Мой Мариуполь. Вот почему я туда езжу

Рабочее утро, хоть и пятница, и солнце жарит, как в Аджарии, и на работе пусто, а день начинается с чашки крепкого чая и песни группы "Зверобой" "Мой Мариуполь", от которой сердце щемит со страшной силой. Но собираешь волю в кулак...

И вспоминаешь бабушку. Летние каникулы у нее. Просыпаешься не рано. Ее уже нет, на работе. Тоже зимняя, как и я. Все у нее разложено по полочкам, везде порядок. На кухне уже стоит кастрюля с гречневой кашей, заботливо укрытая полотенцем, а еще на плите сковорода вкуснейшей жареной картошки. Ты соскакиваешь с дивана, бежишь к окну, а там гудит мимо пролетающий троллейбус. И шелестит резиновыми колесами, и штангами о провода.

Это непередаваемые ощущения детства. Умыться, позавтракать, почитать Жюля Верна. Потом сбегать к бабушке в тубдиспансер, где она с раннего утра до обеда принимает больных. И там тоже порядок армейско-медицинский. Такой, как у нее в госпитале во время Великой Отечественной. На обед идем домой. Едим.

После обход больных по домам, сопровождаю бабушку. Пока она осматривает молодого работягу - рабочего-туберкулезника с трубопрокатного завода, за занавеской, его жена накрывает на стол. Мелкие дети, сильно младше меня, стеснительно жмутся по углам. Угощенье довольно скромное.

Фасоль, в Грузии это блюдо зовут "лобио", в Азербайджане просто "лоби". Баклажаны, которые у нас называют "демьянками", с болгарским перцем, помидорами и картошкой, все тушеное. В других семьях хозяйки тушат вместе с этими овощами баранину. Мне удивительно, почему нас не угощают мясом. Я еще не вырос, не узнал про Индию и вегетарианство индуистов, и сам еще не вегетарианил)).

Когда идем домой с бабушкой, спрашиваю: "А они что, бедные, если не могут себе позволить мяса, бабушка?". Не помню, что она ответила. Вот хоть убейте. Наверное, мне и не был столь важен тогда ответ на этот вопрос. А сейчас очень хочется увидеть бабушку, обнять ее, услышать ее голос. Я снова и снова включаю "Мой Мариуполь".

Туда в перестройку переехала одна из тетушек, чей муж был армянином. И с моей кузиной они там прожили до 2014 года. Когда все началось на Донбассе, они, уже один раз бежавшие из Баку в 1989-м, снова снялись с места и в страхе бежали в Россию, куда-то в Краснодарский край. И следов их не могу найти, затерялись. А может все же попытать бакинскую родню, но многие уже ушли, кто знал...

Мой Мариуполь. Приехал туда когда, в первый раз, проехал мимо обугленных домой с выбитыми окнами, с обвалившимися подъездами. И где начинаешь понимать цену вещам. Наш Мариуполь, наш израненный общий дом...

Мы шли с бабушкой по бульвару в Сумгаите. Мне 11 лет. Я пересказывал ей часами Жюля Верна. А бабушка была моим самым лучшим и верным слушателем. Потом я писал ей длинные письма из армии. И потом из Ленинграда, и из Магадана, тогда уже в Киев, куда отец эвакуировал бабушку в январе 1990-го.

Мы с ней зимний народ. Стойкий. Родилась бабушка во время войны. Первой мировой. Пережила взятие города белыми, потом поляками в 1920-м. На всю жизнь запомнила тот ужас, когда к ним в дом ворвался польский патруль с обыском. И только прабабушка, ее мама, прекрасно владевшая польским, так как сама была полуполькой, смогла утихомирить и выпроводить врагов, искавших красных, еще остававшихся в городе. Мой прадед, бабушкин отец, как раз был таким, не ушел со своими, не оставил семью.

И вот под старость бабушка снова столкнулась с войной...
Хорошо, что она прожила долгую жизнь и не дожила до столетия, уйдя за семь лет до той беды, от которой бежали мои тетя с кузиной из Мариуполя. Вот почему я туда снова и снова возвращаюсь. Почему не могу оставаться дома. Потому что.
Держался, держался, да слезы взяли и сами потекли. Ледяные. Спокойные. Холодные. С мрачной уверенностью, мы победим!