надулась органза дугой,
повисла ровно... вновь надулась,
как пушистик.

Или как парус... и из сини чаек крик,
и ветер танго продолжает с занавеской.
Я обернулся там проём заполнил лик,
в цилиндре, как египетские фрески.

Ну что в кафе, на завтрак, и пойдём бродить?
А после, ближе к вечеру на море?
О, ангелы, а можно душу не будить,
и здесь остаться ей, в просоленном просторе?