Антология альтерн-ной поэзии под ред. Л. М. Гунина

АНТОЛОГИЯ АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ПОЭЗИИ (1970-1989)
(со вставками из поэзии тех же авторов более поздних лет)

Составитель и редактор - Гунин, Лeв Михайлович.

ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ: 2014.
[Чистовой текст 2014 г. не подвергся никаким изменениям.]

ОТ РЕДАКТОРА:

Свою первую антологию поэзии "маргинализированных" авторов я составил ещё в СССР, в 1984-1988 годах, в Бобруйске и Минске: приблизительно на 15 лет раньше подобной Антологии, составленной всемирным клубом русскоязычных поэтов ЛИМБ (см. @НТОЛОГИЯ - (Поэтический Клуб "Лимб". "Геликон-плюс", Санкт-Петербург, 2000). (Символично, что и в антологии ЛИМБа я тоже принял участие; в этом сборнике напечатаны мои стихи).
В Монреале, вместе с адвокатом (женой бывшего польского консула в Канаде) Мечыславой ("Ниной") Пясковской, я издавал две газеты (фактически запрещённые властями) - на польском и на русском языке (польский - мой второй родной язык). Нина Пясковска (светлой памяти которой посвящено несколько моих статей) была широко образованным человеком, знала шесть языков, была знатоком не только своей родной польской поэзии, но прекрасно разбиралась и в русской поэзии, особенно любила Блока, Анненского и Гумилёва, хорошо говорила по-русски. В газете "Русский голос" мы опубликовали несколько подборок из антологии, которая (ниже) представлена читателям.
Печально, что я не получил никакой поддержки из своего родного города (Бобруйска), тогда как представители новых поколений любителей поэзии Минска, Бреста, Гродно, и других городов Беларуси оказывали мне всяческое содействие.
Наоборот, та часть моих бывших земляков, что обосновалась в Израиле и США, очень враждебно относится и ко мне лично, и к моим проектам; они ставят палки в колёса всем моим начинаниям, вплоть до хакерских атак на мои вэб-сайты.
Я благодарен всем, кто косвенно участвовал в составлении Антологии, за их советы, подсказки, за помощь в сканировании и переводе в цифровой текст (пусть и очень небольшой) части рукописных и машинописных страниц. 

___________________________________________

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ АНТОЛОГИИ

предыстория электронного архива


         Антология и другие сборники составлены Львом Гуниным, вывезшим и сохранившим бесценные архивы, связанные с культурой, историей, архитектурой, и научно-технической мыслью Бобруйска. Он годами собирал всё, связанное с родным городом; написал единственную в своём роде многотомную Историю Бобруйска. Благодаря его подвижнической деятельности до нас дошла целая культурная эпоха (1970-1989), которая могла быть утеряна навсегда. Творчество почти всех более ни менее значительных местных поэтов-нонконформистов (не связанных с эпигонским советским официозом) нашло отражение в составленной Львом Михайловичем Антологии, где представлена альтернативная поэзия Бобруйска конца советской эпохи.
         Он коллекционировал не только нонконформистов, но и официальных (допущенных властью) авторов обоих типов (признанных советской системой и признанных еврейско-сионистским израильско-мировым режимом). В отличие от авторов нон-конформистов, у этих полно лжи и фальши, снижающих художественную ценность и общее значение их текстов. Эти бобруйчане, удостоившиеся ответного поцелуя власти за то, что лизали её в известное место - об их памяти и доступе к их творчеству пусть теперь власть и заботится. Вот по какой причине редактор, накопивший у себя значительную часть их творческого наследия, никогда не выкладывал свою коллекцию в Интернет.
         Однако для проекта своего ближайшего друга и соратника Шланга (Юры Мищенко) он готов теперь открыть известную долю архива.
         Общее собрание (включающее данную Антология) состоит как из вывезенных в 1991 году книг, рукописей, материалов и фотографий, так и из собранных в последующие годы книг и материалов, отсканированных и переведенных в электронные форматы. Некоторая часть файлов была найдена в Интернете, на что - опять-таки - ушли годы и потребовалось много времени и сил. Такие файлы Лев присовокупил к своей коллекции с согласия энтузиастов, осуществивших сканирование и распознавание текста (OCR). Их имена непременно указываются (там, где такого указания нет, работа выполнена Гуниным). Речь идёт в основном о 1990-х годах (единичные файлы найдены в начале 2000-ных). С тех пор многие сетевые библиотеки разными не легитимными путями заполучили часть этих электронных текстов, и пустили их в коммерческий оборот. В отличие от других сетевых издателей, Лев Гунин и Юрий Мищенко (Шланг) открывают для широкой публики доступ к историческому и культурному наследию Бобруйска совершенно бескорыстно, не руководствуясь никакими меркантильными соображениями. Тем, кто греет на этом руки, их совместный проект, безусловно, даст по рукам.
         В 1991 г. Льва Гунина вынудили (фактически: депортировали) выехать за рубеж, и он, вместе со своей семьёй и с мамой направился в Польшу, где намеревался (доказав свои польские корни) получить вид на жительство, а в случае отказа податься в Германию.
         В Варшаве их захватили израильские агенты и силой увели с собой, сначала закрыв в пригородной гостинице, потом (против их воли) доставив на Ближний Восток. Несмотря на протесты и требования отправить их назад (в Варшаву или в СССР), или дать возможность улететь в Швецию, их не выпустили, и 3 года силой удерживали в Израиле (вырваться удалось только с косвенной помощью Международной Амнистии).
         Во время этой коллизии (переезда из Бобруйска в Минск, из Минска в Варшаву, перелёта из Варшавы в Лод) пропала значительная часть бесценных материалов (медали отца Льва, фотографии, живопись и графика, рукописи его собственных работ (такие, как "Миф о КГБ", "Кто Есть Кто в Бобруйске"), книги, манускрипты непризнанных авторов, исторические выписки и материалы).
         Ещё до 1991 г. Лев (предвидя или предчувствуя то, что позже случилось, но главным образом опасаясь конфискации архива) стал переправлять или собственноручно вывозить своё собрание в Польшу, Германию, Бельгию, Швейцарию и Францию. Материалы, связанные с Бобруйском, найденные в Вильне (Вильнюсе), Ковно (Каунасе), Троках (Тракае), Риге, Варшаве, Кракове, Берлине, Париже и Лионе, он доставил во Франкфурт, где они и оставались, дожидаясь своего часа. Меньшую их часть друзья и родственники выслали в Иерусалим и Петах-Тикву.
         Начиная с прибытия в Варшаву, Лев перетаскал на своих плечах тонны баулов, чемоданов, коробок, ящиков, содержимым которых являлись его коллекции. Этот кошмар, этот каторжный труд длился неделями и месяцами. В Квебеке (формально: член Канадской Федерации), куда семья прибыла в качестве беженцев в 1994 г., он повторился с удвоенной силой. Без вида на жительство, под Дамокловым мечом депортации, семья вынуждена была переносить свои пожитки из гостиницы в гостиницу, с квартиры на квартиру. На эти нечеловеческие усилия побуждала глубокая вера в бесценность собранных материалов, которую разделяли близкие. Сколько раз в дождь, слякоть и снег Лев падал по улице со своей ношей, когда казалось, что дальше идти сил нет. Но он поднимался - как боксёр на ринге, - и, из последних сил, кое-как поползал до дома. Живя в ужасной нужде, преследуемый иммиграционным ведомством, не имея автомобиля и опасаясь доверить грузчикам драгоценные интеллектуальные клады, он должен был переносить их на своих плечах. Человеком без гражданства (апатридом) Лев и его близкие оставались вплоть до 2001 года. [Фактически: до 2004 - прим. ред.]
         Когда в Торонто прибыл багаж, открылась новая глава этой эпопеи, стоившая Льву Гунину не меньших сил и здоровья. И, наконец, посылки из Франкфурта вновь заставили вновь подставить спину под тяжесть содержимого. Квартира (итак забитая до потолка) всего не вмещала, и пришлось разместить часть у мамы, у друзей и родственников. В начале 2005 г. власти выдавили семью Гуниных из снимаемой ими в районе университета МакГилл квартиры, и вновь Лев переносил на своих плечах тонны бесценных грузов, повредив ключицу, и без того травмированную (на тротуаре - налетел мотоцикл).
         Все эти героические усилия ничего б не стоили без сканирования, фотографирования, анализа, использования, перевода в цифровые (компьютерные) тексты. На эти, не менее напряжённые усилия, ушли годы и десятилетия. Вся эта каторжная работа выполнялась изо дня в день, неделями, месяцами, беспрерывно. 8 огромных ящиков материалов по истории Бобруйска и Великого княжества Литовского легли в основу капитального труда Льва Гунина (до сих пор целиком не выложенного в Интернет) об истории города Бобруйска. [Фактически - об истории Великого княжества Литовского - прим. ред.]
         Но не зря говорится: нет пророка в своём отечестве. Вместо благодарности-признательности - тщеславная элита города и республики присвоила открытия Льва Гунина и выводы его исследований, выдавая их за свои. [Тут неточность: в основном - таким плагиатом занимались польские авторы (студенты университетов в Кракове и Варшаве, использовавшие целые главы из книги "Бобруйск" в своих курсовых и дипломных работах, без ссылки на источник, вплоть до докторских диссертаций (1998-2016), и даже известные польские историки, укравшие не только главы, но целые разделы из вышеупомянутой книги, выдавая их за свои… - прим. ред.] Речь идёт не только о примитивном плагиате, когда целые куски его исторических работ перекочевали в газетные статьи, научные работы и доклады других авторов, но и об использовании текста его работы нечистоплотными сетевыми редакторами, вывесившими разные версии или фрагменты на своих сайтах без указания имени автора. Макет средневекового Бобруйска в краеведческом музее города выполнен по раннему описанию, сделанному Львом в одной из первых редакций, со всеми имевшимися тогда ошибками. В фильме об истории города, с участием сотрудников музея, ни слова не говорится о подвижнической деятельности Гунина и о его ценнейших открытиях, проливающих совершенно иной свет на историю города Бобруйска.
         Именно по этой причине примерно 60 процентов текста его работы (XVIII, XIX век, и начало XX (до 1914 г.: на этом работа заканчивается) не выставлены в Интернет. В этой части доступна лишь краткая, ранняя версия, с рядом первоначальных ошибок и неточностей.
         Неудивительно, что, в то время как в соседней Литве архитектура прошлых эпох в основном сохранилась, в Беларуси архитектурно-историческое наследие почти целиком уничтожено, и только во второй (последний) период правления Лукашенко кое-что делается для его сохранения или восстановления.
         Так же, как поступает элита Беларуси с такими, как Лев Гунин, она поступила и с национальным историческим наследием. Трудно найти более яркий пример массового карьеризма, беспринципности и нечистоплотности.
         Именно поэтому колоссальный исторический труд Гунина стараются замолчать: он бьёт по чьим-то регалиям, позициям, незаслуженному признанию заслуг. Неудивительно, что с момента сетевой публикации "Антологии альтернативной поэзии" получены сотни отзывов из разных концов планеты: и ни одного из Бобруйска.
         С не меньшей несправедливостью поступил элитарный Бобруйск и кичливая республиканская элита со всеми своими героями и гениями: с Мишей Карасёвым (Карасём), Шлангом (Юрой Мищенко), Вовой Поповым (Пипом), Шурой Добровольским, Мишей Геллером, Михаилом Печальным, и другими. С не меньшей жестокостью поступила вампирская израильская элита с теми из бобруйчан, какие оказались в Израиле. А между тем уровень маргинализированных, непризнанных авторов в тысячи раз выше уровня официоза. Никакие, даже самые высшие литературные достижения удостоенных славы и публикаций не стоят и одной метафоры Риты Новиковой, Евгения Алмаева, Александра Добровольского, Михаила Карася, Миши Геллера, Михаила Печального, Льва Гунина, Ирины Морих, Лары Медведевой.
         Шланг (Юра Мищенко) - человек, на протяжении десятилетий тащивший на себе воз бобруйской рок-сцены, удостоенный наград республиканских рок-фестивалей, сегодня прозябает в нищете, и, чтобы осталось на оплату Интернета, в буквальном смысле голодает.
         Для сохранения литературно-художественного наследия города Бобруйска и его облика Лев Гунин приложил массу усилий, ежедневно дополняя свой титанический труд, годами сканируя, переводя в электронные форматы и редактируя сотни текстов, из которых лишь одна десятая процента (Антология альтернативной поэзии) выложена в Интернет. Уникальные фотографии Бобруйской крепости 1970-х годов и дореволюционные снимки; фотографии Бобруйска 1940-х и 1950-х; снимки всего исторического центра, каждого дома (Старого Города 19-го и начала 20-го столетий): всё это отсканировано, систематизировано, обработано, что заняло не менее 14 лет. Было несколько попыток похитить у автора часть коллекции фотографий или даже всю коллекцию. Сегодня отсканированное (с наивысшим качеством и разрешением) находится в нескольких надёжных местах. Составлена Антология альтернативной прозы бобруйских авторов 1970-х-1980-х годов, по объёму в сотни раз более обширная, чем подобная поэтическая антология (что понятно через призму жанровых особенностей). Эти и десятки других собраний никогда не станут достоянием публики до тех пор, пока не найдётся энтузиаст-спонсор, готовый помочь обнародовать их с гарантией сохранения подвижнического и редакторского авторства Льва Гунина.
         Несмотря на презрение к официозу, Лев годами сканировал, собирал, разыскивал и книги обласканных властью бобруйских литераторов. Это потребовало не менее напряжённой работы. И сегодня он не намерен дарить плоды этой работы тем, кто поносит его имя и подвергает его тотальному бойкоту-остракизму. Из собрания прозы бобруйских авторов-нонконформистов 1970-1989 он постепенно выкладывает в Сеть только свои собственные сочинения (романы и рассказы), а из коллекции дореволюционных бобруйских авторов и бобруйского официоза 1920-х-1980-х годов готов предоставить лишь 3-4 книги (для примера). К чему выкладывать больше: если это никому не нужно?
         Так вот мы постепенно лишаемся своей идентичности, славянской истории, культуры, исторического наследия. А без них исчезнет не только каждый из славянских народов по отдельности - исчезнет сам европейский тип, нордическая культура, европейское самосознание. Вот почему мы становимся рабами нуворишей без роду, без племени (американцев), или азиатско-африканских хозяев. Невиданными темпами происходит сегодня уничтожение европейской архитектуры и культуры, христианской веры, христианских церквей в Монреале, где без права на выезд живёт сегодня Лев Гунин. Тому, кто предал свою культуру, своё родство-идентичность, не помогут и пушки.

                Владимир Сикорский, Гродно
(по просьбе Льва Гунина; сокращённая, изменённая версия)

(исправление описок, стилистических погрешностей, редактирование, и т.д. - Лев Гунин)

[Мнения редактора (Льва Гунина) не всегда и не во всём совпадают с мнениями цитируемых авторов.]



ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ:

         В этом сборнике приводятся поэтические высказывания, во многом уникальные - порождения определённой среды, которой больше не существует. Ни одно из них никогда не издавалось, если не считать выпускавшейся в Монреале в 1996-1998 годах мной и Ниной (Мечыславой) Пясковскей [i] газеты "РУССКИЙ ГОЛОС". Именно тогда была сделана первая попытка донести до читателя это неповторимое явление. Но ещё раньше, в 1984-1988 годах, я составил самодельный машинописный томик Бобруйской поэзии, 5 копий которого роздал друзьям. Эта наша антология в значительной степени основана на том давнем самиздате.

         Надо заметить, что - по своей природе - предлагаемые нами стихи в корне отличны от официозной ("профессиональной") поэзии того времени. Тут собраны произведения 1970-1980-х годов, которые переносят читателя в те уже далёкие годы, в атмосферу тогдашнего Бобруйска, уникального, единственного в своём роде явления; города, знаменитого своей неповторимой средой.

         "Заодно" захватываются родственные явления, происходящие из двух других городов Беларуси, из Минска и Бреста, в котле общественной жизни которых возникали схожие токи.

         По своему административному статусу тогдашний Бобруйск, обычный районный центр с населением менее 300 тыс. человек, где не было ни одного высшего учебного заведения - не "предполагал" развитой богемно-артистической, литературной, музыкальной среды. Да, тут действовал известный театр драмы им. Дунина-Марцинкевича, и ещё 4 труппы, дававшие представления на других подмостках; имелось несколько концертных и театральных залов с хорошо оборудованной сценой, занавесом, задником, большим числом посадочных мест; больше библиотек, техникумов, музыкальных школ, и других культурно-образовательных учреждений, чем в некоторых областных центрах республики. И по населению Бобруйск был крупнее, чем, скажем, областные города Брест и Гродно. По всем признакам, на республиканском и областном уровне шла неприкрытая дискриминация города Бобруйска в административной, образовательной, культурной, и прочих сферах.

         Надо добавить, что Бобруйск, во времена Великого княжества Литовского относившийся к Трокскому воеводству, в составе Российской Империи - к Минской губернии, а при Сталине получивший статус областного центра, при Хрущове передали Могилёву: странному, чудовищно консервативному, мрачному, анахроническому феномену. Взаимная антипатия между двумя городами, их элитой, их населением в целом доходила временами до открытой ненависти. В такой ситуации у могилёвских областных властей имелись все рычаги давления на подчинённый им Бобруйск и Бобруйский район, и они этими рычагами широко пользовались. Репрессии областных могилёвских властей против "города в целом" и его наиболее талантливых граждан доходили до беспредела. Искусственное разрушение Старого Бобруйска, не оправданное и не объяснимое никаким строительством (которого не было!); война против любого культурного явления, способного возвысить, прославить Бобруйск; недопущение в Бобруйск музыкального училища и высших учебных заведений (даже их филиалов); сокращение библиотечных фондов и урезание средств; и многое другое отражало скрытую войну могилёвских областных властей, которую они вели (и, возможно, ведут) против Бобруйска.

         Из Могилёва координировался, и, возможно, инициировался разгром бобруйских литературных кружков, проводимый в самый разгар горбачёвской "перестройки" и "демократизации", когда в других местах всё происходило с точностью до наоборот.

Не будет преувеличением сказать, что практически все авторы подвергались того или иного рода преследованиям, вплоть до избиений, приводов в милицию, бесед (с ними или о них) сотрудников КГБ.

Делая доступными произведения гонимых и преследуемых, мы - таким образом - восстанавливаем справедливость, выступая против давнего беспредела.

В нашей антологии собраны авторы совершенно разного уровня: от очень высокого до очевидных маргиналов. Не все стихи можно оценить однозначно. Среди них есть откровенно слабые. Но ни одному поэту нельзя отказать в непосредственности. Оставляя некоторые образцы, с точки зрения ценителей поэзии не совсем адекватные, мы руководствовались рядом соображений, главное из которых: дать более развёрнутую картину идейно-эмоциональной атмосферы тогдашнего Бобруйска.

Каждый автор задевает определённую и характерную струнку мироощущения, особого, нигде больше не встречавшегося, какое могло исчезнуть навсегда.

Некоторые затрагивают одни и те же темы, им присущи сходные тенденции и стоят они на сходных художественных позициях.

Этот сборник можно было бы назвать сборником любительской поэзии, если таковая существует. Но где грань между "любительской" и "профессиональной", чем отличался по уровню "любитель" Вильям Блейк от "профессионала" Гортона, или "любитель" Бродский от "профессионала" Твардовского?

Поэзия каждого автора - поэтический монолог, и, одновременно, как бы диалог с поэзией других авторов. Нам нечего больше добавить, и остаётся лишь подчеркнуть, что здесь собраны своеобразные явления, сохранить и сделать доступными которые хотя бы избранному кругу не было иной возможности.

                Лев Гунин

____________________________________________
 

ВЫДЕРЖКА ИЗ ГАЗЕТЫ "РУССКИЙ ГОЛОС", от издателей[ii]

"Мы уже писали о том, что существовала альтернативная поэзия Беларуси, богатейшая и разнообразнейшая. Официальной поэзией Беларуси считалась поэзия на белорусском (беларуском) языке, хотя и на этом языке была ещё и неофициальная, альтернативная, поэзия. Русская альтернативная поэзия Беларуси преломляла образы и традиции русской литературы, но, в то же время, отличалась от неё своими стилистическими особенностями, общей структурой языка, мироощущением, позицией, и, главное, эстетикой.

Власти усиленно боролись с альтернативной поэзией Беларуси, так же, как и с любой субкультурой. Преследования, избиения, административные аресты и меры, допросы в КГБ, изоляция, распространение порочащих слухов, слежка и запугивание членов нелегальных поэтических кружков отражали ненависть властей к этому явлению.

К 1989-90-му году поэтические кружки были разгромлены, их члены либо отошли от поэзии, либо (подавляющее большинство) иммигрировали.

Города, в которых существовали поэтические школы альтернативной поэзии - это Гродно, Брест, Витебск, Минск и Бобруйск. Из них самыми важными были Минск, Брест и Бобруйск. Из этих трёх Минск и Бобруйск представляли собой как бы единый поэтический андерграунд. Духовные сферы этих городов тесно связаны не только в связи с географической близостью, но и потому, что почти все жившие в Минске поэты были некоторым образом связаны с Бобруйском. Оба этих города являлись питательной средой нонконформистской идеологии и продемократических тенденций. При этом демократия понималась шире, чем, как выражались менее утончённые люди с периферии этого движения, "гнилая западная демократия".

Самое загадочное - то, что, даже иммигрировав, члены поэтических кружков продолжают подвергаться преследованиям: уже со стороны некоторых политических сил или даже властей стран, куда они перебрались. Либо их (тех, кто "сломался") сделали доносчиками, стукачами…

Борьба с явлениями субкультуры с Востока перекинулась на Запад и стала в широком смысле борьбой с культурой вообще. Исчезает настоящая художественная литература, смытая потопом "коммерческой" прозы и поэзии, эротики, детективов. Пусты концертные залы. Не выделяются дотации на искусство, фонды бывших комиссий по искусству аннулированы. Поэзия превратилась чуть ли не в реликвию, в анахронизм; всё меньше и меньше издаётся поэтических сборников; люди перестали понимать язык поэзии.

За упадком культуры неизбежно следует экономический и технологический застой, а позже и катастрофа. Разрушая своё собственное общество и свою культуру, закабаляя своих граждан и ввергая подавляющее большинство населения в нищету, доводя социальное неравенство до предела - и купируя возможность широких социальных протестов установлением диктаторских режимов, - политическая элита стран Запада неизбежно спровоцируют серию военных конфликтов, как случалось всегда в истории.

Культура является сдерживающим фактором, предотвращающим межэтнические трения, гражданские войны, крупные военные конфликты. Люмпенизация, обнищание масс и рост несправедливости в обществе всегда подстёгивает национализм, ненависть к другим народам, провоцирует призывы к расправе над носителями других языков, над деятелями культуры соседних народов. При этом, такой народ теряет богатство и разнообразие своей собственной культуры, свою национальную идентичность, аутентичность своего языка, свои религиозные традиции.

Но вакуума культуры не бывает. Если христианско-европейской культуре конец, то, значит, новое нашествие нового Чингиз-хана не за горами. Если бы остался ещё хоть кто-то, кто даже ценой собственного благополучия и не за деньги, а бескорыстно, боролся за сохранение того, что считает непреходящими ценностями! Но похоже на то, что мы, издатели этой газеты - последние если не на планете, то, по крайней мере, в этом городе. Только всё, что в наших силах - это всего лишь спасти несколько десятков стихотворений, один (два? три?) романа, оживив их на месяц, вытащив из пучины забвения: жалкие крохи некогда могучей и полноводной, позже - искусственно разгромленной культуры. Сколько людей их прочтёт? Сохранят ли они экземпляры кустарным образом сделанной, бедной средствами газетки? Но покажите нам того, кто сделал больше?!

[в газете Русский Голос были впервые опубликованы стихи И. Б. Морих, Лары Медведевой, Риты Новиковой, Михаила Печального, Михаила Карася, Феликса Эпштейна, и других альтернативных поэтов]
_________________
[i] Мечыслава Пясковска (Mieczys;awa Piaskowska): адвокат (иммиграционный
консультант), супруга атташе польского консульства в Канаде, попросившего
в Стране Кленового Листа политического убежища. Получила в Варшаве
высшее юридическое образование, защитила докторскую в области права.
Канадское гражданство получила примерно в 1981 году. Работала переводчиком
для канадского иммиграционного ведомства, позже: иммиграционным
консультантом (пара-легал). Активно боролась против талмудейской мафии
и происков израильского посольства в Монреале. Была убеждённым противником
канадских консерваторов, от Малруни до Харпера. В начале 2000-ных годов
тяжёлая болезнь оборвала её жизнь в самом расцвете сил. Мечыслава много
сделала для защиты прав и достоинства беженцев или новых иммигрантов
из Восточной Европы. Владела польским (родным), русским, английским,
немецким и французским языками.

[ii] Мечыслава Пясковска, Лев Гунин. Газета "Русский Голос", Монреаль, 1998.
 ________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО (выше):
МИХАИЛ ПЕЧАЛЬНЫЙ
НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР
РИТА НОВИКОВА
ИРИНА МОРИХ
ЛАРА МЕДВЕДЕВА
ГРИГОРИЙ ТРЕСМАН
ЛЕВ ГУНИН (в этом издании раздел Льва Гунина отсутствует)
ВИТАЛИЙ ГУНИН
МИША ГЕЛЛЕР
АРКАДИЙ КАЦМАН
МИХАИЛ КАРАСЁВ (КАРАСЬ)
АЛЕКСАНДР ДОБРОВОЛЬСКИЙ
ВЛАДИМИР ЛУКЬЯНОВ
ИГОРЬ ГОРЕЛИК
ВИКТОР СОШНЕВ
ЮРА МИЩЕНКО (ШЛАНГ)
ЕВГЕНИЙ АЛМАЕВ
ФЕЛИКС ЭПШТЕЙН
МИХАИЛ КУРЖАЛОВ
МАРИЯ С.
МАРАТ КУРЦЕР
ЛЮДМИЛА ЛИВШИЦ
ВОВА ГЛУЩЕНКО
ЮРИЙ ШЕВЧЕНКО
ИНГА ЕРМАКОВА
_________________________

___________________
МИХАИЛ ПЕЧАЛЬНЫЙ
___________________

Стихи 1973-1978 годов
___________________

Выдающийся бобруйский поэт. Тонкий стилист, инженер по образованию; был одним из наиболее интеллектуальных и рафинированных бобруйских авторов, условных участников так называемой "петербургской" группы. Сурово преследовался властями.

(Михаил Печальный: литературный псевдоним Моисея Аксельрода (род. в Бобруйске в 1955 г.; окончил технический ВУЗ в Санкт-Петербурге, после чего вернулся в Бобруйск, где оставался вплоть до эмиграции).

Невероятно талантливый поэт (гениально одарённый!) - Михаил (так мы все его звали) появился в Бобруйске примерно в 1977 (1978?) году, и сразу стал моим близким другом. Говорили, что ему "повезло", раз он не попал по распределению в какую-нибудь сибирскую глухомань, или в какой-нибудь аул / кишлак в Средней Азии, а сумел вернуться в родной город.

"Счастье"?

Для кого-то: да. Но Михаил был совсем другим человеком. Он работал рядовым инженером на небольшом заводе, тогда как был рождён поэтом; он ходил по улицам Бобруйска, не зная, куда приткнуть взгляд, тогда как душа его осталась в С.-Петербурге.

Будучи честным и щепетильным человеком, он нередко нарывался на конфликты на работе, когда не соглашался участвовать в какой-нибудь особенно мерзопакостной подлости.

Когда он стал добиваться разрешения на выезд из страны, его сразу же уволили с должности инженера, вызвали в КГБ, и вынудили трудиться на заводе обычным рабочим, на очень тяжёлых физически работах. Среди прочего, в КГБ ему сказали, что, прежде, чем выезжать на постоянное место жительства за границу, он должен оплатить своё обучение в "бесплатном советском ВУЗе". Но, получая смехотворно мизерную зарплату инженера самого низкого звена, он за 10 лет добросовестной работы уже 10 раз окупил своё обучение.

В 1989 г. эмигрировал в США, обосновавшись в Нью-Йорке.

Незадолго до отъезда Михаил передал мне рукописные тексты своих ленинградских стихов. Он обещал подготовить и передать также стихи бобруйского периода (он читал мне некоторые из них, абсолютно потрясающие). Вскоре у него, а затем и у меня начались серьёзные неприятности и личные беды, и мы больше не виделись.

В 1991 г. меня фактически заставили уехать из родной Беларуси, а в Польше перехватили агенты третьей страны, насильно доставив меня и моих близких в их государство. Михаил обещал, что - как только чуть обживётся в Америке, - сразу же мне напишет, и наверняка писал (как и обещал), только меня уже не было к тому времени ни по бобруйскому, ни по минскому адресу. В стране нашего трёхлетнего пребывания мне перекрыли все каналы. Мои письма очень редко доходили до адресатов, а ответные письма пропадали ещё чаще. Даже когда я звонил из телефонов-автоматов за жетоны, разговор обрывался через 15-20 секунд, а потом присылали счёт за международный разговор на мой домашний адрес - будто я звонил из дому. Это означало, что спецслужбы того государства не оставляли меня без "присмотра" ни на минуту, и ни на минуту не прекращали провокаций и давления. Поэтому я не имел никакой возможности навести справки о Михаиле.

После того, как я оказался в Канаде, я неоднократно пытался разыскать его, но все мои попытки ни к чему не привели.   

Лев Гунин
___________________

Стихи Михаила Печального даны в редакциях Льва Гунина.               
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
 

          *           *          *

Звезда трепещет плавником у самых глаз.
И медленно горят ресницы.
Боль остриём вязальной спицы
Рисует на груди у нас.

И иногда в полночный час
Так судорга сжимает горло,
Что кажется: ещё немного
И сердце выпадет из глаз.

Тогда дрожащею рукой
Ты ищешь сигарету в пачке,
Благословляя дам табачный,
Как шприц измученный больной.
     .............................

  Copyright © represented by Lev Gunin


       
          *            *           *

Любимая, молва страшна,
Неотвратима и жестока.
Что острие слепого рока
Пред этим взмахом топора?!

О, бесноватая толпа
В своём неистовом глумленье!
Страсть - ставить души на колени?!
Плебеи, ваша кровь - вода.
Вам не доступен грех высокий,
Вам, - чьи желудочные соки
Колышут жирные сердца.

Благопристойны и глупы,
Трусливы и жестокосердны,
Но, Боже мой, как вы усердны
В своём постыдном ремесле.

Вас тьма, вас миллионы, вы
Непобедимы к бессмертны,
А мы, мы только ваши сплетни,
Мы ваши утренние сны.

О, не судите - и тогда
Вас не осудит тот, который
Стоит как смерть за вашей шторой,
Как месть у вашего окна...
  ..................................

Copyright © represented by Lev Gunin



Ленинград (С-Петербург), фото Льва Гунина

 
          *         *         *

Ни осень, ни весна, ни смерть...
Пространство вырождалось в точку.
Деревья исчезали с горизонта
и листья не спадали вниз, на землю.
И не было самой земли отныне.
И Млечный Путь с ковшом, как Дионисий,
вдруг растворялся в холоде пещеры,
за одинокой, опустевшей бочкой,
в которой больше ни вина, ни звёзд.
Исчезло всё, как ни перечисляй.
Наверняка не сыщется детали,
которая смогла б существовать
на фоне твоего лица.
                Возможно,
всё это от того, что слишком близко
оно расположилось от моих
бессонных глаз, прикованных навечно,
как две руки титана Прометея,
к нежнейшей и прекраснейшей скале.

И это так сужало горизонт,
что он сводился к двум блестящим точкам,
полуулыбке, трепету ресниц
и к шелесту горячих губ в извивах.
И жил я не по солнцу, по глазам,
которые, не ведая покоя,
ежеминутно
то закатывались вверх,
за радужную оболочку века,
то восходили за ресничными лесами.

И что за сила разлучила нас
бесповоротно, холодно и больно?
Как будто между нами рос судья,
безжалостный и жёсткий, как пружина,
который рассадил нас по углам.
Так школьников, всю жизнь сидевших вместе,
разъединяют "ради их же блага".

И тут же я увидел небосвод,
траву, деревья, женщин, тротуары -
и Млечный Путь, ну, словом, всё, что я
обрёк на доживанье за затылком.
И это всё, чем дорожит живущий,
что вспоминает пред последним вздохом,
и что так жаждет унести в могилу -
в которой всё равно не сохранить
не только памяти, но собственного тела -
всё это стало чуждым для меня.

И я подумал: если это жизнь,
всё, что вокруг бушует и грохочет,
то всё, что было между нами - смерть,
а то, что будет- не подвластно взору.

    Copyright © represented by Lev Gunin



           МОНАСТЫРЬ

                - 1 -

Страдала ночь туманной слепотой,
И не помочь рассветом беспокойным,
Как не помочь монашке молодой
На бреющем полёте с колокольни.

Туман краснеет в отблесках рассвета,
Краснеют руки, зажимая раны,
Блестят глаза от призрачного света,
Бледнеют на лице ее румяны.

Запала гладь - как впадины глазные
На, в кровь телегами разбитой, мостовой.
Да, в эту ночь её моторы взвыли
На бреющем полёте головой.

                - 2 -

Как здесь прекрасно ночью тёмно-синей
Как полновесны слитки серебра.
В озёрах утонувший лунный иней,
и сердце птицей бьёт из-под ребра.

Торжественно, как трубный звук органа,
Как птицы крик, как пальцев оттопырь,
Как вечные стон, как выстрел из нагана -
Над озером воздвигнут монастырь.

И две луны: из озера и с неба,
Двух лунных крыльев жёлтый перекрест,
Две грозных пасти корочками хлеба
Того и ждут, чтобы друг прута съесть.

                - 3 -      

И монастырь под этой перестрелкой
Совсем поник тысячелетьем стен,
Над озером, как над большой тарелкой,
Повесив свой окаменевший плен.

Паря во мгле и паром одеваясь
На предрассветной оргии цветов,
Он вдруг заплачет, в небе извиваясь,
Утонет в озере - и разразится вновь.

И ни один не дрогнет колокольчик,
Не задрожит вода, уткнувшись в стены,
Такая тишь, как будто мир покончил
Самоубийством жизнь, вскрывая вены.

              - 4 -

Но душно! Душно! В келье одинокой
Здесь тоже тишь, покой и сумрак синий.
То, что снаружи нам ласкало око,
Внутри становится невыносимым.

Здесь дрогнет сердце и сорвётся голос,
Здесь стон - молитва в переплёте ветхом,
Здесь стон, как крик, он рвётся точно волос,
и камни, камни поглощают эхо.

И юность в камне - как пирог в помоях,
Несовместимо - двадцать лет и вечность.
Невыносимо, ночь за ночью воя,
Вдруг осязать пустого неба млечность.

             - 5 -

Кровать не смята, плоская, как лезвие,
А колокол уже звонит к обедне,
И руки вскинулись, упали бесполезные,
Как флаг изорванный на серый холм победный.

О, руки, руки! Словно птицы белые,
Разбились на жестокой мостовой.
А колокол уже зовёт к обедне,
Зовёт на жизнь, на подвиг и на бой.

Разбилась ночь об озеро стеклянное
И уползла к рассветному кольцу,
Разбилась в кровь и дым и ты, мечта моя,
И кровь бежит по нежному лицу.
  1 июля, 1974, Соловки.   

                Copyright © represented by Lev Gunin



    *      *      *

Безмолвно и несмело
На нас спускалась ночь,
А ты мне так хотела
Хоть чем-нибудь помочь.

В глазах твоих светилась
Томящая печаль,
И на подсвечник лилась
Дрожащая свеча.

Глаза твои и губы
Сплетали страсти ком,
И я движеньем грубым
Украл твой первые стон.

Вспотевшими руками
Не удержать плеча,
И гасла вместе с нами
Коптящая свеча.

И гасли! гасли! гасли!
Ночные фонари,
И всё тонуло в масле
Разбрызганной зари.   
     Апрель, 1974.

                Copyright © represented by Lev Gunin



         *      *      *

Неласково был встречен
Наш первым день вёсны:
Ни солнцем ни отмечен,
Ни запахом листвы.

И не было покоя,
Глаза сияли вновь,
Легла на поле боя
Сгустившаяся кровь.

Легли мои печали
На тусклые глаза,
Всю жизнь бесцельно ждали, -
И вот пришла весна.

Пришла, не разбудила
Ничтожной плоти тлен,
Тоска меня томила
И веяла от стен...

Бессмысленно горели
Любимые глаза,
Всю жизнь бесцельно тлели -
Но ты была права!

Коленопреклонённый,
Придавленный весной,
Пою свой дух нетленный
Живительной водой;

Возьми свои ладони,
Прижми к своим губам,
Среди всеобщей вони
Ты - Ева, Я -Адам.
   1 Марта, 1974.

                Copyright © represented by Lev Gunin




        *      *     *

Жизнь летит испуганной птицей,
В нашу грусть и радость одетой,
И не с кем нам поделиться
Окровавленное птицей этой.

И проносятся мимо, мимо
Чьи-то крылья и просто перья,
Всё уходит неотвратимо,
Оглушительно хлопнув дверью.

Мне   в о   с н е   даже люди снятся,
И у каждого - своя птица,
Надо только крепче вцепиться,
И в пути посильней держаться.

Но когда-нибудь крылья сложит,
Ты её не вини - прости.
Жизнь устала, она не может
Больше тело твоё нести.
    23 Апреля, 1974.

                Copyright © represented by Lev Gunin



        *        *       *

Я
выжил
в безумном захлёсте хаоса,
В бредовом
                смятенье
ослепшей души.
Раздавленные звоном дубовых колоссов,
Измученный
                жаждой
в болотной глуши.

Избитый
скептицизмом,
раздетый
любовью,
Хиревший в ничтожестве собственных сил,
Я
  ожил,
забрызганный собственное кровью,
надел те лохмотья,
что раньше носил.
    Апрель, 1974.


                Copyright © represented by Lev Gunin



          *     *     *

Иногда что-то очень родное
Из чужих вырываю я уст:
То ли просто сиреневый куст,
То ли целое небо земное.
       29 апреля, 1974.

      
                Copyright © represented by Lev Gunin



         *     *    *

Харчевня, мелкое купечество,
Надрывный крик охрипшей глотки.
Я там украл у человечества
Кусок печали, мне обещанный,
Стакан надежды, давший трещину,
Мольбу и две бутылки водки.

Отполз тихонько в угол тёмный,
Неся с собой сердечко малое,
И щели, словно скорпионы,
Кусали тело исхудалое.

В углу легла собака рядом,
Смотрела, словно человек
Своим большим печальным взглядом,
И не просила за ночлег.

Я пил, закусывал, ругался,
Выплёвывал и снова пил,
К собаке ближе подобрался,
Обнял и вместе с ней скулил.

Вот так вдвоем, одним дыханьем
Мы принимали свой удел,
Потусторонним пониманьем
И всем теплом обеих тел.

Лишь проходящий мимо пьяница -
Уродливый, горбатый гном -
Огрел меня свинцовой палицей
И ткнул собаку сапогом.

И я, слезами запорошенный,
Уснул, в душе лелея месть,
Лицом обветренным, поношенным
Уткнувшись в ласковую шерсть.

И снились мне такие дали...
Как в сказке: синяя река;
И на серебряной эмали
В перчатке женская рука...
      12 мая, 1974.


                Copyright © represented by Lev Gunin



          *           *          *

Это было в бреду опустевшей душа,
Не со мной и не с ней, в непролазной глуши
Чьих-то чувств и инстинктов,
И в тонких пластинках
Оголтело—звенящих звонков
Сотрясался мой нищенский кров.
            ______________
Страна любви — страна безумств.
Низвергнут идол злой морали.
Из жадных обольщенных уст,
Освобождённых от вуали,
Я пью по капле жгучий эликсир,
Дурманящее, огненное зелье.
И с каждой каплей воскресает мир -
Безудержное, бурное веселье.
        _________________________
Но кончен бал. Допит остаток чувств.
Открытый рот пугающе бесстрастен.
И серый день вдруг вспыхнул - и ненастен.
И я по скользкой плоскости качусь.
       27 апреля, 1974.

 
                Copyright © represented by Lev Gunin



        *           *          *

Подлость, смрад, идиотизм
И пустое плоти тленье!
Выйти, что ли, на карниз,
О щ у т и т ь  своё паденье?

      
                Copyright © represented by Lev Gunin



          *     *     *

Ну, так что ж, я пойду, пожалуй.
Что нам толку в пустых зеркалах?
Если мы этот день пожали,
Значит, сеять придётся прах.

И взойдут, заплесневшие косностью,
Со слезами из первой росы,
Нескончаемой траурной плоскостью,
Безысходности нашей кресты.

И последней, немыслимо пакостью
Озарится пылающий миг:
Вместо чёрной таблички и надписи
Наши души повесят на них.
     Апрель, 1974.


                Copyright © represented by Lev Gunin



         *        *       *

Дорога моя всё идет и идёт без конца,
Стрелою проткнув окровавленный солнечный диск,
А мой горизонт, как мираж, не имеет лица,
И путь мой недобрый пустынен, печален и мглист.

Попутчики все разошлись по окрестным лесам,
Деревья листвой заслонили от них горизонт,
А я всё иду и иду сквозь метель и туман,
Сквозь ветер и дождь, и меня не спасает мой зонт.

Поверьте, мне легче погибнуть в кровавом бою,
Чем видеть вокруг равнодушные лица друзей;
Не верит никто ни в меня, ни в дорогу мою,
Но я не уйду; до конца я останусь на ней.

Пусть с каждой минутой в ногах всё больней и больней,
Пусть мой горизонт, как мираж, не имеет лица,
Но я не уйду, - даже если погибну на ней,
А - если даст Бог, то пройду всю её до конца.
       16 апреля, 1974.

                Copyright © represented by Lev Gunin



     *       *       *

В такие дни не строю планы.
И с болью выползает вновь,
Ломая и вскрывая раны,
Предательская, злая кровь.

В такие дни в моей квартире
Зияет ночь, царит покой.
И кажется, что в этом мире
Есть только я и разум мой.

Пустынный день,
В нём нет ответа.
Есть только сырость, серость, мрак.
На небе выцветшего цвета
Висит удушливый колпак.

Пустынный день, в нём нет ответа,
Есть только слёзы, боль и бред.
Но, может быть, родит поэта
Туманный, мокрый, серый свет.
   18 апреля 1974.


                Copyright © represented by Lev Gunin



         *      *      *

Я ищу печальные глаза,
Как работу ищет безработный,
Как прохладу ищет бирюза,
И как тело ищет дух бесплотный.

Взгляд устал, едва скользит, шатаясь
В зеркалах, то радостных, то злых,
От пустынных окон отражаясь
И от глаз, стеклянных и пустых.

Я ищу печальные глаза.
В них вся правда и неправда жизни,
Бег вперёд и грустный взгляд назад,
В них любовь, упрёк и боль отчизны.

Взор устал, знакомо всё до боли;
Люди, стены, сложность простоты.
Утопиться в омуте мне, что ли,
Вековой печальной красоты?
    3 мая, 1974.


                Copyright © represented by Lev Gunin



                М. Т.

На брошенном, потухшем взгляде
Я вывесил свои глаза,
Как две медали на параде,
Прошедшем много лет назад.

Из переполненного зала
Рванулся я к твоим плечам,
И сердце снова опоздало,
Уткнувшись в острие меча.

           • • •
К чему спешить на собственную тризну,
Туда нам всё равно не опоздать.
К чему во всём винить свою отчизну,
Когда нам это слово не понять...

           • • •
Мир как покойник бледен при луне.
И ночь повисла чёрствой коркой хлеба.
Ты белых птиц выращиваешь мне
На чёрном ободе расстрелянного неба.

Ты не любовь, но ты моё несчастье,
Как древнее проклятье надо мной,
Твой вечный флаг, изорванный на части,
Твой призрачный, истерзанный покой.

          • • •
На синих снах мы пишем наши судьбы,
На синих снах мы учимся летать.
И в черный день упав разбитой грудью,
Нам будет трудно что-либо понять.

Но и не надо! Нет ни в чём ответа.
Есть только вера в то, что прав лишь ты,
И что не понял мир души поэта; 
- Есть только вера, спутник пустоты.

- Есть только сон: бредовый, цепкий, красный.
Он весь в крови, он весь в твоей крови;
На траурных обломках самой ясной,
Безоблачной, бессмысленной любви.
    24 июня, 1974.

                Copyright © represented by Lev Gunin



         *       *       *

Пройдут года, ничто не потревожа,
Пройдём и мы, оставив тусклый след,
Но и тогда всё бесконечно тоже,
И никакого в этом смысла нет.

И никакого в этом нет исхода,
И не блеснёт желанный нам просвет.
Порочный круг, без выхода, без входа,
И никакого в этом смысла нет.

Мы, плесенью покрывшие планету,
Бредём покорные как скопище калек:
Творец был пьян, когда создал всё это,
И никакого в этом смысла нет.
          Апрель, 1975.


              Copyright © represented by Lev Gunin



        *          *         *

Ничего у нас с вами не было.
Как слепые, весенним днём
Мы ходили под синим небом
И не замечали его.

Мы не знали, что будет завтра.
Всех делили по цвету глаз,
И мечтали порой ненастной
О весне - но мечта не сбылась.

Мы не слышали плеск рассветов
И багряных закатов стон.
В эту розовость лишь поэты
Заходили пропеть ни о чём.

Мы ушли, не разбрызгав красок,
Чёрно-белым оставив мир,
И осталась такая масса
Голубых недостроенных вилл...
       -----------------------

                Copyright © represented by Lev Gunin




             ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

1

Мой милый друг, судьба поката.
В какие дали не стремись,
Всё возвращается к закату:
К тем рубежам, где гаснет жизнь.

О, как не ясен был конец!
Мы и теперь под сердцем носим
Тот сладкий образ, леденец.
Безумные, мы ждали осень.

Мы ждали осень - вот она.
Скользит с дерев багряной пеной,
Не обрывая волокна
Всё той же жизни неизменной.

Мы ждали осень, и теперь...
(Цыплят по осени считают
И сердце с горем сочетают
В невосполнимости потерь...).

И вот, устав от вознесений,
Свои покинув дерева,
Вся наша жизнь, как лист осенний
Кому-то под ноги легла.


2

Да будет так же смерть легка
И так же тих последний выдох,
Как те, лежащие в могилах,
И мы ещё до рождества.

Так распадаются века,
Как будто смерти нет предела,
А нам живым всего-то дела,
Что их удерживать в руках.

А, впрочем, если о веках
Судить спокойно и бесстрастно,
То станет так же жизнь прекрасна,
А смерть случайна и легка.
        Конец 1970-х.

                Copyright © represented by Lev Gunin



                *         *       *
Вот мой ветхи шалаш, мой убогий удел.
Я в него убежал от бессмысленных дел.
Полз, цепляя песок ослабевшей рукой,
В этот солнечный круг, в этот синий покой.

О, зачем я так рано ушёл от людей,
Надышавшись отравой безумных идей,
Чтобы сердце своё на клочки изорвать
И ослепшей мечтой так себя оболгать.

Чтоб в вечернем бреду одеяло срывать
И бежать, зарываясь в лазурную гладь,
Слёзы лить и молчать о непонятом сне,
О тревожных глазах и сгоревшей весне.

Из хрустальных озёр пить прохладный рассвет
И читать облака вместо свежих газет.
И, смертельно устав, бросить тело в траву,
И стихи сочинять, просто так - никому.

Стой же вечно, мой ветхий, убогий шалаш.
Я умру, ты другому покой свой отдашь.
Пепел мрачных стихов по планете развей,
Пусть мой пепельный дождь ниспадёт на людей.
           19 апреля, 1974.


                Copyright © represented by Lev Gunin



         *            *            *

Когда в душе темно и зыбко,
Я, как безумный, лепечу:
Господь, прости её улыбку,
Что клонится к ея плечу.

Иль в этой доле растворенья
И на чужих его устах
Ты видишь только нетерпенье,
А на моих печаль и страх...
      ............................

      Copyright © represented by Lev Gunin



     *    *    *

Мне кажется, он никогда не кончится,
Этот синими звёздами дождь,
Эта спелая летняя конница
И тоскливо-знобящая дрожь.

Ничего за собой не оставить ей;
Перечёркнуто небо грозой,
Перечёркнуто нервом сознания
И печалью воды дождевой.

И когда предрассветными муками
Пробежит и уляжется боль,
Захлебнувшись привычными звуками,
Ты рванёшься сквозь сотни неволь.

Но напрасно - навеки ты связана
Постулатами жизни людской;
От свободы, мгновеньем навязанной,
Вдруг потянет смертельной тоской.

И - под неба потопом затеряна,
В этом шуме не чуя себя -
Захлебнёшься немереным временем,
О потерянной жизни скорбя.
    Июль, 1974.

Copyright © represented by Lev Gunin



   *    *    *

Я хочу, чтоб была ты со мною
На моём бесконечном пути,
Но, увы, лишь горячей слезою
Ты останешься сзади брести.

Я уйду за соседней звездою,
Только тем для себя и велик,
Что когда-нибудь жизни открою
Удивлённо-восторженный лик.
    10 июля, 1974.

Copyright © represented by Lev Gunin



    *   *   *

Я одинок среди большого мира,
Средь хаоса пустых ночей и звёзд,
Среди огней всеобщего кумира,
Среди чужих улыбок или слёз.

Я жить хочу, как все, одной судьбою,
Одной страной, одним живым лучом,
Но вы прошли весёлою толпою,
А я один, печалью удручён.

И нет мостов, и кажется, что в мире
Все так же одиноки, как и я,
Привязаны к своей несчастной лире,
И каждый только сам себе судья.

Как трудно одному всю жизнь лелеять
Слепую, одичавшую мечту,
Как трудно хоть кому-нибудь поверить,
Когда в тебя не верят и не чтут.

Твоих стихов сорвавшуюся стаю,
Твоих надежд и дум глухую темь...
Они несутся прочь, не замедляя,
И бесполезную на нас бросают тень...

И на костёр моей безмерной муки
Не упадёт любимая слеза,
Бегут года среди надежд и скуки,
Проходит жизнь сквозь мутные глаза...
24 июля, 1974.

Copyright © represented by Lev Gunin

______________________________________________________

в качестве иллюстраций использованы: фотография Парижа (авторы: М. Гунина, Иван де Нонвейер), "офорт" Льва Гунина "Поэзия М. П.", фотография улицы Невский Проспект, Санкт-Петербург (автор: Лев Гунин, фото 1981), иллюстрация с картины Ренуара "Купальщицы"
 
_______________________________________________________


___________________
НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ
___________________

Стихи 1974-1982 (?) годов
___________________

Листки с отпечатанными на них (на моей пишущей машинке Эрика) стихами обнаружились в моём персональном архиве в 2002 г. С тех пор я никак не мог решиться на их публикацию - не имея разрешения автора (поскольку он мне неизвестен (я забыл - кто это) и не желая публиковать эти стихи без имени автора. Помню лишь одно: это был кто-то из моего то ли минского, то ли брестского, то ли бобруйского окружения, т.е. человек, который в те годы жил в Беларуси.

В силу важности (высокого уровня) этих стиховорений, я всё-таки решился опубликовать их в этой новой версии 2014 года.

(Возможно, удерживал от публикации этой подборки ещё и страх попасть впросак: а вдруг это произведения широко известного автора (впоследствие прославившегося, о чём, из-за изоляции и "недружелюбия" поисковиков, мне неведомо?): ведь те, что "варятся" в пиитической среде, участвуя в литературной тусовке, получают адекватную информацию, имея доступ к коллективной информационной машине; у меня же нет НИКАКОГО доступа к общедоступным источникам).

______________________________

     Стихи этого поэта даны в редакциях Льва Гунина
______________________________


   *   *   *

Однажды ночью ты проснёшься -
как от причастия клюки,
и носом ледяным уткнёшься
в мои блестящие зрачки.

А где -то в доме скрипнут двери...
И на собачьем языке
ты позовёшь меня проверить,
и я скажу тебе: "О'кей!".

И, тяжкой думой обессилен,
уткнётся стражник носом в стол.
Мы убежим с тобой в Россию,
забыв ошейник и пальто.

Перемахнув через кордоны,
как в детстве через скрип-доску,
золой вчерашнего Содома
ворвёмся в снежную Москву.

Зацепит, ослепит, опалит
морозный уличный букварь,
чьи пьедестальные тюльпаны
не в силах выключить январь.

Ещё не выйдут хлебовозы
с теплом пшеничным для землян,
а мы уже расстелим слёзы
перед подсвечником Кремля.

Но ни прощения, ни кары
просить не станем в этом сне.
Вот так, изюм, вот так, мой карлик.
Иди ко мне! Или ко мне!

______________________


   *   *   *

Я ещё не знаю счастья,
Но уже чего-то стою.
А посуда бьётся часто
у кого-то под рукою.

Я и сам когда-то бился
между форточкой и шкафом.
Всё моё - в дырявых джинсах.
И квитанция со штрафом.

Я от жизни этой высох.
Сам собой напьюсь ли пьяным?
А соседи мои крысы
И слепые обезьяны.

Ну, и что, что зверем врос ты
В это время без отверстий?
Посмотри, какие звёзды
У тебя в настырной шерсти.

______________________


   *   *   *

Не рычит во мне музыка,
не кусается песенка.
Укокошили Тузика.
Окровавлена лесенка.

Над измятыми свёртками
только эхо по комнате.
Но ведь был же я всё-таки!
Неужели не помните?

______________________


   *   *   *

Я не выдам - ты слышишь? - не выдам
Чёрных матриц в угоду огню.
Сколько раз, с человеческим видом,
Оболгу, распродам, изменю!

Но оставлю - ты слышишь? - оставлю
Хоть один белый блок в тайнике,
Волосатые мысли заставлю
Волчьей дрожью бежать по руке.

Я не волен - ты слышишь? - не волен
Разрубить и связать, как хочу.
Я не воин - не думай - не воин:
Сутки вою, неделю молчу.

Только верю - да слышишь ты? - верю:
Те Кто Грянут - меня не минут.
Ведь бывает и сбитому зверю
Одолжение в двадцать минут.

И ведь знаешь - ты слышишь? - ведь знаешь:
Как бы ни был испуган и слаб,
Шевелюсь, и обшивка земная
Верещит под ударами лап.

______________________


   *   *   *

Хочу - варю пельмени.
Хочу - иду к врачу.
От Бреста до Тюмени
печатями стучу.

Развратник и изменник,
скиталец и аскет:
короче - современник,
плюс дырочка в носке.

И минус двадцать с лишним
невыполненных лет.
Какие были вишни
когда-то на Земле!

Но ночь идёт по свету,
читает имена.
Чернила по портрету,
в блевотине стена.

Бурчит моча в кастрюле,
своих не узнаёт.
А врач сидит на стуле
и смерть мою поёт.

Ах, если б в эту ночку
из песьей песни той
мне вытравить хоть строчку,
хоть точку с запятой!..

______________________


   *   *   *

Еврейская пасха.
Эсхатологический просев.
Мамаша с коляской,
бежит, как по маслу Иосиф.

Был вял несказанней
в своём историческом бегстве.
На дворнике заднем
идёт репетиция бедствий.

Вот старый сарай
покосился и замер над бездной.
Цыплячьих орав
всюду писк из грязцы беспроверзной.

Достойная встряска
для тех, кому прозвище "Боги"!
Заляпаны ряской
хорошие женские ноги.

Здесь хлыщет с утра,
а в четверг эмигрируют тучи.
И тысячи трав
под серпом заскрежещут могучим.

Евреи, евреи,
зачем вы иссякли так скоро!
Медвежья жара
золотой оккупирует город.

______________________


   *   *   *

Ах, дорогой, дорогой человек!
Закрой же ты двери, закрой!
Сошёл с ума человек в Москве,
а ты не гений и не герой.

Нас не кормили смуглой икрой?
Да уж ладно - переживём.
Нас не любили смутной порой?
Да уж ладно - пережуём.

Ах, дорогой, дорогой человек!
Ну для чего ты встал поперёк?
Этот дурацкий недетский век
скольких любимцев не уберёг.

Вот тебе небо, чтобы дышать.
Вот тебе солнце, чтобы идти.
А куда идти, не тебе решать.
И не дай, лукавый, сойти с пути.

Ах, дорогой, дорогой человек!
И всё же охота - наперелад -
стянуть и пенку с невинных век,
и знать, куда унеслась стрела.

Но как непослушна звезда в ночи!
Брошусь с косынкой на площадь - зря:
кричи лохматую, не кричи -
давно в бутылках твои моря.

Ах, дорогой, дорогой человек...

______________________


   *   *   *

Спичка-еврей, проездной музыкант,
дышит едва на смычок,
словно душа, не слюна, с языка
льётся за воротничок.

Эх, Абрахам, не мозоль ли играть
тысячу лет вкрик?
Жизни и смерти черней икра.
Кушай и пей, старик!

Он только гривой тряхнул меж плеч.
Он голодал с утра.
Но видно стоит хороших свеч
эта его игра.

Что ты наделал, паршивец, трус -
сердце на сто частей!
Был бы я выше своих властей,
всыпал бы вам сластей!

Рвутся оркестры за сердцем вслед,
правит Лукулл пиры.
И ничего бесполезней нет
этой его игры.

Чёрта ж какого я так хочу
бухнуться лбом в омлет?
Плач, иудей, я тебе плачу
ровно за тыщу лет!

______________________


   *   *   *

Когда - и впрямь забытый богом,
Людьми, деньгами и такси,
По государственным дорогам
Уйду не грабить, не просить,

Ты вправе жить на том же месте,
держать рабов между колен.
Пожалуй, нет страшнее мести
за всё, что было на земле.

А было всё согласно звёздам.
Я - лишь послушный инструмент.
По плану: вечностью отозван.
Пока же чувствую момент.

А в нём зима сменяет лето,
А в нём, не в шутку, рубежи,
И вето чёрного балета
На ветках белого лежит.

Как угадать, какой фигуре
Отдать свой голос, взгляд, свой слух?
А ты клянись на партитуре,
А в смутный час клянись на двух,

А в год - на трёх, и не случайно -
Уж коли дышишь вразнобой -
Молчать, поскольку лишь молчанье
Нас возвышает над собой!

______________________


   *   *   *

Но нет меня. Есть тело. Есть поэт.
Есть гражданин, и просто милый мальчик.
С самим собой - то Гамлет, то Лаэрт,
Он до сих пор для смерти не заманчив.

Но нет меня, живущего в живом.
Есть снег, есть лист, ржавеющий под снегом.
Есть дом, с трудом вмещающий Содом,
Друзей и книг, с их памятью и смехом.

Но нет меня. Трепещущий туман
Пересекаю маршем деревянным,
Целую в лоб и говорю: "Зима...".
И спать ложусь, и просыпаюсь рано.

Но нет меня. Я умер. Я живу
В другом конце расплывчатой палитры,
А впереди дорога и триумф,
А значит бег и ранние молитвы.

Но нет меня. В больничном фонаре
Перегорев, не слажу с проводами.
И двор, и сад, и нас - не при дворе -
Через стеклянный панцирь наблюдаю.

Там нет меня, всем опытом, всем дном.
А из щелей не высосать восторга.
Ну, что ж, малыш, представь, что ты сукно,
А бесконечность въедлива, как хлорка.

______________________


   *   *   *

Увези меня в Вашингтон
из дурацкой моей страны.
Я не сплю тринадцатый год,
да и спать-то мне каково:
я тринадцатый год живу
нелюбимым и неродным,
я люблю тринадцатый год.
Ах, тринадцатый, роковой!

Увези меня в Вашингтон!
Только грохот из-под копыт.
Ну, а хочешь, мы паровоз
в санки скорые запряжём?
А заноет душа - не трожь,
пусть отплачется, отболит,
пусть отклянчится, отклянёт,
и останется на своём.

Ну, так мы уезжаем, нет?
Я пошёл вызывать такси.
Ты прости меня, если вдруг
слишком рано придёт оно.
Всё равно ведь никто не ждёт
ни за морем, ни на Руси.
В нашу честь не шумит вино.

И не будет нищий для нас
"Аллилуйя" в глотке толочь.
Я бы мог рассказать - за что,
и что будет с нами потом.
Но прислушайся - слышишь, нет? -
Нам с проспекта сигналит ночь.
Вот и кончился первый круг.
Увези меня в Вашингтон!

______________________


   *   *   *

Рассыпав волосы, как бусы,
Когда-то в детской, на полу,
Тоскую тайно по Иисусу
И Божьей свечечке в углу.

Напялив джинсы - циркуль синий, -
С балкона, витого плющом,
Кладу глазёнки на Россию,
И сверху кое-что ещё.

И, до небес себя возвысив,
От всей архангельской души
Плюю стремглав на блюдца лысин
Непривередливых меньшинств.

Очистив душу от земного,
Валюсь с размаху на диван,
И пропускаю по столовой
За пролетариев всех стран.

Жую гашиш, сосу папайя,
У чьих-то ног волчком верчусь,
Затем бесследно засыпаю,
И ни харэма не хочу.

Мне снятся бурые подвалы,
Сержант с пинцетом, скользкий пол,
Где, не проснувшийся к началу,
В конце подпишет протокол.

Так и живу.
    Зачем?
          Не знаю!
Но понимаю, что не зря.
Ты широка, страна родная,
Как задница секретаря.

______________________


   *   *   *

Ливень в ярости бульварной.
Не угнаться за плащом.
Из воды элементарной
В Водолея превращён.

Всюду жирные борозды.
Всюду сполохи и гром.
Это Будда моем звёзды
И дурачится с ведром.

Это в рощи тащит осень
Огнегривый муравей.
Это небо пальца просит,
Ласки мысленной твоей.

Это ржа терзает крыши.
Это - Англия на треть.
Это я из "дурки" вышел,
И мечтаю умереть.

И мерещится мне, Лиру,
Будто я запретный плод,
И вхожу я не в квартиру,
А гомункулусу в рот,

И, в зубах набухнув густо,
Вырождаюсь навсегда,
И дрожит в моих мангустах
Измождённая звезда.

______________________


   *   *   *

Соблюдателем скромным традиций, обрядов, пророчеств,
Я хочу об огромном, что в малой включилось душе,
Доложить на духу, но, червлёной стрелой укорочен,
Даже если осмелюсь, едва ль дотянусь до ушей.

И, уродом дремучим, ко мне преклоняется город
Я пишу ему в лапы: "Пусти, замараешь пиджак!".
Но пиджак мой и так, что японское брюхо, распорот,
А портняжные иглы о каторжный лечат наждак.

Мой таинственный остров, и тот разлетелся, как миска.
Наклонись же поближе, небрежник, целуйся, да знай:
Я клянусь повыдалбливать камни из стен твоих низких,
И вернуть их на место, где гор прохудилась казна.

Ты не веришь - хохочешь - не хочешь и спрашивать шанса.
Может Бог ты, и я не Израиль, но выбора нет.
Я приду за тобой, берегись! Только дай отдышаться.
Я устал, я так долго лепил твой лукавый
скелет!

______________________

Помнишь, нас учили быть птицами?
Ах не отворачивай голову!
Птицами с волшебными лицами -
Чистыми, высокими, гордыми.

Птицами, летящими за море.
Чтобы обернуться и - заново.
В клювиках - созвездия спицами.
Помнишь, нас учили быть птицами?

Помнишь, нас учили жить с песнями?
Как нам не сиделось за партами!
Мы бежали в рай, где под лестницей
Маялась гитара инфарктами.

И не знали мы, черти скрытные,
Трогая ресницы ресницами,
Что уже тогда были с крыльями.
Помнишь, нас учили быть птицами?

Помнишь...Ты забыть не всесильная:
Встанешь у окна черной веткою.
Страшвв во дворце ночью зимнею,
А король хрипит над соседкою.

Ляжем же вдвоем!
                И не спится нам.
Есть и спирт, и срок, да не к случаю.
Помншпь, нас учили быть птицами?
Господи, зачем они мучались!
________________________


   *   *   *

Век мой, кулак, тарабарщик, притвора,
Сколько тебя во моем-то веку?
Медленный путь от мелка до затвора
Дашь ли прощупать и мне, дураку?

Чтобы заглядывать в тёмные сети,
С вечным отчаяньем вспомнить, простить,
Долго ль плести, размалёвывать, метить
Ставить, рубить, и "по-новой" плести?

Брось! Набухают пожарные почки.
Выстрел, и худший окажется прав.
Дней этих нищих кто вычистит бочки?
Господи, душу прими до расправ!

Знаю - никто из себя не воскреснет.
Бейся - не-бейся, не бойся - не бой.
Слышишь ли ты эти грозные песни,
Тысячелетий братишка меньшой____________________________
____________________________



___________________
РИТА НОВИКОВА
___________________

Стихи 1980-1986 годов
___________________

Рита Новикова - оригинальная, талантливая поэтесса. Образы её поэзии поразительны, монументальны, близки сюрреализму Сальвадора Дали, экспрессионизму Мунка, эксцентричности Рембо и Бодлера.

Рита окончила Минскую консерваторию; и не случайно её стихи музыкальны, эстетически совершенны и структурно завершены. Редкое сочетание потрясающих зрительных и звуковых образов, мета-метафорический антропоморфизм и осязательная материальность представлений "внутреннего героя" отличают её неповторимый стиль.

Обладавшая удивительными, несравненными внешними данными, изумительной грацией и тонким вкусом, Рита сумела неким образом отразить свой облик в собственном поэтическом творчестве.

В 1982-м или в 1983-м году она вышла замуж за Е. Э.: человека редких качеств, талантливого композитора, ученика Дмитрия Брониславовича Смольского. Чуть позже Е. Э. - директор музыкальных программ Белорусского Радио и Телевидения. Вскоре после рождения ребёнка они разошлись, и впоследствии оба (независимо друг от друга) эмигрировали, поселившись в Иерусалиме.

Поэтесса духовно связана с Минском и Бобруйском. Она оказала известное влияние на целый рад бобруйских авторов 1980-х, которым близка по духу. С Бобруйском её роднит не только знакомство или дружба с жившими там участниками литературного андеграунда, не только то, что её мать (как и отец Евгения Эльпера) - из Бобруйска, и не только то, что оба города отстоят друг от друга всего лишь на 110 километров.

Она непременно должна быть отнесена именно к бобруйскому нонконформизму: потому что в антологиях минских авторов воспринималась бы белой вороной. Даже Григорий Трезман, влиянию которого она подверглась, и, в свою очередь, оказала влияние на него - на самом деле весьма далёк от Риты. И, наоборот, с такими бобруйскими (или бобруйско-минскими) авторами, как Михаил Печальный и Ваш покорный слуга, Феликс Эпштейн, Михаил Карасёв, Шура Добровольский, Лара Медведева "сочетаема"...
Лев Гунин
______________________________

     Стихи Риты Новиковой даны в редакциях Льва Гунина
______________________________



    ДВЕ ПУСТЫНИ

    LARGO
Пустыня – мозг. Извилины – барханы;
Ушные раковины гулких ям
Полны блудливым воем. С придыханьем
Ссыпается песок: вдох-выход. Ямб
Здесь сухо, тихо веет, увлажняясь
Лишь переливом гибельной тоски
Шакальей: ввысь взлетит с дрожаньем – завязь
Рыданья – хлынет лавой на пески,
В извилины и дюны: ложе ветра
и мысли брачное. Пустыня-мозг.
Ветра-бессонницы снимают вето:
Извилины из Ветхого Завета –
Стихи и буквы мозговых борозд.

Вот я – Рахиль (дыханье, арахис,
Гортань, язык, ореховая сласть).
Иаков – я. Вот я питаю зависть
К земле под ней – кем только что звалась.
В стопальцевый кулак стянулись овцы,
Вода по руслам горл пошла рекой,
Вот правят праздник встречи у колодца…
С собою – Ты? Иль Я? Иль ты со мной?

Я. Ты. Сейчас. Земля гудит, как пчельник,
Мощь сухожилий замыкает круг.
Рахиль-Иаков стало сочлененьем.
Ладони. Сердце. Корень. – Гибель. Дух.
…………………………………………..……

- Ты кто? – Я глаз. - Ты глаз? – Я глаз. А ты кто?
- Я око. - Я пустыня. Ты? – Я мозг.
…Пустыня-мозг…
-Живу. – Живёшь? – Отвыкла.
- Люблю. – Кого? – Себя… Тебя… Вопрос…
Кто из меня сей миг среди извилин
Читает буквы: алеф, гимель, йод?

(Ты, Воздух, Око, Явь – Иаков
Собою ль был к Рахили послан сам,
Как посылает дерево, заплакав
Корнями – дрожь к смеющимся ветвям?..)

… Потея, пастухи жару бранили:
Вода покой в желудках не найдёт…
Вода и воздух! Главный козырь были,
Где мозг живой. И у него язык
Вполне нормален. Утро греет кожу.
Бреду-… иду… и едущим прохожим,
И каждый говорит свой «аз» расхожий.
Живой глядит в окошко на прохожих
И собирает языка азы.
.................................

        PIU MOSSO
Как тихо без сверчков, без их пророчеств.
Сейчас коснусь нагретых стёкол лбом.
О, сколько человеко-одиночеств
Объемлет ночью человеко-дом...

Дом. Лестница... Спина. Ступени стынут –
Напряжены. Дрожат. И... Ловят миг. –

И дрогнули. И кто-то входит в спину,
Разводит ткани, к сердцу напрямик.
Скорей! – колотит радость локтем в сердце,
Готовь, готовь отраду для гостей

Обильную: ну, сколько там до смерти? –
Всё, всё клади на блюдо, ну, живей!
Ты – сладкий плод, пунцовый сок под кожей
Горячий – так и брызнет под ножом.
Чуть-чуть болит, но то ли ещё сможешь
Ты для... Ошибка. Выше этажом.

Я – человек; привычки, то-то... Выше:

Чело, челеста, небо, воздух, ось.
Безумные: чело сковали крышей...

Лоб упирается изгибом... Сквозь!.
Холодный ветер удержаться не дал.
Звучанию челест не внять нельзя.
И звёздный вол ладьёй поплыл по небу,
Ночами тихо-тихо шевеля.

Мир, Вижу, Древо: Корни, ствол и крона,
И в кроне параллельными сплелись
Извивом ввысь – и снова врозь взнеслись,
Свободе повинуясь как Закону.
А корни из Земли впивают мысль.
И шире крона, выше всё ветвится,
И, отделившись, кажется кустом.
И ветви сочленяются с виском,
С моим! - но там последняя граница.

Последняя граница, где маячит,
Улиткою свиваясь, блудный ум...
Вот снова Дом. Темно. И кошка плачет,
Всё плачет, плачет кошка на полу.

И руки, руки, руки треплют шкурку.
И ноги отнялись, но вроде на
Полу, где холод, холод и окурки...
Мне чаю бы... Постель затемнена...

О, мой Господь! Стена незаполнима.
О, Родина... Чей пуповины жмых...
Куда я от тебя и чем движимый
Плыву, клубясь, как пар из ртов немых?..
               –––––––
У Дома – мой хребет, ступни и жилы,
И мне ль живому – да покинуть их?
           1983(?) Менск (MINSK)

Copyright © Rita Novikova



         *                *                *

Свежа и бездонна апрельская ночь,
За стёклами синий поток
Томительно-влажных ветров, как цветок
Озёрный, дрожит.
                И невмочь

Звезде удержать серебристую дрожь
Как рыбе – в мучительном сне.
Мой голос как дождь, как серебряный нож
В твоём затрепещет окне.

И – грянет печаль человеческих глаз,
Взметнется душевная гладь,
Ты вытянешь руки, захочешь - как Спас -
На вдохе планету поднять.
                1982 (?) Менск (MINSK)

     Copyright © Rita Novikova



     И О С И Ф

1

МЕЛАНХОЛИЯ

Вес земель звучит
над моей головой.
И колодец пустой.

В колокол орбит
удаляется путь земной.

Что ж - до седин
не помирим с судьбой
мы зла круговерть?

О, мой народ один -
и колодец пустой,

Смерть.


2

НАВАЖДЕНИЕ

Солнце не лечит.
Пепел глаз.
Речью речи
Исход-отказ.

Кровная кровь -
Чуждый предел
Участи нашей
Присный удел.

     Менск (Мiнск), 1984 (?)

                Copyright © Rita Novikova



               *  *  *

Светлые высокие колонны;
Каменно-резные купола,
Очи Богоматери.
                Поклоны
Вам душа земная отдала.

Только кто же над покоем полным
Задышал зверьём из потных снов,
Закосил зрачки?
                Чей хруст напомнил
Ржавый шаг тевтонских орденов?
          1982 (?), Meнск (МІНСК)

    Copyright © Rita Novikova



              *           *           *

У заброшенной церкви трава пожелтела -
Фрески сыпались с чахнущих стен.
Иоанна Предтечи прекрасное тело
Замерцало в траве у колен.

Рассыпается в прах голова молодая;
В крыльях бабочек взвился покров,
В изумлении слышу, к траве припадая,
Шелест светлых напутственных слов:

- Да посетит тебя Покой
Среди астральной тишины,
Среди небесной глубины
В твоей усталости земной.

- Да вознесёт тебя Любовь
До наивысшей высоты,
Отмеря в недрах красоты
Тебе - огонь, и хлеб, и кров.

- И - да познаешь Мастерство!
И на земле кого-нибудь
Да увлечет на добрый путь
Жар вдохновенья твоего...
     1982 (?), Бабруйск (?).

                Copyright © Rita Novikova



   И К Э Б А Н А

Два цветка в воде хрустально-снежной,
Отвечайте, что со мною стало,
И что было, было?..

В царстве стеблей дремотно-небрежном
Голубая рыба заплутала -
И себя забыла...

Из подводья голубую рыбу
Извлекал я, и в руках холодных
Красота мерцала.

И Луна над ледяною глыбой
Задыхалась, как она, в безводных
Межпланетных залах.

Но сейчас, бездомные, как сабры,
Над подводной ленью
В небе, прорванном, как рыбьи жабры,
Боль моя, смятенье —

Кровоточат в трепетности нежной
Два цветка в воде хрустально-снежной;

Отвечайте, что сейчас со мною?
И что - было, было?..

В царстве стеблей дремотно-небрежных
Захлебнулось детство под водою -
И себя забыло.

Copyright © Rita Novikova



          *           *           *

Какое солнце.

О, какая нежность -
Вдыхать рассветный путь твоих лучей...
О, головокружения безбрежность...

Свободу мне!

на тысячу зверей, -
Во мне дремавших, распадаюсь ныне,
Бегу стремглав по тысяче дорог,
Глотаю буйство неба я в полыни,
Дрожа, вдыхаю утренний парок... -

Я по лесам несу тоску и радость,
Волну веселья, женственность и грех,
Вонзаю в жертву хмель и кровожадность,
Лью по полянам ландышевый смех. -

Я оплетаю землю колдоваиьем.
Ликует по планета бог зверей!
О, солнце-ярость!
Жаркое признанье
Ты от меня прими -

Скорей, скорей!..

Copyright © Rita Novikova



ЗАМЕТКА О КОНЦЕРТЕ

Были спущены шторы — мрачней и надёжнее скал.
Воплощённая строгость — вахтёрша — у входа вязала.
Музыкант обнажённой и белой рукою ласкал
И сжимал покрасневшее сердце невинного зала.

- Будь наивным и слабым осколком сего бытия,
Упади и разбейся на жалкое множество "кто-то".
- Будь могучим и вечным, великое множество "Я",
Вознесись и предайся священному страху полёта...

Сердце брызнуло светом; взорвавшись от счастья к концу;
Дело кончилось смертью, отдав на бессмертие право
Всем умершим: цветам, исполнителю, залу, творцу.
И один из умерших промолвил надгробное: "Браво!"

Ах, очнулись тогда обращённые в мрамор черты,
Шёпот ринулся в шум, бросил в дрожь потолки и карнизы,
Видно, длится соната и после финальной черты,
Видно, жизнь продлевается смертью, как знаком репризы.

Жизнь — ведь так же ямбична, как музыка. Видно, тогда —
В предначале всего — Время было затактом.
Нам на нотной бумаге судьбы пишут доли-года,
И — смиряемся мы перед этим свершаемым фактом.

Говоря: Век-родитель, гонитель ты мой!
Твоя доля слаба, о грядущем чуть слышно сигналя!
Разве только на миг овладеешь ты долей иной,
Как чужой музыкант — кристаллической плотью рояля.

Copyright © Rita Novikova



         VERITAS

Чужие окна неприступней скал.
Две пасти разделяют лёд и иней.
Химер с карнизов траурный оскал
Приветствует паперть моей святыни.

Когда закончил плесть интриги яд,
Не завершив причастья оборота?
Безумие: вторую ночь подряд...

А у других: противная зевота
Собою сводит скулы. И часы стоят
На цифре разрушенья и оплота...

Copyright © Rita Novikova



в качестве иллюстраций использованы фотографии Минска, контур Оперного театра в Минске (компьютерная графика Льва Гунина), и произведения корифеев мировой живописи (Дали, Пикассо, и др.).


ВСЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ПРИВОДЯТСЯ В РЕДАКЦИЯХ ЛЬВА ГУНИНА

НЕКОТОРЫЕ СТИХИ БЫЛИ ПОДАРЕНЫ ЛЬВУ ГУНИНУ Е. Э. (МУЖЕМ РИТЫ НОВИКОВОЙ); ДРУГИЕ СТИХИ: САМОЙ ПОЭТЕССОЙ

....

____________________


___________________
ИРИНА МОРИХ
___________________

Стихи разных лет (1970-е - 2020-е)
___________________

ИРИНА МОРИХ  - автор замечательных стихотворений. Она известный в Европе педагог; много лет преподавала теорию музыки в Брестском музучилище*. Композиторы Игорь Корнелюк, Оксана Смельчук (окончила аспирантуру в Кёльне), Игнат Сокол; Лев Гунин (ваш покорный слуга); музыковеды Наталья Ковальчук, Виктория Антончик (Варшава), Татьяна Тарасенко (Минск) - и другие видные музыканты: её воспитанники**. Ирина Борисовна: руководитель курсов композиции для учеников музыкальной школы и студентов колледжа и музыкального училища, среди которых есть победители международных конкурсов юных композиторов. Она воспитала двух замечательных сыновей: Дмитрия Кримера (старший сын: доктор наук - известный учёный-физик); и Ростислава Кримера (видный пианист и музыкальный деятель, он организатор фестивалей Башмета в Минске, исполнитель широкой сольной программы и участник ансамблей со звёздами мирового уровня: Юрием Башметом, Гидоном Кремером, Наталией Гутман и другими выдающимися музыкантами современности).

Издано несколько ценных трудов И. Б. Морих по теории музыки.

Латышско-белорусского происхождения, она - плод пограничной балто-славянской культуры, и впитала лучшие традиции русской, белорусской (литвинской), польской и французской литературы. Англо-американское влияние совершенно не читается в её творчестве. Её поэзия полна света, аллюзий, иллюзий и высокого самоотречения. Как и другие представители альтернативной поэзии Беларуси, она пострадала (в духовном плане - и не только) от жестокого разгрома культуры в 1985-1990-х годах, и принадлежит к тому кругу деятелей искусства, которые фактически находятся во внутренней иммиграции.

Поэзия Ирины Морих тесно связана с музыкой: псевдо-аскетизм поэтических средств; совершенная эстетичность, отточенность каждой фразы; музыкальный фонизм языка. Под этой, отливающей сталью, идеальностью формы таятся обжигающие страсти, гениальные философские обобщения, оригинальное понимание вечных истин, боль за бренность человеческого бытия, личная трагедия и мужественное осознание культурной катастрофы, пришедшейся на эпоху наших трёх поколений. Её предчувствие того, что нашим детям придётся жить не в постмодернистском, как многие полагают, а в эпоху пост-гуманизма (в пост-человеческом мире) - поражает.

* [училище] которое сама закончила много лет назад, вместе со своей сокурстницей (как и Морих, воспитанницей М. А. Русина) - известным в Беларуси композитором Людмилой Шлег
** [многие - одновременно - ученики покойного Марка Александровича Русина, замечательного композитора, педагога и человека, работавшего с И. Б. Морих "в паре". Марк Александрович и сам совершил головокружительное восхождение от деревенского мальчика (из-под Кинешмы) в ученики прославленного Хачатуряна (был любимым учеником Арама Хачатуряна), и другим помог найти собственный путь и занять достойное место]

Редкий, очень своеобразный автор - поэтесса "отобрала" для своего стихотворного арсенала особый набор поэтических средств. Прозрачная, ажурная ткань её миниатюр таит сонм недосказанностей, ассоциативных связей, тысячи тонких нитей, соединяющих внутреннее "я" с рецепторами эмоциональных стимулов. Намёк, недомолвка, скрытое сравнение -- не метод её техники работы со словом (как таковой), но самая суть её натуры, логика её мышления. Эта высшая деликатность, "скрепленная кровью" этичность отражает высший уровень внутренней самодисциплины, как хорошо показано в "Игре в бисер" Германа Гессе. В этом смысле "Steppenwolf" того же автора как "методология личности" был бы ей внутренне чужд.

Она - пытливый и настойчивый исследователь тончайших движений души; самых сокровенных, порой неосознанных побуждений...

         Из любопытства извлекать
         Любовь - как корень любопытства (...)

Звучащие почти афористически подобные строки автора - на самом деле нечто совершенно противоположное афоризму Бродского. Это корпускулы неделимого мига души, который единственный заполняет вселенную, пока мы живём. В этом "настоящем" мгновении, "меж прошлым и будущим", заключена вся прелесть и всё таинство её ни на что не похожей поэзии.

Для кого-то она может показаться слишком сдержанна или холодна, и всё же надо обладать достаточной эрудицией и культурой мышления, чтобы впитать её своей индивидуальной самостью как нечто нам всем изначально присущее. Лишь тогда, когда фальшь и грехи не затуманивают наше сознание, мы способны на уровне инстинктов быть частью вселенской красоты:

         И в эти весёлые сосны
         Мы сослепу спрятали сны,
         И был незаметно осознан
         Восторг уходящей весны.

Отсюда и обжигающие метафоры, естественные, как дыхание, как биение сердца:

         Мой виноград - твои губы.

...и своеобразное понимание добра и зла как извечных спутников бытия, неразделимых во времени и пространстве:

         Отравлено вино -
         Ну что же, пьём до дна!

Отсюда - невероятные смелость и мужество этой женщины, граничащие с кажущимся аскетизмом, педантичной сдержанностью. Отсюда - вся многообразная гамма переживаний, от глубокой - бездонной - лирики, до смирения с выпавшей на её долю судьбой:

         Пусть след подковы на сердце глубью озёрной -
         Так было, так надо, так падают с лезвия капли.
         Мой сумрачный свет, утраченный, иллюзорный,
         Тебя лишь спрошу о том, что прожито - так ли?

Кульминация без крика и надрыва; глубокая трагедия без единой жалобы; жестокая мука без любования болью... целая вселенная скрыта тут, в этих признаниях человеческой гордости и величия...

Лев Гунин               


Стихи Ирины Морих приводятся в копиях Льва Гунина
ПРОВЕРЕННЫХ - ИСПРАВЛЕННЫХ - АВТОРОМ

_________________



                Л. Б.

О нет, не выдумка... Глазами
Своих сомкнувшихся забот
Коснуться - обрести - и вот
Пройти холодными стопами.
Из любопытства извлекать
Любовь - как корень любопытства,
Продляя - пыткой ускользать
И отворачиваться быстро.
Захлопнув, ловко обернуть
Жизнь западнёю зоопарка,
Чтоб страсти клейкая запарка
Могла к отчаянью толкнуть.

На это грустное жнивьё
Осыпать призраки любови,
И чувств голодное зверьё
Собрать на вкус и запах крови.
Влечений древняя игра -
Угар небес, соблазн мимозы...
Гляди, уходит со двора
Душа, утратившая слёзы.
                1982.

    Copyright © Irina Morikh



         *      *      *

Нет, мне не суждено спасти
Того, кто был тобой когда-то;
Того, что прежде было свято,
Во мне теперь уж не найти.

Сомнений выпито немало;
Хлебали врозь - различья нет.
Я сквозь людей воспринимала,
Ты рвал в беспамятстве обет.

Кто видел нас? Кто спросит тихо:
В чём ваше пламя-крылья-миг,
Что были вам даны - и крик
Не будет ли тогда рассыпан?..

К чему разящие порывы!
Безумен мир, и проклят час,
Мы сыты, скомканы и живы.
Мы - время, что приемлет нас.
23/V1I. 1982. Каролина-Бугаз.

    Copyright © Irina Morikh



           *      *      *

Возьми свои чистые слёзы,
Возьми свой утраченный свет –
Пусть тают углы и стрекозы
Озёр, стерегущих рассвет.
Пусть льются весенние дали -
Всё дальше, всё дальше - туда,
Где трели террас трепетали,
Где свищет и пляшет вода.
Где мы, отцветая, искали -
Такую, горячую синь,
Дыханье и сладость роняли,
Роптали, что держит полынь.
И в эти весёлые сосны
Мы сослепу спрятали сны,
И был незаметно осознан
Восторг уходящей весны.
24/VП. 1982 . Каролина-Бугаз.

    Copyright © Irina Morikh



         *       *       *

Мой виноград - твои губы,
Солнце и жар обетованных мест.
Шаг в отдаленье -  ч т о  нас погубит,
Если давно приготовлен крест?
Шаг сожаленья - что нас ужалит,
Что нас уволит от глаз толпы?
Знать бы - не знали, петь бы - опалит,
И уплывают, пылая, столбы.
Нас бы на пики - враз, без сомненья,
Нам бы молитву, а после - хор.
Миг вознесенья, ты - опасенье,
Ты - озарение. Дальше - костёр.
Голос родства сгорел на закате,
Веткой засохшей маячил закон.
Шла к эшафоту, слёз не истратив.
Я не узнала тебя, Соломон.
  24/VII.1982. Каролина-Бугаз.

  Copyright © Irina Morikh



СЕГОДНЯ И ЗАВТРА.

1
Каждый день до вечерней зари - новый,
Каждый взгляд сквозь туманный покров - ясный,
На рябиновой скатерти свет скован,
В каплях крови застыл и дрожит - красный.

Осыпаются в зелень лугов росы,
Подымают и поят траву с песней.
Побежали от белых стволов косы
И сомкнулись макушки берёз тесно.

Луч - чуть зримый намёк - соскользнул в воду.
Уж недолго не знать, что пуста чаша...
И теснятся случайной толпой годы,
Наступая на нить, и течёт пряжа...


2

Отравлено вино -
Ну что же, пьём до дна!
Пусть жизнь у нас одна -
другого не дано.

Твой шёпот надо мной,
Как Реквием небес.
Пространства зов исчез,
Мгновеньям счёт иной.

Я странствую в луче,
Я властвую огнём,
Я на твоём плече,
В смятении твоём!

Рассвет провозгласив,
Отпраздновав любовь,
Я падаю без сил,
Чтобы воскреснуть вновь!

И от дневной тоски
Сошествуя во тьму,
Лишь от твоей руки
Причастие приму.


3

Во снег восторженных ладоней
Упал мой прах.
И вмиг смешался свет агоний
В твоих устах.

И на краю противоречий
Прощались мы
Сквозь губы, волосы и плечи
И смех зимы.

Нам было весело и больно
Кружить в траве
И солнце плавало привольно
В густой листве.

Свершилось чудо узнаванья
Не до конца.
И разлетелись в ожиданье,
Устав, сердца.

Но столько радости нам было
Навек дано,
Как тем, которые любили
Давно, давно...


4

Незадолго до того,
Как мы таяли в рассвете,
Тень свою найдя в предмете,
Совершилось волшебство.

Прозревая и смеясь,
Не надеясь на спасенье,
Открываю потрясенье,
В сонмах таинств свет и связь.

Риска светлые глаза,
Упоительная смелость.
Безрассудно загляделась,
Над предвечностью скользя.

Мне остаться разреши
Вне доступного предела
Отделявшейся от тела
Очарованной души.


5

Однажды наши молитвы услышаны будут.
Скажи, куда ты уходишь, милое лето?
Тебя угадала, успела позвать и снова забуду.
Скажи, о боже, какая мне кара за это?

Мотивы весёлого призрака птичьего пенья,
Когда догорят все печали, себя я узнаю?
Оконные рамы забиты - стаккато терпенья!
Зачем меня поделила участь земная?

Пусть след подковы на сердце глубью озёрной -
Так было, так надо, так падают с лезвия капли.
Мой сумрачный свет, утраченный, иллюзорный,
Тебя лишь спрошу о том, что прожито - так ли?

   Copyright © Irina Morikh

Иллюстрации, выбранные автором:
Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск)
Ветренный день на реке ("Река, кувшинки").
Картон, масло, разм.30x40. 1987



ДВА ВЗГЛЯДА НА СЕНТЯБРЬ.


      1

Сентябрь. Тишайший свист шагов
Светил, по осени ступивших,
Уже прохладных, всё простивших,
Уже принявших грусть оков.

Сквозь слой разорванных сетей
В чередованье сновидений
Всё - явь, и желтизна растений
В порядке солнечных затей.

Здесь сочетаются слова,
Чтоб суть янтарных оболочек
Хранить для жизни новых почек -
Для них откроется глава,

Когда кивающая кисть
Своё прибежище покинет,
Что почернеет и остынет,
Отдав последний тёплый лист.


     2

Рыжие клоуны, сентябрьские угары,
Спляшите под часами, где дремлет постовой,
Спешите посетить последние базары,
Свежие яблоки катить по мостовой.
Пробираться поверху - быстрыми, горячими
Языками факелов - осени шагов,
И с дождями хлёсткими, вольными, незрячими
Догонять опасности тихих городов.
Восходить кострами, прозревать и вздрагивать
От предчувствий радости, от сознанья бед.
И асфальт как зеркало разбивать - и спрашивать
О моих товарищах из ушедших лет.
               XII.1984.

   Copyright © Irina Morikh
        ____________________________



     *        *       *

Тяжёлых дней густой поток
И лет неслышное скольженье.
Мелькает за витком виток,
Минуя слабость снисхожденья.

И снова разомкнулся круг
Любимых лиц - судьбы свершенье.
Нам будет вскоре недосуг
Плести живую нить общенья.

О вас я буду говорить,
От вас безмерно отдаляясь,
Хоть суждено мне не забыть,
В чём прежде мы соприкасались.

Сотрутся краски, отойдёт
Тревога бурных впечатлений,
За годом понесётся год,
Не оставляя нам сомнений.

А жизнь по-прежнему скорбит
Над тайной, миру неизвестной,
И новый жар души кипит
Над вечно юной Песнью Песней.
    25/VI.1978.   
               
   Copyright © Irina Morikh



     *         *         *

Сквозь скорби чёрную вуаль
Гляжу вокруг - всё незнакомо...
И слёз непролитых печаль
Застыла в горле снежным комом.

Воспоминаний горький мёд
Глотаю молча, обречённо.
В унылых клочьях небосвод.
Повисло солнце утомлённо...

Нерасплетённых тяжесть тел
И гул неутолённой жажды,
И - грани судоржной предел,
Что стала видимой однажды.

В укор прикушенным губам
Цветенья узы остаются
И слёз невыпитый бальзам. -
Я жду, когда они прольются.
        I.1979.   

    Copyright © Irina Morikh



       *       *        *

О, сколько суетных затей
Меняют вмиг своё обличье!
Спешим отыскивать величье
В сетях надуманных страстей.

Безостановочной игрой
Мы очарованы, наверно,
Как сном встревоженно-неверным,
Как предвечернею порой.

Спешим - и вновь отсчитан день,
Бессумрачный и безвосходный,
И брошен муке безысходной,
И тонет, погружаясь в тень.

Его тепло и торжество
Незыблемо, неуловимо,
И так же явно и незримо,
Как звуков дар и божество.
       VI 1979.

      Copyright © Irina Morikh



       *          *          *

Собрать надежду и вину,
Стянуть узлом посередине.
Чужой, оторванный, единый,
Не я ль уста твои сомкну?

Остановиться, не спросить
И угадать наполовину
Обожествлённую причину,
Смолчать и губы закусить.

С предсмертным криком - кувырком
На скатерть влажную скатиться.
Не преступать и не проститься,
А петь под взмокшим потолком,
Как обезглавленная птица.
           VI.1979.

          Copyright © Irina Morikh



        *           *          *

Всё покрывается забвеньем,
Мгновенно обращаясь в прах.
Встревожены несовмещеньем,
Слова гнездятся на устах.

Вновь повторенья невозможность
Заставит память отступить,
Открыв в привычном непреложность,
Которой нам не преступить.

Так, в мире странно-неизменном
С нерастворённой остротой,
Как чем-то самым сокровенным,
Опутаны мы пустотой.

И всё, что жило и дышало,
И отдавало нам тепло,
В недосягаемость ступало
Сквозь невозвратности стекло.

И, за пределом оставаясь
Доступных слов, желаний, встреч,
Шли, никогда не возвращаясь
К тому, что нас могло увлечь, -

Не отступая в неизбежность,
Не устилая пеплом путь,
Опровергая безнадежность
Увидеться - когда-нибудь.
       II.1979.

    Copyright © Irina Morikh



         *      *     *

Подари мне печальную нежность
Навсегда-беспредельно-навек.
Эту тихую тайную снежность
И смятенье опущенных век.
Может быть, на других непохожий,
Только в сердце твоё загляну,
Выпью так, будто полдень погожий,
С безмятежной улыбкой усну.
Может быть, неприметно и строго,
Забреду в потаённую глубь
И застыну на миг у порога
Обмороженных горечью губ.
Подари мне рассветности гений
Дорогих-несочтённых-простых,
Рассыпающих солнце мгновений
На ступеньках подъёма крутых.
Подари мне прощальную нежность,
Передай из ладони в ладонь
Перед тем, как пуститься в безбрежность
Городов-обольщений-погонь.

     Copyright © Irina Morikh



         *     *     *

Благодарю тебя за все порывы,
За всё тепло душевной доброты,
За странствия далёкие мечты,
В которых мы, возможно, будем живы.

Пусть суждено нам многое терять,
Но боль свою не вынесем на паперть,
Чтоб воском благолепия закапать
Прорехи в том, что не могли понять.

И мы поделим дым сгоревших дней,
Как нам принадлежащий ворох пены,
Но только бы души не ранить вены
Остатками жестокости своей.

Пусть будет лёгок наш союз, и к р у г
У ч а с т и я не скроет тьма агоний -
Мой беглый ангел и бесценный друг,
В моих остановившийся ладонях.

В твоей незащищённой глубине
И в радостях разбуженного тела
Услышать радость сердца я б хотела,
Ведь ты живёшь с собой наедине...
          12/13/ХII.1981.

        Copyright © Irina Morikh



        *          *           *

Сквозь толщу сжатых век и рук
Осенней дрёмы сок слоистый
Проник, янтарный и лучистый,
С шипеньем капая вокруг.

День набухает желтизной,
Что растворяется в дыханье,
Сквозь линии и очертанья
Меняя весь привычный строй.

И клён пылает под венцом,
Неслышные роняя звуки,
И медленно сползают руки,
И открываю я лицо.

    Copyright © Irina Morikh

       ______________

Иллюстрации, выбранные автором:
Лев Гунин. Лес. 1974. Фото.


ОТРАЖЕНИЯ


           -   1   -

Казалось: холод изнутри
Разъединил и свёл дыханье,
Рассыпав астры мирозданья
И отражая в свете граней
Толчки отчаянной игры.

Вновь стужа сузила виток.
Тепла остаток в апельсине.
Флейтовый вопль во тьме рассёк
Кричащий рот, и сумрак пьёт
Снег, захлебнувшийся в бензине.

И провода вершат излом,
Подкручивая струны вьюги,
Чтоб взвыли скрипки всей округи,
Чтоб, распластавшись от натуги,
Металось вихрей колесо!
            1982.


           -   2   -

Я знаю: в хаосе продлений
Отвергнутый тобою прах.
Из пыли, тлена, повелений,
Души не вынести впотьмах.

И вот кольцо безумной боли
Сжимаю молча, чтоб опять
Познать бессилие неволи
И в запредельность отступать.

Мои усилия условны -
Сомненье плавится в глазах.
И снова жертвую бескровно
Себя живущим впопыхах.

Там, в суматохе дерзновенной,
Где каждый знает, чем богат,
Лишь отражённые мгновенья
Сжигают тернии преград.

И в переполненном сосуде,
Смешав страданья и грехи,
Стихи рождаются, как люди,
И возрождают - как стихи.
            1982.


           -   3   -
Мир слова твоего - мир таинства и тьмы,
Что сладостной тоской питает откровенья.
Мир слова твоего - в истаявшем забвенье
Связующего дня и шествия зимы.

Когда в тебя гляжу сквозь радужную дрожь,
В сердечной простоте не зная опасенья,
Я верю: светлый дар от благости весенний
Однажды снизойдёт, и ты его вдохнёшь.

И прялкою обид твой слух не будет ранен,
Предчувствий духотой не будешь обожжён,
И жизни тяжкий сон уже не будет странен;
Но будешь ли в глазах моих ты отражён?
        25/V.1982.


           -   4   -
Концентрация эмоций... Всё в одном -
Стеченье мыслей. А на грани заклинанья -
Ощущений остриё. Подождём!
Осталась малость - тем дороже опозданье,
Тем отраднее надежда в отражении моём.
Разве я не обнаружу в невместимости нелестной
Дух бессонного стремленья, настроенья, бытия...

И под вольные напевы у порога заточенья
Без усилья, без сомненья, на огне соединенья
Растворится жизнь моя.
            1982.

        Copyright © Irina Morikh


Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск)
Натюрморт со скрипкой.


          МУЗЫКА ДЛЯ ВИОЛОНЧЕЛИ

1
То скал торжественных родство
С восходом солнца и сонета,
То воспалённый глас поэта
Пронзает звуков естество.
То зов отчаянья, то плач,
То призрак зла и сожаленья,
То прародитель и палач
Чадящей веры и сомненья.
И я живу, чтобы роптать:
Пока живу, пока страдаю,
И в скверне века обитаю,
Чтоб откровенья обретать.
И тело, взятое взаймы -
Ещё один ничтожный повод
Для этих писем из тюрьмы,
Где свод молитвами расколот.
        II/XII/.1982.


2
Лаская плоть струны звучащей,
Парит над пропастью рука.
Безмерно мудрое участье
На грани слуха и смычка.

Есть в этом времени слиянье
Грядущих и былых страстей.
Склонись же над воспоминаньем
В сетях размеренных затей.

И, наслаждаясь властью тлена,
Переступив через покой,
Благослови на перемены
Тот мир, что ты зовёшь собой.


3
Чтобы продлить твоё волненье,
Довольно чувства у неё -
У той, чьё сумрачное пенье -
Живого голоса льтьё.
Она в безумстве превращенья -
И ты в забвенье обращён.
Под лихорадочным терпеньем
Певец со звуком сопряжён.
И, пальцы вдавливая в нервы,
Привычно боль не ощутив,
Безжалостно ломаешь первый,
Судьбой предсказанный мотив.
Вся инфернальность тонкой муки
Шлифует звуки дотемна.
И падают с вершины руки,
На долгий миг лишая сна...
      1982.


4
Я песен сладостных не знаю.
В стихии чувства нет утех.
Сердечный воск беззвучно тает
И на устах таится смех.
Довольно музыки для всех!
Споём же сотворенье снега,
Покой безмерный в темноте,
В тревожном монологе бега,
В непобеждённой суете
И в краткой паузе ночлега.
Споём внезапный возглас встречи,
Восторг, оплаканный тоской.
Непредусмотренные речи,
Чуть-чуть приподнятые плечи,
Жест, прорисованный рукой...
       1982.


5
Прими меня - и дай мне в дар
Святую волю оправданья.
Пусть не лишит тебя дыханья
Минутный и смертельный жар.

Пока у музыки в объятьях
Земной колышется покой,
Забудем жажду и проклятья
Кровавой накипи людской.

Пусть стон любви и заблужденья,
Сгорая, странствует в веках!
Души ушедшей тайный прах
Дневное сыщет обновленье.

И пальцев радостный огонь
Блеснёт по жилам ожиданья,
И не узнает увяданья
Сквозь звук летящая ладонь!
    1982.

 Copyright © Irina Morikh
_____________________________



    *          *          *

Ты неподвижен. Я нема.
Потеря будет незаметна.
Недолог час, когда зима
На нас опустит плащ бесцветный.

К рассвету подмигнёт фонарь:
На месте всё - и бесполезно.
И недвижимо, как и встарь,
Прижат к углу башмак железный.

Свернулась кошкою душа -
Его предчувствую затылком.
А узы времени спешат
Сковать мгновеньями посылки,

В которые кладут зерно
Полезных дел и скорый случай,
И новой жизни полотно,
И звон, что падает и мучит.

А мы висим, как два ведра
У Вечности на коромысле.
И всё же слышим гул добра,
На долгий миг сплетая мысли.
             6/XП.1981.

     Copyright © Irina Morikh

       ______________



О ПРОШЛОМ
И НАСТОЯЩЕМ

1.

Укрой меня снегом,
Пусть ворон безмолвий
Взлетит и отбросит
Зловещую тень.
Далёким ночлегом
Откликнется долгий,
Щемяще-томительный день.
Там чёрных и белых,
Нагих и одетых,
Бездомных, бесстрашных
И псов, и бродяг
Повешены стендо –
Останки на стенах
И грозный качается стяг.
Портреты безгласных,
Безгрешных из бывших -
В домах помертвевших,
В истлевших цепях.
Реалии власти,
Чей лязг отдаётся
Во всех воспалённых умах.


2.

Гул множеств, площадей,
Дорог осенних слякоть
И трением подошв
Иссечены поля.
Бреду в толпе людей -
Их век нам не оплакать.
Нести такую ложь -
Не вынесет земля.
Мы замахнулись вновь
Кровавые страданья
Догадкой мудрецов
Бесстрастно проницать.
Святую их любовь
Слепцами отрицанья,
Сцепленьем подлецов
Умножить и распять.
Возможно говорить.
Но слов одних не хватит.
К душе не прилепить
Твой пластырь, фарисей.
Принятье крестных мук
Никто им не оплатит,
Хоть бы язык распух
От выспренных статей.
Прозренье ваше всё
Направлено в могилы.
Где были вы тогда,
Трусливое зверьё?
Что можете теперь,
В потомстве вашем хилом?
А впрочем, в чём вопрос.
Слетайся, вороньё.
         22-23.Х1.1988


3.

Они идут. Творцы великой бойни.
В ушах от боли непрерывный гул.
Ты, оптимист, уже почти покойник,
В тот час, когда отправлен караул.
Вчера - они, сегодня - ты,
А завтра - остальные.
И в латах шествуют тела -
Железные, стальные.
Неуязвимы в скорлупе
Безглазые личины,
Что могут каждого отпеть
Без следствий и причины.
Они идут. В историю, наверно.
Толпой - слепое порожденье тьмы,
Жестокости отторгнутая скверна.
И исчезают лучшие умы.
         13-14.ХП.88


4.

В такую зиму нет тепла.
Где нет тепла - не стало счастья.
Оцепененье безучастья
Под скрип оконного стекла.
Бумаги, мысли - всё в камин.
И сжечь, и всыпать, как бывало,
В бокал. И выжать апельсин,
И выпить залпом, как пристало.
И кончить враз ненужный счет
С тем миром, что плодит уродов,
Где их отцы - отцы народов -
Ревизских душ ведут учёт.
Вы, совести бухгалтера!
Общественники-лицемеры!
Чем убедительней манеры,
Тем омерзительней игра.
Ловите скользких карасей
За их доверчивые лица.
Пусть поедает их столица
И разжиреет в жизни сей.
Пусть ускользают пузыри
Из потрясённого болота.
Сотрётся с кожи позолота,
Вернутся в идолов цари.
Тогда тащите на обрыв
Их деревянные останки
И с воплями, про всё забыв,
Катите в пропасть их болванки.
Пускай приемлют свой позор
Всесильные вчера лишь Боги.
Коль защитить себя не могут –
Других поставите во двор.
И лбы, как прежде, шлифовать
Всё так же приметесь вы рьяно.
...Нет, даже три столетья спать -
И то проснешься слишком рано.
         06-07.ХП.88

 
5.

[.....]


6.

За такую наивность
Можно много отдать.
Им петлёю провинность -
А взамен благодать.
На глазах умирали,
Унижений не счесть.
А они проклинали
Тех, которые есть.
Тех, которые в прошлом -
В ранг святых возвели.
Возвеличить не сложно,
Оторвав от земли.
Не остыв, уходили
С криком веры во тьму.
И рыдали химеры,
Удивляясь тому.
А потом отступали,
Рассыпаясь во прах,
И следа не оставив
В неприступных сердцах.


7.

Ты - эпоха неожиданностей,
Ты - антиутопия,
Слом времён.
Я - заяц в зелёной траве,
Птица в синей листве
С кораллово-красным горлом,
С клювом острым и твёрдым,
С глазом блестящим и гордым,
Чёрным.
Ты - метафизическая ложь,
Ты - безумная дрожь
В лавке великого инквизитора.
Я - одна из всех,
С которых сдирают грех
Чужой
Стерильно вполне -
Вместе с кожей,
И праведно -
Ведь это можно.
Множество лун
С лоснящейся рожей.
         23.01.1989


- _ - _ - _ -

 Copyright © Irina Morikh



Цикл "КАЗАНОВА".

                Посвящение Ф. Феллини


1.

Сквозь маску клоуна
Глядит печальный гений
В клубящееся марево души.
Биологически исправен механизм,
Который помещается внутри
Взрывающихся мускульных энергий.
Касательную вычертив свою
К гармонии небес,
Он бросил карту
На жертвенный алтарь
Мистификаций -
В бездумную толпу.
Чтоб выиграть любви
Фактическую достоверность.
И женщины, беснуясь,
Влеклись на пир
Его опустошенья.
Обманчивой игры
Обычай колдовской
Он в спящую природу погружает,
Её не потревожив.
Но тщетно приближенье
К границе истин.
Всё ложь.
         15.09.1989


2.

Адепт сокрытых дум,
Властитель заблуждений,
Послушный ученик
Природы и ума -
Ты здесь, великий циник!
Бездельник, чья сума
Наполнена песком,
Гримасой без забот
Чей перечёркнут рот,
Кто из небытия
Бесцельности возник -
Поддельный бриллиант,
Фальшивый ученик.
Потрёпанный камзол
Неистовых страстей,
Ты холоден и зол,
И раб своих затей.
Обманчивой игрою зачарован,
Спит вольный дух,
Соблазнами закован,
И цепи скользкие
Доверены судьбе.
Ирония её -
По силам лишь тебе
Нагих зеркал измерить кривизну,
Однажды заглянув в их глубину.
         25.09.1989


3.

Вот флюгер вечности, волшебный мим,
Бродяга времени, невинности проказа,
Толпы лукавой сон и утешенье,
От раковины створок - сферы глаза
Вдруг отражён - и вновь неотразим.
В зрачках маячит яркою заплатой
И в воздухе струятся, как пылинки,
Частицы зависти, желанья, восхищенья.
Он принимает важное решенье
И начинает плавную разминку -
Паяц, что молча бродит по канату.
И веер врезав в нежные запястья,
Вращая многоцветные шары,
Глядит, как тучи нехотя ползут,
Как медленно восходит абсолют,
Глядит - и не выходит из игры,
И не кричит - а лишь меняет платье.
        03.09.1989


         * * *

[.....]


         * * *

Ложь на кончике ножа
Притаилась. Режет кожу.
День раскрытый уничтожен
Парусами тонких жал.
Под распятием стою,
Руки сжав и боль умножив,
Мерный шаг - глухой, острожный -
Слухом чутким узнаю.
Ложь дорогу сторожит,
И закат кинжальной раной
Угрожает безымянным
И под фресками дрожит.
         28.11.1989


         * * *

Останется разбитое стекло,
Дорога с растворившейся фигурой,
Чьи мокрые следы недавно лишь подсохли,
И паузы молчанья.
Теперь скажи, зачем,
Зачем моя печаль
Так терпка, так горька,
У жизни на пределе
Натянутой струной вот-вот порвётся?
Иди, иди за мной,
По гаснущему следу,
По осколкам,
По ржавым оболочкам
Шальной когда-то крови,
По истинной причине.
Ступай без колебанья,
Взгляни лишь. Это всё.
         28.11.1989


         * * *

Ты не знаешь, что это
Не пища, не кров и не счастье.
Ты не знаешь, что этому
В логике нет выраженья.
Впереди у меня
Убиенного сердца ненастья.
Впереди у тебя
Голубые, как снег, сожаленья.
Мы в стране аномалий,
Где мера диктуется весом,
Где на привязи души
У тел, что в плену у привычки.
И струится невидимый свет
В стороне от подлунных реалий,
Быт диктует улыбки
И к свечке подносится спичка.
Что ж, прощай, мне не дышится там,
Где обыденность душит,
Где покой небылиц
От предвека никто не смущает.
Остановимся здесь.
Пусть нордический ветер осушит
Океаны молчанья
В глазах у застывшей печали.
         6-7.12.1989


         * * *

Любви не скажешь: "Нет,
Стань странницей опять."
Когда она в душе,
То лишь с душой погибнет.
Её сокрытый свет
Заставит трепетать
И тех, кто, устрашась,
Сей тайны не постигнет.
Но только тот, кто здесь
Стоит, потупив взор,
И только кто испил
Весь горький хмель однажды
Тех обречённых встреч
И, зная приговор,
Судьбу благословил,
Достоин этой жажды.
         22-23.12.1989

- _ - _ _ - _ _ - _ _ - _ -


 Copyright © Irina Morikh



           *         *         *

У меня сирень - в тишине, в окне.
А в цветах её - тяжесть влажная.
Затворённая песня в глубине -
Невечерняя, непротяжная.
Воздух ей одной напивается,
Наливается от её щедрот.
А она в очах согревается,
Наклоняется, да и звон идёт!
А цветы её тяжко падают
На лицо моё, охлаждённое.

Copyright © Irina Morikh

Автограф Ирины Морих (1970-е годы)



       *       *       *

Хочу сказать - но башмачки, стучат
И остро ранят тёплый, влажный воздух.
Хочу сыскать в облитых сном берёзах
Твой возглас, опрокинувший закат.
Хочу я уловить рождённый облик
Сквозь оболочку прежнюю твою,
Под кожей блик намёка или отклик
Из тлена, что сродни небытию.
Из памяти, из маленького дома,
Что нас хранит - вот непреложный факт,
Нам не исчезнуть. Все слова знакомы,
И с Вечностью подписан наш контракт.
Но в лик хочу взглянуть твоей химере
Без трепета - ей проще ослепить.
И если кубком будет мир измерен,
До дна я выпью, чтоб тебе не пить.
Но знать хочу - когда меня закружит
Листом сухим - лишь башмачки стучат, -
Тот блик в тебе, быть может, занедужит,
Воспоминаньем ранив сгоряча?..
              10/ХП.1981.

     Copyright © Irina Morikh



БАЛЛАДА О ПЕРВОМ УДАРЕ

Я гонщик. Я маленький прыткий портной
В прериях шума, в пасти авто,
Нейлоновый гонщик, к сиденью привинчен,
К запаху гари опасно привычен.
Дальних дорог безумный актёр,
Жизни и смерти рывок-каскадёр!

Ветер, дыханье, ускоренный пульс,
Скорость, которой я не страшусь -
Скорости той, которая - власть,
Сила и деньги. Я - её часть.

О, многострадальный на .магистралях,
О, многосерийный отравленный путь!
Отправлены мы для того, чтоб сомкнуть
Руки на горле концами спирали
У тех, которые нас не узнали.
Кнопками, славой, всем, чем играли
И что бросали ради лучших забав,
Ветви спасенья беспечно поправ -
Мы уничтожили всё, что слагали.

Скованы ритмом железным движенья,
Сжав до проклятья, до изнеможенья
Землю и сердце у солнца в аду,
Самоубийцы правят в бреду!

Хочу ответить я кому-нибудь:
Соль обвинения в том,
Что шрамы планеты украсили грудь
Витым болевым бинтом.
И если я гонщик, вы вправе меня
Спросить, как я выйду живым из огня....
Я снова накручиваю на себя
Дороги, где взрывы сметают
Улыбки и лица, что, тихо скорбя,
Предсмертную пыль глотают.

И сердце утраченное с небес
Срывается в копоть и влагу,
И падают маски - обугленный лес
Под стать их Чёрному Флагу.
И пики соборов  нацелены в нас -
Когда же и где нас встретят
Те, кому верили сотнями глаз,
Влюбляясь в солнечный трепет?..

Ты - мир, что будет сегодня сожжён
Проклятьем по имени скорость.
Ты обречён, ты оголён,
Как провод, как горло, как совесть.
Мы гимн бессилью слагаем с умом
И превозносим расчёты.
Нет оснований идти пешком
Там, где проехал кто-то.
Так, в едином толчке сопряжён,
Что стал всеобщим набатом,
Будет внезапно мир искажён
Другом моим и братом.

И толпы потомков, уже не рождённых,
На плитах повиснут железобетонных.
Шаги забыты, утрачены лица.
Мы все - каскадёры: и дети, и птицы.
        1-2.V.1984.

__________________________________

Copyright © Irina Morikh



         Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск)
            Вид на Шоссейную.


       *       *       *

Всё в тишину ушло. Растаяв изнутри,
Останься, голос мой, а может быть – умри,
И в капле затвори последнее дыханье,
И сущему всему дай новое названье.

Пусть имя той луны, чей тает бледный лик,
До утренней зари склоняет мой язык
Беззвучно, и скользят аккорды угасанья,
И явным станет вдруг их тайное слиянье…

Всё близко, всё во мне. Читает в темноте
Не голос бедный мой, подвластный суете,
Нет - Книга Всех Времён раскрыта и звучит
Для тех, кто посвящён, а для иных – молчит.
    12.07. 1990

_________________________________

Copyright © Irina Morikh

…

Изучены – о, логика созвучий!
Нарядные ряды стереотипов.
Понурившись, иду за ними вслед,
Уныло их порядком восхищаясь.

Вот на меня снисходит благодать
И благодарность удовлетворенья.
Вот благодетель их, достойный подражанья -
Учитель музыки столь совершенный,
Что пятна видит только лишь на солнце.

Привет тебе, гармонии ваятель!
Я ком из горла вытащу пока
И притворюсь блаженной на минуту,
Поверившей во благо повторенья
И в благочинной скуки естество.

Я вспомню вас, когда пойду по тракту
С иссохшими и чёрными губами,
С мольбой безумной в гаснущих глазах,
И сил последних выплесну глоток -
Чтоб хоть на краткий миг припасть к реке Искусства.
   29.07. 1990.
__________________________________

Copyright © Irina Morikh


         Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск)
            Птицы. Мастехин, масло. (1988?).


        ИЗ "ВРЕМЁН ГОДА"

          ВЕСНА (сезон 1)


                МАРТ
               (2 стихотворения)

                1

О, март! Отбросив наконец
Усталость зимнего сезона,
Когда же ты найдёшь резоны
Сместить холодный образец?
Очистив ветром все углы,
Разинув рот без опозданья,
Ты – воплощенье ожиданья
Её безудержной хвалы.
Её – обманщицы-Весны,
Её – причудницы лукавой…
Воды живой или отравы
Хлебнуть в соблазне новизны –
Не всё ль равно? От этих уст,
От поцелуев лопнут почки,
И брызнут на сердца, на строчки,
Скрепляя тройственный союз.
Взгляни – за кисть взялся творец!
Протри остывший солнца бубен
И подыграй на гранях буден
Весне, приладившей венец!
Верти цветную карусель,
Толкай её, стирая жилы!
И, ровно в срок истратив силы,
Дай обновленье жизни всей!


                2

Мартовские переплетенья
Мёртвых тел, остывших зимой,
Впавших в оцепененье –
Вечное? Или пространством
Закованное, ограниченное обманом?
Облака догадок туманных,
Вопросов, что точат дерево жизни,
Вплоть до присутствия на чьей-то тризне –
Что там, за незримой чертой?
Мы стоим в ожидании по эту сторону,
Не в силах помочь ни себе, ни другим.
Кто был весел – стал угрюм и раним,
Кто был смел – пал на крылья хриплогорлым воронам.
Сколько таких попыток погасло,
Столько свеч нам не унести…
Сможем ли мы, утратив, спасти,
Пройдя сквозь иллюзии слой?
Или только жечь лампадное масло?
Или только сеять надежды весной?
       1995


     АПРЕЛЬ

Ищу ответ в зеркальной глубине,
Где тихо спит неведомое мне.
Чуть слышен звон в неведомой пыли,
Покров тончайший сумерки сплели.
И шепчут губы тайные слова,
И звуки, уловимые едва,
Уже не гаснут, медленно плывут,
В поток преображения зовут.
И нужно лишь поглубже заглянуть,
Чтоб наяву забыться и уснуть,
След отыскать на грани бытия,
Где мягко брезжит свет, где музыка моя…
Я протяну раскрытую ладонь,
Чтоб знаки начертал на ней огонь -
И стрелы проникающих лучей
Согреют флейтой дремлющий ручей.
На дне его к разгадке бытия
Хранится ключ. Там - музыка моя.
Сквозь волны улыбается апрель,
Качается земная колыбель.
    1995


               МАЙ

Просто сказала – всё прошло.
Тихо взглянула – дальний путь.
Мрак отступился. Рассвело.
Можно опять глубоко вздохнуть.
Это не призрак – чистый май,
Птичий и радостный благовест.
Не прикасайся, не изломай
Ветки, сияющие окрест.
Только глазами обласкай
Эту сквозящую белизну.
Кружатся яблони в облаках,
Ввысь подымают свою весну.
Солнце все жизни зажгло с утра –
Малым дыханием мир велик.
И отдаётся в сердце стократ –
Снова открылся и бьёт родник.


         Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск)
            Ира. 43х32 см. Бумага, карандаш. (1987).


           ЛЕТО (сезон 2)

               ИЮНЬ

Если вновь звучит рояль,
Значит, час безумный прожит,
Значит, он проходит всё же,
Ни к чему твоя печаль.
И в отчаянные дни – помнишь?
Прежде так бывало –
Настигали нас обвалы
И болотные огни.
Но по лестницам крутым
Пальцы быстрые взбирались,
И волненьем загорались,
Ускользнув из темноты.
Тень тоски гоню опять –
Не жалею о разлуке.
Не желаю трепетать
И ломать в бессилье руки.
Лучше пусть они бегут,
Звуки с клавишей роняя,
Чашу жизни наполняя,
После – пусть её прольют!


       ОСЕНЬ (сезон 3)

          СЕНТЯБРЬ

На заросших дорожках,
Где никто уже больше не ходит,
Где никто не находит
Затерявшийся перстень весны,
Где русалки-подружки
В бесплотном сплелись хороводе,
У болотистых топей
Собираются сны.
Там, где смолкли шаги,
Дремлют прошлого лёгкие тени,
И опять сновиденья
Обретают утерянных нас.
Мы – в воздушных слоях,
Перевиты спиралью свеченья,
И волна излучений
Сребролунный качает баркас.
Мы ещё не забыты,
Концом сведены в одночасье,
Мы ещё не ушли –
Кто-то станет о нас вспоминать.
Нас ещё позовут –
И на голос далёкого счастья
Мы откликнемся снова,
Чтоб с вами согласно звучать.


          ЗИМА (сезон 4)

            ДЕКАБРЬ

Средь белых тайн, среди сияний снежных,
Где воля есть игре воображенья,
Я погружусь в весёлое круженье
Снежинок первых – перистых и нежных.
Но что же это – новое рожденье,
Кристаллы мыслей, стрелы созерцанья?
А может быть, гармония движенья
Иных миров, спрессованных сознаньем?
Пусть холод их мою согреет душу,
Дарует ей покой и наслажденье.
В тех неземных садах я буду слушать
Прозрачное и тающее пенье,
Лететь и помнить о концах, началах,
Продетых сквозь кольцо преображенья.
Глядеть, как отплывает от причала
Весь этот мир, достойный удивленья.
                1995
__________________________________

Copyright © Irina Morikh


         Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск)
            Мольба срубаемого дерева. 1982, 44x32.
Тушь, перо, цв. карандаш, красн. и чёрн. грифель, сангина.
                Стихи разных лет.



      *    *    *
Не вспыхнет огонь для тебя.
Кровавые красные кони,
Что гневом плясали в глазах,
Умчали твою колесницу.
Лишь в тесной заката стране
Привычно её распрягут,
Чтоб вытряхнуть бренное тело,
Представив его поруганью.
Не вспыхнет огонь для тебя
Благодатью в светильнике жизни.
Вонзает терновый венец
Шипы раскалённые слепо.
Ты сбросить его не желаешь,
Благословляя страданья и раны,
Что веру питают твою.
Не вспыхнет огонь для тебя,
Чтоб солнечным светом пролиться
В пустую отдушину счастья.
И в глиняный, гулкий башмак
Ты чувств эликсир наливаешь,
Чтоб их с ликованьем зажечь.
Но в спешке роняешь сосуд.
   1975



      *    *    *
Бесцельно, праздно, непрестанно
Зимы покачивалась длань.
Бесценна и непостоянна
Её сверкающая дань.
Осыпанные снежной пылью,
Мы ей навстречу шли вчера –
И нам казалась вечной былью
Льда отвлечённая игра.
Слепящей белизны сверженье.
Сон недоступных совершенств.
А в глубине – опроверженье
И ожидание блаженств.
И звёзды падали, мерцая,
В объятья улиц, жестов, глаз,
Под наст светящийся сползая
И снова настигая нас.
И задевали невесомость
Сугробов, выдохов, забот,
Отслаивая просветлённость
Минут, скопившихся за год.
Молчанья ветхую опору
Скрепляет сумрачный покой.
Но стержень суетного спора
Задет невидимой рукой.
      1975



      *    *    *
Мне ничего не жаль. Мне вечных клятв не надо.
Пусть жизни колея ложится стороной.
Ни дружеский призыв, ни пламенные взгляды
Не тронут вновь души печальной и больной.
Всё тихо ждёт она в покое исцеленья,
Всё хочет прорасти и заново дышать.
Мучительный порыв не терпит промедленья,
И надобно уйти, чтоб ей не помешать.



      *    *    *
Итак, зима. Безбрежье чистоты.
Венчание конца и окончанье.
Опутанные снегом заклинанья
Бросают в дрожь хрустящие листы.
Потоком льётся снизу серебро
И льнут к нему светящиеся ветки.
Из воздуха искрящиеся сетки
Летят над сонной проседью дорог.
Глаз не раскрыть – такое торжество.
Апофеоз спокойствия и блеска.
И солнечные юркие бурлески
На ёлках зажигают Рождество.
1973



      *    *    *
О беглость пальцев, беглость чувств!
Ведь вы за мной, не я за вами!
Вы в плоть облечены словами,
И мир нечаянности пуст.
Над улицей дохнул оркестр,
Сгорев, как в чеховском спектакле…
А по спине стекали капли,
И раздавался гул окрест.
Вы постояли и ушли,
Оставив время безымянным.
Что Вам в нечаянном, незваном?
Вы – в чьей-то праздничной дали.
От быстрых пальцев влажный след.
По струнам боль прикосновенья.
От грусти Вашей нет спасенья –
И что мне в праздности побед?
    1982



                Ларе М.

      *    *    *
Кто утра видел силуэт?
Кто призрак тени рисовал?
Кто стрелы света осмеял,
Скатав из ветра пируэт?
Кто обманул глаза зеркал?
Притронусь тканью стёртых строк –
Проступят мифы, льдинки, бред!
Кто тайне выдумал упрёк?
Обрёл в паденье менуэт
И одиночество обрёк?
К биенью приникает ночь,
Под сердца возгласы дыша.
Как безмятежность превозмочь?
В тиши покоится душа.
И лишь во сне скрипит паркет:
Давно… не здесь… кого-то нет…
    1981



             Елене Б.


      *    *    *
О нет, не выдумка… Глазами
Своих сомкнувшихся забот
Коснуться – обрести – и вот –
Пройти холодными стопами.
Из любопытства извлекать
Любовь – как корень любопытства.
Продляя – пыткой ускользать
И отворачиваться быстро.
Захлопнув, ловко обернуть
Жизнь западнёю зоопарка,
Чтоб страсти клейкая запарка
Могла к отчаянью толкнуть.
На это грустное жнивьё
Осыпать призраки любови
И чувств голодное зверьё
Собрать на вкус и запах крови.
Влечений древняя игра –
Угар небес, соблазн мимозы…
Гляди – уходит со двора
Душа, утратившая слёзы.
    1981



      *    *    *
Хочу сказать – но башмачки стучат
И остро ранят тёплый, влажный воздух.
Хочу сыскать в облитых сном берёзах
Твой возглас, опрокинувший закат.
Хочу я уловить рождённый облик
Сквозь оболочку прежнюю твою –
Под кожей блик намёка или отклик
Из тлена, что сродни небытию.
Из памяти, из маленького дома,
Что нас хранит – вот непреложный факт –
Нам не исчезнуть. Все слова знакомы
И с Вечностью подписан наш контракт.
Но в лик хочу взглянуть твоей химере
Без трепета – ей проще ослепить.
И если кубком будет мир измерен,
До дна я выпью, чтоб тебе не пить.
Но знать хочу – когда меня закружит
Листом сухим, лишь башмачки стучат,
Тот блик в тебе очнётся ль, занедужит,
Воспоминаньем ранив сгоряча?
      1981



      *    *    *
Сломлены венцы, брошена солома.
Где вы, мудрецы запертого дома?
Где вы, голубые всадники небес?
Толпы расступаются, требуют чудес!
Воз не обойти, враз не обернуться -
Время нам поможет выполнить обет.
Кто-то слёзы льёт, чтобы не проснуться,
И пока везут, кто-то видит свет.
Сколько беготни, сколько утомленья,-
Душной пестротой весь облеплен зал.
Ошеломлены жаждой упоенья
И в кипенье душ варится скандал.
Мечут блеск клинки. Звон порезал воздух.
Отвори, отлей хмурый небосклон.
А когда уйдёшь – пусть наступит отдых
И отступит в миф тот, кто побеждён.
       1983



      *    *    *
Твой праздник – вымысел непрочный,
Вдруг обернувшийся судьбой.
И жизнь вращает круг порочный,
Чтоб времени водой проточной
Вершить расправу над тобой.
Прохладный уровень удачи –
И всё-таки опять покой.
Не здесь рождаются и плачут,
И жернова скрипят иначе,
В рассвет впряжённые тоской.
Я обретённое не трону.
Пусть заблужденье до конца.
Прикрою мантией закона
Ступени царственного трона.
Чтоб не изранили сердца.
      1983



      *    *    *
Простор и струны. Сумрак бездны.
Звучащих линий идеал.
Здесь призрак тающий и бледный –
Восстановление начал.
Стихия радостных забвений,
Предел высот и мастерства,
Все краски, звуки и слова –
Одна палитра откровений.
Ударить в колокол спешу,
Условных звёзд приметив лики.
Все маски, возгласы и блики
Рассвет отпраздновать прошу.
И, наг свершив в пролом зеркал,
Я сны и явь смешать готова,
Чтоб конь крылатый вспыхнул снова
И меч опасный задрожал.
К закату день подходит бледный,
Сплошные сумерки потерь.
Но рыцарь праведный и бедный,
Как прежде, странствует теперь.
     1983



      *    *    *
Ещё одна встреча-прощанье,
И берег, замкнувший залив.
Все всплески – шаги и дыханье,
И краткий, как вспышка, мотив.
Уставшие чайки над нами
Кричат, чтоб с последним лучом
Исчезнуть в загадочном храме,
Хранимом закатным ключом.
И дня отлетевшие краски
Опали, чтоб встретить покой.
И воздуха влажная маска
Сомкнулась над зыбью морской.
      1983
__________________________________

Copyright © Irina Morikh
__________________________________
         

               
                Льву Гунину
 
Создатели - как их созданье.
Но верно и наоборот.
Соотношение сознанья
С порогом зеркала - и вот
 
Через него переступаем...
Но что же видим? Стоп... Майн готт!
Навеки путь туда заказан -
Барьер никто не перейдёт,
 
Не переступит, не коснётся
Легко - ни взором, ни рукой...
Картинка не перевернётся -
Чтобы утешить, дать покой.
 
Напрасно шпагой паутину
Рассечь пытаемся - лишь вскользь
Уловим скрытую картину:
Сладка, как винограда гроздь -
 
Но холодна, как льды Камчатки,
Безумна - словно связь времён...
Несёмся мимо без оглядки -
Лишь свист и звон со всех сторон...
 
Ведь мы - бессмысленные люди
Из слов, что полые внутри...
Изобретательные судьи -
Все, кто в игре и вне игры.
 
Нам не дано ни в коей мере
Узнать, увериться, понять...
Мы просто тени в интерьере.
Мелькнули - можем исчезать.
 
Автор Ирина Морих,
Член Союза писателей Беларуси.
31.10.2023


Из сборника "Спутник Время" - 2022


   *   *   *

Вещь относительная - счастье.
И то, к чему летим подчас,
Ослеплены незримой властью -
Без сожаленья, без участья
Рукой бесстрастной губит нас.

Так крылья бабочки прелестной
Внезапно опалит огонь…
Пусть все вокруг кричат: «Не тронь!
Постой! Вернись!» - но всё напрасно…
В огне судьба её ужасна.

Соблазн подчас слепит и манит -
И мы летим, летим на свет…
Глядишь - а бабочки уж нет!
Вспорхнув, исчезла навсегда -
Как не бывала никогда.
6.01.2019


   *   *   *

Ноты в чёрных колпачках -
Гномы времени в пространстве -
С неизбежным постоянством
Держат строй, живут в веках.

Охраняют дух творца
И встречают нас с опаской -
В недоступных чёрных масках,
Или - в белых башмачках.

Со страниц на нас глядят,
Просят рук прикосновенья -
Только чашу вдохновенья
Пригубить пред тем велят.

Реют в радужных мечтах,
Недоступных всем разумным.
Замирают вдруг в раздумье -
И мелькают в небесах.
7.01.2019


   *   *   *

Что-то сказал я не то…
Утро, сомненья, улыбки…
Взгляды, движенья, ошибки -
И меховое пальто.

Что-то сказал я не то…
Воздух, авто, остановка,
Снег, мимолётность, парковка -
И разговор о пустом.

Что-то сказал я не то…
Краска, мгновенье, фасады,
Шёпот, обида, досада -
И поворот за мостом.

Что-то сказал я не то…
Руки, неловкость, смущенье…
Фото - навеки мгновенье -
И меховое пальто.
31.01.2019


    *   *   *

Что такое искусство?
Океан заблуждений -
Или взгляд сквозь миры,
Сквозь завесы туман?
Бесконечная тайна
Других измерений -
Иль серебряной сети
Влекущий обман? ...

Не материи вес,
Что нас давит нещадно -
Беспредельный полёт
Безмятежных светил,
Притяженье неведомых,
Вечных загадок -
Через дни напролёт
В мир неведомых сил.

Ах, какая игра!
Без условий, без правил -
Только звон колокольный
Еле слышен вдали.
Мы такие, как есть -
Мы летим без печали
Меж концом и началом
Над простором Земли.
25.02.2019


    *    *    *

    По прочтению Св. Августина

На стеклянной двери
Тонко звякнул колокольчик.
Среди оранжевой листвы
Мгновение замерло.
Время составляет
Меру движенья,
Пространство -
Образ мира.
Мы в измеренье - подобно
Всем сотворённым видам.
Смена дней через смену часов -
События, заполняющие время.
В них судьбы, подобные
Сплетению кружев
Из тонкой нервущейся нити.
Неведомый художник
Творит мир
Раз и навсегда.
Всё исчезает -
Мечта остаётся,
Заполняя все промежутки.
Мы прикасаемся
К сути настоящего момента.
18.04.2019


   *   *   *

Мы - не то, что с нами случилось,
Или что случиться должно.
И откуда мы отлучились -
Угадать нам не суждено.

Воспарив на невидимых крыльях,
Мы минуем условленный век -
И секунды серебряной пылью
Ускользают, теряя свой снег.

В рамках времени - жёстких, тревожных,
Смена истин и смена лиц
Совершается в срок, непреложно,
И со скоростью партии-блиц.

Мы случайные, как рисунок -
На воде или на стекле.
Как звучащие тихо струны -
А рука не видна во мгле.

Всё расплывчато, мутно, зыбко
В зоне скрытой от взора игры…
Но дарована нам улыбка
И полёт в иные миры.

Это миг или бесконечность -
Что растаяли без следа?
Безотрывно глядим мы в вечность -
Сквозь минуты, часы, года…
30.04.2019


    *   *   *

Она в начале,
Она без печали,
В потускневшей оправе -
Росинка любви.

Кто-то ушёл
И её здесь оставил -
На этом окне,
В тихом солнечном дне.

Качаясь плавно
В межвременье странном
И глядя сияющим взором сюда -
Она заполняет пустое пространство
И не исчезнет уже никогда.
14.05.2019


У ОЗЕРА

Зыбкая тень -
В воде отраженье.
Образ-набросок,
Забвения сон.
Мерно колеблется,
Манит движеньем,
Шаг, приближение -
Благостный звон.

Он проникает
Сквозь время, пространство,
Сердца коснулся -
И вновь вознесён.
Голос глубин -
Как оплот постоянства -
С небом согласен
И соотнесён.
10.06.2019


    *   *   *

Независимо от нас
Всё приходит и уходит.
И покоя не находит
Каждый день и каждый час.

Всё струится и бежит
С безоглядностью беспечной:
Юность, старость -
Всё конечно,
Всё волнуется-спешит.

Параллельные миры
Я - и время, мы - и чувства…
Неподвластно лишь искусство -
В невесомости парит.

И сквозит в нём вечный строй,
Безмятежный сон пространства -
Гений сна и постоянства,
Очарованный игрой.
11.06.2019


    *    *    *

Цветы, которые мы не видим,
Выпадают из рамок
Привычного мира.
Они расцветают,
Отбрасывая тень красоты
В необъятные сферы пространства.

Их благосклонность непостоянна,
Как согласие между словами.
Они мерцают в облаках
И покоятся в океане
Ритмически изменчивой жизни.

Цветы колеблются в руках,
Касаясь нас своими лепестками.

Мы - как они,
Вереница исчезновений.
2.07.2019


  ПИАНИСТ

Посвящается пианисту Ростиславу Кримеру (сыну)
(по поводу исполнения цикла П. И. Чайковского «Времена года»)

Звучит прелюдия весны…
Затем - очарованье лета…
И осени златые сны…
И поздние зимы рассветы…

Всё это в звуках передать
Душа сумеет пианиста
И пальцы… Быстро, быстро, быстро -
Вплетаясь в клавиш благодать -

Бегут! Волнуются! Летят!
И вдруг сорвутся, замирая…
Аккордом ласково играют -
И вновь по клавишам скользят.

Они влекут, они манят -
Прозрачных звуков переливы…
Здесь ноты, фразы и мотивы -
Но тихо расцветает сад.

И зал трепещет в такт ему -
Как будто вылететь стремятся
Сердца из тягостной тюрьмы,
Где так привыкли опасаться -

Своей материи земной,
Своих сомнений бесконечных,
Своих потерь, судьбы иной —
И дней, что прожиты беспечно.

Властитель звуков — пианист!
С тобой почти смогли поверить
В тот путь, который не измерить.
В тот мир, который свят и чист.
24.07.2017


НОЯБРЬ

Есть музыка чудная в этой поре -
В холодном, унылом, седом ноябре.
Дрожит под окном увядающий тополь,
Последние листья теряют сады…
Размазав холодные слёзы по стёклам,
Ступает ноябрь, оставляя следы -
На окнах блестящих, домах, тротуарах,
На лицах прохожих и сонных бульварах,
На крышах покатых, слепых фонарях…
Он шлёпает дерзко, задев впопыхах
И поздний цветок, и продрогшую птицу -
Повсюду печалится он и струится.
Замкнулись пространства - их срок истекает,
Незримая сила манит-увлекает…
Но музыка в тихую бездну пруда
Вольётся, как летнею ночью звезда -
И милая грусть нас обнимет, как песня.
Она обещает: всё снова воскреснет!
7.11.2019


    *   *   *

Как хорошо, что можно дома
Сидеть в тепле.
Как хорошо, что чашка чая
Есть на столе.
Я на часы гляжу украдкой -
Тик-так… Шуршат!
И шкаф косится для порядка
На циферблат.
Они бегут при солнца свете
И при луне.
Зимой, и осенью, и летом -
Я в стороне.
Их мерный шаг всё мимо, мимо -
У них свой путь.
С него секундам-пилигримам
Не соскользнуть.
На миг утрачено вниманье -
Шах королю!
Но пораженье и изгнанье
Не признаю!
Исчезнуть норовят фигуры,
Пасть невзначай…
Кто в играх - знает:
Режиссура - не в чашке чай.
8.10.2019


СОВРЕМЕННИКАМ

Поступать справедливо должно быть легко -
Вроде как пить материнское молоко
Младенцу - ведь это естественно, верно?
Почему же у нас выходит так скверно?
Случается ровно наоборот -
Едем назад мы, а не вперёд
По историческому маршруту,
Сметая прошлого все атрибуты.
Пятимся, вызвав столпотворенье -
В скверну, в раздоры, в разуверенье,
Зло и добро поменяв местами.
Этот маршрут мы выбрали сами.
Кружатся мысли, кружатся люди.
Коловороты. Тычут судьи
Толстыми пальцами. Они вершат.
На что укажут - то сокрушат.
Может быть, жизнь им кажется тусклой?
Как старые туфли, истёртые чувства?
Собрав на бездонных счетах миллионы -
Хочется вырастить смерти дракона?
Осколок луны прищурился грозно.
Он намекает - как бы не поздно!
Если флейта мира умолкнет -
Не будет света, не будет окон.
Ничего вообще. Даже медведей.
Сидя на карусели - далеко не уедешь.
10.11.2019


ПТИЦЫ ВЕЧНОСТИ

Где Птицы Вечности живут?
Там, где ручей бежит с вершины,
Где горы смотрятся в долины,
Где мирно облака плывут?

Минуют сотни тысяч лет -
Им всё зеркально-безразлично.
То, что прошло - для них безлично.
Движенья не было и нет.

Ведь в измерении ином
Они без срока пребывают.
Не судят и не сострадают -
Узнать хотят, в чём наша суть.

Зачем земная суета,
Следов-печатей мелкий бисер,
И вольный бег по биссектрисам -
Всего живого маета.

И не прискучит наблюдать
Им, неопознанным, оттуда.
Они препятствовать не будут -
Когда мы будем выбирать.
11.11.2019


МЕЛАНХОЛИКУ

Если мысли печальные дружно
Завели хоровую кантату -
Разыщи-ка весёлую книгу
И усердно читай её вслух!

Вряд ли это им будет по нраву -
Соберут они быстренько ноты,
Раз-два-три! Повернутся с поклоном
И на цыпочках тихо уйдут.

А потом ты припомни - однажды
В то далёкое, смутное время,
Когда был ты ещё так мобилен,
Что легко мог пойти под кровать -

Ты увидел сударыню-кошку,
Что сидела верхом на заборе -
И в восторге от этой картины
Принялся от души хохотать!

А теперь - умудрённый годами -
Ты способен вполне догадаться,
Что чем больше ты будешь стараться
Протирать негатива стекло -

Тем ты дальше пройдёшь по дороге,
Нарекаемой именем «старость»,
Хоть туда ты совсем не стремился.
Так куда же тебя занесло?
12.11.2019


БЕЛАРУСЬ. ДВА ВЗГЛЯДА.

Как хорошо быть молодцом -
Ведь в жилах кровь кипит,
Пылает удалью лицо
И улица манит.

Свобода - раз, свобода - два,
И закружилась голова,
И опьяняет шум толпы…
Мелькают лица и столбы

Под непрерывный вой машин,
И сердца стук — «Я не один!
Со мною весь народ!»
Давай - лети!
Не пропусти!
Вперёд! Вперёд! Вперёд!

…А кто-то там глядит в окно
И думает о том,
Что это жизнь, а не кино,
И надо строить дом.

Что завтра снова в шесть вставать,
И дочку в детский сад собрать.
И на работу до пяти,
И снова в детский сад зайти…

Потом быстрее в магазин,
И матери помочь…
И ты не оглянёшься, блин,
Как наступает ночь…

…Кто прав? И как их рассудить?
Игра идёт всерьёз.
Сегодня быть или не быть
Стране - стоит вопрос.
21.12.2020


СНЕЖИНКИ

Мои прозрачные стихи
С небес невидимо слетают.
Как снежный пух они легки -
Не исчезают и не тают.

Мелькают в дальней высоте
Между намереньем и звуком.
Они рождаются не в муках -
В кристальной горной чистоте.

И вне соблазна перемен,
Не уступив сомненьям место,
Мне иногда приносят вести -
Что в мире всё тщета и тлен.

Перед невидимой чертой
Одно придёт, другое минет…
Недосягаемой мечтой
Сразит внезапно - и покинет.

Но где-то в горной высоте
Порхают бабочками света -
Не тают и не ждут ответа
Незримые снежинки те.
27.01.2021


    *    *   *

Через сомненья и года
Идём - скитальцы.
Струится время, как вода -
Течёт сквозь пальцы.

Хочу стряхнуть с себя, как сон,
Тиски-мгновенья.
Но нерушима связь времён,
Их наважденье.

Знакомый чей-то силуэт
Во тьме маячит -
Из тех минувших, вольных лет,
Где всё иначе.

Где новой жизни завиток,
Следы, касанья.
Надежды ветреной цветок,
Шаги, дыханье.

Там много радужных побед,
Крылатых строчек,
Друзей, печалей и обид -
И многоточий…

Там день торопится ступить,
А ночь смеётся…
И вьётся радужная нить -
И рвётся, рвётся…
28.01.2021


МУЗЫКА ФЕВРАЛЯ

В серебре, в серебре
Рой встревоженных нот.
По утрам на заре
Вольно скрипка поёт.
И под музыку сфер
Сходит луч наугад —
Чтоб зажечь фейерверк
И пронзить снегопад.
Дня тускнеет коралл…
Молча город плывёт —
Как уставший корабль
В бухту сумрачных вод.
Прячет в призрачном сне
Свою робкую суть:
При зеркальной луне
Он мечтает уснуть.
Под вечерним плащом
Виснет серая мгла;
За узорным окном
Тьма на землю сошла.
Слушай песню зимы!
Пусть уносит печаль
Колыбельная тьмы,
Что колышет февраль.
2.02.2021


ЗИМА

Накрыла город пряжей белой
Зима, и холодом сковала.
Надсадно пела и скрипела,
Трясла пуховым одеялом.

Во тьме сверкала бриллиантом
И фонарём пугала кошку.
Скользящим зеркалом играла -
Скосив немножко.

Брела по улицам пустынным,
Разочарованно-сердита.
Следила грозно - чтоб застыло
И стало всё стерильно-чисто.

С нависшей мглой играла в прятки,
Её снежинками касалась.
Шептала тихо: «Всё в порядке.
Осталась малость».

За окнами сверкали ёлки,
Дразнили улицу огнями.
Поодиночке, втихомолку
Старушки в дом тащили сани.

Везли грехи свои и годы,
Переступая через ямы -
Куда осыпались невзгоды
И телеграммы…

И нависали над дорогой
Большие радужные тени.
И город, обойдя остроги,
Шагал на чистые ступени.

Заворожённые морозом,
Вновь легкомысленно-безумно
Глядели юные на звёзды
Сквозь обруч лунный…
4.02.2021


                В. А.
Булыжником в бездну?
Нет, не могла бы.
Сколько б эмоции о том не трубили,
Не убеждали, не утверждали,
Что выход рядом - в самонасилье.
С Ним везде - не только в постели?
Жанр басни. Вариант невозможный.
Каждый из нас рождён отдельно.
Это истина. Она непреложна.
Бросить прошлое? Запустить
Им, как мячиком, в космос времени?
И куда оно прилетит?
Недалеко - щёлкнет по темени.
Назначить минувшего палачом
Себя - погрузив в бездну отчаянья?
Пережитое не приложить кирпичом.
О нём можно только печалиться -
Да и то необязательно. Лучше порой
Просто вспомнить с тихой улыбкой.
Потому что это было игрой —
Одной из многих. И было ошибкой.
5.02.2021


НОКТЮРН

Метнулась тень под облака,
Свет серебром окрасил струны.
И в этот миг, задев слегка
Смычком скользящим обруч лунный

Пробрался звук, за ним другой -
И гибкая рука качнулась,
Улавливая чистый строй -
И струн чувствительных коснулась.

Не выпуская скользкий гриф
Летел, пути не разбирая,
Седой скрипач - небесный скиф,
Ноктюрн задумчиво играя.

Влекло его за облака
Бродяги-скрипки притяженье,
И не утратила уменья
К смычку привычная рука.

За гриф цепляется скрипач
Чтоб не упасть - и ненароком
Не соскользнуть в пустую пропасть,
Где заблуждение и фальшь.

Он легкомысленно-светло
Планирует под облаками -
Всё забывая, что прошло,
И в невесомость проникая.
12–13.2021


ЗИМНЯЯ КАРТИНКА

Тусклый свет, морозный день.
Сосны - шляпы набекрень.
А над ними снег мелькает,
Засыпает, зажигает,
Вертит-крутит, хороводит -
То зима угрюмо ходит!
Надзирает, не уходит…
Под окном сердито бродит.
В зеркало зима глядит,
И пугает, и грозит
Пальцем - длинною сосулькой,
Хрупкой ледяной бирюлькой.
Глухо по стеклу стучит,
И сверкает, и свистит,
Восстаёт - поёт метелью,
Нависает хмурой елью,
Норовит забраться в дом!
…Там художник за окном,
Уловивший пантомиму -
Он с натуры пишет зиму.
16.02.2021


ВОСПОМИНАНИЕ

Небеса пронзают глубиной,
Где-то вдалеке запела скрипка…
Март как на ладони предо мной
Вместе с тающей голубизной -
Неизменной, призрачной и зыбкой.

Ни с тобой, ни с миром, ни с весной
Ничего как будто не случилось.
Лёд задет мятущейся волной,
Идеальных квинт сияет строй -
Чистая гармония раскрылась.

Но летит меж рыхлых облаков
Прежняя весна-воспоминанье:
Суматоха пёстрая стихов,
Брызги растворившихся оков,
Молчаливых звёзд очарованье.

И парит, как лёгкий бриз, Париж -
Раскрывает вновь свои объятья!
Кружит нас весенний вальс-каприс…
Сумрак тает, ты в глаза глядишь —
И касаешься щеки и платья.
4.03.2021


ВРЕМЯ

— Вперёд и с песней! - время подгоняет -
Оно несётся с палкой позади
И на движение нас вдохновляет -
Особо, в общем, не обременяет -
Но за прибытьем к финишу следит.

Текущий год стремится к равновесью -
Чтоб своевременно подбить баланс.
Барахтается люд в противовесе,
Достигшие ныряют в поднебесье -
И на иной исход теряют шанс.

Дистанцию преодолею снова…
Я в теме - остальные тоже там.
Земля и небо - это суть, основа…
Движение уносит от былого
Без промедленья и без остановок -
И время, что несётся по пятам…
7.03.2021


НОСТАЛЬГИЯ

Посмотри!
Как плывут облака,
Как река глубока,
Как свободная даль
Прогоняет печаль -

Погоди!
Пусть нечаянный дождь
Смоет скуку и ложь,
Чтобы музыка вновь
Всколыхнула любовь -

Проследи…
Чтобы запах мимоз
В мире метаморфоз
Нас как прежде кружил,
Увлекал и манил,

Чтоб пьянила весна
Словно кубок вина,
Чтобы, глядя в глаза
Ты как прежде сказал:
«Навсегда…»
8.03.2021


*    *    *

Дверь Серебряного века
Потихоньку отворю…
На искристый полог снега
Посмотрю - и воспарю.

Там - за нею - как и прежде
Торопливые шаги.
Взоры, полные надежды,
Скользких теней двойники.

Снегопад - игра мерцаний,
Пламя меркнущей свечи.
Сладких вздохов колебанья
Стерегут её лучи.

Хаотично и беспечно
Скачет тень на потолке.
Роль играет безупречно -
Хоть висит на волоске.

Позабыты опасенья -
Здесь игра идёт всерьёз.
Расставанья ли, сомненья -
В пустоте повис вопрос.

От крестов своей печали
Ускользают - мимо бед.
Отрекаясь - исчезают,
Сладких губ оставив след.
11.03.2021


О ВРЕМЕНА…

Что за чудные нынче у нас времена!
Утро. Странно: проснулись, здоровы…
Не пожар, не чума, не потоп, не война,
И на месте привычном как будто страна —
Несомненный для радости повод!

Нас - похоже - ещё не сломили пока.
Не продали. И не добили.
Вот - помяли кому-то изрядно бока…
Да из шалости чёрная чья-то рука
Джинна выпустила из бутыли.

— Мало, мало! - взлетая, напутствовал джинн.
— Надо разуму дать помутненье…
Дивный шабаш устроим! Сто тысяч причин
Чтоб отпраздновать лихо великий почин
Мы имеем - отбросьте сомненья!

Всё сомнём и разрушим - текущий момент
Как нельзя поспособствует в этом.
Нам задачу поможет решить Интернет.
Бал объявлен! Приветствуйте эксперимент
И готовьте к отъезду карету…

…Заодно и к отлёту планету.
Ставлю подпись. Ваш Воланд. С приветом!
14.03.2021


УСКОЛЬЗНУВШЕЕ

Спят призраки. Печальный всхлип волны
Их беспокоит. Между сном и явью
Скользят, единым вздохом сплетены
И времени покрыты дымной шалью

Видения давно минувших дней…
Я с ними в сумасбродство погружаюсь
Неповторимой юности моей,
Звезды касаюсь - и ни в чём не каюсь.

Всё там - и лёгкий бред, и вольная игра,
И мы - рука в руке - по-прежнему блуждаем…
И в небесах витаем до утра,
Мечтаем - и на облаке летаем.
И поцелуи в этих вольных днях
Венчают нашу юную беспечность,
И счастье снова плещется в глазах -
И безрассудный вальс танцует вечность…
21.03.2021


РЕЖИССЁРЫ
Мчатся огненные кони
Через горы и моря…
Мчатся - будто кто их гонит,
Синим пламенем горят…

Молча небеса пронзают,
Раздвигают облака -
И сверкают, и мелькают…
В мастерской часовщика

Стрелки двигаются мерно,
Обозначив день и час
Проходящий, эфемерный -
Контролирующий нас.

А внизу - комедианты
Без тревоги смотрят вверх:
Игр весёлые гаранты
Обещают им успех!

Увлекает их теченье
И сулят потеху сны -
В них соблазнов предвкушенье
И победы скакуны.

…В тайном ящике Пандоры,
Что открыть они должны,
Притаились режиссёры
Чёрной магии войны.
25.03.2021


ЭКСПЕРИМЕНТ

Светящаяся сущность - это что? Беспечный
Огонь любви, что в нас пылает вечно -
Или костёр для воронов печали?
Как воссоздать здесь ночь - без звёзд и без луны?

Без солнца - день? В чертогах тишины
Искать подобное имеет смысл едва ли.
Иллюзия? Начало всех начал?
Внедриться в ритм иной, в иное притяженье -
Канкан соблазна - переход в астрал -
А дальше… Дальше - вечное движенье
И будущего радостный оскал -

Куда ты сбросишь, словно платье, тело
И схлопнешься. В незримые пределы
Ты угодишь, в невидимый капкан
Иллюзии - свободы паутину…
И не узнаешь - где был скрыт изъян,
В чём истинная кроется причина…
Детали есть. Не сложена картина.

Алкал свободы ты? Ну что ж…
Ты ищешь - значит, ты её найдёшь.
Держи: свобода - это ложь.

…Свобода там, где больше не зовут,
Не ищут, не встречают, не ревнуют,
Не помнят, не теряют, не целуют -
И в Летний сад ребёнка не ведут.

Замыслил ты стихию разнуздать,
Чтоб этот мир живой пересоздать?
Похоже - цель близка. Полшага - малость.
Всё кончено. Здесь нет твоих следов.
Истаяли - как вера и любовь.
И ты исчез. Но истина осталась.
26.03.2021


ЛЮДИ ЖЕЛАЮТ

Люди желают слетать с катушек,
Громко петь разбойничьи песни.
Люди желают много игрушек -
Сбрось им побольше - достань, хоть тресни:
Оружия, танков, ракет и хлопушек -
Разных стреляющих безделушек.

Люди желают много денег -
Чтобы с набухших небес упали,
Как тёплые ливни в начале мая -
А они бы ползали и подбирали…
Не прерываясь и обмирая,
От эйфории сознанье теряя -
Молча елозили б на четвереньках,
Не замечая на небо ступеньки…

…Им в этой позе навек остаться -
Как безымянной жене Лота...
Застыть суждено... Не зря боялись
Там, за спиной, увидеть что-то:
Поняли - слишком уж заигрались…

Стоит на краткий миг обернуться,
Случайно вдруг поглядеть назад -
На жало стальное можно наткнуться -
Острый, холодный, кинжальный взгляд
Тех, кого они обобрали,
Обвели, обманули - глаза завязали,
В бои без правил ловко втянули,
Растоптав элегантно законы морали.
31.03.2021


КУКЛА

Хочет ли кукла любить? Я не знаю.
Кукла хозяина не выбирает.
Кукла - игрушка, потеха, забава,
Ей не нужны ни признанье, ни слава…

Не пригодится бедняжке талант -
Лучше поправьте красавице бант.

Душу её ничего не тревожит -
Вам улыбнётся приветливо… Может
Скажете - что холодна, бессердечна?
В праздности время проводит беспечно,
Глаз у неё не живой, а стеклянный…
Думать о кукле? Выглядит странно!

Кукла — пустяк и всего лишь игрушка.
Кто принимает всерьёз безделушку?
…Сидит - где посадят, лежит - где положат…
Дверью не хлопнет и топнуть не может.
С гладкой причёской и кроткой улыбкой…
Не раскричится - что ты был ошибкой,
И что она была дурой набитой -
Кукла совсем не бывает сердитой!

Можешь её тормошить, наряжать,
Хвастаться ею, играть и бросать,
И засыпать с красоткой в обнимку,
Или позировать с нею для снимков…
А надоест - кинешь на антресоли,
Кукла не будет испытывать боли…
Можешь засунуть её под кровать,
Платье порвать - или просто отдать…
…Куклу забытую с полки достала.
Время свидетель - я куклой не стала!
6.04.2021


ФОТО-МИГ

Каждый видит то, что хочет…
Безуспешно тот хлопочет,
Кто очки свои напялить
Силится на нос чужой.

Всяк идёт своей дорогой -
Лучше, друг, его не трогай -
Потому что он отправить
В рейс способен затяжной.

Алчность, фанатизм и страсти,
Извращения, напасти
И глобальные проблемы -
Мир такого не видал.

Если в схватке те и эти,
То выигрывают третьи -
Вот такая микросхема
Всех концов и всех начал.

Век наш - век больших событий,
Эра космоса, открытий,
Вируса с проблемой вдоха,
Искривлённый путь затей.
Это сети Интернета -
В них запуталась планета.
Величайшая Эпоха.
Время маленьких людей.
7.04.2021


НА ВЫХОД!

(акростих)

Он планету невидимой сетью опутал,
Тень потерь опустилась летучим плащом -
Набросила вирус. Отсчёт по минутам.
А капкан может щёлкнуть - хоть ты ни при чём.
Смотри в небо, лови краски…
У вируса, как у разлуки, нет вдоха.
Храни свои дни - ходи в маске,
Опасна с крысиным оскалом кроха.
Дом - моя крепость, а может - отмазка,
Инстинкт ввинтиться - как крот - в нору.
Выходи только вечером - по указке
И помни - вьётся кругами горе.
Расправил страх свои крылья. Люди!
Уберите мишени, утройте усилья.
Сохранитесь. Остальное после обсудим.
Вирус не вечен. Расправьте крылья!
Он рассыплется в прах. Он скоро уймётся.
Не воскреснет. И никогда не вернётся.
9.04.2021


ЭТЮДЫ ДНЯ

Просыпается город - и нить надежды
Тянется через улицы, через проспекты,
Через дворы и башни вокзала.
Спор гармонии с хаосом - дня этюды.
Блестит река - искры брызжут из волн.
Мы бродим не по улицам, а по сайтам.
Это почти жизнь. Почти.
Прочти - в Интернете узнаешь,
Что ещё придумали люди.
Обыватели идут искать фатальные ошибки,
Потрёпанный бес толкает их в ребро.
Да здравствует Король! И всё сначала…
Пожалуй, ради этого не стоит
Выходить из дома — прав был Бродский.
Вздохи… Право, не о чём сожалеть!
Разве о том - что мы пропустили
Эту жизнь и её эфемерность.
Когда же будет новая реальность?
Отражаюсь в зеркальной поверхности реки.
11.04.2021


НЕБЕСНЫЙ СВЕТ

По великим просторам
Рассыпается звон,
Всё живое на миг
Зависает во времени -
И ликующим хором
В небеса вознесён,
Ангелок-огневик
Приподнялся на стремени.

Он на землю цветущую
Послан сейчас -
Тихий всадник бесплотный,
На луче ускользающий.
Видел райские кущи
Чудный ангел не раз,
И заблудшие души,
И лихие пожарища…

Призван подвиг свершить
И вражду погасить -
Заливает костры,
Душ воинственных пламя…
Чтоб горел на земле,
Как на вечной скале,
Освещая миры —
Свет пасхальный.
2.05.2021



Из цикла "Цветы мая"


4. ОДУВАНЧИК

Одуванчик мой медовый -
Тёплый солнышка отсвет,
Твой глазок открылся снова -
Знак весенних эстафет.

Ты с полянки улыбнулся:
- Вот и я! Опять вернулся!
Ненадолго - но зато
От меня кругом желто!

Полюбуйтесь: всюду злато,
В травах - мягкое легато,
На деревьях - птичий хор,
Скачет дятел - хроникёр…

Одуванчик без опаски
Пахнет мёдом, дышит лаской,
Дарит сладким поцелуем -
Что весною неминуем.
Одуванчик мой беспечный -
Словно юность быстротечный…
25.05.2021

--------------------


РАСЦВЕТАЙ…

Расцветай незаметно —
Среди тысяч холмов и долин,
Мимо рек и запруд
Пролетай, оставляя безбрежный

Край зелёных полей,
Обрамляющих рек изумруд
И прилежных гусей
Привечай на гнездовии прежнем.

Загляни на своё
Отражение в быстрой воде —
А затем за холмы,
Что мелькают всё чаще и дальше…

Что нам эхо пророчит?
— Нигде вы, нигде вы, нигде!
Но быть может - ищите
В лесной зачарованной чаще.

Так проходит июнь.
И всё ближе, всё лучше, ясней
Растворяемся в ритме
Всеобщего летнего танца.

Я слежу за изменчивой
Поступью лёгкой твоей -
И не знаю: мне плакать с дождём
Или в солнца лучах рассмеяться.
5–6.06.2021


МАКОВ ЦВЕТ

Свежа, нежна и хороша -
Как маков цвет…
Прекрасна ты, моя душа -
Тут спору нет.

В тех дивных давних временах
Росла, цвела…
За дальний горизонт в горах
В свой срок ушла.

…Всё так же маки в небеса
Светло глядят,
Блестит жемчужная роса,
Огнём горят

Цветов атласных лепестки -
Венцы любви,
Что так ласкающе-легки -
Лишь позови!

…По тропке правнучка идёт -
Как маков цвет,
Кому-то верности несёт
Святой обет.
13.06.2021


ГОЛОС ДУБРАВЫ

Первые листья сухие
  этого лета…
Ветер их гонит над зеленью
  свежей травы.
Шорохи в кронах деревьев
  и лёгких касаний отсветы
Юрких лучей,
  что запутались в сетке канвы
Летних рапсодий.
  Схлестнулось обилие звуков:
Где-то шуршат,
  и свистят, и поют и звенят -
Сотни дыханий живых.
  Уловимы они только слухом -
Летние души,
  что небо и землю роднят.
Сколько в них радости,
  творческой силы и славы -
Гимн воскресенью
  не смолкнет уже никогда.
…Слушаю я многогласье
  шумящей дубравы,
Что загляделась
  в зеркальные воды пруда…
18.06.2021


ЛЕТНИЙ ЭТЮД

Прости, прости, наш здравый смысл -
В садах, где ты плоды развесил,
Баланса нет. Игрою равновесий
Ты пренебрёг - стартуя сверху вниз.
Ты отзеркалил всё - и, повторив друг друга,
Изгибы рек прогнулись в небесах.
Мгновенье - и лучи проникли в полог луга,
Росистым серебром растаяли в глазах.
О, как они легки, прозрачны, невесомы!
Едва коснулись вскользь змеистых вод реки -
Её лихие с места стронули изломы,
Истомой летних волн окрасив завитки.
Здесь блики ясные — святые пилигримы —
Собрались, соскользнув с плывущих облаков:
Неосязаемы - и вовсе невместимы
В материи поток - как тени мотыльков.
3.07.2021


ЦВЕТЫ И СЛОВА

Я могу цветы увидать
Там, где не могут они увядать -
И не исчезнут завтра.
Может быть, это мантра,
Которая лишена смысла -
Летела в небесах и случайно повисла…
Зато установила тон и атмосферу -
Птичье пение послужило примером.
Результат - звуковая вибрация,
А может быть - обычная имитация
Смыслов и побед,
Которых нет,
И всё же…
Слова - это тоже
Цветы!
Нового дня живые мечты,
Грёза в бутоне, трепет желаний
В словах, распустившихся в чаше признаний,
Что зажигают в глазах обольщенье -
И незатейливых слов превращенье.
Цветы из прошлого приходят к нам,
Чтобы придать колорит словам
И передать сообщенье
В порыве своего излученья -
О том, как они улетели на звёзды
И смотрят сверху на нас иногда…
И что однажды мы улетим туда -
Рано или поздно.
30.06.2021



ВДЫХАЙ И ВЫДЫХАЙ

  Не выходи из комнаты,
  Не совершай ошибку…
   И. Бродский

Не сожалей о прошлом - не совершай ошибку.
Выходи из комнаты - надевай улыбку.
Скажешь - бессмысленно, под маской не видно?
Вообще - когда это закончится? Не знать - обидно.

О, не сожалей о прошлом, из которого вышел!
Мы - не дельфины, которые не слышат
Друг друга - если не на той частоте.
Мы на одной планете. Эти и те.

Всё, дружище! Выходи из дома!
Только не набивай брюхо до ширины аэродрома!
А если не знаешь другого счастья -
Зайди в забегаловку. И сразу возвращайся!

Голосуй за свободу выдоха и вдоха -
А не за то, чтобы кому-то было плохо,
И чей-то город накрыла волна
Войны. Планета одна.

И не надо орать - что чья-то вина.
Смотри на природу, забудь и отдыхай.
Хочешь свободы - вдыхай и выдыхай!
Больше ничего по большому счёту.

Главное - вовремя иди на работу
И зря не горюй о пустяках.
Не воюй, не воруй. Витай в облаках!
Чтоб потом не искать необитаемый остров.
На самом деле - всё просто.
О, покидай квартиру, не зови гостей!
Особенно - милашек из интерновостей.
Пусть меняют позы, соблазняют улыбкой…
Не открывай двери - не совершай ошибку.
Убирай легко - одним щелчком,
И двигай на улицу прямиком.
Сомнения следует переступать:
Комната ничего не может знать.
13.07.2021


ЗНОЙНЫЙ ЧЕРТОГ

Виснет сизая грусть
В беспощадном и знойном июле.
Задыхается город,
Обездвиженный смрадом машин.
Снова я затаюсь —
Чтоб желанья на время уснули,
Чтобы не захлестнули
Шквалы яростных жгучих лавин.
Солнце палит весь день:
Даже тень от него не спасает.
Ожидание, смог…
Сколько можно? Опять — 35!
Наступает мигрень:
Осторожно крадётся, босая,
Манит в знойный чертог —
Чтоб затылок больнее прижать.
Впереди развлеченье —
Ураганный и шквалистый ветер.
Подступает гроза…
Ненароком и крышу снесёт!
Я в сомнениях.
Лето - не слишком умелый гроссмейстер.
И двоится в глазах,
И безликие мысли вразлёт.
18.07.2021


ЖАРКИЕ СЕТИ

  "Любовь и голод правят миром".
   И. К. Ф. Шиллер

Всё эфемерно, всё случайно:
Стремленья, судьбы и планеты.
Зависли в странствии фатальном
Все, кто задумался об этом
Хотя бы в стадии начальной -
Не в силах выставить пикеты.

Любой закон, любая крайность -
Всё, что узнал ты, что забыл…
Для тех, кто не был здесь, кто был,
Прорывы в индивидуальность -
Игра невидимых светил.

"Любовь и голод правят миром"…
На это трудно возразить.
Так припечатал гений Шиллер -
Одной стрелой сумел сразить
Века, и поиски, и лица,
Благословенные умы,
Что лишь успели проявиться -
И скрылись за завесой тьмы.

Опровергать и не пытались
Благие светочи эпох
Сей постулат. Ведь жара вдох -
Инстинкт, что нам скорее в тягость,
Но вовсе не в благую радость:
Он не лишает нас оков -
А молча тянет в пасть грехов.

…Сквозь упоительные кущи,
Куда лишь Лебедь наш летал
За Ледой - сладкой и влекущей -
Да так, что разум растерял…
Гость непонятный, нежеланный,
Что враз покинул Вавилон,
Притянут сетью инфернальной
И в Еврот был перенесён -
В объятия смущённой Леды…
Как быстро он достиг победы!
Тем от забвенья был спасён.

Что было дальше - все мы знаем,
И продолженье опускаем.
…А голод - что же? Им был жуткий
Страданий выстроен чертог,
Где каждый малый промежуток
Заполнил огненный поток -
Что иссушает, разрушает,
Вторгается в живую плоть -
Грызёт, на части разрывает
И беспощадно истязает…
А после с жертвой ускользает -
Изведать то не дай Господь…
22–23.07.2021


ВЫБОР

Как и прежде, сверкает свобода
В параллельных обителях вод.
Бьют часы, отделив год от года -
Мерно двигают эру вперёд.

Ищут люди в перчатках и в масках
По следам-отпечаткам её.
Но как тень, не оставив подсказки,
Молча вольность скользнула в проём -

Между Сциллой, пещерною тварью,
И Харибдой, глотающим соль,
Замороченным волн пасторалью
И лобзаньями пены морской.

В маски замкнутые народы
Увидали разверстую пасть…
Отшатнулись на вёрсты, на годы,
Немо руки воздев к небосводу…
…Выбирай же, дружище, свободу -
Если сможешь её отыскать.
28.07.2021


АВГУСТ

Шагает август по ступеням.
Поочередно ночь и день
Играют мягко светотенью.
Деревья, встретив сновиденья,
Сдвигают шляпы набекрень,
Поют тревожно… Но не в силах
Ступить - пугают легкокрылых
Птиц, бабочек и насекомых:
Скользят меж пятен невесомых -
И молча косы расплетают…
И снова утро наступает.
Так, параллельно снам и яви,
Опутанные соловьями,
Плывут закаты и рассветы.
Леса, и реки, и дороги
Глядят в небесные чертоги.
Дождя светящиеся нити
Сшивают череду событий.
3.08.2021


ДЕНЬ ПОГАС

Случилось… Этот день погас -
И ты уходишь дальше, дальше…
Глухими сумерками час
Задёрнут - занавес из замши
Упал - и разделяет нас.

Исход. За плотною стеной
Быть может - быль, быть может - небыль…
Не увидать. Но странно - боль
Свою не отыграла роль.
И голос мне шепнул: "Изволь,
Гляди: в сей час открыто небо!"

И тут внезапно за спиной
Я вдруг почувствовала крылья -
И без сомненья, без усилья
Вспорхнула, трепетной волной
Легко подхвачена воздушной -
И полетела над стеной,
Призыву светлому послушна.
5–6.08.2021


РАЗНЫЕ ГОРОДА

Разные города,
Длинные адреса.
Скорые поезда,
Тихие голоса.
Было — глаза в глаза,
Молча — рука в руке.
Вылетели — в астрал,
Лишь следы на песке.
Тянет петлёю власть,
Несвобода — чума.
Душная эта страсть
Пташке вольной тюрьма.
На ходу, на лету
Засыхают цветы.
Миновали черту…
Это я. Это ты.
17.08.2021


СТРАХ

Каждый живёт на острове -
Острове свободы.
Не забывая о множестве,
Созерцая природу.

Снаружи остров шипы окружают -
Обоюдоострые сабли.
С них время от времени стекают капли.
Свергаясь, они угрожают
Искажением небосвода.

Шаг вперёд, вправо и влево -
За барьер - неизбежный крах.
Час сомнений. Восходит страх,
Который вовремя прерывает напевы
Сладких контральтовых голосов,
Исходящих из часов и весов
В сети приманивающих мудрых сов.
От ложных шагов страх ограждает -
И ты отступаешь, не рассуждая,
Посылам внешним не угождая,
В посулов патоку не вплетаясь -
Не открывая, не задыхаясь,
С позиции собственной не сдвигаясь.

Эта иногда полезная способность
Не даст превратить тебя в подробность -
Мелкую деталь чужого дела,
Незначимую часть чужой воли.
Позволит не вести себя, как овны -
Пятна, что сотрут всемирные войны.
Человек и так уйдёт туда,
Откуда пришёл. В войнах нет смысла.
Всё, что они приносят — беда.
С отрицательным знаком холодные числа.
23.08.2021


ВСЁ ПРОШЛО…

Зарядили дожди… Это значит - закончилось лето.
Неожиданно дерзко ударили капли в стекло.
Сквозь скользящие струи явленье пригасшего света…
Всё прошло, милый Августин… Ах, всё прошло!

Помнишь долгие дни, безмятежного счастья приметы?
Им утратили счёт - и в цветах растворялись мы вдруг.
Но тепло наших рук, и объятья, что солнцем согреты -
Всё прошло, всё прошло, милый друг!

Снова ливень в душе, как у мокрых растерянных листьев.
А в другом измеренье - смятенье карминовых губ.
Ветер так неожиданно сжал наши кисти -
И ударил дождём, уходя лабиринтами труб.

Мой осенний романс пусть закружит нас вместе с листами.
Всё прошло… Я не стану жалеть ни о чём, ни о чём…
Всюду дождь — над землёй, над тобой, над моими мечтами.
Я тихонько кружусь и теряюсь под этим
холодным дождём…
25.08.2021


ЗЕРКАЛЬНЫЕ СФЕРЫ

     Посвящается Андрею Белому

О цветы мои, серебристые!
Как кристалл прозрачный, лучистые…
Для чего вы над царством ужаса,
Соблазнённые, тихо кружитесь?

Позабытые туманным вечером,
Что шуршит омертвевшими листьями,
Искалеченные, в небо мечете
Кисти белые, грёзы чистые?

Тьму кромешную заклинаете,
Где Брунгильда бусы рассыпала…
В бездну глянете - не шатаетесь,
С птицей лунною чашу выпили…

Отвела со лба прядь льняных волос,
И с мечтательным бессердечием
Поманила вас дева вольных грёз -
Убаюкала красноречием…

Без сомнения взмыли в небеса,
Прямо в облако - словно рой стрекоз.
А оно расправило паруса -
И в зеркальные сферы унеслось.
27.08.2021


В ОСЕНЬ
Я бегу прямиком, без оглядки -
В осень.
Я в свинцовых ищу небесах -
Просинь.

На листве проступают следы
Грусти.
Обращаюсь не к фактам сырым -
К сути.

Галереей плывут города
Мимо.
Что нам грезится, что до поры -
Зримо?

Дремлют в вечности только одни
Сосны.
Для укрытия - малый жилья
Остров.

Осень - время свечей и ночей
Длинных.
Незнакомых очей в куполах
Старинных.
1.09.2021


ПОДЕЛЮСЬ…

Поделюсь дыханием своим
С осенью поры первоначальной -
С негой дня и томными ночами,
И привольем светлым и благим.

Паутина к небесам скользит -
Я её улыбкой провожаю,
И не знаю - счастье улетает
Или сон иллюзии сквозит?

В водах отражение ищу
Облаков влюблённости осенней, -
Неожиданное воскресенье…
И сомнений путы… Всё ль прощу?

Вот пылающей рябины гроздь,
В кроне шелестят воспоминанья.
Что сбылось - и вовсе не сбылось;
Есть чему - и нет чему названья.

Мир цветочный всё ещё богат,
Облака плывут в лазури чистой.
Лето отражается стократ
В небесах, что ловят взор лучистый.
7.09.2021


ПОРА ХРИЗАНТЕМЫ

Звуки арфы чаруют
Осеннюю влажную стынь.
Предрассветный покой…
Прорезая прохладу ночную,

Луч легко соскользнул,
Погружась в элегический сплин -
В сон осенних глубин -
И застыл… не зовёт, не волнует.

Этот час ожиданья -
Хризантемы лилейной пора -
Оживляет её лепестки,
Что холодного снега белее.
Всё заметней и ярче
Росинок на них филигрань,
Россыпь крохотных вспышек,
Что с каждой минутой смелее.

Я лучом притворюсь,
Чтобы молча следить за тобой -
Мой холодный цветок,
Драгоценный и влажный.
Всё ж рискую признаться:
Искрит искушенья поток…
Но коснуться не смею рукой -
Лишь могу любоваться.
12.09.2021


ЛАБИРИНТ

Комнаты уходят в зеркала,
В них привычно тени исчезают.
Отраженья молча ускользают.
Гонг. Эпоха сдулась - словно не была.

Поглядеть - сплошной сюрреализм!
Пронеслось. А сколько было шума!
Капитала власть… Социализм...
Королева, президент и дума.

Войны, революции… Фигур
Абсурда - несмываемые тучи!
Век компьютеров, научных авантюр,
Модулей, ракет… Чего же лучше?

Но сигналит старый трубадур -
И по-прежнему эпоху глючит.

В лабиринтах разум заплутал -
И не выбраться ему оттуда.
Королевство глянцевых зеркал.
Кривизна. Чтоб выйти - нужно чудо.
15–16.09.2021


ДОЖДЬ…

Дождь, дождь… На улицах пусто.
Дождь, дождь… Прелюдия грусти.
Дождь, дождь… От небес струится.
Дождь, дождь… Хочется забыться.

Звёзды… Прячутся за тучей.
Льются музыки созвучья.
Снятся города и страны,
Мифы юности туманной.

Будет снова много вёсен -
Только к нам стучится осень.
Просто - замыкаясь в круге
Провожаем птиц разлуки.
Дождь, дождь… Образ твой печалит.
Осень — причалит и отчалит.
Исчезают листья безвозвратно.
Всё, что в прошлом — стало непроглядно.
19.09.2021


НАБЕРЕЖНАЯ В ПЕТЕРБУРГЕ

Дождь - и как будто не дождь…
Свет на себя не похож,
Будто опущен. Ступени
Лестниц тяжёлых, витых
В брызгах воды золотых
Стынут в реке без движенья.

Дождь - и как будто не дождь…
Длинные, скользкие тени
Берег штрихами секут,
Контур меняют, растут -
Птиц-силуэтов сплетенье,
Близких небес отраженье.
(Из стихов прошлых лет)


ПАРОЧКА ГРИБОВ

Листва зашелестела в парке,
А я ждала твоих шагов…
Но вместо этого подарка
Нашла вдруг парочку грибов!

Они устроились надёжно,
Укрывшись у большого пня…
Я к ним шагнула осторожно -
Они взглянули на меня.

Два белых крепеньких грибочка,
Уверенных в своей судьбе,
Стояли под одним листочком,
Не помышляя о борьбе…

А тут вдруг я с ножом явилась -
Они не ведали, зачем…
А дальше… Нет, не получилась
Одна из всем известных схем:

Ведь не за этим приходила…
Живёт пусть парочка грибов!
Я отвернулась, отступила…
Ведь я ждала твоих шагов.
25.09.2021


РУКА НА СТРУНАХ…

Рука на струнах, а жизнь на взлёте -
Мне б только выбрать, куда лететь?
Лучи удачи - кому блеснёте,
Кого заставите побледнеть?

Причуды чисел - нечётных чисел,
И чётных тоже - в тревоге глаз,
И этот влажный солёный привкус -
Ах, как же мне не хватает вас!

Рука - на струнах, а мы - на фото,
И край мгновенья, за ним - мечта…
И вспоминается отчего-то
Твой смех и разная суета…

Я вновь вне времени и пространства -
Но руки тот же берут аккорд…
Они всё помнят, и постоянство
От нас там прячется и живёт…
4.10.2021


В ДЕБРЯХ ЖЕЛАНИЙ

Странствуем в дебрях желаний,
Между доходов и комариных трелей…
Люди! Что управляет нами,
Какие мы ставим цели?

Время тает. Ныряем в пространство -
Но шумят берёзы, как прежде…
Где-то там, вверху, постоянство -
Впереди бледнеет надежда.

Свет её удержать позволяет
Равновесие на качелях -
Пока… Но они всё выше взлетают -
Не догадываясь о прицеле.

Что за странная тяга толкает
К сущностям, что выражают тьму?
Братский круг вражда разрывает -
И порождает вирус-чуму.

Между доходов черствеет сердце…
A la guerre comme a la guerre - не побеждает
никто.
Не стреляйте друг в друга, пацаны! Поверьте -
Бумеранг сделает свой виток.
11.10.2021


ОСЕНЬ

Каждый из нас остаётся собой.
Всё остальное проходит мимо.
Люди и лета, незримо и зримо -
Всё ускользает в зенит голубой
Лентой атласной — толпой пилигримов.

Вместе со всеми я перехожу
В осень неспешную, сагу цветную.
Листья летят кувырком, врассыпную,
Мчатся к невидимому рубежу -
И на прощание землю целуют.

Замки воздушные… их больше нет…
Осень печальная, плакать не надо!
Ты не обнимешь меня? Столько лет
Я провожаю тебя грустным взглядом,
С чётким сознаньем иных эстафет.

Музыка осени… слушаю дождь.
Руки касаются клавишей нежно.
Не ожидаю, что снова придёшь -
Фильм впереди чёрно-белый. Подснежник
Спит долгим сном, с тихим ангелом схож.
21.10.2021


ДОМ ДЕТСТВА

Посвящается дому детства - Ул. Московская 48, кв. 1, Брест

Снова я пойду домой -
Через годы, через вёсны,
В космос мой - ещё не взрослый,
К детства радуге цветной.

Там акации растут
Прямо под моим окошком,
И гуляет наша кошка,
И друзья играть зовут.

Вот знакомый коридор -
Та же лестница и двери…
И соседи в интерьере -
Жмурюсь молча… Что за вздор!

Шаг вперёд. Включаю свет.
Эхо гулкое. И снова
Вижу призраки былого -
То, чего давно уж нет…

Вот девчонки-близнецы
Машут радостно руками.
Что-то говорю я маме…
И серьёзные отцы,

Поздоровавшись друг с другом,
Исчезают в полукруге…
Вот играет тень моя,
И сверкает пианино…

Летний день воскресно-длинный.
За столом сидит семья -
Папа, мама, снова я…
Тишина, сервиз старинный.

…Дом прошёл сквозь строй огня,
Дым военных лихолетий.
Но держал всегда в секрете
То, что было до меня…
28.10.2021


ТЕНЬ

Не в том печаль, что обещанья
Рисует дождик на стекле…
Что не ценю его старанья,
Что заблудилась тень во мгле.

Что где-то спрятались свирели -
Чтоб их услышать не могли…
И мы с тобою не сидели
На самом краешке земли…

Что из того? В аллеях длинных
Скучают томные лучи
И в замках прячутся старинных
При свете тающей свечи

Фигуры истинно прекрасных
И недоступных миру дам.
Они милы и безопасны,
И лишь напоминают нам -

О том, что были миллионы
Людей сто лет назад всего…
Любовь, и страсти, и законы…
И не осталось ничего.
26.10.2021


ТЕНЬ С ЗОНТОМ

Когда ни до чего нет дела
И в строчках тьма,
Когда терпенье на пределе -
Совсем чума…

Когда ни близких, ни далёких -
Вползает страх,
И силуэт твой одинокий
Притих впотьмах -

Тогда возьми себя за руку
И проведи
Туда, где образы и звуки,
И льют дожди,

В тоски холодную обитель
И липкий мрак,
Где чувств провалы и событий
Забытый тракт,

Припомни - что пройдёт и это,
Как тень с зонтом…
И ты поделишься секретом
Со мной потом,

И позабудешь всё, что было
В тенетах дня,
Что вместе с временем уплыло…
Но не меня.
7.11.2021


ТЫ УЕЗЖАЕШЬ…

Ты уезжаешь - я остаюсь.
Вместе со мною старая грусть.
Поздняя осень. Серые дни.
Милого края шквалы-огни.

Вечер и ветер. Холод и мрак.
Ты уезжаешь. Пусть будет так.
Пыльные бури вздыбили век.
Свет убывает. Медленный снег.

Всё нереально, словно в кино.
Кадры мелькают - мне всё равно.
Остров печали. Я не боюсь.
Тихо, как в небе… Я остаюсь.
12.11.2021


ПРЕДЗИМЬЕ

Ах, эта осень…
  что ударяет меня по рукам
И согбенную спину
  пинает рассерженным ветром.
Распоясавшись, бьёт
  ледяною струёй по вискам:
— Ты о вечном припомни, - поёт, -
  о бессмертье!

В мокрых перьях ворона дрожит,
  и воздушный поток
Увлекает её за собой,
  кувыркая бездушно.
Кое-как удалось малой птице
  найти за трубой уголок -
И оттуда глядит - и блестит
  чёрный глаз непослушно.

По ошибке вдруг солнце
  сверкнуло на миг из-за туч,
Осветив слепки лиц,
  привидения листьев промокших -
И стыдливо убралось,
  свернув покаянно свой луч,
Беглый штрих прочертив
  на фигурах продрогших.

Громовые рулады зимы
где-то там, вдалеке -
А пока впереди
леденящее душу предзимье
И воздушные замки, что стоят
на промёрзшем песке,
И привычные мы — с песней
в заданном кем-то режиме.
18.11.2021


КТО УСЛЫШИТ

Куда мы катимся сквозь новое пространство -
В потоке цифр теряясь, что толкают
Нас справа, слева, снизу - и пинком
Холодного расчёта с ног сбивают?

Какое-то слепое окаянство,
Что сквозь небес защиту протекло,
И подлинное имя ему - "зло"
(Которое усиленно скрывают) -

В расставленные сети прямиком
Нас без пощады ловко опускает.

Мы пленники. Хотя и любопытны
Не в меру. И грешны,
Доверчивы, подвержены соблазнам…
Себе прощаем всё, что безобразно.
Мы только с виду лишь благообразны -
На деле все пороки включены.
Все кнопки, точки, символы войны -
Владения структур. Мы это знаем.
Играем молча. Но во что играем?

Колодец тайн и поисков венец
То появляется, то исчезает…
Поёт, шипит, свистит и соблазняет…
И надобно решиться наконец -
Скатиться вниз и дальше полететь.
Не ожидать, не думать, не смотреть…

Довольно почесав живот,
Чеширский Кот
Улыбку засветил из-за кулис
И сразу же убрал:
— Все вниз, все вниз!
Я объявил аврал!
Прочь, прочь - пока никто вас не догнал
И, разума лишив, не удержал!
Вот парадокс: чтоб разгадать игру,
Скатиться надо в Кроличью нору!
…Вы, кажется, сказали что-то? Ах, заказ…
Но только кто УСЛЫШИТ ВАС?
23.11.2021


ДЕНЬ ЗА ДНЁМ

Деревья сжались, и в недоуменье птицы
Качаются на ветках бытия.
Безмолвно-отрешённо снег кружится…
Застыла в ожиданье колея,
Готовая к защитному покрову,
Началам и концам, и повторенью снова.

Прописываясь в долгую цикличность
Законов и струящихся светил -
Рука слегка дрожит, лишаясь сил,
Боясь, чтоб кто-то луч не погасил,
И дразнит идеальной пустотой безличность.

Теряя день за днём, задерживая вдох,
В незыблемой надежде воскресенья -
Пусть не запутается в космосе эпох
Тот, кто услышать сможет откровенье…
26.11.2021


Я ТАНЦУЮ…

В беззаботном полёте, как бабочка странствий,
Я танцую без остановки…
Без страховки -
Ведь там не опасно, где нет препятствий,
И не нужна особая ловкость.
В этот момент, когда я танцую
Со своей юностью и её обнимаю -
В воздушном потоке кружу, обо всём забываю…
Я взлетаю!

Танцую и не боюсь высоты,
Ощущаю полёт - только я и ты,
Моя юность. Ещё не поздно -
И падают с неба цветы,
А может - звёзды…

Танец нас кружит - а небо хранит секрет.
Ночи и дни не оставляют след -
И освещает неверный свет
Мой странный балет.
29.11.2021


ПРИТАИЛАСЬ ЗИМА

На краю тишины притаилась зима.
Я стою у реки. Забелились дома -
И почудилось, будто бы вовсе их нет…
Только ветер поёт, как безумный кларнет,

Снег сдувает… Сквозит зеркалами река.
Гладит день пустота. Цепенеет рука.
Льда блестящий осколок ко рту подношу:
Был когда-то водой… На него подышу -

Пусть растает на миг, хоть чуть-чуть оживёт…
И припомнит, что лето заснуло и ждёт.
Неподвижно стою, помянув о былом.
Кто б на нас подышал, чтоб не стали мы льдом?

Здесь гравюра чиста в чёрно-белых тонах,
В играх искр серебра и святых куполах…
В звонкой чаше зимы - отражение дня
И бездонного неба. Тебя и меня.
4.12.2021


СКАЧЕТ ТРОЙКА

Поток сознания. Настройка.
В небесной дали скачет тройка
И колокольчиком звенит.
Душа моя не говорит —
И всё-таки её я слышу:
Когда гляжу, как снег на крыше
Пластом приплюснутым лежит;
Когда на времени избыток
Сердито жалуюсь порой;
Не различаю - где герой,
А где - коварства экспедитор…

Какие мысли согревают
Зимой, когда повсюду снег?
Когда немалый мой пробег
На бездорожье намекает?
А тут и вирусный наш век
Грозит опасным поцелуем…
Короной машет — и шифрует
Полёт безумный дровосек.

…И всё-таки - к чему ты клонишь? -
Читатель спросит у меня.
— К тому, что время не обгонишь,
И мы - на линии огня?
Скажи, что держишь на уме?
— Ах, господа… Клоню к зиме…
6.12.2021


БЕЗОПАСНЫЙ РЕЦЕПТ

От чего избавляет работа?
От порока, нужды и заботы.
Если коротко выразить, ясно -
Это самый рецепт безопасный.

Не придумано лучше лекарства
От наркотиков, лени и пьянства,
От инерции, нервов расстройства,
От амурных страстей беспокойства.

Нужен детям учитель хороший,
Нужен мост, что рабочим проложен,
И надёжный проект инженерный,
И спектакль интересный премьерный.

Нужен всем и шофёр, и электрик,
Хлебороб, балерина, сантехник,
Лётчик, что поведёт самолёты -
Нет на свете напрасной работы.

Нужен врач, чтоб с недугом сражаться,
Космонавт - на орбиту подняться.
Всем заводы нужны и квартиры…
А ещё - нужен мир во всём мире.

Континенты, и люди, и страны,
Все моря, острова, океаны
Жить должны без опаски и страха -
Ощущенья всеобщего краха.

Лишь одно на планете фальшиво -
Бесконечная жажда наживы.
Арбалетные стрелы соблазна,
Что доводят людей до маразма.

Не садитесь на рели-качели!
Вылезайте из тёплой постели -
Чтоб в любой вы работе блистали…
И играйте, друзья, на рояле!
9.12.2021


КАРТИНЫ ЧЮРЛЁНИСА

Там море плещется, прислушиваясь к нам,
И ветер песнь сквозящую заводит -
Песок гоняет к дюнам и волнам…
И где-то вдалеке слепое счастье бродит.

Бегут поля, бескрайние леса,
Свободою сияет бригантина -
Ныряет скользкой рыбкой в небеса,
Прикрытая иллюзий паутиной.

Там племя недовольное слепых,
Что в сеть торопится столпотворенья,
Исчезло вовсе - словно стёрло их
И приняло иное измеренье.

Там профиль короля: его пронзает взгляд
Сокрытые неведомые дали
И сферы бытия, где вечный снегопад
Сияет тишиной - и кончится едва ли.

Там идеально всё: нет времени… часов,
Что отмеряют путь с пугающей сноровкой.
Покой фантомов зла и вечности весов…
А о скончанье дней и помышлять неловко.
13–14.12.2021


НАЛЕТЕЛИ МЕТЕЛИ…

Налетели метели,
Расплели кружева.
В мягкой снежной постели
Затерялась листва.

Кружит, хлещет позёмка -
Холодов свиристель:
Подвывает негромко,
Как рассерженный шмель.

Свет мигает неверный,
Тьма его гонит прочь.
Снег летит эфемерный
В непроглядную ночь.

Неприкаянный Каин
Стережёт рубежи.
Вьётся вьюга седая -
И строжит-ворожит…

Дня белее и ночи
Безнадёжней она -
Всё хлопочет, хохочет
И стучит у окна.

Сквозь застывшие трубы
Проползает, свистит…
Что сумеет - погубит,
Обездвижит, пронзит…

И по россыпи вьюжной
Расстелив пустоту
Напророчит недужным
Краткий путь в мерзлоту.

Искры молча слетают
В чистый храм ледяной, -
Только звёзды не тают
За отвесной стеной.

Грань земли опустела.
Непорочна, бледна,
Все земные пределы
Караулит луна.
19.12.2021


ЯВЛЕНЬЕ МУЗЫКИ

Изобретательные пальцы
По гладким клавишам скользят,
Касаясь ласкового глянца -
То притаятся, то взлетят…

В свободном времени паренье -
И отрешения пора.
И чудеса, и отраженье,
Сердечных сфера отношений -
Явленье музыки… Игра…

Раздолье тембровых фантазий -
На ветках звуки, на цветах,
И на снежинок нежной вязи -
В недосягаемых мечтах.

Они всегда - в соединенье
И ждут, когда пробьёт их час -
Чтоб появиться на мгновенье
И, сочетаясь в притяженье,
Чувствительно коснуться нас.
28–29.12.2021


СПУТНИК ВРЕМЯ

А что поделаешь? Уходит
Наш Спутник Время - час и день…
За ними месяц, будто тень,
Скользит… И снова год в пролёте.

Куда эпох шагает строй -
Торжественно, как на параде?
Из темноты на свет - не глядя -
Чтоб снова скрыться за горой?

И можно как угодно звать,
Кричать: "Остановись, мгновенье!" -
Но не услышит Провиденье
И звёзды, что ему под стать.

Блаженной Вечности лицо -
Воображенье старой сказки.
И мы - привычно, без опаски -
Вращаем лунное кольцо.
3.01.2022


НЕ УСТАНЕМ…

Мы лететь не устанем -
И летом, и белой зимой…
Между злом и сияньем,
Восходом и славой земной,

Между таинством ночи
И пульсом восставшего дня -
Что на миг обесточит,
Лишая живого огня.

И с высокого места
Печальных подоблачных гор
Проникаем в просветы -
Зазеркальные блики озёр,

Где пугливые тени
Неприютно куда-то бредут
Через сны и ступени,
И сквозящие стрелы минут.

Не сбивая дыханья,
Между ложью и сутью самой
Мы лететь не устанем -
И летом, и белой зимой…
10.01.2022


НЕ ТОРОПИТЕ ДНИ…

Не торопите дни, не погружайтесь в сумрак…
Пускай в сплетенье рук покоится судьба.
Далёкие огни. Бессмысленность триумфа.
И перспектива - стать частицей вещества.

Несбывшиеся сны не стоят сожалений -
И точки невозврата позади скользят.
Но светится окно в покое отражений -
Касаньем тёплых губ, забвением преград.

Там всё, что за семью печатями сокрыто,
И подведён итог невидимой чертой.
Изменчивый узор, старательно размытый,
И мы на нём - как пазлы истины простой.
17.01.2022


СТИХИ

Есть стихи для многих,
Есть - для немногих.
Есть пространства остроги -
И света дороги.
Наша грусть не имеет значенья,
Как зона их привлеченья:
Ничем не измерить,
Никому не доверить -
Как душу на попеченье.
Струятся, лучатся — и это
Бывает зимою и летом:
В просторах небес, на воде,
На суше, в мечтах, на работе,
В пустых разговоров болоте…
А впрочем — везде…
22.01.2022

_ ---- _ ---- _ ---- _ ---- _

Использованные иллюстриции:
1) Blake, W., Divine Comedy, Pity
2) Unicorn
3) Дали, Сальвадор, Христос, 1951
4) MAGRITTE, Rene, Amants [1]
5) Муха, Альфонс, Манифест 1861 г. об отмене крепостного права ("Славянский цикл")
6) Гунин, Виталий (1964-1990, Бобруйск), Ветренный день на реке ("Река, кувшинки")
7) Piero della Francesca, Adam Mort (Legenda)
8) MAGRITTE, Rene, Amants [2]
9) Picasso, Pablo, Arlequin assis (1923)
10) Муха, Альфонс, Дневной порыв (Из цикла "Время Суток")
11) Древнеегипетская фреска
12) Dali, Salvador, Mad Minerva (1968)
13) Picasso, Pablo, Mere et enfant (1922)
14) Гунин, Лев, Лес (фотография) [Лес вблизи Ракова, под Минском - 1974]
15) Гунин, Виталий (1964-1990, Бобруйск), Натюрморт со скрипкой
16) Дали, Сальвадор, Всадники Смерти
17) Муха, Альфонс, Коронация сербского короля Душана (из "Славянского цикла")
18) Муха, Альфонс, Весна, из цикла "Времена Года" ("Сезоны")
19) Работа известного компьютерного дизайнера МАТТЭ
20) Гунин, Виталий (1964-1990, Бобруйск), Вид на Шоссейную.
21) Гунин, Виталий (1964-1990, Бобруйск), Птицы.
22) Гунин, Виталий (1964-1990, Бобруйск), Ира.
23) Гунин, Виталий (1964-1990, Бобруйск), Мольба срубаемого дерева.


Поэзия Ирины Морих была "открыта" Львом Гуниным, которому удалось уговорить свою преподавательницу на первые публикации её стихов. С тех пор Ирина Борисовна стала известной и признанной поэтессой; она получила ряд литературных призов; её стихи опубликованы в антологиях и журналах, и отдельными книгами.

__________________


___________________
ЛАРА МЕДВЕДЕВА
___________________

Стихи 1980-х годов
___________________
 
Лара Медведева

НЕПРИКАСАНИЯ ИГРА

Бобруйско-минская поэтесса. Её образы прозрачны и тонки. Слова в её стихах плетутся, как узоры. Её философские, теологические, иногда урбанистические мотивы сочетаются с неповторимой грацией, обжигающей раскалённых чувств, иногда с эротизмом. Её стиль отличает характерная для всех минских поэтов "бобруйского" круга эстетичность. Пророческие смыслы, сарказм и сатира: также не чужды ей. Подчас в её манере появляется налёт условной "этнографичности" и салонности, снижающих общий уровень. Тем не менее, мы приводим и эти её поэтические высказывания как "эпицентр" "культурологической хроники" тех лет.

1964 года рождения, Лариса была дочерью важного (и влиятельного) военного сановника, и воспитывалась поначалу в соответствующей среде. Потом её родители развелись, и она - примерно с 12-ти лет - жила с мамой и отчимом. Работники торговли, они были далеки от интересов дочери, не поддерживая её увлечение дизайном, поэзией, участием в демонстрации мод. Когда в Советском Союзе, этом оплоте ханжества и пуританства, появились первые робкие шоу моды, Лариса участвовала в таких показах в Гродно, Вильне (Вильнюсе), Минске и Ленинграде (Санкт-Петербурге). Вскоре ей удалось обосноваться в Париже, где она под французской фамилией стала манекенщицей, фотомоделью и дизайнером одежды.

Если она и продолжает писать стихи, то исключительно на французском языке.

Лев Гунин


     Стихи Лары Медведевой даны в редакциях Льва Гунина



      *              *              *

Обострена до восприятья
Неприкасания игра.
Нерасторжимый миг объятья
Расторгнут и разбит вчера.

Стеной разделены секунды
Свершающие этот миг,
И даже - цельный и подспудный -
Толчок без откровенья сник.

И вот - лицо моё в ладонях,
И я стою перед окном.
И слышу, как по ком-то звОнят
Звонки и потрясают дом.

Но стены созданы как будто
Затем, чтобы не пасть тогда,
Когда отчаянье как смута
Таранит их - когда беда.

И если кто-нибудь отторгнут
От сути цельного стеной,
То возместить его не смогут
Ни часть тебя, ни разум твой.
     1981.

Copyrights © represented by Lev GUNIN



БУДУЩЕЕ
                Михаилу Печальному
                (подражание)

За облаком нежданной кривизны,
как за вуалью неживого сада,
мне знаки непонятные видны
знакомого, но странного распада.

Там глаз желтки (размешанные с днём,
с дождливым и безлюдным воскресеньем)
горят огнём фонарным - и огнём
безумного, больного отреченья.

Его кривые, злые языки
съедают нас, сжигая всё на свете,
со всем, что нам приелось до тоски,
и с чем зачаты будут наши дети.

И в тупиковый бред, в кошмарный сон
нас поведут, ложась под ход, как шпалы:
замок на рот, удавка и поклон,
и сталинские неолибералы.

В своей дебильной радости дурной
от близости поминок коммунизма
в одной стране, мы не увидим той,
что эту странно отразит, как призма.

И эстафету рабства отберёт
живым, горящим факелом завета.
Так стоило ли так тушить нам тот
и стоило ли умирать за этот?

Тоски и рабства пламя подожжёт
страницы книг, поэтов старых лица;
и капли изумительные нот,
и жизни обнажённые страницы.

Оставив только гарь и пустоту
от жизни прежней, от родной культуры,
осуществив безумия мечту,
достроив замок до карикатуры.

И этот мой несовершенный стих,
мой вечный панегирик Чингиз-хану:
он будущее прошлое постиг,
учуяв пах его ноздрёю рваной…
        1985 г., Бобруйск - Минск.

Copyrights © represented by Lev GUNIN
 


    *      *       *
В мире жила я руками,
губами, глазами,
плечами.
Я была просто собой.
Но мир - постоянно иной.
И он обретает очки,
                чулки,
                башмаки,
                колпачки.
 И лишь обнажённая грудь
способна его обмануть.
             1980 год.

Copyrights © represented by Lev GUNIN



ДАНАЯ 
                Ты хочешь уходить?
                - Так уходи.
                Но мир опять
                такой большой
                и странный.
                … грущу…
                …Желанный…
                Но в грусть мою
                тебя я не пущу.
                1980 ?

Стихотворение написано
совместно со Львом Гуниным

    Copyrights © by the editor
 


     *        *        *
                Льву Гунину

В твоих желанных песнопеньях
полулюбовь и полубред,
в них есть невыраженный гений,
но страсти безоглядной нет.

В них есть причудливость и странность,
в них мир на грозной глубине.
Но ты со мною не был ласков,
не целовал ты губы мне.

И я потом одна страдала,
идя домой в сырой ночи.
Пусть я тогда всего не знала:
но ты уж лучше помолчи

о том, что ты ещё догонишь,
что ты согреешь и прочтёшь
о мыши, что в себе хоронишь,
о мире, в чьём кругу живёшь.

И пусть тебя щитом ладоней
подымет дикая толпа:
меня и это не догонит.
Но всё равно любовь слепа.

   Copyrights © represented by Lev GUNIN



                Льву Гунину

Гул мистики и тьмы в твоих словах.
И неги сладостной, и гроздей откровений.
Но запечатан этот редкий гений
Сургучной розой... ложью на устах.

  Copyrights © represented by Lev GUNIN 



       СОН КОНЕЙ

Кони рыжие явились               Ко мне во сне
Полями жёлтыми им долго     Брести в пути
У коней мои                Глаза и слеза
У коней мои                Волосы и глаза

И я ощущая у себя лошадиную грудь
И я рвусь в бег     в бесконечный путь
Топот их копыт                В меня вбит
Ржанье их ноздрей                Мне милей
Чём хвалёный ритм стихоплётных элит

И (об одном вспоминая коне...) :
Быть может, это я им приснилась во сне?
             Ноябрь, 1980.

Copyrights © represented by Lev GUNIN



         *          *          *
                Льву Гунину

Ты бородат. Ты как медведь.
Но тело мне твоё знакомо.
Твоя душа горит, как медь,
в твоих нордических хоромах,
где ты: патриций и плебей,
но по природе - раб: желаний,
укусов совести, страстей,
не сознаваемых признаний.

Ты раб, которому тайком
отдав свой гибкий стан и губы,
я покидала этот дом,
из двери вынося под шубой
осколки чувств, следы добра,
миров приплюснутые грани:
в обмен на ночи до утра,
и совмещение дыханий...

И ты довольствовался тем.
Но тело я своё отдала
тебе совсем не насовсем:
не потому, что не желала,
а потому, что и царя,
с бездонной жаждой идеала,
в своих объятиях сжимала.
А ты, того не говоря,
сказал, что ты отдашь, горя,
всё. Но лишь только не начала.
И то сочла за благо я.

   Copyrights © represented by Lev GUNIN



           *            *            *
Пусть я тебя и не любила.
Пусть я тебя и не люблю.
Но я тебя не победила.
И потому я вновь молю,
Чтоб Бог мне ненависти не дал
К тебе злопамятной, чужой:
Ведь ты в другом и тайном небе,
И судия тебе иной.
         1981.

  Copyrights © represented by Lev GUNIN



        *           *            *

Я сегодня шла по осыпи железнодорожной.
Я знала: что прощенье невозможно,
что пол ночного неба решетом,
горящим белым в дырочках огнём
(что как булавки колют тело нам),
я, отдавая, всё же не отдам.
И здесь, в районе дальнем городском,
я в первый раз подумала о том,
что люди здесь, как и везде, живут,
людской молвы храня суровый суд,
что я теперь одна из многих них,
я - капелька среди морей других.
И Бог глядит сквозь дыры в душах в нас,
и видит плоти в судьбоносный час,
в сомнениях и муках наш удел,
и наших сил очерченный предел
в тревожащей и страшной глубине...
И одиноко становилось мне,
избалованной Центром, в этой тьме,
шипящей, что и этот есть район,
пусть далеко, пусть на отшибе он.
Мне ж до него ещё идти, идти -
коль не смогу его в своей душе найти.
        Лето, 1981.

Copyrights © represented by Lev GUNIN



     *           *           *

Сердце шестикрыло.
Оно из меня улетело.
Ангела я открыла
в глубине своего тела.
На дне своих глаз открыла
звёзды, что шестиконечны.
Космический ветер в ветрилах
уносит меня в вечность.

Где же вы, косы, что были
две, по числу моих бёдер?
Зачем от меня отлучила
двоичность, что сиротно бродит
любовников тенью - и плачет
средь шестиконечных пробоин?
Кто больше презренья достоин:
Каин, иль тот, кто Авель?
Из пламени, или из капель?...
Пахарь, иль тот, кто воин?...

Мне коптить незаслуженно строки
не позволит монах шестиокий.
Мне посох пустынный укажет,
где Лежит Мой Предел Шести Сажен,
где руки сложить по веленью
тени-тенью, не тени-тенью...
        Февраль, 1981.

   Copyrights © represented by Lev GUNIN



       *        *        *

Я заглянула в зеркало:
двух глаз усталый взгляд.
И волосы зачёсаны:
назад, назад, назад.
И лоб как будто выпуклый:
чуть-чуть крутой, крутой...
И что-то говорило мне:
о той, о той, о той...

О, моё отражение!
Приди... не жди, не жди...
Ты как бы наваждение:
прости меня, прости.
Прости, что я боюсь тебя,
боюсь и не боюсь.
Прости за этот грустный взгляд;
гляди... не трусь, не трусь.
Прости, что я не в зеркале,
а только тут-тут-тут.
И это утро белое:
что зеркалом вокруг...

Да, знаю, что красивая:
но я не вся, не вся.
И губу закусила я,
за рамою вися.
Да, говорят, красивая,
и то же он сказал.
Но разве не фальшивая
поверхность всех зеркал?

И часть меня - невзрачная,
без этой лепоты -
откроется незрячими,
которым имя «Ты».
Доступно осязанию
то, что не видит глаз.
И лесенкою странною
дымок идёт из глаз.
Скажи, скажи мне, Зеркало,
куда мой путь лежит,
и что на долю выпало
мою...
             Скажи, Скажи!
       Ноябрь, 1980.

 Copyrights © are represented by Lev GUNIN 



У    Г. КАПЛАНА

Стена. На ней польский плакат - с "Будкой суфлёра".
За полкой для обуви - разноцветным хором
открытки и конверты из разных-разных стран.
Протёртый и просиженный плюшевый диван.
На ножке тонкой и резной ореховый круглый стол.
Афиша не кричащая - ансамбля "Ореол".
Очки - в последнем ящике комода, что в углу.
Небрежно свитер розовый и тапки на полу.
И в переплёте с золотом, раскрытая, лежит
Книга - по-английски "Доктор Айболит".

Стена чуть-чуть колышется;
                и из окна глядит
нечёсаный и вышитый,
                каштанов жёлтых вид.
И за стеной кривляется
                охрипший патефон.
Во все глаза качается
                бессмысленный балкон.
Ах, Гриша, Гриша, ГГришенька!
                В глазах твоих сидит
по вечеру напившийся
                злой доктор Айболит.
И попугай с макакаю,
                что жрут таблетки врозь,
над Бармалеем клацают
                зубами - кость о кость.
И всё по-передоновски
                в изгибах губ - и губ.
И - здесь - знакомый, боновский,
                твой доктор Сологуб.
И дохтуры Рахитики
                на всех твоих стенах
совсем как Айболитики
                с пластинкой "Фрейлахс Нахт".
И ты своим животиком
                к стене лежишь... лежишь...
совсем как бегемотик ты
                болезненный молчишь.
И слёзы крокодиловы
                стоят в твоих глазах.
Так да свитанья, милый мой,
                сиди в своих стенах,
просиживай диванчик свой
                и жуй мучной имбир -
мне хватит восхитительной
                тиши других квартир,
тиши иных созданий в них,
                бескровных и нагих
дагеротипных подданных
                в агониях немых.
       Октябрь, 1981.

   Copyrights © represented by Lev GUNIN



     *       *       *

                Михаилу Печальному

Я тебя почти не знаю.
Но твой взгляд во мне живёт.
Я стихи твои читаю
тыщу лет уже. И тот,
кто явился на странице -
на последней - это ты.
А потом - мне будут сниться
сходни, хляби и кресты,
златоблещущий Исаакий,
воды чёрные Невы, -
это всё, что ты оплакал
до прозрачной синевы.
Это всё, что оказалось
в русле высохшем души,
что слезами увлажилось
слишком часто в той тиши,
где стучат часы - как сердце,
где мгновения - как кровь.
И тебя единоверцем -
я признала. Ты не в бровь -
В глаз мне метил.
А гопал мне
прямо в сердце. И болит,
Но твой выстрел возбуждает
и раскаянье, и стыд...
    Октябрь, 1981.

   Copyrights © represented by Lev GUNIN



         *               *               *

Пройдёт всё то, что было и что стало -
и дождь пройдёт, сбегая по стеклу...
Но всё равно и этого не мало.
И мы живём неподчиненьем злу.

Во всём, что есть, во всём, что только будет,
везде, всегда - под бледным фонарём
читают строки ласковые люди,
а мы - пройдём.
Но мимо не пройдём

без побуждения на миг остановиться,
секунду постоять и осознать,
как сердце гулко продолжает биться,
как сильно тянет обернуться вспять.

И, неосознанным, но вот таким родимым,
таким нам милым что-то жжёт опять!
И кажется: ещё всё совместимо...
и кажется, что можно всё начать... -

Сначала - всё равно. Пусть не с начала.
Но всё - начать. И свет моей звезды
пронзит, как ток, всё, что я раньше знала,
посмотрит вслед, как будто из воды.

И все вернётся снова к изначалу:
и всё качнётся снова в новый раз.
Но всё равно и этого не мало,
хоть я живу и в прошлом из "сейчас".
      Ноябрь, 1981.

Copyrights © represented by Lev GUNIN



      *            *            *

Луна сияет над Малиновой Горой.
Это утро приходит с зарёй.
Ты, мой милый, сердце расчеши,
Ты мне танец розовый спляши.
Мы с тобой покатимся туда,
Где все силы - только провода,
Где дыханье - воздух голубой,
Где глаза - огни во тьме ночной.
И моё там сердце под стеклом
Кто-то вносит в освещённый дом.
_______________________


        Copyrights © represented by Lev GUNIN



в качестве иллюстраций использованы: фотография Минска (ул. К. Маркса), фото из личного архива Льва Гунина, рисунок бобруйского художника Игоря Горелика ("Бег" (конь, впряжённый в повозку), и произведения корифеев мировой живописи (Дали, Шагал, Пикассо, Душамп, Лемпицка, и др.) и компьютерной графики.
___________________




___________________

ГРИГОРИЙ ТРЕЗМАН
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

Григорий Трезман

         МОЙ ПОЦЕЛУЙ ПРИУМНОЖАЕТ ГРУСТЬ

Евгений Алмаев (Бобруйск). Зима. (1)

Минский поэт с широким кругом знакомств и литературных связей в Бобруйске. Часто ездил в Бобруйск, жил у друзей неделями, а то и месяцами.

Ему присуща рафинированная стилистика и отточенность слога. Широкая эрудиция, глубокое знание поэзии сквозит в каждой его строке.

Трудно вообразить, какой известностью Гриша пользовался в Минске в начале и середине 1980-х. Без большого преувеличения можно сказать, что его считали самым знаменитым стихописцем минского поэтического андеграунда. Особой известностью пользовались его (похожие на Бродского) поэмы. Странно, что в Бобруйске они совершенно не имели успеха и не оказывали впечатления ни на широкую читательскую публику, ни на членов поэтических кружков. С другой стороны, нельзя представить себе поэтических настроений Бобруйска и тогдашнюю литературную атмосферу города без Гришиных миниатюр. Именно они, а не его "ветхозаветные" поэмы, представлялись тогда "чисто бобруйскими", "своими", как нельзя лучше передавая дух Бобруйска, хотя их автор жил и творил в Минске. Вот почему наша антология без его творчества была бы неполной.

Как Женя Эльпер и его жена, Рита Новикова, как Лев Гунин, Лара Медведева, и многие другие минские (и бобруйско-минские) поэты, философы, будущие адвокаты и политики, Григорий Трезман посещал легендарную "школу" Кима Хадеева, и его более поздние стихи (с 1979 г.) стали гораздо совершенней именно благодаря Хадееву и его методам наставничества.

Как Женя Эльпер, Рита Новикова, Игорь Горелик, Аркадий Кацман, Михаил Карасёв, Михаил Геллер, Марат Курцер, и многие другие представители арт-поэзии Беларуси (её поэтического андеграунда), Трезман оказался в Израиле. Нашёл ли он там то, что искал? Обрёл ли там своё человеческое счастье? Вышел ли из "подполья" на широкую дорогу "профессиональной" поэзии?

Пусть он сам когда-нибудь об этом расскажет.

В Израиле лидер минского андеграунда не получил ни звания, ни возможности широко издаваться, ни перспективы жить литературной деятельностью.

7 лет назад Григорий всё ещё находился в Израиле. Где он теперь?..

                Лев Гунин

=================================
Это - подборка стихов 1970-х и 1980-х годов


Евгений Алмаев (Бобруйск). Зима. (3)



                *         *         *

Слова мешали жить. И от того,
что ради них я душу перестроил,
я лишь однажды встретился с собою
в чужих стихах поэта одного.

Письма его разительная ткань
не ведала натужности и пота,
словно стиху живить пришла охота
мою неотворённую гортань.

Душа – неизъяснимый матерьал,
в ней есть черта – не перейти без фальши,
а он переходил – и шёл всё дальше…
И я ему свои стихи послал.

Ответ его:
- Меня разит Ваш слог.
Я ради слова душу перестроил,
и лишь сейчас я встретился с собою
в чужих стихах. Нас перепутал Бог...

Так отчего мы живы не собой?
Ошибка стала жизнью нашей крови.
Нам Слово - Бог, но Б-г не в нашем слове.
Ч т о  шепчет Он под общею судьбой?

    Copyright © Gregory Tresman
 
 
Евгений Алмаев (Бобруйск). Зима. (4)


    Из цикла "СНЫ ИЗ ДЕТСТВА"

 
   1

Луч медленного света тек в подвале.
Ему навстречу прыгали коты.
И плыли по лучу, и пропадали
За гранью света в пасти черноты.

Я был котом и долго плавал в пасти,
И всякий раз не долетал до дна,
И дно по мне томилось давней страстью,
И поднималось к лапам, как волна.

И я - проглочен, - в сон летел вчерашний,
И в центре был, и словно в стороне,
И так во сне мне становилось страшно,
Что просыпаться страшно было мне.

Я коготки держал на наготове,
Отмахивался лапой и хвостом,
И по деревьям лазил утром ловко,
И до полудня был ещё котом.


   3

А этот сон и до сих пор мне снится:
Встав из могилы, строже и бледней,
Отец в четырехгранную гробницу
Ведет меня, топча котов и змей.

Он открывает медленные двери,
Охваченные камнем и огнем,
И застывают снящиеся звери
И не косятся на меня при нем.

Расходится и сходится гробница:
Вот-вот раздавит нас гранитный зал.
А он стоит, его молчанье длится,
И он пока ни слова ни сказал.

Мне кажется, что он забыл про сына,
Я чувствую, как ухожу из сна,
И камни стекленеют, и долина
За стенами воздушными видна.
 

Copyright © Gregory Tresman


Евгений Алмаев (Бобруйск). Aqua.



         *     *     *

В подъезде ночь и ветер.
                Он стучит
дверьми, и лампы бьет, и стекла рушит,
швыряет мусор на электрощит
и воем заколачивает уши.

В подъезде ночь и женщина.
                Она
вскрыв коробок, огонь с "Орбитой" ссорит,
и смотрит, как беснуется она,
не в силах до конца поверить в горе.

В подъезде ночь и дьявол.
                Через ночь
он женщине в лицо глядит из ниши,
и, отшатнувшись, хочет ей помочь,
и женщина спасителя не слышит.
 
   Copyright © Gregory Tresman


Евгений Алмаев (Бобруйск). Музы.



                *     *     *

Лукавый надо мной круги чертит:
Я пережил, но не свои желанья.
Как женщина получужая спит,
Как отстраняет полудомоганье!
Мой поцелуй приумножает грусть,
Ее ответ - молиться при невзгоде,
Я с нею одиночеству учусь -
Насильственной смеющейся свободе.
Учусь смотреть - у спящих в зыбкой мгле,
И у немых - не сказанному слову,
У ближних научаюсь на земле
Тому, что есть под небом неземного.
Учусь у не умеющих слагать,
Ибо они в искусстве безыскусны,
И не дано от Господа им лгать -
Ни письменно, ни чувственно, ни устно.

   Copyright © Gregory Tresman


Евгений Алмаев (Бобруйск). Русалка.



                *     *     *

Восстанье двух схватившихся агоний,
заброшенные за полночь ладони,
и вспыхнувшая линия бедра,
и бьющееся белое каленье
белков, предплечий, плеч, спины, коленей -
ужели все из моего ребра?

Ребро мое, а женщина чужая -
зовет меня, мой зов опережая,
и засыпает на плече моем,
и сон ее всех бед моих страшнее.
Мы рядом с ней, но мы не вместе с нею,
мы вместе с ней, но мы с ней не вдвоем...

Мы с ней вдвоем, но ей никто не близок,
и потолок становится ей низок,
и небо не по росту, и Господь
не по душе, и самый ад - не адом,
и я страшусь ее ощупать взглядом
и сжечь глаза о неземную плоть.
 
  Copyright © Gregory Tresman


Евгений Алмаев (Бобруйск). Рыцарь.


             *     *     *

Язык и голос - данники креста,
В   и х  пресеченье дышит дух распятый,
и восклицаний русских немота
все тридцать выгребает для расплаты.

И серебро свирепый недовес
словесной перевешивает ссудой,
и в звоне обесцененных словес
тридцатикратно молится Иуда.

И голос наш звучит из ничего,
когда язык перерубают клещи,
и пауза, сменившая его,
прорвавшейся аортой в небе хлещет.
 

Copyright © Gregory Tresman


Евгений Алмаев (Бобруйск). Осада Трои.


             *     *     *

                Г. Т.

Садятся, созревая, облака
на только что проросшую крапиву,
и пропасть лошадиного зрачка
вовнутрь переводит перспективу.
Замедлен камня брошенного лёт,
и воздух раздирает пьяный конюх,
и поздних лун полуистлевших мёд
не отражает животов вороньих.
На спящих окнах проступает пот,
тяжелый дух в стволах слоится голых.
Неузнанным в зрачок всплывает кот
и засыпает, не доплыв до пола.
Лес, в спячке передумав свой пейзаж,
поднялся к небу и застыл в паренье,
и начал набухать хрусталик наш
его недвижным сумасшедшим зреньем.
                1979

   Copyright © Gregory Tresman


Евгений Алмаев (Бобруйск). Зима в Нидерландах.



             *     *     *
                Г. Т.

В стране теней на слово дан запрет;
свои глаза здесь кажутся чужими,
и, если словом назовешь предмет -
он исчезает, получая имя.
Глухие ниши источают яд,
и люди дышат в них, как изваянья,
а изваянья в столбняке стоят
под страхом обретения названья.
Когда же достигает лунный свет
разросшегося диска часового -
то даже время сходит здесь на нет,
невидимым опознанное словом.
Существованье здесь - лишь самоцель,
и немота в себе смиряет шорох,
и видно сквозь открывшуюся щель,
как вечность спит, свернувшись в коридорах.
И сон ее колышется живой
расплывшейся стрелой в живом молчанье;
струится вечность гибкой тетивой
и набухает дышащим молчаньем.
Ее в каре берет страна теней,
над нею тишину дырявят совы,
но спит она, но зреет слово в ней
и то, что происходит после Слова.
И стены замурованной норы
обсиживают мыслящие слепки -
смотря: взметнулось слово сквозь нарыв?
решая: ослепит или ослепнет?

 Copyright © Gregory Tresman



             *     *     *
                Г. Т.

Пока тепло тягучее в затылке
мирские проясняет нам дела,
я постигаю с мастерством в бутылке
веселие - вершину ремесла.
 

                Copyright © Gregory Tresman

                Copyright © represented by Lev Gunin


В качестве иллюстраций использованы работы выдающегося бобруйского художника, критика-искусствоведа, чеканщика, скульптора, керамиста, резчика по дереву, поэта и фотографа, Евгения Алмаева. ] (род. в 1965 г.), близкого друга и соавтора Виталия Гунинa. В результате чудовищной врачебной халатности и ошибки, Алмаеву пришлось сделать жуткую операцию, и вот уже 2 года, как он проходит химиотерапию и борется за свою жизнь.
_______________________________



___________________
ВИТАЛИЙ ГУНИН
___________________

Творчество 1970-х-1980-х годов
___________________

Мой брат Виталий был талантливым живописцем, графиком и резчиком по дереву, визионером, создавшим ряд навеянных воображением и мистическими явлениями работ. Он был пророком и философом, самым "солнечным" - самым светлым - человеком из всех, кого я встречал в моей жизни. Он был словно посланник небес: настолько его мягкий юмор, доброта, доброжелательное, ровное отношение ко всем, уникальное чувство справедливости, его правдолюбие, искренность, объективность, ответственное отношение к любому делу, щедрость, любовь к ближнему - отличали его от всех остальных людей; ему была чужда зависть, злопамятность, недоброжелательство. Уничтожить такого лучезарного человека могло только Вселенское Зло, и случилась эта трагедия только потому, что он был "несовместим" с нашим греховным, несправедливым, потонувшим в скверне миром.

Он словно светился изнутри: таким он был редким, неповторимым, притягательным, бескорыстным мальчиком и юношей. Он жалел людей и животных, не мог видеть их страданий, не мог пройти мимо, не оказав помощи. Он очень нежно относится к матери, помогал бабушке, был привязан к отцу. Его художественные работы дважды выставлялись в Бобруйском выставочном зале; он участвовал и в других выставках и вернисажах. Во время своей работы в Тресте столовых и ресторанов художником-оформителем он создал немало высококачественных работ (вывески, интерьеры, панно, витражи, роспись на стенах (своего рода фрески), оформление витрин, и многое другое). В свою работу он вкладывал всю душу, проявляя недюжинное воображение, смекалку, находчивость, предлагая нестандартные решения. Благодаря его совместной деятельности с коллегами (это была дружная творческая группа), жителей города окружала эстетическая среда, оживляющая их быт. Только за это одно он достоин памяти земляков.

В своей книге о моём брате (в которую включён его трагический Дневник) я пишу о тех событиях, которые - возможно - стали отправной точкой его смертельной болезни, и о тех страшных людях, какие - возможно - её спровоцировали. Может быть, если бы на пути моего брата не встали эти личности: он бы не заболел никогда.

Его уникальный Дневник (который он продолжал вести уже на смертном одре) - это свидетельство его редкого мужества, героизма, человеколюбия, ума.

За свои неполные 26 лет жизни Виталий успел закончить школу и художественное училище; создать множество объектов визуального искусства (живопись и графика [пейзажи, натюрморты, портреты, фантастические образы], резьба по дереву, чеканка); самостоятельно овладеть ремеслом художника-дизайнера и архитектора (создав ряд оригинальных интерьеров магазинов, ресторанов, кафе, учебных заведений, клубов); изучить электронику и научиться ремонтировать достаточно сложную бытовую и профессиональную технику (видеомагнитофоны, магнитофоны, двухкассетники, телевизоры, аудиоколонки, и т.д.); овладеть фотографией на уровне профессионального фотографа; стать знатоком джаза и рок-музыки на уровне специалиста, а также постичь секреты звукозаписи и звукоинженерной работы; овладеть ремеслом художника-декоратора (эскизы декораций и афиши для двух спектаклей драматического театра (минского театра и Бобруйского театра им. Дунина-Марцинкевича); научиться мастерству книжной графики и художественной рекламы, и художника-декоратора (он создал множество рекламных брошюр, меню, афиш, объявлений для кафе и ресторанов, культурных учреждений, университетов, министерств Минска, Витебска и Бобруйска).
Когда - во время "перестройки" (при Горбачёве) - власти разрешили кооперативную деятельность, - Виталий становится во главе многопрофильного кооператива ЛИК: первого кооператива такого типа в Беларуси.

Став председателем кооператива ЛиК, Виталий открыл музыкальное кафе; основал стройгруппу по ремонту культурных учреждений (школ, детских садов, клубов, Домов Культуры, библиотек) и учреждений общественного питания; открыл филиал проката (пункты проката видеокассет (фильмов, музыкальных концертов), аудиокассет (музыка, радиоспектакли); отделение технического обеспечения музыкально-общественных мероприятий (т.е. техническое-звуковое оснащение и техническая поддержка); кинопрокат (в Бобруйске, усилиями Виталия, состоялся ряд премьер кассовых кинофильмов (например, нашумевшего в те годы кинофильма "Воры в законе"), перед демонстрацией которых выступали снявшиеся в этих кинофильмах знаменитые актёры (Гафт, Андреев, Юрий Соломин). Кооператив ЛИК организовал балетно-танцевальную труппу, проводил (в своём кафе) лекции, дискуссии, вечера поэзии.

Особое место занимала антреприза. В рамках концертного отделения кооператива ЛиК, Виталий организовал множество концертов - в Минске и Бобруйске - самых знаменитых музыкантов и музыкальных коллективов. Пользуясь моими связями в Москве и Ленинграде (С.-Петербурге), и моими знакомствами в среде "звёзд эстрады", Виталий устроил гастроли Льва Лещенко, Ирины Отиевой, Валентины Толкуновой, Ларисы Долиной, и других знаменитостей. Велись переговоры с Аллой Пугачёвой по поводу серии концертов в Минске, но Алла Борисовна выдвинула невыполнимые условия (вплоть до капризов), и эти переговоры зашли в тупик. Зато Лев Лещенко, Валентина Толкунова, Ирина Отиева - продемонстрировали свои самые человечные качества (подхватив простуду, Лещенко (чтоб не подводить брата) отработал концерт с высокой температурой. Я предупреждал Толкунову (очень обаятельную женщину и прекрасную певицу) отказаться от выступлений в Могилёве, и никогда не соглашаться на концерты в этом городе. ТОГДА она вняла моему совету (наверное, было что-то в моём голосе, в моём пафосе, что помогло её убедить). Однако через годы Могилёв сыграл зловещую роль в её судьбе.

В 1988 году Виталик организовал и провёл в Бобруйске Всесоюзный Рок-Фестиваль, пригласив для участия в нём самые знаменитые рок-группы и самых популярных в то время в СССР вокалистов из Минска, Москвы, Ленинграда, Риги. Курировал (но не спонсировал!) это мероприятие белорусский республиканский и городской (Бобруйский) Комитет Комсомола. В коммерческом плане этот фестиваль оказался неприбыльным (в связи с тем, что Бобруйск даже тогда был сравнительно небольшим городом), так же, как легендарный американский рок-фестиваль в Woodstock'e, но для города это было событием эпохального масштаба. И то, что сегодня это достижение (как и вся деятельность Виталия Гунина) полностью забыты, а именами таких аферистов и мошенников, как Аркадий Ларин, называют улицы и учебные заведения: величайший позор.

В 1986-1988 годах Виталик организовал ряд очень важных для города Бобруйска выставок и лекций выдающихся бобруйчан, как, например, выставки и лекции талантливых бобруйских художников Рубцова, Никифорова, Абрамова, Ясюкайтя, Рабкина, Консуба, и других. Он приглашал поэтов и музыкантов, танцоров и режиссёров.

Будучи человеком справедливым и ответственным, Виталик пригласил в правление честных молодых ребят, которые добросовестно выполняли свою работу, не устраивали склок. За всё время у моего брата не случилось НИ ОДНОГО конфликта ни с членами правления кооператива, ни с рядовыми работниками: это, наверное, уникальный случай в СССР - особенно в тот период.

Но всё это доставалось дорогой ценой.

Мой брат взвалил на свои плечи непосильный груз, своей бурной деятельностью (возможно) сократив свою и без того короткую жизнь. (Возможно, он предчувствовал, что никакие врачи и операции его не спасут, и торопился жить полной жизнью). То, что он почти до самого конца был в прекрасной физической форме, говорит как о его титанических усилиях по поддержанию собственного здоровья, так и о его незаурядном уме и способностях (он изучил научные труды по этой болезни на уровне докторов наук). Тем не менее, ему было абсолютно противопоказано тянуть лямку за троих.

Он никогда не перекладывал работу на других - наоборот, помогал там, где его помощь формально не предусматривалась. Он - вместе с рядовыми работниками - участвовал в ремонте помещений: красил, шпаклевал, снимал и клал полы, керамическую плитку, и т.д. Его не просили ездить за 40 км в колхоз, чтобы - вместе со всеми - участвовать в ремонте колхозного клуба. Наоборот, ребята его отговаривали, но он упрямствовал. Он самостоятельно изучил бухгалтерское дело, основы хозяйственной, организационной и предпринимательской деятельности, читал специальную литературу, лично заполнял все ведомости, просматривал все накладные и договора (хотя это могли делать его заместители), производил все расчёты, проверял справедливость начисления зарплаты по тарифам, оформлял безналичный расчёт, и т.п. Мама помогала ему в бухгалтерской работе и выполняла роль кассира (при её глаукоме!). Он был ведущим на вечерах мероприятий в кооперативном кафе, помогал чинить автобус (который приобрёл кооператив), ездил на торжественные открытия отремонтированных кооперативом культурных учреждений и залов кафе и ресторанов.

Печально, что его подвижническая деятельность в Бобруйске совершенно забыта, память о нём искоренена, а могилы моего брата и отца (две могилы рядом), как и ограда - находятся в плачевном состоянии, очень скоро их просто не станет. Ограда, которую мой брат сам переносил на своих плечах, когда умер наш отец (очень тяжёлые секции) - уже будучи страшно больным, - ржавеет и разваливается, внутри ограды всё заросло кустами и деревцами. Памятники поцарапаны и изрезаны хулиганами. Это свидетельство неблагодарности людей, высшей несправедливости, триумфа Вселенского Зла.

Художественные работы моего брата, которые мне удалось доставить в Монреаль, разрушаются от времени; у меня нет средств, чтобы их поддерживать в хорошем состоянии, нет денег на рамки. Близкие друзья моего брата - неевреи, - которые оставались в Бобруйске, помогали мне советами, подсказывали - как реставрировать графику и работы в смешанной технике. Женя Алмаев, один из них, даже прислал мне как-то лак для защиты некоторых работ. Но самого Женю, гениального мастера, автора потрясающих работ, получивших европейские призы, постигла ужасная трагедия, его довели до смерти врачи. Двух других - совсем ещё молодых людей, - с которыми я поддерживал связь, тоже вскоре не стало. В Бобруйске люди мрут, как мухи. Некоторые из друзей Виталика (самые лучшие и честные молодые люди), оказавшиеся в Израиле, бедствовали там - их след затерялся. Зато другие, которые процветают в Еврейском государстве, и могли бы помочь, предали своего друга ещё там, в СССР (когда - вместо моего брата, которого могли спасти израильские врачи, - по линии Сохнута туда поехал отец Ильи Родова, мошенник и спекулянт, за что все они проголосовали - в угоду Илье). А ведь это те, кому он оказал неоценимые услуги, неоднократно вытягивал их из дерьма, давал на свадьбу свой единственный (это было до кооператива ЛиК) костюм, спасал их от милиции, хлопотал за них, находил им хорошую "не пыльную" работу. Они всем обязаны моему брату.

Мой брат сделал для своего родного города, возможно, больше, чем кто-либо другой за всю историю Бобруйска, но всё его подвижничество, его художественные работы: всё покрыто плёнкой забвения и отторжения. Так же, как несправедливей всего поступил наш родной город и Могилёв (областная власть, в руки которой после Сталина переданы судьбы Бобруйска) со мной лично (нигде - даже в стране нашего временного проживания - со мной не поступали так подло), он поступил и с моим братом...

……………………………

У Виталия имелась тетрадь стихотворений, где были собраны его стихи, начиная с 1973 года. Эта тетрадь не сохранилась (вероятно, похищена со 2-й нашей квартиры (квартиры Льва Гунина) в Монреале).

Из его 10-ти рассказов сохранился лишь один (самый ранний), который приводится ниже.

Виталий написал фантастическую повесть из 4-х частей, но и она не сохранилась, за исключением самой 1-й страницы. (см. ниже).

Жестокая судьба продолжает преследовать его уже после смерти: его визуально-художественное творчество (живопись и графика) не признано и не востребовано; из его стихов и прозы почти ничего не сохранилось...

На сегодняшний день среди бумаг Виталия и в моём архиве (в архиве его брата) отыскались лишь 4 стихотворения, приводимые ниже.

               ...............

Следующее стихотворение было продиктовано Виталием в последний год его жизни брату - Льву. Оно приснилось ему на рассвете, на больничной койке. Заглавие "Сон и явь" взято из названия одного из ранних рассказов брата (Льва Гунина).
________________________________________


СОН И ЯВЬ

Мне снятся сине-розовые сны,
И сладости в обёрточной бумаге.
За окнами - все радости весны,
За дверью все волшебники и маги.

И счастлив я, и хочется летать,
И гости поздравляют с Днем Рожденья,
И кем угодно велено мне стать,
Без пота, без борьбы, без напряженья...

Но вот проснусь: и давит потолок,
И в пол, и в землю мокрую вжимает.
И жилка бьёт в отравленный висок,
И мой недуг надежд не оставляет...

Не передать, как хочется мне жить,
Как глубоко я чувствую и знаю,
И только Ад меня мог поразить
За Доброе, что сердцем ощущаю,

За всю Любовь, которой я дышу,
Которой я живу и существую,
И ничего у Жизни не прошу,
Лишь быть, лишь продолжать любить: прошу я.

Но где-то далеко, в других мирах:
Там трещина, и чёрною смолою
В неё потёк невероятный мрак,
Живое превращая в неживое.

И перед ним бессилен мой призыв,
И мольбы всех моих родных бессильны,
И, половину мира захватив,
Он превращает Красоту в руины...

Как нужен миру этому богов
Тех древних, лучезарных - бой со мглою,
И я от распадения основ
Его - хотя бы до сих пор - закрою.
4 марта 1988 года.
(В день рождения).

(Стихотворение дано в редакции и обработке
Льва Гунина).

________________________________________
Ещё одно стихотворение было написано Виталием на клочке картона сразу после трагической смерти отца - героя войны. Отец Льва и Виталия, талантливый фотограф и в общем одарённый человек, наделённый многими способностями (музыкант-любитель, математик, автор не сохранившихся мемуаров), скончался 25-го февраля 1987 года, в 10:30 утра...

Обстоятельства его смерти и его трудная жизнь, полная борьбы и лишений, героических поступков и героических будней - это росчерки самого крайнего трагизма и драматических перипетий.
________________________________________


ПАМЯТИ ОТЦА
(после похорон)

Этот день мы запомним
навечно
когда выпадет снег
на белые лица
погибших друзей…

Мой отец,
моя светлая память,
мой кристальный родник,
мой солдат
с перебитой рукой -

Ты дожил до Победы
лишь чудом.
Ты прошёл
по дорогам войны,
оставляя друзей,
с которыми только
окончили школу. Фронт -
и их уже нет!

40 лет ты бок обок ходил
с теми, кто воевал
лишь по надписи
в красненькой с золотом книжке;
на ТВОИХ орденах
свет тобою пролитой крови,
а у них -
коньяка на дерьмовых медалях,
висящих на свиных пиджаках.

Ты прости - не хватило
подушечек
для наград,
военком отказал:
"рядовому так много не надо" -
повторил он, и выбрал из тех,
что похуже: "сойдёт".

Не в подушечках дело,
не в награде,
а в городе
на Неве – Ленинграде,
спасённом солдатами,
рядовыми, друзьями,
живыми и павшими:
такими, как ты…
Февраль, 1987. Бобруйск.

________________________________________



       *    *    *

Пусть на поверженных знамёнах
напишут наши имена.
И с детства похоронным звоном
вся наша жизнь обречена.

Богами выбран не случайно
для нас вердикт их роковой,
его печать скрепляет тайна
на обречённости судьбой.

Избранники мы поневоле,
и гонит, щёлкая кнутом,
нас к бездне Смерть, и в этой доле
Жизнь оставляет за бортом.


Какие жуткие Химеры
нам этот фатум предрекли?
И никакой светлейшей веры
не вырвет светоч нас из мглы.

Слетелись страшные горгоны
на эту душ безвинных казнь,
и ловят мучеников стоны,
сполна их звуком насладясь.

И - вместе с нами - обрекают
любовь и близких, и родных,
пустых надежд не оставляя
и смыслы все похоронив.

И в отрицании значений
сквозит из бездны антимир,
невидимо расправив тени
и яркий солнца свет застив.

И наползает из галактик
могильный холод за спиной,
и отказав небесной власти,
и власти отказав земной...
   Сентябрь, 1986.

Написано в гематологическом
отделении Минской Клинической
больницы - после Чернобыля.
(В редакции Льва Гунина.)

________________________________________



         *    *    *
предрассветная мгла!
ты меня поглотишь
целиком, без остатка,
и я -
День Грядущий, -
ненавижу тебя
и себя...
не сулишь для меня
ты удач никаких…
попрощаться решил
навсегда я с друзьями,
о которых забыл...
не хочу быть обузой родным -
в двадцать лет инвалид -
у меня нет души,
сердца, кажется, нет,
нет ни рук, нет ни ног,
кроме глаз - ничего.
только каменный лоб
превращается в гроб
моих мыслей и чувств,
и на каменной крышке
увядшим цветком
мой каменный рот...
для чего мне сей рот,
из которого слог
не слетит никогда?
Так прощай навсегда,
Мутный День:
как кровавый Закат.
Я как маленький Скат,
извиваясь, большой простынёй
всё скольжу в глубину,
и теряю сознание
серого, мутного дня
под больничной подушкой...
Ночь с 22 на 23 марта 1990.


________________________________________

Ритмичная проза (по стилистике и цезурам: "почти" поэзия):


ВЫ МЕНЯ СПАСЛИ
      рассказ

Луиза жила во Франции. Она работала в институте по сексологии. Недавно они проводили эксперименты по изучению мультиоргазма. Информацию, полученную при опыте, Луиза должна была представить на международном конгрессе по сексологии. Она собиралась в Англию очень тщательно, правя свой доклад, и, между прочим, не забыла позаботиться о своём внешнем виде.

Мишель был молодой и красивый парень, с очень покладистым и общительным характером, он работал, как и Луиза, над изучением сексуальных механизмов и сопровождающих их эмоций. Он также должен был двадцатого числа прибыть на конгресс, и представить доклад от своего института. Он с гордостью говорил о своей работе, так как она помогла многим людям, и вылечила многих от опасной болезни: от получения полового удовлетворения.

Завтра он должен был проститься с дорогим ему Парижем, с его набережными, усеянными отблесками звёзд, когда он бродил по ночному городу, с его тихими и с детства знакомыми улицами и улочками, и с его людьми, такими добродушными и приветливыми.

Было далеко за полночь. Тихие улицы высвечивали белоснежные лампы неоновых фонарей, и указывали дорогу. Из ночных ресторанов неслась музыка и оглушительный хохот. А на этом квартале было так тихо...

Вот он вышел на набережную, залитую светом будто нарисованных фонарей. Он опёрся на парапет, думая о предстоящей поездке, и о том, сколько денег он сможет получить от заведующего кафедрой. Он был так занят этими мыслями, что не замечал, как летит время. Вдруг он услышал звук мотора приближающейся машины. Автомобильный сигнал - и крик, такой нечеловеческий, что Мишель содрогнулся. Он мгновенно обернулся. Его глазам предстала неописуемо жуткая картина: прямо напротив него на земле лежала женщина, и, как бы защищаясь, выставила вперёд руку. На неё летел автомобиль, шофёр которого очумело сигналил и изо всех сил жал на тормоза. Дело решали секунды.

Мишель бросился к женщине и придавил её к земле.

Дальше он помнил только слепящие фары чудовища - и страшный удар по спине.

Он не помнил, как автомобиль, промчавшись над ними, свернул в переулок, а он остался лежать с перебитым позвоночником.

…вокруг него маячили фигуры в белых халатах, всё было белым, всё... Он пытался было подняться, но страшная боль, как магнитом, притягивала его к постели. Он почувствовал, что сознание уходит, и открыл рот, чтобы позвать на помощь, но чёрное чудовище налетело на него, ударило по спине, и отбросило в темноту.

Когда он окончательно пришёл в себя - это была больничная палата, ярко освещённая, тщательно убранная и вся белая. Над ним сидела женщина с заплаканным лицом. Когда он открыл глаза, она поднялась, приблизилась, и произнесла голосом, который бывает после сильного испуга или потери сознания: "Я Луиза. Вы... вы... меня... спасли".

Она бросилась к нему, приподняла его голову, и прижалась щекой к его забинтованной щеке. Потом она долго плакала, опустив голову и закрыв лицо руками. Она рыдала, пока в палату не вошли две сестры милосердия, взяли её под руки и увели. Уже в дверях, она обернулась и произнесла всё тем же слабым голосом: "Вы... да, Вы... меня спасли".

________________________________________



Фантастическая повесть. Первая часть.

(сохранившийся отрывок)


ГОД ИСКАНИЙ


Глава 1

ВСТРЕЧА С РАЗУМОМ.

Стоялая хорошая погода. Васнецов решил пройти расстояние от дома до ангара, где стояли аэробус и гелиос. По дороге "ТУДА" он вдруг понял, что забыл в комнате излучатель. НАТАША уже была там и работала с синтезатором. Она очень удивилась, увидев его так рано. Васнецов - уже не молодой человек, - имел очень хорошую память, а его наблюдательности мог бы позавидовать любой. Он сразу заметил, что жена сильно расстроена. Днём она должна была лететь на Персей. Теперь она обрадовалась, так как имела возможность попрощаться. Итак, на два месяца Васнецов оставался один.

Взяв излучатель, он вновь отправился к ангару. Сегодня ему предстоял нелёгкий день. Требовалось разобраться в причине исчезновения своего напарника, которого звали Веня. Вчера в шесть часов утра тот совершал обычный рейс от Центральной до обсерватории Попова. Он должен был прилететь назад около двух часов дня. Примерно в четыре часа Васнецов забеспокоился. Он связался по видиофону с Поповым и узнал, что гелиос вылетел вовремя. На борту у Вениамина находились важные плёнки с фотографиями звёздного неба, на которых был заметен след искусственного предмета, по всей видимости, ракеты. Вечером поисками заинтересовался Учёный Совет. Район полета был несколько раз прочёсан, но ни одного следа исчезнувшего гелиоса обнаружить не удалось, хотя поиски продолжались всю ночь и утро. В десять утра Совет приказал прекратить массовые поиски. Разобраться в причине катастрофы было поручено Васнецову, а в помощь ему дали молодого штурмана Ветрова и навигатора (...)…

(конец сохранившегося отрывка)
________________________________________


==== Последние тексты: написанные в конце 1989 - начале 1990 года, на смертном одре, в Минской Клинической Больнице и в Бобруйской больнице им. Морзона, горькие размышления и наблюдения Виталия Гунина: ====


ОДИНОЧЕСТВО - ГОРЬКОЕ СЛОВО

Какие величественные слова, сколько в них правды.

Да, я всё время боюсь оставаться один, один на один с этим миром, таким необъятным и чёрствым к незащищённым и низшим. Боюсь стать никому не нужным, мешающимся под ногами. Я всё время хватаюсь за край ямы, в которую брошен судьбой, и которая безостановочно сужает и без того узкое отверстие наверху, через которое тонкой полоской ко мне проникает свежий и холодный мир, свет давно ушедших звёзд.

В моей комнате голубые обои - цвет озябшей мечты; иногда по вечерам что-то сдавливает горло, обхватывает железным обручем грудь, не даёт дышать и забыться, вызывает спазмы ярости и непреодолимое желание бежать, которое пересиливает страх.

Когда он чуть-чуть отступает, я выключаю свет - и смотрю на мой город, на зыбкое мерцание огней в окнах соседних домов и на далёких окраинах, слышу звуки проезжающих автомобилей и шаги поздних прохожих; открываю форточку - и морозный воздух обжигает меня. Гардина начинает трепыхать, и под её невесомыми ударами комната отступает, и меня начинает трясти. Хочется упасть затылком, опрокинуться в тёмную бездну.

Я включаю свет и сажусь за мой стандартный письменный стол, и начинаю новую работу: ОДИНОЧЕСТВО - ГОРЬКОЕ СЛОВО.

Через полчаса всё повторяется снова.

Теперь я смиренно принимаю всё, выключаю настенное бра, ложусь на мягкий диван, накрываюсь толстым пуховым одеялом, поджимаю колени, закрываю глаза, и отворачиваюсь поудобней к стене. Я в полной безмятежности... до следующего удара.

А одиночество - где-то там, на заснеженной улице, в чёрном переплёте заснеженного окна, и... у меня... под одеялом.

Одиночество, горечь и пустота...

Для меня это не просто слова.

Сколько в них правды, которую я познал, прожив, день за днём, свои 18 лет. Жизни, в которой это были мои самые первые и самые сильные от неё впечатления. Я так и не познал ничего их сильнее.

Да, я, как и все, боюсь, всё время боюсь остаться один, один на один с этим миром, миром для сильных и выносливых, беспощадным к отверженным и больным, чёрствым и необъятным. 

Отступит ночь: и мир станет сер. Придёт рассвет: и мир будет бел, ядовито бел. Затем закат: кроваво-красный, как истинное обличье нашего света. Ночь смоет кровь, и снова прикроет тела чёрным траурным покрывалом. А в окнах зажгутся свечи, мерцающим огнём разобщающие тьму, и так приятно видеть эти заупокойные островки света в море немой пустоты и липкого мрака.

Да, я боюсь пропасть в этом вязком море, затеряться среди его волн и валов, не вынырнуть из-под седой набегающей пены... Стать никому не нужным, но всё ещё дышащим и живущим.

Я всё время хватаюсь за край ямы, в которую брошен неизвестно кем, отодвигаю край могильной плиты, на которой мерещится моё имя. Этот кто-то каждый миг сужает отверстие наверху моей ямы, через которое ко мне тонкой полоской попадает влажный молочный воздух.

Какие величественные слова, какие не приукрашенные истины первой инстанции, никем не отвергнутые, не оспоренные никем. Сколько в них правды, которую каждый гонит из себя, чтобы никогда не вспоминать о тайнах конца и начала.

Какое счастье, какое везение: не вспоминать, до самого боя страшных курантов оставаясь между полоской заката и полоской предрассветной зари.

Безмятежен тот, кому это судьба подарила, и пусть никогда не узнает то, что я узнал в свои 18 лет...
______________________________


             ПЕРЕСТРОЙКА

            безработицы нет -
            а никто не работает...
            никто не работает -
            а план есть...
            план есть -
            а ничего нет...
            ничего нет -
            а все сыты...
            все сыты -
            а недовольны...
            недовольны -
            а все "за"...

_____________________________



ПОЗДРАВЛЕНИЕ НА 9 МАЯ


Дорогой отец!
 
Поздравляю тебя с Праздником -
твоим праздником - Днём Победы.
 
Желаю тебе крепкого здоровья,
радости от детей и внуков, счастья.
 
Пусть не будет ни войн, ни
победителей, ни побеждённых, ни
миллионов погибших.
 
Пусть будет Мир! Счастье! Жизнь!
 
Именно эти три понятия и принёс
май сорок пятого года. В этом есть
и твой ратный труд.
 
Теперешнее поколение, живущее в
Мире, не должно забывать тех
страшных лет.
 
Ещё раз желаю тебе крепкого здоровья
и счастья.
 
    Твой сын,
     Виталий. 

___________________


МАМА

МА
МАМ
МАМА
МАМКА
МАТЬ
МАТКА
МАМУЛЯ
МАМУСЯ
МАМУЛЬКА
МАМУСЬКА
МАМУЛЕЧКА
МАТУЛЕЧКА
МАМУЛЮСЕНЬКА
МАМУСЮСЕНЬКА
МАМУСЕЧЕК
МАМУЛЁЧЕК
МАМЗЭЛЬКА
МАМЗЕЛЕЧКА
МАМЗЭЛЬ
МАМОЧКА
МАТОЧКА
МАМСИК
МАМЧИК
МАМСЁЧЕК
_______________


___________________

МИША ГЕЛЛЕР
___________________

___________________

Стихи 1988-1989 г. г.
___________________

ИЗ ТЕТРАДЕЙ
1988, 1989 г.г.


Миша Геллер

НЕ МЕНЯ... КОГО-НИБУДЬ ДРУГОГО...

 
        Лев Гунин. Фракталы. Компьютерная графика.

 

 МИША ГЕЛЛЕР
(1965-1996)

Родственник Феликса Эпштейна, Миша Геллер - бобруйский поэт и мыслитель, автор утерянных философских работ и стихотворений, из которых мало что сохранилось. Несмотря на свой юный возраст, Миша создал как минимум несколько достойных внимания произведений, в которых проявился настоящий талант. Скромный и слишком требовательный к себе, он считал свои стихи недостаточно адекватными, и "писал в стол".

Разделив участь сотен тысяч своих земляков, Миша в начале 1990-х попал в Израиль. Там всё оказалось не так, как обещали зазывалы. В жестокой борьбе за простое выживание, Миша, как и другие, вынужден был пойти на самую каторжную, низкооплачиваемую, унизительную работу. Новые русскоязычные иммигранты попали под каток беспредела, подверглись в Израиле зверской эксплуатации, избиениям на рабочих местах, оказались в ловушке "квартирной кабалы". Как десятки тысяч бывших советских граждан, получивших травмы или увечья, или погибших на израильской каторге, Миша получил страшное увечье, оставшись инвалидом.

Ему повезло больше, чем другим: ему удалось вырваться из Израиля, но слишком поздно. Он скончался в 1996-м году от полученных в Израиле ран.

Вытолкнув в Израиль своих самых талантливых граждан - русских, украинцев, белорусов и евреев (даже немцев: мой друг-музыкант из Одессы, чистокровный немец, тоже попал в Израиль) - тогдашний белорусский режим в меньшей степени преследовал их за "еврейское" или любое другое происхождение, но фактически: за неординарное мышление, инициативу, отвагу, чувство справедливости и талант.

Разгром литературных кружков в начале, середине и конце 1980-х, изъятие рукописей, жёсткое подавление протестов по поводу набиравшего обороты разрушения архитектурного наследия прошлых веков, политически мотивированные увольнения с работы, приводы в милицию, террор руками юношеских сионистских и неосталинских банд: вот причины, по которым такие люди, как Миша Геллер, Миша Карасёв, Аркадий Кацман, Рита Новикова, и другие оказались в Израиле.
 
Как ни дико это звучит для фальшивых правозащитников, но в сегодняшней Беларуси многое "исправлено": прекращено разрушение исторической архитектуры, немало восстановлено; преследования  н е  по политическим мотивам сегодня редкость. В то же время, косность академической среды, подчас низкий общий уровень, неприятие настоящих талантов (которые прозябают): это следствие повреждения "генофонда", "изъятия" в 1980-х годах самых перспективных, самых лучших...

Увы, это происходит не в одной Беларуси...

Поразительно и жутковато звучат выраженные в стихах предчувствия юного автора, предсказавшего свою трагическую судьбу. После того, как Миши Геллера не стало, они пугают своей пронзительностью и профетичностью.
                Лев Гунин


(Стихи Миши Геллера даны в редакциях Льва Гунина)



         *              *              *

  (совместно со Львом Гуниным)


В холодной ломкости деревья словно в морге.
Над крепостью - тяжёлая луна.
Молчит во тьме насупившийся город.
И вставлен иней в переплёт окна.

Река заиндевелая петляет
Меж снегом убелённых берегов.
И жизнь неумолимо вытекает
Из мира опрокинутых часов.

На улицах пустынно и просторно,
До самой почты: ни живой души.
И кровь идёт захолонувшим горлом,
И снег над трупом мира мельтешит.

За всё и нас когда-нибудь накажут,
Поставив точкой варварству предел.
И хаос нас по плоскости размажет,
И климат поменяется совсем.

И перейдёт Эль Ниньо в Эльдорадо,
И встанут мезозойские леса
На месте спаразитившихся градов,
На месте омазутившихся шпал.
       1 февраля, 1988 г.



           *        *        *
(совместно со Львом Гуниным)

не меня: кого-нибудь другого
орденом железным наградят
и не мне над гробом скажут слово
проводить в последний путь придя

сгину я в безвестности без славы
и не нужный больше никому
и когтями смерть мою державы
голубою лентой разорвут
          1989 (?)



        *         *         *

мне снятся пасти над моей душою
и в свете неоперившемся дня
пророк идёт с тяжёлою клюкою
чтобы о том предупредить меня

но поздно: крылья близко зашумели
и пасти отворились немотой
пророк исчез
                захлопнулись все двери
и каменной я награждён душой...
              1989


Copyright © represented by Lev Gunin
______________________________



___________________

АРКАДИЙ КАЦМАН
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

Аркадий КАЦМАН
ИЗБРАННОЕ



Аркадий Кацман

                ПОСЛЕДНИЙ ЛИСТ

ARKADY KATSMAN



Виталий Гунин   ( 1964-1990, Бобруйск ). Конец зимы.


Аркадий - бобруйский автор. Инженер по профессии, он настоящий поэт по призванию. Его манере эстетического высказывания присущи мягкий юмор, теплота, доброта и лёгкая грусть.

Его произведения освещены нежным внутренним светом неразделённой любви к Софье П., или к Лоре К.; или печалью вздохов по Старому Бобруйску, подвергшемуся в тот период интенсивному варварскому разрушению; или тайной вечных вопросов бытия.

Бессребреник, открытая душа, страдающий заиканием и псориазом, Аркадий стал после смерти дедушки опекуном и единственной опорой - ещё более, нежели он сам, "нерасторопных", непрактичных - мамы и бабушки. Остро переживал исчезновение целого мира Старого Города и Деревянного Города, с его мириадами непередаваемо живописных улиц, переулков и улочек, с его неповторимыми дворами, площадями, атмосферой и бытом. Параллельно заменялись на меркантильные, лишённые теплоты и прошлые доверительные, мягкие, почти родственные отношения между людьми, оставаясь лишь в творчестве этого поэта.

"Старомодный" стиль ("в альбом") - подходящий больше для XIX века, - удивительно интегрально вписался в атмосферу Бобруйска 1970-1980-х годов, и вовсе не потому, что город был скован провинциальным духом. Просто здесь больше сохранилось от дореволюционной атмосферы, в меньшей степени распалась связь времён.

Детские и юношеские стихи поэта умиляют своей трогательностью и непосредственностью; в них отражены ещё не замутнённые мечты о счастье, о нормальном и достойном бытие. 
 
За этим рубежом осталось -
и дальше, дальше с каждым днём
уходит детство. Всё распалось,
как карточный, бумажный дом.

Воздвигнут будет дом другой,
солидный, прочный, настоящий...

                - писал Аркадий на заре своей жизни.

Увы, всё распалось, и нового, прочного дома судьба не даровала... Как полмиллиона бывших советских граждан, его "смыло" волной массовой иммиграции в Израиль; как будто струёй из смывного бачка...

Вместо "солидного дома": жутковатые трущобы чудовищных башен для нищих; внешняя лестница на шестой этаж, с которой можно упасть; картонная стена (в буквальном смысле!) со стороны коридора; бабушка на коляске - и никакой социальной / медицинской помощи; кучи мусорных отбросов прямо на коридоре; невыносимая вонь; ванная комната с перекошенной дверью и сухими кранами - и круглосуточный визг грязных, наглых, полубеспризорных местных ребятишек... В таком "израильском рае" я застал Аркадия, когда посетил его через 5 лет после их отбытия в "страну обетованную".

Как мыслитель, Аркадий Кацман намного "обогнал" свою советскую эпоху, патетически реагируя на контрасты современности, роботизацию человеческой психики, катастрофическое разрушение природной среды, угасание особого света, всего лишь несколько лет назад освещавшего внутренний мир Человека.

Как философ, Аркадий поражён бессмысленно-разрушительной природой бытия, вечной и ветреной переменчивости, как узор пены прибоя на песке.

Все предлагаемые вниманию читателей стихи написаны в конце 1970-х и начале 1980-х годов.

          Лев Гунин

 
         
                С картины Марка Шагала.



             *      *     *
Сейчас вам расскажу один из фактов:

Два друга детства повстречались как-то.
               – Ну, как живёшь?
               - Да хорошо. А ты?
   Исполнились ли детские мечты?

Одна мечта осуществилась, да:
Когда меня таскала иногда
За волосы когда-то в детстве мать:
Мечтал тогда я лысым стать!..
 
                Copyrights © represented by Lev Gunin



                ЛЬВУ ГУНИНУ
                Лёва, с праздником!
                Жму твою руку.
                Не желаю тебе ничего,
                Кроме счастья, здоровья и муки -
                Муки творчества, счастья его.
      И исписанных новых тетрадей,
      И добра.
 С Новым Годом!

Аркадий.

              Copyrights © represented by Lev Gunin



     Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск). Вид на Шоссейную.



МЕЛОДИИ РОДНОЙ УЛИЦЫ

Всё та же улица; и старые дома,
Что светят мне давно знакомым светом,
Стоят всё там же, будто бы тома,
Прочитанные позапрошлым летом.

Я снова этой улицей иду.
Мне здесь так близко всё и так созвучно.
Для песен, что со мною неразлучны,
Я здесь всегда мелодию найду

Всё так же здесь. Но как-то мимоходом
Заметишь вдруг, что дом уж ветхим стал,
Что люди постарели. С каждым годом
Всё чаще появляются места,

Где дом стоял когда-то, ну а ныне
Развалин груда на земле лежит.
И там, где человек когда-то жил,
Остался только островок пустыни.

Здесь снова встанет дом и жизнь пойдет:
Не терпят города пустого места.
А улица безропотно возьмёт
И этот дом в состав ее оркестра.

И зазвучит мелодия опять.
В ней с каждым днём всё больше новых звуков,
Для старожилов, их детей и внуков
Оркестр улицы не устаёт играть.


                Copyrights © represented by Lev Gunin


     Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск). Бобруйский дворик.



              СОНЕТ

Пустынно в парке. Осень. Воздух чист.
Порывы ветра каждый раз всё резче.
На всех календарях последний лист
С пометой сентября ещё трепещет.

От упадёт как тысячи других,
Горящих листьев - жёлтых, тёмно-красных;
Природа свой печальный и прекрасный
Ковёр осенний будет ткать из них.

Тот лист сорвёт дыхание зимы,
и с  л е т н и м  временем простимся мы.
Ещё нова нам процедура эта -

Мы все часы назад переведём.
Мы час, потерянный весной, найдём.
Но, час найдя, мы потеряем лето.
        Сентябрь, 1981.


  Copyrights © represented by Lev Gunin

  С картины бобруйского художника Консуба "Дом на Пушкина".



        *       *       *

Пришедший день вдохнул бензинный смрад,
Откашлялся - и взялся за работу.
Он "делал" вдохновенно хлеб - и яд,
Пелёнки для детей - и пулемёты.

День светел был. Но было очень мало
На лицах отраженья света дня -
Лишь отблеск от жестокого огня,
В котором жизнь ломалась и сгорала.

Работал день - он строил и рождал,
И сам свои творенья разрушал
Одновременно и попеременно.

Над городом с уставшею душой
Холодным душем ливень вдруг пошёл,
Как дождь над догоравшим Карфагеном.


      Copyrights © represented by Lev Gunin

     С картины Марка Шагала.



          Л О Р Е

Пишу тебе я снова.
                Ветер.
И лампа светит на столбе.
Сейчас я вспомнил о тебе
И о последней нашей встрече.
Полгода минуло с тех пор.
Прошла зима, и снег растаял.
Сегодня вышел я во двор,
И почему-то - сам не знаю -
Мне детство вспомнилось, и ты
Передо мной предстала снова.
Да, время смыло все следы...
Здесь шли дожди; зимы суровой
лежал блестящий, белый снег;
И вот - весна, начав свой бег,
Залила струями воды
Все улицы, обдала светом...
А я один ищу следы,
Оставленные прошлым летом.


       Copyrights © represented by Lev Gunin


         СОНЕТ

О, одиночества печаль!
Лик грустен твой и вид не сладок.
Томительна твоя вуаль
И в сердце от тебя осадок.

Он, как песок, нерастворим
В потоке праздников и буден.
Не потому ли путь твой труден,
Душа, мой вечным пилигрим?

Я не один пока. Друзья,
Родные, книги: с вами я.
И, всё ж, кого-то нет со мною.

Струна поёт печаль, дрожа.
Оркестр замер. И душа
Звенит натянутой струною.


Copyrights © represented by Lev Gunin

С картины бобруйско-ленинградского художника А. Рабкина (род. в 1924 г.).



         СОНЕТ

Летящий снег. Ему во власть
всё отдано на этом свете.
Остановиться и упасть
в простор, который чист и светел.

Упасть на снег, замедлив шаг,
хотя для этого не надо
открыть в ходьбе паденье, как
когда-то сделал Леонардо.

Уйти хоть на короткий миг.
Как стон короткий или крик,
весь мир - но не себя - любя.

И с этой белизною слиться,
и потеряться, и забыться,
и встать, и вновь найти себя.
    

    Copyrights © represented by Lev Gunin



             СОНЕТ

Вновь утро наступающее дарит
Надежду пробудившегося дня.
Я знаю - этот день меня состарит.
Но чем ещё он станет для меня?

Чем сможет мне запомниться надолго?
Иль просто - как листок календаря -
Он упадёт - прожитый, в общем, зря,
Уменьшив груз оставшегося долга?

Он пронестись не должен просто так -
Не засверкав и не разрезав мрак -
И слиться с бесконечной звёздной пылью.

А облака, сливаясь в светлый ряд,
Плывут над утром, как и день назад,
Как сотни лет назад над миром плыли...


    Copyrights © represented by Lev Gunin



      ПОЭЗИЯ И ЖИЗНЬ

Узнав азы письма, начав с диктовки,
мы заполняем данный чистый лист.
Однажды вскрикнем: Как же был он чист! -
Когда уже наметилась концовка.

Как тяжела здесь каждая строка!
С каким трудом даётся росчерк каждый!
Порой ты взвесил всё - и не однажды.
А сел писать - противится рука.

Она имеет тоже право вето.
И снова спорят разум и душа,
отыскивая вместе, не спеша,
приемлемую формулу ответа.

А в этой книге жизни нет главы,
которая давалась бы без боли,
без вдохновенья, без усилий воли,
без напряженья - рук и головы.

И это не кино. Ты здесь не зритель,
могущий просто так покинуть зал,
смотреть - рассеянно, или закрыть глаза,
или уйти в себя, если хотите.

Здесь, в жизни, всё не так. Ведь здесь ты сам
актёр и сценарист, и кто угодно.
Ежеминутны съёмки, ежегодны,
И как-то меньше места чудесам...

И в этой бесконечности минут,
на фоне ночи и на фоне света
мы пишем с вдохновением поэта
единственный свой капитальный труд.

Его не умножают тиражи,
единственный, не дружен он с экраном,
велик он, словно Библия с Кораном,
с великим словом на обложке - Жизнь.
               1980.


 Copyrights © represented by Lev Gunin

С картины бобруйского художника А. Рабкина (род. в 1924 г.).



             СОНЕТ

Обильный дождь прошёл, и розовый закат
Стал опускаться городу на плечи.
В усталых думах и в тени оград,
В пустеющих цехах рождался вечер.

Садилось солнце в куполе ветвей,
В домах включались лампочки и свечи.
Спешили люди. Каждый шёл к своей
Желанной или не совсем желанной встрече.

На город наползала ночи тень.
Лишённый трона, угасавший день
В делах вечерних был неправомочен.

В объятиях страданий или нег,
Сомкнув устало миллионы век,
День уходил во всепрощенье ночи.


  Copyrights © represented by Lev Gunin
 


        ВАЛЬС

Вы вышли из дому. Кружатся
Снежинки, падают на вас...
А не хотелось ли вам взяться -
И написать чудесный вальс?

Весёлый вальс, где в каждой ноте
Душой почувствовали б мы
Снежинки лёгкие в полёте
И красоту родной зимы...

Чтоб вылетала из-под клавиш
Такая музыка, когда
Невольно ты себе представишь
Под ярким солнцем города,

Весёлый штрих летящих хлопьев,
Игру мороза на стекле,
Кривые линии сугроба
И блеск слепящий на земле.

И чтобы сердце трепетало
В ответ на бег звучащих снов,
И пели б арию кристаллы
Живых снежинок и снегов.


     Copyrights © represented by Lev Gunin
         
     С картины A. Рабкина.



                СОНЕТ

Вот сплю сейчас. И сон мне снится:
Кругом родных, знакомых лица,
Друзей любимые черты
И беззаботных дней мечты,
И детства милая пора...

Но просыпаемся с утра:
Ведь солнце вновь глядит в окно.
Ещё поспать бы хоть немного!
Но время, как известно, строго:
Бежит стремительно оно.

Все мы вперёд спешим опять,
Назад, друзья, возврата нету,
Повторно мне не написать
Начало этого сонета.
       Апрель, 1975.


  Copyrights © represented by Lev Gunin



      СКАМЕЙКА

Моя скамейка, ты стоишь
В тени раскидистой сирени,
Соседа, ищущего тени,
Ты посидеть собой манишь.

Здесь можно видеть стариков,
Что вспоминают, как ведётся,
Знакомых, города, эмоции,
И критикующих всю новь.

Соседи, сев на эти доски,
Рецепты вкусные дают.
И опыт свой передают
По кулинарному вопросу.

Здесь обсуждают - и нередко -
Свои житейские дела.
Проблемой "вилки и стола"
Тут занимаются соседки.

Здесь можно слышать разговор
И о явлениях природных;
И о делах международных
Здесь тоже можно слышать спор.

И вам, соседи, прочитал
Стихи я эти здесь впервые,
Стихи, которые для вас,
Соседи наши, написал.
                Май, 1974.


    Copyrights © represented by Lev Gunin



ШКОЛЬНОМУ ТОВАРИЩУ

                Любви, надежды, тихой славы
                Недолго тешил нас обман,
                Исчезли юные забавы
                Как сон, как утренний туман.
                А. С. Пушкин

Семнадцать жизни. На пороге
Стоишь. Куда теперь идти?
Открыты многие дороги.
Но где искать свои пути?

Желаю, чтоб твоя дорога
Была длинна и широка,
Пусть будет в жизни счастья много,
Пусть будет радости река,

Пускай ещё немало лет
Горит зажжённый в школе свет.
         9 марта, 1977.
 
   Copyrights © represented by Lev Gunin



      НОВЫЙ ГОД

Земля по круговой орбите
Свой завершает оборот,
И снова с прошлым рвутся нити,
Опять приходит Новый Год.

Да, жизнь течёт. Законам вечным
Верна, уносит нас вперёд...
И мы встречаем Новый Год
Как веху в жизни быстротечной.
         Декабрь, 1976.

 Copyrights © represented by Lev Gunin




С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ

Играет солнце на вербе,
весна цветёт среди акаций
и словно май со мной вдвоём -
пришёл тебя поздравить с днём
рожденья.
                Нынче восемнадцать,
Сергей, исполнилось тебе.

Хоть мы с тобой весьма давно
уже живём на этом свете,
но, так считать заведено,
до восемнадцати мы - дети.

Возможно, были мы уже
и раньше в чём-то старше многих,
а в чём-то дети и теперь,
но всё же этот день как дверь:
ты на грядущего пороге,
на очень важном рубеже.

За этим рубежом осталось
и дальше, дальше с каждым днём
уходит детство. Всё распалось,
как карточный, бумажный дом.

Воздвигнут будет дом другой,
солидный, прочный, настоящий,
но память, думаю, не раз
ещё вернёт обратно нас
в тот дом, непрочный, но стоящий,
простой, но сердцу дорогой.

Возьми, Серёжа, в новый дом
всё лучшее, что было ране,
пусть новые черты, как грани,
искрясь, засветятся теплом.

Пусть будет добрым день любой,
пусть счастье миг приносит каждый,
пусть будут здравы мать, отец,
Наташа, ну, и, наконец,
та, что в твой дом войдёт однажды,
чтобы согреть его собой.

Желаю: радости, цветенья,
прожить ещё 120 лет -
счастливо, хорошо, без бед.
Здоровья! Счастья!

С днём рожденья!
      1978


        Copyrights © represented by Lev Gunin
   
        С картины A. Рабкина.



  ФИЛЬМ ДЛИНОЙ В ЖИЗНЬ...

Когда смотрю я фильм, и по сюжету
с героем вдруг случается беда,
я успокаиваюсь тем тогда,
что вымысел, что выдумка всё это.

И что актёр, играющий больного,
на самом деле, видимо, здоров,
что женщины, играющие вдов,
скорей всего, я думаю, не вдовы.

Что человек, который был "убит",
на самом деле, на минуту замер:
пока он в поле зренья кинокамер,
он просто без движения лежит.

Нет ничего: ни роковых решений,
ни смерти, ни пустых унылых дней.
Но вырваться из фильма тем трудней,
чем лучше этот фильм, чем совершенней.

И в этом смысле лучший фильм - судьба.
Здесь нету комбинированной съёмки.
И весь сценарий - небывало ёмкий, -
извечно пишет каждый для себя.

И зрители - они же и актёры -
под занавес затягивают шторы...
        Январь, 1978.


Copyrights © represented by Lev Gunin



"ВСЁ ДЛЯ ДЕТЕЙ..."

Часто мы слышим: "Всё для детей!"
Много об этом пишут статей.
Много об этом толкают речей.
В общем: чуть что - сразу всё "про детей".

Много о детях в стране говорят,
Много и делают, но...
Представьте себе детский сад.
Давайте заглянем в окно...

Сейчас окончился обед,
Пора ложиться спать,
Но где же спать, раз места нет? -
Попробуйте сказать!

Но положений безвыходных нет.
Люди додумались даже
Стулья снести в коридор, в туалет,
Столики, вазы - туда же.

И вот загружен коридор,
А в группе, так сказать, простор.
Поставили в этот "простор" раскладушки,
На них одеяла, простынки, подушки...

И вот уже дети бегут по подушкам,
Чтобы добраться к своим раскладушкам.
/Ведь нету меж раскладушками хода,
Постели - "трава", подушки - "порода"/. 

Все улеглись и уснули. Мёртвая тишина.
Но тут захотела вдруг выйти девочка одна.
Как ей добраться к дверям вот этим?
Выход один: идти по детям...

На сей раз удачно добралась к дверям,
А в группе и крики, и гомон, и гам.
И как успокоить всех этих детей?
Ведь нету же к ним и окольных путей!

...Прошло два часа, и пора подниматься.
Проснулись дети, пошли одеваться.
Ушли раскладушки опять в коридор,
А в группе опять воцарился ''простор".

И вот здесь столы водворяются снова...
Всё это для деток, конечно, не ново...
Мы видели группу в течение сна.
Давайте теперь отойдём от окна. 
                Сентябрь, 1977.


  Copyrights © represented by Lev Gunin


 

      С НОВЫМ ГОДОМ!

Кончается декабрь. Январь
придёт своим обычным ходом.
Мы сменим дома календарь,
поздравим близких с Новым Годом.

Пускай всем счастье принесёт
и мимо пронесёт несчастье
грядущий добрый новый год.
Откройте ему души настежь!

Пусть смех ваш будет не пустым.
Но пусть улыбки лица греют.
Пусть все мы: он, и я, и ты -
умнее станем и добрее.

Пусть в этот год не канут в лету
дела, свершённые уже,
и пусть судьба не даст ответа
на уже взятом рубеже.

Пускай вам звёзды счастья светят;
пускай придёт любви пора,
и дует ваш попутный ветер.
Удачи, счастья и добра!


                Copyrights © represented by Lev Gunin



РАЗМЫШЛЕНИЯ У РЕПРОДУКЦИИ
С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ДРЕВНЕГО ВОИНА

Его рука ушла в века,
И вот теперь издалека
Он машет нам, Эллады сын,
А, может, Спарты или Рима.
На нас он смотрит, исполин,
А на него глядим   м ы.

И всё, как сущее, встаёт:
Античная скульптура,
И Демокрит, и Геродот,
И Фидий - вся культура.

И Колизей и Пантеон,
Те храмы, их колонны,
Акрополь или Парфенон,
Античные фронтоны...

И шла История вперёд:
Вот пал великий Рим.
Всё рушили вандал и гот
Нашествием своим.

Исчезло всё, но и сейчас
Нередко поражает нас
Искусство древних мастеров,
Дошедшее сквозь тьму веков.

               Copyrights © represented by Lev Gunin
___________________________




___________________
МИХАИЛ КАРАСЁВ (КАРАСЬ)
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

КАРАСЬ
ИЗБРАННОЕ



Михаил Карасёв

         ЗА ОКНАМИ ТВОИХ ВОСПОМИНАНИЙ

MICHAIL KARASEW


Поэт и рок-музыкант, Миша известен в Бобруйске и далеко за его пределами. Коренной бобруйчанин, он родился тут (1953) и прожил большую часть своей сознательной жизни. Карасёв (Карась) известен широкой публике как автор песен и аранжировок знаменитой группы Би-2, занимающей верхние места таблиц популярности в Австралии и России. Группу основал - и стал её ведущим вокалистом - Мишин родной племянник (сын сестры), бобруйчанин Саша (Шура) Уман.

Карась не только был духовным отцом группы "Би-2", её фактическим художественным руководителем, но и получил Первую Премию России за свой альбом "Нечётный воин". На чествовании Миши Карасёва в Москве - с вручением ему премии - присутствовали такие знаменитые личности, как Андрей Макаревич, известные телеведущие, музыканты, журналисты.


Выпускник бобруйского химтехникума, Карась никогда не работал по специальности, но полностью посвятил свою жизнь музыке. Продвинутый бас-гитарист, автор песен, Карась самостоятельно овладел сложнейшей наукой аранжировки, добившись невероятного для нестоличной рок-группы уровня композиций, игры и качества звука. Он являлся бессменным руководителем коллектива, известного позже под названием "Солнечная Сторона", благодаря одноименной пластинке (виниловому диску), выпущенному фирмой "Мелодия".

Костяк группы составили Вова Голуб, Сергей Шамало, Саша Ротань, сам Карась и Ольга Петрыкина, а с ними работали (приходили и уходили): Михаил Куржалов (Моня), Шура Добровольский, Гена Михайлов (Пельмень), Шура Григорьев, Юра Шевченко, Вадик Сажин, Юра Терновой (Хмырь), Володя Буслович, и другие. Звукозапись помогал совершенствовать Пип (Вова Попов).

Я сотрудничал с группой Карася с самого начала, когда Миша ещё учился в химтехникуме, и внёс определённую лепту в карасёвские аранжировки, тексты, стили, манеру игры. Многие его идеи, приёмы, штрихи, находки: "заимствованы" у меня. Вернее, не заимствованы и - тем более - не украдены, а переосмыслены, уже в ином качестве став его собственными. Миша сам сказал о себе в одном из своих текстов: "Никогда я не шёл против правил". И это чистая правда. Трудно найти другого такого же человека. Правда, не каждый осознает, что подобный уровень щепетильности: стигма с трагическим оттенком для него самого и близких ему людей. А индифферентность к своим авторским правам и гонорарам автоматически переносит себя и на тех, кто с ним годами работал.   

Время от времени я был участником карасёвской группы в качестве клавишника и аранжировщика, и даже пробовал себя в амплуа вокалиста. Как раз в период подготовки вышеупомянутого диска "Солнечной Стороны" я примерно год или полтора в очередной раз состоял официальным членом группы. Особенно большой вклад я, Вова Буслович и Вадик Сажин внесли в аранжировки, саунд, манеру песен для диска. Практически всё, что играют на диске клавишные: придумали мы с Бусловичем, при некотором участии Сажина. Многие эти приёмы и находки перекочевали в аранжировки Би-2 без существенных изменений. (В аннотации к диску никто из нас троих не упомянут, и даже не получил ни одной копии. Ольга Петрыкина выцыганила у меня оригинал кассеты чистового "проката" той программы (профессиональную запись сделал мой брат Виталий, с помощью звукооператора Юрия Шевченко), но, несмотря на её клятвенные обещания, так никогда эту кассету и не вернула. Ходили слухи, что никакого винилового диска, записанного на всесоюзной фирме "Мелодия" - не было, что всё это выдумки Карася…. Кто знает?..).

Практически все карасёвские тексты некоторых периодов правились мной и Толиком Симановским, хотя слово "правка" - опять-таки, - не совсем точный термин. Наша редакторская работа, скорее, помогала потрясающему карасёвскому интеллекту переосмысливать музыкально-поэтические приёмы, и приходить к новым решениям. Некоторые тексты Карась присылает мне на "проверку" и сейчас.

Крайняя аполитичность Карася, его полная индифферентность к тому, кто и какими руками прикасается к его проектам, в своё время уже привела к тому, что их раскручивала местная коммунистическая власть. В сегодняшней нашей жизни его пронзительные, потрясающие прозрения оказались в руках ориентируемой на Ближний Восток клики, цели и природа которой прямо противоположны гуманистической сущности "материала". Его музыку исполняет группа, которая никогда не станет в России "своей". В музыкально-эстетическом плане ей на сегодня нет равных. Однако, во всём, что они делают, присутствует не сразу уловимый привкус китча, обрыв нити "музыка -- духовность" (т.е. - присутствует гламур, внешний лоск). Как сценическая группа, эти ребята уступают многим. А вот на дисках они - благодаря карасёвскому гению - звучат, как никто другой.

Сам совершенно русский человек (не просто по батюшке - это само собой; по самой своей природе), Карась "перелил" свою душу в искривляющий её сосуд, выплёскивающий в наружный мир явно "некарасёвскую" интонационность. Александр (Шура) Ротань и Ольга Петрыкина так и остались непревзойдёнными интерпретаторами карасёвского "голоса", единственными "переводчиками" его внутреннего "я". Переживший катарсис, Карась поднялся высоко над вокальными и эстетическими возможностями Шуры и Ольги, но адекватного "рупора" не нашёл. Его попытки реанимировать сотрудничество с Петрыкиной ни к чему выдающемуся не привели; да и не могло быть иначе. Обидно, что при всём потрясающем богатстве его композиций, их редкой оригинальности, неоспоримом мастерстве исполнения и задействованных в нём больших ресурсах, они передаются с известной долей фальши: это "послание, не пропущенное через внутренний мир". Вот ещё одна из многочисленных трагедий этого уникального человека.

Поэзия Карася: неотъемлемая часть синтетического жанра, который он же сам и создал "под кодовым названием" "песня"; если разобраться - это поднятый на совершенно иной уровень новый тип артистического высказывания.

Так что воспринимать его "стихи" в качестве самодостаточных было бы неверно. Отсюда все шероховатости, натянутости, передёргивания, которые начинают "звучать" только вместе с исполняемой "живьём" музыкой.

Как практически любому рок-музыканту провинциального города, Карасю пришлось не раз менять "крыши" и меценатов. Химтехникум, Белорусский Шинный Комбинат, Городской Дом Культуры: далеко не полный список "хождения по кругу". В конце концов, Миша и его группа обосновались в ресторане усадьбы Мышковичи, обласканные легендарным Старовойтовым. Фактически загородный ресторан Бобруйска и Кировска, он предоставил (с помощью колхоза "Рассвет") невиданные возможности. За исключением периода работы в Костромской филармонии, "Караси" (как называли в Бобруйске Мишину группу) на много лет обосновались в Мышковичах.

Однако, ни филармоническая деятельность, ни шикарные на фоне общего советского уровня аранжировки, ни совершенно неповторимые идеи, ни прекрасные для того времени записи не принесли Карасю ни достойного существования, ни признания. Всё на союзном уровне решала протекция, интриги, денежные знаки, и, конечно, московская прописка. А в Беларуси все "вакансии" в пределах столичного Минска уже были "забронированы". Подорванное здоровье (нажитая "питанием на ходу" и тем, что "всё на нервах", язва; операция (вырезано 3 четверти желудка), скромное (мягко говоря) существование, неудобства и трудности, связанные с поездками в Мышковичи - постепенно "доканывали" даже такого удивительно стойкого человека, как Миша. К концу 1980-х силы его уже на исходе; его надежды на что-то лучшее иссякают; ему становится трудно сдерживать нахлынувший потоком пессимизм.

А тут ещё и репрессии, которые в Могилёвской области с началом Перестройки не только не исчезли, но лишь усиливались. Вызов в КГБ Симановского; "конфиденциальные" беседы с Карасём майора КГБ обо мне; разгром бобруйских литературных кружков; избиения активистов; варварское и целенаправленное разрушение Старого Бобруйска; усиление стукаческого аппарата: всё это сделало нашу жизнь в Бобруйске не только бесперспективной и безнадёжной (невыносимой!), но и связанной с риском. А когда под каток репрессий попал сам Старовойтов: оставаться в Беларуси стало уже просто опасно. И Карась принимает роковое решение: "ехать в Израиль". 

Всё, что в прошлое одето:
"Не умею и не буду";
Если вспомнишь рядом где-то:
Забери меня, забери меня отсюда...

Это (как всегда - иносказательно) - об иммигрантской жизни не в смысле географии, но в смысле "выпадения в осадок" из эпохи: о времени, в которое ему выпало жить.

Фактически депортированный из Беларуси, и перехваченный израильскими спецслужбами вместе с семьёй в Варшаве, я был против моей воли доставлен в "еврейское государство", откуда вырвался благодаря косвенной помощи Международной Амнистии. В те годы я неоднократно бывал у Карася в Ашдоде, где он купил самую скромную квартирку, и, таким образом, залез в неимоверные долги: квартиры продавались новым иммигрантам по грабительским ценам. Это был для него период очередного переосмысления: только на сей раз не стиля и манеры своих песен, а всей жизни. Он почти поставил крест на музыкальной карьере, и решил посвятить оставшиеся дни семье. Приобретя квартиру, он тем самым сжёг за собой все мосты и нацелился на каторжную работу, как будто был всё ещё двухжильным. В мастерской по изготовлению памятников, куда его кто-то устроил, приходилось вкалывать в прямом смысле как на каменоломнях. Израильтянам незачем тратиться на механизацию производства: при таком избытке квази-дармовых рабочих рук новых иммигрантов из СССР и пожизненных узников - палестинцев (вместо дорогостоящих машин ведь могут работать рабы). Сам Карась ни за что не согласится с таким толкованием. Где бы он ни жил, он "такой же, как все": "один из народа".

Я уже не помню, что приключилось с Мишей на этих каторжных каменоломнях, только через пару лет ему пришлось оттуда уйти на завод. У меня нет морального права на инсинуации - по какой причине его переехала цеховая машина... (место было "пустое" и хорошо освещённое; сам он - огромный детина; такого нельзя не заметить). Могу лишь напомнить о тысячах аналогичных случаев на израильских производствах, когда новых иммигрантов увечили машинами, травили, избивали до полусмерти только "за то", что они русские.

Карася "собирали" буквально по кусочкам. Язык не поворачивается назвать, перечислить его жуткие увечья. Вряд ли кто-то мог предположить, что он выкарабкается. Спасли присутствующие в израильских больницах "с миссией" врачи из России, Европы и Америки...

Спасли, но оставили жить инвалидом. Особая сетка на животе ("до гроба"); ножная лимфадема (в отсутствие вырванного лимфоузла): и многое другое, от чего можно вздрогнуть.... За инцидент с Мишей Карасёвым никто не ответил...

И вот именно тогда, когда, казалось бы, жизнь окончена и бесповоротно проиграна, в течение двух-трёх лет инвалидности Миша пережил своего рода катарсис. Нечто мистическое и необъяснимое снизошло на него, и он стал писать поистине гениальные произведения, по сравнению с которыми всё, что он делал до сих пор: мало что значит. Не зря про такое говорят: открылся "третий глаз". Не менее поразительно и то, что, живя в "сплошном микрорайоне" - городке Ашдоде в пустыне на африканском побережье Средиземного моря (не подумайте, что я не знаю географии) - Карась в полном смысле этого слова вернулся в Бобруйск 1980-х, где до сих пор и живёт, вопреки всем физическим законам и параметрам этого бренного мира, наперекор геофизике, расстояниям, однонаправленному времени, "здравому смыслу" ("уехали, как если бы остались"). И всё, что он создаёт сегодня: это свежий глоток воздуха оттуда, из 1980-х; ведь то, что с нашей человеческой планетой стало сейчас - намного страшнее того, что случилось в те годы (...то была только прелюдия...).
 
Это даёт нам полное право поместить - в дополнение к его малоизвестным или вообще неизвестным стихам 1980-х - несколько примеров его сегодняшних текстов из песен для Би-2..... 


В последние годы перед отъездом Миши Карасёва из Бобруйска его родной город поступил с ним так же по-свински, как с Евгением Алмаевым, Виталием Гуниным, и со многими самыми лучшими, самыми талантливыми горожанами. Если бы не слава Би-2 и не концерты этой рок-группы в Бобруйске, на которые собирались десятки тысяч людей: Миша так и остался бы "нежеланным", "нежелательным", чужим и даже ненавидимым в своём родном городе, где - даже теперь, на фоне всей его всемирной славы - его продолжают ненавидеть те, что ему злобно завидуют, те, что ненавидят его за альтруизм и за все его положительные человеческие качества.

Сам Михаил Карасёв говорит об этом так в одном из своих текстов:

Я о банальности споткнулся -
Как будто этого не ждал!
Я в город свой родной вернулся:
Тот, от которого бежал...
В тот, от которого бежал.

Приехав в свой родной город, он обнаружил там море пошлости ("банальности"), скрытую зависть, шелест сплетен, намёки на его принадлежность к "блаженным" (к тем, кто "не от мира сего").

Но чего можно ждать от нашего родного города - если самых лучших людей вынудили уехать, или запереться в четырёх стенах, или уйти в монастырь (в прямом смысле)? Кто остался? Среди простых рабочих, среди ординарных горожан - много хороших, добропорядочных, сердечных людей: я это знаю из общения через Интернет. Но среди интеллигенции - среди журналистов, искусствоведов, архитекторов, дизайнеров - почти не встретишь нормального человека.
______________________________________________

В стихах и песнях Миши: смерть целого поколения, трагическая кончина целой культуры: и тех, кто уехал - и тех, кто остался. Они открывают перед нами жуткую картину кровавой бойни; невидимой, тайной, необъявленной войны.
 
Иносказательность, притча, символы-метафоры, "генетический код" сокрытых связей между вещами, доступный лишь особям с "третьим глазом", боль, равная вдохновению, и любовь, равная боли: вот некоторые "узлы" его языка.

Эзотерика его мышления потрясает. Его воображение рисует очертания миров далеко за пределами нашего мира; и простые вещи - явления нашего земного порядка - предстают совершенно иными: частью выхваченных прожектором удивительного карасёвского восприятия запредельных, потусторонних исполинов. 

Одновременно - каждое его поэтическое высказывание: сугубо личное, конфиденциальное, направленное вглубь собственного внутреннего "я". Это совершенно новый тип лирики, ни на что не похожей, не имеющей аналогов ни в русской, ни в зарубежной поэзии, рок- или поп-музыке.

Его мышление соединяет каждое движение человеческой души, каждый подвиг, или - наоборот - позорное малодушие: с космическим огромом неведомых нам, но ощущаемых им законов надчеловеческого (трансцендентного) бытия. Мечта, нежность, верность: это для него не отвлечённые символы; равно как и поражение мужественности, доброты и справедливости в лице индивидуума означает вселенскую катастрофу. Наша эпоха для него - это эпоха, когда погибает Последний Герой (вагнеровский Зигфрид), и на смену ему "никто не придёт" (см. одноименный текст) - как было в прошлом; и прервётся связь поколений....

Лев Гунин


Дополнительный ("неисчерпаемый") источник сведений о Карасе и членах его группы: моё "Ожерелье романов" - дневниковых романов, один из которых, "Заводная Кукла" (проходящий многолетнюю - всё ещё не оконченную - редакторскую работу), есть в Интернете.


Многие фотографии публикуются впервые.





ПРИМЕЧАНИЕ: Тексты Карася и Би-2 тут ВПЕРВЫЕ приведены в соответствие со стилистическими, поэтическими, синтаксическими и грамматическими нормами. Многие авторы Интернет-версий НЕПРАВИЛЬНО услышали слова песен, НЕПРАВИЛЬНО обозначили цезуры, изобразили тексты с чудовищными ошибками. Таким образом, это УНИКАЛЬНАЯ И ЕДИНСТВЕННАЯ ПРАВИЛЬНАЯ ПОДБОРКА.

 

    Михаил Карасёв:
    Избранные тексты 1980-х

все тексты Карася 1980-х - 2000-х даны в редакциях Льва Гунина [пунктуация, синтаксис, разбивка на строки, заглавные и малые буквы, графическое расположение, соответствие строки стихотворному размеру, ритму и рифме, исправление грамматических ошибок, и. т.д.]



КОГДА СУДЬБА СТОИТ НА СТРАЖЕ
(совместно со Львом Гуниным - 2010-е годы)
  песня

     1
время... пошли... рано? нет? поздно?
то или нет?.. - тает ответ
и вдруг как выстрел хлопнет дверь
 
где ты теперь? ...вольный? ...свободный?..
здесь или нет? явь?.. или бред?..
ты - буква в списке умерших теперь?

пр.
иикто уже не обьяснит
никто на свете не расскажет
какой огонь в душе горит
в конце... - и смерть стоит на страже
и почему он был не брит
когда нашли его на пляже
и почему всегда болит
когда судьба узлами вяжет
 
   2
где твои сны?.. где твое сердце?
как ты любил! где та любовь?
ужель все зря - и нету ничего?

посыпаны у близких раны перцем?
а для тебя - туман? и мрак? и кровь
за той границей, что не для кого?

пр. 
____________________________


МОЙ ВЫХОД ОБЪЯВЛЕН
(совместно с Александром (Шурой) Ротанем)

Мой выгод объявлен
                и занавес поднят
И струны как нервы
                натянуты больно
Я снова на сцене под солнцем софитов

Нам прежде казалось - что если однажды
Собраться всем вместе под знаменем песни
Чтоб пел её каждый:
Ведь сдвинутся горы
Вспять реки покатят
И сблизятся люди
И станут друзьями
И зло захлебнётся...

Всё в прошлом ребята
Мы стали взрослее
Друг друга не знаем
И петь не умеем

Кто в замке воздушном живёт одиноко
Кто всеми друзьями обманут жестоко
Кто сыт безобразно удачлив и весел
А кто глодает - ему не до песен...
Кто платит по счёту
Кто в долг занимает
Кто верует в бога
Кто в бога стреляет...

Мой выход объявлен
Затем чтобы снова
Всё начать сначала
И делом и словом


Copyrights © represented by Lev Gunin


МИР - ВЕДЬ ЭТО МЕСТО...
(совместно с Анатолием Симановским)

Кто сегодня вспомнит
цвет рубашек модный
в те года?
Слава тех кумиров
что владела миром
где она?

Имя назовите
лидера событий
кто кричал:
"К чёрту все доктрины,
я достиг вершины!"
Кем он стал?

Мир - ведь это место
где бывает тесно
и порой
локти расставляя
кто-то забывает
быть собой

И хотя всё это
сказано и спето
сотни раз
вновь у пьедестала
суеты и славы
много нас. 

   
Copyrights © represented by Lev Gunin



          РУЛЕТКА

Не в похмельном бреду не в тумане
Не по мелкой играя - на цвет
Я швырнул всё что было в кармане
На число моих прожитых лет

Будет шарик лететь как по треку
Мотогонщик к последней черте
Чтоб опять доказать человеку
Эти цифры не лучше - чем те
Чтоб сказать: "Твоя песенка спета,
Отрекись от бесславной борьбы".
Ну и пусть - я поставил на это
Я надеюсь на выбор судьбы

Никогда я не шёл против правил
Вдруг откажет судьба наотрез
Ну и пусть - я на это поставил
А у жребия свой интерес

Бог меня новым утром поздравит
Не последнюю дарит мне ночь
Ну и пусть - я на это поставил
И теперь все сомнения прочь

Ты - надежда - мотайся как белка
В колесе безнадёжном литом
Мсти фортуна
И глупо и мелко
Я сегодня стою на своём



Copyrights © represented by Lev Gunin



НУ, ЧТО ПОДЕЛАТЬ МНЕ С СОБОЙ?

Ну, что поделать мне с собой
И как мне с этим справиться?
Давно живу одной мечтой:
Хочу ему понравиться.

Постригла волосы под панк:
Да видно мало толку,
и он твердит всё так же мне:
"Держи колёса по боку".

Я средства все перебрала,
С ума чуть не свихнулась,
Да как-то раз гитара мне
На счастье - подвернулась.

Я с ней забралась в уголок
И тихо жила пением,
Пока не рухнул потолок,
Не лопнуло терпение. -


Copyrights © represented by Lev Gunin




ПЕСНЯ РЫБНОЙ АРТЕЛИ

Прибой утих, молите Бога,
Чтоб был обилен ваш улов.
Трудна и пениста дорога
По мутной зелени валов.

Всё холодней, всё позже зори,
Плывёт сентябрь по облакам.
Какие сны в открытом море
Приснятся бедным рыбакам...

Опасны промыслы морские,
Но знает кормчий наш седой,
Что ходят по морю святые,
И звёзды носят над собой.


Copyrights © represented by Lev Gunin



ВЫВЕСКА АНТИКВАРЩИКА

Я меняю обиды на вежливость.
Продаю улыбки поштучно.
За пятак антикварная нежность.
Не берут; говорят - не нужно.

В дефиците самоуверенность.
Ничего не пойму: да и ладно.
Молью съедена строгая верность.
Никому её даром не надо.

Платят втридорога за хамство.
И на пакости спрос неистовый.
Никому не подходит мужество.
Отвечают: покрой не джинсовый.   

Но однажды пришёл ко мне Кто-то,
Говорят, из далёкого плаванья.
Слышал я: потерял кого-то,
И в глазах у него отчаянье...

Он с надеждой смотрел на полку.
И ушёл, не сказав ни слова.
И потом, говорят, очень долго
Оставался один у моря.

Я наверно закрою лавку.
Мне работа не нравится эта.
Говорят, вновь повысились ставки
На убожество этого света.


Copyrights © represented by Lev Gunin



     ДУРОЧКА

Когда ты идешь по улице,
В нашем городе паника:
Люди в машинах волнуются,
Гонят на красный свет;
 
Нервные бьются в истерике,
Дико ревут динамики,
И соревнуются первые
Полосы жёлтых газет... желтых газет….
 
А ты танцуй,
Дурочка! Танцуй!
И улыбайся!
Тебе ведь все это действительно идет.
Не сомневайся!
 
Осколки стекла - всем известно -
На солнце блестят как бриллианты.
Однажды в правильном месте
Наступит нужный час.
 
Закройте обратно Америку.
В нашей гавани паника.
Когда ты идешь по берегу -
Море волнуется раз... волнуется два…


 Copyrights © represented by Lev Gunin




 ДЕНЬГИ НА ВЕТЕР
 (с участием Льва Гунина (музыка, аранжировка, версия текста)

деньги на ветер
среди святых и виноватых
деньги на ветер
есть берег истины иной
деньги на ветер
пусть он придет в лучах заката
придет… не трогайте… он мой
 
деньги на ветер
слоновой кости вижу башни
деньги на ветер
разинутых упреков рты
деньги на ветер
пусть он придет в лучах заката
придет он из моей мечты:
 
идущий по самому краю
несущий, несущий зарю
я тебя знаю… я тебя жду…

 

Copyrights © represented by Lev Gunin




МОЙ РОК-Н-РОЛЛ

и то
что было
набело
откроется потом
мой рок'н'ролл -
это не цель и даже не средство
не новое
а заново
один
и об одном
дорога в мой дом
и для любви это не место
 
прольются все слова как дождь
и там где ты меня не ждёшь
ночные ветры принесут тебе прохладу
на наших лицах без ответа
лишь только отблески рассвета
того где ты меня не ждёшь
 
а дальше - это главное
похожий на тебя
в долгом пути
я заплету волосы лентой
и - не способный на покой -
я знак подам тебе рукой
прощаясь с тобой
будто с легендой
 
прольются все слова как дождь
и там где ты меня не ждёшь
ночные ветры принесут тебе прохладу
на наших лицах без ответа
лишь только отблески рассвета
того где ты меня не ждёшь
 
и то
что было
набело
откроется потом
мой рок'н'ролл
это не цель и даже не средство
 
не новое - а заново
один и об одном
дорога в мой дом
и для любви это не место



Copyrights © represented by Lev Gunin




    КОСТЁР
(при участии Александра Ротаня)

солнце слепит
и мудрый говорит:
каждый костёр
когда-то догорит
и ветер золу
развеет без следа…
но до тех пор
пока костёр горит
каждый его
по-своему хранит -
если беда
и если холода…

ещё не всё дорешено
ещё не всё разрешено
ещё не все
погасли краски дня
ещё не жаль огня
судьба хранит меня…
                … судьба хранит меня…

раз ночь темна
то жгут едва-едва
и берегут
силы и дрова
зря не шумят
не переводят лес
но иногда
найдётся вдруг чудак
этот чудак
всё сделает не так
его костёр
взовьётся до небес

ещё не всё дорешено
ещё не всё разрешено
ещё не все
погасли краски дня
ещё не жаль огня
судьба хранит меня…
                … судьба хранит меня…

тот был не прав
кто свой огонь сберёг:
он обогреть
других уже не мог
и без потерь
дожил до тёплых дней
а ты так спешил
ты всё спалил за час
и через час
большой огонь угас
но в этот час
стало всем теплей


ещё не всё дорешено
ещё не всё разрешено
ещё не все
погасли краски дня
ещё не жаль огня
судьба хранит меня…
                … судьба хранит меня…



Copyrights © represented by Lev Gunin



       ДОРОГА
(при участии Александра Ротаня)

Всё та же старая дорога,
Где дням давно потерян счёт.
Она судьбой дана от Бога:
Кому к мечте, кому - наоборот…
Кому к мечте, кому - на эшафот…

И я ни в чём не сомневаюсь
(Никто не скажет мне: иди!),
Но, падая и поднимаясь,
Живое сердце чувствую в груди…
Живое сердце я чувствую в груди…

И лёгкий образ - как виденье,
Как солнце новое: взойдёт,
Своим крылом меня заденет,
И в даль иную молча позовёт…
И в даль иную молча позовёт…

Всё та же старая дорога.
Я не боюсь длиннот в пути…
Мне страшно, если вдруг с порога
Однажды просто будет некуда идти…
Однажды просто будет некуда идти…


Copyrights © represented by Lev Gunin




          ОНА

(При участии Льва Гунина)

Нелегко увидеть ветер
без лица и без конца.
Ей идёт, когда на свете
есть и нет. Раз и два.

Она не скажет мне умное завтра.
Она всего лишь улыбка и взгляд.
Она уходит - и не вернётся назад.

Есть и нет. Игра такая.
Был - и не был. Этот... тот...
Свет в кармане догорает.
Это сердце чьё-то... жжёт...

Она не скажет мне умное завтра.
Она всего лишь улыбка и взгляд.
Она уходит - и не вернётся назад.

С ней друзей карманных стая.
В этой стае нет меня.
Чьё-то сердце догорает,
Колокольчиком звеня.

Она не скажет мне умное завтра.
Она всего лишь улыбка и взгляд.
Она уходит - и не вернётся назад....
 
Она не скажет мне умное завтра.
Она всего лишь улыбка и взгляд.
Она уходит - и не вернётся назад....

Она не скажет мне умное завтра.
Она, всего лишь улыбка и взгляд.
Она уходит - и не вернётся назад....

Она не скажет мне умное завтра.
Она, всего лишь улыбка и взгляд.
Она уходит - и не вернётся назад....

               

Copyrights © represented by Lev Gunin



    Михаил Карасёв:
    Избранные тексты 1990-х и 2000-х



ОБЛАКА БЕСКОНЕЧНОЙ ПЕЧАЛИ
             (СВАДЕБНАЯ)

никогда я не был так близко
к облакам к бесконечной печали
или небо становится низким
или выше от боли мы стали
 
никому я уже не доверю:
почему я так горько грущу...
я шагами вселенную мерю
и как тень нелюбимых хожу
 
ничего быть не может сравнимо
с глубиной твоих огненных глаз
и плыву я невидимый мимо
как до слёз веселящий газ
 
никогда никому ничего
никогда никому ничего
никогда никому ничего



Copyrights © Bi-2+Karas




     АНГЕЛЫ

она из воздуха и льда:
дотронешься едва ли
её прозрачные глаза
меня не отражали
 
стеной
разлука до самых звезд
летит со мной
 
если бы ангелы твои оставили меня
там где в тихой пустоте нить держит тонкая
если бы ангелы смогли однажды рассказать
сколько лун не назови я буду ждать
 
в чужое небо налегке
как будто дни листая
и след терялся на песке
и лёд под сердцем таял
 
стеной
разлука до самых звезд
летит со мной
 
если бы ангелы твои оставили меня
там где в тихой пустоте нить держит тонкая
если бы ангелы смогли однажды рассказать
сколько лун не назови я буду ждать



Copyrights © Bi-2+Karas




БЛИЖНИЙ ВОСТОК
     (ИЗРАИЛЬ-1)*

Как-то в стаю птиц бескрылых
Занесло меня...
Как тревога отпустила:
Занялась тоска

Мне неверие любое -
Лестница в него.
Заберут ли с поля боя
Друга моего?

Как одиноко на Ближнем Востоке
Неразделенной любви!

Мне - дороги без названий,
Весть издалека,
Перекресток расставаний,
Город из песка.

Птицей в клетке бьётся сердце.
Полная луна.
Никуда теперь не деться,
Не сойти с ума.

Как одиноко на Ближнем Востоке
Неразделенной любви!
Как одиноко на Ближнем Востоке
Просто любви!
Любви!

____________________________
* Вторые названия (подзаголовки)
временно присвоены редактором.



Copyrights © Bi-2+Karas



     ВРЕМЯ

молчание - камня имя
с прикосновением руки,
религия случайных линий,
движение большой реки

неслышно за окном ступает
бесполая и грустная любовь...

слепая ночь пуста как прежде,
и растворяется как сон,
и откликается всё реже
на семьдесят своих имен

неслышно за окном ступает
бесполая и грустная любовь...

молчание - камня время.
на берегу большой реки
сидел один, обняв колени,
печальные слагал стихи

неслышно за окном ступает
бесполая и грустная любовь
из всех тебя она узнает
коснется - и отравит кровь...

неслышно за окном ступает
бесполая и грустная любовь...



Copyrights © Bi-2+Karas




      ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН

Под новым небом мы едва знакомы,
разучивая время перемен,
нечаянных потерь, измены дома -
и ничего по-прежнему взамен.

И было слышно, как они смеялись,
и было чувство разделённых стен,
уехали, как если бы остались -
и ничего по-прежнему взамен.

будут пути сомнения
но небо лишь начало
пути

В молчанье - камня имя
С прикосновением руки,
Религия случайных линий,
Движение большой реки.

Под новым небом мы едва знакомы -
разучивая время перемен...


Copyrights © Bi-2+Karas



         ДЛЯ ДРУЗЕЙ

Нам повезло: мы были долго вместе.
Мы поровну столетия разделили.
Мы как слова одной забытой песни
поэта, о котором все забыли.


Copyrights © Bi-2+Karas



         О НАС...

Я о банальности споткнулся -
Как будто этого не ждал!
Я в город свой родной вернулся:
Тот, от которого бежал...
В тот, от которого бежал.

Следы вчерашнего повсюду.
И тени, ясные совсем:
Неважно, кто ты и откуда,
На время или насовсем.
На время или насовсем.

Под беспризорными дождями
Уже не ясное совсем
Однажды прожитое нами
Не отпускает насовсем.
Не отпускает насовсем.

И возвращаюсь я некстати -
Как убежал я невпопад.
Мой город - место на закате
Для потерявшихся: для нас.
Для потерявшихся, для нас.



Copyrights © Bi-2+Karas

 


ДОСТУЧАТЬСЯ ДО НЕБЕС

От земли - и до небес -
Нам с тобою не достучаться.
Как слова на песке:
Всем известная формула счастья.
Спето... Выпито... Люди разные
закрывают глаза...
Вот - осколки от горьких слез.
Вот - обломки веселых праздников.

расстояния и пространства
измеряя... пытаясь понять...
ещё год - ещё одна станция...
там уже нет меня...

От потери - и до любви
Три звонка и одна телеграмма.
Между песней этой - и той:
Пол комедии и целая драма.
Ночь, Верона... Слова и взгляды...
В темноте голоса...
Светлая полоса незаметная...
Может, так нам и надо...

От привычки - до высоты
половинка останкинской башни.
Переправы, паромы, мосты...
Берег завтрашний, берег вчерашний...
От России - и до Австралии
лишь куплет и припев...
Ничего взамен не проси,
нарушая законы, правила.

расстояния и пространства
измеряя... пытаясь понять...
ещё год - ещё одна станция...
там уже нет меня...


 Copyrights © Bi-2+Karas




ЗАБЕРИ МЕНЯ ОТСЮДА!
            (ИЗРАИЛЬ-2)

все, что в прошлое одето:
"не умею" и "не буду".
если вспомнишь рядом где-то:
забери меня... забери меня отсюда...

это ветер все растратил
невпопад из ниоткуда;
если вспомнится некстати:
забери меня... забери меня отсюда...

всё, что мог знать -
сжёг...
кем я мог стать!..
если б стать смог...

всё, что сам себе ответил,
я нечаянно забуду,
и теперь никто не третий...
забери меня... забери меня отсюда...

всё, что мог знать -
сжёг...
кем я мог стать!..
если б стать смог...



Copyrights © Bi-2+Karas

 

ПЬЯНЫЕ ЗВЁЗДЫ
    (ЗАЖИГАТЬ)

Жадно так глотает солнце
два серебряных крыла.
Милый друг твой не вернётся
в этот город никогда.
И огни усталых улиц
станут по тебе скучать;
только им печаль такую
в твоём сердце не унять.

и зажигать пьяные звёзды
мне без тебя так будет сложно

Как легко плывут ресницы -
не узнает твой герой,
если что-нибудь случится
вдруг там за морем с тобой.
С ним теперь другое небо,
облака над головой,
и ступает ангел следом
незнакомый и чужой.

и зажигать пьяные звезды
мне без тебя так будет сложно

Всё коварная разлука
обнимала как сестра;
превращала её руки
в два серебряных крыла.

Сколько дождь шептал, а толку?
Ей казалось - не всерьёз.
И разбилась на осколки
всех невыплаканных слез.

и зажигать пьяные звезды
мне без тебя так будет сложно



Copyrights © Bi-2+Karas




МЕДЛЕННО СХОЖУ С УМА

Этот город стал твоей тенью,
за которой я иду следом,
опускаясь по течению
огней.

И под действием её взгляда,
Может, мне ещё пройти надо
сквозь горящие врата ада -
за ней.

Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума

И за тонким краем небосвода
всё мерещится неясным светом
мне короткая свобода,
и в ней

этот город стал твоей тенью,
за которой я иду следом,
опускаясь по течению
огней

Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума
Медленно схожу с ума....



Copyrights © Bi-2+Karas




    НЕБО

немного хлеба
и вина
для всех без имени
и рода
из всех возможностей свобода -
дитя нетрезвого ума

немного хлеба...

ни берега тебе ни дня
как неба нет
надежней крова
из всех возможностей основа -
немного света и тепла

мне о любви не стоит петь
но как мне с этим разобраться?
ответь!

немного хлеба
и вина
для всех без имени
и рода
из всех возможностей свобода... -

мне о любви не стоит петь
но как мне с этим разобраться?
ответь!



Copyrights © Bi-2+Karas




НЕЧЁТНЫЙ ВОИН

белый огонь снега белее
белый огонь больше не греет
для белой розы нечётный воин
он мог бы узнать её по высохшим слезам
он мог бы узнать её...



Copyrights © Bi-2+Karas




НИКТО НЕ ПРИДЁТ

Я забыл, с чем рифмуется "жди".
Но у времени много слов.
Я увидел как впереди
точит косу старуха-любовь.
Снова краски меняет страх
на плетень моих белых стен;
с тёмной ночи и до утра -
чёрной женщины падает тень.

никто не придет
никто не придет

Я накапливал звуки-сны,
называл это "белый джаз".
Всё ушло с её легкой руки.
Чёрных клавиш собачий вальс.
Я писал о тебе белый стих,
и вмещал весь словарный запас
в танец дикий твоих чернил -
то, что делало слабыми нас

никто не придет
никто не придет



Copyrights © Bi-2+Karas





ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ

Я больше не играю сам своей душой:
Какая есть - кому-нибудь сгодится.
Но медь - не золото, и твой герой -
Последний, кем бы ты могла гордиться.

остаться в живых...
отчаянный псих...
не свой... не чужой...
последний герой...

Всё то немногое - на чётное не ставь,
Когда любовь и слёзы не дороже хлеба.
И кажется - что до земли добраться вплавь
Дано лишь тем, кто по воде уходит в небо...

остаться в живых...
отчаянный псих...
не свой... не чужой...
последний герой...



Copyrights © Bi-2+Karas

 




СЕРДЦЕ НА ВОЛОСКЕ

     (Карась и соавторы)

холодный город расставил сети
из песен о любви и смерти
и до последнего куплета
мы будем вместе
играет ночь свои капризы
и в лунном свете стонет призрак
ему так тесно в чёрном теле
на самом деле

сердце на волоске
бьётся в истерике
между теней легла
тонкая радуга

по небу из стекла и клея
плывет в прозрачной лодке фея
и весь секрет её улыбки
в короткой памяти золотой рыбки
холодный город расставил сети
из песен о любви и смерти
но не осталось больше слов
на зеркалах лишь пепел ангелОв

сердце на волоске
бьётся в истерике
между теней легла
тонкая радуга



Copyrights © Bi-2+Karas





      СЕРЕБРО
 (Чужая Зима: Восток)

"Я не вернусь" -
Так говорил когда-то,
И туман
Глотал мои слова,
И превращал их в воду.
Я всё отдам
За продолжение пути,
Оставлю позади
Свою беспечную свободу.

Не потерять бы в серебре
Её одну -
Заветную.

Не по себе
От этой тихой и чужой зимы,
С которой я на ТЫ:
Нам не стерпеть друг друга.
И до войны
Мне не добраться никогда -
Моя безумная звезда
Ведёт меня по кругу.

Не потерять бы в серебре
Её одну -
Заветную.

А в облаках
Застыл луны неверный свет,
И в нём
Перемешались города - и я
Зову её несмело.

Ее одну,
Заветную...


 

Copyrights © Bi-2+Karas





    СЧАСТЬЕ

Если огонь – пепел,
Тень - это часть света.
Счастье моё, где ты?
Только в руках ветер
Был - а теперь нету.
Счастье моё, где ты?

И как хрусталь - слёзы.
Если не ты - кто же
Песню допеть сможет?
Бьётся в окно ветер.
Ночь - как конец света.
Счастье моё, где ты?

И за тобой - следом,
Где никогда не был,
Между землей - и небом
Бьётся в окно ветер.
Ночь - как конец света.
Счастье моё, где ты?

Моё счастье
Моё счастье

Моё
Моё
Моё счастье
Моё счастье

Моё
Моё
Моё
Моё
Моё
Моё



Copyrights © Bi-2+Karas




          ТЕНИ

Я не знаю: быть может, дорога
Оборвётся внезапно, как звук,
Если кто-то выйдет из круга
Сцепленных намертво рук.

Если город в холодных объятьях,
И чернеет живая вода:
Значит, смерть выбирает платье,
Значит, где-то случится беда.

Но слова - это только тени,
Тени наших дрожащих губ.
Имена слепых поколений
Никого за собой не зовут.

не зовут
не зовут

Я не знаю: быть может, спасенье
Только в наших холодных сердцах.
Если нас защищают стены -
Значит, нас не покинул страх.

Но слова - это только тени,
Тени наших дрожащих губ.
Имена слепых поколений
Никого за собой не зовут.

не зовут
не зовут



 Copyrights © Bi-2+Karas





          ЦВЕТЫ

цветы ни для кого... наверно - это образ
таких цветов в природе нет
есть тот - кто не придёт однажды
есть тот - кто не придёт

цветы ни для кого... ничьи...
как небо или - скажем - ветер
цветы ни для кого... ничьи...
значенье изначальных истин

и надо быть волшебником кому-то
а не садовником
а не садовником
хотя об этом поздно



Copyrights © Bi-2+Karas





КОГО ТЫ ЖДЁШЬ...

Я так хотел тебя спросить:
наверно - просто ветром быть,
и не давать себе забыть,
чем ты живешь
и чем полна твоя тетрадь;
тебя дожди учили ждать.

И он не сможет опоздать -
кого ты ждёшь...

И кто хранит тебя с небес:
не знаю - ангел или бес.
В герои всех твоих чудес
я не гожусь.

Но тот, кто так тебя хранит -
я знаю, никогда не спит.

И всё-таки - я за тебя боюсь.

Небо закрытое над головой.
Хочешь, возьми это небо с собой.
Хочешь, верни это небо обратно...

Это небо - для тебя...

В каком-то промежутке дня
нечётный воин у огня.
Ещё не кончилась война:
с ума сойти!
Он тот, кто снится тебе в дождь,
он чем-то на тебя похож,
и всё, что ты так долго ждёшь -
уже в пути...

Я так хотел тебя спросить:
наверно - просто ветром быть,
и не давать себе забыть,
чем ты живёшь
и чем полна твоя тетрадь.
Тебя дожди учили ждать.

И он не сможет опоздать -
кого ты ждешь...




Copyrights © Bi-2+Karas




МЕДЛЕННАЯ ЗВЕЗДА

Я твоя медленная звезда
В глубине далёкого моря - того что влечёт
Я твоё грустное солнце с букетиком фиалок под дождём
Я имя твоё произнесённое жестом беспризорного ветра
На берегах тишины
 
Я твоя медленная звезда
Я твоя медленная звезда
Я твоя медленная звезда
Я твоя медленная звезда
 
Знай что я не вся твоя судьба
Я лишь одна из её возможностей
Расскажи об этом птицам моим преданным странникам ожидания
И когда я перестану сниться тебе - пусть это будет
Новое название мира



Copyrights © Bi-2+Karas




               МОЙ ДРУГ

После трудного дня приходит усталость.
И теперь только нужно чуть-чуть отдохнуть.
Нам от прошлых побед ничего не осталось,
И ушедших обратно уже не вернуть.

мой друг... никогда не грустит...
и пьёт эту ночь... вместе со мной...

Остывающий город в холодную вечность
Собирает и строит свои корабли.
Всё случится опять, и новые песни
Как начало дорог в продолженье пути.



Copyrights © Bi-2+Karas




НЕВЕРОЯТНАЯ ИСТОРИЯ

Нарисую тебя уплывающей вниз
По теченью реки к чужедальнему порту.
Гаснут в сумерках дня моих окон огни,
Детских снов маяки тают за горизонтом.

Я купил всех своих - но чужим нипочём.
Отправляется в вечность моя Атлантида.
Мне так долго твердили, что все мы умрём
От ума или горя, весны или СПИДа.

невероятная история
вьётся гирляндой световых лет
сменится день на ночь и новая
в небе оставит серебряный свет

Нарисую тебя уплывающей вниз.
Твоя лодка чиста как тропа, по которой
Мой приятель по раю - упрямый Сизиф -
Катит нашу любовь в постаревшую гору.

невероятная история
вьётся гирляндой световых лет
сменится день на ночь и новая
в небе оставит серебряный свет



Copyrights © Bi-2+Karas



ПОЛКОВНИКУ НИКТО НЕ ПИШЕТ

Большие города,
Пустые поезда;
Ни берега, ни дна....
Все начинать сначала....
Холодная война,
И время, как вода,
Он не сошёл с ума,
Ты ничего не знала.

полковнику никто
не пишет
полковника никто
не ждёт

На линии огня
Пустые города,
В которых никогда
Ты раньше не бывала.
И рвутся поезда
На тонкие слова,
Он не сошёл с ума,
Ты ничего не знала.

полковнику никто
не пишет
полковника никто
не ждёт

полковнику... никто
не пишет...

полковника никто...



Copyrights © Bi-2+Karas

 


ПРОВИДЕНИЕ НОВОЙ ЛУНЫ

верь в провидение новой луны
исполнятся сроки и выбросят знамя
на гребне чумной и солёной волны
и чистого знанья нечётная стая

нечётная стая

нечаянной радостью город падёт
и всем бесноватым отдастся надеждой
верь в провиденье - и тот кто придет
увидит безмолвие нашей одежды

нашей одежды



Copyrights © Bi-2+Karas




  В ЧУЖОМ КРАЮ
        (ИЗРАИЛЬ-3)

в чужом...              чужом...
краю...                краю....
небес...                небес...
причин...                причин...
причин...                причин...

иду...                иду....
храню...                храню...
живу...                живу...
один...                один...   

не осталось за спиной
переправы ни одной!
без надежды не спеша
там где прячется душа...
душа...
душа...
и в конце тоннеля свет
а конца тоннеля нет...
и совсем уже забыл
что когда-то кем-то был!..

приют...               приют...
храню...               храню...
живу...                живу...
не так...                не так...
не так...
не так...
не так...

и в конце тоннеля свет
......................................
а конца тоннеля нет...
......................................
и совсем уже забыл
......................................
что когда-то кем-то был!..
......................................




Copyrights © Bi-2+Karas




             ДЖАЗ
(В НЕРОДНОМ ПАДЕЖЕ)
      (ИЗРАИЛЬ-4)

кажется, были уже
непростые слова
в неродном падеже...
и в душе
не спасают пески
от тоски...
кажется, было не так
обретённое вслух
на открытых местах,
и теперь -
на обратном пути -
не найти...

ни я,
а кто-нибудь другой,
надёжный и живой,
останется с тобой...

кажется, уже не тот
по вертикали горизонт,
и закат
виноват...
кажется, в последний раз
проходит жизнь,
играет джаз -
не для нас...
не для нас...

кажется, было не там,
и в игре на своём
я испортил всё сам,
и потом
вся на свете мура
до утра...

ни я,
а кто-нибудь другой,
надёжный и живой,
останется с тобой...

кажется -
уже не тот
по вертикали горизонт,
и закат
виноват...
кажется, в последний раз
проходит жизнь,
играет джаз -
не для нас...
не для нас...

кажется -
уже не тот
по вертикали горизонт,
и закат
виноват...
кажется, в последний раз
проходит жизнь,
играет джаз -
не для нас...
не для нас...

Copyrights © Bi-2+Karas




ДЕРЕВЯННЫЕ СОЛДАТЫ

деревянные солдаты...
каждый третий был мне братом...
был мне брат...

от заката до рассвета
шли зимой, шагали летом...
весь отряд...

если кто-нибудь, сбивая шаг в строю,
видел небо - значит был уже в раю...
значит, всё, что было - спишут,
если он уже не дышит,
и не слышит,
оставляя
брешь в строю...

накрывало всю колонну:
деревянные не тонут -
не горят...
говорили тем, кто ранен:
если упадём, то встанем.
ты - солдат.

и вставали те, кто падал, снова в строй,
оставляя без возврата за спиной
ржавый воздух, с кровью лужи,
страх внутри и смех снаружи -
оставляли без возврата за собой.

и в конце, как оказалось,
всё сложилось и сломалось
заодно.
только тем, кому досталась
запредельная усталость -
всё равно.

об усталости не вспомнить -
не забыть.
от усталости не смогут
убедить.

что досталось деревянным:
всё по правилам обмана,
с этой правдой
как ни странно дальше жить.

дай им, Господи, отныне
два патрона в магазине,
только два.
первый - в небо, ниже тучи.
и второй: на крайний случай.
для себя.




Copyrights © Bi-2+Karas



             СОЛДАТ

И выпало заранее совсем простое.
Последнее сознание - уже пустое.
Как это утро раннее в стране "забыты",
Как небо без названия в глазах открытых...

Теряя равновесие, потом дыхание
Хватаешься за версию: "наверно, ранен".
Но, падая, летит из рук в немую пропасть
Земля, похожая на круг или на глобус.

И разница потеряна на месте боя.
И в области простреленной уже нет боли.
Не к месту что-то вспомнилось, часы застыли.
Вставай солдат, всё кончилось.
Тебя убили.



Copyrights © Bi-2+Karas




      ЗА ОКНАМИ

За окнами твоими виден лес.
В нём кто-то ходит по полночным листьям...
Давай простим дорогу без чудес
И осень без отчаянья отыщем.

За окнами твоими поздний дождь
По капле день за днём. Пусти погреться.
Оплакивая жёлтой розы ложь,
Давай спасём всё, что осталось в сердце.

За окнами твоими тишина,
Сплетённая из долгих ожиданий.
Я вместе с ней уйду в начало дня
Придуманного мной для расставаний.

Исполнятся все сроки, уходя
В привычное и вечное молчанье.
А я останусь, чтобы ждать тебя
За окнами твоих воспоминаний.

 

Copyrights © Bi-2+Karas



ПОСЛЕ ВСЕГО

я звоню
как исповедуюсь
или молюсь
после всего
после всего

узнаю
голос последнего
и остаюсь
где нет никого
нет никого

гаснет свет
в области зримого
эта зима
для одного
для одного

связи нет
телефонная линия
словно черта
после всего
после всего

the sky brings
neither day
nor night
to this island of one
this lonely telephone
lost in the pale
winter sun
it's neither death
nor life
it's over
before it's begun
no laughter
no one cryin'
lost in the pale
winter sun

lost in the pale winter sun
lost in the pale winter sun

here on this island of one



Copyrights © Bi-2+Karas




ОНА БОИТСЯ БЫТЬ ОДНА...

Всё то же место у окна.
Она боится быть одна.
Она одна боится у окна.

Все те же сломаны ключи.
И тот, о ком она молчит,
Не знает, что она совсем одна...

И живет она в нише,
Где она одна слышит,
Как она сама дышит душой,
И она одна знает -
Этот мир другим занят,
И она сама станет собой.

А за окном разлуки лёд
Все эти годы напролет
Холодным, синим пламенем горит.
И возле этого огня
Она по-прежнему одна
Надеется, боится и молчит.

И живет она в нише,
Где она одна слышит,
Как она сама дышит душой.
И она одна знает -
Этот мир другим занят,
И она сама станет собой.



Copyrights © Bi-2+Karas



 НЕ УЗНАЮ

Не узнаю
И не болит
Сердцем не просит
Глазом не спит

И на краю
Не устоять
То что случится
Лучше не знать

Мир до молитвы
Тот же сюжет
Словно у бритвы
Выбора нет

Не узнаю
Пробую ртом
Слезы с акцентом
Воздух со льдом

Больше не найдется
печали простой
Больше не тревожит
луна
Ангел не вернется
на землю за мной

И на краю
Не устоять
То что случится
Лучше не знать



Copyrights © Bi-2+Karas

            


  ТЫ БУДЕШЬ ДРАТЬСЯ
                Льву Гунину

То, что держит тебя на пределе,
не найти ни в песнях, ни в книгах.
Нам с тобой по пути, но на деле
мы играем в разные игры.

И в твоих глазах
станет вдруг тесным
привычное место
в двух шагах.

У самого края,
ты однажды узнаешь,
как бьётся и дышит
сердце целого мира -
оно научило
тебя не бояться.
И ты не живёшь, как все остальные
И ты не уйдёшь - ты будешь драться.

То, за что тебя боги простили,
каждый день - словно с чистой страницы,
все слова - как дожди проливные,
и отчаянья острые спицы.

Адрес в небеса
у Мыса Надежды
останется прежним.

В двух шагах,
у самого края,
ты однажды узнаешь...

Бьётся и дышит
сердце целого мира.
Оно научило нас не бояться.
И ты не живёшь, как все остальные
И ты не уйдёшь - ты будешь драться...

Бьётся и дышит
сердце целого мира,
оно научило нас не бояться,
и ты не живёшь, как все остальные,
и ты не уйдешь....

Бьётся и дышит
сердце целого мира,
оно научило нас не бояться,
и ты не живёшь, как все остальные,
и ты не уйдёшь - ты будешь драться!



ПОТЕРЯННЫЕ

(стихотворение Льва Гунина, в котором использованы 3 четверостишия,
написанные совместно с Михаилом Карасёвым)

она потерянная дочь
безвестного народа
её любовь уводит прочь -
как скакуна - свобода

и разве в том её вина
что каждый кубок пьёт до дна?
ведь такова природа...

её товарки на устах
у всех телеведущих
и осуждать бы их не стал
никто среди живущих

и разве в том её вина
что каждый кубок пьёт до дна
и с каждым новым - в кущах?..

Юдифь-Эсфирь, Юдифь-Эсфирь -
мы слышим то и дело
и это всех святош цифирь
ни разу не задело

они такие лапоньки
они такие киски
они в число святых вошли -
как Моника Левински

так почему же вы её
"потерянной" прозвали?
уж не за то ли что живёт
с душою не из стали?

она ни женщин ни детей
толпой не убивала
и головы чужих вождей
мечом не отсекала

негоже выбор обсуждать:
кому семья
кому - свобода
и - если с главного начать:
она ведь из "народа"

она такая же как мы
из племени пропавших
из поколения зимы -
всё в мире потерявших

взамен потерянной страны
другой не получили
и без войны идём с войны
мы в копоти и пыли

всё поколение бредёт
лишённое дороги
не первый день не первый год
в пути изранив ноги

потерянные навсегда
мы не придём обратно
и светит в облаках звезда
тоскливо и невнятно...
  Апрель, 2012 (?).



Copyrights © M. Karasev

Copyright © Michael Karasev



Авторы фотографий эпохи группы "Караси" ("Солнечная Сторона"): Виталий Гунин (1964-1990), Виктор Ежин (остальные неизвестны).

Авторы фотографий эпохи группы "Би-2": Боброва (Карась и Би-2 на презентации с Андреем Макаревичем, и др.); Люньков; Смирнов, Филюков (Би-2 в Бобруйске; Би-2 в Бобруйске с Вадиком Сажиным; Би-2 в Бобруйске с Ольгой Петрыкиной; Би-2 в Бобруйске у Пипа (Вовы Попова) дома (групповая фотография); Дина Озерских; Наталья Родина; Смирнов; Виноградов.

      Официальный сайт группы "Би-2": песни и тексты Михаила Карасёва.

_________________________________




___________________

АЛЕКСАНДР ДОБРОВОЛЬСКИЙ
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

А. ДОБРОВОЛЬСКИЙ
ИЗБРАННОЕ



Шура Добровольский

         ГОРЯЧЕЕ СОЛНЦЕ


Самобытный бобруйский поэт, рок-музыкант (гитарист, вокалист, ударные), культурист и путешественник, Шура был мужественным, наделённым богатым жизненным опытом человеком гумилёвского типа. Многократно пытался поступить на медицинский факультет; несмотря на блестящие знания и высокие экзаменационные баллы, его не принимали... Его творчество заключает в себе сочетание эмпирического чувства слога и формы - и определённой начитанности, литературного самообразования. Просматривается связь с английской поэзией, с Т. С. Элиотом и Джойсом. Определённое влияние на Добровольского оказал легендарный Джим Моррисон. Из бобруйско-минских поэтов интонационно и стилистически на него повлияли Михаил Карасёв, Григорий Трезман, Лара Медведева, Рита Новикова и Михаил Печальный.
                Лев Гунин

Стихи Шуры Добровольского представлены в редакциях Льва Гунина.      



        КУРОРТНЫЙ СЕЗОН

Жёлтый песок собирает друзей и врагов.
Курортный сезон закрывает в гостиницах двери.
Нетрезвый швейцар поясняет народу без слов,
Что время надежд перешло в бесконечность истерик.

А люди спешат дикарями с деньгами и так
Занять своё место под солнцем, палящим до боли,
И каждому нужно пусть даже не полностью воли,
Хотя бы свободы на месяц и всяческих благ.

И папы и мамы собою довольны,
Их дети у моря послушно безвольны,
И белые чайки бросаются в волны,
Красиво всё так, что не хочется ехать назад.

А жёны тайком от мужей озирают мужчин,
Мужчины от жён устремляются в бегство за пивом,
Художник приезжий упал под навесом лениво:
В такую жару и художнику не до картин.

Ты можешь успеть протолкаться к заветным буям,
А можешь стереть свои руки, катаясь на лодке,
А после в милиции скажут банальное: "пьян,
подвержен влиянию женщин, удушья и водки".

И день пролетит без находок, пропаж;
Народ разойдётся. Закроются пляжи.
И вспомнится ночью, как сон, как мираж -
Горячее солнце, простор, поражающий взгляды.
              1982



           ИЗ ДЕРЕВНИ

Попутная машина. Попутный разговор.
Врывается в окно попутный ветер.
Как хочется куда-то на простор,
Но город снова ловит в свои сети.

Работа - дом. Привычные дела.
Бессобытийность просто убивает.
Прочитано семнадцать первых глав:
А в голове - сумятица без края.

Поехать к другу? Прошвырнуться в парк?
Напиться - чтобы заглушить сомненье?
И снова день проходит просто так,
Кончается второе воскресенье...

В чернилах ночи кляксы фонарей
Разбрызганы среди домов панельных,
И вечер забивает всё острей
Надежды, как рыбёшку рек обмельных. 
            1984 (?)



     *           *           *

ночью я вижу неясные лица
в жёсткой крутой полутьме
кажется: всё это просто мне снится
может быть – даже не мне

горы теней и долины отсветов
среди ночной тишины
хочется ясных и полных ответов:
или их жаждем не мы?
             1984


Copyright © Alexander Dobrowolski
_____________________________




___________________
ВЛАДИМИР ЛУКЬЯНОВ
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

ЛУКЬЯНОВ, ГУНИН
СОАВТОРЫ


Вл. Лукьянов, Лев Гунин

ГЛУХАЯ НОЧЬ НАД ГОРОДОМ ВЗМЕТНУЛАСЬ

Владимир Лукьянов - оригинальный бобруйский поэт пессимистического склада мышления. Окончил технический ВУЗ в конце 1960-х годов. Глубоко верующий православный человек. Не найдя единомышленников или соратников, сумевших бы понять его далеко обогнавшие время идеи, замкнулся в себе, отдалился от литературных кружков. Тетрадь его бесценных поэтических опытов бесследно исчезла (изъята? уничтожена самим поэтом?); сохранились лишь написанные совместно с другим автором (Гуниным) четыре стихотворения. Кроме поэзии, является автором сохранившейся теологической работы самого высокого класса, ставящей его в ряд крупнейших религиозных философов.

(Володя Лукьянов: литературный псевдоним Алексея Ивановича С., после 1991 г. проживавшего в Бобруйске)

Совместно написанные стихи В. Лукьянова и Льва Гунина представлены в редакциях Л. Г.               


 
        *          *          *

Детство, крылатая нежность,
Утренняя безмятежность
Только затем существуют,
Чтобы на них наступать
Грубыми сапогами,
Прозой, а не стихами -
Сердца покой зачищать.

Вечна безумия пляска,
И равнодушна, как маска,
Праздной толпы глубина.
Сердце тирана бесстрастно,
Вот и живёт без огласки
Тюрем большая страна.

Всюду обман и коварство,
Подлость от жизни лекарство,
И умирает невинность
В луже кровавой, во мгле.
Только зачем показалось
Солнце, как жизни начало?
Только зачем укрывало
В ангельских рук серебре?

Всюду кровавые точки
Жизни слепых многоточий.
Свет острием укорочен
Страшной пустой высоты.
В бездне бездонной височной
Воздух крылом обесточен,
Вязнут кровавые строчки
В теле худом, как пруты...
   18 января 1972 г.



     *      *     *

Клякса - апофеоз.
Климакс души обнажённой.
Во мгле сидит, за голову схватившись,
Лысеющий, брюшком поникший гном.
На пенисах дерутся - на рапирах -
Рогатые бессмысленные твари
Из дома, что на площади на главной,
Увенчанного флагом, как клюкой.

В подъезде у начальника над стражей
Обрыганные стены, батареи.
Жена его накручивает диск,
Как локоны на палец, и скулит.
Собака вышла из раскрытой двери,
И облизала рвотной жижи брызги.
Сосед глядит в дверной глазок на это,
Пошатываясь, потому как пьян.

Глухая ночь над городом взметнулась.
И крылья чёрные шуршат за Детским Парком,
И когти с высоты грозят невинным,
Ещё не перепачканным в дерьме.
Лунатики, от водки обезумев,
Вдвоём добрались до ворот парадных,
Уселись на ступени Храма Власти,
В котором занимают два поста.

Глядит на них с громады постамента
Чугунный труп затылком без пробоин,
Взметнув над спящим городом проклятье
Расхожим жестом каменных громил.
И не нужны сидящим оба трона,
Как не нужна им жизнь, которой оба
Не дорожат ни капли, и глотают
Безмерно горький сигаретный дым...
       1 января 1981 г.



     *      *      *

Воздух жгучий, как вино.
Снег идёт, не тая.
Вышли толпы из кино,
Пар седой глотая.

На Советской толкотня.
Смех, друзья, подружки.
Две на снега простынях
Как пивные кружки.

Ржут из газика менты.
Жрут пломбир матрёшки.
И глядят из высоты
Провода, как плошки.

В свете синих фонарей
Лица все в чернилах,
И - ни мысли меж бровей,
Но зато есть сила.

Но зато есть тротуар
Просто так, для формы.
И в глаза, как в зеркала,
Зрит Товарищ Кворум.
     18 декабря, 1979. 



           *     *    *

Его спроси. Её спроси.
Они готовы на любой
Приказ, ответ, совет и стиль,
Лишь бы не думать головой. 

Таких безмозглая толпа
С безумной целью создана
Наследниками древних скал,
В которых главный ген: война.

Шаманы, худшие из всех,
Они ведут их за собой
В Апокалипсиса прибой,
За Человечества конец.

Сегодня здесь, а завтра там
Ходячих мертвецов плодят,
И поведут своих солдат
Кривой дорогой прямо в ад...
   
    ......................................


Copyright represented by Lev Gunin
_____________________________





___________________

ИГОРЬ ГОРЕЛИК
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

И. ГОРЕЛИК
ИЗБРАННОЕ



Игорь Горелик

ПАДАЮ НИЦ ПРЕД ТВОЕЙ СТОПОЙ


Игорь Горелик: портрет работы
Виталия Гунина (1964-1990, Бобруйск)



ИГОРЬ ГОРЕЛИК  - бобруйский поэт молодого поколения 1980-х (род. в 1964 г.). Подающий большие надежды художник-график и далеко не бездарный поэт, он культивировал в своём творчестве стигму горькой судьбы, на фоне разудалой цыганской, или казацкой, или гусарской жизни. В 1990-е в его сознании наступил перелом, и всё его дальнейшее самовыражение протекает в русле религиозной талмудической поэзии крайнего схоластического, ультраортодоксального толка.

С детства был не в ладу с родителями; полагал, что лишён настоящей родительской ласки; комплексовал по поводу своей внешности, роста, адекватности, физической силы. В действительности, не отличался ни уродством, ни физическими дефектами, ни маленьким ростом. Окончив школу и техникум, отслужил армию, и пытался найти своё место в жизни, что не очень-то получалось.

Когда эмиссары с Ближнего Востока стали раздувать костёр еврейского национализма, а политика советских властей сдвинулась в сторону послабления, Игорь, с помощью друзей, овладел немецким ("еврейским") диалектом идиш, и стал пробовать себя в идишистской поэзии. Его стихи на этом языке отличались немалым мастерством, совершенством формы и захватывали силой авторского воображения. Как прозаик, Игорь создавал на идише весьма перспективные этюды. В целом литературный уровень его идишистского творчества превосходил уровень его произведений на русском языке. 

Тем временем, для эмиссаров из Еврейского Государства компромисс с идишистами был всего лишь переходным этапом, а их подлинной целью был угон как минимум миллиона советских евреев в Израиль. Посулами либо подношениями ценных подарков, а потом и прямым подкупом они переманили на свою сторону наиболее тщеславных и агрессивных местных активистов, навязали обязательное изучение так называемого иврита, вытеснив германский диалект. Обильные денежные вливания в местную еврейско-юношескую группу, помощь в организационно-тактической борьбе и создание твёрдой и дисциплинированной бейтаровской ячейки, стиль комиссаров и комсомольцев 1920-х: всё это заставило бобруйских юношей с неокрепшим ещё мировоззрением променять родной идиш и традиционно секулярную ориентированность на обрезание, кипу, и ультрареакционную ортодоксию.

За помощь в организации (а точнее: провоцировании) массовой эмиграции - каждому из лидеров этой молодёжной группы были обещаны по прибытию в Израиль: высокий социальный статус, особые привилегии и блага, значительная денежная компенсация, содействие в приобретении элитарного диплома. 

Участие в поддерживаемой из Израиля и возглавленной не имевшим никаких этических принципов Ильёй Родовым юношеской организации делало каждого, к нему приближённого, важным человеком, своего рода комдивом нового времени; на уровне города: функционером горкомовского масштаба. Бобруйский "Чапай", Игорь купался в лучах этой славы, наслаждался влиянием, играл видную роль в тогдашней расстановке сил. Крайне противоречивый человек, способный на благородные и одновременно - не особенно... - поступки, он сделал в этом качестве немало хорошего, но немало и позорного.


            с рисунка Игоря Горелика


Наделённый многими способностями, он быстро овладел ивритом - на уровне тех, кто, родившись в Израиле, с детства говорил на этом рукотворном диалекте, - забросил свою идишистскую литературную деятельность, стал пробовать себя на новом языке, но не добился существенных результатов.

На пике своей бобруйской славы, Игорь женился на длинноногой и стройной красавице Алле, и, вместе с ней, умчался в Израиль.

Там - по отношению к нему - обещания и обязательства в основном выполнялись: ему дали возможность жить в религиозном хостеле, не тратя так называемую "корзину абсорбции", поступить в Бар-Иланский университет, получить привилегированную работу, осесть в эксклюзивном сателите Тель-Авива - в Петах-Тикве, - быть принятым в элитарных кругах. 

Положительный в сущности тип, человек с пламенным сердцем и чистой душой, Горелик не вписался в парадигму фальши, двуличия и ханжества, и его преуспевание стало пробуксовывать. Не в силах порвать с ультраортодоксией, он лишился жены, которая, уйдя от него, полностью отошла от религии. Потом начались проблемы в университете, и пришлось взять академический отпуск. Игорь быстро лишился всего, чем его облагодетельствовали в Еврейском Государстве; к 1990-1991-му году картина этого тотального проигрыша уже была налицо.

Под влиянием крайне правых взглядов принял участие в экстремистских движениях Ках и Кахане Хай, призывал к убийству коренных жителей страны, стал участником сопровождавшихся насилием и беспорядками демонстраций в поддержку неограниченного строительства поселений на оккупированных территориях. Попал в газеты, сделался известным в определённых кругах. Но его давшую трещину судьбу это никак не починило...

В настоящей подборке представлены стихотворения 1980-х годов, несколько переработанные автором в начале 1990-х.

 

Игорь Горелик верхом на лошади ("на коне")



ПЕСНЯ О ГОРЬКОЙ ЧАРКЕ

Эх, выпьем с горя, старина!
Куда нас приведёт дорога?
Дорога жизни, что одна...
Эх, было счастье у порога!..

А сердце гложет злая страсть,
Живёт в нём образ милый, давний,
Но мне к ногам её не пасть:
Гордынею её раздавлен!

Так где ж кинжал, мой верный друг?
Рука бы крепко его сжала,
И утопила б в нём недуг,
И напоила б кровью алой!

Ах, где мой конь, товарищ мой
В тревогах, бедах и напастях?
Бежит в степи, свободный, злой;
Забыл он всё - обрёл он счастье.



ПЕСНЯ О ЧЁРНОЙ ТОСКЕ

Ах, как горько мне на сердце,
Давит зло тоска на грудь,
Укажите дверь иль дверцу,
Чтоб уйти куда-нибудь.

Поглотила, полетела,
Покатилась жизнь моя!
Вся в огне душа и тело,
Развалилось всё и вся.

Может, сабля встретит где-то
В подворотне за углом.
От судьбы теперь привета
Не дождусь я нипочём!..

Понеслась и покатилась,
Полетела жизнь моя,
Обожгла и поглотила,
Развалилось всё и вся!

Дайте, братья, мне напиться,
Дайте, дайте мне вина!
На минуту бы забыться,
Лучше чтобы до конца!

Ты звени, играй, гитара!
Душеньку мне распотешь!
От любви не спрячут чары,
Эх, не спрячут, хоть ты режь!

Понеслась и покатилась,
Полетела жизнь моя,
Обожгла и поглотила,
Развалилось всё и вся!



с рисунка Игоря Горелика



ПЕСНЯ О НЕСЧАСТНОЙ ДОЛЕ

Все вокруг свою дорогу
Обрели иль обретут,
Только я один в берлоге,
В путах или прям из пут.

Парами воркуют птицы,
Облака плывут толпой;
Только мне не знать девицы,
Что останется со мной.

Предавали, изменяли,
Лгали, даже не моргнув;
И остался я в печали,
Не живой, но и не труп.

Вместо девки: сабля остра,
Вместо жёнушки: седло;
Догорюю до погоста,
Всем приятелям назло!

Эх, ты, шашка удалая!
Сердце мне развесели!
Степь без имени и края
Чуб мой юный отбелит...



 с рисунка Игоря Горелика



ПЕСНЯ О ЯРОСТИ

Мне не надо друзей, мне не надо врагов,
Я их сам отыщу и помилую;
Наточу я клинок и запрыгну в седло,
Лихом вспомню неверную милую...

Если смерть меня встретит среди дикарей,
Среди яростных смертников-мстителей,
Я им крикну, что сам я такой же, и злей
Заработаю саблей иль кистенем.

Утоплю я в крови, в этом алом вине,
Горе горькое, душу пропащую;
А спокойная старость - она не по мне:
И её никогда не обрящу я...

И увижу в тревожном своём забытьи
Ту, которая сердце похитила,
И сожму я во сне, головой в полыньи,
Ворох ткани походного кителя.



ПЕСНЯ КО ВСЕВЫШНЕМУ

ты простри руку, господи, над моей бедой
падаю ниц пред твоей стопой
нет дороги торной на моём пути
о, молю тебя, боже, из беды вывести!

раздери мне грудь и выпусти кровь
мою душу другому ты приготовь
дай мне имя иным, дай мне облик другим
я бывал влюблён, зато не был любим

у меня в ногах был далёкий путь
по нему я мчал, чтоб своё вернуть
<был мой конь резв и быстр - уносил меня
а в степи снопы искр были ярче огня

но споткнулся конь - я скатился в овраг
а в овраге таился мой давнишний враг
подошёл ко мне, поднял меч над главой
вот и пал я ниц пред его стопой

став рабом, оскорбив себя этим, да;
знаю - слабость себе не прощу никогда
сколько мог я терпеть - столько мог унижать
мою душу и плоть, и мной повелевать
тот, кто плоть запугал, запугал и пленил,
и в утробе телес мою душу зарыл

и теперь одно лишь спасёт меня -
обруч смерти лютой или круг огня
раздери мне грудь, выпей кровь до конца
дай мне новый храм, но не дай лица
дай мне имя из бессловесных букв
дай мне руки но без обычных рук...

=================================
Copyright © represented by Lev GUNIN


ПОЭТИЧЕСКАЯ ПРОЗА

Старые бобруйские улицы охватывают тебя своей какой-то необычной атмосферой. Заходящее солнце освещает ярким светом "в последний раз" крыши домов, стёкла на окнах - и твой настрой.

В это время стихает шум на улицах, и глухо ступают шаги в усталой тишине вечера. Прогромыхает проезжающая мимо телега. Вот так и на Пушкинской.

Я иду по ней, в очаровании неспешных красок заката; старые строения раздаются в стороны передо мной; они окунают меня в странное забытье, и красоты этой улицы восторгают меня. Не внешняя... - какая-то внутренняя красота. Романтика старины распахивает передо мной свои тяжёлые двери. Я иду по улице без цели, просто так - гляжу на последние лучи солнца, улавливаю последние звуки уходящего дня. И там, на углу, где-то поют и пляшут цыгане. Как забрели они сюда, что выбросило их на этот печальный берег? Уже отчётливо слышен звон их гитары. Оборванный мальчик стоит там, лет четырнадцати-пятнадцати. Лицо его печально в какой-то своей отрешённой задумчивости, хотя он и наигрывает весёлую мелодию. Рядом с ним танцуют две женщины с золотыми серёжками в ушах. Они танцуют и поют. Около них, прямо на голой земле, расположилась компания малышей - грязных, оборванных, но весёлых. Они что-то кричат друг другу своими гортанными голосами. Эхо старой улицы уносит их голоса куда-то далеко-далеко. Эта сцена удивила меня: эти люди - замызганные и бедные - пляшут перед всеми, не смущаясь. Им это можно, они цыгане. Ай, нэ-нэ-нэ-нэ, на, гопа, ай-нэ-нэ!

Я оставляю их - и иду дальше. Какая-то женщина склонилась над колонкой на виду у всей улицы. Она стирает бельё. Лицо её деловито и сосредоточено. Что ей до всего света? Она стирает бельё!

Несколько старых евреев сидят на лавочке. Уходит день. Отдалённо слышны деревенские звуки этой уходящей в прошлое жизни: скрип ворот, крик петуха, переговаривающиеся женские голоса.

Этот вечер подарил мне ощущение нового, необычного восторга, удивления перед всей этой простотой и обнажённостью.

Юные пары шли мимо меня. Добрая лошадь тянулась с телегой - и гитара звенела, прощаясь с заходящим солнцем. Вот они, сказания старой Пушкинской наяву, - сказания её летних вечерних пёстрых красок и поэзия её дали, скрывающейся где-то там, на границе привычного и необычного. Её прозрачные и пахнущие дымом труб и каминов кварталы. А над головой зияло словно нарисованное Шагалом бездонное тёмно-синее небо.

===================================================
Copyrights © represented by Lev GUNIN

_______________________________________




___________________

ВИКТОР СОШНЕВ
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________


В. СОШНЕВ
ИЗБРАННОЕ


Виктор Сошнев


"пурпурный часовщик заката…"


Архангел Михаил; работа бобруйского художника, критика,
резчика по дереву и чеканщика, Евгения Алмаева. 


Виктор Сошев: бобруйский поэт, рок-музыкант, сочинитель песен и мыслитель. Закончив ПТУ, поступил в институт, но по внутренним и внешним причинам был отчислен. Сын подполковника, он вместе с семьёй часто переезжал с места на место, и в Бобруйске оказался уже в старших классах школы. Виктор, человек пламенной и чистой души, играл заметную роль в бобруйской культурной жизни начала 1980-х годов. Поэтическим образам Сошнева присуща зрительная красочность, объёмность и пафос. К огромному сожалению, из всего его поэтического наследия почти ничего не сохранилось.

       Лев Гунин


 

 ВИКТОР СОШНЕВ

               
   *              *              *

Когда за мной, как и за всеми,
пурпурный часовщик заката
придёт и синь заменит белью,
я буду ясен и спокоен.

Когда листву поглотит сумрак,
и возвращенье невозможно,
закроет красной магмой солнце
пурпурный часовщик заката.

Когда в гранёных кубках смерти
ключи от времени повиснут,
я буду ясен и спокоен,
я буду ясен и спокоен.
         (1975 ?)


Copyright © represented by Lev Gunin
 


       *     *    *

А я на облаке.
На облаке, на облаке!

Я стою в штанах
на туманных мирах.

Я на облаке.
На облаке, на облаке!

Распадутся небеса,
подо мной растут леса.

Я на облаке.
На облаке, на облаке!

Кто ещё со мной пойдёт
в этот звёздный мой полёт?

А я на облаке.
На облаке. На облаке!
  (1968 ?)


Copyright © represented by Lev Gunin



    
    МАДОННА ИЗ ГАРЛЕМА

Негритянка Джон Рэй
живёт в заброшенном автоприцепе,
мать четверых детей,
     дверь на щепе.

Ходит в старых мужских ботинках,
воротник от майки на вешалке,
живёт как придётся, на скулах слезинки,
    дети на свалке кушают.

Что она может
своим детям дать?
и их голод гложет,
    и самой голодать.

Младшим в неделю раз
на завтрак одно яйцо,
"Чем же питаться? -
спрашивают Вас,
Уиллсон -
                высокопоставленное лицо.

В чём причина неравенства,
безработицы, нищеты?
Люди по горло в бедах, в рабстве,
А на лужайках
обрюзгшее чванство
гоняет гольфовые мячи.

Твисты под музыку твистов в приходах.
Подсчитывают экономисты
бремя колоссальных военных расходов.

Обездоленная Америка - нищеты рвота -
во весь голос крикнула:
"Нам нужна работа!"
    15 января 1984 г.



Copyright © represented by Lev Gunin



         *           *          *

Индийский праздник Холи.
Разгони мою тоску,
веселый праздник Холи,
разноцветному песку дай побольше воли.

Жги Холику: колдунью злую,
Трубами реви, шуми плясками,
лей на меня воду цветную,
сыпь разноцветными красками.

И буду я не в обиде, а в радости,
разукрашу лицо земляка,
охру насыплю как сладости,
пусть исчезнет его тоска.
    15 января 1984 г.   



Copyright © represented by Lev Gunin



       *        *       *

На трубах трубочист играет,
играет мим, но на себе,
и каждый что-то оставляет
в нелепой жизненной судьбе.

А я: оставлю что-то миру,
или исчезну навсегда?
И мой ответ судьбой застиран,
и вздох висит на проводах...
     Февраль, 1984.



Copyright © represented by Lev Gunin
______________________________






___________________

ЮРА МИЩЕНКО (ШЛАНГ)
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________


ШЛАНГ
ИЗБРАННОЕ



Юрий Мищенко (Шланг)

         СТЕНА


Джимми ШЛАНГ - литературный и музыкально-сценический псевдоним широко известного в Бобруйске и за его пределами (известного также и как Комиссар Жув) рок-музыканта, композитора и соло-гитариста Юры Мищенко. Бессменный руководитель бобруйского рок-клуба и организатор местных рок-фестивалей; автор популярных песен; участник рок-фестивалей в Минске, Новополоцке и других городах Беларуси, Литвы и Латвии; анархист по натуре; нигилист; вечный хиппи-панк; нон-конформист и оппозиционер, Юрий родился в 1959-м году в Бобруйске, в семье военного лётчика, после ухода в отставку - сотрудника милиции. Шланга можно считать главным предтечей (в соавторстве с Леной Барановой, Моней (Михаилом Куржаловым) и мной (Львом Гуниным) особого рукотворного слэнга-"кривляния" (стёба), позже известного благодаря так называемым кощеистам и движению "В Бабруйск, жывотные!". В сущности, Юра стал прародителем отдельной субкультуры.

"С 1980-го по 1987 год (с перерывами) Мищенко-Шланг (соло-гитарист и композитор) сотрудничал  со мной (Львом Гуниным (композитор, аранжировщик, клавишник), в рамках свежесозданной рок-группы, в состав которой, кроме нас, входили братья Барковские (Герман Барковский скоропостижно скончался при невыясненных обстоятельствах во время рыбалки в районе Фандока в 2007-м году)" (Из "бобруйских" заметок Аркадия Коровина).


Шланг в 1981 г. Фото Виталия Гунина (1964-1990, Бобруйск).
На заднем плане - Герман Барковский, ныне покойный.
"Вместе с Гуниным (у которого время от времени и жил), - пишет Аркадий Коровин, - Шланг создавал инструментальные композиции, песни, собственные интерпретации сочинений известных рок-музыкантов. Он является соавтором ряда инструментальных сочинений Гунина (таких, как "Бобдэнс"), в своё время популярных в Бобруйске".   


Начинал свою музыкальную деятельность Шланг вместе со своим другом детства, Георгием (Жорой) Фаминых - тоже сыном армейского офицера. На мой взгляд, Жора очень талантливый музыкант (ударные инструменты и клавишные), и - вместе - они могли бы стать (возможно, вместе с кем-то ещё) непревзойдённым в Бобруйске - и во всей Беларуси - дуэтом. К сожалению, Юра не захотел ждать "созревания" своего друга как музыканта, не захотел ждать - пока тот, живший в ужасной бедности (по-моему, он рано лишился отца), накопит денег на хотя более ни менее приличную ударную установку. Он хотел получить всё и сразу - в готовом виде. И стал играть с теми, у кого уже были свои (и хорошие) инструменты, аппаратура, опыт.

Юрий сотрудничал с Череповичем (скончался в результате избиения на Фандоке в 2007 году) и Ничипоровичем (скончался при невыясненных обстоятельствах в 2007 году).

"После того, как в конце 1980-х - начале 1990-х вся бобруйская музыкальная тусовка чуть ли не в полном составе переместилась за границу, Шланг стал лидером местной музыкальной жизни в области поп-рока, бессменным руководителем бобруйского рок-клуба. За исключением трёхмесячного пребывания в Одессе (вместе со Львом Гуниным) и кратковременных поездок, всю жизнь провёл в Бобруйске". (Арк. Коровин)

Под новым псевдонимом, Комиссар Жув, давшим название одноименной группе, Мищенко (Шланг) дебютировал (после 1999 года) в новом амплуа, сочетая стили трэш, панк-рок, хард-рок, фанк-рок, с евро-диско и фолк-роком. В этом амплуа Юра добился известности в Беларуси и за её пределами, и популярность эта растёт.


"В 1980-е годы, когда на всей европейской территории бывшего СССР дул свежий ветер, и свобода высказывания брала всё новые высоты - в Беларуси царила всё усиливавшаяся реакция, а Могилёвская область являлась областью реакции в квадрате. Гонения на неформальных авторов, разгром литературных кружков, преследования творческих личностей, избиения, приводы в милицию были каждодневной реальностью. Вместе с другими, подвергался жёсткому прессингу и Шланг, одновременно ведя опасную двойную игру. Эта его двойственная позиция хорошо отражена в дневниковом романе Льва Гунина "Заводная Кукла". (А. Коровин) 

"Юра - один из старейших бобруйских рок-музыкантов. "Рок-н-ролл мертв, а я еще нет", - это про него. Его сверстники и собратья по цеху уже изрядно покрылись плесенью и заплыли жирком, а он всё такой же худой, голодный и творчески злой, каким был и десять, и двадцать, и тридцать лет назад..." (Дмитрий Растаев - из интервью Шланга для газеты "Вечерний Бобруйск" ("Рок-музыкант, в 90-е годы президент Бобруйского рок-клуба Юрий Мищенко (Шланг): "Я - на своем месте..."; Среда, 09/06/2010").

"Юрий - одна из тех выдающихся личностей, которых воспитал факультет резьбы по дереву нашего Бобруйского художественного училища № 15, - пишет в своём блоге бывший выпускник училища, Владимир Сизой. - Оттуда вышли Женя Алмаев, Виталик Гунин, и многие другие. Шланг учился в школе №11, а потом закончил 15-е училище, по специальности резьба по дереву".

"Попадание в радиоэфир приносит какое-то материальное удовлетворение? Или всё держится на сплошном энтузиазме? (Интервью Шланга "Вечернему Бобруйску" ("Роковая" девушка Анита" и кухонный Шланг", 16 мая 2007 г., № 36). - Это не совсем энтузиазм [отвечает Анита]. Все знают Шланга, он очень давно в музыке, да и я не новичок". Там же говорится, что Шура (Саша) Уман, лидер группы Би-2, приехав в Бобруйск, высоко оценил группу "Богема", где тогда пела воспитанница Шланга - Анита.

И всё же - любая слава, даже если она не приносит денег, хитов и телевизионных лавров, порождает массу завистников. "Из Бобруйска вышли два одиозных человечка, к сожалению известные далеко за его пределами. Они для меня на одно лицо. Тут не одни только схожие комплексы. Недавно открыл, что Гунин и Шланг родились в одном месяце))) и даже почти в один и тот же день. Шланг - 13 ноября. То же, что 1-го апреля!".

(Конец цитат)

Да, Шланг - едкий, нелицеприятный; горазд на выдумки; огрызается, если его задели, не признаёт раритетов. Но за этой "вывеской" скрывается одержимый музыкой, верный своему призванию и эстетическим вкусам, фанатично работоспособный и очень талантливый человек.

Парадигма Юрия Мищенко отличается нигилизмом, позицией вызова, жёсткой динамикой. Она сталкивает читателя лицом к лицу с той или иной дилеммой, ставит перед выбором, перед необходимостью принятия радикальных решений. Автор задаёт один из не решаемых вечных вопросов бытия, оригинальным образом переводя его в личностную сферу, трансформируя в "архетип" жестокой схватки. В песнях и стихах Мищенко внешний мир всегда неприветлив и полон врагов; в нём нет места для лирики, верности, дружбы или взаимной любви. Измена, предательство и вероломство изначально заложены в его архетипах, а коварство: вынужденный атрибут самозащиты. Почти в любом его поэтическом тексте присутствует мини-сюжет, в качестве гиперболы и (или) метафоры.   

Единственный приемлемый для Шланга тип высказывания - притча, в которой речь ведётся от первого лица. Манеру этого высказывания можно назвать "авто-фольклором". При всей кажущейся простоте его текстов, они скрывают в себе сложные ритмы и размеры, внутренние акценты и цезуры, структурно оформляясь то в сонет ("Неверие"), то в балладу ("Лица")... Тут и характерная для разговорной речи полиметрия (3+4+4+2 ("Последняя Игра", и т.д.). Все эти особенности рассыпаны прихотливо и естественно, как в "необработанной" глыбе, свободной от пут казуистики и софистики "профессиональной" литературы.


Шланг с Анитой. Фото: Анна Мищихина.


После 1989 года Шланг продолжает творить так, как будто остался в 1980-х; его мироощущение, миропонимание, восприятие действительности нисколько не изменились. Варианты и вариации на уже написанное в 1980-х, перепевы тех же идей и смыслов характерны и для Комиссара Жува. Это даёт нам возможность привести несколько его текстов 1990-х и 2000-ных, без фактического ущерба целостности установленных нами для нашей антологии хронологических рамок.


Лев Гунин

см. также: Лев Гунин - Интервью со Шлангом (2010)




        ШЛАНГ: ПОЭЗИЯ 1980-х


        СТЕНА

Однажды я увидел свет
И бросил всё: хотел взглянуть
Хотел дойти - пусть много лет
Займёт нелегкий путь

Как часто спотыкался я!
Сбил ноги в кровь, но шёл:
Как будто кто-то в голос звал
Желал, чтоб я дошёл...

Но скоро путь мой был закрыт
И я увидел, что
Передо мной стена стоит...
Сердец владык бетон...




КТО ВИНОВАТ?

Что искал ты в тех краях, где не был?
Что хотел найти и для кого?
Жизнь потратив, не взлетел ты в небо
И не сделал толком ничего.

Что искал ты там, где не приходит
То, чего как будто ты хотел? -
Ты уже устал, а жизнь уходит-
И не сделал ты и половины дел.





            СТУК

мне казалось: радостью объят
дом; дожди напрасно в дверь стучат
мне казалось: всё твердит: "Привет"
и как будто грусти в доме нет

но однажды слышу слабый стук
кто бы это, так нежданно, вдруг?
дверь открыв, увидел пустоту
так впустил я в дом к себе Беду




ТРУДНО РЕШИТЬ


Что птица ночная
поёт улетая
в чужие края
свой дом покидая
как будто бы счастья нет в нём?
О чём напевает
и грусть навевает
прощальная песня за этим окном?
И слышится Осень мне в голосе том...

В долгом полёте так трудно узнать
найти среди сотен и угадать
единственный путь...

И если неверным окажется путь
то птице до суши не дотянуть
Края те не близко
ей долго лететь
то падать ей низко
то в тучах ей петь
Опора - лишь крылья
и небо - весь путь
Но небо - пустынz, куда ни взглянуть




          Л И Ц А


Как долго шёл я этою дорогой,
И видел лица, и казалось мне: их много.
Казалось: всё вокруг неизменимо,
Всё на местах, всё вечно-недвижимо.
Я думал, что спрошу - и мне тотчас
Ответит прямо кто-нибудь из вас.
Из тех, кого привык я знать,
Кому решился свой вопрос задать.

В ответ случилось странное явленье
(Что это: сон или же наважденье?):
Мне отозвался эхом мой же голос,
И я один, среди чужой толпы.

Но видел я: ведь это ваши лица;
Среди других не мог я очутиться -
Ведь для меня вы были как столпы!

И я кричал, но голос мой сорвался,
И понял я, что я один остался...

Мой долгий путь наткнулся на скалу.
И вас я ждал, надеясь и крича.
Но нет у вас от той скалы ключа.
Мне одному сопротивляться злу.






ПОСЛЕДНЯЯ    ИГРА


             Песня

Тебя хотели обыграть в жестокой схватке,
Не знали тут о мёртвой твоей хватке.
     Жизнь игра, и ты играешь,
     и себя не обделяешь.

Казалось, дни твои не знают поражений,
Казалось, ты лишён ошибочных решений.

     Жизнь игра, и ты играешь,
     И себя не обделяешь.

В тебе нет места ни добру, ни злу,
Один расчёт живёт под этой крышей,
Тебе казалось: все твой голос слышат,
Но он совсем не нужен никому.

Всех удалось тебе обставить, и потом
О каждом говорил, как о чужом.

     Жизнь игра, и ты играешь,

     и себя не обделяешь.

Но вот последняя игра тебе не в руку,
Ты испытал душевной боли муку.

Ты "как зовут тебя" соперника спросил.
И: "Смерть твоя" - ответ ты получил.



Рубцов (Бобруйск). Соло для виолончели.



        НЕВЕРИЕ

Я ждал добра и в счастье верил,
всё делал так, как мог, и вдруг,
когда я был почти у цели -
где город был, увидел луг.

Пастух меня спросил: а кто ты?
Кто ты? - спросил я пастуха.
И сбросил луг меня в болото:
где счастья нет, а жизнь - труха.

Я ждал добра и в счастье верил.
Но ничего я не постиг.
Нет ничего за перевалом...

Кто виноват в твоей потере?
Последний шаг мог стать началом,
Мог стать началом этот миг...





       ТЬМА

ночи длиннее дней
небытие бытия
трудно остаться мне
верному прежним "я"

смерть не одна - в конце
есть и в начале смерть
маска не на лице
ей суждено гореть

что бы ни делал - врозь
что бы ни думал - пусть
раны врачует злость
зависть или искус

тьма - это тот же свет
перестающий греть
жизнь состоит из лет
из вычитаний - смерть

   Стихотворение написано совместно со Львом Гуниным

======================================



ИЗБРАННОЕ ИЗ ПОЭЗИИ 1990-х и 2000-х



Фото Дмитрия Растаева.


БАБЬЕ ЛЕТО

БЛИЗИТСЯ - БАБЬЕ ЛЕТО,
И МЫ С РАДОСТЬЮ ВДРУГ ОЩУЩАЕМ,
ЧТО НЕ ВСЕ ЕЩЁ ПЕСНИ - СОНЕТЫ.
ВНОВЬ, ЗАКОНЫ ЛЮБВИ ПОСТИГАЕМ)))
 
В бабьем лете встретить Птицу,
А потом еще влюбиться!
Чудной осени впитать
Всю шальную благодать!...
……………………………………….можно только помечтать!!! :-)))))
 
Не всем мечтам дано сбываться.
Но как всем сердцем не принять ?
Ту министрель, что волноваться -
Заставила меня опять ?




ПРО ЗЕЛЁНЫХ ЧЕЛОВЕЧКОВ

Звонит както мне зелёный человечек
В куччьку собран разум мой могуч
Понаставил по углам я свечек
Человечек вылез - И ИЗ ТУЧЬ!!!
 
Я пригнулся и в бега стеная
Отгоняя мух навозных устремился
К берегам усталого "Алтая"
Да в ларёк утрянью заявился
 
Дьявольщина тычетса и КОСМОС
Прямо СТАТЬ былинная МОЯ
Перископом оглядел пространство
Перекрёстком улицы СТОЯ!




ЕЙ ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫТЬ МЕЧТОЙ.

Сладкая вишня - в зимнем лесу.
В мозг лезит Кришна. Прыщь на носу.
Главная тема - Купиц калбасу.
Книжки от Лема. Да утром - трусу.
 
Помнитса была. Да сплыла - прагнали.
Синяя мыла. Вот, если бы, знали.
В дальнем углу - заблудился паук.
Ждёт муху ту - что отбилась от рук.
 
Вот же засада. Где - ОН. Где семья.
Только бравада. Бидон. Да не Я.
Всё не такое. Истерика. Вопль.
Выдуман был тот спортивный Гренобль.
 
Всё в бытовухе. Стиралка гремит.
Да, понимаем. Турецкий гамбит.
В срочном порядке заделать дыру.
Надо. Да складки. Да пояс в жиру.
 
Как ей хотелось. Быть музой. Мечтой
Вот бы успелось. А помниш красой -
Лебедям белым. Прекрасным цветком.
Всё издевалась над мной - дураком.




         ЗВЕЗДА

Когда в небе горит звезда
С беспокойством смотрю на часы
Как же хочетса слышать мне - да.
Чтоб сказала мне так - только ты.
 
Отраженьем в стекле приходи.
Я открою всю душу свою.
Ты мерцанием, лучик, свети -
В холостяцкую келью мою
 
Растревожила путь мой, краса
Как дожить до рассвета теперь
Успокоит лиш утром роса
Вот такой. Хоть слова. А ты верь.
 
Как же хочетса птицой ночьной...
Мне отправитса в путь на века.
К той далёкой, красивой такой -
И услышать заветное - да.





 ТЕАТР ВИРТУАЛЬНОГО СЕКСА

 

Сцена 1 - ПРОЛОГ МЫСЛИ

 

Свою любимую бы я...
Носил, да на руках!
Да как поднять? Ведь там - семья,
Подушки в кружевах.

Пекутся где-то пироги,
Да запах тот далёк.
Ко мне хоть мыслью прилети!))
Как ночью мотылёк...

А что прекраснеее БОРЩА !
Из красных буряков...
Такая бы была МОЩЯ !
Ну, как у моряков.

 
Сцена 2 - ДОРОГА

Тоскливо мне и одиноко
В такую ночь...
Вот Я! К тебе ! Да хоть на скока.
Рубаху - в клочь !


Сцена 3 - ПРАЦЭСС

Любовь без правил -
Это блеск.
Пусть нет заглавья,
Остёр эффеск !

Луна на небе,
Коты в кустах.
Такая НЕБЫЛЬ.
ТЫ ПРОСТО - АХ !

 
Сцена 4 - ОНА

КАКОЕ ЧУДО-
РАСТАЯЛ ТЫ!!!
Вошел так грубо...
В мои мечты...

 

Сцена 5 - ИТОГ - ВЫХОД ПОЭТИЧЕСКОГО ЧТЕЦА

В жаркий день уходящего лета
Я начищу свои эполеты.
Разыщу по знакомым приметам,
Заманю беспардонным предметом,

В тиху заводь, где плещется сом,
Пусть река будет, как тёплый дом,
Ведь мы все вышли там - из воды,
А к весне рацветут и плоды!..


Фото Евгения Алмаева.



НА СЕНОВАЛЕ

Луну мы истово пытали -
СКВОЗЬ ДЫРКУ В КРЫШЕ СВЕТ СОЧИЛ...
Всё разбурили в сеновале.
К утру лиш тока пыл остыл

   Copyright © Schlang, Komissar Zhuw, Misszenko 

 
 =================================================
ЛЕВ ГУНИН И ШЛАНГ :

О НАШЕМ ОБЩЕМ БУРНОМ
ПРОШЛОМ И НАСТОЯЩЕМ

Интервью Льва Гунина с участником совместного ансамбля,
известным гитаристом, композитором, лидером многих групп
ШЛАНГОМ (Юрой Мищенко)


Шланг (Юрий Мищенко) в 1981 г.

(Фотография из личного архива Льва Гунина.
На заднем плане - Герман Барковский (ныне покойный).
Фото: Виталия Гунина (1964-1990)


Разрешите представить читающей публике моего бывшего партнёра, бобруйского рок-музыканта Шланга, широко известного не только в своём городе, но далеко за его пределами. Шланг (Юра Мищенко) - бессменный руководитель бобруйского рок-клуба в лихие 1990-е (отзвуки его деятельности гремят по сей день). Газета "Вечерний Бобруйск" неоднократно брала у него эксклюзивные интервью. Организатор и (или) участник сотен музыкальных мероприятий в Бобруйске и за его пределами. Создатель и лидер многих рок-групп: "Опус", "Верасень", "Дилижанс", "220 вольт", "Моби Дик". Многократный участник рок-фестивалей в десятках городов Беларуси, а однажды (как он сам вспоминает):


ШЛАНГ:
В 92-году с группой "ППШ" Я выступал в Новополоцке
на фестивале РОК-КОЛА
Нелегально.
Приехали без приглашения.
Уговорили конечно организатора на месте на выступление
Ну в общем сыграли.
Я там рубаху порвал во время игры...
Ну в общем...
Дали главный приз
и жрустальную вазу типа с метр высотой.
Там записка лежала:
ШЛАНГУ ЛУЧШЕМУ РОК-ГИТАРИСТУ БЕЛОРУССИИ - 92
В жюри был скандал так как нарушилась
предполагаемая раздача
бананов
Там много кого тогда было.
Данчик (приезжал из америки)
Мясцовый час
и тд.. Я уже не помню всех.

ЛЕВ:
   Проект Шланга "Комиссар Жув" занимает высшие места в Сетевом рейтинге; его песни скачивает рекордное количество слушателей:

ШЛАНГ:
Идею непосредствеенно под маркой Комиссар Жув
веду с 2004 года
На некоторых темаках просмотры приближаютса уже к 700 !
П-Ц !
Я такого вроде раньше в 2007 и на сайте "рок-герое"
ни у кого вообще не видел
Кстати Я там тогда был по счёту 4000 хрен знает какой группой
А рекорд у меня там тогда был - через 25 !!! минут после загруза
темака - первая позиция в топе.
Тогда в 2007 помню вся москва переполошилась
так как там на сайту очень много было групп
и из москвы в том огромном числе всех учавствующих.
--------------
Про новости
Видал на какомто сайте дня четыре назад,
огульную рейтинг-статистику
скачек темаков по всяким группам
без разбору на пропалую
Комиссар Жув стоит там рядом = > с альбомом
Гражданской обороны - Коммунизм. !!!
Причем на позицию выше...
Это невероятный показатель.
Я в шоке
Пираты продолжают х-ть диски
Во те и бомба ))))

ЛЕВ:
Это хорошо или плохо?

ШЛАНГ:
Что?

ЛЕВ:
Не лицензированный клонинг. Пиратский.

ШЛАНГ:
А лично мне - то что ?
Я - вообщето гражданин иной страны
относительно этого, конкретного события.
И на сегодня, у меня лично, не только
лицензионных прав, или чего ещё, но и
просто порой жратвы в доме не каждый день,
так как к примеру у себя, тут, по прежнему
в некоем "загадочном" положении.
О чём явно показывает, нагло сорванная кемто невидимым,
моя запланированная поездка в Латвию, пару месяцев назад.
Причём при наличии официального приглашения
ИМЕННО С ТОЙ стороны.




ЛЕВ:
Шланга приглашают поиграть за границу, но он всем отказывает:

ШЛАНГ:
Сегодня отказал одному хлопцу
Позвал в Египет на лабню.
Позвонил прямо оттуда.

ЛЕВ:
   С Юрой Мищенко (Шлангом) я играл вместе - по моим подсчётам, с перерывами - 6-7 лет. В родном городе меня ни с кем не связывало такое длительное сотрудничество. Ни с Карасём (Михаилом Карасёвым, чьи песни составляют большую часть репертуара знаменитой группы Би-2), ни с другими бобруйскими музыкантами я не отыграл и половину этого срока. В нашей группе, какая исполняла мои композиции и композиции Шланга, Юра был лидером. Кроме нас (соло-гитариста и клавишника), в группе участвовали братья Герман (его уже нет среди нас...) и Юра Барковские (ударные и бас-гитара), и (короткое время) вокалисты Таня и Моня (Михаил Куржалов).
   Мы выступали в Бобруйске в разных местах: в клубе объединения "Бобруйскдрев"; на танцплощадке Дома Офицеров; играли в офицерском кафе; долго работали от клуба всесоюзного по значению Бобруйского Шинного Комбината. Один, полный летний сезон, отыграли в Бобруйском Центральном Парке: эта площадка считалась самой престижной в городе.
   Сам я работал музыкантом практически во всех ресторанах и кафе города Бобруйска, включая рестораны "Березина", "Бобруйск" и "Юбилейный" (в одноименной гостинице Интурист). В "Юбилейке" сидел состав Стёпы Сидорука: коллектив профессиональный, с чистым и точным звуком. Чтобы держаться в ресторанах, и особенно в группе Стёпы, надо было показать себя отменным слухачом: тогда не продавали партий популярных шлягеров; не существовало миди или караоке, скачиваемых сегодня из Интернета; все партии приходилось "снимать" самому. Я "снимал" партии и других инструментов, расписывал партитуру на весь ансамбль. Мои частые переходы из кафе в кафе, из ресторана в ресторан объяснялись отсутствием собственного инструмента.
   В отличие от меня, Шланг "не предавал" своё призвание рок-музыканта, не разменивался на рестораны. Променять свои музыкальные предпочтения на халтуру: это для него было неприемлемо. Если мы "садились" в кафе, или когда ему приходилось, "скрепя зубы", самому временно поиграть где-нибудь в ресторане, для него это было пыткой.
   Только один коллектив был сравним с нашим по уровню: группа Карася, в которой я играл суммарно (как и со Стёпой) довольно долго. Эти три группы (не считая временных оркестров, сколачиваемых Рафиком (Рафаилом Гольдманом) считались лидерами бобруйской рок-поп сцены 1980-х. В то время Саша (Шура) Уман, племянник Карася, будущий лидер Би-2, только оперился, и ещё не стал музыкантом. Сейчас, когда Шланг встречается с Шурой, они вряд ли беседуют о музыке; разные вкусы.
   Для Шланга (Юрия Мищенко) Бобруйск (по его словам) не родина и не какой-то особый город, а просто место, где он родился и жил всю свою жизнь. Он покидал Бобруйск на сравнительно длительное время один-единственный раз: когда мы с ним вместе отправились покорять Одессу.


Лев Гунин в 1981 году. Бобруйск.
Фото брата Льва, Виталия Гунина (1964-1990)


ШЛАНГ:
Что косаетса "загрОницы" именно в музыкальном плане
(украина это типа заграница теперь) я действительно не ездил.
А что косаетса Белоруссии это всётаки хоть и маленькая но страна,
так я не знаю в каком городе только не играл.
Во всех областных и в даже в районных бывал и не по одному разу.
Минск вообще много раз. Но везде исключительно в виде
именно альтернативного исполнителя а не казённого от какого
отдела прикормленного.
Сплошные электрички. Очень много выступлений
вообще на неофициальных тоесть практически значит нелегальных
тусовках. и тд.
В этом темпе10-лет
Но именно как рядовой солдат рокенролла а не с какой оказией.

ЛЕВ:
У нас был контакт с директором Одесской Филармонии, который мы оценили как большой шанс быть принятыми на работу.
   Барковские решили остаться в Бобруйске, и мы со Шлангом отправились со станции "Березина" вдвоём.
   Когда прибыли в Одессу, выяснилось, что филармония сгорела (типично одесский гамбит).
   Юра, а помнишь, как мы с тобой приехали в Одессу, и выяснилось, что уровень местных музыкантов оказался ничуть не выше нашего? Помнишь - мы познакомились с клавишником, Валерой Кноделем? Я с ним и теперь переписываюсь. Невозможно было тогда предположить, что он, немец по происхождению, окажется в Израиле.
   Расскажи, пожалуйста, что дало тебе общение с одесскими лабухами - и что ты им дал.


Фото Жени Алмаева

ШЛАНГ:
Я им дать ещё вряд ли что мог. Был молод и недостаточно опытен.
Ну, только припоминаю иногда истории забавные
Вот одна из них.
---------------------------------
Однажды, в далёкое смутное время, находясь вдали от родного города, в совершенно иных краях - возник вопрос.

Дело было в Одессе.

Собрав тайную информацию: где и в каком сквере происходят сборища одесских - и не только - музыкантов, Я двинулся туда. Войдя в доверие, поведал своё желание... меня подвели к лавке в глубине сквера, где сидел достаточно пожилой дядька, явно еврейской национальности, в окружении доверенных лиц.

Дядька, узнав, что Я из Бобруйска, сразу как-то подобрел. И беседа сложилась.

Итак...
Дядька (Я уже не помню как его звали) рассказал, куда идти, и как представиться от его имени.

Таким образом Я очутился на пороге ООМА, что расшифровывалось как Одесское Объединение Музыкальных Ансамблей.
---
Обнаружив в коридоре двух неприкаянных индивидуумов, спросил у них, как и что. Вопрос был по адресу, так как те две личности искали третью, дабы совершить сотрясения воздуха в одном из санаториев, но им не хватало в частности басиста. Я немедленно согласился сотрясать воздух с помощью бас гитары.
---
Выделенный ООМА маленький автобус-фургон остановился в условленном месте. Быстро забросив туда нехитрую амуницию, состоящую из одной колонки "Фендер" и усилителя к ней, двух гитар, одного микрофона, и классической тройки (хет, тарелка, и основной барабан) - мы погрузились. Двери захлопнулись. Окон - конечно - нету.
---
Шум дороги стих и наступила тревожная тёмная тишина. Скрипнувшая снаружи дверная ручка повествовала о том, что наступает миг освобождения. Дверь открылась.
----
Нас подвезли прямо к краю небольшой деревянной сценки, установленной с краю баскетбольной площадки, находящейся в каком-то санаторном парке.
----
Собравшиеся на звуки проверки нашей основной музыкальной колонки люди обступили площадку вокруг, в ожидании начала действа. Убедившись, что все сигналы идут по шнурам, наш бригадир объявил начало действа (в ООМА тогда назначали бригадиром одного из музыкантов, который нёс ответственность).
----
Некоторое время, звуки, которые больше напоминали о существовании такого дня как понедельник, одиноко разливались в листве. И вот тут случилось наверное главное зачем мы сюда приехали. Раздавшийся издали собачий лай указывал на приближение стаи в нашем направлении.
----
Слегка растревоженный народ расступился, и в центр площадки выбежала свора собак, возглавляемая сукой. Короткий миг затишья - самооценки сторон - длился недолго. Наш крохотный "джаз-бэнд" грянул, и собаки торжественно приступили к обряду собачьей свадьбы, также и под звуки поддержки болельщиков, окружавших площадку.
------
Время прошло незаметно. Подъехавший неожиданно автобусик, означал что наше время истекло, и мы быстро погрузились. Собаки убежали. Люди, оживлённо обсуждая событие, тоже стали расходиться.
------
Вот так первоначально был решён мой вопрос продовольственного существования. Мы тогда заработали за эту собачью свадьбу по 50 советских рублей, которые были торжественно выданы в ООМА.

ЛЕВ:
Юра, в своём рассказе ты исключил меня из общей картины. В том логическом ряду, который называется реалом, мы с тобой вместе проведали про явки одесской музыкальной тусовки. Об одном из таких мест мне проговорился сын друга маминого кузена (Леонида Брезановского). Близ площади, при царе Горохе носившей имя Мартыновского (так величали её мои одесские родственники), Но, возможно, ты меня не просто так вырезал смысловыми ножничками из фотографии памяти. Такое впечатление, что на это у тебя имеется какая-то "уважительная причина".

Может быть, поэтому ты вообще редко вспоминаешь про наши одесские приключения?

ШЛАНГ:
Так ты же сам типа запретил базар вести на эту тему
Да и много воды утекло с тех пор

ЛЕВ:
Да, верно! П...п...припоминаю. Так ведь я-то думал, что ты читал мои - написанные в Одессе - рассказы ("Скамейка" и другие) - и стихи: и просёк, что тот запрет уже давно снят...

ШЛАНГ:
Да мало ли у тебя чего понаписано в Интернете.
Чтобы всё прочитать - надо лет пять убить.

ЛЕВ:
Рад, что через годы всё выяснилось...

А как же так получилось, что мы с тобой очутились в разных концах черноморской столицы, врозь. Ночевали на окраинах, в совершенно противоположных районах. Виделись не чаще двух-трёх раз в неделю. Помню, как я просился у дяди Лёни, чтоб он приютил и тебя; готов был спать в ванной - чтобы тебе поставили раскладушку. Но такой вариант не работал по разным причинам. У моих родных была крошечная квартирка в районе аэродрома (гул самолётов круглосуточно сотрясал воздух). От центра - далеко. Приходил к дяде Лёне на ночь. Днём околачивался в центре, вокруг Оперного Театра, Пушкинской, Дерибасовской; первых дней семь почти ничего не ел. Я предлагал: пока найдём ночлег, вместе перекантуемся на вокзале, на Приморском бульваре, но тебе подвернулся другой выход.

Расскажи, кто и где тебя приютил.



Фото Дм. Растаева

ШЛАНГ:
Я о том времени уже забыл катастрофически много деталей,
чтобы быть полностью достоверным.
Попытаюсь хоть чтото восстановить.

Хотя история вомногом может показаться в чёмто и фантостической.

Как известно, попав в экстремальную ситуацию,
(а она, по сути и была таковой) - человек становится
неожиданно весьма оборотлив.
Так случилось в частности и сомной.

Естественно, всё то же заветное место сбора братьев по оружию меня
инстинктивно сразу и поманило. Я цленоправленно стал прочесывать
музыкальный род заветного сквера, в поисках наиболее по моему мнению
доброжелательного человека, для наведения контактов.

Нашёв такового, поведал, что тут нахожусь по определённому поводу.
А именно, в целях возможного начала какойто личной музыкальной
деятельности в славной Одессе. Уж не знаю чем и как убедил,
да просто уже не помню, ведь прошло уже почти 30 лет то.
Но в этой истории - было уже так.

Познакомил меня тот парень (ну не помню имен уж) с кемто.
А этот ктото, был мастером небольшой крохотной музыкальной
мастерской по ремонту муз-инструментов.

В основном - всевозможных гитар.
Так вот ОН был тогда много старше меня, и узнав мою триадную
эпопею музыкального юношеского донкихотства, что в прочем
на музыкальном, и не только, сленге называется "Переть на фонарь",
както все оживленно потешался, а заодно припоминал свою юннность
из чего следовало, что за много лет назад до нашей встречи - ему
посчастливилось быть участником практически в одной из действительно самой первой группы снабжоннной электрогитарами.
Та группа имела тогда прописку, как и положено -
Одесскую.
Тоесть это была практически первая Филармоническая группа
в подобном жанре в самые древние советские времена.
Проведение подобного эксперимента, столица тогда доверила Одесситам.
Да и ясно по чему.
Разумеетса всё что я узнавал для меня было очень важно и невероятно
интересно. Ну а в результате...
В результате мне тот мастер, неожиданно вручил ключ от своего дома,
и сказал что я могу туда вписатса, и пожить, пока что начнёт прояснятса,
и как складыватся, так как его жена была гдето в отьезде, ну а он)))
пока всё равно по этому пока как раз дома и не проживает.
Так что имя его я и забыл тут само собой.
Таким образом, первое моё жилье в Одессе, как впоследствии выяснилось,
находилось прямо в центре, кстатьи, совсем хоть и не длинной, но
славной улицы Дерибасовской.

Уютный круглый дворик старинного, типично одесского, четырёх этажного
дома.
Много стильной лепнины под крышей.
И хоть вход был и прямо с главной улицы,
там как будто остановилось время.
Тишина, второй этаж, и я.
Расположившись на этой святой территории. где висела шикарная гитара
на стене, а рядом лежала моя скромная МУЗИМА-ПЯТЬ в простеньком
чехольчике - стал думать, что теперь начинать делать дальше.
У меня было четыре пирожка по пять копеек, абсолютно пустой карман,
и в запасе две недели.

Ну а дальше уже истории другие.




ЛЕВ:
А в моём дневнике записано, что ты жил за городом, на даче у пожилого музыканта. Может быть, потом жил на даче. Или до... Или... Он жил на даче, а ты... Или... Просто жизнь: она прикольная. Память наша ещё прикольней. Никакие записи не помогут. Что-то там перепутал. Тут что-то не так записал... Кстати, про дачу. Вечер... Дача... Жена, уезжая с дачи, на столе оставляет записку: "Дорогой Коля, муженёк, ключи не под жовриком. Они у соседки". Выходит, запирает дверь, и с ключами к соседке...

Помню, Бобруйск называли "второй Одессой". Это значит - он был не первым, а вторым! А я - когда мы с тобой прибыли в славный город-герой - увидел пышную имперскую архитектуру с налётом франко-италийского влияния, шикарные набережные и ограды в стиле ампир: и вульгарный, примитивный, чисто-бандитский быт. Все первые этажи, вплоть до третьего, забраны решётками: такое увидишь разве что в Израиле или в Пуэрто-Рико. Двери подъездов запирались на ключ. Музыканты ходили с фингалами под глазами и с разбитыми костяшками пальцев: борьба за место под солнцем решалась таким вот первобытным способом. Тогдашний Бобруйск по стилю, по интеллектуальной составляющей стоял на тысячу ступенек выше, несмотря на свои размеры и отсутствие одесской архитектурной роскоши. Тогда ещё не был разрушен его Старый Город. Сегодня сам Бобруйск стал Одессой. Именно второй Одессой. Центр исторической застройки добит совсем. Так называемая "реставрация": чистая порнография. Самые ценные объекты загублены. Эстетически проект пешеходных улиц с самого начала был решён вразрез с самой природой дореволюционного Бобруйска, в стиле "районного центра Чериков". Сегодняшний центр города по виду: типичное большое село. Если кто-то очень стремился придать ему "народный" сельский колорит: он своего добился. Только это колорит не белорусского села, но вульгаризированного китча-пародии на "что-то народное и сельское". А ведь Бобруйск, пусть и сравнительно небольшой город, был важным административно-городским центром Великого княжества Литовского, потом Российской империи, с адекватной культурной составляющей.

(По правде говоря - могло быть и хуже. Кое-что спасли; остановили прежний курс на полное уничтожение Старого Города... Пучки вкраплений старой застройки, в 1970-1980-х превращённые в руины / трущобы, сегодня отремонтированы и выглядят вполне удовлетворительно... Но дореволюционную гостиницу "Париж" по Чангарской сломали... И, главное: стёрли, как тряпкой, тот неповторимый колорит)

Так что, отбацав недели три на замене в ресторане на Дерибасовской, носившем имя какой-то восточноевропейской столицы, я (через два с лишком месяца после приезда) собрался домой: подошло время явиться на работу в муз. школу.

Уезжая, поинтересовался, на всякий случай, имеются ли у тебя "башни" на обратный путь, а ты сказал, что дело не в деньгах: и остался. Так до сих пор и не могу избавиться от чувства, что это Одесса нас развела по углам. Мы с тобой играли потом вместе ещё не один год, только что-то было уже не так. Кто виноват? Не ты, не я. А в горле, когда вспоминаешь: какой-то ком...

Помнишь свою песню из 1981?

Что искал ты в тех краях, где не был?
Что хотел найти и для кого?
Жизнь потратив, не взлетел ты в небо
И не сделал толком ничего.

Для Бобруйска того времени это был очень сильный текст. Вроде бы первый черновой вариант зародился в твоей голове именно в Одессе. И одно из моих одесских стихотворений:

без бандитов вымрут полицаи
ненависть погибнет без любви
и без рельсов не пойдут трамваи
сколько их к рассвету не зови

день на ночь а ночь на день похожа
без цветов полярных по цветам
и вода не соскользнёт по коже
если минус плюсом был бы там

без рожденья не было бы смерти
но и жизни не было б тогда
и понять нам не умом а сердцем
смысл непостижимый без бреда

Я вот думаю, Юра, ты за или против Фантомаса? (Комиссар Жув всё-таки!) А потом вспоминаю своё давнее (1980-х-штисок): (.............)


Бобруйск-Монреаль
Монреаль-Бобруйск


Декабрь, 2010




POSTSCRIPTUM:
Юрина жена, Света, с которой разведён, и его дочь Вика - в Киеве (Света работает режиссёром на телевизионной студии, закончила журфак). Сам Шланг - в Бобруйске... Вопреки своей популярности - в житейском смысле не преуспевает. Не будем обсуждать жанровый налёт и текстовой пласт его хитов: с музыкальной точки зрения сделано профессионально и талантливо. Но так уж повелось в этом мире, что талант - это крест, и несущие его - страдальцы.

_______________________________________________________

В качестве иллюстраций использованы 2 работы Льва Гунины (компьютерная графика); фотографии (Шланга) Виталия Гунина, Евгения Алмаева, Дмитрия Расторгуева; композиция Рубцова, и репродукции с работ корифеев мирового изобразительного искусства (Босх, Дали, Адамс, и др.).

___________________________________



___________________

ЕВГЕНИЙ АЛМАЕВ
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

Евгений Алмаев был одним из самых одарённых, самых правдолюбивых, самых человечных людей, из всех, кого я знал.

Этот исключительно талантливый человек был верным другом моего брата Виталия и одним из группы молодых людей (сверстников Виталика, или тех, кто чуть младше его), которые окружали его в руководстве кооперативом ЛиК (смотрите групповые фото в моей книге о брате, в первом томе), проявив при этом лучшие человеческие качества.

     Евгений переносил свой дар на всё, чем он занимался. На его фотографических и художественных работах, стихах, искусствоведческих исследованиях, на его журналистских эссе: на всём лежит печать его большого таланта.

     Незадолго до своей кончины, Евгений выиграл первый приз европейского конкурса мастеров прикладного искусства, и удостоился поездки в Германию, где его работы вызвали огромный интерес. Но смерть оборвала все надежды и планы этого прекрасного и талантливого человека...

В 2006 году Евгений Алмаев, близкий друг Виталика и бывший сотрудник возглавляемого им кооператива ЛиК, начал писать книгу о нём. Он высоко ценил творчество моего брата, отзывался о визионерских образах работ Виталия с особенным воодушевлением.

В 2007-м году Евгений сам починил памятник на могиле Виталия, убрав повредившие мрамор царапины, выцарапанную надпись, и криво вырезанную каким-то острым предметом 6-конечную звезду.
   
Вскоре, в том же 2007-м году, Евгений тяжело заболел, а врачи явно саботировали диагноз, который для специалиста был очевиден. Почти 2 с половиной года врачи скрывали истинную причину и природу его мук, а, когда огласили диагноз "рак", было уже слишком поздно. Гибель этого исключительно талантливого и прекрасного человека является одной из самых больших трагедий.

Его уход из жизни оставил ничем не зарастающую пустоту, которая саднит и тревожит всегда, как и трагическая смерть других самых любимых мною друзей (известного адвоката Мирослава Янковского; моего старшего друга Бориса Георгиевича Миллера (известного мыслителя и общественного деятеля); моего старшего друга, инженера-конструктора Аркадия Лейзерова; Савелия Кашницкого (журналиста, эссеиста); Ильи Кормильцева (поэта, деятеля культуры), и других).

На фотографиях 2008-2015 годов памятник на могиле моего брата выглядит так, как после ремонта, сделанного Евгением Алмаевым в 2007-м.

Примерно в 2016 году мне прислали новые фотографии с кладбища, и на эти фотографиях видно не только то, что могилы отца и брата находятся в ужасном состоянии, но и то, что кто-то уничтожил работу Алмаева, снова открыв все дефекты. (См. ниже).

На фото 2018 года видно, что могила в ещё более ужасном состоянии. (См. ниже все фото).

Любопытно, что номер, выцарапанный в 1991-м году в правом углу памятника на могиле моего брата, соответствует номеру моего досье в больнице, в которую я чаще всего обращался в 1994-2009, живя тут, в Монреале.

Как близкий друг Виталия - Евгений Алмаев (талантливый художник, чеканщик, резчик по дереву, искусствовед и поэт) собирался написать целую книгу о моём брате и о его трагической судьбе, но его скоропостижная кончина при подозрительных обстоятельствах оборвала его собственную жизнь.

В 2018-2019 годах стихи Евгения и моё эссе о его жизни и творчестве странным образом исчезли из всех сетевых публикаций, включая данную антологию, которую я разместил на вэб-сайте Сергея Баландина, в библиотеке Максима Машкова, и на других сетевых ресурсах. Моё эссе (с иллюстрациями художественных работ Евгения), к счастью, сохранилось у одного нашего общего друга, но в Интернете его больше нигде нет.

Одновременно его стихи исчезли из моих собственных электронных архивов - как сетевых, так и домашних.

Я считаю диверсии против моих текстов, против моих компьютеров - террористическими актами, которые разрабатываются и осуществляются теми же силами, что устраивают и физические покушения на журналистов, писателей, на деятелей культуры.

Порча и модификация моих текстов преследует меня многие годы, начиная с 1995-го.

Так, например, в 2019-2023 годах обнаружилась порча (модификация) некоторых моих текстов, с упоминанием эпизодов, в которых косвенно фигурируют мои близкие. В эти тексты вставляются, например, имена моих дочерей (которые я НИКОГДА нигде не упоминаю), и даже появляются адреса мест их проживания. Сам я даже не знаю их точных адресов, и не интересуюсь, т.к. знаком с местонахождением домов визуально, и никак не мог их упоминать, особенно вместе с индексом (которого - тем более - не знаю). Хорошо, что я случайно обнаружил такие модификации, и ещё не успел ни переслать эти тексты через Интернет своим респондентам, ни опубликовать онлайн. Такие фрагменты вставляются в самую середину текстов, потому их так трудно обнаружить. Кто, как, каким образом модифицирует (портит) файлы, которые хранятся на жёстких дисках моих домашних компьютеров: остаётся загадкой.

Ещё большей загадкой является тот факт, что точные копии (клоны) этих файлов не подвергаются саботажу; это нуждается в дальнейшем пояснении.

Например, последняя порча файлов случилась уже после того, как я стал в основном использовать для работы с текстами лаптоп с системой Макинтош. Этот портативный компьютер Apple я получил от человека, которому он раньше принадлежал, и который пользовался им года 3-4. По его словам (а это крупный специалист по компьютерам) - НИКАКИХ сбоев или проблем, или компьютерных вирусов НИКОГДА не было. Я спросил у бывшего хозяина лаптопа - не будет ли проблем из-за того, что мои компьютеры (кроме одного) НИКОГДА не входят в Сеть, и, таким образом, обновления системы и программ производится не будут. Он ответил, что этот компьютер так отконфигурирован, чтобы и в этом случае не было никаких сбоев (тем более, что на нём установлена далеко не новая система).

Я - дополнительно - деинсталлировал сетевой драйвер и отключил саму возможность сетевых подключений. И вот, уже через 5 дней, и в ЭТОМ компьютере обнаружилась та же проблема (порча файлов), что и в компьютерах системы Виндоус. Но копии файлов, которые я поместил на флешку, не подверглись порче-модификации. Значит ли это, что злоумышленники то ли виртуально обнаружили лаптоп Мак, и потому смогли испортить тексты тут, но не на флешке; то ли нелегально проникли в жилище, и физически нашли лаптоп, но не обнаружили флешку (просто потому, что я носил её с собой)?

  Попутный вопрос: КАК, каким образом осуществляются эти диверсии. Это (каким-то образом) запущенный в мою систему компьютерный вирус; или же имеет место роботический или мануальный взлом в реальном времени; или проникновение в жилище?

Развивая дальше эту тему, надо ещё раз подчеркнуть, что этот феномен далеко не новый, но отравляет мою жизнь уже много лет.

Этот тип цифрового терроризма использовался против меня и в связи с моим иммиграционным делом, и в связи с другими элементами критики одного небольшого псевдо-государства.

"Боты" Искусственного Интеллекта и хакеры регулярно атаковали мои тексты в Интернете и на моих личных носителях, портя, или полностью уничтожая тексты и звуковые файлы моего литературного и музыкального творчества, поэзию и философские работы. Наиболее интенсивно это делали примерно до 2008-2009 года, после чего такие случаи всплывали спорадически и очень избирательно (относительно каких-то отдельных моих работ). Однако, примерно с 2013 г., массированные атаки и порча моих файлов возобновились.

За годы выяснилось, что против меня используют совершенно нетривиальные приёмы и методы. Например, у меня открыты 3-4 окошка браузера (или WordPad'a, или Ноутбука). Вот пытаюсь перейти с одного окошка на другое, подводя стрелку мышки вниз, на иконку браузера на панели задач: и тут окошки начинают "сходить с ума" (мельтешить, прыгать) - и нажатие на любую из них ничего не открывает.

Или вдруг перестают работать некоторые клавиши или функции клавиатуры. В Проводнике перестают работать кнопки клавиатуры "вверх-вниз", или другие...

Или, к примеру, найдя способ - и скопировав текст с сайта, который не позволяет сохранять файлы, вставляю текст в WordPad и нажимаю "сохранить в rtf".

Тут же выскакивает окошко, где написано: мол, пытаетесь сохранить файл в простом тексте, форматирование будет утеряно. Никакие ухищрения не позволяют сохранить текст в rtf. Ну, ладно, всё равно жму "сохранить". Открываю файл - там нечитаемые значки - абракадабра.

Не важно - какой язык (пусть даже английский): всё равно бессмысленный набор значков.

Тогда пытаю сохранить в UTF-8.

То же самое.

Вначале стал заменять файл *.EXE WordPad и других текстовых процессоров в 5-ти папках Windows, в Accessories, Program Files, Users (папках юзеров), и т.д. (У меня есть библиотека всех файлов ехе всех систем на ДВД).

Срабатывало.

Но - через примерно месяц - перестало срабатывать.

Роботы обучились.

Ещё одна нетривиальная проблема. Допустим, я пишу в программе WordPad или в Microsoft Office Word, дополняя текст уже сохранённого на жёсткий диск файла. Вдруг начинает мигать экран, буквы на экране двоятся, прыгают, потом система вообще застревает (замерзает). Когда я перезапускаю систему и снова открываю тот же файл: там уже полная абракадабра непонятных значков, на каком бы языке ни был изначальный файл. После замены ВСЕХ связанных с процессорами текстов *.EXE - эта проблема исчезает, но - через несколько месяцев - возвращается опять. О таких компьютерных вирусах или сбоях я ни от кого не слышал; в Интернете об этом ничего нет.

Особая история приключилась именно с текстом моего эссе "Жертвоприношение Молоху". ЭТОТ текст портили целых 3 раза (надо полагать, он вызвал у кого-то ОСОБОЕ раздражение). Пришлось его целых 3 раза переделывать (снова редактировать "с нуля").

Что самое интересное: в текст не только были добавлены нелепицы и ляпы (какие дискредитировали бы любого автора), и, вообще, язык файла в целом превратился в почти нечитаемую белиберду, но, при этом (!), кое-какие детали - исчезли из текста: 4 главные точные даты; точные ссылки на цитируемые статьи из газет; дата радиопередачи, самой важной для подтверждения версии автора. Если я правильно понимаю: испортить текст и добавить в него что-то мог и робот, но вот убрать из текста смысловые акценты, даты и какую-то конкретную выборочную информацию: это могли только люди, притом - вручную.

Что же касается структуры и вида испорченного текста, то - в целом - это должна быть работа Искусственного Интеллекта. Вот один из примеров (отрывок):

"Специалисты могут судить, если эти рабочие, униформа подобна униформе пожарных, но я видел, что некоторые рабочие несли то же право около сожженного здания на du Пор-Стрит. Это - знак, что это было действие того же после-того, -как-поджога, но вопрос: почему другое здание (Pointe-?-Cali?re) было включено в эту операцию, несмотря на его расстояние от сайта поджога, и несмотря на то, что это не было (и не мог быть), поврежденный у огня?"

Изначально данное эссе я писал параллельно на двух языках - на русском и на английском, причём, оба текста не переводы, но оригиналы. Если какой-то следующий английский фрагмент я заканчивал раньше русского, то - в таком случае - "заряжал" его в читалку, звуковой файл помещал на аудиоплеер, и, прослушивая английскую версию, с ходу переводил на русский - и наоборот.

Именно этот конкретный (выше цитируемый) отрывок сначала был написан по-русски, и должен был быть таким (копирую из файла, сохранившегося на флешке и не повреждённого):

"Специалисты могут определить, рабочие ли это, или их униформа - та же, что и у пожарников, но я видел, что некоторые рабочие в такой же униформе несли вахту и возле сожженного здания на rue du Port. Это - знак того, что странная возня вокруг музея Pointe-a-Caliere - и операции полиции и пожарных вокруг сгоревшего здания и внутри его: непосредственно связаны между собой. И тут возникает законный вопрос: почему это (совсем другое) здание (не связанное с пожаром) было включено в ту же операцию, несмотря на его значительное удаление от объекта поджога, и несмотря на то, что музей не был (и не мог быть) повреждён огнём или взрывом?"

Как видим: то, что выше (испорченный каким-то роботом текст) - не машинный перевод (текст не совпадает, т.е. не идентичен на все 100 процентов). Создаётся впечатление, что, с помощью ИИ, сначала русский оригинал перевели машинным переводом на какой-то другой язык, потом (тем же манером) повторно перевели уже назад - на русский. Но, по ходу дела, ещё и внесли ряд изменений: чтобы смысл вообще невозможно было угадать.

Не исключено, что, трижды исправляя этот текст (я сразу не догадался сохранить не испорченный текст на флешке, а перевёл (удалив) на ж.д. ноутбука Аппл, где оставил "до завтра", а назавтра мне пришлось снова уйти, и меня не было дома целый день, и, когда я вернулся, файл уже был испорчен), я увидел и отредактировал ВСЕ повреждения. Возможно, какие-то дикие выражения, или ляпы: кое-где остались. А, возможно, что, пока я не успел закачать этот текст в Интернет (пока опубликую его) - он уже был снова испорчен. Поэтому все заинтересованные люди должны сверить эту русскую версию с моими версиями на английском, польском и французском языках.

Подчеркну, что текст был испорчен в моё отсутствие (когда никого не было дома). Когда я заглянул в "свойства файла", то обнаружил там такую информацию: файл был создан 20 мая 2023 (верно), но также указано, что файл был изменён 21 мая 2023, а ведь весь этот день (21 мая) меня не было дома; я пришёл поздно, и больше не включал компьютер, а в информации видно, что файл был изменён именно в моё отсутствие (11.15.07). В 11 часов утра меня не было в Монреале. Значит ли это, что кто-то побывал в моей квартире в моё отсутствие, или - каким-то образом - файлы портят дистанционно?

В любом случае, это несомненный акт оголтелого государственного терроризма, даже если за всеми подобными диверсиями стоят иностранные правительства или организации, потому что происходит всё это на территории Канады, которая, в свою очередь, является доминионом (колонией) Британской Империи (не номинально - ФАКТИЧЕСКИ!). И, если власти позволяют себе такое, они способны на всё другое (тут имеется в виду аллюзия на основное содержание этого эссе).

Особо следовало бы рассказать о порче моих музыкальных текстров (нот), и о диверсиях против моих компьютерных музыкальных программ и музыкальных файлов, чтобы помешать мне оставить после себя образцы качественной и - на уровне лучших образцов - музыки.

Пропажа (кража!) из моих архивов всех цифровых копий поэзии Евгения Алмаева - это большая потеря для историка и собирателя (по крохам) наследия культурной жизни Бобруйска 1970-х - 1980-х годов. Остаётся надеяться, что стихи Евгения когда-нибудь отыщутся в личных архивах его друзей, или где-нибудь в Интернете.

В Бобруйске всякая память о Евгении Алмаеве стёрта. Ни выставок его работ, ни статей о нём в местных газетах, ни хотя бы слова о нём в годовщину его рождения и смерти...

______________________________________

КРАТКАЯ СПРАВКА (на 4-х языках):


РУССКИЙ

      Евгений Алмаев - мастер художественной резьбы и инкрустации по дереву. Родился в Сибири в г. Томске, проживал в Беларуси, в Бобруйске. Образование получил в художественном училище г. Бобруйска и в Белорусской государственной академии искусств. Член союза мастеров народного творчества Беларуси.

      Большое влияние на творчество оказали реалистические традиции
изобразительного искусства, особенно мастера Северного Возрождения - Дюрер, Босх, Питер Брейгель, Рогир Ван дер Вейден и др.

       За четверть века творческой деятельности созданы сотни работ - панно, скульптур, произведений малой пластики, находящиеся ныне в более чем 25 странах мира.


ENGLISH

Evgeni Almaev - master of carving and incrustation art on wood. Born in Siberia (Tomsk), he lived in Bobruisk, Belarus.

Having graduated from the School of Fine Arts in Bobruisk and from the Belarus State Academy of Arts in Minsk, he was a member of the Union of Masters of Folk-Popular Art of Belarus.

His artistic style was formed under considerable influence of the tradition of Realism, especially that of masters of Northern Renaissance, such as D;rer, Bosch, Peter Brueghel, Rogir van der Veiden, and others.

     Within a quarter of century of artistic activity, he created hundreds of pieces: panels, sculptures, work of small plasticity, today kept in more than 25 world countries. 


FRAN;AIS

Evgeni Almaev – ma;tre de la sculpture et de l'incrustation sur bois.

N; ; Tomsk, en Sib;rie, il vivait ; Bobruisk, au B;larus.

Dipl;m; de l';cole des beaux-arts de Bobruisk et de l'Acad;mie d’art national du B;larus ; Minsk, il ete un membre de l’Union des ma;tres de l'art populaire du B;larus.

Ses ;uvres ont largement ;t; influenc;es par la tradition du R;alisme, particuli;rement celle des ma;tres de la Renaissance du Nord : D;rer, Bosch, Peter Breughel, Rogier van der Veiden et bien d’autres.

Durant un quart de si;cle d'activit; artistique, il cr;; des centaines d’;uvres (des panneaux, des sculptures, des oeuvres de petite plasticit;) qui se trouvent ; pr;sent dans plus de 25 pays.


DEUTSCH

Jewgenij Almajew - Meister des k;nstlerischen Schnitzwerks und der Intarsie
nach dem Baum.

Geboren in Sibirien (Tomsk), jetzt wohne er wohnte in Wei;russland, in Bobrujsk.

Die Bildung hat er bekommen in der K;nstlerischen Bildungseinrichtung in der Stadt Bobrujsk und in der wei;russischen Nationalischen Akademie der K;nste.

Das Mitglied Der Bund des Meisters des Volksschaffens der Republik Wei;russland.

Den gro;en Einfluss auf seinen Stil Werken haben die Traditionen des Realismu geleistet, besonders die Meisters der Nordwiedergeburt: D;rer, Bosch, Peter Breughel, Roger van der Weiden, u. a.

F;r das Jahrhundertviertel der sch;pferischen T;tigkeit sind die Hundert Arbeiten erstellt:

Das Wandbild, der Skulpturen, der Werke der kleinen Plastik, sich befindend jetzt in mehr als 25 L;nder von der Welt.

_________________________

      ЕВГЕНИЙ АЛМАЕВ

Близкий друг Виталия Гунина, работник возглавлявшегося Виталием кооператива ЛИК, Евгений исключительно талантливый человек, автор удивительных работ, замечательный художественный критик и редкий эрудит. Три года назад, в результате врачебных ошибок и халатности медиков (что сопровождалось странными, трудно объяснимыми обстоятельствами), не диагностированное вовремя заболевание Евгения перешло в злокачественную фазу и привело к чудовищной операции, ампутациям, превратило Женю в инвалида. С тех пор он находится между жизнью и смертью, и героически борется с напастью. Остаётся только молиться за него, в надежде на чудо...

КРАТКАЯ СПРАВКА О ХУДОЖНИКЕ ЕВГЕНИИ АЛМАЕВЕ


      ИСКУССТВОВЕДЧЕСКИЕ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТАТЬИ
                ЕВГЕНИЯ АЛМАЕВА

1. БОРИС КРЕПАК

2. СОВРЕМЕННОЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО БОБРУЙСКА

3. ЭССЕ О СОРОКИНЕ

4. ХРОНИКИ ИСЧЕЗНУВШЕГО МИРА

5. ОТРЫВОК ИЗ «ХРОНИК» В ПЕРЕВОДЕ НА АНГЛИЙСКИЙ

6. КРИТИЧЕСКИЙ ОТЗЫВ НА СТАТЬЮ БОРИСА КРЕПАКА

7. О РУБЦОВЕ, ВЫДАЮЩЕМСЯ ХУДОЖНИКЕ БОБРУЙСКА

____________________________________________



БОРИС КРЕПАК
Критическая работа Евгения Алмаева



Введение

 
«Где нет любви к искусству, там нет и критики».

А. С. Пушкин.

 
Решившись написать о творчестве Бориса Алексеевича Крепака, я уже прочел несколько его книг и знал, что он ведет рубрику «Мастихин» в газете «Культура». Ознакомиться с другими материалами  в условиях провинции оказалось затруднительно, а интернет на запрос о Крепаке выдал всего три ссылки.  Одна оказалась воспоминаниями Бориса Алексеевича о дружбе с Владимиром Мулявиным, вторая вывела меня к довольно интересной работе «Пространство и время Марка Шагала», написанную Крепаком для «Литературной газеты» в 2002 году.  Статью отличал особенный стиль – мысли свежие, глубокие, логично выстроенные, подавались легко и красиво. А третья ссылка оказалась размышлениями журналиста «Советской Белоруссии» Олега Белоусова о «кризисе жанра» художественной критики. Фамилия Крепака упоминалась в связи с тем, что он является, пожалуй, единственным активно действующим критиком в исконном понятии этого слова.

Затем   было несколько личных встреч, во время которых Борис Алексеевич раскрылся как коммуникабельный собеседник и интересный рассказчик. Первым делом он подробно расспросил о бобруйских художниках, со многими из которых он лично знаком на протяжении нескольких десятилетий. А биография его оказалась настолько интересной, что некоторые факты из нее мне захотелось привести в своей работе.
 

                Биография

Борис Алексеевич Крепак родился 10 апреля 1940 года в России, в д. Подгорная Воронежской области. Отец  его погиб на войне и судьбе так было угодно, что  отчимом ему стал Иван Семенович Дмухайло  –  известный  художник-пейзажист, сумевший заинтересовать Бориса изобразительным искусством.

В 1956 году, уже юношей, Борис впервые увидел картины великих мастеров из собрания Дрезденской галереи. Это была последняя выставка в Москве перед возвращением трофейного собрания в Германию.  Впечатление было настолько сильным, что определило интересы молодого человека на всю его жизнь.

Надо сказать, что Борису Алексеевичу необычайно «везло» на людей. В юношестве, как и многие в его возрасте, он писал стихи. Первый его поэтический опыт был опубликован в «Гродненской правде» Василем Быковым, работавшим тогда литературным сотрудником в газете. К тому же времени относится и первая статья с анализом выставки Ивана Дмухайло, Ивана Пушко и Валентина Савицкого. В девятом классе Борис играет в первом белорусском школьном джазе под руководством будущего кинорежиссера Владимира Орлова. В десятом  он уже участвует в  семинарах молодых литераторов, оказывается очевидцем становления писательских талантов, которыми ныне по праву гордится земля белорусская, да и не только.

  На волне повального увлечения кино, он знакомится с Георгием Юматовым, поступает во ВГИК на киноведческое отделение и через три месяца уходит,  почувствовав себя стесненным в рамках столь узкой специализации. Душа просила чего-то большего. Уже тогда становилось ясно, что существуют некие глубинные связи, объединяющие различные виды искусств.

В 1960 году Крепак поступает в Ленинградский университет по специальности «история искусства». Преподавателям своей alma mater Борис Алексеевич благодарен по сей день. В отличие от Ленинградской Академии искусств, с ее академической, не в лучшем смысле этого слова, направленностью,  где также готовили искусствоведов, в университете допускалась большая широта взглядов. Достаточно назвать тему курсовой работы Крепака за второй курс: «Импрессионизм в картине Сурикова «Степан Разин»». На  четвертом курсе Борис увлекается историей объединения «Бубновый валет». Надо сказать, что в те годы о «бубновцах» было известно очень мало, зато как интересно было добывать все сведения самому, встречаться с уцелевшими художниками, участниками и свидетелями тех легендарных событий!

Собирая материал для дипломной работы по кубофутуризму Маяковского, Борис едет в Москву. Там, в Генриховом переулке, в доме-музее поэта и художника, полгода кропотливого труда Крепак проводит в той самой комнате, где великий бунтарь свел счеты с жизнью.

 Параллельно Борис учится на историческом факультете, где лекции по археологии читает Лев Гумилев. Тогда же происходит знакомство с известными  литературоведами Виктором Мануйловым,  Ираклием Андрониковым и многими другими интересными, яркими людьми.

 Благодаря протекции Дмитрия Лихачева, Крепаку была дана возможность покопаться в архивах. Интересовало то, что было запретно, что подавалось тенденциозно и вызывало сомнения.

Многих в то время удивила, а некоторых обеспокоила  бы тематика поиска:  история белого движения, поп Гапон, Наполеон,  –  статьи со своим взглядом на эти события и персонажи со временем удалось опубликовать. Тогда же родился материал о Несторе Махно, обраставший живыми деталями в переписке с дочерью  батьки - анархиста.

 Темы эти, хотя и не имеют прямого отношения к искусству,  все же довольно показательны: при работе над ними формировались главные качества критика – независимость от чужого мнения и желание  дойти до всего самостоятельно.

Очевидно, нужно самому обладать определенными человеческими, душевными качествами, делающими тебя притягательным для людей неординарных. Об этом я подумал, когда узнал о дружбе Бориса Крепака с Сергеем Довлатовым, Василем Быковым, Заиром Азгуром, Виктором Туровым и многими другими интересными людьми, оставившими свой след в мировой культуре.

После окончания университета, Борис Крепак  направляется в государственный художественный музей БССР под начало Е. В. Аладовой. В конце 1965 г. переведен в аппарат Министерства культуры БССР, где до 1970 г. работал в качестве редактора художественно-экспертной коллегии и инспектора по охране памятников истории, культуры, архитектуры и археологии. С 1970 по 1993 годы работает в аппарате Белорусского Союза художников — консультантом, заведующим творческими секциями, дважды избирался секретарем правления БСХ, с 1992 г. — по настоящее время — член Президиума Рады БСХ.

Как профессиональный искусствовед и художественный критик Борис Крепак выступает в печати с 1958 года. В его творческом активе более 40 книг, альбомов, монографий, сборников, каталогов, буклетов, изданных в Минске, Москве, Киеве; около 2500 рецензий, творческих портретов, очерков, публицистических  научных исследований по самым разным проблемам национального и мирового изобразительного и других  искусств.  Статьи публиковались почти во всех pecпубликах  бывшего СССР, а также во Франции, Индии, ГДР, Польше, Болгарии и др.

 
                Анализ творчества

Надо отметить, что в шестидесятые годы  в Белоруссии не было своих профессиональных искусствоведов. Художественной критикой занимались журналисты, историки, художники. Поэтому перед Крепаком открывались необозримые просторы для творческой деятельности.

Если попытаться проанализировать все написанное и сделанное им за эти 45 лет активной жизни в искусстве, то сразу сталкиваешься с трудностями в систематизации творческого наследия. Например, характерной особенностью для раннего периода является смешение жанров. Видно, в стремлении «объять необъятное» автор в обзорной  работе о выставке может рассуждать о судьбе белорусского искусства и критиковать «схалтурившего» художника.

 В  большие группы с четко выраженной искусствоведческой формой выделяются творческие портреты и научно-исследовательские публикации. Классифицировать работы по другим жанрам можно с некоторой долей условности. Попытаемся проанализировать основные направления деятельности Бориса Алексеевича, благодаря которым  его имя вошло в историю белорусского искусствознания:

а) научно-исследовательские публикации,

б) критические статьи,

в) проблемные статьи,

г) творческие портреты,

д)  рецензии.

 

                Научно – исследовательские публикации.

Событием для художественной интеллигенции страны стал выход в 1998 году иллюстрированной энциклопедии «Белорусский союз художников. 1938 – 1998». Издание, главным редактором и одним из четырех составителей которого стал Борис Крепак, явилось уникальным опытом сбора и систематизации коротких биографических сведений про всех членов БСХ за последние 60 лет – более 1200 статей!

Значительный  интерес представляют публикации Бориса Алексеевича, связанные с новым, «авторским» прочтением драматических судеб С.Есенина, В.Маяковского, В.Высоцкого, С.Довлатова, Николая и Льва Гумилевых, П.Кропоткина, Н.Махно и др.

Большая работа проведена Крепаком по сбору информации о жизни и творчестве  наших выдающихся земляков, волею судеб оказавшихся на Западе и вошедших в историю мирового искусства.  В 1993 – 1998 годах на страницах газеты «Культура» была напечатана серия научно-популяризаторских статей, посвященная творчеству авангардистов Витебской художественной школы и выдающихся художников – уроженцев Беларуси – К. Малевича, Эль Лисицкого, М Шагала, Х. Сутина, Р. Ермолаевой, Р. Фалька, Р Семашкевича, О.Цадкина, Нади Леже и мн. других.

Основное качество этих его работ – это искренняя заинтересованность в предмете своего исследования, а его основное человеческое качество, счастливо совпавшее с профессиональным – это любопытство, происходящее от живости души и неравнодушного сердца. Автор не делает подробного искусствоведческого разбора творчества художника.  Главное для него – это возможность в популярной форме донести до читателя своеобразие личности мастера, его мировоззрения. Читатель вместе с автором погружается в жизненные перипетии неординарной личности. В живой, увлекательной форме даются сведения об особенностях творческого метода художника, его стиля.

В середине 1997 года в «Культуре» выходит  серия статей, объединенных общим заголовком:  «Как  соцреализм  победил Беларусь». В своих размышлениях Крепак совершает экскурс в недавнее историческое прошлое.  Автор скрупулезно исследует взаимоотношения художника и власти, проводит смелые параллели с современностью, подчеркивает сложность и неоднозначность происходивших процессов.

        Крепак неоднократно выступает на страницах «Альманаха белорусской академии искусств». Так, в №1 от 1998 года в статье «Никто не может оспорить плоды моей педагогической деятельности…» анализируются творческие принципы знаменитого пейзажиста, преподавателя академии Виталия Цвирко.

Перу Крепака принадлежит, пожалуй, первое искусствоведческое исследование,  охватывающее состояние современной белорусской живописи в целом. Статью, опубликованную в 1995 году в журнале «Мастацтва», отличает хорошее знание заявленной темы, логически обоснованная и твердая позиция автора, позволяющая прогнозировать ситуацию.

Но надо сказать, что в последнее время, на фоне набирающих силу и опыт коллег-искусствоведов, поднимающих глубинные вопросы семантики и оперирующих философскими концепциями,  творчество Крепака выглядит несколько архаично, а заявленные темы не так актуальны, как ранее.
 

                Критические статьи.

Заслуживает уважения деятельность Бориса Алексеевича, как автора критических статей.  Почему-то у нас забывается, что художественный критик – это посредник между художником и зрителем. Пресловутая  «навуковасць», доминирующая в современном белорусском искусствознании, ставит критика в положение посредника между художником и архивом. Как мало у нас искусствоведов, ориентированных на зрителя, имеющих активную творческую позицию, которые не боятся высказывать острую, эмоциональную оценку деятельности художников. Вместо этого выстраиваются какие-то сложные концептуальные построения, мало имеющие отношение к реальной художественной жизни.

Ведь для того, чтобы адекватно реагировать на события в художественном процессе,  надо постоянно «вариться в художественном котле», обладать чувством времени, хорошо знать творчество не только столичных мастеров, но и периферийных. Очень важно находиться в непрестанном диалоге  с историей живописи и современными мастерами, творящими эту историю.

6 декабря 1984 года в «ЛиМе»  была напечатана, пожалуй, самая скандальная статья в белорусском искусствоведении под названием «Критерий – честность», (о республиканской выставке «Минщина орденоносная»). Автор размышляет над существенными проблемами, поставленными выставкой, пытаясь увидеть за этими проблемами завтрашний день белорусского изобразительного искусства. Находясь на позициях соцреализма, критик, тем не менее, справедливо указывает на шаблонность и отсутствие живого чувства: «Надокучили фронтальные композиции, статичные фигуры трактористов, механизаторов, строителей. На выставке есть немало работ, в которых мы видим заданность, повторение однажды удачно найденных пластических приемов. …. Художником не руководит внутренняя потребность. Временами он значительностью образа и актуальностью темы прикрывает свою профессиональную неподготовленность».

Тогда группа художников из пяти человек настолько разобиделись на критику, что подали жалобу в ЦК КПБ, а затем и в суд. Правда, перед самым процессом они забрали иск, двое из них сейчас приятели Крепака.

   Поднятая тема продолжается в «Лiме» от 11 июня 1984 года. В статье «О вкусе спорят, но его и воспитывать надо!» автор выступает против схематичности персонажей, манерности. Указывается на то, что чувство современности – это, кроме всего прочего, влюбленность художника в то, про что он говорит. Нет творчества без любви и вдохновения. Правда, тут же, в духе своего времени, критикуется отсутствие интереса к социальным проблемам, тяга к «экзотике».               

В материале о выставке, приуроченной к 60 – летию БСХ, под названием «Каким критерием руководствовались?» («Культура» №. 28, 1998 г.), Борис Крепак обращает внимание на отсутствие работ тех мастеров, на плечах которых в разные периоды держалось наше искусство – Цвирко, Ахремчика, Зайцева, Аникейчика, Бембеля, Кищенко и многих других. «Нет также и произведений тех, кто сегодня живет и активно работает, без которых наше искусство будет неполным, – Щемелева, Громыко, Ващенко, Кашкуревича, Данцига, Литвиновой …».  Автор отмечает общий низкий уровень представленных работ и задается вопросом: «Что это? Успокаивающая пауза среди бурлящего моря нашей беспокойной жизни. Или «тихие звуки» из другого, придуманного в мастерских времени?».  Крепак размышляет о том, что искусство допускает совершенно различные и противоположные мысли и направления, кроме одного – безразличия души.

Борис Алексеевич  имеет смелость высказать свое мнение не только о творчестве отдельных личностей, но и о более широких явлениях и тенденциях.

 В обзорном материале «Как выбрать между круглым, кислым и синим?» («Культура» от 23 сентября 1998 г.),  посвященном молодежной выставке «Время, Пространство, Личность», заявленные в названии три категории подвергаются  строгой критике. Крепак грустно иронизирует  по поводу современного молодежного искусства. В несколько резкой, провоцирующей форме, он анализирует выставленные работы, отмечая  мелковатость поднятых тем, увлечение техническими приемами, неумение самостоятельно мыслить И все же автор констатирует, что молодежное искусство существует не только фактически – в виде сотен полотен, скульптур, графических серий, батиков и гобеленов, но и существует в неком культурном контексте.

 В материале о выставке «Земля Полесья», («Культура», №13, 1998г) автор отмечает, что хорошая задумка не реализовалась в эстетично оформленную концепцию. А свобода творчества (что хочу, то и делаю), привела к тому, что наше искусство начинает девальвировать.  Нет критерий оценок произведений – нет и критики.

В статье о республиканской выставке пейзажа «Под белыми крыльями» отмечается кризис вкусов некоторых художников, увлечение декоративными приемами письма, эстетическая мода на открытую стилизацию, –  «то под славных передвижников, то под маэстро Белыницкого-Бирулю, то под импрессионистов или своего духовного учителя».

Помню, несколько лет назад, просматривая «Культуру», я наткнулся на рецензию Бориса Алексеевича, посвященную республиканской выставке. В статье был абзац, касающийся работ хорошо известного мне бобруйского керамиста Валерия Колтыгина. Совершенно справедливо Крепак отметил, что художник скатился в наезженную колею, ведущую к творческому тупику. Чтобы заявить  такое на всю страну, надо обладать не только профессиональной компетенцией, но и профессиональной смелостью. Думаю, такой отрезвляющий душ пошел бы на пользу и признанным и начинающим художникам.
 

                Проблемные статьи.

 Одним из первых искусствоведов Борис Крепак поднимает вопрос об оплате труда художника. Особенно остро эта проблема встала после распада Советского Союза и постепенного перехода искусства на коммерческие рельсы.

В 1993 году в «ЛиМе» выходит статья «Супервалюта», где автор обращает внимание на бесправное положение наших мастеров искусств, всесторонне анализирует сложившуюся  ситуацию с белорусским арт-рынком, отмечает его стихийность и неорганизованность, как  следствие полного безразличия властей. Сравниваются конкретные суммы в валюте, вырученные государством от продажи через галереи картин наших мэтров и «деревянные» рубли, выданные последним на руки.  Контрастом звучит информация о том, что в 1992 году Международный биографический центр в Кембридже присвоил нашим художникам Гавриилу Ващенко, Леониду Щемелеву и Николаю Селещуку почетное звание «Человек года». Импонирует то, что автор не только ставит и анализирует проблему,  но и ищет способы ее решения.

Статья  «Но помнит мир спасенный» («Культура»№23, 2000 г.) рассматривает положение  художников – ветеранов войны. Крепак с болью пишет  о бездуховности, которая, как ржавчина, разъедает душу.

Острой полемикой  насыщена работа «Дизайнер без права на защиту?» –  о проблемах авторского права и оплаты гонорара. Во вступлении приводятся слова признанного лидера дизайнеров Томаса Мальдонадо, который определил дизайн как ключевое звено в тенденции превращения товара в произведение искусства. Чувствуется серьезный подход к заявленной проблеме. Крепак свободно оперирует законодательными актами, высказываниями заинтересованных и компетентных личностей. И вывод следует обоснованный и однозначный: произведения дизайнерской мысли должны расцениваться так же, как и работы представителей других видов искусств.

Жаль только, что в пылу полемики, автор несколько снизил свои требования к стилю.  Например, в трех идущих подряд предложениях слово «дизайн» повторяется пять раз. («Культура» №30,  2000 г., с. 4.)

В статье «Пока же колеса впереди коня» («Культура» №8, 1998 г., с. 2) в связи с постройкой музея современного искусства, Борис Алексеевич обращается к вопросу, что же считать современным искусством. Крепак обращает внимание на то, что до сих пор не выработана концепция будущего музея и обосновывает свои временные границы заявленной темы. 

Следует отметить, что проблемные статьи раннего и зрелого периодов отличались выраженной злободневностью и смелостью суждений. Редкие публикации последнего времени, по существу мало что добавляют к уже сказанному.


                Творческие портреты

 Писать о художнике емко, точно, с душой, позволяет тот факт, что со многими видными мастерами Бориса Алексеевича связывает многолетняя дружба, или же приятельские отношения.  Очень часто материал строится как диалог двух старых друзей. Неоднократно обращался Крепак к творчеству Арлена Кашкуревича, Николая Селещука, Виталия Цвирко, Георгия Поплавского и многих др.

Однако несомненным лидером по количеству упоминаний и публикаций о нем является Леонид Щемелев. Художника и критика связывают более сорока лет дружбы и многие образы на полотнах художника рождались на глазах у критика. Но, все же, четыре книги и десятки публикаций – это уже перебор даже для такого, безусловно, интересного мастера. Тем более, что первая монография о нем – «Цвета времени» (1978) написана наиболее свежо и  ярко, а последующие материалы мало что добавляют к творческому портрету живописца.

Представляют интерес публикации, созданные на основе давних личных встреч с известными деятелями искусств. Как известно, время – лучший судья. По прошествии нескольких десятков лет после смерти художника, о нем или забывают, или его имя становится бессмертным, и каждое поколение зрителей находит в его работах созвучное себе настроение и переживание. А бывает и так, что мы оказываемся в роли Иванов, не помнящих родства.…

В 1998 году  в «Культуре», №15 появляется большой материал об Александре Грубэ. Этот уникальный мастер первым на Беларуси стал народным художником, первым национальным скульптором. Но когда он в 1980 году умер в Москве, не дожив месяца до своего 85-летия, ни одна белорусская газета не написала некролог. Своим материалом искусствовед возвращает нам  имя незаслуженно забытого художника, и что самое важное, за строками статьи мы видим не хрестоматийного героя, а живого человека с его сомнениями, дерзаниями, падениями и взлетами.

Интересными штрихами к творческому портрету стала статья в «Культуре»  (№7, 1998 г.)  о безвременно ушедшем Стасисе Красаускасе, где в беседе с автором  известный график  раскрывается как интереснейший человек, глубоко чувствующий и думающий.

Несомненной удачей Крепака явилась книга «Художники Белоруссии. 10 творческих портретов», выпущенная в 1976 году киевским издательством «Искусство». В сборник вошли имена крупнейших наших мастеров, составляющих славу белорусского изобразительного искусства: А. Бембель, М. Данциг, А. Кашкуревич, В. Мурахвер, А. Последович и др. Автору удалось в отведенные для каждого художника десяток страниц уместить и краткую биографию, и иллюстрации, и достаточно точно и емко охарактеризовать особенности живописного, графического или же скульптурного языка белорусских художников, отметить их ценнейшие находки, найти для каждого свой особенный подход.

Эти же качества характерны для многочисленных альбомов и монографий, освещающих творчество Петра Данелия, Николая Кондратьева, Виктора Пушкова, Николая Киреева, Виктора Версоцкого и др.


                Рецензии.

Рецензии, обзоры и анонсы составляют большую часть написанного Борисом Крепаком. Как уже упоминалось, свою первую статью о художественной выставке в Гродно он опубликовал в 1958 году в «Гродненской правде».

Значительное место в творческой биографии Бориса Алексеевича занимает сотрудничество с газетой «Лiтаратура i мастацтва». Статья о югославской графике, открывающая череду многочисленных публикаций, была напечатана в далеком 1965 году.

С декабря 1994 г. - по настоящее время — Борис Крепак является редактором отдела газеты "Культура", член ее редколлегии.

В отличие от становящегося все более официозным журнала «Мастацтва», газета «Культура» более демократична. Она предоставляет возможность самым широким слоям населения знакомиться с творчеством отечественных и зарубежных мастеров, она более насыщена информативно.

25 декабря 1993 года в газете «Культура» появилась рубрика «Мастихин». Бессменным ее автором и ведущим  становится Борис Крепак. Прекрасно ориентирующийся в современном искусстве, будучи «на короткой ноге» со многими белорусскими мастерами, он с оперативностью спортивного комментатора реагирует на любое событие культурной жизни страны – будь то новая выставка, значительное произведение, или же новое, яркое имя.

Ведущий «Мастихина» творчески относится к своей работе. Об этом говорит не только разнообразие «срезов» культурной жизни страны, но и применение некоторых «финтов», по определению самого автора. Например, Крепак может попросить двенадцать известных белорусских художников самых разных направлений и стилей,  в цветовых категориях и метафорах изобразить свои ощущения и мысли, с которыми они встречают в календаре свой знак зодиака. А в одном из новогодних номеров «Культуры», (25 дек. 1998 г.) читатели смогли увидеть «Монолог елочки», иллюстрированный Поплавской, Щемелевым, Данцигом и другими. Такие приемы позволяют находить общие точки соприкосновения между зрителем и художниками, помогают лучше понимать их образный и пластический мир, и, в конечном счете, лучше разбираться в искусстве.

Еще Пушкин говорил, что произведение искусства можно и должно судить лишь по законам, самим художником для себя установленным. Эту мысль в полной мере можно отнести и к Борису Крепаку. Во время нашей беседы он признался, что никогда не пойдет брать интервью у художника, не ознакомившись предварительно с его работами и более ранними публикациями о нем. Так, анонсируя новое произведение художника – монументалиста Владимира Кривоблоцкого «Реквием», Крепак ограничил свое участие лишь кратким вступительным словом, посчитав, что разумнее будет дать слово самому автору. Статья на 90 процентов состоит из монолога самого художника, что говорит о стремлении критика  донести до читателя мысли из «первых уст». «Культура», №43, 2000 г.

В репортаже с выставки произведений художников творческого объединения «Немига», автор обращает внимание на новый, магнетичный характер, который приобретает эстетическая деятельность этой группировки и на то, что рассчитана она на новое понимание зрителя. «Тут конструктивизм и концептуализм, постмодернизм и абстрактное искусство, неореализм и неопримитивизм взаимообогащают друг друга – без этого двигающегося калейдоскопа художественных вкусов членов «Немиги» уже невозможно понять логику художественного процесса, если таковая существует». «Культура», №18, 2000 г. Приведенная цитата позволяет ярче представить мировоззрение критика, его творческие установки. Ключевое слово здесь – «логика». Борис Крепак в своих статьях и книгах всегда четко понимает то, о чем говорит, что отражается на ясности изложения. Он избегает в своих работах «мудрогелистых» экзерсисов и, по умению сказать простым языком о сложных вещах, ему, пожалуй,  нет равных среди белорусских искусствоведов.

Заслугой Бориса Крепака  является и тот факт, что он не ограничивается рамками национальной искусствоведческой школы, но и дает возможность ознакомиться с ведущими зарубежными искусствоведами,  их стилем и мировоззрением. В статье  «Предметный мир глазами французского критика славянского происхождения», (об Андрее Накове) («Культура» №44. 1999) отмечается, что широкое знание панорамы развития искусства служит Накову ключом к оценке, как отдельного произведения, так и перипетий художественного процесса. Крепак ставит вопрос:  «Почему у нас в постсоветском пространстве до этого времени  не нашлось разумного искусствоведа, сумевшего осмыслить свое, отеческое наследие авангарда XX столетия … с позиций незатемненного идеологией здравого смысла»?

Что ж, вопрос хороший и его со всем основанием можно переадресовать самому автору. Кому как не Борису Алексеевичу с его опытом и наработками в этом вопросе будет по плечу такая тема?  Тем более, что сам он давно не радовал любителей искусства большими, глубокими произведениями, «растворившись» в многочисленных  газетных публикациях.

Тот, кто читает газету «Культура» регулярно, наверное, обратит внимание на тот факт, что временами «Крепака слишком много». Каким бы талантливым не был искусствовед,  но погоня за количеством неминуемо отражается на качестве.  Во-первых, нельзя объять необъятное  –  что-то незаслуженно выпадает из поля зрения. Во-вторых, вырабатывается поверхностный взгляд на явления и события, что неминуемо приводит к штампам. Вероятно, следовало бы давать возможность почаще высказываться искусствоведам с различными точками зрения, что придало бы рубрике «Мастихин» необходимую остроту и разнообразие.



                Заключение

Анализируя творчество Бориса Крепака, приходишь к выводу, что перед нами личность неординарная, внесшая большой вклад в развитие белорусской культуры.

Более 45-и лет посвящено изучению и анализу проблем современного белорусского изобразительного искусства, художественной жизни республики во всех ее проявлениях (пропаганда и выставочная деятельность, научное, эстетическое осмысление традиций и новых явлений в станковой и монументальной живописи и скульптуре, станковой и книжной графике, монографические исследования жизни и творчества художников всех поколений и т.д.).

За эти годы у него выработалась своя манера изложения, образ мысли, –  то, что составляет стиль критика. Свободно ориентироваться в мире искусства Борису Крепаку помогает и тот факт, что он обладает завидной широтой познаний  не только в области изобразительных искусств, но также и в кино, музыке, театре.

Однако известно, что универсальность имеет как свои плюсы, так и минусы. Стремясь охватить как можно более широкий спектр имен, явлений и событий, автор временами идет «по верхам», допускает повторение однажды найденных удачных выражений и приемов.  Некоторые новые материалы являются лишь слегка доработанными копиями прошлых публикаций. Достаточно сравнить статью «Кому она нужна, художественная критика?» в «Мастацтве»  (№ 11, 2004 г.) с более ранней публикацией «Нужна ли сегодня художественная критика»  в «Культуре» (№37, 1997 г.).

Борис Крепак – единственный человек, дважды удостоенный премии «За духовное возрождение». Благодаря своим заслугам, опыту и занимаемому положению в иерархии деятелей культуры, он обладает реальной возможностью влиять на развитие художественных процессов в стране. И страна, до сих пор не имеющая ни одного периодического издания, посвященного изобразительному искусству, вправе рассчитывать на более активную гражданскую позицию Бориса Алексеевича и ждать от него   новых значительных исследований и ярких, запоминающихся статей.

                Евгений Алмаев.


Список найденных публикаций  Б. А. Крепака:

 Книги, монографии, альбомы:

 1.     «В. Чернышев. Живопись, графика, эскизы к кинофильмам», 1990,  М-к, «Союз кинематографистов», «Министерство культуры БССР».

2.     «Художники Брестчины: 50 лет», (совместно с М. Конь­ковым, А.Гри-щуком), 1997, М-к, «Хелмон».

3.     «George Loiko. The artist and his plastic worlds», 1994, Minsk, Reklamexport.

4.     «А. А. Аникейчик. Скульптура», 1980, М-к, «Беларусь».

5.     «Виталий Цвирко. Живопись», 1985, М-к, «Беларусь».

6.     «Николай Таранда. Живопись, графика», 1997, Каунас, «Спиндулис».

7.     «Памятники жертвам фашизма на территории Белоруссии», 1976, М-к, «Полымя».

8.     «А. Кищенко: Человек, Земля, Вселенная», 1988, М. «Советский художник».

9.     «В поединках на высоте», (совместно с Л. Крушинской), 1989, М-к, «Беларусь».

10.  «Леонид Щемелев. Цвета времени», 1978, М. «Советский художник».

11.  «Художники Бiлорусii. 10 творчих портретiв», 1976, Кiев, «Мiстецтво».

12.  «Историко – революционные памятники СССР» (главы о белорусских памятниках и мемориалах), 1972, М. «Политическая литература».

13.  «Мастацкi летапiс рэспублiкi», 1974, М-к, «Голас Радзiмы»

14. «Май Данциг», 1976, М-к, «Беларусь».

15.  «Александр Семилетов», 1978, М-к, «Беларусь».

16.  «Борис Аракчеев», 1978, М-к, «Беларусь».

17.  «Заiр Iсаковiч Азгур», 1979, М-к, «Беларусь».

18.  «Леонид Щемелев», 1981, М-к, «Беларусь».

19.  «Виктор Версоцкий», 1981, М-к, «Беларусь».

20.  «Леонид Дмитриевич Щемелев», 1982, М. «Советский художник».

21.  «Иван Пушков», 1983, М-к, «Беларусь».

22.  «Андрей Бембель», 1988,  М-к, «Беларусь».

23.  «Заир Азгур», 1989, М., «Изобразительное искусство»

24.   «Леонид Щемелев», 1989, М-к, «Беларусь».

25.   «Николай Кондратьев», 1992, М-к, «Беларусь».

26.  «Петр Данелия», 1994, М –к,  «Белорусский филиал ТО Советского фонда милосердия и здоровья».

27.  «Николай Киреев», 1993, М-к, «Полымя».

28.  «Беларускi Саюз мастакоу. 1938—1998. Энциклопедический справочник (главный редактор и один из составителей), 1998,  Минск, «Кавалер Паблишэрс».

29.  «Иван Дмухайло», 1999, М-к, ОАО «Керамин».

30.  «Художники Брестчины», (совместно с М. Коньковым, А..Грищуком, А..Жук),  2000, М-к,  «ИП Климов А.А.».

31. «Времен связующая нить. . .  Мемориальный комплекс "Брестская                крепость-герой», (вст.статья),  2004,  М-к, РИУ «Культура и искусство».

 
                Газета «Культура»:

1.«Каким критерием руководствовались?» №.15. 1998 г.

2.«Как выбрать между круглым, кислым и синим?»  от 23 сентября 1998 г.

3.«Под белыми крыльями» от 17 октября 1998 г.

4.«Но помнит мир спасенный» №23 2000 г.

5.«Монолог елочки»,25 декабря 1998 г.

6.«Реквием», №43, 2000 г.

7.«О выставке «Немиги-17» №18, 2000 г.

8.«Земля Полесья»,  №13, 1998г.

9.«Дизайнер без права на защиту?»  №30,  2000 г., с. 4.

10.«Предметный мир глазами французского критика славянского    происхождения», (об Андрее Накове)  №44. 1999 г.

11.«Нужна ли сегодня критика?»  №37. 1997г.

12.«О памятнике Ф. Скорине в Праге», №39, 1998 г.

13.«О памятнике Муму Николая Байрачного во французском Анфлере», №3, 1998 г.

14.«О Модильяни»,  №26, 1999 г.

15.«Пабло Пикассо»,  №12, 1999 г.

16.«Памяти Леонида Марченко»,  №39, 1996 г.

17.«Свобода духа – сущность кисти»,  №17, 1997 г.

18. «О Сергее Полякове»,  №5 1997г.

19. ««Минское» искусство. Существует ли оно?»,  №32. 1998 г.

20. «Мы не доктора, мы –  боль…» о тенденциях современного белорусского искусства, №1, 1999 г. стр. 7.

21. «О Зое Литвиновой»,  №44, 1998 г.

22. «О Стасисе Красаускасе», №7, 1998 г.

23. Алексей Марочкин,  №18, 1998 г.

24. О Вас. Кандинском , №38, 1998 г. с. 10.

25. О Влад. Татлине,  №47, 2000 г.

26.О Павле Филонове,  №21, 1999 г.

27. «Хуан Миро», №23, 2000 г.

28. «В.Летун», №16, 2000 г.

29. «Босх», №34, 1999 г.

30. «Арлен Кашкуревич», №33, 1999г.

31. Интервью с президентом академии ис-ств №17, 1999, с. 7.

32. «Расстрелян за контрреволюционную деятельность», №11, 1999 г.

33. Беседа с презид. Союза дизайнеров, №14, 1997 г.

34. «Израиль Басов», №33, 1996 г.

35. «Из отряда солнцеловов», (о Татлине) №47 2000 г.

36. «Пока колеса – впереди коня», №8, 1998 г.

                Газета «Лiтаратура и мастацтва»:

1.«Критерий – честность», от 6 декабря 1984 года.

2. «О вкусе спорят, но его и воспитывать надо!» от 11 июня 1984 года.

3. «Помним!» от 20 июля 1984 г.

4. «Погибших ждут вечно» от 27 июля 1984 г.

5. «Война стучит в сердце каждого» от 30 ноября 1984 г.


                Другие газеты и журналы:

 1.                «Бел. думка» №9, 1996, «Цвета времени – цвета судьбы» (о творч. Л. Щемелева).

2.                «Нива» от 17 февр. 1997, «Зримые молитвы Михаила Савицкого».

3.                «Нива» от 27 мая 1997, «Земля и люди Георгия Поплавского».

4.                «Бел. думка» №12, 1996, «Самобытный талант» (о творч. Л. Марченко)

5.                «Бел. нива» от 23 августа 1997, «Пока существуют «Песняры», культура Беларуси не погибнет…»

6.                «Бел. нива» от 24 февраля 1998, «Главное в живописи – выявить красоту…», (о творч. Л. Щемелева).

7.                «Бел. деловая газета» от 16 апреля 1999, «Продается картина» (о творч. Ивана Клименко)

8.                «Бел. деловая газета» от 13 сент. 1999, «Сложный простой мир Арлена Кашкуревича»

9.                «Бел. деловая газета» от 11 февр. 2000, «Дело бел. худ. Р.Семашкевича было сфабриковано НКВД».

10.             «Альманах бел. академии иск-тв» №1, 1998, «Никто не может оспорить плоды моей педагогической деятельности…» (о творч. В. К. Цвирко»

11.             «Беларусь» №3, 2000, «Главное в искусстве – подсознание» (о творч. Ивана Клименко)

12.             «Бел. деловая газета» от 29 марта 2001, «Надька, даешь Париж!» (о Ходасевич – Леже)

13.             «Во славу Родины» от 6 марта 2002, «Душа, очарованная красотой» (о В. К. Белыницким – Бируле)

14.             «Альманах бел. академии иск-тв» №3, 2000, «Свет души, идущей к людям»

15.             «Труд» от 10 дек. 2002, «На теплой земле» (о выставке В. Сидоровой)

16.             «Веч. Минск» от 5 февр. 2003, «Цвета времени Леонида Щемелева»

17.             «Труд» от 12 февр. 2003, «Все, что воплощаю на холстах – моя жизнь» (о творч. Л. Щемелева).

18.             «Республика» от 23 февр. 2004, «В нашем мире очень мало друзей», (о В. Мулявине»

19.             «Мастацтва» №11, 2004, «Кому она нужна, художественная критика?»

____________________________________

МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

БЕЛОРУССКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ИСКУССТВ

КАФЕДРА ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ИСКУССТВ

 
 На правах рукописи


АЛМАЕВ ЕВГЕНИЙ ГЕННАДЬЕВИЧ


«СОВРЕМЕННОЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО БОБРУЙСКА»

Г.11.08.00 – ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ

 
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА


 

                Научный руководитель:

                кандидат искусствоведения,

                доцент кафедры истории и

                теории искусств  Шунейко Е. Ф.

 
Минск, 2006

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

 

ВВЕДЕНИЕ …………………………………………………………3

 

ГЛАВА 1

РАЗВИТИЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО

ИСКУССТВА БОБРУЙСКА

 

1.1. Анализ литературы ……………………………………………8

 
1.2. Страницы культурного наследия ……………………………13

 
1.3 Деятельность художественных

учебных заведений ………………………………………………….23

 
1.4. Международные пленеры

по керамике «Art - Жыжаль»………………………………………25

 

ГЛАВА 2

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ

СОВРЕМЕННОГО ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО

ИСКУССТВА БОБРУЙСКА

 

2.1. Традиционные направления

в творчестве художников

старшего поколения …………………………………………….….29

 
2.2. Новаторские поиски

и открытия…………………………………………………………….37

 
2.3. Творчество группы

«Исчезнувший мир» …………………………………………………56

 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ………………………………………….…….…….68

 
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ…………..….71

 
ПРИЛОЖЕНИЕ……………………………………………………….75


ВВЕДЕНИЕ

Искусство районных городов – явление уникальное, требующее более пристального внимания и всестороннего анализа. Провинциальная жизнь настраивает своих обитателей на особое восприятие мира, вырабатывает свой тип художника и определяет специфические черты его поэтического мышления. Если столичный центр всегда открыт всевозможным художественным экспериментам, то периферия - более консервативна, устойчива, канонична. Если Минск, например, выступает в настоящее время как средоточие художественной элиты и актуального искусства, то в районном Бобруйске больше ценится общепонятное, доступное.

При этом на периферии, вдали от больших городов, зачастую происходят явления, не менее интересные и значимые, чем в столицах. К сожалению, в регламентированной и центристской культурной политике, оставшейся в наследство от Советского Союза, сложился взгляд на глубинку, как на угасающее эхо художественных открытий столицы. Периферийное – значит вторичное, отсталое. Жесткая регламентация художественной жизни может сводить на нет все неформальные инициативы в регионах.

Разительный контраст в положении столичных деятелей искусств и периферийных, заметен и в наше время. Так, материалы, подготовленные лабораторией социологических исследований Белорусского государственного  института проблем культуры, свидетельствуют о том, что: «…подавляющее большинство мастеров изобразительного искусства сконцентрированы в столице нашей страны (более 80 % от общего количества). В то же время в Минске живет только 20 % от общего количества жителей Беларуси. Сравнение этих данных показывает, что сегодня все еще сохраняются существенные различия между Минском и другими культурными центрами. Соответственно, общегосударственный рынок искусства фактически концентрируется в пределах Минска» [54, с. 5].

Здесь же указывается на то, что: «Практически для всех постсоветских стран очень характерная и болезненная проблема великого разрыва в культурном уровне столицы и провинции. Это обуславливает резкую концентрацию культурной жизни в столице в результате вымывания всего более-менее талантливого из провинции. В таких условиях многое зависит от гражданской позиции самих художников. В то время, когда более предприимчивые ищут пристанища преимущественно в западных странах, другие, с пониманием огромной роли культуры, прежде всего духовной, в жизни общества, работают на родине, несмотря на то, что и морально, и, прежде всего, материально, они оказались в нелегком положении. Тут помогает только вера в то, что их сегодняшний духовный и гражданский подвиг будет достойно оценен завтра, когда социально-экономическая ситуация в стране изменится. Поддерживает так же желание донести до людей данный природой талант» [54, с. 6].

Притягательность центра в глазах художников неоспорима: здесь интенсивно развиваются новые художественные идеи, завязываются творческие и деловые связи, складываются художественные группы и объединения, во все времена выступавшие питательной почвой творчества. В столице  художник развивается под воздействием активной художественной критики и высокой профессиональной конкуренции – это, безусловно, сказывается положительно на его достижениях. Отсутствие специализированных художественных изданий в регионах, недостаточный уровень эстетических вкусов у населения, сказываются не лучшим образом на реальной художественной практике в провинции.

В то же время, не будем забывать, что во многих случаях важнейшие художественные перевороты в истории мирового искусства осуществляли мастера, пришедшие в столицы издалека, обогащенные самобытным культурным наследием своих местечек и городков. Достаточно вспомнить имена  П. Сезанна, М. Шагала, Х. Сутина и др.

В постсоветском искусстве происходит актуализация неоавангардистских течений, появляются новые направления. Эти тенденции находят отражение и в культурной жизни Бобруйска, где, наряду с представителями новых веяний актуального искусства, работают художники, продолжающие реалистические традиции. Наряду с этим, налаживаются единственные в Беларуси международные керамические пленэры, ежегодно проходящие в городе на Березине. Каждое из этих направлений, продолжаясь и развиваясь в рамках традиции, тем не менее, оказывает взаимное влияние друг на друга.

Актуальность темы работы обусловлена растущим интересом современного общества к событиям культурной жизни. В то же время, недостаточная информация в освещении деятельности художников Бобруйска приводит к расплывчатым представлениям о достижениях или недостатках художественного процесса в целом.

Заслуживает внимания и представляет научный интерес возможность проанализировать развитие изобразительного искусства и его современные тенденции в отдельно взятом белорусском городе, тем более что, помимо особенностей, характерных для любого провинциального города, Бобруйск отличается своим неповторимым художественным колоритом.

Можно выделить ряд основных причин, определивших это своеобразие:

1.     Создание городского отделения Союза художников Беларуси.

2.      Исторически сложившееся преобладание в городе носителей   еврейской культуры.

3.     Богатые театральные традиции.

4.     Создание средних художественных учебных заведений.

5.     Развитое керамическое производство и, как следствие, деятельность опытных мастеров ДПИ.

Целью работы является искусствоведческий анализ творчества ведущих представителей изобразительного искусства г. Бобруйска, выявление основных тенденций и особенностей развития изобразительного искусства этого города в контексте белорусской культуры.

Задачи работы:

1.     Охарактеризовать культурно-исторические процессы, определившие своеобразие изобразительного искусства Бобруйска.

2.     Проанализировать художественную жизнь города в период 1980 –  2005 гг.

3.     Представить основные направления и стили творчества бобруйских художников.

4.     Проанализировать новые формы актуализации художественных ценностей и перспективы их развития.

Объект исследования  – современное изобразительное искусство Бобруйска на протяжении 1980 –  2005 гг.

 Предмет исследования – особенности культурной жизни города и творчества бобруйских художников в рассматриваемый период.

Данная работа не претендует на полный и всеобъемлющий обзор всего многообразия видов изобразительного и декоративно-прикладного искусств Бобруйска, так как эта тема выходит за рамки дипломной работы и нуждается в дальнейшем исследовании.

Из декоративно-прикладных видов искусства, представляющих несомненный интерес, рассматривается только керамика, как получившая наибольшее развитие и оказывающая влияние на другие виды изобразительного искусства.

Научная новизна и значимость полученных результатов. Новизна и значимость этой темы обусловлена отсутствием исследований по данному вопросу.

§        Впервые в белорусском искусствознании делается попытка рассмотреть особенности мировосприятия художников районного города в связи с исторически сложившимися культурными особенностями.

§        Исследование впервые включает в себя комплексный искусствоведческий анализ творчества ведущих художников Бобруйска на протяжении 1980 – 2005 гг.

§        Исследование создает целостную картину развития изобразительного искусства города на современном этапе, анализирует достижения и недостатки, выявляет новые тенденции.

Основные положения, выносимые на защиту.

1.     Изобразительное искусство Бобруйска самобытно и многосторонне. Оно имеет давние традиции и сформировано в уникальных культурно-исторических условиях. Творчество его представителей недостаточно освещено искусствоведами Беларуси и заслуживает самого пристального внимания с их стороны.

2.     Основание в 1990 г. Бобруйской городской организации БСХ  (единственной в Беларуси),  позволило вывести художественную жизнь города на качественно новый уровень, оказало благоприятное влияние на творческую активность местных художников. Объединение неординарных личностей позволяет свободно обмениваться опытом, участвовать в престижных выставках, что играет действенную роль в преодолении комплекса провинциальности.

3.     Культурно-исторические процессы, повлиявшие на формирование мироощущения бобруйских художников (преобладание носителей еврейской культуры, богатые театральные традиции, развитое керамическое производство), возможность получить первичную художественную подготовку в самом Бобруйске,  определили направленность их художественных поисков и манеру творческого самовыражения, заключающуюся в частом обращении к образу родного города (как историческому, так и современному), литературности сюжетов, построении композиции по принципу сценографии, преобладающей декоративности.

4.     Опыт Бобруйской организации БСХ, выступающей на современном этапе организатором и инициатором принципиально новых форм международного творческого взаимодействия, нуждается в дальнейшей популяризации и может служить позитивным примером для других региональных городов, еще не осознавших возможностей своего культурного потенциала.

Личный вклад дипломника. Автором данной работы собран большой материал, связанный с творчеством бобруйских профессиональных художников: около 400 фотоснимков их работ, аудиозаписи интервью с ними.  Неоднократно он принимал участие в выставках профессиональных художников города, в обсуждении их работ. По результатам этих общений, в местной прессе публиковались статьи о творчестве ведущих мастеров Бобруйска [3, 4, 5].

С докладом о проблемах бобруйских художников автор данного исследования выступал на студенческом научном семинаре 2004 года в Белорусской государственной академии искусств и на научной конференции «О проблемах современного белорусского искусства», состоявшейся 6 июля 2004 года в галерее «Добрые мысли».

Структура и объем работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и приложения. Полный объем работы состоит из 70 страниц; список использованных источников составляет 86 наименований; приложение (альбом иллюстраций) состоит из 27  репродукций художественных работ, объединенных в  14  страниц.

 


ГЛАВА 1

РАЗВИТИЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО

ИСКУССТВА БОБРУЙСКА


1.1. Анализ литературы

Бобруйск – достаточно крупный белорусский город и несомненно, что в нем проживает немало талантливых людей, связавших свою жизнь с искусством. Тот факт, что в Бобруйске действует единственная в стране городская организация БСХ (кроме столичной), говорит об активной художественной жизни и сложившихся здесь определенных традициях. Но, к сожалению, широкие культурологические и, тем более, искусствоведческие исследования, посвященные изобразительному искусству Бобруйска, ранее не проводились. Основная масса публикаций о творчестве бобруйских художников и о событиях культурной жизни города, представляет собой небольшие статьи в местной прессе – газетах «Камунiст», «Коммерческий курьер», «Бабруйскае жыццё», «Вечерний Бобруйск». Их, в свою очередь, можно разделить на работы, посвященные творчеству отдельных художников и обзорные, рассказывающие о городских выставках.

В 1980 – 1990-х гг. в городских газетах регулярно появлялись обзоры проходящих в Бобруйске выставок, сделанные методистом Выставочного зала Натальей Кургановой и корреспондентом газеты «Бабруйскае жыццё» Ефимом Гейкером. Эти материалы не претендовали на серьезный искусствоведческий анализ, однако долгое время оставались основным источником информации, знакомящей бобруйчан с последними новостями изобразительного искусства города.

Читатели городской прессы могли узнать о персональной выставке Ю. Никифорова, посвященной его 50-летию [48], открытии городской выставки «Вернисаж – 90» [15] и о подведении ее итогов [47]. Обзоры Е. Гейкера отличались эмоциональностью и выраженным личным отношением к рассматриваемым работам [19, 20].

Надо сказать, что наиболее оригинальные и интересные статьи о творчестве своих коллег написаны самими художниками. Дело здесь не только в том, что до недавнего времени в городе работал лишь один профессиональный искусствовед – член БСХ Татьяна Корчажкина, сколько в той особой атмосфере духовного единения, связывающей большинство бобруйских художников на протяжении многих лет.

Умением охарактеризовать творчество коллег точно, емко, с некоторой долей поэтичности и философии, отличаются тексты каталогов Анатолия Концуба. Его перу принадлежат запоминающиеся работы о творчестве своего ученика  Валерия Колтыгина [42], лирического живописца-пейзажиста Антона Ясюкайтя [41], самобытного графика Юрия Никифорова и др.

 Неформальным, дружеским стилем обращают на себя внимание «Короткие, временами не очень серьезные, наброски о юбиляре» [8], написанные Э. Белогуровым  к 60-летию Ю. Никифорова.

Наталья Ларина умеет увлекательно рассказать о перипетиях становления молодого художника в статье об Андрее Самочернове [50], или же написать  проникновенные строки о творчестве своих старших коллег: Ю. Никифорова [51], А. Концуба [53], В. Колтыгина [52].

Старается информировать о культурной жизни города представитель ЮНЕСКО в Бобруйске Любовь Бидюк. Ее статьи знакомят с историей возникновения бобруйских художественных мастерских [10], напоминают о забытых художниках, ушедших из жизни [12], или переехавших в столицу, рассказывают о жизненном пути известных бобруйских мастеров [11].

Работы Т. Корчажкиной отличаются профессиональным уровнем и знанием тонкостей искусства, что обусловлено не только определенным опытом искусствоведа, но и тем, что она сама является постоянным участником выставок бобруйских художников. Ее рецензии, пожалуй, более других соответствуют понятию «художественная критика», так как автор подчеркивает достоинства представленных произведений, и не боится отметить слабые работы, умеет грамотно обосновать свою позицию и обозначить новые тенденции [33, 34, 36].

Корреспондент «Вечернего Бобруйска» Анна Мищихина предпочитает выстраивать свои работы в виде интервью, а так как многие бобруйские художники увлекаются литературным творчеством, статьи такого рода получаются и содержательными и увлекательными. Материал «Жил-был художник один…» [60] рассказывает о молодом живописце Гене Иванове, представителе новой генерации, который успешно совмещает выставки в Бобруйске с активным осваиванием английского арт-рынка.

В «Комсомольской правде» от 27 апреля 2005 года появилась большая статья Наталии Кривец под эпатажным  заголовком «Художник из Бобруйска заминировал дом Ильи Олейникова». Написанный в традиционном для этого издания провоцирующем стиле, материал достаточно точно отражает характер творчества одного из самых непредсказуемых бобруйских художников, представителя актуального искусства Тихона Абрамова.

В другую группу можно выделить статьи, опубликованные в специализированных республиканских изданиях по искусству – журнале «Мастацтва», газетах «Лiтаратура i мастацтва» и «Культура».

В одном из первых номеров нового журнала «Мастацтва Беларусі»   Т. Корчажкина публикует большой материал «Рытмы сённяшняга дня» [38], с обзором юбилейной выставки бобруйских художников. Рискуя впасть в описательность, руководствуясь желанием назвать как можно больше имен своих земляков, автор попыталась для каждого найти пусть несколько, но точных фраз, характеризующих их творчество.

Более  развернутый искусствоведческий анализ Корчажкина делает в газете «ЛіМ», в статье «Выказаць сябе» [32]. Работу эту можно рассматривать и как исторический документ, из которого мы узнаем количество картин, экспонированных на выставке – 180 произведений 35-и профессионалов – факт, сам по себе говорящий об интенсивности художественной жизни города. Автор отмечает  многообразие стилей, форм и колористических решений, называя наиболее интересных художников, их самые удачные работы, подмечая тенденции, достоинства и недостатки.

 В том же издании, тремя годами позже, критик публикует  содержательную работу, посвященную творчеству учителя и ученика – А. Концуба и В. Колтыгина. Статья отличается богатым биографическим материалом, знакомит с тематическими и стилевыми предпочтениями известных керамистов города, их новыми произведениями [35].

 Ретроспективный обзор деятельности Могилевской областной организации СХ БССР, сделан в 1986 г. председателем ее правления, бобруйчанином Семеном Абрамовым в журнале «Мастацтва Беларусі» [2, с. 4]. Статья «Жывём у краі прыдняпроўскім» затрагивает актуальные вопросы организации выставок, знакомит с творческими  достижениями художников Могилевщины, поднимает наболевшие проблемы, связанные с выставочной деятельностью, недостатком мастерских, отсутствием городской галереи искусств. В материале содержатся данные, представляющие интерес и для нашего исследования. Так, в 1986 г., при общей численности членов Могилевской организации СХ БССР в 23 чел., 14 из них проживали в Могилеве, остальные 9 чел. были бобруйчанами. Исходя из этого, можно утверждать, что Бобруйск является вторым по значимости центром художественной жизни на Могилевщине.

Статья С. Абрамова удачно иллюстрирована репродукциями работ В. Колтыгина, Э. Белогурова, В. Доморада, А. Концуба, К. Алексеева, А. Винокурова, Ю. Никифорова. Упоминается бобруйчанин А. Ясюкайть, который «… летом 1983 года в составе всесоюзной группы акварелистов 40 дней путешествовал по Таймыру, а в 1984 году – проехал от Магадана до Тикси. В результате появилась целая серия акварелей про жизнь и героический труд людей в условиях Крайнего Севера. Отдельные листы этой серии («Солнечный Талнах», «Вечер в рыбацком поселке», «Белый дым в тундре», «Полярное лето») экспонировались в Баку на всесоюзной выставке акварели. Произведения А. Ясюкайтя последних лет выделяются большой образной обобщенностью, целостностью колорита, лаконизмом» [2, с. 7].

Э. Белогуров упоминается как лидер целого региона по участию в различных представительных выставках. Отмечается его острое ощущение действительности, выраженная гражданская позиция, обеспокоенность судьбой планеты, проблемами сохранения мира на земле.

Привлекают внимание живые обзоры бобруйских керамических пленэров, написанные минским искусствоведом О. Угринович. Ольга продолжает дело своего отца – известного белорусского керамиста             В. Угриновича,  поддерживает постоянные контакты с бобруйскими коллегами, что позволяет ей свободно ориентироваться в современных гончарных декоративных тенденциях.

Статья «Зямля ў агні» (1999) носит характер исторического экскурса, знакомящего с  возникновением керамики раку, ее особенностями, этапами ее развития на белорусской земле [80]. Следующий материал «Паміж прыродай і рамяством» (2005) отличается аналитическим подходом. Автор утверждает, что бобруйские керамические пленэры – это скорее, направление в декоративно - прикладном искусстве, воплощение синтеза традиций и современности:  – «Обладая богатым арсеналом пластических и цветовых возможностей, керамика врывается в сферу деятельности триады «архитектура – живопись – скульптура» и принимает активное участие в решении проблем декоративно-прикладного искусства». В статье подчеркиваются принципиально новые взаимоотношения между участниками пленэра, объединенных не только единым ритуалом создания керамики, но и стремлением к языческому мироощущению наших предков, обусловленным близостью к первоприродным стихиям – Огню, Земле, Воде, Воздуху. Дается объективная оценка перспективам развития декоративно-прикладного искусства на базе бобруйских пленэров, которые «… расширяют границы привычного представления про узкую специализированность керамических изделий, обогащают копилку всеобщих художественных достижений и имеют большой потенциал развития» [81].

Актуален и содержателен материал Натальи Шарангович в «Мастацтве», приуроченный к персональной юбилейной выставке А. Ясюкайтя – самобытного пейзажиста, обладающего своим неповторимым «почерком». Автор подмечает самую суть творческого метода художника, который «… к своей живописи, как многие другие, пришел от натуры. Но при этом, в отличие от традиционного понимания природы, натуру он «перерабатывает» пластической идеей, и делает это настолько решительно, что создает своеобразную концепцию пейзажного образа» [85].

Третью, самую малочисленную группу, составляют монографии, буклеты и упоминания в энциклопедиях и других изданиях по искусству.

Наиболее полно бобруйские художники представлены в энциклопедическом справочнике «Беларускі саюз мастакоў» [9], где можно ознакомиться с краткими творческими биографиями С. Абрамова, Т. Араслановой, Э. Белогурова, В. Доморада, В. Колтыгина, А. Концуба, Т. Корчажкиной, Ю. Никифорова, О. Савичева, В. Самочернова и А. Ясюкайтя.

Важным событием в культурной жизни Бобруйска явилось издание в 1995 г. книги «Память» [63], представляющей собой летопись города от древнейших времен до наших дней.  Здесь можно почерпнуть сведения о творческой деятельности художников - бобруйчан:  Э. Белогурова, И. Давидовича, В. Доморада, А. Малишевского, Л. Марченко, В. Михайловского, С. Нартовой, А. Рабкина.

 Т. Корчажкиной принадлежит единственная монография о бобруйском художнике, которая была выпущена  издательством «Беларусь» в 1985 г. и посвящена творчеству В. Доморада.  К сожалению, черно-белые иллюстрации издания не могут передать всего очарования акварелей влюбленного в свой город мастера, но этот недостаток компенсируется увлекательным, заинтересованным рассказом искусствоведа.

Уникальна в своем роде книга воспоминаний, написанная к годовщине со дня смерти Э. Белогурова –  «…в момент самозабвенного полета…». Отпечатанная на пишущей машинке и существующая всего в нескольких десятках экземпляров, она, тем не менее, дает гораздо большее представление об особом микроклимате, связывающем узами духовного родства  многих бобруйских художников, чем многие перечисленные выше источники. В сборник вошли воспоминания столичного искусствоведа Кирилла Зеленого и бобруйчан А. Винокурова, А. Концуба, Л. Мироновича, В.Рубцова, Л. Рубцовой,  А. Ясюкайтя и др. За простыми и искренними словами друзей художника просматриваются этапы становления мастера и ощущается уникальная культурная среда, в которой это становление происходило.

Творчество Э. Белогурова анализируется в альбомах «Молодые советские художники» [76, с. 18-20] и «Искусство молодых художников» [75, с.  52], где подчеркивается, что «…технический арсенал средств, которым владеет Э. Белогуров, позволяет ему достигать желаемых результатов на основе художественного обобщения, … а реалистическая форма оказалась наиболее приемлемой для выразительного показа действительной сложности человеческих характеров и судеб».

В шестом томе «Гісторыі беларускага мастацтва» отмечена важная тенденция развития графики 1960-х, которая заключалась в расширении деятельности художников за пределами столицы. Упоминаются фамилии Ю. Никифорова и В. Самочернова, которые после окончания БГТХИ поехали работать в районный город [21, с. 112].

В этом же издании анализируются работы А. Концуба, подмечается близость их к станковой скульптуре, подчеркивается ироническая позиция автора, парадоксальность мышления, гротеск, что делает их современными и неоднозначными для восприятия [21, с. 327]. Здесь же отмечены работы Э. Белогурова «Поэту посвящается» (1981) и «Дети войны» (1978) в связи с тем, что автор широко использует наследие классического искусства минувших эпох. Современная тематика, «…выраженная в классических формах, придает им ассоциативную и эмоциональную связь с прошлым» [21, с.  189, 199]

 Во вступительном слове Ларисы Финкельштейн, помещенном в каталоге произведений Абрама Рабкина, отмечается профессионализм и поэтичность живописца. Поэтичность эта вполне оправдана, так как отвечает мировоззрению художника, избравшего своей единственной музой город Бобруйск: «Его поэзия, точнее, поэтическая лирика, заключены не в рифму, и даже не в размер стиха, а в образы.… Все это замешано на глубокой ностальгии по Дому, Детству, Юности, Городу детства, Отчему дому, Вечной любви» [1]. Л. Финкельштейн удалось значительно глубже осмыслить творчество художника по сравнению с предыдущими публикациями о нем.

Анализируя литературу, посвященную мастерам изобразительного искусства Бобруйска, можно отметить следующее:

1. При несомненных удачных стилевых и искусствоведческих находках в характеристике творчества отдельных бобруйских художников, авторы, тем не менее, не пытались рассмотреть их деятельность в контексте культурных и исторических влияний, определяющих своеобразие изобразительного  искусства города в рассматриваемый период.

2. Ввиду недостатка специализированных изданий,  посвященных вопросам культуры и искусства регионов Беларуси, большинство статей, посвященных творчеству бобруйских художников, носят разрозненный характер, не связаны с целенаправленным и последовательным изучением их творчества.

3. Отсутствуют материалы, анализирующие достижения и недочеты бобруйских художников за определенные периоды (например, последние двадцать - десять лет), что позволило бы получить более полное представление о художественной жизни Бобруйска и обозначить тенденции в развитии. Тем не менее, указанные работы разных авторов являются необходимым подспорьем для обобщения и развития актуальной проблематики.

 

1.2. Страницы культурного наследия

 
Город на Березине обладает своим особенным культурным колоритом, оказавшим влияние на формирование и развитие многих выдающихся деятелей искусств, как в прошлом, так и в настоящее время.

На земле Бобруйщины родились и жили белорусский драматург Викентий Дунин-Марцинкевич, американский фантаст Айзек Азимов и еврейский писатель и киносценарист Эфраим Севела, белорусские художники Леонид Марченко и Альгерд Малишевский. В Бобруйске в 1960-х г.г. учился один из ведущих художников Узбекистана Вячеслав Усиинов. Здесь родились и провели свое детство успешно работающий в Минске художник Владимир Концедайлов, а также известный столичный искусствовед Валентина Трегубович. Бобруйская художественная студия дала путевку в жизнь талантливым графикам Георгию Поплавскому, Иосифу Капеляну и многим другим мастерам белорусского искусства. Из стен Бобруйского художественного училища вышли неутомимый путешественник Федор Конюхов и преподаватель Белорусской государственной академии искусств Левон Трацевский. Этот список можно было бы продолжить, но не в этом заключается задача данной работы. Гораздо важнее выявить культурологические особенности,  повлиявшие на процесс развития бобруйского искусства.

В 1793 г., в результате второго раздела Речи Посполитой, центральная часть нынешней Беларуси стала российской провинцией (со всеми вытекающими отсюда последствиями). В состав Российской империи вошел и Бобруйск – небольшой уютный городок, примечательный и тем, что по нему прошла черта еврейской оседлости, что и определило его культурное своеобразие на столетия вперед.

К началу XX в. город представлял собой своеобразную «белорусскую Одессу». Жизнь бурлила и культурная и деловая. Здесь уместно будет процитировать отрывок из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, из эпизода дележки территорий между «детьми лейтенанта Шмидта»: «При слове «Бобруйск» собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать туда хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным, высококультурным местом» [28, с. 57].

Благодаря традиционному преобладанию в Бобруйске еврейского населения (61,1% – в 1914 г.) [63, с. 151], здесь сложилось общество со своеобразной духовной аурой и довольно высоким уровнем культуры. Известно также, что активное распространение в начале XX в. получает секуляризация еврейского искусства, характеризующаяся преодолением многовекового запрета на изображение человека. Надо также подчеркнуть, что  всплеск национального самосознания еврейского населения в «черте оседлости» происходил на общей волне белорусского культурного возрождения конца XIX – начала  XX в., поэтому многие талантливые художники еврейского происхождения быстро приобщились к новым для них формам творческого самовыражения, образно отразив многие стороны жизни белорусского местечка.  Помимо фигуративных принципов изображения, получили широкое использование символические и абстрактные элементы, почерпнутые из народных орнаментальных традиций языческого, христианского и иудейского происхождения, что позволяло расширить поиски новых изобразительных средств еврейского искусства, близких к абстрактной живописи.

Борис Аронсон и Исахар Рыбак в своей статье «Пути еврейской живописи» в поисках точек соприкосновения современного европейского авангарда с традиционным еврейским искусством, особое внимание уделяют абстрактным элементам в традиционном декоративном искусстве: «Таким образом, совокупность специфических художественных тенденций, а именно: еврейская тематика, часто фольклористическая, доминирующая черта которой - эмоциональная окрашенность, ностальгия, обращенность вовнутрь, в другой мир, иррациональность и мистика, прямая или опосредованно-ассоциативная интерпретация осознания драматической судьбы еврейского народа, переданные через разной степени деформацию или геометризацию формы и пространства, наличие различных элементов, близких к абстракции, а также с помощью цвета, носящего часто символический характер, – получили название «еврейского экспрессионизма»» [6, с. 31].

Для объективности, следует отметить, что авторы этого серьезного теоретического осмысления, как и многие другие крупнейшие художники XX в., экспрессивно выразившие национальную тематику, были представителями той еврейской диаспоры, которая глубокими историческими корнями срослась с культурой Беларуси, Украины, Литвы, Польши, входящих в свое время в состав крупнейшего европейского государства – Речь Посполитую.

Распространившееся в начале XX в. учение хаскалы, ориентировавшее на культурное сосуществование с другими народами, способствовало тому, что художественные ценности и новации, созданные в одном регионе, благодаря творческим контактам и прессе, а также изданиям на идиш, быстро проникали в другие регионы. Известно также, что в начале XX в. Бобруйск был крупнейшим в Российской империи центром книго и газетопечатания. [63, с. 151] Причем, большая часть изданий печаталась на русском языке, что способствовало  широкому распространению информации о культурных новациях. Совокупность этих факторов и определила тот устойчивый интерес к изобразительному искусству, в частности, к авангардным его течениям, характеризующим культуру Бобруйска начала XX в.

Другой причиной, определившей особенности бобруйского изобразительного искусства, стали богатые театральные традиции этого города. Многочисленные любительские и профессиональные труппы из Польши, России и Украины регулярно гастролировали в городе на Березине. Во многом это объяснялось присутствием элитарного офицерского состава, проходившего службу в  Бобруйской крепости. В городе постоянно действовали не менее трех театров, десятки любительских коллективов, и, естественно, немало живописцев занималось оформлением спектаклей [63, с. 148].

На гастролях в Бобруйске бывали артисты, которых знала вся культурная Россия. Так, осенью 1889 г. тут выступал молодой П. Орленев, начинающий актер, искусство которого потом составило эпоху в истории русского театра.  В своих воспоминаниях он писал: «Бобруйск – город маленький, но очень театральный» [63, с. 195].

Забегая вперед, нужно отметить, что и в наши дни творчество многих известных бобруйских художников тесно связано с театром. В разное время сценографами работали такие известные мастера, как В. Доморад, Ю. Никифоров, В. Гавриленко, Л. Лещенко и др. В станковых произведениях этих и других местных живописцев часто можно почувствовать присутствие «духа театральности». Элемент игры, декоративизм, иррациональность и мистика – неотъемлемые качества  керамических композиций В. Колтыгина и А. Концуба, «одушевленных» натюрмортов В. Рубцова, напоминающих декорации, сказочных полотен Н. Лариной.

Особый колорит Бобруйску придает и  факт проживания в нем внучки А. С. Пушкина, Натальи Александровны Воронцовой – Вельяминовой (1859 - 1912). Известно, что училась она в Виленской гимназии, в совершенстве владела французским, английским и немецким языками, хорошо знала историю, любила литературу и, разумеется, интересовалась жизнью и творчеством своего деда. Ее руками были высажены каштаны на Муравьевской улице (ныне Социалистической). Благодаря этому начинанию, каштаны и в настоящее время растут и украшают центр города. Семья Воронцовых - Вельяминовых приняла активное участие в создании городской библиотеки им. А. С. Пушкина, открывшейся в феврале 1901 г. И, должно быть, есть какой-то мистический смысл в том, что  на месте дома  внучки поэта находится сейчас Выставочный зал СХБ, а в большом деревянном доме, построенном в стиле «модерн» (1912) и каким-то странным образом пережившим все военные пожарища, разместилась городская библиотека [63, с. 163].

О большом интересе бобруйчан к изобразительному искусству свидетельствует объявление, помещенное в одной из городских газет: «С 15 октября 1917 г. в г. Бобруйске открывается Художественная школа рисования, живописи и декоративного искусства. Лекции: 1)История искусств, 2) Анатомия, 3) Перспективы. Подробные сведения и запись в доме польском по Романовской улице от 7 до 9 ч. в. или типограф. Фридлянда» [63, с. 175].

Художественная жизнь первых послереволюционных лет отличалась большим своеобразием, насыщенностью. Лучшей стороной ее был энтузиазм, массовое обращение к творчеству. Получил широкое распространение характерный тип празднования революционных дат и событий с привлечением разных видов искусства. В связи с празднованием 1-й годовщины революции были организованы специальные комиссии, широко привлекались местные художники.

В 1919 г., под натиском белополяков, белорусское правительство переезжает в Бобруйск, и именно в городе на Березине 22 июня того же года была организована «Первая государственная выставка ремесленников и художников». Об этом событии написано в четвертом томе «Гiсторыi беларускага мастацтва»: «Выставка, которую посетило почти все население города, состояла из нескольких разделов: произведения музея, детские рисунки, произведения самодеятельных художников, а так же профессиональных. В частности, экспонировались графические листы Я. Дроздовича с элементами новой революционной символики, новые геральдические изображения, символы молодой республики». И далее: «На некоторое время Бобруйск стал местом тематического диспута и выставки под названием «Революционное искусство», в которой приняли участие художники-авангардисты А. Кастелянский из Бобруйска, А. Китаев со Смоленска, из Петрограда – М. Цехановский и В. Стржеминский. Праздник искусства проходил в городском парке, что дало возможность охватить агитационной пропагандой нового революционного искусства довольно значительную часть горожан» [21, с. 154].

Я. Дроздович на некоторое время задерживается в Бобруйске и занимается преподавательской деятельностью, став, таким образом, первым в ряду бобруйских педагогов, оказавших влияние на развитие белорусского изобразительного искусства. В 1930-х г.г. руководителем изостудии при Дворце пионеров работает Евгений Ярмолкевич, беззаветно преданный своему делу человек, формировавший у своих учеников чуткое отношение не только к  живописи, но и к жизни. Под его руководством делали свои первые шаги в искусстве известные ныне А. Рабкин, А. Малишевский и Л. Хацанович, которые навсегда запомнили слова своего учителя: «Не будешь любить свой край – художником не станешь».

Годы сталинских репрессий и фашистской оккупации нанесли непоправимый урон культурным традициям города. Были сосланы и безвестно сгинули десятки талантливых художников, единственная вина которых состояла в том, что их личности были слишком заметны на общем провинциальном фоне. Культурный и национальный геноцид был продолжен в годы войны, во время массового уничтожения нацистами еврейского населения Бобруйска. В 1942 г. фашисты казнили Е. Ярмолкевича вместе с семьей за связь с подпольщиками. Были также расхищены или уничтожены сотни картин и изделий декоративно-прикладного характера, бесследно исчезла музейная коллекция.

Многие бобруйские художники с первых дней Великой Отечественной войны ушли на фронт, в партизанские отряды, и лишь немногим из них было суждено вернуться домой. Благодаря  А. Рабкину, мы можем назвать имена молодых талантливых художников, воспитанников Е. Ярмолкевича, геройски погибших во время войны. Это Александр Дегиль, Виктор Савицкий, Ким Плоткин, Евгений Марков, Мирон Кацнельсон, Всеволод Петкевич.

Послевоенное искусство города развивается во многом благодаря творчеству художников-фронтовиков. Нельзя не упомянуть здесь выпускников Витебского художественного училища Л. Хацановича, В. Доморада (1919 – 2005); получившего образование в Ленинградской академии художеств Н. Егорова (1935 – 1996); учившегося во ВХУТЕМАСе А. Островского (1912 – 1979); окончившего училище им. Серова в Ленинграде А. Рабкина; выпускника Минского художественного училища М. Тынянова (1926 – 1991). Прошедшие войну и не раз видевшие смерть, в своих произведениях они создают мир яркий и солнечный, а излюбленной их темой становятся уютные уголки, памятные места, окрестности родного города.

В. Доморад, работавший преимущественно в технике акварели и до последних своих дней активно участвующий в организационной и выставочной деятельности, оставил нам документальную летопись города, изобразив на своих листах важнейшие вехи его послевоенного развития. Его  учителями были народный художник БССР И. Ахремчик, заслуженный деятель искусств БССР Л. Лейтман. Студента Доморада заинтересовала техника акварели, в которой плодотворно работали  живописцы В. Хрусталев, Ф. Фогт и В. Дежиц. У старейшего витебского художника Ю. Пэна Доморад не раз бывал в гостях, как он об этом часто вспоминал.

После окончания училища, в 1939 г. Доморад возвращается в родной город и устраивается художником - декоратором в Бобруйский театр. В предвоенный год большим успехом пользуется спектакль по пьесе К. Крапивы «Кто смеется последним».

На фронтах Великой Отечественной художник становится  снайпером на передовых позициях. Отложив винтовку, он брал карандаш и создавал военные зарисовки – портреты сослуживцев, бесхитростный солдатский быт, окрестные пейзажи.  К сожалению, эти исторические рисунки пропали после выставки в Могилеве в 1980-х гг.

Пройдя всю войну от рядового до лейтенанта, Доморад возвращается в Бобруйск и уже, по его выражению, «через два дня и две ночи» создает свои новые декорации  к театральной премьере. Некоторое время он работает заведующим фондами в городском краеведческом музее. Его потрясло, что все старые собрания картин, архивы, оказались уничтожены, и начинать приходилось с нуля. Тогда и решил молодой художник посвятить свое творчество истории Бобруйска.

Благодаря его активности, на бумаге остался запечатленным практически весь восстановительный период  –  строительство гидролизного завода, шинного комбината и других крупных предприятий города. Известно, что городской, а особенно индустриальный пейзаж – один из самых сложных видов изобразительного искусства. Поэтому цикл индустриальных пейзажей В. Доморада –  значительное явление в белорусской графике. Зрителям хорошо известны его графические темы «Бобруйский лесокомбинат» (1967) и «Белорусский шинный» (1970). Щемящей грустью расставания наполнены листы серии «Старый Бобруйск» (1968).

В конце 1940-х гг. художники в Бобруйске трудились по артелям и В. Домораду пришлось приложить немало усилий к их объединению. 19 апреля 1948 г. состоялось первое послевоенное собрание художников города, на котором присутствовали 14 человек, и было принято решение создать товарищество. Его председателем стал В. Доморад. В то время в городе работал лишь один член СХ СССР – А. Островский [10].

Важным событием в культурной жизни города стало открытие в 1950 г. художественно – оформительских мастерских, куда вошли 12 лучших художников города, включая известного колориста и педагога А. Малишевского и главу известной ныне творческой династии Л. Хацановича. В мастерских занимались монументально-декоративными панно для украшения фасадов зданий, оформлением праздников, копированием известных полотен для общественных и административных помещений.

До 1954 г. Бобруйск был областным городом и, благодаря этому статусу, в здании городского театра работала изостудия под руководством  Б. Беляева, давшего путевку в жизнь более 150-ти профессиональным художникам. У этого уникального педагога учились такие известные мастера, как народный художник Беларуси Г. Поплавский, заслуженный деятель искусств Беларуси Л. Асецкий, члены СХБ Л. Марченко, Э. Белогуров, Т. Корчажкина, Т. Арасланова, А. Махнист, А Солдатенко и др. Но, к сожалению, после 1954 г. студия была закрыта и многочисленные просьбы возобновить ее работу остались без ответа. Тогда художники города сами организовали занятия рисунком, позируя друг другу в своих мастерских [10].

С 1970 по 1983 гг. ответственным секретарем, а с 1983 по 1989 гг. председателем правления Могилевской областной организации БСХ работает бобруйчанин С. Абрамов. Уникальный случай в белорусском искусстве, когда областную организацию возглавлял не живущий в областном центре художник. Благодаря его стараниям, 30 ноября 1976 г. в Бобруйске открылся Выставочный зал – второй по величине после минского Дворца искусств. На протяжении 13-ти лет обязанности директора, организатора выставок и экскурсовода на общественных началах исполнял С. Абрамов. Надо подчеркнуть, что в шести просторных помещениях Выставочного зала каждый год  проходит от 10 до 20  выставок художников самых разнообразных направлений и стилей.

Первой экспозицией стала республиканская выставка живописи, скульптуры и графики, представившая горожанам десятки имен известнейших художников Беларуси. Имя следующего экспонента –  бобруйчанина  Иосифа Капеляна  –  уже многое говорило тогда любителям искусства. За плакат «Нет войне!» в 1962 г. художник получил Высший приз на республиканском конкурсе плаката, неоднократно становился дипломантом престижных конкурсов за лучшее оформление книг и художественные эстампы. В 1980 г. И. Капелян эмигрировал в Израиль, где его талант, не стесненный догмами соцреализма, раскрылся в полную силу, а в творчестве  причудливо переплелись уважение к реалистическим традициям и поиск художественных средств, адекватных проблематике искусства рубежа XX и XXI вв. Художник ищущий и постоянно меняющийся, он любуется натуральной формой в портретах, пейзажных зарисовках, и с легкостью оперирует многозначными символами в экслибрисах и абстрактных композициях [62, c. 375].

Вызывают интерес у зрителей персональные выставки бобруйских художников А. Ясюкайтя (1996, 2000), Ю. Никифорова ( 1988, 1997), Э. Белогурова (1987), В. Рубцова (1986, 1996), И. Кустовой (2002) и др., регулярно проходящие в городском Выставочном зале, а также в Минске, Светлогорске, Могилеве и других городах. Поддерживаются культурные связи с другими советскими республиками и городами - побратимами из Польши и Болгарии.

В январе 1983 г. Бобруйск принимал выставку «Художники Армении», состоящую из 160 произведений живописи, графики, скульптуры и театрально-декоративного искусства. Среди 102 участников – 12 народных художников Армении, 5 заслуженных деятелей искусств и 27 заслуженных художников республики [17]. В 1986 г. бобруйские художники участвуют в международном пленере в Цехоцинке (Польша), а в 1988 – на международной выставке малых форм в Торуне (Польша) и на выставке в Габрово (Болгария). Бобруйчане  только на протяжении 1986 – 1987 гг. трижды принимают у себя гостей из Польши – художников-графиков из Торуни, а также Збигнева Стеца и Тадеуша Торновского с персональными выставками.

В 1987 г. С. Абрамов организовывает в Могилеве первый в Беларуси Международный живописный пленер. Через два года пленер состоялся в Бобруйске. Участники этого мероприятия, художники из Польши, Румынии, Болгарии, ГДР, СССР, а также сами бобруйчане были приятно удивлены, получив возможность ознакомиться в экспозиции городского Выставочного зала с шедеврами Государственной Третьяковской галереи, представленными в подлинниках – произведениями советских пейзажистов Николая Ромадина, Витольда Белыницкого - Бирули, Павла Никонова и др.

В  ноябре 1987 г. в Бобруйске выставлялись известные минские графики  С. Волков, Е. Жилин, Л. Марченко, В. Пощастьев, М. Рыжиков, в 1991 г. –  живописцы и графики из Витебска. В 1988 г. проходит выставка фронтового рисунка, на которой были представлены работы известных мастеров: Ю. Непринцева, В. Цигаля, А. Кокорина, К. Финогенова и др. В  декабре 1991 г. состоялась выставка белорусской живописи из ХФ МК Беларуси. В  августе 2000 г. бобруйчане принимают минскую выставку  «Легенды и предания» из Музея современного изобразительного искусства.

В конце 1980-х гг. стараниями Влада Косолапова – бобруйского фотографа и энтузиаста своего дела – в городе проводились всесоюзные фотопленэры, по итогам которых устраивались просмотры. Среди участников пленэра - Янис Глезис, фотограф без рук, но с мировым именем, Петерис Яунзес, Зиновий Шегельман, Дмитрий Зюбрицкий и др.

В 1990 г. в Бобруйске создается городская организация БСХ, бессменным председателем которой становится В. Колтыгин.  Выставочный зал из ведения БСХ переходит к отделу культуры горисполкома. Появилась возможность расширить штаты, но возникла проблема с самоокупаемостью. Поэтому приходится периодически сдавать помещения в аренду то под выставку рептилий, то под экспозицию раритетного оружия и т.д.

Коммерциализация искусства в конце 1990-х гг. вызвала к жизни такое явление, как массовые выставки - продажи. Председателем Бобруйской организации БСХ неоднократно организовывались так называемые «Дни художника», когда экспозиции устраивались в людных местах: парках, площадях, театрах. Надо сказать, что основной объем продаж приходился на долю самодеятельных художников, чьи работы не обладали высокими художественными достоинствами, зато были на порядок дешевле.

В это непростое время, бобруйские художники, благодаря своим творческим связям с зарубежными арт-структурами, участвуют в нескольких международных проектах. Так, в 1992 г. групповая выставка художников Бобруйска состоялась в г. Линц (Австрия), а в 1997г. их произведения вошли в экспозицию международной выставки «ART MULTIPLE» в Дюссельдорфе (Германия).

Следует отметить, что 1980 - 1990-е гг. явились временем значительного подъема в развитии изобразительного искусства Бобруйска. В этот период плодотворно работают Э. Белогуров, Ю. Никифоров, А. Концуб, А. Ясюкайть, В. Колтыгин и др. Их произведения участвуют в международных и всесоюзных выставках, удостаиваются почетных наград, анализируются в авторитетных художественных изданиях. В это же время начинают работать и молодые художники, только начинающие поиск собственных путей в искусстве – В. и О. Гавриленко, В. Гунин, М. Шпак, Г. Иванов, И. Данильченко и др. В 1986 г. Т. Абрамов создает авангардную группу «Исчезнувший мир», состоящую, в основном, из учащихся и выпускников Бобруйского художественного училища.

В 1990 г. в Бобруйске открылся первый и единственный художественный салон, составивший на некоторое время конкуренцию самодеятельным художникам, традиционно вывешивающих на ограде театрального скверика зелено-голубые пейзажи и натюрморты, перерисованные с открыток. В салоне был свой худсовет, отбирающий достойные работы по преимуществу профессиональных художников. Высокие наценки делали недоступными для подавляющего большинства горожан выставленные на продажу произведения. Через десять лет салон из-за нерентабельности закрылся, зато у скверика по сходной цене можно купить а-ля Шишкин, а-ля Валеджо и т. п. Этот пример еще раз показывает, что экономическая ситуация в стране является немаловажным фактором, воздействующим на развитие изобразительного искусства.

 С 1996 г. объектом приложения сил ведущих художников Бобруйска стал городской краеведческий музей. Его основателем и первым директором стал в 1924 г. краевед-любитель Цодик Славин. Фактически не имея специального образования, он прославился как искусный художник и скрипач, самостоятельно выучил немецкий, французский и английский языки. Под его руководством музей превратился в культурный центр города. Но его судьба трагична. Будучи депутатом, Славин посмел выступить на сессии городского Совета с критикой состояния культурно-массовой работы (и это в 1937 году!). Обвиненный в троцкизме, он бесследно сгинул в лагерях Гулага.

Долгие годы музей располагался в бывшей усадьбе  кирпичного магната Розенберга, построенной еще в 1914 г.  Со временем фонды разрослись настолько, что в постоянной экспозиции находилось лишь 10 % от всей коллекции. В связи с этим,  в 1988 г. горисполком разрешил отделу культуры проектирование и реконструкцию двухэтажного здания по ул. Социалистической, которое было готово лишь в 1996 г. Площадь нового здания составляет 1200 кв. метров, что делает его одним из самых крупных музейных помещений в республике. Генеральный план всех экспозиций разработан лауреатом Государственной премии Эдуардом Агуновичем, а осуществляют все работы по оформлению стендов ведущие бобруйские художники.

В залах музея трудились представители семейных художественных династий: Семен и Тихон Абрамовы, Олег и Ян Савичевы, Юрий и Алена Никифоровы, Владимир и Ольга Гавриленко. Никого не оставят равнодушными диорама первобытного поселения на месте нынешнего Бобруйска, созданная группой художников под руководством А. Солдатенко, капища и славянские идолы работы И. Данильченко, диорама с охотой на мамонта, выполненная А. Концубом, детальный макет легендарной Бобруйской крепости, с максимальной точностью воссозданный В. Гавриленко. Объемно-пространственная композиция «Бобруйский котел» была выполнена В. Колтыгиным из шамота, а пейзажи  в панораме «Флора и фауна Беларуси», написаны А. Ясюкайтем, О. Савичевым и А. Концубом. Представить старину помогут полотна и росписи Э. Белогурова («Портрет Теодора Нарбута»), Ю. Никифорова («Крещение Белой Руси»), В. Рубцова («Баллада»). Узнав об открытии новой экспозиции,  известный живописец и писатель А. Рабкин подарил музею 10 портретов партизан и подпольщиков – бобруйчан.

С 2005 г. по инициативе Бобруйского отделения БСХ в Выставочном зале проводятся мастер - классы ведущих художников города. Так, 1 апреля поучиться мастерству у А. Ясюкайтя пришли студенты Высшего профессионально-технического колледжа декоративно-прикладного искусства и филиала Белорусского государственного экономического университета, учащиеся и преподаватели детской художественной школы и изостудии «Радуга». 26 мая старейший бобруйский график В. Самочернов провел мастер-класс, посвященный теме «Портрет в изобразительном искусстве», где поделился творческим опытом создания портрета. Эти мероприятия в дальнейшем планируется проводить регулярно.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что творческий потенциал Бобруйска, несмотря на многие проблемы развития, является неисчерпаемым. Этому способствуют богатые региональные традиции, профессиональный опыт многих поколений, а также новое осмысление созданного, пережитого, достигнутого в культурной жизни.



1.3 Художественное образование в Бобруйске

Большую роль в подготовке творческой элиты Бобруйска играют специализированные учебные заведения города. Настоящей кузницей кадров стало Высшее профессиональное училище декоративно-прикладного искусства №15, которое с 2000 г. переименовано в Высший профессиональный технический колледж декоративно-прикладного искусства. История этого знаменитого учебного заведения началась в 1960 г., когда бывший военный летчик Аркадий Ларин возглавил Бобруйскую школу краснодеревщиков. Через три года он добился для нее статуса художественного училища. К преподаванию были привлечены увлеченные своим делом художники: М. Родов, А. Концуб, В. Колтыгин, А. Кравцов, Л. Окунь, В. Будейко и др. Кроме столяров - краснодеревщиков, училище стало готовить будущих художников - оформителей, резчиков и инкрустаторов по дереву и камню, керамистов, чеканщиков, плиточников - мозаичников, мастеров росписи по дереву и цветоводов - декораторов. Поступать сюда ехали со всей страны и конкурс доходил до 15 чел. на место. Работы учащихся демонстрировались на всех ВДНХ СССР. До середины 1990-х гг. воспитанники Бобруйского художественного училища завоевали 673 медали. Их руками оформлен санаторий «Беларусь» в Сочи, пионерский лагерь ЦК ЛКСМБ «Зубренок», интерьеры четырнадцатиэтажного интерната Белорусского технологического института им. Кирова, многие учреждения родного города и т.д.

 Следует отметить и недостатки в учебной работе. Ориентируясь, в основном, на подготовку кадров для  художественных фабрик, руководство училища недостаточно внимания уделяло изучению национальных достижений в области декоративно-прикладного искусства.   Чрезмерное увлечение псевдонародными мотивами привело к тому, что многочисленные «Нестерки», «зубры» и «аисты» часто не обладали высокими художественными достоинствами, становясь, по существу, стандартными поделками, «кичем».

Тем не менее, для многих молодых художников это училище стало первой ступенькой на пути к профессиональному мастерству, а в 2000 гг. возникла необходимость в повышении качества образования. Чтобы сохранить и развивать традиции народных мастеров, администрация колледжа во главе с директором В. Кричко, планирует в единой связке с Могилевским педагогическим университетом начать подготовку учителей рисования и народных промыслов.

Детская художественная школа, открытая по инициативе Бобруйского отделения Могилевской областной организации БСХ, появилась на базе городского Дома культуры в октябре 1978 г. Тут в свое время учились известные в городе художники: Тихон Абрамов, Елена Нелюбина, Светлана Бедерина, Ядвига Журавлева, Андрей Толстик. Их первыми педагогами стали выпускники художественно-графического факультета Витебского пединститута, Александр и Татьяна Араслановы и выпускники БГТХИ Татьяна Корчажкина, Михаил Тереня, Корней Алексеев.

В школе занимаются 205 учащихся, получая специальную подготовку по таким дисциплинам, как рисунок, живопись, композиция станкового и декоративного искусства, керамика, история искусств. В 2000-х гг. учащиеся приняли участие в 38 - ми международных, республиканских и областных выставках, где неоднократно занимали призовые места. Наиболее значимыми являются выставки в Японии, откуда ребята привезли золотую медаль; три всемирные выставки на Тайване – девять поощрительных дипломов; первое место в Республиканском смотре - конкурсе учащихся, посвященном 100-летию И. В. Ахремчика и др. В школе учатся шесть стипендиатов специального Фонда Президента, среди которых Алеся Русакова и Дарья Тарахович, которые представляли в 2005 г. Бобруйск в Берлине по результатам участия в республиканском фестивале  «Мельница моды – 2004» [13].

 В 2003 г., при поддержке отдела культуры горисполкома,  в ДХШ открылось отделение керамики, которым успешно руководит В. Колтыгин. А  через год появилось отделение художественного дизайна, программа которого разработана М. Араслановой по трем направлениям: графический дизайн, компьютерный дизайн, моделирование одежды.  В 2005 г. Бобруйской детской художественной школе присвоено имя Владимира Алексеевича Доморада.

Благодаря хорошо организованной художественной среде, удалось наладить то, что с большими перерывами пытались создать в Бобруйске педагоги-первопроходцы, начиная с Я. Дроздовича, Е. Ярмолкевича и др. Можно утверждать, что с 1960-х гг. была заложена, а в 1980 - 2000-х гг. получила свое целенаправленное развитие система художественного образования, которая утвердила лидирующее место Бобруйска среди районных городов Беларуси, как центра творческой молодежи. Особенностью художественного образования Бобруйска является преемственность поколений педагогов и учителей, которые остаются работать в родном городе.

 

1.4. Керамические пленэры «Аrt – Жыжаль»

 Творчество современных белорусских художников немыслимо вне общеевропейских идейных, философских и эстетических концепций. Последовательно расширяются творческие горизонты, создаются условия для более активного диалога с другими культурами.

Бобруйские художники - керамисты предлагают сегодня свою модель сотворчества представителей различных художественных центров, школ, направлений. Начиная с 2000 г. В. Колтыгин отдает много времени и сил для организации и проведения единственных в стране международных пленэров «Керамика Раку». Начало было положено в 1992 году, когда под руководством заведующего кафедрой декоративно-прикладного искусства БАИ В. Угриновича состоялся первый пленэр творческой группы художников и студентов. Вдохновляясь традициями народного искусства, участники пленэра на месте добывали глину, строили печи, создавали керамику в гармонии с природой. Импровизация, эксперимент и непредсказуемость стали отличительной чертой белорусских пленэров.

Керамика  «Раку» возникла в 1-й полов. XVI в. в Японии, где чайные церемонии приобрели в то время большую популярность. Была разработана технология создания кубков для чая своеобразной формы. Имеющие утилитарные функции, эти изделия были связаны также с философией буддизма, с идеей осмысления закономерностей возникновения формы и взаимодействия ее с пространством.

В переводе с японского «раку» означает «радость, наслаждение, удовольствие». Не случайно именно так стали называть керамику, рожденную в гармонии с природой. Уникальная технология предполагает обжиг керамики в открытом, «живом» огне с последующей редукцией в восстановительной среде (прерванный обжиг). Богатейшая палитра цветовых и фактурных эффектов, получаемых при этом и, конечно же, сам процесс создания изделий, является огромной притягательной силой для многих художников - керамистов.

За последние 20 лет эта техника, в  несколько измененном виде, приобрела особую популярность среди современных мастеров США, Англии, Германии, Австралии и других стран. Такой интерес обусловлен возможностью сочетать древние технологии с современными формами, прикоснуться к истокам народного творчества, обогатиться их живительной силой.

С 2002 г. эта творческая инициатива получила статус официального мероприятия, поддерживаемого отделом культуры Бобруйского горисполкома и окончательно утвердилось ее название  «Арт - жыжаль». Следует отметить, что в белорусской мифологии Жыжаль – бог огня, выступающий в качестве покровителя домашнего очага, горна кузнеца и гончара.

В. Колтыгин сумел организовать в 2002 – 2005 гг. три международных пленэра под образным названием «Аrt – Жыжаль». Идею, заключенную в самом названии, можно охарактеризовать следующим образом. Под термином «Аrt» подразумевается поддержка всего современного, экспериментального, ранее не апробированного. «Жыжаль»  – передает идею интерпретации японской технологии «Раку» в контексте белорусских народных традиций. Пленеры проводятся в живописных окрестностях Бобруйска, на берегу Березины.

Вместе с бобруйскими керамистами работают коллеги из Минска, Гродно, Могилева, а также из России, Латвии, Литвы, Украины, Молдовы, Болгарии, Польши. Кроме упомянутых А. Концуба и В. Колтыгина, в пленэрах принимают участие бобруйчане Олег Ткачев, Игорь Куталовский, Марина Угринович - Куталовская. Среди минских керамистов – Тамара Васюк, Ирина Коваленко, Ольга Угринович, Леонид Трацевский. Россию представляют Лариса Захарова (Санкт – Петербург), Татьяна Пунанс и Ольга Равинская (Москва).  Постоянной участницей бобруйских пленэров является Зофья Косярек (Польша) из Варшавы, представитель известного творческого объединения «Керамос».

Находясь в условиях творческой коммуны, участники пленэра получают возможность обмениваться опытом. В атмосфере коллективного единения и эксперимента, художники прикасаются к глубинным пластам народного творчества, связанного со стихией Воды, Земли, Воздуха и Огня.

 Долгое время считалось, что секреты получения обварной керамики, отличающейся своеобразным замысловатым узором, утеряны на территории Беларуси. Во время одной из бобруйских встреч, выяснилось, что эта техника с успехом используется керамистами Литвы, которые поделились своим опытом с остальными участниками пленэра. Сегодня технология обварной керамики занимает достойное место в арсенале технических приемов представителей многих стран, а в соединении с самыми современными наработками в пластическом и образном решении, позволяет получать оригинальные и неповторимые результаты.

Современная керамика – это не только украшение интерьера. Подобно живописи и скульптуре, она в состоянии решить любые образные и пластические задачи. Это подтверждают в своих произведениях участники пленэра, которые демонстрируют решения высокого интеллектуального уровня, рассчитанные на подготовленного, понимающего зрителя. О. Ткачев обращается к постановке и решению философских и психологических проблем связи природы и человека. М. Колтыгин изучает динамику природных форм, стремясь воплотить ее в своих произведениях и т.д. Каждый участник работает в русле своих творческих устремлений и поисков.

Определяющее направление ежегодным экспериментам задают сформулированные В. Колтыгиным темы пленэров. В 2004 г. обыгрывалась идея «Сосуд, как среда обитания», которая ставила цель освободиться при помощи искусства от консервативного восприятия сосуда как утилитарной составляющей нашего быта и через творческие поиски вывести его на уровень ассоциативного, метафоричного, гротескного образа. Пленэр 2005 г. проходил под девизом «Пластика и пространственная среда», не ограничивающим художников определенными рамками, а предлагающим расширить поиски взаимосвязи формы и пространства.

По итогам прошедших пленэров проводятся выставки в Бобруйске, Минске и Могилеве, выпускаются красочные буклеты. Большим успехом пользуются у зрителей видеофильмы, рассказывающие о незабываемых днях творческого общения и единения с природой. С каждым годом расширяется география участников этого международного мероприятия, приобретающего все большее признание и вносящего заметный вклад в развитие современного декоративно-прикладного искусства. Бобруйская земля, на которой издревле существовало гончарное производство, становится центром керамического модернизма.

 

Выводы к  первой главе:

1. Для современного белорусского искусствоведения тема художественной жизни Бобруйска является актуальной и не до конца раскрытой. Публикации разных авторов носят эпизодический, несистемный характер. Только в совокупности с осознанием культурных особенностей города в их историческом развитии, выявляется активная творческая позиция бобруйских художников, их целеустремленность и преданность родному городу.

2. В Бобруйске создана надежная система среднего художественного образования, в формировании которой принимают участие самые творческие и увлеченные художники-педагоги. Город утвердил за собой значение известного центра молодежного искусства, поддерживающего профессиональные традиции и современные новаторские поиски.

3. Тенденции к активному развитию современного искусства в Бобруйске, обусловленные уникальной культурной, этнической и исторической ситуацией, популярностью театрального искусства, деятельностью выдающихся педагогов, приводят к широким международным связям в изобразительном и декоративно-прикладном творчестве. Многочисленные выставки, пленэры, фестивали стали подтверждением тому, что свободный, нерегламентированный обмен идеями, образными находками, является наиболее продуктивным для актуального творческого процесса. Благодаря таким культурным инновациям, Бобруйск, как районный центр, в состоянии преодолевать определенную провинциальность, инертность своей культурной жизни, быть позитивным примером для других региональных городов, еще не осознавших возможностей своего культурного потенциала.
 

ГЛАВА 2

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА БОБРУЙСКА

 

2.1. Традиционные направления в творчестве

художников старшего поколения

 

По оценкам председателя городской организации БСХ В. Колтыгина, в Бобруйске проживают около семидесяти человек, имеющих высшее художественное образование. Из них более тридцати являются постоянными участниками городских, республиканских и международных выставок,  включены в художественный процесс и вносят свой вклад в развитие современного искусства. Все они творцы по призванию, стремящиеся идти в ногу со временем. Можно выделить мастеров, которые своей многолетней творческой активностью заслужили уважение и признание коллег, любовь зрителей и по праву являются лидерами в традиционных и новаторских поисках.

Анализ творчества художника предполагает выявление сходства и различий, на основе которых можно было бы отнести его к тому или иному стилю или направлению. Применительно к бобруйским мастерам кисти и резца, такой метод был бы затруднительным и не совсем верным.

Дело здесь не только в универсальности большинства ведущих художников города, с успехом работающих в различных жанрах и видах искусства. Представляет интерес возможность взглянуть на каждого художника, как на уникальную личность, сформированную в определенных культурных условиях и традициях и обладающую своим неповторимым творческим кредо.

Довольно условно представителей изобразительного искусства Бобруйска можно разделить на три возрастные группы.

В первую входят художники старшего поколения – В. Доморад, Н. Егоров, М. Тынянов, Л. Хацанович, А. Рабкин, и др., в основном, получившие образование в Витебске и Ленинграде, придерживающиеся реалистической школы и продолжающие традиции фигуративного искусства. Отрицая механическое копирование натуры, эти мастера стремятся к поэтической интерпретации явлений жизни, природы, а их излюбленной темой становятся уголки родного города.

Во второй группе находятся представители среднего поколения  –  Э. Белогуров, Ю Никифоров, А. Концуб, В. Колтыгин, А. Ясюкайть, О. Савичев, А. Кириллова и др., где доминируют выпускники БГТХИ, занимающиеся творческими экспериментами, совмещая в своих работах различные пластические приемы, заимствования и реминисценции. Они свободно трансформируют образное пространство с помощью новых и традиционных изобразительных средств. Их искусство сохраняет приемы академического мастерства, но авторы стремятся к творческому переосмыслению опыта своих предшественников, экспериментируют с новыми материалами и технологиями, больше внимания придают расширению образности произведения через его знаковость. Сюжеты для многих  композиций подсказаны национальной, исторической тематикой, философскими размышлениями.

В третью группу выделяются участники объединения «Исчезнувший мир» –  представители авангардного, актуального искусства, балансирующие на тонкой грани между апробированным искусством и формами самовыражения, не получившими еще эстетического признания, исследующие новые пути, не признающие канонов, идущие от игры и парадокса. Молодые художники проявляют интерес к самому широкому спектру художественного наследия.

Все творчество Владимира Доморада (1919 – 2005) связано с родной  Бобруйщиной, которую он не уставал воспевать в своих акварелях и эстампах. Его привлекали лирические уголки природы, полные очарования зеленые улочки родного города, индустриальный пейзаж, вечерний «фейерверк» ярко освещенных окон многоэтажек и уличных фонарей.

С полным правом можно сказать, что искусство В. Доморада остается  современным. Художник живо откликался на важнейшие события  культурной и индустриальной жизни города. Большинство работ написано с натуры, или под ее влиянием. На персональной выставке Доморада, посвященной его 60-летию, один из фотокорреспондентов заметил, что внимательный глаз художника замечает то, чего иной раз не видит фотообъектив. И действительно – при всех документальных подробностях, познавательности конкретных объектов, каждая его акварель – поэтическое изображение каждодневной действительности, красоту которой не всегда можно заметить в будничной суете.

В 1980-х гг. в творчестве Доморада наблюдаются значительные перемены, и на выставках появляются его тематические акварели, где осмысление взаимодействия человека с окружающим миром идет не путем традиционного повествования, а через ассоциативное, философское объяснение явлений: «Облака над Неманом» (1981), «Старая верба» (1983). Художник часто изображает окрестности Бобруйска. На многих его работах мощным красным аккордом звучат очертания старинного бастиона легендарной крепости, возвышающегося над приземистыми деревянными хатками («Старая крепость» (1981)).

По мотивам многочисленных набросков, сделанных во время зарубежного туристического путешествия, сделана серия рисунков «За границей» (1981). Выполненные на красной бумаге, яркий цвет которой контрастирует с энергичными черными штрихами ретуши, пастели и туши, они подчеркивают необычность того, что увидел художник. Тема маленьких тружеников, чья нищета особенно заметна на фоне роскошных дворцов и магазинов, затронута в листах «Дети Турции», «Улица в Лиссабоне»,  масштабное выступление рабочих за свои права отражено в рисунке «Забастовка в Париже».

В 1980-х гг. Доморад увлекся созданием детских портретов. На тонированной бумаге карандашом и пастелью он рисует своих маленьких друзей, часто посещающих его мастерскую. Различные характеры, тонкие оттенки настроения переданы в этих портретах – задумчивая, самоуверенная «Юля» (1980), кем - то обиженный «Саша» (1980), быстрый, порывистый «Дима» (1981) и др.

В 1980-1990 гг. по-прежнему, значительное место в творчестве художника занимает тема трудовых будней Бобруйска. Реалистичный, почти репортерский подход к иллюстрации конкретного индустриального пейзажа дает возможность зрителям присутствовать на своеобразной экскурсии по промышленным предприятиям города. В листе «Бобруйский лесокомбинат» (1980), показан уголок строительной площадки. Чередование светлых и темных пятен, белого снега и строений, ритмичные пересечения горизонтальных и вертикальных линий рисунка (железнодорожное полотно, подъемные краны, производственные корпуса, провода и другие необходимые подробности) создают впечатление каждодневной динамики грандиозной стройки. На этой акварели условно обозначены только три фигуры рабочих, но их кажется значительно больше, настолько захватывает зрителя ритм, удачно подмеченный и показанный автором.

Выделяется в творческом наследии художника «Автопортрет» (1981), написанный маслом. Эта живописная работа в некоторой степени подытоживает немалые достижения мастера, а его сосредоточенный взгляд подчеркивает глубокое раздумье, возможно о том, что еще предстоит создать. Картина представляет собой довольно сложную ассоциативную композицию, связанную с автобиографией Доморада, позволяющую глубже вникнуть в  содержание художественного полотна. Рядом с фигурой самого художника в обычной рабочей одежде, присутствует своеобразный натюрморт – ваза с кистями – основным рабочим инструментом живописца. Привлекают внимание фотоснимки времен Великой Отечественной войны, боевые награды, зарисовки природы.

К 40-летию Победы в мастерской художника родилась качественно новая серия акварелей. Одна из частей триптиха «Во имя жизни» (1984) называется «Думы солдата». Его содержание переносит нас в далекое военное время, когда в минуту затишья между боями молоденькому солдату привиделась родная деревня, аисты над крышами, мама, любимая девушка. Второй лист «Сны ветерана» рассказывает про бессонные ночи бывшего солдата, про то, что не проходят, не исчезают из памяти ужасы войны, жестокие бои, погибшие товарищи. Третья акварель «Ради жизни на земле»  –  обобщенный образ солдата, который способен защитить родную землю от врагов. В этой серии художник также использовал сложную многосюжетную композицию, которая позволила наиболее полно и выразительно раскрыть замысел произведения.

Военная тема тревожит художника и позже в листах  «Родина-мать зовет» (1985), «Нашествие», «Память» (1986), «За живой стеной. Заложники» (1988). Осмысление войны становится все более символическим, на первый план выходят размышления о связи прошлого и настоящего.

Просматривая в хронологическом порядке галерею лирических пейзажей Доморада,  можно заметить, как последовательно нарастает живописное мастерство художника, как исполненные в традиционной манере  односеансные этюды уступают место оригинальным, сложным по композиции пейзажам – настроениям. С особенной любовью художник изображает Березину, ее просторы, живописные берега, тихие заводи и зеленые островки. Его речные пейзажи тонко передают различные состояния природы, разнообразие ее мотивов: «Серый день. Осиповичское водохранилище» (1988),  «Туманное утро. Брадище» (1989). На многочисленных листах мы видим дремлющие у причала громады широких речных барж, башенные краны, будто сказочные великаны, легкие силуэты рыбацких лодок и катеров на фоне высокого неба с прозрачными облаками («Бобруйская пристань» (1992)), (рис.1).

Свежее впечатление оставляет серии акварелей, созданных Доморадом во время его творческих поездок в Прибалтику, Закарпатье, Крым. Листы «Крепость Чуфут-Кале» (1987), «Жизнь продолжается», «Морские камни», «Ночной Гурзуф» (1989) раскрывают многоликий образ Крыма, неповторимое богатство его цветовых оттенков.

Художник не раз повторял: «Мое творческое кредо – простота». Главной мерой мастерства он считал душевность и сдержанность. Его работы  лишены излишней манерности, технической изощренности. Возможно, именно в этом сила и привлекательность его произведений.

Абрам Рабкин (род. 1925) подавляющее большинство своих произведений посвятил городу своего детства – Бобруйску, но, в отличие от предыдущего художника, его не интересуют индустриальные пейзажи и новые кварталы.  Живописец спешит запечатлеть то, чего завтра, быть может, уже не будет. Конечно, можно поставить под сомнение, является ли Рабкин бобруйским художником, ведь уже более полувека он прописан в северной столице. Но так ли важна прописка для художника? Каждый год он неизменно приезжает на свою родину, большую часть времени живет здесь, пишет картины, встречается с художниками, активно участвует в культурной и общественной жизни города. Рабкин никогда не продает свои работы, связанные с бобруйским циклом, отвергая самые заманчивые предложения от зарубежных галерей. Все свое творческое наследие он хочет при жизни оставить родному городу.

Первая персональная выставка А. Рабкина под девизом «Город моего детства» прошла в 1981 г. в Ленинграде, затем в 1984, 1990 и 1998 г.г. она была показана в Бобруйске, в 1987 г. – в Москве, в 1988 и 2000 г.г. – в Минске, в 2001г. – в США.  Художник интересен еще и тем, что он является автором книги воспоминаний о своем родном городе –  «Вниз по Шоссейной» (1995), которая по несколько раз переиздавалась в России, Беларуси, Израиле, США [64].

Его бесхитростные сюжеты: тихая улочка («Перекресток» (1981)), окно с оторванной ставней («Разбитое окно» (1982)), старые липы («Деревья у школы» (1981)), навсегда западают в душу. Эти  маленькие откровения, проникнутые истинным лиризмом, не рассчитаны  на внешний эффект, в них нет перечисления случайных деталей, бездумного копирования. Владение искусством композиции и обостренное чувство цвета позволяют художнику создавать глубоко эмоциональные образы.

С годами рука мастера становится увереннее и тверже, мазок -  порывистым и смелым. Со свойственной художнику экспрессией запечатлевается уходящее и неповторимое Прошлое. Его широкая кисть отбрасывает все ненужное, все несущественное, акцентируя внимание на самом главном: «Вниз по Шоссейной» (1982), «Кино «Пролетарий» вечером» (1982), «Чонгарская в апреле» (1986), «Большая оттепель в старом Бобруйске» (1986).

Было бы ошибкой, однако, считать Рабкина «художником одного города». Широко известны его полотна, посвященные событиям Великой Отечественной. К рассматриваемому периоду относится картина «Ставшие насмерть» (1980) из цикла «Солдаты», где правдиво и искренне выявлены сильные характеры молодых воинов, монолитным строем сомкнувшихся на боевом рубеже.

На выставках живописца всегда много портретов мужественных и задумчивых людей – ветеранов войны и труда («Портрет Н. Б. Храпко» (1982), «Портрет Н. И. Книги» (1986), «Портрет М. П. Самсоника» (1986), «Портрет В. И. Сикорского» (1986), «Портрет В. Ш. Парсаданова» (1990)) и простых горожан, много повидавших на своем веку, много переживших: («Шифра» (1980), «Портрет Ронделя» (1988), «Портрет Марии Минц» (1990),   «Портрет Фрузы» (1991)). Поэт Яков Хелемский в книге отзывов московской выставки (1987) назвал их лица ликами. А Фазиль Искандер подметил: «…очарование старческих лиц – поэзия увядания, тихого, благородного. Все это мне очень близко и талантливо выражено». Вероятно, художнику удалось нащупать в облике портретируемых, в глубине их неведомой и непередаваемой словами сути то, что делает их образы возвышенными и проникновенными. Широкими мазками живописец создает образ поэта, его мятущуюся душу в «Портрете Наума Кислика» (1986), (рис.2). Глубокий психологизм портретов Рабкина очевиден – это не жанровые зарисовки, не «ретроспективные типы старого Бобруйска»: это сама душа города. Автор не приукрашивает своих героев. Средствами своего искусства он выявляет то главное и значительное, что есть в их характерах, их судьбах.

В 1980-х гг. образ окна становится центральной темой его произведений: «Закрытые ставни» (1981), «Разбитое окно» (1982), «Окно в Стрешине» (1987). Это око дома, его глаза, которые, как известно, зеркало души, и условная граница между внутренним и внешним миром.  Окно, как и зеркало, наполнено мощной идейно – символической нагрузкой. В картине «Трюмо» (1981) эти два символа объединены в одном сюжете. Раскрытые ставни обращены в залитый солнечным светом сад, в настоящее и будущее. Старое трюмо бобруйской портнихи, погруженное в полумрак, хранит в себе воспоминания о тысячах отраженных образах, ушедших безвозвратно.

За  внешней простотой картин скрывается глубокая символика и эмоциональное напряжение художника. Рабкин рассказывал, что, работая над картиной «Нашествие» (1984), изображающую первую колонну немецких войск, вступающую в Бобруйск, он долго не мог найти убедительную и правдивую деталь, выражающую начало национальной трагедии. В окончательном варианте, при всех художественных достоинствах, полотно впечатляет своей документальностью. Будто шарахнулись в стороны домишки, пропуская освещенные заходящим солнцем черные машины, солдат с закатанными рукавами, мотоциклистов в клубах дыма и пыли. Город словно вымер, лишь наполовину оторванная ставенка висит, как надломанное крыло, как символ неотвратимой беды.

Экспрессивность и динамизм живописной фактуры, придающие работам Рабкина своеобразную живость и непосредственность, отразились в работах Стрешинского цикла. Эту небольшую деревеньку недалеко от Бобруйска  полюбили многие городские художники – за щедрую белорусскую природу, за простоту и радушие жителей – «Остановка «Стрешин»» (1986), «Сумерки в Стрешине» (1988), «В старом Стрешине» (1991).

Картина «Детство, заглянувшее в окно» (1982 – 1992), (рис.3) стала этапной в творчестве Рабкина. Все пространство холста занимает раскрытое окно. В оконном стекле – смутное отражение молодой смеющейся женщины (мама). Она – внутри комнаты, по нашу сторону окна. А за ним, в том далеком уже (1935?, 1936?) году – яркий летний день, краешек синего неба, облака, ветер в кронах деревьев. Две кумушки беседуют на фоне белого домика с красной крышей. Еще все благополучно, все живы. Но почему так задумчив и серьезен мальчик, заглянувший в окно (или в наш сегодняшний день)? Прочтя повесть, можно узнать, что в 1937 г. будет арестован и погибнет его отец, а еще через несколько лет в город войдут оккупанты, и мы догадываемся, какая судьба ждет старика с гусем под мышкой, остановившегося посреди улицы.

 Творчество А. Рабкина – яркое свидетельство тому, насколько большим стимулом является для художника его привязанность к родному дому, стране детства. При всей самостоятельности его бобруйских произведений, в них присутствует глубокая связь с образным миром пейзажей и портретов М. Шагала, Х. Сутина, что подчеркивает непреходящую значимость камерных сюжетов художника, живописный талант которого без преувеличения можно признать как одно из ярчайших явлений в современном белорусском искусстве.

Семен Абрамов (род. 1936) известен как художник широкого тематического диапазона, автор многочисленных акварелей с видами экзотических уголков разных стран, многофигурных тематических картин, монументальных росписей, мозаик и витражей. Его произведения узнаются по свойственной ему тщательности выписывания деталей и своеобразному живописному приему, при котором работа получает эффект «мозаичности».

 Художника привлекает героическое – в характерах, поступках, пейзаже. Он любит панорамные мотивы с большим охватом пространства, которое густо заполнено архитектурой, образами людей.  Важное место в творчестве Абрамова 1980-х гг. занимает тема Сибири, ее новостройки, а главное – люди, занятые трудовой деятельностью. В большом полотне «Исторический момент» (1980) из серии «Строительство Саяно-Шушенской ГЭС» художник в образной форме передал грандиозность масштабов великой стройки. Общая тональность фигур, пейзажа, позволяет автору выразить ощущение органической целостности человека, среды и трудового процесса.  В начале 1980-х гг. художник выполняет несколько монументально-декоративных работ: роспись «Человек и природа» в Жиличском совхозе-техникуме, мозаику и витражи в профилактории шинного комбината и завода «Фермаш» (1980).

Неоднократно обращается художник к теме Великой Отечественной, к образам защитников Отечества, известных и забытых. К таким работам относится цикл «Они сражались за Родину» (акварель «Баллада о мужестве.  Портрет инвалидов войны Н. и З. Хватовых» (1985)).  Бывший фронтовик изображен за мольбертом, в порыве творческого вдохновения. Увы, ног у него нет, от них остались лишь культи выше колена. На них и стоит ветеран, опираясь свободной рукой на тросточку для устойчивости. Рядом его жена с легкой ободряющей улыбкой наблюдает за ходом работы.  Героический строй произведения подчеркивает свежий ветер, ворвавшийся в раскрытое окно и разметавший занавески, лучи солнечного света, по диагонали пересекающие комнату и освещающие многочисленные картины, составленные у стены. Графический лист несет сильный нравственный заряд, он наполнен оптимизмом и жаждой жизни.

Для художника характерен тип портретов-биографий, на которых отображены люди творческих профессий, находящиеся в привычной для себя атмосфере  мастерской, гримерной, за письменным столом и т.д. Они окружены работами, рукописями,  эскизами. Благодаря таким не парадным, а рабочим ситуациям, раскрывается значимость их личности: «Портрет М. Савицкого» (1983), «Портрет Е. Леонова» (1989), «Портрет Ю. Яковлева» (2002). Следует отметить, что в изображении человеческих фигур заметна иногда вялость формы,  случаются  незначительные анатомические просчеты, что несколько снижает художественные достоинства произведения: «Дети войны» (1984), «Портрет И. Глазунова» (2003).

Абрамова отличает стремление быть непосредственным участником героических событий, воочию увидеть все и передать свои впечатления. Так, воодушевленный подвигом Юрия Гагарина, художник знакомится с его родителями и пишет с натуры их портрет (1973). Позже, появились акварели «Город Гагарин. Дом родителей Гагарина» и «Город Гагарин. Дом-музей Ю. Гагарина» (1985).

Часто из серии акварелей, выполненных с натуры, через некоторое время рождается картина, выполненная маслом, как бы суммирующая впечатления: «Павловск» (1991), «Царское село» (1992).

Особенно удается Абрамову городской пейзаж. Более 10-и лет художник работает над циклом «Столицы». Большие полотна «Париж» (1992) (рис. 4), «Варшава» (1995), «Рим» (1996) впечатляют гармоничными тональными соотношениями, тщательностью выписывания многолюдных композиций.   Архитектурная симфония, запечатленная на этих полотнах, звучит гимном человеку-строителю, созидателю. Картина  «Москва» (2003) решена в ином ключе. Здесь отразилась активная гражданская позиция художника, запечатлевшего трагические события 1991, 1993 г.г., очевидцем которых он был. На московских улицах мы видим толпы народа, которые куда-то бегут, с кем-то сражаются.  Все это столпотворение находится в диссонансе с величавой архитектурой древнего Кремля и многочисленных соборов. Художнику удалось отразить суть социальных противоречий и потрясений в жизни крупнейшей европейской столицы.

Более 30-и лет С. Абрамов собирает материал для главного дела в своей творческой биографии – цикла иллюстраций «История одной жизни», где он надеется отразить различные эпизоды из жизни Пушкина. Художник побывал во всех местах, связанных с деятельностью великого поэта. Созданы сотни этюдов и набросков сохранившихся зданий той эпохи, интерьеров, пейзажей. К этому делу Абрамов относится со всей серьезностью, причем, внимание к деталям доходит до педантизма. Например, для листа, изображающего Пушкина, гуляющего со своей собакой, художник разыскал рисунок этой собаки, выполненный с натуры  сестрой поэта.

 Этот фундаментальный труд будет состоять из 400 акварелей, в которых художник намерен показать великого поэта как бы глазами его современников, приближая тем самым его образ к нашему времени. Уже закомпанованы 324 листа. Полностью готовы три работы: «В гости в Тригорское», «Последняя зима поэта» (2004) (рис. 5), «Приют спокойствия, трудов и вдохновенья. Михайловское» (2005). Акварели отличаются тщательностью исполнения, филигранной отделкой. К сожалению, чрезмерная увлеченность деталями несколько «дробит» композицию, мешает целостному восприятию художественного образа. Не может не впечатлять глобальность проектов художника, стремящегося таким образом уйти от провинциальности. Вместе с тем, связь с темами жизни родного города  в прошлом и настоящем, могла бы придать его работам большую целостность и убедительность.

Творчество художников старшего поколения свидетельствует о приверженности своим профессиональным принципам, эстетическим ориентирам, которые не зависят от изменчивых вкусов, веяний моды, социального заказа. Они убеждают своей искренностью, профессиональным мастерством и остаются мастерами, сохраняющими и развивающими живые реалистические традиции.

 

2.2. Новаторские поиски и открытия

 
Бобруйские художники, начавшие свой самостоятельный путь в искусстве в 1970-х гг., отличаются особым даром независимости от навязанных социальных стереотипов, неустанными поисками нового образного взгляда на окружающую действительность, связанную с национальными истоками.

Эдуард Белогуров (1947–1998), благодаря своему таланту и активной жизненной позиции, являл собою редкий пример успешной самореализации художника, живущего в тихом районном городе. Выпускник БГТХИ, ученик Г. Ващенко и М. Данцига, он отличался жесткой самодисциплиной и стремлением во всем достичь совершенства. Уже в первой его самостоятельной работе – росписи в фойе сельхозтехникума в Рогачеве (1976), проявилось виртуозное владение рисунком и великолепное чувство композиции. Бобруйский художник В. Винокуров вспоминал, как он был удивлен, увидев на стене через три часа работы двадцатифигурную композицию, прорисованную, по его выражению,  «со всеми пальчиками».

Работая над портретом инженера Григорьева (1980), художник сознательно не пошел по стандартной схеме изображения, предполагающей введение в композицию обычных атрибутов труда инженера. Гораздо больше привлек Белогурова духовный  мир молодого человека: на столе альбомы, в которых воспроизведены коллекции музеев, где Григорьев мечтает побывать. За окном видны стандартные пятиэтажки и старенькие деревянные домики, преданно служившие людям много лет. На крыльце одного из них можно разглядеть фигурку старожила с газетой. Во всем ощущается интерпретация  живописи Старых Нидерландов, с ее любованием деталями предметного мира. Аналогичная трактовка персонажей картин в широком образном контексте отличает его работы «Вечер на Сенеже» (1980), «Апрельские интервью» (1981), «Поэту посвящается» (1981).

Картина «Дети войны» (1979), принесшая художнику Диплом Академии искусств СССР, выставлялась в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже, ее видели зрители Польши, Бельгии, Дании, Италии. За картины «Хирурги» (1981), и «Семейный портрет» (1980), показанные на академической выставке в Москве, Белогуров удостоен премии Ленинского комсомола. Журнал «Sztuka» в 1980 г. напечатал его «Детей войны» рядом с работами Филонова и Петрова-Водкина. В советские времена широкую известность получило его полотно «Сбор подписей за мир» (1983) (рис. 6), растиражированное во многих альбомах и художественных журналах.

В 6-ом томе “Гісторыі беларускага мастацтва” помещена репродукция картины Э. Белогурова «Портрет матери» (1987) [21, с. 219]. Произведение производит впечатление фотографического кадра, случайно выхваченного из жизни: уставшая пожилая женщина сидит на фоне стены с пожелтевшими обоями и приоткрытой двери. Фигура женщины и тень от нее вписываются в правильный треугольник – древний символ устойчивости, вечности, ренессансной гармонии. В 1990-х гг. художник мучительно ищет новые выразительные средства. В его работах появляется недосказанность, загадочность. «Камешки с Планерского» (1993), «Бильярдный шар» (1994), где изощренная техника начинает преобладать над содержанием.

Последней работой Э. Белогурова  стала роспись в городском краеведческом музее, посвященная Теодору Нарбуту – талантливому инженеру, разработавшему первый план Бобруйской крепости,  известному белорусскому этнографу. В этом произведении художнику удалось избежать композиционных дроблений, технической фотографичности, что привело к созданию цельного и значительного художественного образа. Всем своим решением он призывает к дальнейшему художественному осмыслению неизвестных страниц бобруйской истории.

 Юрий Никифоров (1937 – 2003) – человек необычайно духовный, эрудированный, одаренный живописец и график. Его творческая натура, мастерство и темперамент не вписывались в тесные рамки провинциального городка. О его профессиональной подготовке говорит тот факт, что он  досрочно закончил БГТХИ, сдав экзамены экстерном. Являясь прекрасным рисовальщиком, художник мог по памяти изобразить фигуру в любом ракурсе. Если бы он остался работать в Минске, его творческая судьба могла бы сложиться совсем иначе,  однако художник остался верен своему городу, оставив ему многочисленные живописные полотна, графические листы, монументальные росписи.

График по образованию, главные свои творческие замыслы Никифоров реализовывал в больших живописных полотнах. И это не удивительно, ведь большинство его ранних произведений можно назвать графическими лишь потому, что они были исполнены на бумаге. Как правило, их размер был более метра, использовалась сложная техника гратажа или смешанная (с темперой). В таком стиле создавались полутораметровые листы «Первенец» (1982), «Юность Паганини» (1985).

Станковым произведениям художника, имеющим внутреннюю установку на зрелищность, свойственна театральность, что помогает «зацепить» внимание зрителя. Выстраивая сценографию своих картин, Никифоров обращается к жанру изобразительного повествования. В результате, композиция превращается  в сложное сюжетное изображение, со своим началом и концом, многозначительными взаимоотношениями персонажей, активным включением деталей окружающего мира и т. д. Художника интересуют сложные, многоплановые композиции, с множеством фигур, перегруженные подтекстом и деталями.

Одна из значительных работ 1980-х гг. – большое полотно «Слепцы» (1983), в котором художник демонстрирует буквальный и аллегорический смысл названия произведения. Лейтмотивом картины является тема духовной слепоты сильных мира сего, по мановению пальцев которых гибнут люди, культурные ценности. В правой нижней части картины «брейгелевские» слепцы летят в пропасть, в левом верхнем углу невидимый вихрь закручивает Эйфелеву башню, сминая ее. Затем это винтообразное движение передается реактивным самолетам, выходящим из пике и летящих вслед за слепцами. В центре композиции  в агонии извивается клубок человеческих тел, раздираемый страстями. Здесь же изображены Эйнштейн, Данте,  Мадонна Рафаэля.  Вверху человек, напоминающий ученого, протягивает руку к кнопке на пульте управления, но что-то настораживает в его облике: странный плащ, голова с незрячими глазами, вздернутая кверху. Это еще один персонаж из «Слепцов» Брейгеля. Такое сложное «развертывание» сюжета характерно для многих произведений художника, который  стремится ввести зрителя в противоречивый мир образов, навеянных   катаклизмами современности.

Значительное место в творчестве Ю. Никифорова занимают произведения, созданные по мотивам литературной классики («Гамлет» (1981), «Дон Кихот» (1985), иллюстрации к пьесе «Матушка Кураж и ее дети» (1985), «Борису Годунову» (1982),  «Славянской сюите» (1986).

Он погружается в далекое языческое прошлое в картинах «Молох» (1985), «Баян» (1986), «К полю Куликову» (1986), «Рогнеда» (1987), «Крещение Белой Руси» (1998), размышляет о человеке, о его силе и слабости в полотнах «Каин» (1996), «Выбор» (1998), «Гамлет», «Пир во время чумы». Будто согреты солнцем щедрой Греции яркие, сочные краски на полотнах, посвященных античной мифологии: «Эзоп» (1980), «Суд Париса» (1981), «Похищение Европы» (1985).

Заслуживает внимания монументальное  историческое  полотно  «Крещение  Белой  Руси» (1998) (рис. 7), постоянно вызывающее на выставках оживленный обмен мнениями и даже споры.  Художник  рассматривает  судьбоносное  событие  в  несколько  ином,  чем  это  было  принято,   контексте,  делая  акцент  на  трагедии  язычников,  как  на  трагедии  людей,  страдающих  за  свои  убеждения.  Красной  нитью  проходит  в  произведении  тема  народа  и  власти.  Картина  позволяет  зрителям  совершить  экскурс  в  далекое прошлое  нашего  края,  почувствовать  себя  участниками  переломного исторического события.

Не обойдена вниманием и тема Великой Отечественной. Картины «Осень 1944» (1983), «12 октября» (1984), «Бобруйские подпольщики» (1986) обращены к боевым страницам летописи нашего края. В композициях «Тыл» (1984), «Подвиг» (1984), «Отцы и дети» (1986)  острая динамика движений, напряженные лица героев, сознательная деформация форм – все это позволяет передавать ужас войны и насилия над человеком.

Театральные плакаты для бобруйских театров в исполнении Никифорова становятся полноправными произведениями искусства и заставляют задуматься не меньше, чем его полотна. Безукоризненная композиция и лаконизм отличают его афиши к спектаклям шекспировского цикла, а также к «Борису Годунову» (1993), «Антигоне» (1994), «Вожаку» (1996) и др.

Удачно выразила свои ощущения от произведений этого мастера бобруйская художница Н. Ларина: «Жизнь бурлит на полотнах, раздвигая тесное дерево рам, смеясь и плача, ощетинившись лесом копий и завораживая танцем голых мускулов. Жизнь, такая, в общем-то, знакомая и познавательная, но прошедшая через горнило таланта, очищенная скальпелем аналитического разума от будничной шелухи, сияет острыми гранями, о которые легко поранить душу» [51].

Для А. Концуба и В. Колтыгина керамика стала наиболее свободным творческим занятием. Во-первых, когда они в 1970-х гг. окончили БГТХИ, декоративно-прикладное искусство в силу своей функциональной специфики оказалось менее подвержено влиянию идеологических ограничений. Во-вторых, глина, как пластический материал, обладает своей символикой — это знак матери-земли, рождающей все сущее. А философское начало часто служит отправной точкой для рождения многих произведений этих бобруйских мастеров.

Анатолий Концуб (род. 1949) долгие годы работает преподавателем и художником-конструктором в Бобруйском художественном училище. В 1980 г. становится членом БСХ, в 1991 – получает звание Заслуженного работника образования Беларуси. А. Концуб – активный участник городских, областных, республиканских и зарубежных выставок в городах Бобруйск, Могилев, Минск, Москва, Ташкент, Прага (Чехия), Торунь (Польша), Габрово (Бол­гария), Линц (Австрия). Участник международных пленэров по живописи и керамике. Его произведения находятся в Национальном художественном музее Беларуси, в галерее Союза художников Беларуси, в Могилевском художественном музее им. П. Масленикова, в художественной галерее г. Быдгож (Польша), а также в многочисленных частных коллекциях во многих странах мира.

Для Концуба, как и для многих других белорусских художников, характерен интерес к материальному миру, к его фактурному богатству, с той разницей, что любование многообразием природных форм не мешает восприятию тонкой лирики и поэтики, звучащих в его картинах. Очевидно, сказывается серьезное увлечение Анатолия мировой литературой, особенно поэзией.

Керамист по профессии, он называет себя «случайным живописцем», тем не менее, художник одинаково успешно работает в этих различных видах изобразительного искусства. В 1980-х гг. в его керамических и живописных работах получают развитие романтические тенденции. Прослеживается стремление к расширению функций керамики, активному взаимодействию с живописью, скульптурой. Появляются керамические панно станкового характера. Их программная картинность часто подчеркивается рамой, в которую заключена композиция.

Вазы из серии «Город» (1980) представляют собой коробчатой формы сосуды, поделенные прямыми линиями на своеобразные «окна», в каждом из которых, как в картинной раме, живут персонажи из городской жизни. Несмотря на довольно низкий рельеф, фигуры старательно проработаны, тонко промоделированы их лица и тела.

В работе «Весна и осень» (1981) арочная рамка, разделяющая женские фигуры, будто ворота, ведущие из молодости в старость. Образная интерпретация пространства принимает метафорический смысл и воспринимается как образ мира. Керамические панно из серии «Темы одного вечера» (1985) также состоят из символических композиций в скругленных рамах, олицетворяющих Материнство, Мудрость, Красоту, Поэзию.

Во многих керамических работах Концуба этого периода заметно стремление к станковости, также важно для него психологическое звучание произведения. Так, в объемной скульптуре «Диоген» (1989), выполненной из неглазурованного шамота, прочитывается увлеченность автора проблемами философии и поиск соответствующего  изобразительного языка.

В эти же годы художник экспериментирует с различными материалами (шамот, глина, фарфор), температурными режимами, глазурью и солями. В результате возникают фарфоровые сервизы: «Папараць-кветка» (1984), расписанный кобальтом и золотом, утонченная  «Элегия» (1987), выполненная в стиле «растущей пластики», «Три грации» (1984).

Живописные произведения 1980-х гг. – это задушевный рассказ о земляках художника, его родных и друзьях. Для них характерен теплый, мягкий колорит, тщательная отделка деталей, поэтичность и философское обобщение. Групповой портрет «Молодое, незнакомое» (1983) на котором изображены учащиеся Бобруйского художественного училища, экспонировался на всесоюзной и международной выставках портрета «Наш современник», а картины «Каникулы» (1984) и «Посещение музея» (1985)    –  на  республиканских выставках.

Так случилось, что после ухода в 1997 г. из художественного училища, Анатолий оказался оторванным от производственной керамической базы. Потребность в самовыражении нашла выход в живописи, которая стала доминировать в творчестве художника, но любовь к керамике не ушла. Взаимное влияние этих двух искусств в творчестве художника очевидно. Достаточно взглянуть на вазу «Профили»  (2001), чтобы убедиться в том, что формообразующие принципы керамики определяют удлиненные пропорции на полотнах мастера. А скульптурная композиция «Две женщины» (2004) несет на себе следы увлеченности автора живописью. Причем, с каждым годом это взаимное проникновение лишь усиливается, о чем дает представление ранняя работа «Молодое, незнакомое…» (1983) (рис. 8), выполненная в стиле популярного в те времена «фотореализма» в сравнении с более поздними полотнами, в которых интенсивно применяются  декоративные приемы.

Если ранние полотна насыщены яркими образами родных, друзей, то более поздние – это размышление о себе, о человеке, о чувствах. Художника волнуют вопросы христианской морали, духовности («Пилигримы» (1990), «Гость на пороге» (1993)). Питательная среда его искусства – культурное наследие, с которым он обращается уважительно, но в то же время как-то по-родственному, проецируя на образный мир известных произведений искусства впечатления и обстоятельства из собственной жизни.

Картина «Корабль дураков» (2005) (рис. 9) позволяет увидеть знакомых персонажей, окружающих нас в повседневной жизни и героев народных поговорок. С грустной иронией автор размышляет о том, что со времен Босха ничего не изменилось – всегда будут люди с их пороками и всегда найдется кто-то, использующий эти пороки и зовущий в какие-то туманные дали. И снова продолжается эта суета под названием жизнь, и некогда оглянуться вокруг, чтобы увидеть стоящую у кромки воды прекрасную Незнакомку, увидеть, как опускается солнце в море, и как вдалеке о чем-то мирно беседуют Ангел с Дьяволом.

Как признается сам автор, после создания этой картины он почувствовал душевный дискомфорт и ему захотелось сделать что-то более жизнеутверждающее. Так появился «Корабль влюбленных» (2005). Это полотно отсылает к «Отплытию на Киферу» А. Ватто и другим произведениям искусства, прославляющим силу любви. Тут и Пигмалион с Галатеей, и Евгений с Татьяной – все возрасты во все времена подвластны этому чувству. Венчают композицию мифические прародители – Адам и Ева. Но еще выше  находится фигурка мечтательного подростка, витающего в своих мыслях. Невольно возникает вопрос: «А что такое любовь, как не игра нашего воображения,  не творчество ли придает этому чувству красоту и разнообразие?

Во многих работах А. Концуба смысл раскрывается вдруг, неожиданно, переворачивая привычный ход вещей. Этот принцип игры понятий мы видим в «Споре о яйце» (2004), где философы в который раз ломают головы над задачей о первичности курицы или яйца. В «Трех грациях» (2002) художник решает проблему выбора по-своему: красавицы-богини стоят, счастливые, под яблоневой ветвью, сжимая в руках заветные яблоки.

Названия произведений «Рождественский ноктюрн» (2002), «Сентиментальный триолет» (2002), «Провинциальная аллегория» (2003) точно определяют их суть. При внешней декоративности, эти живописные работы отличаются ярко выраженным лиризмом и поэтической недосказанностью. Концуб с интересом изучает легенды и мифы народов мира, а богатство белорусского национального фольклора он впитал в себя еще в детстве и юности – в живописном Полесском крае. Взаимодействие этих двух начал проходит через все его творчество. Богатство и разнообразие родной природы органично сочетается в его работах с цитатами из различных культур («Посещения» 1998).

В живописных произведениях А. Концуба большую роль играет активно действующий фон – еще одно свидетельство влияния законов керамики. Часто используются такие декоративные приемы, как набрызг, процарапывание. В «Красном вине» (1998) замысловатая игра разноцветных линий и пятен подчеркивает неоднозначность взаимоотношений главных героев. В «Автопортрете» (2004) длинные космы фантастических трав навевают художнику сюжеты будущих картин. Феерическая россыпь неоновых огней и легких линий в «Калядках» (2005), рождает детское ощущение праздника и причастности к тайнам мистерии.

 Картина «Лодка Х» (2004), при всей простоте сюжета, насыщена символически, отображая философскую позицию автора. Надо лишь вспомнить миф о Хароне, перевозящем души в загробный мир. Лодка причалена к берегу, ее незримый хозяин ждет очередного попутчика. Но вопреки грустному сюжету и традиционно мрачным его интерпретациям, работа художника оставляет место для оптимизма, изображая светлый коридор из небесных субстанций, уходящий в таинственную неизвестность.

А. Концуб, как и многие другие бобруйские художники, любит изображать уголки родного города, но на его полотнах, на легко узнаваемых улочках, рядом с реальными зданиями, живут своей жизнью Арлекины и Ангелы, а обычные прохожие, вовлеченные в это действо, кажутся необычайно красивыми и гармоничными – «Улица Пролетарская, 13 июля». Происходит живописная мифологизация городского пространства. После знакомства с этими картинами, зритель воспринимает свой город совсем по-иному, как бы сквозь призму быстротечного времени, связывающего эпохи и культуры, а, проходя по улице Пушкина, обязательно бросит взгляд вверх, разыскивая среди легких облаков призрачную фигуру небесного посланника («Дом на Пушкинской» (2004)) (рис. 10).

К сожалению, некоторые работы Концуба, связанные с традиционными для бобруйчан игровыми и театральными мотивами, несколько перенасыщены декоративностью, композиции часто перегружаются деталями и теряют образную целостность. Складывается впечатление, что иногда автору недостает рассудочности и сдержанности, преобладают неудержимые и противоречивые эмоции. Тем не менее, во многих произведениях он органично соединяет историю и современность, вымысел и реальность, предлагая зрителю окунуться в увлекательный мир своих фантазий.

Для Валерия Колтыгина (род. 1947) глина никогда не была бездушной, аморфной массой. Он безгранично уважает этот материал и верит в его возможности. Очевидно, поэтому мало использует окраску — шамот у него сохраняет естественный цвет и сочетание его «дикой», каменной красоты с утонченностью и изысканностью форм, как бы отображает философию взаимопроникновения и контраста между материей и идеей.

Еще в студенческие годы в БГТХИ, благодаря влиянию своего наставника В. Угриновича, Валерий серьезно увлекся народной керамикой. В многочисленных этнографических экспедициях по белорусским гончарным центрам им собирались бесценные сведения по истории и практике народного ремесла, о секретах технологии.  В 1981 г. В. Колтыгин был принят в БСХ. Его работы экспонировались на выставках в Австрии, Болгарии, Германии, Польше, Узбекистане. Он участник ежегодных выставок в Бобруйске и Минске.

Мир его образов распространяется от чувственно-конкретных до философских обобщений. Он создает посуду и декоративные композиции, скульптурные циклы и тематические рельефы, медали и архитектурную керамику. Его плакетки, созданные на основе фольклорной образности, достойны того, что бы посвятить им отдельное исследование. Постоянный творческий поиск и эксперимент, помноженные на невероятную работоспособность – вот составляющие удивительного искусства В. Колтыгина.

Творчеству этого мастера присущи камерность, лиричность, серийность. Это вереница бесконечных размышлений о природе вещей и человеке, обретающих все новые варианты пластического выражения в удачно найденных образах и решениях. Они непосредственны  и радостны по своей природе, но с элементами иронии, неожиданности, гротеска: «Мужики», «Бабы», «Коты» и «Птицы».

В. Колтыгин предпочитает небольшой размер своих работ, ориентируясь на интерьер современной  квартиры. Создание таких произведений требует определенного творческого  дара, способности сказать в малом размере о многом, создать определенный пластический образ, предполагающий длительный контакт с человеком. Неброская прелесть  керамики Колтыгина особо раскрывается в созерцании: его работы хочется рассматривать, их образы ненавязчивы, интимны. Это достигается, прежде всего, умением выявить естественную фактуру материала, заложенную в нем  органическую  теплоту.

Некоторые работы Валерия можно было бы на первый взгляд назвать «наивными», если не знать его как художника-философа, прекрасно разбирающегося в последних  веяниях искусства. Кому-то может показаться несерьезным его увлечение детскими свистульками в виде забавных зверюшек, которые во множестве создаются мастером и дарятся  друзьям и знакомым. Тяготение к наиву есть потребность искушенной души. А ирония, так часто сквозящая в произведениях Колтыгина — отображение взгляда автора на искусство, как на игру.

Творчество В Колтыгина можно разделить на три разных этапа, объединяющих в себе поиски и устремления художника. Первый этап (1970 – 1990) можно назвать временем экспериментального формотворчества, которое характеризуется усиленным вниманием к стилизации предмета. Сказалось увлечение автора гончарством, так как большинство произведений этого периода синтезированы из различных форм вращения. Таковы «Бойцы» (1978),  «Лето» (1980).

В работах следующего этапа (1990 – 2000) заметно влияние корифеев мирового искусства: Микеланджело, Родена, Кете Кольвиц. У них  Валерий учится  экспрессии и лаконичности образов. Здесь можно вспомнить наполненные скрытой энергией и динамизмом серии «Ангелы» (1991) (рис. 11), «Молящиеся» (1993). Тогда же приходит увлечение Малевичем, благодаря которому на свет появляются многочисленные супрематические композиции.

Серия «Взаимно-соотнесенные сосуды» (1990 – 2000) объединяет в себе вещи-скульптуры. Это обыкновенные предметы быта — различной формы сосуды, утюги, чайники — но претерпевшие необыкновенные метаморфозы в воображении автора. Здесь мы наблюдаем очень интересное явление: глина, послужившая материалом для изготовления первых бытовых вещей, возвращает нам образ этих вещей, но уже на другом, духовном уровне. Теряя утилитарность, вещь превращается в пластический модуль, подобно тому, как некогда ствол дерева превратился в колонну. Пришедший из быта, сосуд как бы «очеловечивает» пространство вокруг себя.

В творчестве Валерия наступил момент, когда возникла потребность не просто изображать природу, людей, растения, птиц, а захотелось обратиться к постановке и решению философских, психологических проблем связи природы и человека. Так появились работы из цикла  «В саду», «Лесовик» (1994) и др. В этих произведениях мы видим, как рушатся оковы предмета, импульсивный темперамент художника ищет связи с пространством. Глина, фактурный, лепной материал, как бы сама рвется в окружающую среду, становясь подобной живому ростку. Смелая деформация и утрировка отдельных частей подчинены эмоционально-образной сути произведения. Необычная пластика соединяет образ человека и природу в единое целое.

Третий этап (2000 – 2005) можно рассматривать как поиск некой универсальной  пластической «формулы», способной воплотить  высший смысл, глубинную суть явлений. Понять эту концепцию легче, познакомившись с творчеством  и философией Павла Филонова — родоначальника «аналитического искусства». Являясь поклонником и последователем этого известного представителя русского авангарда,  В. Колтыгин  стремится выразить в пластике принцип органического роста художественной формы, адекватный свойствам и процессам, протекающим в природе.

Керамика предполагает рукотворность, то есть непосредственный контакт рук мастера с глиной. Видимо, этот момент возрождает в подсознании художника архетипические связи с далеким прошлым и вероятно, этим можно объяснить такое внимание Валерия к мифологическим сюжетам и сказкам. Есть что-то языческое, архаическое в его «Музыкантах» (1997), «Братьях» (2000), решенных с артистической легкостью импровизации, с подчеркнутой вечной связью керамики с природой, землей.

«Домовой» (2000), «Адам и Ева» (2001), «Каин и Авель» (2001), «Дедал и Икар» (2001), — во всех этих работах отчетливо читается стремление автора к «вживанию» в образ, желание сделать его понятным и близким для современника. Нескрываемая грубость шероховатой фактуры рождает ощущение воздействия давно минувших эпох. Как всякий творческий человек, Колтыгин постоянно генерирует идеи, пытливо присматриваясь к окружающему миру, отыскивая закономерности и оригинальные решения. Однажды, по дороге в мастерскую, Валерий увидел на земле веточку каштана с причудливо торчащими в разные стороны черенками. Еще не поняв толком, как это может пригодиться, он  положил находку в карман. Через некоторое время на свет появилась новая серия – «Акробатическое ню» (2001), в основе модульной конструкции которой лежал принцип каштановой ветки. Возможность соединять фигурки в забавные комбинации с эротическим подтекстом неизменно вызывает всеобщий интерес и улыбки зрителей.

Исследование творчества Валерия Колтыгина было бы неполным без упоминания о еще одной страсти художника — графике. Керамист и график в одном лице прекрасно дополняют друг друга. В лепных работах «Ангел», «Каин и Авель» штриховая прорисовка объемов придает произведениям легкость и изящество и, в то же время, позволяет прочесть самый процесс поиска формы, диалектику и внутреннюю противоречивость становления художественного образа. Графическим же листам Колтыгина присуще стремление к стилизации в духе лепных форм и декоративности, что придает им особую привлекательность и неповторимость.

В этой связи стоит, пожалуй, упомянуть события начала девяностых, когда Валерий находился на грани между жизнью и смертью, сопротивляясь тяжелой болезни. Тогда больничная палата стала для него вторым домом, а доступными материалами для творчества остались лишь карандаш и бумага. В перерывах между операциями и процедурами, рождались интимные графические серии: «Х - 1» (1990), «Онко» (1995), «Портрет» (1995). Лаконизм изобразительных средств, белое и черное, как свет и тьма, оказались очень важными для раскрытия темы. Несколько жесткий натурализм, присутствующий в изображении больничного быта и операционных, смягчается ироничным отношением автора. Но это не «черный юмор», а скорее, здоровая жизненная позиция сильного духом человека. Таким образом, тема «memento mori» не оставляет тягостного впечатления, а внушает оптимизм и веру.

В следующих графических сериях Колтыгин уже более лиричен, как, например,  в «Среде обитания» (1996),  где неприхотливые сюжетные мотивы обретают поэтическое звучание. Автор сумел разглядеть в них нечто неповторимое, значительное. В цикле «Раку - 95» (1995) Колтыгин творчески осмысливает возможность привнесения древнеяпонских гончарных традиций на культурную почву Беларуси. Постоянно экспериментируя, Валерий не боится балансировать на грани между искусством и анекдотом, как, например, в озорной «Гаврилиаде» (2000), или же по - раблезиански  эпатажном цикле «Мэ и Жо, или антология общественного сортира» (1998), справедливо полагая, что таким образом так же можно выражать мировоззрение народа, его менталитет.

На персональной выставке 2001 г. Валерий представил графические серии «Объект в городе» и «Ангелы в городе». Первая, состоящая из двенадцати листов, раскрывает перед зрителем уходящую, зыбкую красоту вещей и предметов: черной покосившейся хатки, корявой раскидистой яблони, старой сломанной водокачки.… Все объекты несут на себе следы максимального взаимодействия с людьми и настолько проникнуты «человечьим духом», что можно рассматривать их как одушевленные художественные образы.

На тринадцати листах серии «Ангелы в городе» мы видим провинциальных городских обывателей, находящихся в кругу своих забот и интересов: мужика, ищущего, где бы опохмелиться, тетку, несущую куда - то свои авоськи, молодую парочку, озирающуюся и спешащую в кусты. И лишь крылья за спиной у каждого, как грустное напоминание автора: «Люди, вспомните, ведь в каждом из нас живет свой ангел».

Эпиграфом к своей недавней персональной выставке Валерий выбрал слова японского художника Курода Сэйки (1866 – 1924): «Во все времена, в любой стране вряд ли найдешь человека, который изготовлял бы очки для слепых. Вряд ли искусство существует для того, что бы демонстрировать его безграмотным».

 Но если предположить ситуацию, в которой у Колтыгина не останется ни одного зрителя, то и тогда он продолжит свое дело. Ибо его ремесло, со всеми его проблемами и бедами, раздумьями и проклятиями, грязью, дымом, со всеми его нездоровыми условиями, доставляет ему истинное наслаждение. От образа к образу, что-то меняя, что-то переосмысливая, Валерий оттачивает свое мастерство и в этом плане все его творчество можно рассматривать как непрерывную серию, внутренний смысл которой — совершенствование и обретение себя.

Владимир Рубцов (род. 1936) – личность в городе поистине легендарная, заслужившая славу несгибаемого и бескомпромиссного художника. Он не изменил себе и своему творчеству ни во времена главенствующего соцреализма, идя вразрез с официальной линией, ни в годы перестройки и постмодернизма 1990-х, морально поддерживаемый лишь своей супругой и ближайшими друзьями.

Трудно найти в городе художника, чье творчество вызывало бы столь противоречивые суждения – от признания несомненного таланта до полного неприятия. Рубцова часто обвиняли в «гигантомании», «отсутствии стиля и вкуса», даже в «неразумном расходовании красок». На вернисажах его полотна притягивают и отталкивают одновременно. Огромные холсты, бугрящиеся толстыми слоями краски в самых неожиданных сочетаниях, не сразу поддаются «дешифровке» в зрительском восприятии. По глазам бьет первозданная чистота цвета, нанесенного широкой кистью, а общее впечатление довершает деформированная до неузнаваемости форма, не подчиняющаяся законам анатомии и земного притяжения. Большинство зрителей, пожав плечами, отходят в недоумении. Лишь немногие остаются, пытаясь отыскать те нити, дернув за которые, можно размотать клубок ассоциаций, проникнув в замысел автора. Сделать это непросто. Мало одной пассивной созерцательности. Надо уметь мыслить нестандартно, отбрасывая стереотипы.  Каждая эпоха предлагает художнику свою степень свободы, и талант его определяется тем, насколько полно он ее реализовал.

В. Рубцов восхищен творчеством многих европейских художников, несущих в своем искусстве идеи Средневековья:  «Средневековье привлекает меня больше. Оно полно страданием. Через страдание приходит к человеку духовность». Если говорить о влиянии предшественников и об учителях, нельзя не упомянуть автобиографический триптих Рубцова. В левой части произведения, которая  называется  «Моя родословная» (1985), можно увидеть знакомые лица художников, поэтов, писателей, философов, повлиявших на его мировоззрение. Здесь и Пикассо и Дали, а так же Блок, Пастернак, Ахматова, Достоевский, Ницше… Они  показаны такими, какими дошли до нас их образы, запечатленные в автопортретах или фотографиях. Это полотно, пожалуй, единственное в творческом наследии живописца, выполненное  достаточно реалистично.

Рубцов работает в экспрессивной манере – действуя по наитию, краски накладывает, где мастихином, где рукой, а чаще всего работает широкой кистью — «Моя живопись щетинная, колонок не для меня», заявляет художник.

Живопись, воспринимаемая, по аналогии с музыкой, как какофония звуков, на самом деле организована по своим законам и напоминает, скорее, джаз. По стилю произведения Рубцова напоминают немецких  неоэкспрессионистов (новых диких) с их кричащим колоритом, ломаными линиями, но более насыщены интеллектуально. Как признается сам автор, вдохновение он черпает у Маркеса, Джойса, Борхеса, Вознесенского…. Зацепкой для рождения замысла картины часто служит какая-то мысль, фраза, почерпнутые из литературного произведения или из общения с интересными ему людьми.  «Рождается идея и с этого момента я уже знаю, чего хочу. Но в самых общих чертах. Никогда не делаю эскизов, какие-то почеркушки возникают в процессе работы и то в редких случаях, когда надо найти какую-то форму», — развивает свои мысли художник.

Компонует Рубцов кистью прямо на холсте, позволяя себе добавлять какие-то элементы уже в процессе работы, никогда не копирует свои произведения и никогда не пишет дважды одну и ту же постановку. Для него очень важна первичность. Ведь каждая постановка — это загадка, которую надо решить, и в процессе интуитивного поиска приходит свежее и убедительное открытие. По этой же причине художник не работает по заказам, опасаясь неизбежного «подстраивания» под вкусы и запросы потребителей. Рубцов давно понял, что истинное удовлетворение от живописи он получает только тогда, когда его сознание свободно от обязательств, от идеологических догм, от самих понятий «плохо» и «хорошо».

Уже в первых самостоятельных работах определилось стремление к большим размерам картин (примерно, 200х150). Желание это диктовалось не столько монументальным характером произведений, сколько возможностью «выговориться» в процессе работы, не амбициями, а желанием научиться живописи. В ранних произведениях заметно стремление к крупным, простым формам, лаконичность живописного языка: «Аллегория войны» (1968), «Музыкант» (1968), «Древо жизни» (1971) и др.

В дальнейших работах сюжет обрастает деталями, усложняются пространственные построения, приобретая сложную и содержательную многоплановость: «Ничему не удивляться (Nil admirari)» (1985), «Слышу Пана» (1986), «Монумент» (1988). В палитре Рубцова, наряду с яркими, солнечными, мы видим и темные, насыщенные цвета – художник добивается напряженно - экспрессивного звучания черных, синих, охристых тонов: «Бледный музыкант» (1990),  «Туча» (1997).

Часто центральные персонажи, выполненные пастозными мазками широкой кистью, дополняются в углах картины тщательно выписанными архитектурными памятниками или историческими лицами. Такие «узелки» позволяют «держать» композицию, заставляют более активно и разнообразно воспринимать сюжет, окрашивают его дополнительными смысловыми оттенками.

Размышления, идеи служат у Рубцова толчком к живописи. Видно, сказывается закваска, полученная в 1960-х – 1970-х гг., когда ценилась интеллектуальность в искусстве, когда важнее было что сказать, а не какими средствами это выразить. Сам художник так говорит об этом: «Кого-то привлекают только гармония, поиск соотношений цветовых пятен. Мне этого мало для того, чтобы работать взахлеб. Так что, на первом месте у меня живопись, но через идею. Чем глубже идея, чем сложнее игра мысли, тем больше возможности изощриться в живописи, самовыразиться».

В процессе работы над полотном, Рубцов погружается в густое звучание колористической гаммы, позволяя себе прогулку среди мифических персонажей из разных культур, связанных таинственными нитями, сосуществующих в памяти художника в силу «свободных ассоциаций», которыми так богат наш перенасыщенный информацией век.

Зритель, хорошо знакомый с творчеством Владимира, обратит внимание на повторяющиеся, переходящие из картины в картину персонажи: Рыба, Минотавр, Пьеро, Арлекин, Диоген. Они необходимы художнику как некие многозначные символы, обладающие разнообразием смыслов.

Изображение Рыбы встречается в его произведениях чаще всего и наиболее любимо. Такое внимание объясняется, очевидно, огромным разнообразием форм этих существ, вплоть до самых фантастичных. Это и знак первых христиан — символ духовности и сопутствующего ей страдания. Можно сказать, что Рыба — это лакмусовая бумажка Рубцова, чутко реагирующая на среду, меняющая сообразно сюжета не только цвет, но и форму, неся дополнительную смысловую нагрузку, помогающую раскрытию темы. В картине «Ловцы человеков» (1994) (рис. 12), в образе рыбы угадывается Христос, насыщающий страждущих. В пейзаже «Полдень» (1999), пронизанном палящим солнцем, с округлыми силуэтами плавящихся зданий, вполне уместно изображение медленно плывущего в знойном мареве ящероподобного существа. В картине «Здравствуйте, господин Никифоров!» (1997) автор изобразил себя с огромной латимерией под мышкой, символизирующей, вероятно, с некоторой долей юмора, его художественные пристрастия.

Персонажи комедии дель-арте часто изображены вместе: Арлекин –  как активное, агрессивное начало и Пьеро – страдающая, поэтическая  душа. («Слышу Пана» (1986), «Несение мольберта» (1995)). Минотавр, очевидно, выступает как воплощение языческих, здоровых природных сил, напоминая о богатой мифами древней культуре: «Тезей и Минотавр» (1969), «Полдень» (1997). В картинах Владимира, эта жертва несчастной любви, этот монстр, печален и романтичен. Он играет на скрипке, путешествует.…

Рубцов часто обращается к натюрморту, хотя назвать так работы, выполненные в этом жанре, можно лишь условно. «Прощание с граммофоном» (1980), «Крепость моллюска» (1985). Меньше всего подходят эти произведения под определение «мертвая натура». И напрасно искать сходства с оригиналом – предметы и вещи в картинах живописца живут своей собственной жизнью, активно взаимодействуя с пространством и друг с другом, обогащенные ассоциациями и размышлениями автора.

В натюрморте «Соло для виолончели» (1996) (рис. 13) автор смелыми экспрессивными мазками создает неустойчивое гармоническое равновесие, при котором создается впечатление, что музыкальные инструменты действительно «звучат». Художника привлекает яркость и плотность цвета, он любит сочетать самые разные краски, радуясь их предметной выразительности, его работы изобилуют острыми, неожиданными колористическими открытиями, своеобразными цветовыми метафорами.

Автор данной работы имел возможность видеть в мастерской Рубцова  только что законченный натюрморт. Постановка находилась рядом, так что представилась возможность сравнивать и анализировать. Невзрачные куски пенопласта в интерпретации художника превратились во вздыбленные глыбы айсбергов, исписанные всполохами полярного сияния, синий кувшинчик приобрел очертание человеческой фигуры. Все предметы, захваченные водоворотом красочной стихии, начали жить своей сложной жизнью, состоящей из взаимоотношений форм и тонов. Складывается впечатление, что постановка нужна художнику лишь как повод для самовыражения. Кстати, название картины у Рубцова часто задает работу мысли. Натюрморт назывался  «Рядом прошел Диоген» (2004). Созерцая вещь в заданном направлении, замечаешь выглядывающий из-за угла хитрый глаз древнего мудреца, а вспоминая его знаменитое: «Ищу человека!», начинаешь видеть в сложном переплетении красочных слоев желтые блики от невидимого фонаря. Владимир считает, что в каждой работе должно быть что-то необычное, какая-то изюминка. Он часто повторяет слова, которые смело можно считать его девизом: «Художник, иноскажи!».

Произведения Рубцова требуют от зрителя динамического восприятия. Если ограничиться только одной точкой зрения – издали, чтобы охватить взглядом весь холст, восприятие будет не полным. Попробуйте приближаться к картине, удаляться от нее, использовать разные точки зрения. Воспринимаемая под разными углами, фактура начинает будто вибрировать, оживляя цветовые оттенки, рождая цепь различных чувственных ассоциаций.

Многих зрителей отталкивает кажущаяся эскизность исполнения при монументальных размерах, нервный, порывистый мазок, широкая кисть. Дело в том, что, прислушиваясь к голосу души и внешнего мира, художник стремится уловить смыслы и отразить наше бурное время, а не отшлифовать рисунок и сделать живопись приятной для восприятия.

Его даже мало заботит конечный результат. На каком-то этапе художник осознал, что дело не в том, что он написал, а в самом процессе творчества. Самое главное — процесс. Насладился ли он этим? Выложил ли то, что в нем накопилось? Вот что самое главное.

Несмотря на большие размеры полотен, на глобальность поднимаемых тем, Рубцов – художник камерный. Он пишет себя и для себя, но в этом нет и следа эгоизма. Его не интересует шумный успех у публики. Характерная деталь — он никогда не подписывает свои холсты с лицевой стороны, не любит слова «картина», «произведение», применительно к своему творчеству, а предпочитает называть это работой. Его искусство ничему не учит, кроме осознания того, как значительна и несовершенна наша жизнь.

Пейзажи Антона Ясюкайтя (род. 1944) всегда активны, выразительны по цвету. Эмоциональная сила его полотен – в их поэтическом настрое.

В начале  1980-х гг. художник много путешествовал. В результате, создавались многочисленные акварельные серии: «По Саяно-Шушенской ГЭС», «Космос» (1981), «По Югославии», «Северным морским путем» (1982). В 1983 г., в составе всесоюзной группы акварелистов, Ясюкайть 40 дней странствовал по Таймыру, а в 1984 году – проехал от Магадана до Тикси. Так появилась большая серия  о жизни и героическом труде людей в условиях Крайнего Севера: «Солнечный Талнах», «Вечер в рыбацком поселке», «Белый дым в тундре», «Полярное лето».

Из живописных работ А. Ясюкайтя примечательны  своей поэтичностью картины «Истоки» (1982), «Красное поле» (1982) (рис. 24), «Бабье лето» (1986). Изысканное сочетание пастельных золотистых тонов придает этим полотнам особую музыкальность. Избыток цветовых эффектов, особенно в осеннем пейзаже, легко может увести в излишнюю декоративность. Чтобы этого не произошло, художник упорно работает над поиском точных колористических и образных решений. Отталкиваясь от реальных впечатлений, художник создает картину - мелодию, воздушную по живописи, лирическую по интерпретации жизненных явлений.

Надо сказать, что для творческой манеры А. Ясюкайтя характерен процесс «кристаллизации» образа. Яркое событие или впечатление должно «настояться» в душе художника, очиститься от всего случайного, несущественного.  Значительные его картины, выполненные маслом, создаются, как правило, на основе многочисленных акварельных этюдов – своеобразных «лирических дневников» пейзажиста: «Хлебное поле» (1990), «Утро в Лучесе» (1993), «Уходящий туман» (1995). Живописец не оставляет в своих работах места случайности, но аналитичность метода не лишает его работы эмоциональности. Художник умеет сберечь истинность первой своей реакции на увиденное, первого творческого импульса, в котором всегда силен момент интуитивного.

Произведения А. Ясюкайтя последних лет выделяются большой образной обобщенностью, целостностью колорита, лаконизмом. Художник часто изображает Бобруйск и его живописные окрестности: «Мой город весною» (1992), «Старое русло реки Березина», «Березовая роща на Луковой горе», «Бобруйская крепость» (2004) (рис. 25).  Верное чувство цвета помогает художнику выявить поэзию изображаемого, сохранить в пейзажах непосредственность и свежесть первого впечатления.

Владимир Самочернов (род. 1937) неизменно привлекает внимание зрителей  графическими работами, отличающимися разнообразием сюжетов, высоким профессионализмом, В 1980-х гг. художник активно экспериментирует с материалом, пробует различные техники: монотипию, линогравюру, литографию, офорт и др. Особенно привлекает его гравюра на ДВП, отличающаяся тональной целостностью и мягкостью фактуры материала («Мгновение планеты» (1980)).

 В следующих своих произведениях он предлагает глазами художника посмотреть на Бобруйск, обратиться к его истории, к современным проблемам. В серии «Мой город» (1986), состоящей из 17 работ, создается прекрасный и выразительный образ. Автор открывает незамечаемую в нашей повседневной жизни красоту старых улочек, динамичность и строгость современных строений. В. Самочернов не ищет экзотических мотивов где-то вдалеке от родных мест. Оригинальность его пейзажей, выполненных в технике линогравюры  –  в простоте и непосредственности выбранных сюжетов. Этим он помогает  преодолевать обычный для нас автоматизм зрительного восприятия окружающего мира.

 Также выразительны его женские и детские портреты, выполненные тонкой, изящной линией и отмеченные печатью психологизма.  Особенно интересна серия портретов (1989 – 1998), посвященная бобруйским художникам – Э. Белогурову, В. Домораду, Н. Громову, В. Рубцову. В каждом из них – небольшой рассказ о характерах, интересах и судьбах этих творческих личностей.

На итоговую  выставку 2000 г. Самочернов представил большую серию на тему охоты. Чувствуется знание автором всех тонкостей этого дела, привлекает внимание мастерское владение рисунком в сочетании с легкими прописками акварелью. К сожалению, занявшись предпринимательской деятельностью, художник все реже участвует в городских выставках, которые и так не часто радуют хорошей графикой.

Олег Савичев (род. 1950) заявил себя интересным и разноплановым художником. Его работы «Связь времен» (1999), «Рождение источника» (2000) проникнуты философскими размышлениями об истоках народной мудрости, о неразрывной связи человека и космоса. Картина «Поздняя вишня» (2000) привлекает внимание тем, что в ней присутствует лирическое настроение. Сюжет простой: он и она сидят за столиком в вишневом саду. Грозовая туча вдали и блестящие на солнце ягоды напоминают о прошедшем ливне. Художник приглашает зрителей самим домыслить драматургию взаимоотношений изображенных. В этом ему помогает верно взятый стиль в духе примитивистов, что придает произведению некоторую лубочность и особую задушевность.

Картины Натальи Лариной (род. 1966) «Чужие манускрипты» (1996), «Видение» (1998), «Деревня» (1999), вводят зрителя в сложный мир ассоциаций. Кажется, в них воплощены ирреальные и непосредственные детские сны. В сочетании с тонким налетом мистицизма и тщательной проработкой деталей, работы молодой художницы привлекают к себе всеобщее внимание, заставляя зрителей подолгу любоваться фантастическими образами, отыскивая в своей душе позабытые впечатления детства. В несколько ином, ностальгическом ключе решена картина «Тихий вечер» (2000), изображающая освещенные закатным солнцем крыши старинного городка, романтический силуэт девушки на переднем плане и горный пейзаж на горизонте. Не ограничиваясь плоскостью картины, изображение переходит на раму, как - бы распространяя свое воздействие на окружающее пространство.

Михаил Тереня (род. 1960) зарекомендовал себя прекрасным колористом. В небольших по размеру работах автору удается полностью раскрыть свой талант и очаровать зрителя гармонией тонких цветовых отношений и свежестью восприятия. Его «Осенний букет» (1999), «Вечер» (2000) объединены борьбой двух начал – теплого и холодного. В натюрморте, наполненном солнцем и красками ушедшего лета, уже сквозит холодная изморозь надвигающейся зимы, в пейзаже жаркий июньский день уступает свои права синим сумеркам ночи. Острое переживание красоты природы, сплавлено у художника с грустным чувством быстротечности и зыбкости земной жизни. В духе восточной эстетики поэтизируется привкус горечи, таящийся в подвластной времени красоте нашего мира.

Алексей  Будейко (род. 1939) известен как автор портретов и пейзажей: «Незнакомка» (1987), «Пора подснежников» (2000). Запомнились его картины  «Самоселы» (1997)  и  «Над  Припятью» (1998), посвященные трагическим чернобыльским событиям.  Первое  изображает  волчью  стаю,  рыскающую  в  покинутой  деревне.  Мерцающее  лунное  освещение  и  желтые  глаза  хищников  создают  зловещий, тревожный образ.  Вторая  картина  представляет  на  первый  взгляд  красивый  летний  пейзаж  с  деревушкой  на  высоком  берегу  Припяти.  Присмотревшись,  замечаешь  заросшие  бурьяном  огороды,  заколоченные  ставни. Диссонанс окружающего цветения жизни и вида  мертвой  деревни  не может не оставить глубокого образного воздействия. Надо сказать, что живописное решение в  работах художника часто проигрывает композиционному.

Работы Аллы Кирилловой (род. 1955), напротив,  радуют зрителей  изысканными цветовыми сочетаниями, декоративностью, экспериментами с фактурой, поэтическим, женским мироощущением: «Автопортрет» (1999), «Закат» (2001), «Притворщики» (2005).

До середины 1990-х гг. плодотворно работал в городе член БСХ скульптор Корней Алексеев (род. 1950), избравший своими приоритетами портретный жанр и скульптуру малых форм. В своих произведениях он стремится глубже раскрыть характер модели, донести до зрителя моральную силу интеллекта своего современника: «Максимов М. И.» (1980),  «Цветовод Наташа» (1983). Сейчас художник живет и работает в Могилеве.

Новаторские поиски 1980-х – 1990-х гг., таким образом, объединяют художников различных формально-стилистических направлений, что способствует их творческой активности, свободе самовыражения, неограниченному поиску сюжетов, образов, символов. Возможно, в этих поисках выражается попытка выхода за границы провинциального образа жизни. Вместе с тем, именно бобруйская провинциальность способствует этому самовыявлению, где лидеры и молодые художники-новаторы не канонизируют свои успехи и не останавливаются на достигнутом.

 

 

2.3. Творчество группы «Исчезнувший мир»

 

Само сочетание слов «провинциальный авангард» может вызвать ироническую усмешку. Казалось бы, провинции, с ее оторванностью от коммуникационных центров, самой судьбой уготовано заниматься «перепевами» уже пройденного. Хотя, история знает феномен Витебска, где на переломе веков сосредоточились передовые силы, повлиявшие на развитие всего мирового искусства.

Сегодня становится ясно, что авангард, как явление, в своем изначальном понятии не может существовать в условиях постмодернизма. Для большинства простой публики – это что-то непонятное и некрасивое. Для художественных критиков и прессы – это что-то, давно утратившее свои позиции, ставшее всего лишь названием стиля художественного поведения, ничего по существу нигде не меняющего и не стремящегося изменить. Вызывают недоумение авангардисты, избравшие себе какую-либо одну стилевую направленность. Не бывает авангарда в «кандалах» стиля. Вероятно, следует различать авангардизм внешний, основанный на копировании и подражании и то особое состояние постоянного поиска, неудовлетворенность «успокаивающей» функцией искусства, желание преобразовать жизнь, громко заявить о своих идеях. В мировой культурной практике еще не снят вопрос о том, все ли может стать объектом искусства. Старые границы исчезли, новые границы пока не ясны. В этих условиях деятельность художника превращается в постижение все новых областей и в освоение все новых возможностей.

И все же, определяющим фактором в формировании мировоззрения молодых бобруйских художников является их активная жизненная позиция, интерес к истории своего края, города. Достаточно вспомнить рано ушедшего из жизни Виталия Гунина (1964–1991), начавшего одним из первых разрабатывать тему уходящего прошлого, безвозвратно утерянных культурных и духовных ценностей, рассматривая ее сквозь призму актуальных художественных направлений («Плач старой синагоги», «Бобруйский костел» и др.). 

Отличительная черта молодого искусства – свобода субъективного самовыражения. В этом его главная сила и основной стимул. Здесь можно делать все – непрерывно меняться, примерять на себя одежды разных стилей и методов. Тут никто не связан рамками уже отлаженных художественных концепций и в любой момент может произвести на свет что-то новое.

 Применительно к бобруйским художникам, о которых пойдет речь, слово «молодой» имеет не возрастную характеристику, а скорее, состояние творческой души. Группа «Исчезнувший мир», организованная в 1988 году, включает в себя художников разных возрастов, направлений и стилей, но объединенных идеей актуального искусства, использующего последние мировые тенденции, пытающегося преобразовать и предугадать их.

Это не организация, где есть свой статут и фиксированное членство. Скорее, это так называемая «тусовка», куда может придти каждый, кому это интересно, кому есть, что сказать, кто считает себя таким же интересным для других. Здесь тебя поймут и покритикуют, здесь постоянно происходит таинство, именуемое творчеством. Иногда – легко и весело, чаще – в муках сомнений и разочарований.

Лидер группы, Тихон Абрамов, в одном интервью выразил свою позицию так: «Называйте это как хотите. Пусть это будет концепция. Букет, то есть. Целый букет самых разных авторов, объединенных одной идеей – устроить маленький праздник, зрелище, чтобы не было скучно. Я – за буйство мыслей, сюжетов, форм» [27].

Известно, что в истории и в искусстве трудно переоценить роль личности, поэтому о лидере и духовном организаторе группы стоит рассказать подробнее. Т. Абрамов родился в городе Бобруйске (1967) в семье с богатыми художественными традициями. Отец его, Семен Тихонович, вот уже более сорока лет в профессиональном изобразительном искусстве, долгое время возглавлял областную секцию СХ БССР. Сестра Татьяна, тоже художница, живет в Марселе, замужем за французским графиком Ж. Б. Финокетти. В 1983 г. Т. Абрамов поступает в Горьковское художественное училище. Благодаря своей исключительной общительности, он быстро знакомится с представителями местного «андеграунда» – художниками, музыкантами и поэтами, жадно впитывая близкие ему идеи. Хотелось чего-то нового, неординарного, выпадающего из тисков набившего оскомину соцреализма. Своим неприятием идеологического искусства Тихон имел неосторожность делиться с преподавателями, отчего приобрел вскоре славу «первого бунтаря и скандалиста». С годами стена взаимного непонимания росла и перед самой защитой дипломной работы, под благовидным предлогом, его отчисляют из училища.

В Бобруйск Т. Абрамов возвращается, хоть и «исключенным», но не побежденным. Он устраивается в Художественные мастерские, работает над оформлением рекламных щитов. То, что для других художников было рутинным занятием и делалось по отработанным схемам, Тихон превращает в творческую, авторскую работу. Чтобы не терять время на дорогу, живет в мастерской и этому правилу – жить там же, где работаешь – не изменял уже никогда.

Первым большим заказом стала реклама таксопарка (1987). Огромный щит (1,2 м. х 21 м.) представлял собой благодатное поле для творчества и воплощения своих фантазий. В назначенный для приемки день, перед росписью собрались почти все художники мастерских. Такого они еще ни видели. Во всю ширину плаката разыгрывалось фантастическое действо. Современные автомобили соседствовали с улыбающимися динозаврами, украшенными «шашечками»; лихие ковбои подмигивали «голосующим» инопланетянкам; хищные акулы плавали между египетских пирамид и летающих тарелок и т.д. Выполненная реклама настолько отличалась от привычного всем стиля, что заказчик не сразу согласился подписать акт приемки. Но, в результате, город получил оригинальный «штришок», положивший начало преобразующей деятельности «Исчезнувшего мира».

Дальше работа пошла в том же ключе. Если в плакате «Берегите природу!» изображался загрязненный лес, то Тихон показывал, как он должен быть загрязнен, чтобы на это действительно обратили внимание. Если надо было сделать щит об инфекционных заболеваниях, то подавался он так, что зритель проникался мыслью о бренности всего живого.

Но самая скандальная история произошла в речном порту, администрация которого имела неосторожность заказать Абрамову панно на тему труда. Люди постарше помнят эти призывы работать завтра лучше, чем вчера, выполнять и перевыполнять, догнать и перегнать и т. д. Тихон выполнил работу со всеми полагающимися призывами, изобразив индустриальный пейзаж с башенными кранами в экспрессивной авангардной манере, что было принято благожелательно и даже несколько раз попадало на страницы местных газет. Однако, через некоторое время, кто-то из работников порта, остановив взгляд на панно несколько дольше обычного, вдруг заметил, что все эти хитросплетения рычагов, балок и поршней складываются в нечто совершенно определенное – краны на щите самоотверженно «занимались сексом». Возмущаться было поздно, так как время ушло, проще было сделать вид, что ничего не случилось

В 1991 г. распался Советский Союз. Бобруйские художники, предоставленные сами себе, ищут способы выживания в этих непростых и неожиданных для себя условиях. Совсем иные проблемы занимают единственного в городе авангардиста Т. Абрамова. Еще в конце 1980-х вокруг него начинает собираться творческая молодежь. Причем, не было громких лозунгов и заманчивых обещаний. Стоило только придти и посмотреть, как он работает, и всех захватывал поток безудержной фантазии и свободы самовыражения. В ход шло все, что было под рукой. Любой предмет повседневного быта мог стать частью гигантских инсталляций, приобретая новое, неожиданное звучание. Бывало, что кто-то приводил с собой приятеля, или подругу и новички тут же подключались к коллективному творчеству. В сущности, это был самый настоящий хэппенинг, со всеми присущими ему атрибутами.

 Нередки были случаи, когда люди, далекие от искусства, после таких «мастер – классов» брали в руки кисть и карандаш и в дальнейшем уже не мыслили свою жизнь без творчества, становились профессиональными художниками. Так, Олег Морозов, увлекшись керамикой, поступает в БГАИ и остается работать в Минске, а Маргарита Шпак входит сейчас в Союз художников Израиля.

В те годы в изобразительном искусстве назревала важная тенденция, определившая нынешнее к нему отношение – а именно, переход на коммерческие рельсы. Когда картина изначально создается для арт-рынка, художник невольно подстраивается под вкусы покупателя и говорить в этом случае о свободе самовыражения не приходится. Явно в пику этой тенденции и создавались «мусорные» инсталляции, совершенно свободные от каких – либо коммерческих расчетов.

Вскоре о молодой творческой группе заговорили в околокультурных кругах Бобруйска, и в 1992 г. было принято решение о проведении в городе первой выставки авангардного искусства. Работа закипела с удвоенной энергией. Чтобы осуществить задуманное, понадобилось четыре месяца подготовительной работы, две грузовые машины материала и месяц монтажа.

Посетителей экспозиции встречал вытянутый по вертикали плакат с перечислением более тридцати фамилий участников. Еще выше находился плакат поменьше с двусмысленной надписью: «Не все, кто находятся здесь, принадлежат к ним. Не все, кто принадлежат к ним, находятся здесь». Дело в том, что в XIX в. в Испании такие надписи украшали стены лечебниц для душевнобольных. В бобруйских газетах заголовки были под стать. Приведем цитату из статьи «Только для сумасшедших!»: «…И если подобное заглавие с ходу приводит вас в состояние шока, ей-богу, вам лучше будет посидеть дома. Но если вашей настольной книгой хотя бы один год в жизни был роман Германа Гессе «Степной волк», если вы не устаете восхищаться биографиями великих безумцев – Ван Гога, Ницше, Паганини… – если и сами себя вы чувствуете немного не в своей тарелке в этом разумном до идиотизма мире, вам, несомненно, стоит посетить выставку группы художников-авангардистов « Исчезнувший мир» под руководством небезызвестного Тихона Семеновича Абрамова». («Коммерческий курьер» от 29 мая 1992 г.).

Зритель отодвигал полог и оказывался в неком беспредельно трансформированном пространстве. Стерильный параллелепипед зала превратился в безграничные заросли дикой сельвы. Во всех направлениях пересекались веревки – лианы с подвешенными к ним различными бытовыми предметами, теряющими свою утилитарность в контексте выставки. Полиэтиленовые мешочки с опилками низвергались застывшим водопадом. Терялось всякое представление о верхе и низе, единственными ориентирами служили золотистые крышки для консервации, прибитые к полу и ведущие посетителей от одной работы к другой.

 Сами картины, хаотично размещенные в недрах инсталляции, являлись неотъемлемой ее частью, так, что порой трудно было определить, где заканчивается одно и начинается другое. Сюжеты картин, нарочито провокационные, преследовали цель встряхнуть сонное провинциальное мышление, освободиться от навязанных стереотипов. Надо сказать и о том, что экспозиция бобруйских авангардистов была не только динамичной, но и интерактивной – любой желающий мог взять в руки кисть и краску и в меру своих возможностей пополнить инсталляцию своим творчеством.

«Интеллигент не может быть императором», «Я в их годы была разнообразнее», «Если бы парни всей Земли…» (1992) – все это картины-акции, и не стоит искать в них высоких художественных достоинств с позиций строгого критика. Главное, что было в этих работах – это энергетика живых эмоций, что и почувствовали зрители.

 Судя по трем исписанным от корки до корки книгам отзывов, выставка удалась. Восторженные отклики молодежи, переходящие временами от избытка чувств на нецензурщину, изредка прерывались брюзжащим недоумением по поводу «мусорных куч». Пожалуй, наиболее точно общий смысл отзывов выразила запись, сделанная немолодой учительницей: «Как ни странно, но это безобразие притягивает, как магнит».

Примерно в это же время в «Исчезнувший мир» приходит один из активнейших его участников и один из основателей – В. Гавриленко, выпускник БГХТИ. Нельзя сказать, что он полностью разделяет идейные установки бобруйских авангардистов, но то, что происходит взаимное влияние – несомненно. Спокойная, эстетско-философская рассудочность Владимира по контрасту прекрасно дополняет фонтанирующего идеями, импульсивного Тихона. Судьба свела их опять же в театре, где они оба работали художниками сцены.

Второй состав «Исчезнувшего мира» состоял, в основном, из художников, занимающихся боди-артом и фотоискусством, когда, в поисках подходящей фактуры для своей живописи, Тихон экспериментировал с женским телом. Апогеем их творчества стал 1995 г., Второй республиканский конкурс бодиарта в кинотеатре «Москва». Собственно говоря, республиканским он стал благодаря бобруйчанам, так как остальные участники были жителями столицы.

 «Исчезнувший мир - 3» образовался стихийно, во время оформления интерьера рюмочной по ул. Пушкина. Все началось с того, что в 1997 г. Тихон загорелся идеей создания «образного» интерьера, где рушились бы привычные понятия стен и потолка, а вместо них работали бы новые, неожиданные плоскости, рожденные смелой фантазией художника. Позиции Ле Корбюзье, заявившего, что: «Кривая линия – линия ослов», была противопоставлена позиция Антонио Гауди, с его мыслью о том, что «Прямая линия – линия человека, а кривая – линия Творца». Но сначала пришлось долго обивать пороги начальников, пока не был вынесен вердикт: «Если ты так хочешь это сделать, делай за свой счет».

Тут вступила в силу концепция Тихона Абрамова: «Беру, что есть и делаю, что хочу». В ход пошли пустые бутылки разных калибров, сигаретные пачки, различные коробки и крышки. Как в былые времена, из художественного училища потянулась молодежь, привлеченная возможностью сделать что-то яркое, оригинальное. Из папье-маше выклеивались блоки внутреннего пространства, которые затем покрывались своеобразной живописью. Дело в том, что материалом для живописи служили конфетные фантики и этикетки. Каждый фантик символизировал собой мазок кистью и, учитывая то, что разноцветные бумажки можно было рвать и накладывать одну на другую, техника эта не знала предела экспериментам, а творческий процесс был уникальным и захватывающим. В кропотливом труде, который продолжался восемь месяцев, приняли участие около сорока человек.

Таким образом, первым объектом, выполненном в стиле образного интерьера, стала рюмочная, да еще находящаяся напротив здания городского КГБ. Это была единственная рюмочная, в которой посетитель на время забывал о цели своего визита и долго крутил головой, созерцая диковинные вещи. Сверху, из искусственной паутины опрокидывались бутылки, из горлышек которых замысловатыми цветными струями вытекало содержимое в торчащие из стены бокалы. Была здесь и «пьяная рюмка» и красочный персонаж с глазами - отражателями под кодовым названием «Папа вместо получки». Сейчас все это уже в прошлом. Совсем недавно безликий панельный «евроремонт» поставил точку в истории бобруйского образного интерьера.

Нетрудно заметить, что каждый следующий «Исчезнувший мир» состоял из художников, работающих в русле определенной концепции или задачи. Как только исчерпывались поиски, как только становилось неинтересно, группа распадалась. Так, четвертый состав экспериментировал с керамикой. Пятый и шестой занимались бетоникой и живописью по фактуре, о которых речь пойдет ниже. А с приходом в группу Аллы Альферович, связан самый плодотворный, наиболее разнообразный и сложный период объединения, получившего  название «Исчезнувший мир – 7».

Было бы неверным представлять себе всю деятельность «Исчезнувшего мира» только в виде хэппенингов, а также оформительских и декоративных работ. Несомненный интерес представляют станковые произведения группы, отличающиеся смешением стилей и жанров и стремлением к самостоятельности формы.

Как уже говорилось, Тихону тесно в рамках любого «…изма». Свое отношение к ним он выразил в одноименной картине (рис. 14). Персонаж, напоминающий африканского божка – намек на глубинную природу всех течений и изменений в искусстве. Столкновению двух культур посвящена картина «Грязные импотенты, (к 500 - летию вторжения)» (1992) (рис. 15). Стилистически композиция решена очень условно, гротескно, чтобы передать брутальность сцены, изображающей шестерых испанских монахов, копьями убивающих индейскую девушку – метафора христианской цивилизации, предпочитающей уничтожать древние культуры ацтеков, инков и майя, вместо того, чтобы их осваивать.

Полотно «Спасо-Ефросинья Полоцкая» (1995), построенное на напряженных контрастах теплого и холодного, вызывает в памяти всю непростую историю этого архитектурного памятника, так тесно связанного с судьбами страны и народа. Картина «Ископаемый аммонит 1944/134» (2000) (рис. 16) внешне непритязательна. Расшифровка – в названии. Первая цифра – год освобождения Белоруссии, вторая – количество боевых патронов, найденных автором на месте знаменитого «бобруйского котла» и использованных в произведении. Игра ассоциаций, возникающих при взгляде на полотно – это размышление художника о Человеке и о Войне, о том, насколько часто они идут рядом. Совсем по - иному решен «Этюд бабочки и стрекозы на фоне горного пика» (2002) (рис. 17), где автор демонстрирует свою неисчерпаемую фантазию и с легкостью импровизирует на заданную тему, используя все многообразие линий, плоскостей и цветовых сочетаний.

Картина «Бобруйск. Исход» (2002) (рис. 18) посвящена драматическим событиям недавнего прошлого, когда население города в течение нескольких лет сократилось почти вдвое, за счет оттока еврейского населения, традиционно занимавшего значительное место в культурной жизни Бобруйска. Реальное событие подается через призму философского осмысления причин и последствий, приобретает характер события мифологического порядка.

К сожалению, фотография не может передать особенности многих работ «Исчезнувшего мира». Своеобразным ноу-хау группы стал способ формирования основы под живопись. Комбинации совершенно неожиданных материалов составляют сложный рельеф, доходящий в некоторых работах до 20 сантиметров высотой. Сам процесс создания рельефа занимает от нескольких недель до нескольких месяцев. Автор говорит об этом следующее:  «Чисто абстрактные вещи быстро надоели своей простотой задачи и исполнения. Поэтому, не отказываясь от сюжета, вывожу на передний план материал, буквально «съедающий» сюжет и выходящий в самодостаточность. Недобитый же сюжет просачивается таки наружу, являя необходимое противоречие, конфликт или даже вопрос – зачем все это нужно?». Конфликт и противоречие, игра и парадокс – это те путеводные ориентиры, которые помогают Тихону и его группе не сойти с выбранного курса, не поддаваться на искушение делать то, что будет нравиться многим, но, увы, не доставит удовлетворения творцам.

Надо подчеркнуть, что в мастерской художника не найдется и десятка картин. Судя по той легкости, с которой он избавляется от них, раздаривая или продавая за символические суммы, можно предположить, что главная ценность для него – это сам процесс, а не результат. Он ориентирован не на модные влияния «извне», а на нечто глубинное. Абрамов ищет и находит это в традиционном искусстве африканских народов, в рельефах доколумбовых инков и ацтеков, росписях и скульптуре Древнего Египта. Он работает на стыке многих жанров и техник, естественным образом включая в себя их черты и подобным синтезом образуя новую форму, чем представляет особый интерес.

Работы Владимира Гавриленко не вписываются в общую направленность поисков «Исчезнувшего мира». Художник сцены по специальности, он и в свои станковые произведения стремится привнести дух театральности. Его картины, наполненные многослойностью смыслов, будто приглашают зрителя к философской беседе. Взять, к примеру, работу под названием «Метафизический пейзаж близ деревни Новоселки» (1995). В одной только Беларуси одноименных населенных пунктов насчитывается несколько десятков. Дерево, выросшее у круглого озерка посреди чистого поля, становится символом жизненной силы народа. Зритель, знакомый с античной и китайской философией, увидит на картине союз четырех стихий: (Воздух – Огонь – Земля – Вода) и знак «Инь – Ян». А четыре выстроенные по вертикали пятна, образованные солнцем, деревом и их отражением в воде, получают значение планетных чакр, вносящих определенную гармонию в хаотичное движение материи на небе и на земле.

Поиски скрытых смыслов зритель может продолжить в картине «Накануне в сумерках» (1990) (рис. 19), где художник попытался в аллегорической форме воплотить тревожное дыхание времени и предвидение грядущих событий.

«Парис и психиатр» (1992) (рис. 20), – шуточная интерпретация известного мифа о выборе из трех граций самой красивой. Гавриленко полагает, что в действительности, непредвзятому судье невозможно было бы сделать выбор и предлагает свой вариант развития событий. Произведение, пародирующее моду на «фрейдизм», наполнено множеством символов и аллегорий, создает атмосферу неких шизофренических иллюзий.

В скульптуре Владимир выступает как создатель пластических форм с абсолютной чистотой линии. Освобождая свои творения от всего несущественного, случайного, он придает им многозначность и магическую неоднозначность первоначального символа. В «Черной купальщице» (2003) (рис. 21) воплотилась природная грация и сила праматери человеческой. Когда смотришь на «Нику» (2004), вырезанную из мореного дуба, возникает ощущение, что ее простые и изящные формы были подсказаны автору самой текстурой древесины.

В своих скульптурных работах Гавриленко смело сочетает дерево, металл, стекло, камень и другие материалы, что делает его произведения оригинальными и притягательными. Зрители полюбили загадочную «Аэлиту» (2003), величественного «Короля Артура» (2004), экстравагантную «Чио – Чио – Сан» (2004).

В 1999 г., в результате постоянных экспериментов, художниками из «Исчезнувшего мира» изобретается бетоника – сложная авторская техника, основанная на свойстве цементного раствора принимать в себя различные материалы. Керамика, мозаика, уралит, металл, кожа, в сочетании с росписью и новаторской мыслью художников создают вещи яркие, оригинальные, незабываемые. Вот работы из цикла «Звездные войны» (1999 – 2005). Со стапелей «Исчезнувшего мира» сходит уже девятый звездолет, закамуфлированный под декоративную напольную вазу. Каждая модель неповторима и носит печать индивидуальности автора.

 «Штурмтигр» (рис. 22) Аллы Альферович по-женски изящен и загадочен. При отделке скульптуры использовано более тысячи самых разнообразных элементов, включая бисер, мятую кожу, металл, пластик. Эффект получается поразительный. Несмотря на то, что вес произведения намного превышает вес самого автора, создается впечатление ажурности и легкости, а многофактурность произведения рождает иллюзию нематериальности. Выражение «От материи – к идее» смело можно считать девизом этой работы.

Живописные работы Аллы отличает декадентская изысканность в сочетании с поиском внутренней гармонии. «Несмотря на …, или Голубой бриллиант» (2004) (рис. 23) выполненный в технике сухой кисти – произведение личное, отражающее мировосприятие тонкой, одухотворенной натуры в условиях тотального практицизма и меркантильности. Интересной находкой здесь являются глаза девушки. В них невозможно долго смотреть, взгляд ускользает, оставляя ощущение неразгаданной тайны…

Очередная персональная выставка «Исчезнувшего мира» состоялась 5 апреля 2003 г. В отличие от первой, немного эпатажной и провокационной, концепция второй строилась по принципу «от противного». На открытии зрители были приятно удивлены невиданным для Бобруйска фуршетом, «живой» музыкой, оригинальностью и «сделанностью» представленных работ. В экспозицию были включены предметы быта и оружие времен Великого княжества Литовского, восстановленные членами городского рыцарского клуба «Газдава». Соседство старинного воина в полном облачении рядом с современными «изысками» не смотрелось диссонансом. Напротив, это давало повод к оптимистическим размышлениям о преемственности поколений.

 Надежду эту подкрепляло и участие в выставке самых молодых членов «Исчезнувшего мира» – Алеси Крупской, Юли Мальцевой, Даши Коноваловой и Влада Щавликова – результат осуществления еще одного проекта Тихона. Несколько лет в его мастерской занимаются молодые дарования от шести до шестнадцати лет. Абрамов старается разбудить в них природные способности, позволявшие когда-то нашим далеким пещерным предкам виртуозно изображать окружающий мир. Его система преподавания уникальна. Он не принуждает детей к постановкам и скучным штудиям, предпочитает называть их не учениками, а коллегами. Самое трудное, считает Тихон – это раскрепостить наше «зашоренное» сознание, заставить его подключить некие внутренние связи, утерянные в процессе технократической эволюции. Как оказалось, в этом помогают задания по супрематизму и знакомство со школой аналитического искусства П. Филонова. А результаты ныне может увидеть каждый посетитель Выставочного зала, где рядом с «маститыми», на равных правах участвуют и совсем юные дарования.

Участники «Исчезнувшего мира» экспонируют свои произведения и на республиканских выставках. Так, на четвертой республиканской молодежной выставке «Падарожжа» 2004 года, совместная работа Т. Абрамова и А. Альферович под названием «Лежит груша – нельзя скушать», заняла второе место в номинации «Декоративно – прикладное искусство». Несомненной удачей и признанием явились недавние выставки городских художников «Зимний вернисаж – 2004 и 2005», куда молодежной группой было представлено столько работ, что им выделили отдельный зал.

Надо сказать, что во многих работах членов «Исчезнувшего мира», так или иначе, прослеживается влияние их лидера. Но это и не «театр одного актера», так как Тихон искренне заинтересован в том, чтобы художественный процесс в городе активно развивался, и художников было много, хороших и разных.

До недавнего времени в Бобруйске не было ни одного памятника, не посвященного Ленину или героям войны. Сейчас, похоже, лед тронулся. В начале лета 2004 года были объявлены итоги конкурса на лучший проект скульптурной композиции с использованием символа нашего города. Из представленных 25 работ, созданных не только художниками региона, но и столицы, победителем вышла скульптура, изображающая респектабельного бобра с приветливо приподнятым котелком. Автор этой композиции – член «Исчезнувшего мира» В. Гавриленко.

К положительным моментам деятельности «Исчезнувшего мира» следует отнести и тот факт, что маститые художники Бобруйска, посматривавшие ранее на молодежную группу свысока и не воспринимавшие ее всерьез, ныне с интересом и с некоторой ревностью наблюдают за ее успехами, а председатель городской организации БСХ В. Колтыгин так и сказал: «Побольше бы нам таких ребят – совсем другая жизнь была бы».

Сделать жизнь другой, превратить Бобруйск в оазис духовности и Мекку художников – такая мысль могла возникнуть в голове чудака или безумца. Сам Тихон как-то с горечью говорил о том, что публика пока инертна, она не готова ни кричать «Ура!», ни кричать «Долой!». Она не готова к эстетическим эмоциям.

Произведения бобруйского авангардиста находятся сейчас в 15-и странах мира. Сам он, к счастью, пока здесь, хотя мог бы остаться за границей, где и к художнику и к человеку уважения побольше. Здесь же у него нет даже своего угла – он снимает половину частного дома, которая является также и мастерской «Исчезнувшего мира».

Как-то Абрамов высказал такую мысль: «Говорят, что дуракам Господь Бог дает долгую жизнь, для того, чтобы они поняли то, на что обычным людям требуется гораздо меньше времени. Согласен быть этим дураком, потому, что я очень любопытный субъект и хочу еще очень многое сделать».

Со своими единомышленниками он хочет изменить жизнь своего города. И хочется верить, что все у них получится. Залог их успеха видится в том, что они не стоят на одном месте. Назвав себя авангардистами, они двигаются вперед, не останавливаясь на удачных находках и не превращая их в источник дохода. Ими движет неуемное желание постоянно доказывать себе и другим то, что наша жизнь это не только борьба за существование, но и нечто большее, дающее право человеку зваться Художником.

 

Выводы ко второй главе:

1. В художественной жизни города принимает участие более 30 художников разных поколений, которые избрали для своего активного самовыражения такие виды искусства, как живопись, декоративную пластику, керамику,  текстиль, а также такие нетрадиционные виды искусства, как перформанс, инсталляции, ассамбляж и др. Представители разных поколений художников являются выпускниками средних и высших художественных заведений Беларуси, в том числе Бобруйского художественного колледжа и Детской художественной школы, БГТХИ, Витебского пединститута и др., владеют высоким современным профессиональным мастерством, что позволяет им работать в разных стилях и направлениях, в определенной степени оказывая взаимное влияние. Несмотря на разнообразие поисков, художественная среда не испытывает разобщенности. Преемственность поколений и творческая солидарность является основным мерилом многих художественных достижений. Для большинства художников тема Бобруйска является культовой, образно неисчерпаемой, вдохновляющей на творческие новации.

2. В течение 1980 – 2005 гг. в искусстве Бобруйска сформировались такие ведущие направления, как реализм, представленный зрелым периодом творчества В. Доморада, А. Рабкина, Н. Егорова и С. Абрамова; символическими и иррационально-мистическими поисками Э Белогурова, Ю. Никифорова, А. Концуба, В. Колтыгина, В. Рубцова и их  последователями: Н. Лариной,  М. Тереней и др. Синтетическое направление, объединяющее живопись, графику, скульптуру, перформанс и другие нетрадиционные виды искусства, а также тенденции, не получившие эстетической апробации, представляет бобруйская группа «Исчезнувший мир» во главе со своим лидером Т. Абрамовым.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 В этом исследовании были рассмотрены культурно-исторические процессы, повлиявшие на формирование мироощущения бобруйских художников и определившие направленность их художественных поисков и манеру творческого самовыражения. Были представлены и проанализированы основные произведения ведущих бобруйских живописцев, графиков, скульпторов и представителей ДПИ, созданные в период 1980 - 2005 гг. На основании проведенного анализа можно сделать следующие выводы:

1. Творчество бобруйских художников является богатым материалом для искусствоведческих исследований, в нем прослеживается много непосредственных индивидуальных открытий, создание которых возможно в специфических условиях города, еще не отягощенного бременем салонности, и окончательно сформированными критериями профессионализма и художественного лидерства. Опыт Бобруйска показывает, что в «маргинальной провинции» могут закладываться новые, неожиданные направления, так как пребывание «на краю» всегда предшествует выходу за пределы устоявшихся стереотипов. Нетрудно заметить, что понятие «провинциальность» имеет два полюса. На положительном – это близость к народным, живым истокам и на отрицательном полюсе – оторванность от коммуникационных центров и неподготовленность зрителя. Однако в провинции, как не парадоксально, художник может быть не менее успешен в плане самореализации и создавать свои произведения с любовью, граничащей с безумием. Только такие, «раскрытые в себя» творцы, оказываются способны выразить себя и свое время, оставить свой след в современном искусстве.

2. Основание в 1990 г. Бобруйской городской организации БСХ оказало самое благоприятное влияние на творческую активность местных художников. Это позволило объединить неординарные творческие личности, которые чувствуют себя связанными с историей, традициями, современной жизнью города и находят возможность свободно выражать свои художественные идеи. Несмотря на определенную провинциальность и районный статут города, художественная жизнь Бобруйска на протяжении 1980 – 2005 гг.  проявила себя как самостоятельное и многообразное творческое явление. Городская среда, не выработавшая еще жесткие критерии эстетических оценок, не тяготеющая к меценатству, позволяет художникам быть максималистами и экспериментаторами в своих поисках, не навязывает им своих предубеждений, но с другой стороны, не стимулирует материально к творческому росту, не поддерживает стремление художников вывести город на передовые творческие позиции.

3. Для многих бобруйских художников старшего поколения, таких, как Н. Егоров, А. Островский, Л. Хацанович, М. Тынянов, характерен интерес к материальному миру, к его реалистическому богатству и разнообразию. В их творчестве отразились  завоевания реалистических школ Витебска, Минска и Ленинграда. Примером служат многочисленные графические работы В. Доморада, которые можно назвать летописью трудовой жизни Бобруйска с 1940-х до 2000-х гг. А. Рабкин создает свой экспрессивный живописный мир, обращенный к воспоминаниям детских лет. Его образ Бобруйска приобретает эпический, возвышенный характер. С. Абрамов отличается несравненной широтой проблематики, берется за фундаментальные проекты, пытаясь связать бобруйскую реальность с крупными центрами  мировой цивилизации. Причем, эффекты иллюзорности в передаче материала часто подчиняют себе талант художника. И, наоборот, там, где искусство не следует целиком природе, а использует ее структурные закономерности, возникают ростки чего-то нового, а произведение вызывает ощущение причастности к тайным смыслам бытия.

Творчество художников старшего поколения свидетельствует о приверженности своим профессиональным принципам, эстетическим ориентирам, которые не зависят от изменчивых вкусов, веяний моды, социального заказа. Они убеждают своей искренностью, профессиональным мастерством и остаются мастерами, сохраняющими и развивающими живые реалистические традиции.

Представители среднего поколения  –  Э. Белогуров, Ю Никифоров, А. Концуб, В. Колтыгин, А. Ясюкайть, О. Савичев, А. Кириллова и др., где доминируют выпускники БГТХИ, идут по пути творческого эксперимента, совмещая в своих работах различные пластические приемы, заимствования и реминисценции. Они свободно трансформируют образное пространство с помощью новых и традиционных изобразительных средств. Общественно значимые образы в символической интерпретации  утвердили себя в творчестве Э. Белогурова. На принципах сценографии построена композиция полотен Ю. Никифорова. Истинная театральность, легкая, наполненная мягкой иронией, читается в композициях Концуба и Колтыгина. Керамика и живопись для Концуба, керамика и графика для Колтыгина, являются  постоянными, взаимопроникающими, питающими друг друга началами. Сложная «джазовая» драматургия взаимоотношений цвета и формы отличает полотна Рубцова. Чаще всего художник вступает в своеобразный диалог с различными культурными и историческими эпохами и событиями и в своем личностном отношении к ним выявляет то неуловимое и важное, составляющее признаки белорусской ментальности. Вероятно, поэтому, так часто обращается он к знаковым, символическим образам Диогена, Пьеро, Минотавра.

 Искусство художников среднего поколения сохраняет приемы академического мастерства, но авторы стремятся к творческому переосмыслению опыта своих предшественников, экспериментируют с новыми материалами и технологиями, больше внимания придают расширению образности произведения через его знаковость.

По законам конструктивно-символического, знакового построения пространства создает свои произведения Т. Абрамов. Представители авангардного, актуального искусства из группы «Исчезнувший мир» балансируют на тонкой грани между апробированным искусством и формами самовыражения, не получившими еще эстетического признания. Их творчество, исследующее новые пути, не признающее канонов, является переломным явлением в жизни Бобруйска и выводит художественные поиски на принципиально новый эстетический провокационный уровень. Члены группы пытаются приобщить к творческому самовыражению активных молодых бобруйчан разных возрастов и  проявляют интерес к самому широкому спектру всемирного художественного наследия.

 4. Художественная жизнь Бобруйска в 1980 – 2005 гг. включилась в широкий контекст международных связей, творческих проектов, объединяющих художников изобразительного и декоративно-прикладного искусства, в которых бобруйчане выступают как организаторы и инициаторы принципиально новых форм международного творческого взаимодействия. Это относится как к выставкам в самом Бобруйске, так и за его пределами, а также к практике проведения международных пленэров керамики «Аrt –Жыжаль». Такая творческая практика является предпосылкой к дальнейшему развитию Бобруйска как центра, активно участвующего в формировании стиля современного  белорусского искусства.

 

 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1.     Абрам Исаакович Рабкин. Выставка произведений: Каталог, М-ск, Мин. культ. РБ, Музей совр. изобр. ис-ва Аеорк Джойнт, 2000г.

2.     Абрамаў С. Жывём у краі прыдняпроўскім // Мастацтва Беларусі. – 1986 –  № 12, с – 5, 6, 10, 22.

3.     Алмаев Е. «… В отчаянии шарахнешь кистью по холсту» / Вечерний Бобруйск.  –  2004 – 26. 03.

4.     Алмаев Е. Вселенная Валерия Колтыгина / Вечерний Бобруйск.  –  2002 – 29. 05.

5.     Алмаев Е. Новая выставка бобруйских художников / Бабруйскае жыццё. – 2001 –  17. 01.

6.     Аронсон Б., Рыбак И. Пути еврейской живописи. - Oifgang. 1919. – 45 с.

7.     Бараненко Е. Владимир Рубцов: «Муза моя – Пьеро» / Бабруйскае жыццё. –  1996 – 04. 10.

8.     Белагураў Э. Кароткія, часам не вельмі сур’ёзныя, нататкі пра юбіляра. Мастаку Ю. Нікіфараву  –  60 гадоў / Бабруйскае жыццё. –  1997 – 21. 02.

9.     Беларускі саюз мастакоў: Энцыклап. даведн. / Аўт. – склад. Крэпак Б. А. і інш. –  Мн.: ВТАА “Кавалер Паблішерс”, 1998. –  664 с.

10. Бидюк Л. Как все начиналось… / Коммерческий курьер. – 2000 – 12. 02.

11. Бидюк Л. Краски душевной палитры Антона Ясюкайтя / Коммерческий курьер. – 2000 – 09. 08.

12. Бидюк Л. Художник в нем никогда не умирал / Коммерческий курьер. – 2000 – 27. 05.

13. Богданович И. Дорога к совершенству / Коммерческий курьер. – 2006 – 29. 03.

14. Варшавский А. Возвышенное и неземное / Бобруйский курьер.  –  1998 – 03. 11.

15. Гейкер Е. Вернисаж  «Осень – 97» / Бабруйскае жыццё. – 1997 –  02. 12.

16. Гейкер Е. Выставка произведений художника В. А.. Доморада, посвящ. 60 –летию со дня рождения: Каталог. –  М - ск.: Полымя.  –  1982.

17. Гейкер Я. Выстаўка “Мастакі Арменіі” / Камуніст. –  1983 – 02. 02.

18. Гейкер Я. Душы тонкія струны / Бабруйскае жыццё. –  1996 – 08. 10.

19. Гейкер Я. Жывапіс, пранізаны святлом / Бабруйскае жыццё. –  1996 – 28. 03.

20. Гейкер Я. Што могуць бабруйскія мастакі / Бабруйскае жыццё.  –  2000 – 29. 02.

21. Гісторыя беларускага мастацтва: У 6 т. / Акад. навук БССР. Ін-т мастацтвазнаўства, этнаграфіі і фальклору. – Мінск: Навука і тэхніка, 1987 – 1994. – Т. 4: Канец XVIII — пачатак XX ст. / Рэд. Л.М. Дробаў, П.А. Карнач. – 1989. – 448 с.

22. Грахова А. Цудоўнае спалучэнне / Культура.  –  2005 – № 12.

23. Дзерыглазава А. З плеяды вечных шукальнікаў / Культура. –  2000 – № 43, с – 10.

24. Дзерыглазава А. Сяміногая васьмігрудка / Культура. –  2001 – № 45, с – 17.

25. Дзерыглазава А. Час цвіцення / Культура. –  2001 – № 45, с – 7.

26. Зиновский В. Пришел к нам снова “Исчезнувший мир” / Бабруйскае жыццё. –  2003 – 08. 04.

27. Зиновский В. Реальный и виртуальный мир Тихона Абрамова / Бабруйскае жыццё. –  2002 – 10. 04.

28. Ильф И., Петров В. Золотой теленок // Библиотека на CD, – 2002.

29. Казак А. Люди и город Абрама Рабкина / Бабруйскае жыццё. –  2004 – 13. 04.

30. Казак А. Чувство Родины / Бабруйскае жыццё. –  2005 – 21. 01.

31. Калтыгін В. На плыні жыцця / Бабруйскае жыццё.  –  1995 – 26. 01.

32. Карчажкіна Т. Выказаць сябе  / Літаратура і мастацтва. –  1981 –  05. 06.

33. Карчажкіна Т. З любоўю да роднай зямлі / Камуніст.  –  1985 –  20. 04.

34. Карчажкіна Т. Крыніцы натхнення / Камуніст. – 1986  –  04. 12.

35. Карчажкіна Т. Песні ганчарнага круга /Літаратура і мастацтва. – 1984 – 13. 04, с.- 16.

36. Карчажкіна Т. Пошукі і знаходкі  / Бабруйскае жыццё. –  1994 – 11. 12.

37. Карчажкіна Т. Прастора, час, чалавек / Камуніст.  –  1987 –  13. 05.

38. Карчажкіна Т. Рытмы сённяшняга дня // Мастацтва Беларусі. – 1984 –  № 3, с. – 5.

39. Карчажкіна Т. Скураныя крылы // Мастацтва. – 2005 –  № 4, с. – 25.

40. Кобрынец А. Як пабачыць анёла? / Культура. –  2000 – № 16, с – 7.

41. Концуб А.  Выставка «Живопись. Графика», посвящ. 50 - летию со дня рождения Антона Ясюкайтя: Буклет. – Бобруйск. –  1996.

42. Концуб А.. Знаёмы і незнаёмы Калтыгін / Бабруйскае жыццё.  –  1996 – 15. 11.

43. Коркияйнен Е. Авангардизм по-бобруйски / Коммерческий курьер. – 2003 – 19. 04.

44. Кравцов В. Богатство души – богатство мастера / Коммерческий курьер. – 1996 – 12. 11.

45. Кравченко А. Распятый на мольберте / 7 дней.  –  1996 – 17. 08.

46. Краўцоў В. Мастак з вялікай літары / Бабруйскае жыццё. – 1996 – 16. 06.

47. Курганава Н. “Вернисаж – 90” –  закрыўся / Бабруйскае жыццё. –  1991 –  02. 03.

48. Курганава Н. Належачы  свайму  часу /  Камуніст. – 1988 –  20.02.

49. Курганава Н. Не толькі свята мастакоў /  Камуніст. – 1990 –  01. 12.

50. Ларина Н. Акцент Андрея Самочернова  / Вечерний Бобруйск.  –  2002 – 01. 05.

51. Ларина Н. Мастак - мысліцель / Бобруйский курьер.  –  1997 – 07. 06.

52. Ларина Н. Мой символ веры – «радость знать», мой символ счастья – «радость делать» / Бобруйский курьер.  –  1998 – 10. 04.

53. Ларина Н. Тот самый керамист / Бобруйский курьер.  –  1999 – 04. 11.

54. Левяроўская Я. Беларускі арт-рынак: сацыяльнае самаадчуванне мастака //Мастацтва. –  1997 – №4, с – 5.

55. Миронович Л. Смертью смерть поправ / Бобруйский курьер.  –  1998 – 01.12.

56. Мищихина А. Да здравствуют семейные союзы! / Вечерний Бобруйск.  –  2003 – 09. 04.

57. Мищихина А. Миллионер из “Исчезнувшего мира” / Вечерний Бобруйск.  –  2003 – 14. 05.

58. Мищихина А. Стиральная машина – Гена Иванов / Вечерний Бобруйск.  –  2005 – 25. 05.

59. Мищихина А.. «Восеньская палітра» вновь радует бобруйчан / Вечерний Бобруйск. –  2002 – 04. 12.

60. Мищихина А.. Жил – был художник один... / Вечерний Бобруйск.  –  2005 – 13. 05.

61. Никифоров Ю. Памяти художника / Бабруйскае жыццё.  –  1991 – 13. 07.

62. Ор М. Иосиф Капелян. Искусство, реальность и мистицизм: Альбом. – Тель-Авив: RAMOT, 1999. – 564 с.

63. Памяць: Гістор. - дакумент. хронікі Бабруйска; Рэд. кал.: В. П. Алімбачкаў, М. Я. Данілаў, Р. І. Маслоўскі і інш.  – Мн.: Вышэйшая школа, 1995. – 765 с.; ілл.

64. Рабкин А. Вниз по Шоссейной. –   М-к: Полымя, 1998.

65. Рабкин А. Высокая жизнь Евгения Ярмолкевича / Бабруйскае жыццё. –  2003 – 02. 07.

66. Рабкин А. Три жизни Леонида Хацановича / Бабруйскае жыццё. –  1999 – 19. 10.

67. Рудковский Н. Терновый мой венец / Могилевские ведомости.  –  2001 – 05. 06.

68. Рудкоўскі М. Фантастыка, рэальнасць, творчасць / Магілёўская праўда.  –  1987 – 15. 01.

69. Сакадынец М. Антон Ясюкайть: «Родина во мне» / Бабруйскае жыццё. –  2004 – 02. 03.

70. Сакадынец М. Владимир Доморад: «Жизнь прекрасна…» / Бабруйскае жыццё. –  2004 – 01. 10.

71. Самоткан А. Певец старого Бобруйска / Вечерний Бобруйск.  –  2005 – 13. 07.

72. Санотенко А. Эдуард Белогуров: «Я считаю себя счастливым человеком» / Телеграф. –  1996 – 22. 03.

73. Смирнов С. Чистого слога слуга / Бобруйский курьер.  –  1995 – 04.10.

74. Суслов Д. Однажды ... и навсегда / Коммерческий курьер. – 2000 – 07. 03.

75. Сысоев В. П. Искусство молодых художников: Альбом. –  М.:  Изобразительное искусство, 1986. –  215 с.    с – 52.

76. Сысоев В. П. Молодые советские художники: Альбом. –  М.:  Изобразительное искусство, 1982. –  175 с.   с – 18 - 20

77. Талов Н. Бобруйские художники могут все! / Бобруйский курьер.  –  2000 – 10. 03.

78. Тихонов А. Этот разноликий бобруйский авангард... / Вечерний Бобруйск.  –  2003 – 19. 03.

79. Трацевский Л. Бог огня и другие // PRO. –  2005 –  15. 05.

80. Угрыновіч В. Зямля ў агні. Кераміка раку ў Беларусі // Мастацтва, №4, 2005, с – 15.

81. Угрыновіч В. Паміж прыродай і рамяством // Мастацтва, №4, 2005, с – 18.

82. Филькенштейн Л. Абрам Исаакович Рабкин. Выставка произведений: Каталог. –  М-ск,  Мин. культ. РБ, Музей совр. изобр. ис-ва  Аеорк Джойнт, 2000г.

83. Чаркашын І. Заклік да вяртання / Камуніст.  –  1990 –  15. 07.

84. Чижик А. Живые краски весны / Бобруйский курьер.  –  2000 – 06. 04.

85. Шаранговіч Н. Жывапісны рэалізм Антона Ясюкайця // Мастацтва. – 2005 –  № 2, с. – 18.

86. Яфімаў Г. Снежань сабраў выставу / Бабруйскае жыццё. –  1993 – 16. 01.

 
 
ПРИЛОЖЕНИЕ

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

 

Рис. 1. В. Доморад, «Бобруйская пристань», 1992, б. акв. 40х60 см.

Рис. 2. А. Рабкин, «Портрет Наума Кислика», 1986, х. м., 70х50 см.

Рис.3. А. Рабкин, «Детство, заглянувшее в окно», 1982 – 1992, х. м., 90х50 см.

Рис. 4. С. Абрамов, «Париж», 1996, б., акв., 57х78 см.

Рис. 5. С. Абрамов, «Последняя зима поэта», 2004, б. бел. акв. 70х50 см.

Рис. 6. Э. Белогуров, «Сбор подписей за мир», 1983, х. м., 100х150 см.

Рис. 7. Ю. Никифоров, «Крещение  Белой  Руси», 1998, х. м., 110х80 см.

Рис. 8. А. Концуб, «Молодое, незнакомое…», 1983, х. м., 80х110 см.

Рис. 9. А. Концуб,  «Корабль дураков», 2005, х. м., 70х100 см.

Рис. 10. А. Концуб, «Дом на Пушкинской», 2004, х. м., 75х75 см.

Рис. 11. В. Колтыгин, «Ангел», 1991, шамот, h – 40 см.

Рис. 12. В. Рубцов, «Ловцы человеков», 1994, х. м., 100х100 см.

Рис. 13. В. Рубцов, «Соло для виолончели», 1996, х. м., 160х115 см.

Рис. 14. Т. Абрамов, «…измы», 1994 г., х. м., 32х25.

Рис. 15. Т. Абрамов,  «Грязные импотенты», (к 500 – летию вторжения), 1992,  х. м., 90х110 см.

Рис. 16. Т. Абрамов, «Ископаемый аммонит 1944/134»,  2000, смеш. тех-ка,  90х90.

Рис. 17. Т. Абрамов, «Этюд бабочки и стрекозы на фоне горного пика», 2002, акрил, 86х61.

Рис. 18. Т. Абрамов, «Бобруйск. Исход», 2002, смеш. тех-ка, 85х85.

Рис. 19. В. Гавриленко, «Накануне в сумерках», 1990, х. м., 70х50.

Рис. 20. В. Гавриленко, «Парис и Психиатр», 1992, х. м., 70х50.

Рис. 21. В. Гавриленко,  «Черная купальщица»,  2003, смеш. тех-ка, h – 40 см.

Рис. 22. А. Альферович, «Штурмтигр», 2003, напольная ваза, бетоника, кожа и др. 95х70х60.

Рис. 23. А. Альферович,  «Несмотря на …», 2004, б. м., сухая кисть, 86х61.

Рис. 24. А. Ясюкайть, «Красное поле», 1982, б. акв., 45х55.

Рис. 25. А. Ясюкайть, «Бобруйская крепость», 2004, х. м., 50х60.

_____________________



ЕВГЕНИЙ АЛМАЕВ
ЭССЕ О СОРОКИНЕ


Никакая форма бытия не детерминирует сознание так, как это делает язык.
    Иосиф Бродский


Написать сочинение-размышление о творчестве Владимира Сорокина я решил по нескольким причинам. Во-первых, он является моим современником,  во-вторых, его принято относить к культовым писателям, а культовость предполагает,  кроме того, что об авторе много говорят, но мало его читают (шутка), еще и определенное влияние его на литературные  процессы, да и на культуру в целом.

Культурное влияние всегда бывает взаимным и Сорокин вполне является продуктом своей эпохи, перелопатив гору книг и испытав влияние своих предшественников. Поэтому творчество этого сравнительно молодого, но уже достаточно зрелого автора можно рассматривать как некий итог развития русской литературы в целом. Конечно, можно сказать, что много чести для какого-то Сорокина представлять всю литературу, ведь то, что он с ней делает, особенно в сюрреалистическом романе 1999 г. «Голубое сало», больше всего напоминает работу патологоанатома.  Теряется всякое представление о рамках допустимого, о стилях и нормах, а чтобы добраться до смысла сюжета, приходится продираться сквозь чудовищные (часто остроумные) комбинации из архаизмов, диалектизмов, сленга и мата. Распадается привычная связь слов в предложении, отчего слова и понятия приобретают некое обновленное звучание, разбивая стереотипы.

Нет смысла пересказывать все перипетии сюжета «Голубого сала». Действуя в рамках своей концепции, Сорокин идет до конца. Здесь в причудливую сеть переплетены и великие классики и великие тираны. Причем, омерзительны и те, и другие. Пастернак крутит роман с Аллилуевой,  Хрущев трепетно занимается любовью со Сталиным, Гитлер насилует дочку Надежды. Кругом –  бесконечный ряд адюльтера и кровосмешения, в результате чего мир превращается в симбиоз, где уже не отличить вождя от поэта, а врага - от своего. Действующие в романе клоны Великих Русских Писателей поставлены на службу Отечеству. В подземном бункере, затерянном в бескрайних просторах китаизированной Сибири недалекого будущего, они пишут в исполнении Сорокина довольно-таки интересные тексты, имитирующие произведения своих реальных прототипов. В результате этого скриптпроцесса у классиков вырабатывается голубое сало – некий  стратегический продукт, источник вечной энергии.

Назвать все это полной лабудой  было бы слишком поспешно и неверно. Как мне кажется, судить о произведениях Сорокина надо с некоторой деликатностью и с определенным багажом знаний.  Можно с чем-то не соглашаться, за что-то поругать, однако не будем забывать, что истину надо искать не в тексте, ибо «мысль высказанная есмь ложь». Признаюсь честно: некоторые произведения Сорокина я так и не смог осилить до конца. Что - бы это совершить,  надо быть его фанатом, или накушаться мухоморов, дабы выйти в астрал. Не являясь первым и не увлекаясь вторым, все же возьму на себя смелость утверждать, что мне удалось приблизиться к определению концепции писателя и, если бы меня попросили  охарактеризовать ее одним словом, то, пожалуй, я произнес бы слово  «катарсис».

Заранее извиняясь за свой «юношеский» максимализм, попробую разобраться в предпосылках и определить, что же привело Сорокина к такой жизни и к такой литературе.

Итак, все началось в IX веке, когда два греческих монаха-миссионера изобрели для своих проповедей в Моравии славянский алфавит, приспособив греческие буквы к произношению аборигенов. Обидно за наших инертных предков, не пожелавших пользоваться своей письменностью. Наверное, преклонение перед всем заграничным – будь то вера, или правитель  –  результат какой-то генетической мутации. Как бы то ни было, а благодаря решению святого Владимира Красного Солнышка – закоренелого убийцы и насильника, участь Руси была предрешена. Сразу хотелось бы определиться – я принимаю  Христа, но не принимаю христианства с его кровью, ложью, лицемерием и мазохистским комплексом. Настоящие христиане погибали на арене Колизея, а в их церквях-катакомбах все были равны. Как только в конце IV века христианство стало официальной религией Рима, оно превратилось в тоталитарную секту. Не хотелось бы особо распространяться про экспансивные устремления ревностных поборников самой человеколюбивой религии, но такое явление, как духовный геноцид, появилось благодаря именно им. В той же дохристианской Греции мирно уживались с десяток разнообразных религий и философских течений, а уровень культуры и искусства является путеводной звездой для многих поколений художников и философов. Сейчас как-то не принято вспоминать, что вся эта культура была уничтожена именно фанатиками-христианами, а редкие шедевры, дошедшие до нас, были буквально выкопаны из-под земли в эпоху Возрождения.

Но вернемся к нашим баранам (вернее, к агнцам).  С принятием христианства, все творческие силы, которыми  всегда славилась Русь, отныне оказались втиснуты в прокрустово ложе новой религии. Красноречивый факт: именно на Руси, ставшей после разгрома Византии оплотом православия – самого ортодоксального течения христианства, средневековье продолжалось до конца XVII века. Что же было написано выдающегося за этот период, исключая «жития» и летописи? Правильно, но ставлю десять против одного, что автор «Слова» был поклонником времен «славного Трояна».

Лишь после подчинения Петром I церкви государству, Россия начинает догонять Европу. Литературный язык  приобретает разговорную, «человеческую» форму, т.е. то, что в Италии было сделано Данте и Петраркой еще в XIII веке. Великим реформатором русского языка стал стыдливо умалчиваемый Иван Барков. Переводчик античной литературы, бывший семинарист, он первый  из русских поэтов отбросил архаический стиль и стал писать живым народным языком. Его знаменитого «Луку Мудищева» более двухсот лет переписывали  по всей Руси. Творчество Баркова высоко ценил  Пушкин – тот еще любитель языческих забав и крепкого русского мата. Одна «Гаврилиада» чего стоит! Вообще, интересно проследить закономерность между «богохульством» автора и степенью его поэтического дара. Из «наших» достаточно вспомнить Есенина, Мандельштама, Бродского. Из «импортных» –  Франсуа Вийона, Шарля Бодлера, Поля Верлена, Оскара Уайльда, Эдгара По. В контексте моей темы уместно будет упомянуть и Маркиза де Сада, по иронии судьбы являющегося прямым потомком петрарковской Лауры. Гийом Аполлинер назвал его  «самым свободным умом всех времен».

Восемнадцатый и девятнадцатый века в русской литературе прошли в тщетных попытках просвещения забитой и потерявшей всякие жизненные ориентиры части населения, именуемой народом. Декабристы зачем-то разбудили Герцена, тот  спросонок начал бить в колокол. Тут уж поднялись и мрачный, рефлексирующий  Достоевский и Чернышевский с его сакраментальным «Что делать?» и многие другие VRP (Великие Русские Писатели). И стали они сеять разумное, доброе, вечное…

Но мы то знаем, что вымощено благими намерениями. В итоге мы имели одну из разновидностей христианства, взлелеянную русской интеллигенцией – большевизм. Вернее, он нас имел. Призрак коммунизма, побродивший по Европе, распустился кровавым цветом именно в России – самой христианской стране мира. И в том, к чему мы пришли – полному разброду, пьянству и деградации – большая доля вины нашего духовного поводыря – VRL  (Великой Русской Литературы). Переизбыток морализаторства, нравственных идеалов добра и справедливости породили инфляцию (обесценивание) сакрального смысла слов и, как следствие этого – девальвацию (в экономике – падение национального курса по отношению к иностранной валюте). Следствием  девальвации стало движение символистов, затем акмеистов с их поиском первобытного значения слова, возвратом к народным истокам, фольклору.  Когда у Мандельштама спросили, что такое акмеизм, он ответил: «Тоска по мировой культуре».

Тоской по утерянному смыслу слова проникнуто творчество Велимира Хлебникова, время которого еще не пришло. Эксперименты Будетлянина продолжил Саша Соколов, оказавший сильное влияние на Сорокина. Близко к творчеству последнего пишут оба Ерофеевых и Пелевин. Очевидно, что мировоззрение Сорокина складывалось под влиянием личности Иосифа Бродского, в литературном наследии которого (особенно в эссе) часто встречаются мысли о взаимосвязи языка и менталитета. О нации, ставшей в некотором роде жертвой своего языка, вернее о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир  и  впавшем в грамматическую зависимость от него. В эссе о творчестве Платонова Бродский говорит следующее: « … сюрреализм его внеличен, фольклорен и, до известной степени, близок к античной (впрочем, любой) мифологии, которую следовало бы назвать классической формой сюрреализма». И далее: «… сюрреализм – отнюдь не эстетическая категория, связанная в нашем представлении, как правило, с индивидуалистическим мироощущением, но форма философского бешенства,  продукт философии тупика».

Каждой эпохе дана своя степень творческой свободы.  «Черный квадрат» Малевича не мог появиться, допустим, в средневековье. И не потому, что тогда не  было Малевича, а потому, что не было предпосылок для обоснования этой концепции.   Каждый художник волей-неволей стремится в своих произведениях исчерпать данную степень свободы как можно полнее, что со всем основанием можно отнести и к Сорокину.

Его стиль, его языковые "выкрутасы" - не стёб и не выпендрёж, но альтернативная реальность, которую Сорокин создаёт "с нуля" как отдельный языковый мир. Чтобы разрушить язык как самую нерушимую тюрьму нашего разума, нужно взорвать его внутренние связи, выдавая на гора имитации романов: обманки, назначение которых шире любого литературного эксперимента.

Рискну предположить, что основной «заслугой» автора «Голубого сала» является  тот факт, что ему удалось, действуя в контексте своей эпохи, довести литературный процесс до своей высшей точки – точки распада, абсурда. Ведь именно на разрушении и договаривании до конца работает механизм современного искусства. Как тут не вспомнить парадоксальную восточную мудрость: «Все, что стремится к совершенству, стремится к смерти».

Концепция концепцией, но есть у Сорокина  произведение,  знакомясь с которым, испытываешь физическое удовольствие от самого процесса чтения.  Я имею в виду  роман  1995 года  «Тридцатая любовь Марины».

На первый взгляд, это обыкновенный женский роман с социальным подтекстом и хорошей порцией эротики. Однако вскоре обнаруживаешь, что произведение обладает еще какой-то силой притяжения и ярким эффектом присутствия в нем.  Очевидно, благодаря свободному, раскованному стилю автора возникает ощущение реальности, я бы даже сказал, гиперреальности происходящего.

Действие романа переносит нас в 1983 год. Коммунистический режим еще силен, но его затхлая атмосфера вот-вот взорвется смертельной агонией последних правителей. Все та же ложь, тот же духовный геноцид.

С главной героиней романа – тридцатилетней Мариной – мы встречаемся во время ее визита к своему любовнику Валентину – обеспеченному, несомненно талантливому музыканту, избалованному славой и напоминающего породистого римского патриция времен распада империи. Довольно скоро мы становимся свидетелями совокупления, обнаруживая в Марине талант настоящей гетеры. Мало того, что героиня умна и красива, она обладает еще одним важным для этого звания качеством – отстраненностью. Ей нравится ощущать свою власть над большим и сильным телом, наблюдать, как надменное лицо превращается в пухлое наивное личико с детской фотографии. Она анализирует сходство линий натурщицы с эстампа на стене и содрогающегося под ней Валентина, не забывая  контролировать ситуацию, чтобы в нужный момент завершить  все финальным аккордом.

Затем, из беседы двух любовников мы узнаем, что Марина предпочитает женщин мужчинам и что у нее появилось новое увлечение. Что же заставляет ее приходить к Валентину?  Наверное, желание подпитаться – и материально и духовно. Наша героиня преподает музыку для детей рабочих, которых она презрительно называет «пролами» и ее жизнь в «народе» отличается от общения с Валентином так, как отличается его черный, пахнущий полиролью «Блютнер» от неказистого, дребезжащего пианино заводского ДК с латунной бляхой «ЛИРА».

По ходу повествования автор периодически и неожиданно бросает нас в прошлое, вслед за воспоминаниями Марины, затем так же внезапно возвращает назад, имитируя  прерывающийся ход размышлений. Постепенно перед нами разворачивается типично совковое детство героини. На фоне серости будней и убогости быта,  яркими и выпуклыми выглядят картины радостного узнавания мира и  наивных первых опытов познания своей сексуальности. Лучиками света стали для Марины  занятия музыкой под руководством своей мамы, открывшие бескрайнюю, удивительную Вселенную всемирного искусства. И тем уродливее в свете новых знаний выглядела окружающая действительность с ее подавлением личности, тотальным дефицитом, преследованием за инакомыслие.

Как-то по будничному, без всяких там  «моралите», показана сцена соблазнения маленькой Марины  родным отцом, который, протрезвев и осознав все, топится в море. Возможно, именно этот эпизод стал отправной точкой в формировании «розовой»  ориентации героини.

Затем перед нами ретроспективой проходят все двадцать девять Марининых любовниц – целая галерея характеров, чувств, потаенных желаний и мелких человеческих пороков.

Довольно реалистично, без всякой акцентированности прослеживается непростая частная жизнь красивой, но слабой женщины. Всей душой ненавидящая советскую власть, имея друзей в среде диссидентов, Марина не гнушается постельными отношениями с номенклатурой из ЦК, извлекая из этих романчиков пользу в виде разного рода дефицита, которым она щедро делится с друзьями. А тягу к острым ощущениям она реализует, воруя в магазине масло и подкидывая его какому-нибудь пенсионеру.

Склонная к религии и в то же время обуреваемая жаждой  языческих порывов своего тела, героиня в конце концов приходит к душевному кризису и к мысли о бесцельности своего существования. Марина бросается во все тяжкие, все чаще прибегает к алкоголю и наркотикам, приближаясь к той черте, за которой человек теряет себя как  личность.  В это время происходит знакомство героини с Сергеем Николаичем – секретарем парткома Завода Малогабаритных Компрессоров. Марина поражена сходством  нового знакомого со своим кумиром, известным писателем-диссидентом (скорее всего, Солженицыным), воплотившим в своем образе  совесть и духовную силу России. Героиня исповедуется ему и Сергей Николаич с миссионерским напором и убежденностью начинает направлять «заблудшую овцу» в лоно единственно верной  церкви – в ряды борцов за светлое будущее, за коммунизм. Марина по-женски очарована обаянием сильной личности и в ту же ночь испытывает свой первый в жизни оргазм во время близости с мужчиной.  Замечательно описан фейерверк ощущений, символическим образом совпавший с гимном Советского Союза, зазвучавшим из включенного на ночь радио.

Произошедший с героиней катарсис решительно изменяет всю ее непутевую жизнь. По рекомендации Сергея Николаича, Марина приходит к нему на завод и ее захватывает ритм производства, простота и естественность человеческих взаимоотношений. Рабочие, которых она раньше сторонилась и презрительно называла «пролами», вдруг оказываются чистыми, душевными людьми, занимающимися настоящим делом. Марина устраивается станочницей - расточницей в механический цех  и с головой уходит в общественную жизнь. Наконец-то ее будни наполняются смыслом. Правда, ее тридцатая любовь связана узами брака, а высокое моральное положение секретаря парткома не позволяет Сергею Николаичу поддерживать любовную связь. Но Марина продолжает обожать своего кумира, а ее чувство сублимируется  в количество обработанных на станке деталей. Наша героиня становится героиней труда, перестает краситься, на руках появляются  мозоли, но счастье переполняет все ее существо.

Надо отдать должное Сорокину – ему удалось создать одну из потрясающих концовок в русской литературе, как по силе эмоционального воздействия, так и по многозначности смысла. Как только в романе появляется Сергей Николаич, произведение начинает приобретать черты утопичности. Явные инсинуации и натяжки в его речах покрываются истовой убежденностью в своей правоте. Настораживает трудовой энтузиазм, более характерный для 30-ых, чем для 80-ых годов. То, с каким самопожертвованием порывает Марина со своим прошлым, очень напоминает уход из «мира» в монастырь.

Чем дальше по сюжету, тем чудовищнее становится речь персонажей и главной героини. Все чаще живой разговор подменяется убогими канцеляризмами и бюрократизмами. Вскоре имя Марины уже не упоминается в тексте. Она становится товарищем Алексеевой – безликим винтиком в организме огромной машины. А еще через несколько страниц сюжет исчезает вовсе,  растворяясь в ворохе передовиц, отчетов и постановлений ЦК КПСС.  Вся эта многостраничная бумажная масса погребает под собой Марину, ее жизнь, движения ее души.

Конечно, напрашиваются размышления о взаимоотношениях  человека и религии, человека и власти. Любые самые правильные слова, самые истинные идеи, становясь орудием власти, неизбежно обращаются во зло.

  Трагедия Марины – это  вечная трагедия человека Возрождения,     ибо мы можем лишь пытаться возродить ту гармонию между разумом и чувством, между свободой и долгом, бывшую когда-то, в Золотой Век человечества.

                Е. Алмаев,

                2001 г.
 ______________________________________________




ЕВГЕНИЙ АЛМАЕВ

 

ХРОНИКИ «ИСЧЕЗНУВШЕГО МИРА»

 

 

                Глава 1

 

"Быть художником в наше время  –

значит исследовать природу искусства".

Дж. Кошут.

Писать в наше время о современном авангарде – занятие не благодарное. Для большинства простой публики – это что-то непонятное и некрасивое. Для художественных критиков и прессы – это что-то, давно утратившее свои позиции, ставшее всего лишь названием стиля художественного поведения, ничего по существу нигде не меняющего и не стремящегося изменить.

Вдвойне сложнее писать об авангарде провинциальном. Само сочетание этих слов может вызвать ироническую усмешку. Казалось бы, провинции, с ее оторванностью от коммуникационных площадок, самой судьбой уготовано заниматься «перепевами» уже пройденного. Хотя, история знает феномен Витебска, где на переломе веков сосредоточились передовые силы, повлиявшие на развитие всего мирового искусства.

Убежден, что авангард, как  явление, в своем изначальном понятии  не может существовать в условиях постмодернизма.  Можно даже предположить, что сейчас каждый художник сам себе авангардист. Ведь никто не хочет плестись в хвосте, быть не модным. А в наш перенасыщенный информацией век, все труднее чем-либо удивить.

        Вызывают недоумение авангардисты, избравшие себе какую-либо одну стилевую направленность. Обратимся к примеру того же Витебска, но уже современного. В объединении «Квадрат», начавшем свою историю в 1987 году, наблюдается разделение художников по довольно узким «специализациям»: Валерий Счастный занимается знаковым конструктивизмом, Александр Досужев – ПЛИПами (поверхность, линия, пятно), Льва Степанова привлекают перформансы и т.д.1

 Но позвольте, если художник находится в рамках, самим для себя установленных, о каком прогрессе можно здесь говорить? Не может быть авангарда в кандалах стиля!

В мировой культурной практике еще не снят вопрос о том, все ли может стать объектом искусства. Старые границы исчезли, новые границы пока не ясны. В этих условиях деятельность художника превращается в постижение все новых и новых областей, в освоение новых и новых возможностей. Вероятно, следует различать авангардизм внешний, основанный на копировании и подражании  и то особое состояние постоянного поиска, неудовлетворенность «успокаивающей» функцией искусства, желание преобразовать жизнь, громко заявить о своих идеях. Что делать, если твоему воображению тесно в рамках любого «…изма», если на любое «нельзя!» возникает «а почему бы и нет?», если жизнь только тогда прекрасна и наполнена, когда ты испытываешь ее сопротивление?

В этой работе мне хотелось бы рассказать о художниках, живущих именно по этим законам. Речь пойдет о молодежной группе «Исчезнувший мир», возникшей в Бобруйске в 1988 году. Это не организация, где есть свой штамп и счет в банке. Скорее, это тусовка, куда может придти каждый, кому это интересно, кому есть, что сказать, кто считает себя таким же интересным для других. Здесь тебя поймут и покритикуют, здесь постоянно  происходит таинство, именуемое творчеством. Иногда весело, под пиво и сигаретный дымок, чаще – в муках сомнений и разочарований.

 

___________________________________________________

1«Классический авангард, постмодернизм и современные витебские художники», А. Малей, статья в И-нете.

 

Сам лидер группы в одном интервью выразил свою позицию так: «Называйте это как хотите. Пусть это будет концепция. Букет, то есть. Целый букет самых разных авторов, объединенных одной идеей – устроить маленький праздник, зрелище, чтобы не было скучно. Я – за буйство мыслей, сюжетов, форм».

Известно, что и в истории, и в искусстве трудно переоценить роль личности, поэтому о  лидере и духовном организаторе группы стоит рассказать подробнее.

 

 

                Глава 2

«Бес противоречия – один из

основных двигателей творчества»

Тихон Абрамов.

 

Тихон Семенович Абрамов родился в городе Бобруйске 24 августа 1967 года в семье с богатыми художественными традициями. Отец его, Семен Тихонович, вот уже более сорока лет в профессиональном изобразительном искусстве, долгое время возглавлял областную секцию СХ БССР. Сестра Татьяна, тоже художница, сейчас живет в Марселе, замужем за Жаном Бруно Финокетти – французским графиком. Страсть к рисованию, к творчеству, пробудилась у Тихона рано и довольно скоро потеснила прочие интересы, заняв главенствующее место в жизни.

 В 1983 году Абрамов поступает в Горьковское художественное училище. Благодаря своей исключительной общительности, он быстро знакомится с представителями местного «андеграунда» – художниками, музыкантами и поэтами, жадно впитывая близкие ему идеи.  Хотелось чего-то нового, неординарного, выпадающего из тисков набившего оскомину соцреализма. Как он сам говорит: «Тусовался – и открылось». Своим неприятием идеологического искусства Тихон имел неосторожность делиться с преподавателями, отчего приобрел вскоре славу первого бунтаря и скандалиста.

Проучившись некоторое время, он попадает в неприятную историю. «Молодо – зелено – ершисто», – как  комментирует сам Тихон. Стремление жить по своим законам, оборачивается академическим отпуском и «домашним арестом» по приезду в Бобруйск. Этот год много дал начинающему художнику. Под руководством своего отца, Тихон упорно штудирует натуру – пишет постановки, пейзажи. Однако, уже в раннем ученическом «Натюрморте с цветущим кактусом» (1984), где в раскрытом окне просматривается жизнь улицы,  видно стремление выйти за рамки жанра.  Но больше всего его привлекает композиция. Копируя работы старых мастеров,  он начинает совмещать различные элементы, несколько видоизменяя их,  в результате чего сюжет приобретал неожиданное звучание.

По возвращению в Горький, Абрамов представил наставникам свои работы и был обвинен в том, что их сделал за него отец. Надо знать Тихона с его ранимым честолюбием, чтобы понять абсурдность таких предположений. Как бы там ни было, но стена взаимного непонимания росла и перед самой защитой дипломной работы, под благовидным предлогом, его отчисляют из училища.

В Бобруйск Тихон возвращается, хоть и побитым, но не побежденным. Он устраивается в Художественные мастерские, работает над оформлением рекламных щитов. То, что для других художников было рутинным трудом и делалось по отработанным схемам, Тихон превращает в творческую, авторскую работу. Чтобы не терять время на дорогу, живет в мастерской и  этому правилу – жить там же, где работаешь – не изменял уже никогда.

  Первым большим заказом была реклама таксопарка. Огромный щит метровой высоты и длиной 21 метр представлял собой благодатное поле для творчества и воплощения своих фантазий. В назначенный для приемки день, перед произведением собрались почти все художники мастерских. Такого  они еще ни видели. Во всю ширину плаката разыгрывалось фантастическое действо. Явно не советского производства автомобили соседствовали с улыбающимися динозаврами, украшенными «шашечками», лихие ковбои подмигивали «голосующим» инопланетянкам, хищные акулы плавали между египетских пирамид и летающих тарелок…. Когда приехал директор таксопарка, он долго рассматривал весь этот «беспредел», затем растерянно произнес: «И это такси?»  «Такси, такси!» –  дружно закричали все, с трудом сдерживая смех. Видя столь единодушную поддержку и, видимо, опасаясь показаться далеким от искусства, заказчик подписал акт приемки, а раздавшиеся аплодисменты возвестили о появлении в городе  яркого, самобытного художника.

 Дальше работа пошла в том же ключе. Если в плакате «Берегите природу!»  изображался загрязненный лес, то  Тихон показывал,  как он должен быть загрязнен, чтобы на это действительно обратили внимание. Если надо было сделать щит об инфекционных заболеваниях, то подавался он так, что зритель проникался мыслью о бренности всего живого.

Но самая веселая история произошла в речном порту, администрация которого имела неосторожность заказать Абрамову панно на тему труда. Люди постарше помнят эти навязчивые призывы работать завтра лучше, чем вчера, выполнять и перевыполнять, догнать и перегнать и так далее. Тихон выполнил работу со всеми полагающимися призывами, изобразив индустриальный пейзаж с башенными кранами в экспрессивной авангардной манере, что было принято благожелательно и даже несколько раз попадало на страницы местных газет. Однако, через некоторое время кто-то из работников порта, остановив взгляд на панно несколько дольше обычного, вдруг заметил, что все эти хитросплетения рычагов, балок и поршней складываются в нечто совершенно определенное – краны на щите самоотверженно занимались сексом…

 Возмущаться было поздно, так как время ушло, проще было сделать вид, что ничего не случилось. В итоге Тихон может гордиться тем, что создал, пожалуй, единственный в истории плакат на тему труда, пользующийся популярностью у народа.

Кто-то из великих сказал, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. В 1991 году Великая Империя развалилась. Бобруйские художники, предоставленные сами себе, ищут способы выживания в этих непростых и неожиданных для себя условиях никомуненужности. Совсем иные проблемы занимают единственного в городе авангардиста.

 

 

                Глава 3

«Эпатировать можно по-разному.

История искусства изобилует

разными шокирующими примерами.

Вопрос в том, для чего?»

Тихон Абрамов.

Еще в конце 80 - х вокруг Тихона начинает собираться творческая молодежь, преимущественно, учащиеся Бобруйского художественного училища. Причем, не было громких лозунгов и заманчивых обещаний. Стоило только придти и посмотреть, как он работает, и тебя захватывал искристый поток безудержной фантазии и свободы самовыражения.  В ход шло все, что было под рукой. Любой предмет повседневного быта мог стать частью гигантских инсталляций, приобретая новое, неожиданное звучание – куда там дюшановскому унитазу! Бывало, что кто-то приводил с собой приятеля, или подругу и новичок тут же подключался к коллективному разуму. Нередки  были случаи, когда люди, далекие от искусства, после таких «мастер - классов» брали в руки кисть и карандаш и в дальнейшем уже не мыслили свою жизнь без творчества. В сущности, это был самый настоящий хэппенинг, со всеми присущими ему атрибутами.

В те годы в изобразительном искусстве назревала важная тенденция, определившая нынешнее к нему отношение – а именно, переход полностью на коммерческие рельсы. Когда картина изначально создается для продажи, художник невольно подстраивается под вкусы покупателя и говорить в этом случае о свободе самовыражения не приходится. Явно в пику этой тенденции и создавались «мусорные» инсталляции, совершенно свободные от каких - либо коммерческих расчетов.

Вскоре о молодой творческой группе заговорили в околокультурных кругах Бобруйска,  и в 1992 году было принято решение о проведении в городе первой выставки авангардного искусства. Работа закипела с удвоенной энергией. Чтобы осуществить задуманное, понадобилось четыре месяца подготовительной работы, две грузовые машины материала и месяц монтажа.

Торжественного открытия не получилось – зрители начали ходить задолго  до объявленной даты. Слухи о том, что в Выставочном зале происходит что-то совершенно невообразимое, кругами расходились по городу, благо знакомых и друзей у Тихона хватало.

Посетителей экспозиции встречал вытянутый по вертикали плакат с перечислением более тридцати фамилий участников. Еще выше находился плакат поменьше с двусмысленной надписью: «Не все, кто находятся здесь, принадлежат к ним. Не все, кто принадлежат к ним, находятся здесь». Дело в том, что в XIX веке в Испании такие надписи украшали стены лечебниц для душевнобольных.  В бобруйских газетах  заголовки были подстать. Передо мной лежит пожелтевший номер «Коммерческого курьера» за 29 мая 1992 года. Приведу цитату из статьи «Только для сумасшедших!»:  «…И если подобное заглавие с ходу приводит вас в состояние шока, ей-богу, вам лучше будет посидеть дома. Но если вашей настольной книгой хотя бы один год в жизни был роман Германа Гессе «Степной волк», если вы   не устаете восхищаться биографиями великих безумцев – Ван Гога, Ницше, Паганини… –  если и сами себя вы чувствуете немного не в своей тарелке в этом разумном до идиотизма мире, вам, несомненно, стоит посетить выставку группы художников-авангардистов « Исчезнувший мир» под руководством небезызвестного Тихона Семеновича Абрамова».

Зритель отодвигал полог и оказывался в неком беспредельно трансформированном пространстве. Стерильный параллелепипед зала превратился в безграничные заросли дикой сельвы. Во всех направлениях пересекались веревки – лианы с подвешенными к ним различными бытовыми предметами, теряющими свою утилитарность в контексте выставки. Полиэтиленовые мешочки с опилками низвергались застывшим водопадом. Терялось всякое представление о верхе и низе,  единственными ориентирами служили золотистые крышки для консервации, прибитые к полу и ведущие посетителей от  одной работы к другой. Сами картины, хаотично размещенные в недрах инсталляции, являлись неотъемлемой ее частью, так, что порой трудно было определить, где заканчивается одно и начинается другое. Сюжеты картин, нарочито провокационные, преследовали цель встряхнуть сонное провинциальное мышление, освободиться от навязанных стереотипов.

«Интеллигент не может быть императором», «Я в их годы была разнообразнее», «Если бы парни всей Земли…»  –   все это картины-акции, и не стоит искать в них высоких художественных достоинств с позиций критика Стасова. Главное, что было в этих работах – это энергетика живых  эмоций, что и почувствовали зрители.

 Судя по трем исписанным от корки до корки книгам отзывов, выставка удалась. Восторженные  отклики молодежи, переходящие временами от избытка чувств  на нецензурщину, изредка прерывались брюзжащим недоумением по поводу «мусорных куч». Пожалуй, наиболее точно общий смысл отзывов выразила запись, сделанная немолодой учительницей: «Как ни странно, но это безобразие притягивает, как магнит».

               

 

                Глава 4

«Свое отношение к авангарду

 я бы назвал очень осторожным»

Тихон Абрамов.

Авангардизм – это стремление быть на переднем крае событий, а уж этого качества лидеру «Исчезнувшего мира» не занимать.

Одним обычным летним днем 1989 года, один типичный местный люмпен спешил  занять очередь за популярным в народе напитком. Но то, что он увидел, проходя мимо театра имени Дунина-Марцинкевича, заставило его надолго прилипнуть носом к стеклу. Там, внутри, на ступенях фойе  стояли двое. Он и она. Голые. Он – это, конечно же, Тихон.

Предыстория такова. Жил тогда в Бобруйске  уникальный человек, классный фотограф, ныне ушедший, Влад Косолапов. Его стараниями и энергией в городе проводились всесоюзные фотопленеры.  Достаточно назвать имена участников и станет понятно, почему Абрамов оказался там: Янис Глезис,  фотограф без рук, но с мировым именем, Петерис Яунзес, Зиновий Шегельман, Дмитрий Зюбрицкий, – как тут было упустить возможность пообщаться с этими профессионалами, чему-то у них поучиться.

Примерно в это же время в «Исчезнувший мир» приходит один из активнейших его участников и один из отцов - основателей  –  Владимир Гавриленко, выпускник  Белорусского театрально - художественного института. Нельзя сказать, что он полностью разделяет идейные установки  бобруйских авангардистов, но то, что происходит взаимное влияние – несомненно. Спокойная, эстетско-философская  рассудочность Владимира, по контрасту прекрасно дополняет фонтанирующего идеями, импульсивного Тихона.  Судьба свела их в том же театре, где они оба работали художниками сцены. Сначала Володя долго присматривался к работе своего нового коллеги, потом неожиданно спросил: «А как бы ты оформил публичный дом»? Воздев очи к небу, Тихон тут же ответил: «Там не должно быть ничего эротического»…

Второй состав «Исчезнувшего мира» состоял, в основном, из художников, занимающихся фотоискусством, когда, в поисках подходящей фактуры для своей живописи, Тихон некоторое время экспериментировал с женским телом. Апогеем их творчества стал 1995 год,  Второй республиканский конкурс бодиарта в кинотеатре «Москва». Собственно говоря, республиканским он стал благодаря бобруйчанам, так как остальные участники были жителями столицы.  В памяти остались лихорадочные минуты перед выступлением, участником которого стал и сам художник, овация публики и, вместо обещанных призов – веселая маечка с надписью: «Все любят Мамбу. И Сережа тоже».

 «Исчезнувший мир - 3» образовался стихийно, во время оформления интерьера рюмочной по ул. Пушкина. Все началось с того, что в 1997 году Тихон загорелся идеей создания «образного» интерьера, где рушились бы обычные понятия стен и потолка, а вместо них работали бы новые, неожиданные плоскости, рожденные изощренной фантазией художника. Позиции Ле Корбюзье, заявившего, что: «Кривая линия – линия ослов», была противопоставлена позиция Антонио Гауди, с его мыслью о том, что «Прямая линия – линия человека, а кривая – линия Творца». Но сначала пришлось долго обивать пороги начальников, высоких и не очень, пока не был вынесен вердикт: «Если ты так хочешь это сделать, делай за свой счет».

Тут вступила в силу концепция Тихона Абрамова: «Беру, что есть и делаю, что хочу». В ход пошли пустые бутылки разных калибров, сигаретные пачки, различные коробки и крышки. Как в былые времена,  из художественного училища потянулась молодежь, привлеченная возможностью сделать что-то яркое, оригинальное. Из папье-маше выклеивались блоки внутреннего пространства, которые затем …, как бы это сказать, покрывались живописью. Дело в том, что материалом для живописи служили конфетные фантики и этикетки, обнаруженные в подсобке. Каждый фантик символизировал собой мазок кистью и, учитывая то, что разноцветные бумажки можно было рвать, вращать и накладывать одну на другую,  техника эта не знала предела совершенству, а творческий процесс был уникален и захватывающ.  По секрету скажу, что для лессировки неплохо подходят полупрозрачные обертки от «Золотого ключика».

В кропотливом труде, который продолжался восемь месяцев, приняли участие  около сорока человек.  Редкий случай, когда молодежь шла на работу, как на праздник, учитывая тот факт, что о зарплате не было и речи.

Потомкам еще предстоит осмыслить тот факт, что первым объектом, выполненном в стиле образного интерьера, стала именно рюмочная, да еще и расположенная напротив здания городского КГБ. Зато это была единственная рюмочная, в которой посетитель на время забывал о цели своего визита и долго крутил головой, созерцая диковинные вещи. Откуда-то сверху, из искусственной веревочной паутины опрокидывались бутылки, из горлышек которых замысловатыми цветными струями вытекало содержимое в торчащие из стены бокалы.  Была здесь и «пьяная рюмка» и красочный персонаж с глазами - отражателями под кодовым названием «Папа вместо получки».  Сейчас все это уже в прошлом. Совсем недавно безликий панельный  «евроремонт» поставил точку в истории бобруйского образного интерьера.

Нетрудно заметить, что каждый следующий «Исчезнувший мир» состоял из художников, работающих в русле определенной концепции или задачи. Как только исчерпывались поиски, как только становилось неинтересно, группа распадалась.  Так, четвертый состав экспериментировал с керамикой. Пятый  и шестой занимались бетоникой и живописью по фактуре, о которых речь пойдет ниже.

С приходом Аллы Альферович связан самый плодотворный, наиболее разнообразный и сложный период группы, получившей в своем названии красивую цифру семь.

 

                Глава 5

«Художник не должен ходить

 с протянутой рукой.

 Я хочу совместить несовместимое»

Тихон Абрамов.

Было бы неверным представлять себе всю деятельность «Исчезнувшего мира» только в виде  хэппенингов, а также оформительских и декоративных работ. Несомненный интерес представляют станковые произведения группы, отличающиеся  смешением стилей и жанров и стремлением к самостоятельности формы, что, впрочем, не мешает им быть и содержательными и духовными.

Начнем с работ лидера группы.  Как я уже говорил, Тихону тесно в рамках любого «…изма». Свое отношение к ним он выразил в одноименной картине. Персонаж, напоминающий африканского божка – намек на глубинную природу всех течений и изменений в искусстве.

        Столкновению двух культур посвящена картина «Грязные импотенты» (к 500 – летию вторжения), (1992). Насыщенное символически, произведение очень интересно решено композиционно. Шесть испанских монахов, копьями убивающих индейскую девушку – метафора христианской цивилизации, предпочитающей уничтожать древнюю культуру, вместо того, чтобы ее осваивать.

Картина «Бобруйск. Исход» (2002) посвящена драматическим событиям недавнего прошлого, когда население города в течение нескольких лет сократилось вдвое, за счет оттока еврейского населения, традиционно занимавшего значительное место в культурной жизни Бобруйска. Реальное событие подается через призму философского осмысления причин и последствий, приобретает характер события космического порядка.

             «Спасо - Ефросинья Полоцкая» (1995),  построенная на напряженных контрастах теплого и холодного, вызывает в памяти всю непростую историю этого архитектурного памятника, так тесно связанного с судьбами страны и народа. Совсем по - иному решен «Этюд бабочки и стрекозы на фоне горного пика» (2002), где автор демонстрирует свою неисчерпаемую фантазию и с легкостью импровизирует на заданную тему,  используя все многообразие линий, плоскостей и цветовых сочетаний.

       Картина «Ископаемый аммонит 1944/134», (2000) внешне непритязательна. Расшифровка – в названии. Первая цифра – год освобождения Белоруссии, вторая – количество боевых патронов, найденных на месте «бобруйского котла» и использованных в произведении.                Игра ассоциаций, возникающих при взгляде на полотно – это размышление автора о Человеке и о Войне, о том, насколько часто они идут рядом. Сейчас это самое взрывоопасное произведение находится в коллекции Ильи Олейникова. Второй «городошник», Юрий Стоянов, решил не рисковать и приобрел  «PQ -  17» из подводной серии «Иллюминаторы».            

К сожалению, фотография не может передать особенности многих работ «Исчезнувшего мира». Дело в том, что своеобразным ноу - хау группы стал способ формирования основы под живопись. Комбинации совершенно неожиданных материалов составляют сложный рельеф, доходящий в некоторых работах до 20 сантиметров высотой. Сам процесс создания рельефа занимает от нескольких недель до нескольких месяцев, и то, что на двухмерной фотографии смотрится несколько «попсово», в реальности поражает изощренной игрой фактуры и цвета.

Послушаем здесь самого автора: «Чисто абстрактные вещи быстро надоели своей простотой задачи и исполнения. Поэтому, не отказываясь от сюжета, вывожу на передний план материал, буквально «съедающий» сюжет и выходящий в самодостаточность. Недобитый же сюжет просачивается таки наружу, являя необходимое противоречие, конфликт или даже вопрос – зачем все это нужно?»

Конфликт, парадокс и противоречие – это те путеводные звезды, которые помогают Тихону и его группе не сойти с выбранного курса, не поддаваться на искушение делать то, что будет нравиться многим, но, увы, не доставит наслаждения творцам.

Надо сказать, что работы, о которых идет речь, это лишь сотая часть творческого наследия Тихона. И, тем не менее, в его мастерской не найдется и десятка картин. Судя по той легкости, с которой он избавляется от них, раздаривая их или продавая за гроши, можно предположить, что главная ценность для него – это сам процесс, а не результат.

Он ориентирован не на модные влияния «извне», а на нечто глубинное, «инситное», как сейчас модно говорить. Абрамов ищет и находит это в традиционном искусстве африканских народов, в рельефах доколумбовых инков и ацтеков, росписях и скульптуре Древнего Египта.

Он работает на стыке многих жанров и техник, естественным образом включая в себя их черты и подобным синтезом образуя новую форму, чем представляет особый интерес.

Работы Владимира Гавриленко не вписываются в общую направленность поисков «Исчезнувшего мира». Художник сцены по специальности, он и в свои произведения стремится привнести дух театральности.

Его картины, наполненные многослойностью смыслов, будто приглашают зрителя к философской беседе. Взять, к примеру, работу под названием «Метафизический пейзаж близ деревни Новоселки» (1995). В одной только Беларуси одноименных населенных пунктов насчитывается несколько десятков.  Дерево, выросшее у круглого озерка посреди чистого поля, становится символом жизненной силы народа. Зритель, знакомый с восточной философией, увидит на картине союз четырех стихий: (Воздух – Огонь – Дерево – Вода) и знак «Инь – Ян».  А четыре выстроенные по вертикали пятна, образованные солнцем, деревом и их отражением в воде, получают значение планетных чакр, вносящих определенную гармонию в хаотичное движение материи на небе и на земле.

Поиски скрытых смыслов зритель может продолжить в картине «Накануне в сумерках» (1990), написанной до развала Советского Союза, но воплотившей в себе дыхание времени и предвидение грядущих событий.

      «Парис и психиатр» (1992)  –  шуточная интерпретация известного мифа о выборе из трех красивых женщин самой красивой. Гавриленко предположил, что в действительности, непредвзятому судье  невозможно было бы сделать выбор и предлагает свой вариант развития событий. Произведение, пародирующее моду на «фрейдизм», наполнено множеством символов и аллегорий, а сюрреалистический стиль создает атмосферу неких шизофренических иллюзий.

 В  скульптуре Владимир выступает как создатель пластических форм с абсолютной чистотой линии. Освобождая свои творения от всего несущественного, случайного, он придает им многозначительность и магическую неоднозначность первоначального символа. В «Черной купальщице» (2003) воплотилась природная грация и сила праматери человеческой, которая, как известно, была африканкой.

Когда смотришь на «Нику» (2004), вырезанную из мореного дуба, возникает ощущение, что ее простые и изящные формы были подсказаны автору самой текстурой древесины.

В своих скульптурных работах Гавриленко смело сочетает дерево, металл, стекло, камень и другие материалы, что делает его произведения  узнаваемыми и притягательными.

Зрители полюбили загадочную «Аэлиту» (2003), величественного «Короля Артура» (2004), экстравагантную «Чио – Чио – Сан» (2004).

       В 1999 году, в результате постоянных экспериментов, ребятами из «Исчезнувшего мира» изобретается бетоника – сложная авторская техника, основанная на свойстве цементного раствора принимать в себя  различные материалы. Керамика, мозаика, уралит, металл, кожа, в сочетании с росписью и новаторской мыслью художников создают вещи яркие, оригинальные, незабываемые.

Вот работы из цикла «Звездные войны». Кто из нас в детстве не зачитывался фантастикой, не бредил  дальними мирами. Ныне, в наш прагматичный век, лишь единицы могут позволить себе удовольствие раскрывать загадки космоса. Со стапелей «Исчезнувшего мира» сходит уже девятый звездолет, закамуфлированный под декоративную напольную вазу. Каждая модель неповторима и носит печать индивидуальности автора.

«Штурмтигр» Аллы Альферович по-женски изящен и загадочен. При отделке скульптуры использовано более тысячи самых  разнообразных элементов, включая бисер, мятую кожу, металл, пластик. Эффект получается поразительный. Несмотря на то, что вес произведения намного превышает вес самого автора, создается впечатление ажурности и легкости, а многофактурность произведения рождает иллюзию нематериальности. Выражение «От материи  –  к идее» смело можно считать девизом этой работы.

Живописные работы Аллы отличает декадентская  изысканность  в сочетании с поиском внутренней гармонии. «Несмотря на …, или Голубой бриллиант», (2004) выполненный в технике сухой кисти  –  произведение очень личное, отражающее мировосприятие тонкой, одухотворенной натуры в условиях тотального практицизма и меркантильности. Интересной находкой здесь являются глаза девушки. В них невозможно долго смотреть, взгляд ускользает, оставляя ощущение неразгаданной тайны…               

 

 

                Глава 6

 

«Всякий лидер – тоталитарен».

Народная мудрость.

 

5 апреля 2003 года состоялась очередная персональная выставка «Исчезнувшего мира». В отличие от первой, немного хулиганской и провокационной, концепция второй строилась по принципу «от противного». Зрители были приятно  удивлены невиданным для Бобруйска фуршетом,  «живой» музыкой,  оригинальностью и «сделанностью» представленных работ. Мало кто знает, что деньги на это мероприятие пришлось добывать его организатору и лидеру группы, а потом три месяца работать за долги. Ничего не поделаешь, кому-то приходиться бросаться на амбразуру, чтобы остальные шли дальше.

 В экспозицию были включены предметы быта и оружие времен Великого княжества Литовского, восстановленные членами городского рыцарского клуба «Газдава». Соседство старинного воина в полном облачении рядом с современными «изысками» не смотрелось диссонансом. Напротив, это давало повод к оптимистическим размышлениям о преемственности поколений и надежду на то, что все же «глянет солнце и в наше оконце».  Надежду эту подкрепляло и участие в выставке самых молодых членов «Исчезнувшего мира» – Алеси Крупской, Юли Мальцевой, Даши Коноваловой и Влада Щавликова – результат осуществления еще одного проекта Тихона. Несколько лет в его мастерской занимаются молодые дарования от шести до шестнадцати лет. Делает он это не за деньги. Абрамов старается разбудить в них природные способности, позволявшие когда-то нашим далеким пещерным предкам  виртуозно изображать окружающий мир. Его система преподавания уникальна. Он не мучает детей постановками и скучными штудиями, предпочитает называть их не учениками, а коллегами.  Самое трудное – это раскрепостить наше «зашоренное» сознание, заставить его подключить некие внутренние связи, утерянные в процессе технократической эволюции. Как оказалось, в этом помогают задания по супрематизму и знакомство со школой аналитического искусства П. Филонова.  А результаты ныне может увидеть каждый посетитель Выставочного зала, где рядом с «маститыми»,  на равных правах участвуют и совсем юные дарования.

Последняя удача и признание – выставка городских художников «Зимний вернисаж – 2004», куда молодежной группой было представлено столько работ, что им выделили отдельный зал. Зрители смогли увидеть здесь  работу 11- тилетней Алеси Крупской  «Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу!» и ее ровесницы Даши Коноваловой  «Чего испугаюсь, за то и спрячусь».

Надо сказать, что во многих работах членов молодежной группы, так или иначе, прослеживается влияние их лидера. Из истории искусства видно, что, чем гениальнее был художник, тем меньшим количеством достойных учеников он мог бы гордиться, настолько сильно было влияние и давление  личности. «Исчезнувший мир»  –  объединение уникальное, впрочем, характерное для провинции, (вспомним «школы» Малевича и Шагала). Но это и не «театр одного актера», так как Тихон искренне заинтересован в том, чтобы художественный процесс в городе активно развивался, и художников было много, хороших и разных. Просто так получилось, что в Бобруйске сейчас есть один  двигатель, непонятно на чем работающий, вокруг которого что-то постоянно происходит. В его орбиту попадают неравнодушные, талантливые люди и, вдохновленные этой энергией, переживают один из интереснейших творческих периодов. 

Тихона привлекают масштабные проекты. Еще лет десять назад у него родилась идея создания в своем городе кинетической скульптуры. То, что поначалу казалось фантастикой, ныне существует в виде реального проекта со своей сметой и подписями заинтересованных лиц. Самым трудным было найти человека, обладающего необходимой суммой и уговорить его раскошелиться  на странное нечто, не существующее еще в нашей стране и не предполагающее конкретной выгоды. Конечно, о том, что это будет государственная организация, не могло быть и речи. Приходилось выходить на «новых белорусов», доказывать, настаивать, быть назойливым …

  Правда, авторский гонорар в итоге  составил пятую часть от первоначальной, весьма скромной суммы, зато на бобруйской улице скоро поселится пятиметровый «Житель планеты Ниагара» и создавать его будут художники из «Исчезнувшего мира», что, по мысли их лидера, дороже денег.

Как-то я писал уже о том, что в Бобруйске нет ни одного памятника, не посвященного «вечно живому» или героям войны. Сейчас, похоже, лед тронулся. В начале лета 2004 года были объявлены итоги конкурса на лучший проект скульптурной композиции с использованием символа нашего города.  Из представленных 25 работ, созданных не только художниками региона, но и столицы, победителем вышла скульптура, изображающая респектабельного бобра с приветливо приподнятым котелком. И автор этой композиции – член «Исчезнувшего мира» Владимир Гавриленко.

К положительным моментам деятельности «Исчезнувшего мира» следует отнести и тот факт, что маститые художники Бобруйска, посматривавшие ранее на молодежную группу свысока и не воспринимавшие ее всерьез, ныне с интересом и с некоторой ревностью наблюдают за ее успехами, а председатель городской организации БСХ В. Колтыгин так мне и сказал: «Побольше бы нам таких ребят – совсем другая жизнь была бы».

Сделать жизнь другой, превратить Бобруйск в оазис духовности и Мекку художников – такая мысль могла возникнуть в голове чудака или безумца.  Сам Тихон как-то с горечью говорил о том, что публика пока инертна, она не готова ни кричать «Ура!», ни кричать «Долой!». Она не готова к эстетическим эмоциям.

Тем не менее, я уверен, что именно в маргинальной провинции, закладываются новые, неожиданные направления, так как пребывание "на краю" всегда предшествует выходу за пределы устоявшихся традиций. Именно провинциальность художника  позволяет ему создавать свои произведения с любовью, граничащей с безумием. Только такие, «раскрытые в себя» творцы, оказываются способны выразить себя и свое время, оставить свой след в мировом искусстве.

Как-то работы Тихона случайно увидел бельгиец с художественной фамилией Матисс, оказавшийся в Бобруйске по делам. Не торгуясь, он приобрел четыре графических листа из серии, остроумно названной  автором «Кубик Рубика», где шутливо обыгрывались позы из  «Кама сутры».

В столичной комиссии по разрешению на вывоз произведений искусства задали только два вопроса: «Какой идиот это сделал?» и «Какой идиот это купил?»…  А вот это уже вопрос провинциальности совсем иного уровня….

 

                Глава 7

«Я не попадаю в систему правил.

 Всю дорогу у меня сплошные исключения».

Тихон Абрамов.

Произведения  Тихона находятся сейчас в 15-и странах мира. Сам он, к счастью, пока здесь, хотя мог бы остаться за границей, где и к художнику и к человеку уважения побольше. Здесь же у него нет даже своего угла – он снимает половину частного дома, которая является также и мастерской «Исчезнувшего мира».

Женщины с ним не уживаются – его бывшие супруги рано или поздно ставили вопрос ребром: «Я или искусство?». Зато всегда в наличии долги и много свободного места в холодильнике.  А еще бывают минуты отчаяния, когда наваливается серый ком тоскливых будней и неразрешимых проблем, заглушая яркие краски на палитре. Когда начинает казаться, что истина – все же в вине, когда не знаешь, ты сошел с ума или мир…  И в этом тоже – Тихон.   Можно было бы попытаться отделить его светлую часть от темной, только вот боюсь, он этого не переживет.

Как-то он высказал мне такую мысль: «Говорят, что дуракам Господь Бог дает долгую жизнь, для того, чтобы они поняли то, на что обычным людям требуется гораздо меньше времени. Согласен быть этим дураком, потому, что я очень любопытный субъект и хочу еще очень многое сделать».

Со своими единомышленниками он хочет изменить жизнь своего города. И я верю, что все у них получится. Залог их успеха вижу в том, что они не стоят на одном месте. Назвав себя авангардистами, они двигаются вперед, не останавливаясь на удачных находках и не превращая их в источник дохода. Ими движет неуемное желание постоянно доказывать себе и другим то, что наша жизнь это не только борьба за существование, но и нечто большее, дающее право человеку зваться Художником.

                Евгений Алмаев
___________________________
      



CHRONICLES
OF THE VANISHED WORLD

Eugene Almaev


                CHAPTER 1

“To be an artist in our time -
means to analyze the nature of art”.

G. Koshut

Works on modern avant-garde is not a profitable busyness today. For most of ordinary public it is something strange and ugly. For art critics and the press it is something that long ago lost its positions, leaving only its name for an artistic behavior’s style, and changing or tending to change actually nothing. 
 

It is two times more complicated to write about provincial avant-garde. By just merging these two words you’re risking to provoke an ironical smirk. It may look obvious that the province, with its disconnection from communicative stages, is doomed to re-orchestrate old songs. However, history knows the phenomenon of Vitebsk, where on the border of two centuries (XIX and XX) progressive forces have accumulated, and influences the global development of the world art. 

I am convinced that the avant-garde as a phenomenon in its basic conception could not exist in post modern’s environment. It can be even suggested that now every artist is an avant-gardist for himself. No one would like to tail along, to be an anachronism. But in our fed up informative century it is more and more difficult to surprise people by anything.

Avant-gardists, who have chosen just one stylistic set are causing perplex reaction. Let’s take as an example Vitebsk again, only modern. In the art society “Quadrate” that has begun its history in 1987, we see a division on artists along very narrow specialization: Valeri Schasny is devoted to PLIPS (Russian abbreviation that stands for “surface - line - blur”), when Lev Stepanov is attracted by performances, etc. Then, wait a minute! - if an artist stays within frames, established for himself by himself, what progress we can speak about? No avant-garde in style’s shackles can exist.    

A question, if everything may be an abject of art, is still actual in international artistic practice. Old borders were washed out, new borders are not clear. In these circumstances an artist’s activity becomes a comprehension of more and more of new areas, and absorption of new possibilities. Probably, we have to distinguish between formal avant-garde, based on copying and mimicking, and that special state of permanent search, non-satisfaction about the “calming down” function of art, and will to transform life, speak about one’s ideas aloud. What can you do if your imagination feels squeezed within narrow bounds of any “…ism”, if in response to any “not possible” appears “why not?”, if life is only then delightful and fulfilled, when you sense her resistance? 

In this work I would like to describe artists, who live according to these laws. We will speak about youth group “The Vanished World” emerged in Bobruisk in 1988. This is not an organization that has a stamp and own bank account. It is rather a “tusovka”, where can come every one, who’s interested, who has, what to say, and consider himself a person, interested for others. Here you will be understood and criticized, here is a permanent place for mystery, called creativity. Sometimes it comes lively, accompanied by beer and cigarette smoke, but usually it is born in creeps of doubts and disappointments.    

The leader of the group himself in one of his interviews has expressed his position in this way: “Call it as you wish. Let it be a concept. A bouquet. A true bouquet of very different creators, united by the same idea to orange a small feast, a performance, to fight boredom. I am – for ramp of ideas, narratives”.

It is known that in both history, and art, it is difficult to underestimate role of personality, therefore it is worth to speak wider about the leader and spiritual organizer of the group.


CHAPTER 2

“Spirit of discordance:
one of the main engines
of creativity”.
                Tikhon Abramov

 

Tikhon Semyonovich Abramov was born in Bobruisk, August 24, 1967, in a family with rich artistic traditions. His father, Semyon Tichonovich, has been more then 40 years in the domain of professional visual art; for long time he was a head of the District’s section of the Artists’ Union of Byelorussian SSR. Sister Tatiana, also a painter, presently lives in Marseille, her husband is Jean Bruno Finoketti, French graphicist. Passion towards drawing, towards creative work has awakened in Tikhon very early, and soon pushed away other interests, positioning itself at the main place in his life.

In 1983 Abramov begins studies in Gorky school of arts. With the help of his exceptional sociability he very soon becomes acquainted with representatives of the local “underground”: painters, musicians and poets, absorbing close to his ideas with bulimic. It was a need for something new, not ordinary, something that avoided clutches of the boring “soc. realism”. As he presents it: “Got together, hang around - and revealed”. Tikhon carelessly shared with the teachers his rejection of the ideological art, and therefore received a reputation of the “1-class” rioter and brawler.

After studying some time he becomes involved into a displeasing, troubled collision. “Young - inexperienced - barbed”, - commenting Tikhon.  A tendency to live by own laws turns into an “academic vacation” and “home arrest” after arrival back in Bobruisk. That year gave lot to the artist-beginner. Under the conduct of his father, he kept hardly studying nature - paints study-compositions, landscapes. However, in his early learning “Still life with a blooming cactus” (1984), where street life shows itself through an open window, there is already a temptation to go beyond the genre’s limits. But more then everything else he’s attracted by composition. Copying works of old painters, he starts to combine different elements, slightly deforming them, and the plot of the story was accruing an unexpected orchestration in result.

After returning to Gorky, Abramov presented his works to his tutors, and was accused of using his father’s help, who, allegedly, created all these works. One must know Tikhon with his vulnerable ambitiousness, to understand an absurdity of such insinuations. Anyway, a wall of mutinous misunderstanding grew, and just before graduation, under a glib excuse, he was sent down from the school.

Tikhon comes back to Bobruisk wounded but not defeated. He gets a job in Artistic Studios, and works on advertising billboards. Procedure that for other artists was a routine work, and was made by standard templates, Tikhon turns into a creative, personalized work. For not wasting time for transportation, Tikhon lives in the studio, and later never betrays this rule: live where you work.      

1-st big commission was an advertisement for Taxi Park. Grand billboard 1 meter high, and 21 meter long, had a potential for creativity and embodiment of his fantasies. In scheduled for attestation day in front of the work almost all artists from the Studios have got together. They never saw anything alike. All width long, a fantastic performance was played. Clearly not Soviet-produced cars neighbored with smiling dinosaurs, decorated by taxi “draughtboards”, rakish cowboys winked “hooking” female extraterrestrials, and savage sharks were swimming between Egyptian Pyramids and flying saucers…. When the director of the Taxi Park came, he was looking at this “outrage” long while, then muffled in an embarrassment: “And this is the taxi?..” “Taxi! Taxi” - all together shouted the audience, hardly holding back the laugh. Witnessing such a unanimous support, and probably afraid of being considered a person distanced from art, the client signed the act of acceptance, and the following applauds announced about apparition in the city of a bright, original artist.

Furthermore, the work went in the same key. If in the placard “Save the Environment!” a contaminated forest was depictured, Tikhon has shown how it has to be contaminated to attract common attention. If a board about infectious diseases had to be made, it was presented in such a way that the spectator plugged in to an idea of perishable state of everything that lives. 

 

          (end of extract)

             
++++++++++++++++++



 

 

 

 

Критический отзыв на статью Бориса Крепака    «Кому она нужна, художественная критика?»

(«Мастацтва» №11, 2004).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЧТО ДЕЛАТЬ?

ИЛИ «КРИТИЧЕСКИЕ ДНИ»  ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КРИТИКИ

 

К размышлениям о нынешнем непростом положении художественного критика  меня подтолкнула статья  нашего известного искусствоведа Бориса Крепака, опубликованная в журнале «Мастацтва» (№11, 2004).

Работа под названием «Кому она нужна, художественная критика?» явно представляет собой «крик души» автора, который в  первых же строчках  сам отвечает на поставленный вопрос: «…я мог бы ответить, что никому. Ни самим критикам, ни художникам, ни тем государственным учреждениям, которые «руководят» культурой. И на этом поставить точку, потому что вряд ли кто-нибудь смог бы убедить меня в обратном». Тем не менее, Б. Крепак решает не останавливаться на этом, и на  трех полновесных журнальных страницах сетует о том, что сейчас «правит бал» рынок, размыты критерии оценок современных художественных процессов, предается воспоминаниям о тех славных днях, когда с критиками  «…считались, их уважали, и не только у нас, но и на всесоюзной арене». Причем, иногда приводятся аргументы, противоречащие друг другу.

Не хотелось бы обидеть столь уважаемого мною Бориса Алексеевича, но статья оставляет впечатление полной растерянности автора, тщетно пытающегося остановить колесо истории. Это  тем более прискорбно, что благодаря своему творческому потенциалу и огромному опыту, редактор газеты «Культура» смог бы принести гораздо больше пользы отечественному искусству, определившись с «вектором силы».

Дабы не уподобляться тому самому «яйцу», поучающему «курицу», попробую построить свою аргументацию в виде цитат из  материалов белорусской прессы, посвященных нашей теме, кое-где снабжая их своими комментариями.

Для начала приведу несколько выдержек из работы Бориса Крепака, заставивших меня насторожиться:

«По моему убеждению, любые поиски имеют право на существование, но при одном условии: если за плечами этих искателей стоит школа, профессионализм, высокая эстетика».

Но как же нам быть тогда с Ван Гогом, Анри Руссо, Нико Пиросмани и десятками других гениальных самоучек, вошедших в историю мирового искусства? Ведь именно их «необразованность» и позволила им идти своим путем и быть непохожими на других! Читаем дальше:

«Создается впечатление, что каждый художник ведет собственную, сольную партию и не столько принимает участие в общей игре, сколько уподобляется игроку в бильбоке, который пробует в одиночестве подкидывать и ловить палочкой шарик».

По этому поводу я мог бы еще согласиться с тем, что искусство – это игра. Но ведь это не командная игра, это не футбол. А командной игрой искусство становится лишь тогда, когда оно встроено в Систему. Неужели здесь проскальзывает тоска по единственно правильной и официально заверенной линии? И не случайно ли в статью встроено высказывание «зубра» соцреализма М. Савицкого:

«Про развитие национальной художественной культуры не может даже идти речь сейчас, когда большинство художников несвободны в своем творчестве, работают на свое материальное благосостояние, когда нет общей концепции (выделено мною – Е.А.) развития искусства и каждый творец работает по принципу «кто во что горазд»».

Конечно, задачи, которые отводились  критике в эпоху соцреализма,  были несравненно проще и определеннее, чем сегодняшние. И художник работал не на свое материальное благосостояние, а на Великую Идею, унесшую миллионы жизней. Но время не остановить, как не остановить тот процесс, приведший к существующей ныне сложности, многоликости и многоаспектности искусства.

К счастью, Борис Алексеевич понимает, что «… для художника зависимость от рынка лучше, чем зависимость от тоталитаризма». Но что-то мешает ему сделать следующий шаг и обозначить свою активную позицию в нынешних непростых условиях.

Вспоминается меткое замечание Юрася Борисевича о том, что белорусское официальное искусство всегда было формой социальной, а не экзистенциальной активности. Только у нас могут до сих пор считать, что искусство играет какую-то дидактическую роль и носиться с мифической «национальной идеей».  Какую национальность прославил Пикассо? А Марк Шагал? Как говорил мне один умный художник: «Сделай хорошо и это будет национально»

Мы можем без конца кичиться своей крепкой реалистической школой и гуманистической направленностью нашего искусства, но без включенности в мировой художественный процесс, нам так и суждено оставаться на провинциальных задворках  мировой культуры.

Михаил Борозна в статье «На переломе времени»[1] обращает внимание на так называемый «экспорт» отечественного искусства: «Родина значительного количества выдающихся мастеров, она не сохранила в памяти своего народа ни самих художников, ни их выдающихся произведений. За границами республики сейчас работают А. Задорин, Ю. Дорошкевич, Р. Заслонов, А. Китаева, А. Шамота и другие. Не так много в Беларуси осталось произведений и безвременно погибшего Н. Селещука. Эта ситуация будет еще держаться долгое время. … Деятельность же художников, которые получили здесь образование и  сложились  как творческие личности, но работают за рубежом,  не изучается. Общество без искусствоведческого анализа этой проблемы, без централизованного формирования электронных баз данных по современному изобразительному искусству лишает себя надежды вернуть утраченный художественный потенциал даже в минимальных размерах».

И далее: «Московский художественный рынок может нас  не устраивать своим выразительным разделением на «открытый» и более мощный «черный», однако он безукоризненно функционирует и притягивает к себе белорусских авторов».

Как мне кажется, осмысление этой проблемы и нахождение путей выхода на внешний рынок не только отдельных художников, но всего белорусского искусства, открывает поле для более активной деятельности наших критиков.

Вместо этого, мы наблюдаем, как происходит инфляция самой критической мысли. И во многом, виноваты в этом сами критики. Ведь известно, что гонорар за статью начисляется в зависимости от ее объема. Поэтому, вольно или невольно, в искусствоведческих материалах появляются «общие места», а тяга к «научности» часто превращает эти материалы в ребусы, недоступные широкому пониманию.

Юлия Бандурина в работе «Потребность рассуждать об искусстве»[2] пишет: «Перенасыщенность специальной терминологией, известно, придает статьям шарм солидности и элитной принадлежности, но… Но, достаточно почитать искусствоведческие тексты И. Крамского, А. Бенуа, Б. Эфроса, чтоб понять, что научность терминологии никогда не заменит живое, заинтересованное переживание искусства. Другими словами, немудрогелистая народная мудрость «чем проще, тем лучше», кажется, пошла бы на пользу современному искусствознанию. … Есть еще одно отрицательное последствие тяги к «научности»: искусствоведческие тексты утрачивают художественность. Отсутствие субъективизма как авторского начала, объективность как самоцель, универсальность стиля – признаки математических дисциплин, к которым искусствоведение не относится. … Вероятно, для художественной критики сегодня катастрофически не хватает иррациональности, непредсказуемости, может, даже авантюризма и ошибочных суждений».

Пока же мы видим засилье штампов, отсутствие авторского начала,  а робкие попытки белорусских критиков работать в поле актуального искусства, являются, в основном, переработками материалов российских журналов «Художник», «Номи» и др..

Ответ на вопрос, почему критика стала такой «беззубой» и неинтересной, мы можем найти в материале самого Бориса Крепака: «Меня могут спросить: дороженький, а чем, собственно, сегодня занимается секция критики и искусствоведения БСМ, которую ты много лет возглавлял? Скажу так, каждый член секции, а сегодня по Минску их 37 человек, занимается своим делом, однако делом, независимым от конкретных потребностей Союза художников. Это профессионалы. Среди них есть кандидаты искусствоведения, профессоры, доценты, лауреаты Государственной премии, премии «За духовное возрождение» и специальной премии Президента РБ, есть два заслуженных деятеля искусств Беларуси, один заслуженный учитель, один лауреат премии Белорусского союза литературно – художественных критиков, есть члены государственных экспертных комиссий Министерства культуры РБ, а также Международной ассоциации искусствоведов. Это – историки искусства, галерейщики, журналисты, педагоги, среди которых, правда, ровно половина – пенсионеры».    Без комментариев…      

Михась Цибульский в статье «Современная художественная критика: радикальный плюрализм мысли или рецептивный субъективизм?»[3] поднимает ту же тему, что и Борис Крепак, но делает это уже как искусствовед, трезво оценивающий реалии сегодняшней художественной жизни и потому стоящий на более прогрессивных позициях.

Для начала автор приводит различные варианты перевода греческого слова «критика». Это  «разделение», «различение», «выбор», «объяснение», «вынесение решения». «И хотя со времен Дидро художественная критика ставила своей задачей, прежде всего с помощью пера, передать «многоликость стилей, которая соответствовала бы многогранности дарований живописцев», именно «вынесение решения» считалось обычно основной задачей критики. Особенно выразительно это проявилось в советское время, когда от критики требовали не только позитивной оценки художественных событий и произведений, которые прославляли бы социалистическую действительность, но и указания их места в «поступательном ходе» истории, задач искусства с позиций идейности и партийности…

Буквально до начала 1990-ых годов были общепонятны пути развития искусства, критерии оценок. И некоторым критикам даже казалось, что возможно прогнозировать некоторое будущее, давать советы художникам. Сегодня с уверенностью можно говорить, что критика слабо влияет на творческую личность художника, на его восприятие мира. Вряд ли можно утверждать, что критика формирует художественные вкусы общества. Малопривлекательной для критика стала ориентация на дискутирование по поводу  острых общественно-политических проблем или беспокойство по поводу социального  функционирования произведений искусства».

А вот к вопросу о критериях:

«На самом деле, известно: какие бы критерии критика не устанавливала, с течением времени они превращаются в сухие формулы, лишенные даже красоты субъективных авторских оценок. И поэтому каждая эпоха по-своему прочитывает то или иное произведение искусства. Любая из версий такого  прочтения имеет право на существование и при этом не отменяется каждой последующей во времени интерпретацией произведения».

Но вернемся к работе Бориса Крепака: «Сегодня к искусствоведу (я не говорю уже про критика) слишком много претензий именно от тех творцов, которые приложили достаточно усилий, чтобы использовать его в своих интересах.  Честно говоря, мне неприятны обвинения в наш адрес со стороны таких художников».

А теперь обратимся к статье «Универсум»[4], посвященной такому знаковому явлению, как художественной выставке искусствоведов. Наталья Шарангович замечает, что: «Критика на сегодняшний день находится в таком же состоянии, что и само искусство. И когда говорят, что у нас очень высокое искусство и очень низкая критика, хочется увидеть доказательства того и другого. И если наше искусство действительно высокое, хотелось бы полистать работы о нем ведущих ученых российской, немецкой, польской, французской, швейцарской школ искусствоведения, наиболее сильных в мире. Тогда можно было бы согласиться с тем, что наша критика не в состоянии соответствующе оценить белорусское искусство, что тут поле деятельности только для ведущих специалистов Центра Помпиду, кураторов выставки «dokumenta» или венецианской биенале современного искусства…».

Причина взаимных претензий художников и критиков заключается, на мой взгляд, в неверном позиционировании последних. Прошли те времена, когда творец великодушно позволял критику «обслуживать» свою персону, подсказывая, как это лучше сделать. Современная инфраструктура художественного пространства предполагает смещение роли искусствоведа в сферу артменеджмента, кураторства, продюсерства. Но для этого государство должно хотя бы не мешать, тогда будут у нас и свои меценаты, и свои спонсоры.

Еще десять лет назад Белорусским институтом проблем культуры были проведены социологические  исследования, касающиеся материального положения наших художников[5]. И выводы были сделаны однозначные: «Многим художникам, другим участникам художественного процесса, решение всех проблем видится в формировании в республике цивилизованного рынка искусства. Думается, что этот рынок позволит автоматически решить следующие задачи:

– создать условия, при которых успеха, в том числе и финансового, достигают только те мастера изобразительного искусства, которые заслуживают это благодаря своему таланту,

– устранить влияние государственной идеологии при определении ценности произведения изобразительного искусства,

–  поднять уровень жизни художника в целом,

 – приблизить изобразительное искусство к массам, сделать его более доступным и понятным». И далее:

«К арт-рынку мы должны подойти с открытыми глазами, чтобы видеть то положительное, что он может принести в наше общество, и то отрицательное, что идет вместе с ним. Мы должны понимать, что арт-рынок существует для того, чтобы с прибылью реализовать произведения искусства. Основное его предназначение, как и любого другого рынка – прибыль. В то же время, не придумано более совершенного механизма, чтоб за произведение искусства получать надлежащую цену, что позволяло бы художнику творить, не прекращать творческий процесс банальными поисками хлеба насущного».

Развитие истории искусств  неотделимо от общечеловеческой истории, от ее взлетов и падений. Какое общество, такое и искусство. Потому и покидают нас таланты.… А революции в искусстве совершались почти одновременно с революциями в обществе. Но сразу скажу: «Не надо нам больше этих революций. Обойдемся эволюцией. Это хоть и дольше, но вернее».

А если серьезно, то уже который год на многочисленных семинарах и «круглых столах» обсуждение проблем белорусского искусства идет по заколдованному кругу: – есть проблема, потому, что нет средств – нет средств, потому, что нет заинтересованности власти в творчестве художника.

Не пора ли расставить все по своим местам?  Вернее, не пора ли определиться с местом художника в обществе и государстве? Ведь давно понятно, что государство только тогда заинтересовано в художнике, когда тот обслуживает его интересы. И дело не сдвинется с мертвой точки до тех пор, пока вопросы искусства не приобретут в «верхах» хотя бы такой же приоритет, как, скажем, хоккей. 

В то время, как наша приближенная к власти «элита» по инерции ждет, когда же ими начнут командовать, укажут ориентиры и определят критерии, новая генерация ищет самостоятельные пути, пытаясь по одиночке как-то встроиться  в систему рыночных отношений.

Сегодняшний «застой» и «разброд» в белорусском искусстве и критике обусловлен политическим моментом и развитие событий предполагает два варианта: при сохранении ориентации на общество «заповедного социализма», власти неминуемо спохватятся  и все станет проще и определеннее, а статус деятелей искусств повысится. Если же наше руководство выберет путь рыночной экономики и захочет дружить не только с Китаем, то нам предстоит столкнуться с монстром под названием мировой художественный рынок.

И почему-то  я уверен, что не сразу, но все же займет наше искусство свое достойное место в пространстве европейской современной культуры и сможет задать новые ориентиры, и сможет повести за собой. А поручителем этому будут те многочисленные таланты, которыми ранее так расточительно разбрасывалась земля белорусская…

Подводя итоги, можно отметить, что искусство не раз переживало кризисы и всякий раз возрождалось, несмотря ни на какие прогнозы. И всегда рядом с искусством шла критика. Сначала в одном теле с художником, затем робко и несмело пытаясь судить произведения других творцов, затем анализируя явления, стили и эпохи. Показательно, как менялся язык изложения: сначала простой и доступный, он оброс специальными терминами, понятными лишь профессионалам. Позже искусствоведение стало претендовать на свою исключительную роль и пытаться навязать художнику свои критерии и свое видение пути развития искусства. Что из этого получилось, мы все знаем. Постмодернизм – это тупичок, в который искусство и критика зашли плечом к плечу.

Все попытки постичь логику развития искусства обречены на провал, так как искусство развивается по своим неписанным законам. Зачастую художник или направление в искусстве получали право на известность и на жизнь в веках вопреки разгромной критике авторитетных искусствоведов.

В последние годы в белорусском искусствоведении стало модным поговорить о таких категориях, как Время, Пространство, Личность. Попробуем взглянуть на них применительно к нашей теме.

И в статье Бориса Крепака, и в работах некоторых других искусствоведов выражается озабоченность по поводу «наплыва дилетантов и графоманов». Позвольте спросить, по каким критериям будем «отсеивать» «правильное» искусство от «неправильного»? Для кого-то творчество – это религия, для кого-то – мания, для кого-то – терапия. А судить произведение искусства можно лишь по законам, самим художником для себя установленным. Это еще Пушкин говорил. Думается, есть только один критик, которому позволено выносить решения и который никогда не ошибается – Время.

Анализируя процессы, происходящие в культурном Пространстве Беларуси, можно утверждать, что все попытки  нашей критики оказать влияние на художественные процессы в стране, не принесли каких либо результатов, поэтому все ее претензии на власть счастливо уравновешены полным ее отсутствием.

А что же искусство? Не думаю, что оно от этого пострадает. Может быть, уже сейчас, в это время, в каком-нибудь белорусском городишке работает художник, полунищий и голодный фанатик, не имеющий никакого понятия о критериях, стилях и направлениях, и которого post factum или post mortum обласкают вниманием и славой художественные критики. И заставят его имя обслуживать какую-нибудь идеологию. И подыщут ему ложе в Пантеоне искусств…

Только зачем  это ему? Если он – Личность…

                Е. Алмаев.

 

                Список использованной литературы:

 

1. «Мастацтва», №11, 2004, «Кому она нужна, художественная критика?»

2. «Мастацтва», №2, 2003, «На переломе времени»

3. «Альманах Белорусской академии искусств» №3, 2000, с – 94, «Потребность рассуждать об искусстве»

4. «Мастацтва», №6, 2003, «Современная художественная критика: радикальный плюрализм мысли или рецептивный субъективизм?»

5. «Мастацтва», №9, 2005, с – 29, «Универсум»

6. «Мастацтва», №4, 1997, с – 5, «Белорусский арт-рынок. Социальное самоощущение художника»

 

[1] «Мастацтва», №2, 2003, с - 14

[2] «Альманах Белорусской академии искусств» №3, 2000, с – 94.

 

[3] «Мастацтва», №6, 2003, с - 5

[4] «Мастацтва», №9, 2005, с – 29.

[5] «Мастацтва», №4, 1997, с – 5.

________________

В провинциальном городке, каким является Бобруйск,  личность яркая, творческая, всегда оказывается на виду и люди, более - менее интересующиеся искусством, занимающиеся им, часто бывают знакомы, или, во всяком случае, наслышаны друг о друге.

Одно из моих детских впечатлений  связано с огромным черным догом, соединенным поводком с худощавой стремительной фигурой в берете, из- под которого выбивались густые длинные волосы.  Немного позже я уже знал, что хозяин дога  – художник, что пишет он странные, гигантские картины, которые никто не понимает…

Прошли годы. Давно нет верного Милорда, ставшего героем десятков полотен, но и сегодня трудно найти в Бобруйске художника, чье творчество вызывало бы столь противоречивые суждения – от признания несомненного таланта до полного неприятия и осмеяния. Надо сказать, что последних гораздо больше.   Владимира Рубцова часто обвиняли в гигантомании, отсутствии стиля, вкуса, даже в неразумном расходовании красок.

Несомненно одно —  у его картин нет равнодушных зрителей. Да и как можно остаться спокойным, когда, созерцая на выставке ряд «вылизанных» полотен, большей частью так модного ныне декоративного характера, вдруг натыкаешься на  огромные холсты, бугрящиеся толстыми слоями краски в самых неожиданных сочетаниях. По глазам бьет первозданная чистота цвета, нанесенного широкой кистью, а общее впечатление довершает деформированная до неузнаваемости форма, не подчиняющаяся законам анатомии и земного притяжения. Большинство зрителей, пожав плечами,  отходят, скривившись. Лишь немногие остаются, пытаясь отыскать те нити, дернув за которые, можно размотать клубок ассоциаций, проникнув в замысел автора. Сделать это не просто. Мало одной созерцательности. Надо хотя бы иметь представление о тех знаниях, накопленных человечеством в сфере науки, культуры, философии. Надо уметь мыслить нестандартно, отбрасывая стереотипы. В конце концов, надо хотя бы просто хотеть думать.

 Интуитивно чувствуя, что в работах Рубцова «что-то есть», мне долго не удавалось «подобрать к ним ключик». Сложная, «кричащая» цветовая гамма воспринималась какой-то какофонией, не давала ощущения восприятия. Когда я честно сказал об этом художнику, он, грустно усмехнувшись, заметил: «Не какофония, скорее, джаз».  Эта короткая фраза и послужила толчком к более близкому знакомству с Владимиром и его непростым искусством.

Если продолжить аналогию с музыкой, то процесс живописи сводится к тому, что ты что-то ищешь. Думаю, любая творческая работа  —  нечто подобное. В музыке извлекаешь ноту. Она ведет к следующей ноте. Одно определяет другое. Но многое зависит от темперамента художника.

Присущая Рубцову экспрессия чувствуется уже при входе в мастерскую. Внимание сразу привлекает огромный  двухметровый куст чертополоха, вставленный в обрезок ржавой трубы с отверстиями. Вроде и грубо, но стильно. Доминируя в небольшом пространстве помещения,  странный букет каким-то непостижимым образом  вызывает ассоциации с Дюрером. Может быть, оттого, что великий немец любил изображать этого колючего спутника придорожных канав и  рыцарской геральдики. Да и гравюры у него такие же колючие и изощренные. Как оказалось, Владимир восхищен творчеством многих художников Северного Возрождения, несущих в своем искусстве идеи Средневековья:  «Средневековье привлекает меня больше. Оно полно страданием. Через страдание приходит к человеку духовность».

Если говорить о влиянии предшественников и об учителях, нельзя не упомянуть автобиографический триптих Рубцова. В левой части произведения, которая  называется  «Моя родословная», 1985, можно увидеть знакомые лица художников, поэтов, писателей, философов, повлиявших на мировоззрение Владимира. Здесь и Пикассо и Дали, а так же Блок, Пастернак, Ахматова, Достоевский, Ницше… Они  показаны такими, какими дошли до нас их образы, запечатленные в автопортретах или фотографиях. Это полотно, пожалуй, единственное, выполненное в реалистичной манере. Владимир рассказал мне, что, копируя для этой картины знаменитый автопортрет Дюрера в полосатой феске, при всем восхищении его творчеством, поражался, насколько просто и скучно выписывать волоски изящных золотистых кудрей, передавать фактуру материала, насколько далеко это от его собственного стиля: «Я пишу по-иному, но если бы Дюрер увидел  мою картину, он бы подумал, что это палитра». Что ж, каждая эпоха предлагает художнику свою степень свободы, и талант его определяется тем, насколько полно он ее исчерпал.

Рубцов работает в экспрессивной манере  –  действуя по наитию, краски накладывает где мастихином, где рукой, а чаще всего работает широкой кистью:  — «Моя живопись щетинная, колонок не для меня».

          По стилю его произведения напоминают фовистов и экспрессионистов с  их кричащим колоритом, но более насыщены интеллектуально. Как признается сам автор, вдохновение он черпает у Маркеса, Джойса, Борхеса, Вознесенского…. Зацепкой для рождения замысла картины часто служит какая-то мысль, фраза, почерпнутые из литературного произведения или из общения с интересными ему людьми.

   — «Рождается идея и с этого момента я уже знаю, чего  хочу. Но в самых общих чертах. Никогда не делаю эскизов, какие-то почеркушки делаются в процессе работы и то в редких  случаях, когда надо найти какую-то форму».

Компонует Рубцов кистью прямо на холсте, позволяя себе добавлять какие-то элементы уже в процессе работы. Владимир никогда не копирует свои работы и  никогда не пишет дважды одну и ту же постановку. Для него очень важна первичность. Ведь каждая постановка — это загадка, которую надо решить,  и в процессе интуитивного поиска приходит свежее и убедительное решение. По этой же причине художник не работает по заказам, опасаясь неизбежного «подстраивания» под вкусы и запросы заказчиков. Владимир давно понял, что истинное удовольствие от живописи он получает только тогда, когда его сознание свободно от обязательств, от идеологических догм, от самих понятий «плохо» и «хорошо».

Еще в самом  начале своего пути, Рубцов ясно осознал, что его работы не укладываются в рамки общепризнанных канонов и правил.

Возвращаясь ко времени формирования своего стиля,  Владимир вспоминает о своей этапной картине, «Пробуждение» 1966.  Именно в этом произведении художник впервые почувствовал свою силу, умение говорить своим языком. Полотно, призванное по первоначальному замыслу изображать рабочего-каменотеса, превратилось, в итоге, в арену, где сталкиваются в битве огня и холода угловатые объемы сидящего монстра с молотом.  Венчающая эту глыбу голова, напротив, производит впечатление чего-то мягкого, пульсирующего. Сейчас нетрудно проследить во всем этом взаимоотношение двух начал – творческого труда и тупого исполнительства, но в те времена существовали иные взгляды на рабочий класс и на искусство, поэтому на выставки и на признание особенно рассчитывать не приходилось.

Да Владимир и не стремился к этому. Ведь теперь его жизнь приобрела особый смысл, наполненная поисками и размышлениями с кистью в руке.  Из старого письма художника:  «… а сейчас передо мною обычный двухметровый холст, который не допускает посторонних отвлечений. Я абсолютно на все махнул рукой и пишу, пишу. И радость, и сомнения, но это – упоение работой. И так бы жить».

Уже в первых самостоятельных работах определилось стремление к большим размерам картин. Желание это диктовалось не столько монументальным характером произведений, сколько возможностью «выговориться»  в процессе работы, не амбициями, а желанием научиться живописи.  В ранних произведениях заметно стремление к крупным, простым формам, лаконичность живописного языка: «Аллегория войны», 1968, «Музыкант», 1968 (201х151), «Древо жизни», 1971 (193х155) и др. Художника привлекает яркость и плотность цвета, он любит сочетать самые разные краски, радуясь их предметной выразительности, его работы изобилуют острыми, неожиданными колористическими открытиями, своеобразными цветовыми метафорами.

В более поздних произведениях сюжет обрастает деталями, усложняются пространственные построения, приобретая сложную и содержательную многоплановость: «Ничему не удивляться (Nil admirari)», 1985, «Слышу Пана», 1986, «Монумент», 1988. В палитре Рубцова, наряду с яркими, солнечными,  мы видим и темные, насыщенные цвета – художник добивается напряженно - экспрессивного звучания черных, синих, охристых тонов: «Туча», 1997 (134х200), «Тишина», 1978 (160х120), «Бледный музыкант», 1990 (200х135).

Часто центральные персонажи, выполненные пастозными мазками широкой кистью,  дополняются на периферии картины тщательно выписанными  архитектурными памятниками или историческими лицами. Такие «узелки» позволяют «держать» композицию, заставляют более активно и разнообразно воспринимать сюжет, окрашивают его дополнительными смысловыми оттенками.

В силу своей впечатлительности и всевосхищенности, Владимиру многое нравится на выставках.  Ему не чуждо чувство гармонии и восприятие прекрасного. Поэтому бывают иногда моменты, когда в душу закрадываются сомнения и неуверенность: «Что же я делаю? Надо ли это? Верно ли это? …  Но работать по другому – значит врать себе. Надо быть искренним и честно делать свое дело, больше ничего. Даже заблуждения не напрасны – они подтолкнут кого-то еще».

 «Я знаю, какую ставлю себе задачу в каждой конкретной картине.  Но бывает, что работа, вначале идущая в каком - то творческом экстазе, вдруг на каком то этапе заходит в тупик. Начинаешь искать какой-то  конкретный  цвет или решение живописного куска, но ничего не выходит, и ты почти  в панике  думаешь, что в тебе совсем ничего не осталось от художника. В мучительных поисках проходит день, второй.… В какой - то момент в отчаянии шарахнешь кистью по холсту и вдруг увидишь в этом мазке какую-то находку, какой то смысл. По второму кругу прописываешь картину, заканчиваешь ее и убеждаешься, что в тот момент ты был «на коне»».

За любовь художника к цвету, его можно было бы сравнить с импрессионистами, если бы не одно важное отличие.  Как известно, именно импрессионисты решают «оцветить» живопись, протестуя против «черных дыр в золотых рамах». Сюжет в их произведениях потерял свою значимость, уступая первенство цветовому решению. Таким образом, искусство было лишено дидактичности, литературности. У Рубцова — наоборот. Именно размышления, идеи служат толчком к живописи. Видно, сказывается закваска, полученная в 60 – 70-е годы, когда ценилась интеллектуальность в искусстве, когда важнее было что сказать, а не какими средствами это выразить. Сам художник так говорит об этом: «Кого-то привлекают только  гармония, поиск соотношений цветовых пятен. Мне этого мало для того, чтобы работать взахлеб. Так что, на первом месте у меня живопись, но через идею. Чем глубже идея, чем  сложнее игра мысли, тем больше возможности изощриться в живописи, самовыразиться.

Я обожаю цвет, а сложность мысли дает мне возможность поработать в свое удовольствие и что-то по дороге найти».

Как-то, во время нашей беседы в мастерской, я обратил внимание на незаконченное полотно, на котором обыгрывался распространенный сюжет материнства. Особенно меня поразило лицо женщины – вытянутое, деформированное, напоминающее одновременно и робота и какое-то животное, не лишенное, впрочем, привлекательности. Одержимый желанием докопаться до самых глубинных тайн творческого процесса, я стал допытываться у Рубцова, почему появилась именно такая форма и как она связана с цветом.  Со всем присущим ему тактом, Владимир ответил мне в том смысле, что не надо было бы мне сейчас задавать эти вопросы, так как ответ на них осложнит продвижение работы. 

Мне вспомнилась притча о сороконожке, у которой спросили, куда движется ее 35-я нога, когда 28-я идет вперед. Сороконожка задумалась и упала. Думаю, что и настоящий творческий процесс исключает мысль, оформленную в слова. Только интуиция, только инстинкты. А «поверять разумом гармонию» можно только у готового произведения, да и то, приняв правила игры, предложенной автором.

   Рубцов особенно часто обращается к натюрморту, хотя назвать так работы, выполненные в  этом жанре, можно лишь условно. «Крепость моллюска», 1985 (100х80), «Прощание с граммофоном», 1979 (138х99), «Гудон и валторны», 1975 (145х101). Меньше всего подходят эти произведения под определение «мертвая натура». И напрасно искать сходства с оригиналом – предметы и вещи в картинах Владимира живут своей собственной жизнью, активно взаимодействуя с пространством и друг с другом, обогащенные ассоциациями и размышлениями автора.

 Однажды, в мастерской Рубцова я увидел на мольберте только что законченный натюрморт. Постановка находилась рядом, так что представилась возможность сравнивать и анализировать. Невзрачные куски пенопласта в интерпретации художника превратились во вздыбленные глыбы айсбергов, исписанные всполохами полярного сияния, синий кувшинчик приобрел очертание человеческой фигуры, нейтральный фон, подобно персидскому ковру, заиграл мозаикой ярких тонов.… Кстати, название картины у Рубцова часто задает работу мысли. Натюрморт назывался  «Рядом прошел Диоген», 2005.  Созерцая вещь в заданном направлении, замечаешь выглядывающий из-за угла хитрый глаз древнего мудреца, а вспоминая его знаменитое: «Ищу человека!», начинаешь видеть в сложном переплетении красочных слоев желтые блики от невидимого фонаря. Владимир Рубцов считает, что в каждой работе должно быть что-то необычное, какая-то изюминка. Он часто повторяет слова, которые смело можно считать его девизом: «Художник, иноскажи!».

В процессе работы над полотном, Рубцов погружается  в густое звучание колористической гаммы, позволяя себе прогулку среди мифических персонажей из разных культур, связанных таинственными нитями, сосуществующих в памяти художника в силу "свободных ассоциаций", которыми так богат наш перенасыщенный информацией век. Зритель, хорошо знакомый с творчеством Владимира, обратит внимание  на повторяющиеся, переходящие из картины в картину персонажи: Рыба, Минотавр, Пьеро, Арлекин, Диоген.  Они необходимы художнику как некие символы, обогащенные разнообразием смыслов.

Изображение рыбы  встречается в его произведениях чаще всего и наиболее любимо.  Такое внимание объясняется, очевидно, огромным разнообразием форм этих существ, вплоть до самых фантастичных. Это и знак первых христиан — символ духовности и сопутствующего ей страдания. Можно сказать, что рыба — это лакмусовая бумажка Рубцова, чутко реагирующая на среду, меняющая сообразно сюжета  не только цвет, но и форму, неся   дополнительную   смысловую   нагрузку,   помогающую   раскрытию  темы. В картине «Ловцы человеков»,  1994, в образе рыбы угадывается Христос, насыщающий страждущих.  В  пейзаже  "Полдень" 1999,  пронизанном  палящим  солнцем, с  округлыми   силуэтами  плавящихся  зданий,  вполне  уместно  изображение   медленно   плывущего   в   знойном   мареве   ящероподобного существа.  В картине «Здравствуйте, господин Никифоров!» 1997 (141х161) автор с юмором изобразил себя с огромной  древней латимерией под мышкой.

Минотавр, очевидно, выступает как воплощение языческих, здоровых природных сил, напоминая о богатой мифами древней культуре: («Тезей и Минотавр», 1969 (114х82),  «Полдень», 1997). В картинах Владимира, эта жертва несчастной любви, этот монстр, печален и романтичен. Он играет на скрипке, путешествует.… Когда Ариадна спросила Тезея, как ему удалось так легко победить Минотавра, тот ответил: «А он не очень то и сопротивлялся»…

Персонажи комедии дель  арте часто изображены вместе: Арлекин –  как активное, агрессивное начало и Пьеро – страдающая, поэтическая  душа. («Несение мольберта», 1995, «Слышу Пана», 1986)

Произведения Рубцова требуют от зрителя динамического восприятия. Если ограничиться только одной точкой зрения – издали, чтобы охватить взглядом весь холст, восприятие будет не полным. Попробуйте приближаться к картине, удаляться от нее, использовать разные точки зрения. Воспринимаемая под разными углами, фактура начинает будто вибрировать, оживляя цветовые оттенки, рождая цепь различных чувственных ассоциаций.

Плохую услугу в этом смысле оказывают репродукции, помещенные в моей работе. Неизбежная при фотопечати неверная цветопередача, маленький размер, скрадывают живописное богатство подлинника, оставляя за репродукциями лишь информативный характер.

Сознательно не хочу подвергать картины Владимира искусствоведческому анализу в духе: « В правом верхнем углу мы видим фигуру, олицетворяющую то-то и то-то, по диагонали она уравновешена тем-то и тем-то». По меткому замечанию Хосе Ортеги-и-Гассета:  «Истинная живопись – самое скрытное из всех видов искусств. Ее очарование в том, что она является вечным иероглифом, ставящим нас перед постоянной проблемой толкования смысла». А Марсель Дюшан говорил: «Картину делает тот, кто на нее смотрит». Поэтому предоставляю право зрителям искать все многообразие трактовок и смысла. Надо только принять правила игры.

Если говорить высоким слогом, то объектом изображения и исследования для Рубцова является его душа, путешествующая в цветном пространстве слов, форм, музыки, человеческих отношений, философских категорий, снов. Образы атакуют Владимира изнутри, и он вынужден давать им выход, бросая краски на холст в интуитивном жесте. Каждый мазок – страстное желание свободы и отречение от бремени фантазий, произрастающих в глубинах бессознательного.

Многих зрителей отталкивает кажущаяся эскизность исполнения при монументальных размерах, нервный, порывистый мазок, широкая кисть. Дело в том, что, прислушиваясь к голосу души и внешнего мира, художник стремится уловить смыслы и отразить наше бурное время, а не отшлифовать рисунок и сделать живопись приятной для восприятия. Его даже  мало заботит конечный результат. На каком-то этапе Владимир  осознал, что дело не в том, что он написал, а в самом процессе творчества. Самое главное — процесс. Насладился ли он этим? Выложил ли то, что в нем накопилось? Вот что самое главное.

Несмотря на большие размеры полотен, на глобальность поднимаемых тем, Рубцов – художник камерный. Он пишет себя и для себя, но в этом нет и следа эгоизма.  Его не интересует шумный успех у публики. Характерная деталь — он никогда не подписывает свои холсты с лица. Не любит слова «картина», «произведение», применительно к своему творчеству, а предпочитает называть это работой.   Его искусство ничему не учит, кроме осознания того, как значительна и несовершенна наша жизнь. Он безраздельно живет в мире, ничего не имеющем общего с реальностью и, в то же время, гораздо большем, чем реальность, хранящем в себе истоки Вечной Мудрости, Абсолюта, Логоса, Бога. Люди по разному называли Это, попутно отправляя в мир иной миллионы себе подобных в стремлении к Этому приблизиться.

Живопись не является для Рубцова способом отгородиться от повседневности, бегством от жизни с ее несуразностями и жестокостями. Наоборот, с каждой картиной он еще глубже ныряет в эту замусоренную канаву, с надеждой добраться до источника, постоянно обновляющего плещущую в ней воду, не замирающего, вечно бьющего.
______________________________

________
________
________


___________________

ФЕЛИКС ЭПШТЕЙН
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

Ф. ЭПШТЕЙН
ИЗБРАННОЕ



Феликс Эпштейн

         ШЕСТЬ ЛУН


Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск). Натюрморт с кувшином.

Бобруйский поэт так называемой "Петербургской" группы. Феликс Эпштейн: псевдоним соавтора и дальнего родственника Льва Гунина, и соавтора Михаила Карасёва, Юры Мищенко и (возможно) Марата Курцера. Род. в 1953 г. Подвергался суровым преследованиям за свой нонконформизм. Его поэзия драматична и насыщенна. "Внешний" мир отражён в ней через сугубо личное, сокровенное. В его стихах есть "завязка", и, как правило, историческая аллюзия. Для автора характерна своеобразная "двойная" метафоричность языка. Пик его творчества приходится на 1970-1980-е годы. После этого периода проявлял интерес в основном к редактированию своих собственных и чужих мемуаров. Примерно в конце 1989 г. эмигрировал в США.
 

      Виталий Гунин   (1964-1990, Бобруйск). Несовместимое совместилось.

 

              *     *      *
Камердинеры и камергеры
в узких джинсах и ярких блузках
пустились в пляс на асфальтовой
мостовой.

Мир осыпан дождём химеры.
В нём танцуем и мы с тобой
в нашем танце, в ячейках узких.

Открываются капоты лбов.
Работорговцы и невольники выходят вместе.
Фейерверки над улицами до облаков.

И стреляют взглядами в тесте
в белый свет глаза дураков,
и танцуют века на месте.

Но и здесь, на карнавале тел,
взгляд родится стрелой одинокой,
Что других заострённей стрел.

Он пронзит всю Вселенную...
                Боком
ускользая от вражеских стрел,
он отыщется эхом далёким…

Но останется на асфальте
средь бумажек и лепестков
шестипалый кровавый след пальцев
и загадочный прочерк веков.

И, ворвавшись под крышку страданий,
будет долго крушить и ломать
до тех пор, пока эхо рыданий
не упросит его подождать…
                Бобруйск-Петербург, (1973?)
 
 Copyright © represented by Lev Gunin
 

Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Звон.



      НА  ПЕРЕКРЁСТКЕ

Был день святым. И он светился,
как лики на иконах. Ввысь
кошачий резкий крик катился.
И окна в воздухе сошлись.

Шёл пар от тротуаров тихо.
Сливались возгласы в один.
И вдруг нарушил стройность вихрь
и взвился выгибами спин.

Клаксоны дико закричали -
и под колёсами машин
следы-протёртостъ отмечали
пробеги, векторы их длин.

И в луже крови, искорёжен,
старик с лохматой бородой.
Кому казался он похожим
на малый столбик верстовой?

И рядом трость его лежала,
такая маленькая трость...
Его вместить в простор квартала,
хоть был он щупл, не удалось.

И оборвалась жизнь... Снаружи
она как будто не текла.
Но был концом её разбужен
хоть кто-то в этом мире зла.

А день катился дальше, дальше,
летел по улицам стрелой.
И в этот миг из моря фальши
поднялся столбик верстовой.


        Copyright © represented by Lev Gunin

        Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Солдат.



           *            *          *

Всунув шприц этой мысли усталой
под черепную коробку, я ждал
опустения емкости, самой
неизбежной из цепи начал.

Но от мысли лицо превращалось
в острие самой острой иглы,
или тело моё закруглялось
в ёмкость шприца, сбивая углы.

И тогда, опустев от надежды,
сердце впрыснув инъекцией в мир,
я сомкнул ожидавшие вежды,
я губами вкусил эликсир.

И не стало меня, и не стало
всех, кого я когда-либо знал,
но рука моя всё ещё жала
на сжимающий жидкость металл.   

        Copyright © represented by Lev Gunin

        Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Три башни.


 
         *           *         *

Когда-нибудь я умру - несомненно,
вы можете это проверить.
Но не сможете подвергнуть забвению,
распылив моих мыслей перец.

Вы не в силах души моей паруса
изорвать самым яростным шквалом;
не сумеете мыслей моих леса
сделать пеплом - забытым, усталым.

Но на пепелище моей души,
где столбы обгоревших деревьев,
небывалого цвета цветы распушит
небывало растущее Время.

И на жилах моих нерассказанных мук,
пробивая в них крови фонтаны,
небывалые чувства-деревья взойдут,
защищая угасшие раны.

И на сто поколений цветы разнесут
ветры уст, колеблемых эхом,
пусть же я слишком рано умру - ну и пусть!
Но душа моя лающим смехом

надсмеётся над вами, надлается,
исковеркает в вас вашу жизнь.
Даже мёртвый я буду являться вам
ваших снов истечением тризн.


                Copyright © represented by Lev Gunin




     Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Убегаю от Судьбы.



         *            *           *

Я бегу по асфальту. Под кожей подошв
ощущается гладь корковатая.
о, спаси меня мир недубеющих кож
от другого, которым захватан я.
О, спаси меня кто-то от этого зла,
от погони заплечной, хлещущей
по спине и по икрам моим, от орла,
что героев питается печенью.

Я бегу по асфальту. Мелькают в глазах
подворотни и лица безличные.
Кто спасёт меня в этих бездушных бегах,
кто откроет мне двери тепличные,
кто в моих отзовётся висках?

Но никто не открыл. Мир пугающе пуст.
           И, почувствовав лезвие кожею,
под ребром, я бегу, и из взмыленных уст
слово падает влажно-непрошено.

                Copyright © represented by Lev Gunin




  Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Памяти гитариста.



           ДЕНЬ

Вот я один. Чернеют крыши зданий.
Чернеют водосточных труб шесты.
На улице все - сонны и просты,
Во мне живут куски простых желаний.

Встать на окно - и телом об асфальт.
Какими бы тогда ходили люди?
На окнах стебли трав. И день подспуден
и наверху сырой небес кобальт.

Рукою, подперев щеку, сидеть;
желание - оно неисполнимо
И люди все проходят только мимо,
но не один не сквозь меня.
                Стареть,

перед окном, на низкой табуретке,
смотреть газеты и листать стихи?
Желания вздувают, как мехи,
инстинктов невозможных в сердце метки.

Во мне живут куски простых желаний:
перенестись из комнаты в окно.
Увидеть то, что видеть не дано.
Достать губами ягоды страданий...

Окно. Глаза. Какой же смысл во всём
- что так предметы странно-различимы.
Но и они проходят мимо - мимо .
Чего? Не знаю. Вдруг пойму потом...

Пойму потом, в какой-то лучшей жизни.
И лишь тогда ударюсь об асфальт.
Но не об этом ли поёт девичий альт -
непознанном, и в пику укоризне...

                Copyright © represented by Lev Gunin




Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Убийство в провинции.



        *       *      *

Шесть лун, похоронённых в глади озера, молчат.
С небес струится звёздный, растворимый в теле, яд.

Туман клубится кверху, прочь от глади водяной
в местах, где выгиб берега, поросший осокой.

Холмы, от света белые, блистают в полутьме.
И молча обращаются движения в уме.

Они во мне рождаются, но убегают в даль.
Они пересекаются с блестящим, как эмаль,

травой поросшим, выпуклым, белеющим бугром,
с каким-то серым домиком на берегу на том,

со звёздами и водами, затихшими во сне,
и с тайными и тёмными сигналами вовне.

И то пересекается углом в моём мозгу,
что небом направляется, что знать я не могу.

Оно проходит сквозь меня - и убегает прочь.
Туда, где лес и сумерки, и где застыла ночь.

И, может быть, рождается там горе и печаль,
что носятся среди холмов, и убегают вдаль,

и так мне грустно и светло, понять я не могу,
зачем я тут и кто я тут, на этом берегу.

И до далёкого утра в глазах застыла ночь.
И в целом мире некому и нечем мне помочь.
               1974?

          Copyright © represented by Lev Gunin




     Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Он (Зеркало).



      *           *           *

Мысль... Это единственное,
что у меня осталось.
Лихорадочная, поспешная,
трепещущая в тенетах.

Мысль! Спаси,
помоги!
Нет, я не слаб:
враждебный мир -
сильнее.

Враждебный мир
насуплен, разъярён.

Грозит разорвать
с безоглядностью
бешеной собаки
- кусающей пятки.

Убегаю перед кем?


             Copyright © represented by Lev Gunin




        Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Звон.



                *          *          *

Я расстрелял обойму ненависти
в густой, слоистый мрак,
я, восставая против подлости,
спонтанно сделал так.

Но мне бы головы увидеть,
задумавшие это .
Я отрубил бы их, как витязь,
и стал бродить по свету.

С копьём и палицей до стремени
и на коне огромном,
я ездил бы, не зная времени,
не ведая о прошлом.

И в ненависть без ненависти
бил бы остриём я,
я сделал бы свой щит из совести,
и копьё из боя.

И жил бы среди трав степных,
не зная плат и злобы,
не забывая среди них
своей особы.
             1970, май.


                Copyright © represented by Lev Gunin





         Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Огонь.



        *          *         *

Мой друг! Ты верь: когда-нибудь
мы встретимся с тобою.
Прости. Оставь. Уйди. Забудь.
Не жертвуй головою.

Поверь: ты так же, как и я,
костями ляжешь в землю.
Ты будешь прахом бытия,
как будто ты и не был.

Зачем тогда передо мной
оправдываться глупо?
Мне хватит, друг мой дорогой,
что ты мне скажешь скупо

о том, что просто трусишь ты,
боишься смерти жалкой.
И я пойму - без суеты,
без бренной перепалки.

Мы встретимся без этих слёз,
без крови и без страха.
Зачем мне в этом мире бонз
твой смысл-черепаха?

Я буду мчаться журавлём
к холодным страшным странам.
И обгоню тебя я в том,
там оказавшись рано.

А ты ползи: ползи, ползи.
И там, в дороге дальней,
сжимай перо в своей грязи,
сильней и идеальней.

    Copyright © represented by Lev Gunin




     Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Последний путь.



            *            *            *

Эта боль...Вы не знаете, что она значит.
Перед взором моим наважденья маячат.

Я б желал оказаться перед зовом звонка.
Но не хочет моя подчиняться рука.

Я хочу всех обнять и сказать: до свиданья!
Больше я не увижу земного страданья.

По земле ходят стопы кровавых сапог.
Я защиты от них обнаружить не смог.

На дорогу я лёг их шагам поперёк.
Я защиты от них лучшей создать не смог.

Я не смог утаить своих огненных глаз.
Но сегодня закат в них последний погас.

Не сейчас, не тогда, но теперь - эта боль.
Я шепчу в тишину свой защиты пароль.

Но защита лишь тело моё - но оно
так непрочно и ломкости подчинено.

И уже слышу страшный, ломающий хруст,
и срывается слово последнее с уст...

Эта боль...Как устал я... и тело болит...
И остался лишь миг, хоть сапог не спешит.

Но ещё я успею - пусть с кровью во рту -
погрузить в подошву своих глаз пустоту.


             Copyright © represented by Lev Gunin





                Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Башни.



            *             *            *

Я живу в своём городе. Ко мне приходят родные.
Иногда и друзья. Но меня словно нет.
Все вокруг непонятные. Будто пустые.
Нет простора на площади. Тесноты в толпах нет.

Я такой же, как все. Посмотрите - я каждый.
Но в меня разделяются дротики глаз.
Может быть, я родился таинственно дважды
или дважды мой разум зажёгся-погас.

Не спеши. Ты услышишь и смех, и признание.
Ты увидишь желаний земные пути.
Но меня не суди с этих лет расстояния,
пощади - и пощадой в их души вмести.

Я не думаю: люди какие-то злые,
нехороший мой век, этот город пустой...
Но в меня разделяются взгляды немые
или что-то неладно с моей головой.

Пощади. Отпусти. Мне на волю дай место
улететь, убежать до другой тишины...
Я такой же, как ты. Из такого же теста,
из такой же, как эта, слоистой войны.

Я - как ты - появился на свет незадолго...
перед смертью того... Но неважно, кого.
Я руками своими, как тысячи, трогал
наступившее время - гроб века его.

Я живу в своём городе. Люди и мухи
в нём со мною живут. Я сижу у окна.
И как будто потоки войны и разрухи
входят в мозг - и в душе оседают до дна...
           1974


                Copyright © represented by Lev Gunin




     Виталий Гунин (1964-1990, Бобруйск). Вселенский суд.



            *        *        *

Свистни-крикни до подначки.
Чтобы крик - от стен до стен.
Разбуди весь мир от спячки.

Этот дом с полком антенн,
эти окна, эти крыши
с перекрестом стыков-вен

разбуди, и свистни выше,
чтобы из небес глубин
из-за тучи лучник вышел.

Он в тебя направит клин
острия стрелы дрожащей.
Тетиву сожмёт, один

там на облаке стоящий.
И со свистом пустит вдаль
клин небесно-настоящий.

И в тебя стрела войдёт,
задрожит с противным звоном,
и оступишься наклонно.

И тебя увидит тот.

Ты невольно покачнёшься,
к небу телом повернёшься,
схватишь вбитый в тело нож -
и на землю упадёшь.
       1975

Copyright © represented by Lev Gunin


Copyright © Felix Epstein


Вступительную статью, proofreading и подборку иллюстраций подготовили Виктор Морозов, Лев Гунин
_________________________




___________________

МИХАИЛ КУРЖАЛОВ
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

М. КУРЖАЛОВ
ИЗБРАННОЕ



Михаил Куржалов

         В ДЕТСТВЕ Я МЕЧТАЛ
         О СКАЗОЧНОЙ ПРИНЦЕССЕ


Миша Куржалов с Отаром Мацаберидзе. Тбилиси. 1982.

Михаил Куржалов, известный больше как Моня: песенник, вокалист, профессиональный музыкант (баянист). Им написаны песни, стихотворения, миниатюры в жанре поэтической прозы, из которых сохранилось не более 3--4-х текстов. Участвовал в группе Карася (Михаила Карасёва), а также в нескольких группах Льва Гунина (в том числе в составе ансамбля кафе "Юбилейное"; рок-группы, базировавшейся в клубе Бобруйского Машиностроительного завода (бывший з-д им. Ленина); и др.). Одна из самых ярких фигур бобруйского полусвета: завсегдатай салонов, ресторанов и кафе; иными словами - звезда номер один бобруйской вечерней жизни (см. знаменитый американский фильм "Party Monster", прототипом которого выбран не иначе, как двойник Мони (Куржалова). Окончил музыкальное училище по классу баяна; работал по специальности в клубах, районных (сельских) музыкальных школах и в музыкальных студиях.

Его музыкально-поэтическому стилю присущи "шикарная" чувственность, тонкая лирика "итальянского" типа, мягкость и деликатность артистического высказывания, огромное обаяние, внимание к деталям и "гламуру". Обладал безупречным вкусом, прекрасно разбирался в модах, стилях одежды; был наделён талантом дизайнера, организуя предметы интерьера у себя и у своих друзей на уровне лучших специалистов этой области. Сам одевался "с иголочки" (как топ-модели, звёзды театра и кино), создавая вокруг себя непередаваемый "шарм"; сотворил в своей небольшой квартире на Минской атмосферу приглушённого уюта и роскоши в стиле модерн.

Его таланты в разных областях оказались невостребованными; жизнь приносила всё больше разочарований; монстры в больших и малых креслах на руководящих должностях унижали, издевались, обижали; становилось всё трудней и трудней добывать средства для приобретения даже самых дешёвых красивых вещей. Трудно сказать, когда именно Миша "сломался", но постепенно его артистические, музыкально-поэтические наклонности стали уступать место мелким афёрам, спекуляции дефицитным товаром, и прочей подобной деятельности. Постепенно втянулся и в другие дела.

Сам декларативно объявил себя геем, а был ли он геем, бисексуалом, или кем-то ещё: не имеет большого значения. В тот период познакомился с Норой, совместно с которой приводил девочек в кооперативные холостяцкие квартиры, и питался-выпивал за счёт хозяев квартир.

Когда к середине-концу 1980-х в Могилёвской области начался "Большой Террор", обстановка в целом в СССР дестабилизировалась, советская империя пришла на грань развала, а впереди маячили годы криминального беспредела и передела собственности, Моня женился на Норке, и они уехали в Израиль.

В Израиле Моня не поддерживает отношений почти ни с кем из бывших бобруйчан, резко отвергая любые попытки сближения. Его нет ни в Одноклассниках, ни на сайте Мир Тесен Ру. Он часто летает в Санкт-Петербург и Москву, где поддерживает отношения с бобруйчанином Х. (последний стал директором одной из престижных московских школ). Во время приезда в Москву Карася, участвовавшего в концерте группы Би-2, Моня находился в Москве, приходил на концерт, но, в отличие от Х., к Мише Карасёву не приближался.

Можно не сомневаться в том, что, если бы не уникальная даже для Беларуси тех лет репрессивная неосталинская политика могилёвских областных властей, не общая обстановка в Бобруйске, и не засасывающая криминальная и мещанско-обывательская еврейская среда, сегодня на свете жил бы не Моня, а прежний мягкий и обаятельный композитор и певец Миша Куржалов... И - вместе с ним - целая плеяда так и не написанных им шедевров...

__________________________

Нижеприведенные тексты являются "словами" песен Миши Куржалова (Мони)
и не отражают всего обаяния шелковистой мягкости-дискретности и уровня его музыкально-поэтических творений (симбиоза слов и музыки).

_________________________



В ДЕТСТВЕ Я МЕЧТАЛ...

В детстве
я мечтал
О сказочной принцессе,
И вот наконец-то сбылись
Все мои мечты:

Вот недавно встретил я её случайно
И сказал ей тихо: это ты.

Дай мне, дай мне
С неба звёзды,
Чтоб я смог
Тебя забыть.

Ты прекрасна,
И наши грёзы
Никогда мне не забыть...

Ветер злые тучи
Гонит очень быстро,
В этот день затмил он
Солнца взгляд.

Ты ушла с другим;
он, наверно, лучше,
Не забыть мне встречи нашей,
Это так.

Дай мне, дай мне,
С неба звёзды,
Чтобы смог
Тебя забыть.

Ты прекрасна,
И наши грёзы
Никогда мне
Не забыть.

_________________


МЫ ПО БЕРЕГУ БРЕДЁМ...


Мы по берегу бредём вдвоём...
Солнце, свежесть - всё для нас с тобой.
Только море где-то там вдали
О чём-то шепчет, словно мы с тобою...

Я руки твоей коснусь слегка,
Счастьем светятся твои глаза,

Только море где-то там вдали
О чём-то шепчет, словно мы с тобою...

___________________


УТРО И ДЕНЬ

Твоё лицо покрыто тенью сна.
Его румянит солнце из окна.
Ты вся из грёз на белых облаках.
Ты - думаю - сейчас в моих мечтах.

Ты...

Вся соткана из грёз...
Ты...
В мои мечты войдёшь...
Ты...
Во сне ты в них живёшь...

Уже в квартиру солнце заглянуло,
И луч его скользнул по снам твоим,
И ты глаза открыла и проснулась,
Счастливо улыбаясь нам двоим.

Ты...

Вся соткана из грёз...
Ты...
В мои мечты придёшь...
Ты...
Во сне ты в них живёшь...

_______________

___________

((((((((_)))))))



ПОЭТИЧЕСКАЯ ПРОЗА



СТАНЦИЯ...

Бог ты мой! Неужели всё позади? Пончики, я ел эти пончики, но живот не болит; странно. Что это за чувство : я всё время дрожу за свой баян. И вот дорога; дорога. Темно; хотя в такси не так уж тепло, но уютно. Свет фар освещает заборы, деревья. Поворот, ещё поворот. Боюсь, что долго будем стоять у подъезда, но нет, поехали. Мои попутчики молчат, а мне... Мне тоже не хочется говорить; внутри у меня пустота, впереди передо мной бежит Московское шоссе. Я не раз ездил по этой дороге, но сейчас она мне кажется нереальней, прямей, даже враждебней. С облегчением вздыхаю; впереди огни Минска. Далее едем по освещенным улицам, сине неумолимым, но вот я уже на вокзале. Сдаю свой багаж в камеру хранения и спешу, мне еще далеко идти до своего ночлега. Улицы, улицы, сколько это длится? Который час? На узком запястье скоро девять. Я спешу. Вот люди. Они о чём-то беседуют. Толпа шумит. Выхожу. За выходом из тоннеля - остановка. И тут опять люди, люди. Я ускоряю шаг. Ветер дует в лицо. А наверху, надо мной, тёмно-синее, еле различимое, ночное и страшно далёкое небо.



ЗА ОКНОМ

За окном январь. Весёлые капли прыгают будто крошечные птички. Я сижу в кресле-качалке; нога на ногу. Внизу, на Минской, движение и толпа, и слепящее солнце на плечах прохожих. Подходят и отходят троллейбусы с электрическим гулом; и провода качаются над каждой троллейбусной штангой. Подумаешь! Ну, не пойдёт он со мной вечером к Лидке. То же мне, принц выискался! Сказал бы ещё, что его не волнует, где окончит свои дни та роскошная миланская ваза. На улице светлей, и солнце блестит ярче, когда в доме красивые вещи. Ковры и обои; хрусталь и фарфор; гардины и шторы; постель и столовое серебро... Обрамление жизни; рамка, и в ней по-иному смотрится всё; что бы ни случилось. А вчера было весело! Мы ели блины и картошку с грибами, и запивали настоящим французским вином. У Лидки повсюду горели свечи, и её высокая причёска с алмазной заколкой отражалась в стекле секретера. Руки, руки! Они выдают всю человеческую натуру! Кто как накладывает себе в тарелку; как берёт вилку... ложку... нож. Жест, каким засовывает под воротник белоснежную салфетку... И глаза... Конечно, глаза... Тусклые или горящие как бриллианты; притягивающие намагниченной силой - или отталкивающие... А связь... Связь между двумя белыми птицами, порхающими между тарелкой и губами - и двумя огоньками, индикаторами человеческой мысли. Где-то в голове "щёлкает", раскрашивается электрическими зарядами, и в глубине двух огоньков-индикаторов тайно вспыхивают отражения этих зарядов. А мне эти незаметные для обладателя всплески обменивающихся между собой сигналами рук и глаз говорят больше, чем ему самому. Наслаждаюсь этим тайным знанием, смеюсь над ними, несведущими. Вот внизу зашипела тормозами новенькая "Лада", остановившись под светофором. Взад-вперёд прохаживается дылда в допотопной ушанке и модной сиреневой куртке. Каждый живёт впотьмах, впопыхах, передвигаясь вслепую, как крот. И я тоже. Только у меня есть прелесть подсматриванья за ними в замочную скважину; удовольствие играть с белыми мышатами, весь их мирок наблюдая в окна моей квартиры. А надо мной сидит ещё кто-то, с окнами под облаками, разглядывая меня как затейливого жучка под лупой положения и привилегий. И так весь мир. Состоящий из расположенных друг над другом с лупами в руках фигур, увеличивающихся кверху до размера последнего злого гиганта. И вот, меня сызмальства мучает мысль: что стоит над ним; кто пялится на него и сквозь какую громадную лупу? Всё. Пора приниматься за дело. Толпы на остановках густеют. И скоро самые размашистые, "размышистые", каких большинство, заполнят до отказа автобусы и троллейбусы, и хлынут из грохочущих казарм заводов в горло моей улицы. А у меня ещё дел невпроворот. И пойдём мы в разные стороны; и разбежимся по своим лестницам...
___________________________

==================================
Copyrights © represented by Lev GUNIN
_____________________________________


___________________

МАРИЯ С.
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________

МАРИЯ С.
ИЗБРАННОЕ

Мария С.

         ХОЧЕШЬ, ПОДАРЮ ТЕБЕ ЛУНУ

А. Рабкин (род. в 1925, Бобруйск).
Вид из фотоателье М. Гунина (угол Социалки и Карла Маркса).

Мария С. – бобруйская поэтесса, автор нескольких десятков стихотворений, из которых мы выбрали наиболее характерные. Её маргинальные и бесхитростные стихи не всем покажутся образцовыми, но отражают некоторые стороны тогдашней жизни, умонастроений, восприятия тогдашней действительности. Так как наша антология задумана как срез жизни Бобруйска 1970-1980-х, при отборе мы руководствовались не только чисто-поэтической мотивацией, но и соображениями историографического, этнографического, психологического характера.

И всё-таки в творчестве Марии чувствуется незаурядный потенциал, дар настоящей большой поэтессы. Некоторые строки и строфы достойны самой высокой оценки. 

"Уроженка в прошлом славного, но в её эпоху крошечного городка Глуска ([по сути: большого села] иными словами - сельской местности), она окончила один из бобруйских техникумов, и работала мастером на заводе КПД, одновременно участвуя в вокально-инструментальном ансамбле заводского клуба, которым руководил в то время Лев Гунин. Напела для магнитофонных записей самые ранние песни Гунина для женского голоса". (Арк. Коровин)

Стихи, приводимые в этой подборке, за исключением 2-3-х ранних, написаны ею в основном сразу после того периода.   


      *     *     *

И мне тебя так не хватает
В минуты разлук - и невзгод;
В душе моей больше не тает
Огонь, что во мне ты зажёг.

Я верю: придёт час свиданья,
И прежняя близость ещё вернётся:
И дни расставанья
Невидимой гранью
Теперь будут быстро бежать...
            1976


С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).


      *     *     *

Я жду...

А часы и минуты
Всё медленней катятся вдаль,
Но близится час нашей встречи,
И дней мне прошедших не жаль.

А встреча;

Что будет при встрече?
Что может при встрече той быть?
А, может быть, час расставанья
Нам чашу любви даст испить?

Я жду...

Наконец, я узнаю,
Что в сердце твоём есть ко мне.
Мне нужно узнать эту правду!
Иначе - нет жизни во мне!


С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

      *     *     *

Бывает и зимой веселье.
В дождях находишь утешенье,
И в разлуке радости есть тоже,
Грусть тогда приходит
От чего же?


С картины А. Рабкинв (род. в 1925, Бобруйск).

      *     *     *

Хочешь, подарю тебе Луну?
И ковшом медведицы усталой
С неба звёздами озолочу
И вино я поднесу тебе в пиале.

Я могу на глупости пойти
Ради мимолётного свиданья.
Кину облака тебе - иди  -
Словно по ковру моих страданий.

Ты захочешь сердце - отказать
У меня тебе не будет силы,
И без сердца буду увядать,
Словно без воды в большой пустыне.

А потом забуду и глаза,
И слова твои уже не вспомню.
Попроси же сердце у меня,
Чтобы стало на душе
спокойней.



С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

      *     *     *
 
Я не вижу тебя так давно...
Но теперь я не так уж печалюсь.
Всё проходит: любовь и тепло,
Остаётся песок расставаний.

Так зачем же, зачем же любить,
Ждать; встречаясь, зачем улыбаться?
Ничему в мире вечным не быть,
Жизни даже не вечно платье...



С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

        ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
(на собственное двадцатидвухлетие)

У меня сегодня день рожденья.. -
Не обычный в жизни моей день..
Мне хотелось бы, чтобы всегда веселье
Мне сияло в жизни, как теперь.

Жаль, конечно, ведь сегодня мне не двадцать.
Дни летят, сливаются в года.
А мне хочется хотя б немного счастья:
Жить, любя, и видеть - лишь тебя.

Но мне ясно: это всё мечта лишь.
Время! Время! помоги забыть!
Всё, что было в жизни, не исправишь,
Ну, а лучше может и не быть.




С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

      *     *     *

Если так бывает в жизни этой,
Почему же всё-таки опять
Хочется надеяться и верить,
Что кораблик жизни мчится вспять?

Почему же ждёшь с надеждой чуда?
Но нетрудно это всё понять:
Вот, к примеру, ждёшь ты снова друга
А его тебе не нужно ждать.

И не будет чуда: не придёт он,
Потому что - с ним ты не одна.

Мчится за минутою минута, -
Ну, а ты по-прежнему одна.

Не нужна ему ты - вот причина.
В жизни видел многих он таких,
А ты, глупая, всё думаешь о чуде;
Словно ждёшь, каких-то грёз иных.

Знаю я: тебе, конечно, трудно, 
Милая, не надо, не жалей.
Думай, что мужчина - как автобус:

О н  ушёл - придёт другой скорей.

А чудес ведь в жизни не бывает.

Поняла я это лишь теперь.
И когда пришло к тебе несчастье -
Исправляй - и в чудо ты не верь.



С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

      *     *     *

А дни пролетают стрелою,
Торопится время вперёд.
И счастье быть снова с тобою:
Лишь эта во мне мысль живёт.

И снова вечерней порою,
Как год иль чуть меньше назад
Я жду и, конечно, не скрою -
Я верю, придёшь ты опять.

А в сером, чужом городишке
Как будто бредёт уж весна.
И солнечный зайчик на книжке.
А я, как и прежде, одна.

Как долго же всё это длится:
Осенняя скука, зима...
Теперь вот весна воротится.
Но буду ли счастлива я?

     Февраль, 1980.



С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

      *     *     *

Если б ты знал, как тоскливо
В комнату эту входить,
В горе хвататься за чтиво,
Как за спасения нить,
Слёзы ронять на страницу,
Видя, как чёрная тушь
Пачкает белые лица
Мелкопоместных Катюш.

Нет уж, не выведет эта
Нить из тоски никуда.
Тихой печалью раздета
Тропка от слёз до бреда.
Ты красотой избалован,
Как доброй нянькой малыш;
И моё каждое слово
Ты как трофеи хранишь.

Слушай, взрослеющий мальчик,
Сердца безрадостный всхлип.
Станет ли нас тебе жальче
В том, что пока ты постиг?
Где ты был раньше, когда ты
Женское тело сминал,
И почему для расплаты
Нас за собой оставлял?!
       Март, 1982.



С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).


Copyright © represented by Lev Gunin
___________________________________




___________________

МАРАТ КУРЦЕР
___________________

Стихи 1980-х годов
___________________


М. КУРЦЕР
ИЗБРАННОЕ



Марат Курцер

         ОН БЫЛ КАК СОН, ТОТ ТЁПЛЫЙ ВЕЧЕР...


С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).


МАРАТ КУРЦЕР

Марат Курцер – бобруйский рок-музыкант, бард, автор нескольких песенных альбомов, очень чистый, надёжный, порядочный человек. Участник многих бобруйских рок-групп своего времени; играл важную роль в бытовании бобруйской альтернативной арт-культуры, будучи одной из колоритных личностей местного андеграунда.

Тёплые слова в его адрес произнёс недавно Карась (Миша Карасёв); его сердечно вспоминают Володя Голуб, Владимир Попов (Пип), Степан Сидорук, Юра Мищенко (Шланг), Юра Терновой (Хмырь), и многие другие бобруйские музыканты.

Гитарист и певец, Марат сочинял тонкие, полные душевной красоты, всем доступные и - одновременно - очень непростые песни. Для его стиля была характерна театральность, сквозная драматургия, и умный, затейливый намёк на сюжет. Его музыкальному строю присуща лёгкая джазовая окраска, что угадывается в его поэтических текстах некой "пряной приправой".

Как слишком большое число бывших бобруйских авторов разного происхождения ("национальности"), Марат оказался в "Еврейском Государстве" (Израиле), где его музыкально-поэтическая деятельность оказалась невостребованной...

К сожалению, в моём архиве сохранились всего лишь 2 его тогдашних текста. Может быть, он сам поможет их дополнить другими.
Лев Гунин 

Тексты 1980-х



      С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).



            *      *      *

Весенний день; солнце ярко светит.
Вернулись птицы, дом найдя.
Я вспомнил вновь тот тёплый вечер,
Мне показалось: будто та весна...

Я вспомнил вновь ту нашу встречу,
лучистый свет в твоих глазах.
Он был как сон, тот тёплый вечер,
Мне показалось: будто та весна....

Я вспомнил вновь ту нашу встречу,
В руках цветы, подснежник голубой
Весь день вокруг какой-то очень странный,
А я как прежде, и чуточку другой...

         ___________________



      С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).



     *        *        *

Птицы поют на все голоса:
Это весна, это весна.
И тонкий стук каблучков по асфальту:
И это без фальши.

за
пределом
ночи и дня
что-то живёт
весь мир наш храня
и улетает к мечтам
о другом
этот вечер
и этот дом

Вечером тени пролягут на стенах.
Нитями-мыслями о сокровенном
Наш деревянный наполнен дом...
Я в нём живу, и пою о нём...

      _______________


      С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

      Copyright © represented by Lev Gunin
____________________________




___________________

ЛЮДМИЛА ЛИВШИЦ
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________


Л. ЛИВШИЦ
ИЗБРАННОЕ


Людмила Лившиц

ЗВОНКАЯ КАПЕЛЬ


С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).


Люда Лившиц – бобруйская поэтесса "фольклорного" направления. Её стихи подобны белорусским, русским, польским и украинским народным панно или росписям, былинам, балладам, песням. Люда писала и сказки, ни одна из которых, к сожалению, не сохранилась. Примерно в 1988-м году, выйдя замуж, Людмила вместе с мужем иммигрировала в Австралию (по другим сведениям: во Францию).

Тексты 1980-х



С картины бобруйского художника Тихона Абрамова "Смутные годы".

            *      *      *

Опустились сумерки в зимней тишине,
Инеем нахохлилась яблоня в окне.
Небосвод засветится месяцем в углу,
Выбежав на улицу, я к тебе приду.

Снег большими хлопьями
Кружится в ночи,
Вдруг, так неожиданно,
Прилетят грачи!

Закричат отчаянно, что идёт весна,
И в лесу распустится с солнцем сон-трава.

Будет петь без устали звонкая капель,
И окрасит зеленью яблоню апрель.
Я услышу с трепетом главные слова...
Как зима завьюжила... - просто я спала.

         _______________



С картины бобруйского художника
Тихона Абрамова
"Бобруйск во времена Великого
княжества Литовского".


        *       *      *

Ой, скажи мне, яблонька,
Где мой дом родной,
Где живёт мой суженый,
Иль мне быть одной?

Ой, скажи мне, солнышко,
Где моя тропа?
И согрей немножечко,
Хоть один лишь раз.

Я как травка мягкая,
Как живой листок:
Гнусь, когда несладко мне,
В счастье мою сок.

А на небе звёздочки
Тихо заблестят,
И выводит козочка
Всех своих козлят.

   ___________


Copyright © represented by Lev GUNIN
____________________




___________________

ВОВА ГЛУЩЕНКО
___________________

Стихи 1980-х годов
___________________


Владимир Глущенко

         СДЕЛАТЬ ИЗ ГРУСТИ РАДОСТЬ


С картины бобруйского художника Ясюкайтя
"Вид на бастион Бобруйской крепости".

В. Б. Глущенко – бобруйский рок-музыкант, поэт и член местной музыкальной тусовки. Родился в 1968 году в Бобруйске. Был одним из фанов Карася и его группы; сотрудничал также со Шлангом (Юрой Мищенко (Комиссар Жув). Глущенко вёл запутанную и опасную двойную игру, заигрывая с функционерами системы, и одновременно пытаясь причинить системе столько вреда, сколько возможно. Несмотря на молодость, был приятелем Эрика Либина и Льва Гунина. Вследствие его двойной игры отношения со старшими товарищами были непростыми, имели свои подводные камни. Этого молодого в то время человека отличал нигилизм, анархические идеи, бунт против самого постулата власти. 17-тилетний пацан видел всю фальшь тогдашнего общества, всю чудовищную несправедливость, ханжество и ложь власть предержащих. Будучи прозорливым не по годам, Вова вызывал раздражение и ненависть учителей, дирекции школы, где учился, и подвергался изощрённым издевательствам и преследованиям. В результате он пропускал уроки, состоял на учёте в милиции, и даже привлёк внимание областных властей. Неизвестно, где он сейчас и что с ним стало. Не хочется думать, что в своих юношеских стихах, которые мы приводим ниже, этот исключительно одарённый парень предсказал свою собственную судьбу...

Тексты 1980-х



            *      *      *

время проходит быстро
годы летят незаметно
горести ходят близко
радости мечутся где-то

ты ведь без счастья не можешь
но горе тебя обступает
и время тебе не поможет
и счастье тебя пленяет

ВРЕМЯ КО ВСЕМ БЕСПОЩАДНО
ПРОСИЛ ТЫ ЕГО ОСТАТЬСЯ
СДЕЛАТЬ ИЗ ГОРЯ СЧАСТЬЕ
СДЕЛАТЬ ИЗ ГРУСТИ РАДОСТЬ

ПРОСИЛ ТЫ У БОГА ВРЕМЯ
ТЫ РУКИ ВОЗНЁС В МОЛИТВЕ
А ГОДЫ ЛЕТЯТ КАК ПЕСНЯ
И ВОТ – ТЫ: СТАРИК БЕССИЛЬНЫЙ

теперь ты старик - и что же?
тебе ничего не надо
в глазах твоих стынут слёзы
надежды твои прокляты

никем ты не стал - хоть ты добрый
и жизнь ты провёл прозябая
удачу забрали волки
и так ты себе отвечаешь:
 
"время ко всем беспощадно
просил я его остаться
сделать из грусти радость
сделать из горя счастье"...

         _______________



        *       *      *

Давайте посмотрим на небо.
Увидим ли там что-нибудь?
Все скажут, что Бога нету,
Но верят в него хоть чуть-чуть.

Все смотрят на небо, смеются:
Ну где же Ему там бывать?
Но тут их сомнения мутят:
А вдруг Он умеет... летать?

а я давно
я знаю – где
где Бог живёт:
мой Бог в мечте
я знаю что
когда-нибудь
откроет мне
к себе Он путь

Ни слова не скажут об этом.
Но думают все про себя,
Что Бог им поможет с ответом,
Экзамены взяв на себя.

а я давно
я знаю – где
где Бог живёт:
мой Бог в мечте
я знаю что
когда-нибудь
откроет мне
к себе Он путь



    *     *     *

всем пленникам счастья
в прекрасной тюрьме
достанутся сказки
о вечной зиме
а я эгоист
и мне счастье не нужно
я прожить хочу
до предела натужно
подачки мне претят
останусь я в лете
вот я и забил
     на всё на свете

счастливые видят фальшивое небо
в их мире ни слёз ни стенаний
никто из них дальше околицы не был
темница - предел их познаний
а я эгоист
я свободы хочу
я сам учусь
     и других учу

когда переполнена будет тюрьма
насыпят отравы несчастья
во все эти стойла и закрома
и люд перемрёт от напастей
а я эгоист
мне напасть не впервой
её я прибью
     и пойду домой

  _________________________

===============================
Copyrights © represented by Lev GUNIN
___________________________________


___________________

ЮРИЙ ШЕВЧЕНКО
___________________

Стихи 1980-х годов
___________________


Юрий Шевченко

         ЕСЛИ ДАТЬ ЧЕЛОВЕКУ ВЛАСТЬ


С картины бобруйского художника Консуба "История".

Юрий Шевченко бобруйский рок-музыкант и электронщик, звукооператор Карася, работавший вместе с «Солнечной Стороной» в Мышковичах. Несмотря на свой почти юный возраст, был виртуозом в своей сфере, редким специалистом с хорошими руками и чутким, тончайшим слухом. По натуре: анархист, махновец, не принимающий никакой власти. Вскоре после отъезда Карася Юра уехал в Соединённые Штаты Америки.

Тексты 1980-х
____________________


С картины бобруйского художника Консуба "История (2)".



            *      *      *

если дать человеку власть
не философу дать
не учёному
дать всю власть -
а не просто толику:
если власть дать алкоголику!!!
вода из кранов хлынет вином
не будет края песням заздравным
         ПЕЙТЕ, ТОВАРИЩИ!
пейте пригоршнями пейте стаканами
вёдрами пейте чёрт вас возьми!
         БомБЫ - в бутылку!
         РА-Ке-ТЫ туда же!
Пусть льются оттуда крепчайшим вином.
         Кто возражает? Вы возражаете?!
Ах, Вы не пьёте; научат, и будете пить!
Вам станет плохо? Так это сначала.
Для Вас, милейший, откроют лечебницы,
Здравницы выстроят под небеса.
врагов не станет на всём белом свете.
родными все будут, хорошими, добрыми.
МЫ двинемся смело шагами стомильными.
спросить лишь осталось: куда?

А что, если дать Художнику власть?
Раскрасит он спины цветами огромными.
Раскрасит дороги во все цвета радуги.
Раскрасит тела лепестными узорами.
А люди, завидя прелесть такую,
Забудут про всё, что душу терзало,
Что голову каждую рвало на части,
И бомбы с ракетами станут рисунками,
Не сея разрухи, смертей и вреда.

А что... если власть достаётся... вампиру?
Построит цеха он, чтоб кровь человечью
Морями и реками гнать, выжимая -
Как яблоки давит безжалостный пресс...
Вампиры ж не ждут, чтобы власть им отдали...
Они её сами... они её... её... ни... ни...

ВОТ ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ
КТО ВЛАСТЬ ОБСУЖДАЕТ
НИКТО НЕ ВАМПИР
И ВАМПИР НЕ НИКТО
А ВЛАСТЬ АНОНИМНА
ВСЕСИЛЬНА И СВЯТА
         _______________


==============================
Copyright © represented by Lev GUNIN
__________________________________



___________________

ИНГА ЕРМАКОВА
___________________

Стихи 1970-х-1980-х годов
___________________


Инга Ермакова

         НОТЫ ВСЕ ПЕРЕМЕШАЛИСЬ,
         ЗВУКИ СЫГРАНЫ ДАВНО...



Инга Ермакова - музыкальный работник и заметная личность бобруйской музыкальной среды. Писала стихи «для души». Оттого, что много знала из приватной жизни высокопоставленных местных чиновников и сотрудников МВД, подверглась суровым преследованиям и нападениям.
______________________________


            *      *      *

Я вошла в твой дом случайно,
глядя на твои глаза.
Отразилась в них та нота,
что любимою была.

Подарил ты мне на память
песню новую свою.
И опять, серьёзно глядя,
ты играешь, я пою.

Ноты все перемешались,
звуки сыграны давно,
и опять же ты играешь
для меня... А для кого?

Ты поёшь, а я мечтаю,
тихо шепчешь ты слова.
Вдруг молчаньем оборвалась
песня новая твоя.

И опять же взгляд наивный
нежно смотрит на меня.
"Да, постой же ты, чудачка,
я играю для тебя!"

Вдруг во мне перевернулось
что-то зыбкое внутри.
Я немного отшатнулась:
"Ты играешь для души!"

Трудно мне понять все ноты,
все оттенки чувств твоих,
для чего и для кого ты
эти звучности постиг?
Так играть!.. Мороз по коже...
Звук гремит. Часы стоят.

Жаль, что ты понять не сможешь,
для чего была здесь я.

         _______________



            *      *      *

Морозный день. И все в пальто.
И на щеках у всех румяна.
Я что-то сделала не то,
И оттого кажусь я пьяной.

Мне весело, что я смогла
Переступить зазор приличий.
И, никому не сделав зла,
Взлетела я из клетки птичьей.

Пускай молва что хочет пьёт
Из грязной лужицы всех сплетен -
А мне грядущий день несёт
Простор, весну, и много песен.
     ---------------------------
       _______________


С картины А. Рабкина (род. в 1925, Бобруйск).

Copyright © represented by Lev Gunin
________________________________