Кто сказал, что граф Толстой...

Как две зеркальные луны, мои ладони холодны…
Ах, если б ласточки весны меня позвали!
На сеновале диких трав
я оплатил бы жизнь, как штраф.
Платите, граф. Но в том, что – граф,
я прав едва ли…

Это – из некогда горячо любимого мною (теперь – просто уважаемого) Николая Шипилова («Октябрь»).
Просто, как мосток к Раиному «Вставайте, граф».
Общего – не много. «Я прав едва ли…» – «Я прав или не прав».

Зараз и я паспрабую. В «графа».
Толстому у меня, конечно, долетало (настолько я «плодовит» – как, впрочем, и ядовит)

«По поводу одной надписи на окне в подъезде»

Может, это граф Толстой
Написал, что жизнь – отстой?!
Был суров порою классик,
Да и жизнь – не только праздник.
Но вот так, чтобы отстой –
Погоди, дружок, постой!
Жизнь, конечно, не проста,
Как таёжная верста.
И бывает полосата,
Даже где-то обос…
Не светла и не чиста,
Только всё же – не п…
Жизнь – отстой: вы это – зря,
Откровенно говоря.
Коль сказал такое граф,
Был он всё-таки не прав.
Да к тому же сам Толстой,
Хоть и был мужик простой
И не верил в небеса,
Всё ж на стёклах не писал.
(8.08.2013 (20.30))

Н-да… Мало, что матерное, так ещё с пресловутым «прав-не прав»).
Так и следующее, эк-хе, с «правотой»

«По поводу известного афоризма»

Гвалт до коликов, до рвоты.
Зенки лезут из орбит.
Делят лавры патриоты.
Дух Отечества скорбит.
Помнит он былые годы.
Как сейчас, кичилась чернь,
упражняясь до икоты
в пустозвонии речей.
Не снижают обороты
негодяи всех мастей.
Благодетели народа
метят к Родине в постель.
Что страна, что государство –
нет резона отличать.
Патриоты стали кастой.
Вот диплом, а в нём – печать.
Дух Отечества встревожен.
Уж не прав ли граф Толстой?!
Ни к чему они негожи.
Взять бы скопом – да в отстой.
Суть не важно: тори – виги.
Записные подлецы.
Под полою прячут фиги
кволой нации «отцы».
(9.12.2016)
PS:
«Патриотизм – последнее прибежище негодяя» (англ. Patriotism is the last refuge of a scoundrel) – афоризм, произнесённый доктором Самуэлем Джонсоном в Литературном клубе 7 апреля 1775 года.
В первом издании своего словаря английского языка) (1755) Джонсон определил слово «патриот» следующим образом: «тот, чьей руководящей страстью является любовь к своей стране». Однако, поскольку термин активно использовался вигской оппозиции в политической полемике и для собственного позиционирования, в четвёртом издании (1774) Джонсон сделал добавление: «также иногда используется для фракционных нападок на правительство».
Поскольку «патриотизм» стал основным лозунгом вигской оппозиции, эссе д-ра Джонсона посвящено разоблачению «ложного патриотизма», как проявления политической демагогии, в противопоставлении его патриотизму истинному.
Эссе начинается с утверждения, что место в парламенте могут занимать только истинные патриоты, и рисует затем идеальный образ политического деятеля: «Патриот тот, чье публичное поведение определяется одним мотивом – любовью к своей стране, тот, кто, как представитель в парламенте, не имеет ни личных надежд, ни страха, ни доброжелательства, ни обиды, но направляет это исключительно на общий интерес». Далее, Джонсон предостерегает против «ложных внешних признаков» патриотизма, сравнивая «ложных патриотов» с фальшивыми монетами, которые блестят, как настоящие, но отличаются по весу. Прежде всего он возражает против мнения, что патриотизм обязательно заключается в «резкой и упорной оппозиции двору».
Л. Н. Толстой, наряду со многими другими перлами англоамериканской эссеистики, включил афоризм в «Круг чтения» (в редакции: «Последнее прибежище негодяя – патриотизм»), после чего о нём узнали в России. В наше время отечественные авторы нередко его Толстому и приписывают. При этом Толстой понимал афоризм, в соответствии со своим общим негативным отношением к «злу патриотизма», о котором он писал:
«Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм».
 «Подлец».
Этимология этого слова восходит к польскому «podlegac'», которое означает всего-навсего простой, незнатный человек. Именно поэтому, известная пьеса А. Островского «На всякого мудреца довольно простоты» в польских театрах шла под названием «Записки подлеца». Соответственно, к «подлому люду» относились все не шляхтичи.
Д.Ушаков в своем толковом словаре указывал, что слово «подлец» первоначально означало: принадлежащий к крестьянскому, податному сословию и употреблялось как термин, без бранного оттенка. Впрочем, чего уж там греха таить – все основания для такой эволюции были (ни для кого не секрет, как относилось любое дворянство к простому люду). Сначала слово проникло на территорию Украины, а после присоединения в XVIII в. части Польши к России прочно вошло и в русский язык.
Когда же к середине XIX века либеральная интеллигенция увлеклась народническими идеями, слово «подлый» применительно к простонародью стало считаться оскорбительным и за ним стало закрепляться хорошо ныне известное второе значение – «низкий», «бесчестный». Уже в журнале «Северный вестник» 1804 г. писали: «Выражение подлый язык есть остаток несправедливости того времени, когда говорили и писали подлый народ; но ныне, благодаря человеколюбию и законам, подлого народа и подлого языка нет у нас! А есть, как и у всех народов, подлые мысли, подлые дела. Какого бы состояния человек ни выражал сии мысли, это будет подлый язык, как, например: подлый язык дворянина, купца, подьячего, бурмистра и т. д.».
Вместе с тем, в то время слово «подличать» всё-таки было ближе к понятиям – «заискивать, унижаться, выслуживаться». Простой пример: «Горе от ума» Грибоедова, где Софья говорит Молчалину, ползающему перед ней на коленях: «Не подличайте, встаньте».

Наконец-то – без «пресловутого». А в тему-то (Раину) ложатся! На то он и Толстой (зря всё-таки новоявленный «хохол» Невзоров всю русскую литературу обвалял…)

«Der bestirnte Himmel und das moralische Gesetz»

Не судите – Да не судимы…
Месть богов – не «третейский суд».
От Содома до дна Цусимы
аргонавты во тьме гребут.
Там – Германты, а тут – Венеды.
Пруст и Кафка… Туман густой…
Канут в Лету отцы и деды.
Станет зеркалом граф Толстой.
Будут в печках гореть иконы.
Будут книги пылать в кострах.
Вместо яблока хруст айфона.
Вместо трепета – потный страх.
«Цуд навукi». Мораль де Сада.
Злой гордыни оскал-зевок.
На душе от тоски осадок.
И про всё в небеса плевок.

17.10.2018
PS:
Zwei Dinge erf;llen das Gem;t mit immer neuer und zunehmender Bewunderung und Ehrfurcht, je ;fter und anhaltender sich das Nachdenken damit besch;ftigt: Der bestirnte Himmel ;ber mir, und das moralische Gesetz in mir. Beide darf ich nicht als in Dunkelheiten verh;llt, oder im ;berschwenglichen, au;er meinem Gesichtskreise, suchen und blo; vermuten; ich sehe sie vor mir und verkn;pfe sie unmittelbar mit dem Bewu;tsein meiner Existenz.
Две вещи наполняют душу постоянно новым и возрастающим удивлением и благоговением и тем больше, чем чаще и внимательнее занимается ими размышление: звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне. То и другое, как бы покрытые мраком или бездною, находящиеся вне моего горизонта, я не должен исследовать, а только предполагать; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования.
(Immanuel Kant, Kritik der praktischen Vernunft)

А мы ещё и без титула к Льву Николаевичу обращались (прочих Толстых цеплять не буду)!
То, что менту Чергинцу, опущу (уж больно слабо сложил – зато длинно!). Хотя там и «Война и мир» вкраплялась.
Так… Следующее – федот да не тот (больше не буду!)

* * *

Зажжётся пошлости окошко,
Заверещит Буратино:
Опять искусственная кошка,
Ненастоящее вино.
Какие новые эрзацы
Нечистые подсунут нам?
Что приготовили мерзавцы
В замену вдохновенным снам?
(Н. Шатров)
------------------------------------

Чурбан. Обычное полено.
Колоды жалкой скОлок.
Но…
Судьбою вырвано из тлена!
И звать его – БуратинО.
А чуть подрежешь – БуратИно.
Почти ПинОккио собрат.
Не бессловесная скотина,
А говорящий аппарат!
Его пинаешь, он – дерётся
И огрызается в ответ.
Уже безмозглому неймётся
Затмить своим «талантом» свет…

Коллоди! Бедный папа Карло.
Кого ты спьяну «породил»?!
И ладно б только ты один.
Кудесников, увы, немало!
Найдут, как это смог Толстой,
И чурку – чем тебе ни тело! –
И должность хлебную, и дело
Для головы, пускай пустой.
(4.12. 2013)

Раз уж Алексей Николаевич «вывернулся», скажу, что Алексею Константиновичу я благоволил больше. Однако – здесь не буду.
Нам нужон Лев Николаевич.
Есть и с нашим Чинарём (Даниилом)

«На пару с Данилкой. Из анекдотов»

Лев Толстой очень любил детей. Утром проснётся, поймает кого-нибудь и гладит по головке, пока не позовут завтракать.
Лев Толстой очень любил детей. Бывало, приведёт в кабинет штук шесть, всех оделяет. И надо же: вечно Герцену не везло – то вшивый достанется, то кусачий. А попробуй поморщиться – хватит костылем.
Лев Толстой очень любил детей, и всё ему было мало. Приведёт полную комнату, шагу ступить негде, а он все кричит: «Ещё! Ещё!»
Лев Толстой и Фёдор Михайлович Достоевский, царствие ему небесное, поспорили, кто лучше роман напишет. Судить пригласили Тургенева. Толстой прибежал домой, заперся в кабинете и начал скорее роман писать – про детей, конечно (он их очень любил). Достоевский сидит у себя и думает: «Тургенев – человек робкий. Он сейчас сидит у себя и думает: «Достоевский – человек нервный, если я скажу, что его роман хуже, он и зарезать может».  Что же мне стараться? Всё рано денежки мои будут». (Это уже Достоевский думает). На сто рублей спорили. А Тургенев сидит в это время у себя и думает: «Достоевский – человек нервный. Если я скажу, что его роман хуже, он и зарезать может. С другой стороны, Толстой – граф. Тоже лучше не связываться. А ну их совсем».  И в ту же ночь уехал в Баден-Баден.
(Д. Хармс)

Лев Толстой любил детей.
Ненавязчиво, но – очень.
Сей великий добродей
Был той страстью озабочен,
Одержим и измождён.
Дети Лёву обожали.
С ненасилия вождём
На перинах возлежали.
А Тургенев ревновал –
К детям, к славе и к перине.
Уходя на сеновал,
Ночью плакался Полине.
– «Что мне делать, Виардо?!
Тошно здесь. Хочу в Европу».
А в ответ – одно: «Пардон!
Ты, Ванюша, больно робок.
Чтоб в любви иметь успех,
Мало просто быть богатым…».
Тот – в сердцах: «А ну вас всех…!».
И уехал в Баден-Баден.
(2.06.2016)

Дядя Миша дал мне отлуп: Ша! Никаких Толкинов с их орками – Достал(и)!
Не удержусь: ибо здесь Толкин и Толстой – в паре.

«Мордор. Алкание Власти»

«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего. Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нём нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке ордена всё едино, всё познаётся в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
(Л. Толстой. Война и мир)
-----------------------------------------------------

Россия – Мордор. Чёрная страна.
Загадочны извивы окаянства!
Душа ли забубенная черна
В ордынском омуте заблудшего славянства.
Шаманы ль с навками свели её в дурдом,
Отдав во власть отпетых Лукаморов –
Горгоною увенчана Гоморра.
Шугает Хиросимою Содом.
(14.03.2022)
PS:
«Шаманы» – не столько к генералу Шаманову (Мяснику), сколько к самому «удмурту-крысёнышу» и его братану Шойгу. К последнему (в «аллитеру») и «шугает».

Пожалуй, так. Остальное (с Львом Николаевичем) – сугубо в прозу. А и не так, чтобы много (в той прозе моей) его затаилось.
И ведь никак не заведусь! Рае «догнать»… Оставить, что ли сию затею?! Там ещё и Гессе с «Туманом» подзуживает…

6.06.2022