О том о сём... 3

- Удивительно, но, считай, без купюр...

Кстати. У Карпеца, в ЦР, есть несколько страниц, посвящённых личности Александра Введенского – замечательного поэта и просто неординарного человека. И там – центральная для А.В. – тема Времени.
У меня тоже было несколько текстов (в один присест) в отклик Александру Ивановичу.

«Одры»

«Что есть Потец?» – запущенный вопрос.
Вопрос о мире, языке и море…
Оно молчит и ничего не значит.
Седые волны – гривы лошадей.
Их тощие ободранные морды.
Похожие на скалы черепа.
Сукно зелёное понтийского стола
до дыр застирано, изблёвано, не свято.
Старо, как смерть. Как попик у одра.
(4.03.2019)
PS:
Одр – лежак. Не обязательно смертный, однако…
Одёр – изнурённая лошадь (или коровёнка). Почти дохлая (стервь, падаль).

Несутся лошади как волны
Стучат подковы.
Лихие кони жаром полны
Исчезнув скачут…
…………………………
Мои сыновья удалились,
И лошадь моя как волна
Стояла и била копытом,
А рядом желтела луна.
(А.Введенский. Потец)

«Ёжик в тумане»

Смерть это смерти ёж.
Старых вождей пи.дёж.
Звёздных небес падёж.
Хаос чертогов.
Тремор пустых надежд.
Пошлых идей мятеж.
К Будде примкнувший Пешт.
Бездна Истока.
(4-5.03.2019)
PS:
Основные темы (сквозное триединство) А. Введенского: время, смерть, Бог.

Годы долгие в молитве
На скале проводит он.
К небесам воздеты руки,
Взор в пространство устремлён.
Выше туч святому старцу
И отрадней, и вольней:
Там к Создателю он ближе,
Там он дале от людей.

А внизу необозримо
Гладь безбрежная кругом
Разлилась и тихо дышит
На просторе голубом;
Солнце ходит, месяц светит,
Звёзды блещут; вкруг скалы
Реют мощными крылами
Над пучиною орлы;

Но красою Божья мира
Муж святой не восхищён:
К небесам воздеты руки,
Взор в пространство устремлён.
Он не слышит, как порою
Грозно воет ураган,
Как внизу грохочут громы
И бушует океан.

Неподвижный, цепенея
В созерцаньи Божества,
Над измученною плотью
Духа ждёт он торжества,
Ждёт безмолвия Нирваны
И забвения всего,
В чём отрада человека
И страдание его…

С той поры, когда свой подвиг
Стал свершать он, каждый год,
Как шумел крылами в небе
Первых ласточек прилёт,
Пташка старцу щебетала,
Что опять весна пришла,
И гнездо в иссохшей длани
Безбоязненно вила.

И в руке его простёртой,
Средь заоблачных высот,
Много птенчиков крылатых
Выводилось каждый год.
И уж праведнику мнилось,
Что навеки стал он чужд
Упований и желаний,
И земных страстей, и нужд

И о них воспоминанья
Отогнать не может он.
Для того ль он мир покинул,
Звал забвенья вечный сон,
Заглушал борьбою с плотью
Всякий помысел земной,
Чтобы пташки мимолётной
Ждать с ребяческой тоской?

Что же ласточек всё ждёт он
С нетерпеньем из-за гор?
Разве снег ещё не стаял?
Разве года нет с тех пор,
Как последние вспорхнули
И, простясь с родным гнездом,
Белогрудые, в тумане
Потонули голубом

Иль не всё ещё живое
Страшный подвиг в нём убил?
Или тщетно истязанье?
Или… Чу! не шум ли крыл?
Он глядит: в лучах восхода
Мчится с дальней стороны
Стая ласточек, – всё ближе
Провозвестницы весны,

Ближе!.. Но к нему не вьётся
Ни единая из них…
Стая, мимо уплывая,
Тонет в безднах голубых…
И у праведника, руки
Простирающего к ней,
Слёзы градом полилися
Из померкнувших очей.
(К.Р. Будда. Гатчина 8.12.1891)

В этом, Великого князя Константина, есть свои аллюзии (хотя бы с пушкинским…). А вспомнилось, как намёк на аллюзию в «Потец» А.В.

А.В.: «Человеческие мысли, будучи не в состоянии охватить мир, выходят из головы и начинают вести самостоятельное, независимое от человека существование: мысли крадутся в могилу» (Кончина моря).

Горит бессмыслицы звезда,
она одна без дна.
Вбегает мёртвый господин
и молча удаляет время.
(А. Введенский. Кругом, возможно, Бог)

Мультик «Потец», созданный по поэмке А.В. в 1992, выглядит на самом деле жутковато. Чего не скажешь о знаменитом советском «Ёжик в тумане» (1975). Добрейший мультик! – не правда ли?!
Вах-вах-вах… Присмотритесь внимательней. Психоделика однако… Куча аллюзий.  И с Введенским («Смерть это смерти ёж»). И с Тарковским («Солярис», 1972). И т.п.
Присмотритесь к самому Ёжику. Хорош, чертяка! Куча хвороста.
Совушка-«красавица» – Босхом не попахивает?!
Лошадка…
В тумане. На опушке.

«Лошадь – это определённый религиозный символ. Во-первых, в западнославянской мифологии белый конь – это дитя Белобога, светлого божества. Во-вторых, лошадь, тем более белую и светящуюся, воспринимали как проводника на тот свет. Хаотичный Ёжик, как сумрачное порождение подсознания, вытесняется из нашего мира, и на границе бытия его уже встречает лошадь. Он и сам думает о смерти:
«А если лошадь ляжет спать, она захлебнётся в тумане?»…» (Егор Беликов. Тайный смысл мультфильма «Ёжик в тумане»).

Конь блед
И се конь блед и сидящий
на нём, имя ему Смерть.
Откровение, Vl, 8

Улица была – как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мчались омнибусы, кебы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
Вывески, вертясь, сверкали переменным оком,
С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;
В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком
Выкрики газетчиков и щёлканье бичей.
Лили свет безжалостный прикованные луны,
Луны, сотворённые владыками естеств.
В этом свете, в этом гуле – души были юны,
Души опьяневших, пьяных городом существ.

II

И внезапно – в эту бурю, в этот адский шёпот,
В этот воплотившийся в земные формы бред,
Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,
Заглушая гулы, говор, грохоты карет.
Показался с поворота всадник огнеликий,
Конь летел стремительно и стал с огнём в глазах.
В воздухе ещё дрожали – отголоски, крики,
Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх!
Был у всадника в руках развитый длинный свиток,
Огненные буквы возвещали имя: Смерть...
Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,
В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

III

И в великом ужасе, скрывая лица, – люди
То бессмысленно взывали: «Горе! с нами бог!»,
То, упав на мостовую, бились в общей груде...
Звери морды прятали, в смятеньи между ног.
Только женщина, пришедшая сюда для сбыта
Красоты своей, – в восторге бросилась к коню,
Плача целовала – лошадиные копыта,
Руки простирала к огневеющему дню.
Да ещё безумный, убежавший из больницы,
Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:
«Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!
Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!»

IV

Но восторг и ужас длились – краткое мгновенье.
Через миг в толпе смятенной не стоял никто:
Набежало с улиц смежных новое движенье,
Было всё обычным светом ярко залито.
И никто не мог ответить, в буре многошумной,
Было ль то виденье свыше или сон пустой.
Только женщина из зал веселья да безумный
Всё стремили руки за исчезнувшей мечтой.
Но и их решительно людские волны смыли,
Как слова ненужные из позабытых строк.
Мчались омнибусы, кебы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
(В.Брюсов. Май, июль и декабрь 1903)

А теперь снова перечитайте «Потец». Тема «лошадки». Сквозная!

«День конца и дочь весны…»

Вы не путайте, сыны,
День конца и дочь весны.
Страшен, синь и сед Потец.
Я ваш ангел. Я отец.
Я его жестокость знаю,
Смерть моя уже близка.
На главе моей зияют
Плеши, лысины – тоска.
(А. Введенский. Потец)
-------------------------------------------

Ёжик – добрый! Ёжик – душка.
Что ж ты выдумал, Норштейн?!
Сон – Потец. Отец – Подушка…
Осси весси никс ферштейн.
Дочь сосны. Лодчонка-судно.
Майна-вира. Судный день.
Спите вечно! Беспробудно.
Солнце село за плетень.
Карта Ада Боттичелли.
Ведмежонок швах. Гуд бай!
Жизни ветхие качели.
Майна-вира. Наливай!
(5.03.2019)
PS:
В первой версии последняя строфа выглядела так

Скрип разбрызганных качелей.
Розы-свечки в головах.
Карта Ада Боттичелли.
Пароходик уплывах…
-----------------------------------------------

Введенский один стоит тысячи. Многотруден, тёмен… А может, и напротив – прозрачен. Насколько возможна сама просветлённость бытия (просвет бытия, бытие как просвет).
Карпец выхватил его не случайно. Одного (из сонма поэтов)!
Выхватил и вставил в свою конструкцию-мифологему, в мир своих архетипов.
Вставил-пристроил… Как монархиста-старообрядца. Насколько удачно и справедливо?! О-хо-хо…
А сам Введенский… Спокойствие визионера в мире абсурда. Абсурда макабрического (погребального)!? Вроде Николая Заболоцкого?
Заболоцкий – чистый манифестант-пантеист. У Введенского с Богом – свои выкрутасы. Без «заклятий», но и вне сугубо «договорной» схемы. Может, и старообрядец…
С чем был связан мой выплеск (А.В.) 4-5 марта 2019 г.?
Уже и не припомню. «Что есть Потец?» – Зацепило?
Потец-карпец… Шучу! Тогда я ни Карпеца, ни карпика-карпушу перед собой не имел (пусть и знал его – В.К.). А сейчас…
Сейчас – на фоне этого – мелькнул даже «Карп отмороженный» (2017). С Евгением Мироновым и Мариной Неёловой (ну, и, разумеется, с «русской немкой» Алисой Фрейндлих). Мелькнул не только по названию-имени, но и по теме. Уже – к Введенскому.
«Кругом возможно Бог»… «Смерти ёж» (смерти ёрш, смерти карп…) – оттуда.
А Карп…– греч. ;;;;;;, «плод». Плод от древа. Это – и к арбрам (фр. «деревья»). Древо Жизни. Древо…

Кто-то плод захотел, что неспел, что неспел
Потрусили за ствол – он упал, он упал
Вот вам песня о том, кто не спел, кто не спел
И что голос имел – не узнал, не узнал…
(В.В. Прерванный полёт)

А карп ещё как-то и к зеркалу. А зеркало… Ну, да.
А помянутый «прерванный полёт» Высоцкого – вполне (каким-то боком) и к «Возможно Богу» Введенского.

Шёл сумасшедший царь Фомин
однажды по земле
и ядовитый порошок кармин
держал он на своём челе.
Его волшебная рука
ИЗОБ-ражала старика.
Волнуется ночной лесок,
в нём Божий слышен голосок.
И этот голос молньеносный
сильней могучего ножа.
Его надменно ловят сосны,
и смех лисицы, свист ужа
сопутствуют ему.
Вся ночь в дыму.
Вдруг видит Фомин дом,
это зданье козла,
но полагает в расчёте седом
что это тарелка добра и зла.
И он берёт кувшин добра
и зажигает канделябры,
и спит.
Наутро, в час утра
где нынче шевелятся арбры
его встречает на берёзе нищий
и жалуется, что он без пищи.

Место с «арбрами» (зачем-то – по-французски). Из уст Стиркобреева (Фомину), в момент «игры в дуэль». А «по-французски»… Так в рифму. К канделябрам. А почему не сказать «свечи» (лат. candela)?
Свечи-то у Введенского зажигаются изрядно. Эсхатологически!

Возьму я восковую свечку
и побегу учить на речку.
Темнеет парус одинок,
между волос играет огонёк.
Вбегает мёртвый господин.

Из песни Венеры (КВБ).
Там же – чириканье Воробья (в зёрнах радости)

Господи, как мир волшебен,
как всё в мире хорошо.
Я пою богам молебен,
я стираюсь в порошок
перед видом столь могучих,
столь таинственных вещей,
что проносятся на тучах
в образе мешка свечей.
Боже мой, всё в мире пышно,
благолепно и умно.
Богу молятся неслышно
море, лось, кувшин, гумно,
свечка, всадник, человек,
ложка и Хаджи-Абрек.

Классно! Я стираюсь в порошок – кивок Стиркобрееву. Чем тот у нас ведает?
Ах, да…

Час от часу не легче.
Пойду приготовлю свечи,
а то ещё неладною порой
напросится к нам в гости геморрой.

А у Воробьишки мешок свечей – образ могущественных вещей (небось – духов, а то и – бесов), носящихся на тучах. Огоньки, значит…
Где там наш Сергеич!?

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!
…………………
Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон – теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой…

Спасибо, дядя Пушкин! Угодил.

Богу молятся неслышно
море, лось, кувшин, гумно,
свечка, всадник, человек,
ложка и Хаджи-Абрек.

Ой, не случайно так зарядил Воробьишко-то! Сплошь – символы (так ить, если… всякое слово – в символ!). Море… Море – многомерно (как символ). У А.В. Морем Стиркобреев обзывает Фомина. А Фомин (изначально Эф) там кто? – А поди, сам Введенский.
А Хаджи-Абрек… Так это – поэма Михаила Юрьевича. Первая – писанная ещё в юнкерской школе (1833). Абрек – изгой. Потому никто не желает узнавать в конце поэмы «другого» из погибших в схватке (Хаджи).

Обнявшись крепко, на земле
Они лежали, костенея,
Два друга с виду – два злодея!

Одежда их была богата,
Башлык их шапки покрывал, –
В одном узнали Бей-Булата,
Никто другого не узнал.

Кровная месть… Все мы – кровники. От Авеля и Каина.
Вся наша История – затаённая мистерия. Карпец, кстати, и об этом. С Дановым коленом и Царским родом, с двумя Империями (Английской и Русской). Только кое-чего он, по-моему, не учёл. Но то (как обещал) – под самый конец.
А что о «свечках» – от самого Фомина (в КВБ)?

Я вижу женщина цветок
садится на ночную вазу,
из ягодиц её поток
иную образует фазу
нездешних свойств.
Я полон снов и беспокойств.
Гляжу туда,
но там звезда,
гляжу сюда в смущенье,
здесь человечества гнездо
и символы крещенья.
Гляди забрав с собою в путь зеркало, суму и свечки
по комнатам несётся вскачь ездок.
И харкают овечки.
О женщина! о мать!
Ты спишь накрыта одеялом,
устала ноги поднимать,
но тщишься сниться идеалом
кое-каким влюблённым мужчинам
украсив свой живот пером.
Скажу развесистым лучинам:
я сам упал под топором.

Класс! От женщины-цветка, садящейся на ночную вазу (горшок) я аж завёлся.
Скачущий ездок (всадник) с сумой, зеркалом (!) и свечками.
Я бы вместо «кое-каким влюблённым мужчинам» вписал: влюблённым кое-как мужчинам. Но это – уже блохи.
И сразу же за этим (Фомина)

Женщина (просыпаясь с блестящими слезами).

Я видела ужасный сон,
как будто бы исчезла юбка,
горами вся покрылась шубка
и был мой голос унесён.
И будто бы мужчины неба
с крылами жести за спиной
как смерти требовали хлеба.
Узор виднелся оспяной
на лицах их.
Я век не видела таких.
Я женщина! – я им сказала
и молча руки облизала
у диких ангелов тоски,
щипая на своей фигуре разные волоски.
Какой был страшный сон.
У меня руки и ноги шуршали в страхе.
Скажи мне Бог к чему же он.
Я мало думала о прахе,
подумаю ещё.

Фомин.

Подумай, улыбнись свечой,
едва ли только что поймёшь.
Смерть это смерти ёж.

Женщина.

Слаб мой ум,
и сама я дура.
Слышу смерти шум,
говорит натура:
все живут предметы
лишь недолгий век,
лишь весну да лето,
вторник да четверг.
В тщетном издыхании
время проводя,
в любовном колыхании
ловя конец гвоздя.
Ты думаешь дева беспечно,
что всё кисельно и млечно.
Нет дева дорогая,
нет жизнь это не то,
и ты окончишь путь рыгая
как пальмы и лото.

Вот и наш Ежик вынырнул: Вышел Ёжик из тумана…
К сериалу, что ли?! С 2010-го. Стюардесса по имени Жанна… – Ниии… К считалочке. Из детства: Вышел ёжик из тумана, Вынул ножик из кармана. «Буду резать, буду бить! Всё равно тебе водить!».
Фигушки! Было по-другому: Вышел Месяц из тумана… Ежик (с ножиком) пошёл гулять после мультика Норштейна. С того я тогда (в 19-м) и воткнул:

Ёжик – добрый! Ёжик – душка.
Что ж ты выдумал, Норштейн?!

А может, во всём Александр Иванович (Введенский) виноват?!
Ножки у Ёжика оказались шустрые.
Когда у меня всё это всплыло по Карпецу, кольнуло совсем недавним – апрельским, которое, в свою очередь, окунулось в 29 декабря 2019 г.
В апреле (не позднее 20-го) скоропостижно скончался Николай Гимро. Преподаватель Педфака ВГУ. Кафедра музыки.
Сердце… Куда-то ехали. Стало плохо. Попросил остановить. Вышел и…
34 года…
А к чему всплыло-зацепило?
29 декабря 2019-го мы (втроём: Я, Наташка и Оксана) забрели на музыкальную тусовку. В «Духовный Круглик». С Ионой там пересеклись-перемигнулись.
И вот, в представлении двух песен участвовал Николай. С баяном. В паре с поющим гитаристом-композитором Мишей Рубиным.
Песни… Одна – «Марозiва». А вторая – «Вожык». Грустная!
Автор слов – Виктор Жибуль.
Запомнилась!
Имеется и запись (на ютубе). Текста стиха у меня нет. А он – коротенький. И, прослушивая по-новой, всё одно не могу восстановить пару мест (звук…)

Можа-няможа… Развеяўся дым.
Коцiцца вожык па сэрцы маiм.
Коцiцца шэры калючы камяк
Ляпае ў дзьверы cонны сквазьняк
Хныкае дожджык песьню без слоў
Коцiцца вожык, пускаючы кроу
Зорныя крыгi ўрэшце са шкла
Я цябе кликаў ты не прыйшла
Ты не прыйшла

Пара мест:
Сразу: «можа-няможа». Можа, замест гэтага i нешта iншае (мораш, мошар!?). А можа… – На табе, Божа, што нiкому ня гожа.
Крыгi… На слух разобрать не могу. А крыгi – льдины. К чему?! Да ещё «зорныя». Да ўрэшце – типа: в конце концов (всех).
Такая вот песня… Вожык, пускаючы кроў. – То ли к подрихтованной считалочке, то ли к словам Фомина из «Кругом возможно Бог».
А Николая Георгиевича уже нет…
Вспомнилось-откликнулось.
А к моему (Введенскому) «День конца и дочь весны…» (2019) последней строфой, вероятно, лучше та, что была отправлена в «архив»

Скрип разбрызганных качелей.
Розы-свечки в головах.
Карта Ада Боттичелли.
Пароходик уплывах…

А КВБ Введенского завершается так

Лежит в столовой на столе
труп мира в виде крем-брюле.
Кругом воняет разложеньем.
Иные дураки сидят
тут занимаясь умноженьем.
Другие принимают яд.
Сухое солнце, свет, кометы
уселись молча на предметы.
Дубы поникли головой
и воздух был гнилой.
Движенье, теплота и твердость
потеряли гордость.
Крылом озябшим плещет вера,
одна над миром всех людей.
Воробей летит из револьвера
и держит в клюве кончики идей.
Все прямо с ума сошли.
Мир потух. Мир потух.
Мир зарезали. Он петух.
Однако много пользы приобрели.
Миру конечно ещё не наступил конец,
ещё не облетел его венец.
Но он действительно потускнел.
Фомин лежащий посинел
и двухоконною рукой
молиться начал. Быть может только Бог.
Легло пространство вдалеке.
Полёт орла струился над рекой.
Держал орёл иконку в кулаке.
На ней был Бог.
Возможно, что земля пуста от сна,
худа, тесна.
Возможно мы виновники, нам страшно.
И ты орёл аэроплан
сверкнёшь стрелою в океан
или коптящей свечкой
рухнешь в речку.
Горит бессмыслицы звезда,
она одна без дна.
Вбегает мёртвый господин
и молча удаляет время.

Таки-так: сверкнёшь стрелою в океан или коптящей свечкой рухнешь в речку.
Мне всегда хотелось уйти в Океан.
А зачиналось (КВБ)…

Кругом возможно Бог
Священный полёт цветов

Солнце светит в беспорядке,
и цветы летят на грядке,
Тут жирная земля лежит как рысь.
Цветы сказали небо отворись
и нас возьми к себе.
Земля осталась подчинённая своей горькой судьбе.

А у Высоцкого (с «плодом») – «Прерванный полёт»…

31.05.2022