Мировая поэзия. Том 2. ISBN 9785005959508

Райнер Мариа Рильке. (1875-1926)
Rainer Maria Rilke.

Вход в преисподнюю. Орфей. Эвридика. Гермес
Orpheus. Eurydike. Hermes


То были душ причудливые копии,

как серебряные жилки у руды,

они во тьме вплетались в корни,

струясь ключом в людской крови.

Словно неподъёмные куски порфира,

исчезло красное во тьме другого мира.

Но были скалы и леса, мосты над бездной

и пруд огромный, серый, тусклый,

что возвышался подобно небу,

дождливому, повисшему в пространстве узком.

Между лугов, наполненных терпением,

виднелась полоска единственной тропы,

словно простыня перед отбеливанием,

по ней всё ближе приближался шум толпы.

Впереди шёл стройный человек рывками,

в накидке синей и с бездумным взглядом,

он поглощал дорогу крупными шагами,

не замедляя хода, чтоб только быть не рядом.

Его руки свисали из тяжёлых складок ткани,

и не припомнить, из какой же это лиры,

в которой тело срослось с обеими руками,

как вьющаяся роза с веточкой оливы.

В нём чувства раздвоились, так казалось,

покуда взор его, как пёс, вперёд стремился,

он оборачивался и возвращался, оставаясь

на дальнем повороте, а дух его за ним тащился.

Мерещилось ему, что за ним стремятся

шаги отставших, тех двух в изнеможении,

которые за ним должны были подняться

на этом последнем восхождении.

Потом опять не слышно звук иной,

лишь шорох накидки и поступь шагов.

Он убеждён был, что они за спиной,

и чётко слышал эхо своих слов.

Тот звук, не воплотившись, замирал,

но эти двое и вправду шли за ним,

он с лёгкостью страшащей ожидал

и не посмел бы оглянуться им.

Он видел тех двоих в молчании,

Бог этих странствий и посланий,

с посохом и зажатыми крылами,

и с дивой, доверенной ему в признании.

Она была возлюбленной его страданий,

настолько, что не из одной изящных лир

так не рождалось множество рыданий

и что из её плача родился целый мир.

Земля и лес, в котором снова появились

деревни, дороги и города,

вокруг сего творения вращались

поля, потоки, звери, их стада.

Как бы другого солнца и другой стихии

и целый молчаливый небосвод,

на нём рыдало небо со звёздами иными,

всё это плач был возлюбленной его.

Взяв бога за руку, она шагала с ним,

шаги их ограничивал саван, он был ей впрок,

она ступала мягко, безмятежно и

подобно девушке, чей смерти близок срок,

не думала она о человеке впереди,

что шёл к порогу жизни по своему пути.

Душа её блуждала, сокрытая в груди,

заполненная до краёв началом смерти,

как фрукт наполнен сладостью и тьмой,

она была своей огромной смертью,

столь новой, необычной и немой,

что она не принимала это вестью.

Девственность восстановив из-за симпатий,

она стала грустной, красивой недотрогой,

а тело столь отвыкло от мужских объятий,

что её смущали прикосновения бога.

Она уже давно была не белокурой феей,

чей образ воспевал в стихах поэт,

и не достоянием впереди идущего Орфея,

в той ароматной брачной ночи, как завет.

Эвридика была не златокудрая жена,

распущена, как растрёпанные косы,

по разным полюсам и звёздам роздана,

истрачена, как изобильные запасы.

Она успела в подземелье превратиться,

и когда внезапно Гермес её остановил,

страдальчески воскликнув: «Обернись!» —

Она растерянно спросила: «Кто это был?».

Там вдалеке был некто с чертами расставаний,

стоял и видел, как на полосе тропы

между лугами бог странствий и посланий,

ни молвив ничего, чтобы идти

вслед уходящей за фигурой дальней,

по той тропе обратно, не спеша,

стеснённая нарядом погребальным,

она так мягко, терпеливо шла.


Первая элегия
Die erste Elegie


Кто-то подслушивал, как я рыдал,

видимо, от ангела то был заказ.

Внезапно меня инфаркт атаковал,

я пережил волнение сильных фаз,

когда невиданная такая красота,

как страшное начало этих фраз,

где восхищаясь, мы терпим это за

то, что уничтожает, презирая нас.

Каждый ангел ничего о том не знает,

я пытаюсь понять, кому же это нужно.

Ангелы, люди и животные понимают,

мы беззащитны, и нам всё это чуждо.

С нами остаются деревья на склоне,

которые ежедневно видим, и снова

улица вчерашнего дня на этом лоне,

и клятва, порочное наше слово.

Она осталась и потому не ушла,

только ночью ветер свободно гуляет.

Ведь в наших лицах надежда жива,

и сердце кропотливо чего-то ожидает.

Влюблённым легче, они друг друга слышат.

Ты этого ещё не можешь знать

и в воздухе руками не маши, ты им дышишь,

ещё там птицы могут пролетать.

У тебя есть свой иммунитет,

некоторые люди так думать хотели.

Ты чувствуешь это или нет?

Это прошлое скинуло вас с постели.

С тех пор, как ты вышла в открытое окно,

скрипка упала, но всё осталось в порядке.

Ты не справилась? Тебе было всё равно,

всё-таки ты ожидала другой разрядки.

У тебя есть любовник, это все уже знали.

(Как её спасти, у неё странные мысли, были навиты,

чаще оставались на ночь, утром уходили.)

Пой любовникам, чувства бессмертны и знамениты.

Если завидуешь им, отрекаясь, люби сильнее,

чем грудью вскармливать дитя чужое.

Похвалы никогда не достигнут своего апогея,

и это сохраняет твоего героя.

Даже падение его был не просто повод,

чтобы его рождение не забыть,

влюблённые используют любую природу

и верят, что нет сил её победить.

Гаспара Стампа имеется у вас?

Достаточно мысли, что любимый сбежал,

любой девушке всё равно подчас,

как любовник чувствовал её и как желал?

В нас эта боль, чтоб плодовитыми казаться,

любим, терпим любимого, освобождая его,

больше, чем он сам, так как негде остаться,

словно стрела, застрявшая в тетиве до того.

Голоса. Слушай в сердце боль и волнение.

Святые слышали, что у них большая репутация,

но они падали на землю и вставали на колени.

Дальше нельзя, нет осторожней ситуации.

Они слышали, как вы попирали Бога.

Безусловно, это чей-то голос извергал

такие сообщения из тишины острога,

он от тех молодых мертвецов сбежал.

И где бы вы в костёле ни говорили наспех,

в Риме, в Неаполе, судьба его тихая в народе,

то над вами появилась бы точно надпись,

как доска в Санта-Мария-Формоза при входе.

Что ты хочешь, чтобы я сделал без повелений?

Молча я поступаю неправильно всегда,

кажется, без призраков не бывает сомнений,

а чистые умозаключения мешают иногда.

Странно больше не обитать на земле,

измученные и больше не практикующие,

розы и другие перспективные вещи везде

не дают осмысливать человеку будущее.

Всё, что было в человеческих руках,

но не больше, чем ваше имя созидало,

осталось, как сломанная игрушка, прах.

Желанное не продолжается сначала.

То, что было свободно в космосе,

трепещет, как мёртвому припадок,

и догоняет то, что вы можете,

постепенно получая свой остаток.

Вы чувствуете вечность, но всё равно одержимы.

Вся ошибка в том, что вы слишком разные.

Ангелы не знают — с мёртвыми они или с живыми,

с ними все возраста живут пассивные и страстные.

Всё-таки ангел нам так рано совсем необходим.

Человек отлучается от земной суеты и отчаянно,

как младенец, вырастает и становится большим.

Секреты очень часто открываются печальными.

Источник прогресса знает и науку,

что без неё мы можем и прожить.

Напрасно требовать от Купера музыку,

от аккордов которой всё дрожит.

Наша почти божественная юность,

как заброшенная в пустоту, страдает.

Пришла вибрация, и наша мудрость

нам помогает и сейчас же утешает.


Священное писание
Wandelt sich rasch auch die Welt


Мир меняется так скоротечно,

как по небу плывут облака,

всё идеально и бесконечно,

обитель древности наши века.

Об изменениях в нашем развитии

и дальнейшем свободном движении

описано было в священной Библии,

хранящей о жизни своё представление.

Ни страдания и ни любовь

не могут это даже объяснить,

не доступна вечная плоть,

и бессмертие не может наступить.

И только вера песней летит,

освящает и празднует жизнь.


Возвращение весны
Fruhling ist wiedergekommen


Весна вернулась из лютой стихии.

Земля, как ребёнок, знает стихи

и много очень, у неё каприз,

за терпение она получает приз.

Строгим был её учитель.

Мы хотим белую бороду старика

окрасить в зелёный, горячий,

это может сделать весна!

Земля свободна, играй с детьми.

Мы счастьем хотим насладиться.

Пусть радость торжествует в пути.

И чему учили — должно воплотиться.

Пусть оживают корни и стебли.

Весна проснулась, поёт, не дремлет.


Второй сонет
Das II. Sonett


Девушка-призрак бежала вдаль

и пела лиру, что-то мелодичное.

Светила ясно весенняя вуаль

и усыпляла слух мой гармонично.

Я спал, она была со мной во сне.

Нас окружали любимые деревья.

Я чувствовал её касания к себе

и наших душ прикосновение.

Ей ангелы поют, она блаженно спит.

Я не даю ей первой пробудиться,

она встаёт и сонная летит.

Я так хотел всем этим насладиться.

Где смерть её тогда?

Она исчезла навсегда.


Третий сонет
Das III. Sonett


Заведомо вам это будет непонятно,

что в зеркале ваш образ красоты,

вы не дуршлаг и смотритесь приятно

с определённым интервалом частоты.

Ты не бамбук, что вовсе не заметный,

когда стемнеет, становишься таким,

развратен, как несовершеннолетний,

пренебрежительно ко всем другим.

Ты очень живописен даже

и многим нравишься вокруг.

Другие от тебя в экстазе,

но ты лишь в образе красив, мой друг.

В тебя проник прозрачный эгоист,

ты растворившийся в себе нарцисс.


Четвёртый сонет
Das IV. Sonett


Он нежный, случается под стать,

его дыхание как волны плещут,

готов и в щёчку меня поцеловать,

он возбуждён и позади трепещет.

Мужчины все благословенны

и сразу влюбляются всерьёз.

Свою цель желают непременно

улыбкой доводить до слёз.

Страдания страшней и тяжелей

земного притяжения на том месте,

как горы и моря непреодолимей,

когда деревья посадили в детстве,

и с тех пор её не обманули вы

как почитатель голых стен и пустоты.


Двадцать шестой сонет
Das XXVI. Sonett


Ты Божество, не утонул в пучине,

рой презираемых менад тебя атаковал,

красавицы всё криком заглушили,

но голос певчий из руин звучал.

Никто бы твоё сознание не разрушил,

а лиры твоей не коснулась бы толпа,

кто камни бросал, тебя сердцем слушал,

и слух обретала Орфея тропа.

Они мстили тебе, и наконец ты пал.

Твой голос будоражил эхом горы.

Ты Бога потерял и бесконечным стал,

всем львам и птицам на свободе.

Тебя последний враг порвал,

но слышим мы твои уста природы.


О, как я чувствую тебя
Oh wie fohl ich still zu dir hinuber


О, как я чувствую тебя,

эмоции во всём переполняют,

ты смотришь с фото на меня,

мое сердечко чудовищно пылает.

Оставшись в комнате наедине,

я слышу космос и моря бриз.

Ты тайно приближаешься ко мне,

как вымышленный мной каприз.

Вот я ненадолго умолкаю,

запомнил взгляд твой в изнеможении,

тебя я видеть не желаю

ни днём и ночью без преображения.

Если смотрю я вверх на небеса,

то ощущаю на душе такое,

как будто мною правят чудеса

и ангелы не все об этом вторят.


Время скоротать
Wunderliches Wort: die Zeit vertreiben!


Странные слова: время скоротать!

Сказать их было бы проблемой

тем, кто боится где-то ночевать

и существовать неведомо без дела.

Вот вечер близится, к закату день,

вас одинокое пространство забирает.

Стоишь, лежишь средь голых стен,

и лень вас тихо достаёт и размывает.

Гора покоится, и звезда отдыхает,

но время в них опять-таки мерцает.

Так и в сердце моём спит и прозябает,

бессмертие без дома время коротает.


Скорбь
Oh wie scholst du mein Herz aus den Schalen des Elends


Ты сердцу способна муку дать,

что заставило об этом рассказать.

В моей душе ты сладкая звезда.

Страдания мучают во время сна,

невинно валят меня с ног,

но я заснул, как только смог.

Я одинок и ничего не знаю,

но сердце моё подозревает,

какой могу я дать тебе совет.

Он был звездой, вот мой ответ.

И перестань его сравнивать со мной любя.

Пусть знает он, что ты не предаёшь меня.

Звонок. Ты странная, поговори немного с ним.

Сначала улыбнись, он сразу покажется другим,

и покажи ему прекрасное лицо, ведь это возбуждает,

а утром интерес найдёшь к нему, пусть привыкает.


Пусть розы любят нас сегодня
Heute will ich dir zu Liebe Rosen


Сегодня розы будешь ты любить,

и мы почувствуем любовь твою.

Тебе придётся долго с нами быть,

но я не роза, ведь я тебя люблю.

Все чаши переполнены цветами,

бутоны словно сотни глаз,

долина с влюблёнными глазами,

они свисают и глядят на нас.

Невероятно, как ночью это передать,

на небе звёзды встали в позы.

Их невозможно взглядом все объять,

они цветы небес, ночные розы.

Тёмные ночи цветами полны,

яркие розы в ночи изящны.

Тысячи розовых век видят сны,

я роза твоя, рядом спящий.

Ароматом твоим утомлённый,

как я мог потерять этот час?

Холодный, немощный и сонный,

забудь моё существо сейчас.

Судьба, хочу я раствориться

на непонятной широте и долготе,

желаю тобою насладиться,

но ты не проявляешься нигде.

Я воспитанный тайной аромата роз,

моё сердце открыто для цветения роз,

мечтаю окунуться в долину алых роз

и чувствовать себя в объятиях этих роз.


Очевидно
Du im Voraus


Я навсегда потерянный любовник

и не пытаюсь знать, какие будут волны,

как понравятся тебе такие взоры.

Всё чаще вижу далёкий пейзаж,

город, башни, мосты, антураж

и предполагаемый пути вираж

в исполинский божественный край,

воплощающий во мне чей-то Рай,

и ты, убегающая в эту даль.

Да, цветущие там сады,

я вижу тебя окрылённой.

Окно открыто на даче, цветы,

ты выглядишь очень влюблённой.

Я растерянно ищу к тебе дорогу,

вижу тебя с продавцом зеркал,

у тебя кружилась голова немного,

внезапно в отражении тебя узнал.

Птицы никогда не поют для нас,

ни вечером, ни днём, ни сейчас.


Увези меня за горизонт
Flutet mir in diese trube Reise


Вези меня по облачной дороге,

найди для сердца тёплый путь.

Осталось времени совсем немного,

чтоб спокойно вместе отдохнуть.

Возьми мою руку, ты влюблённый,

не представляешь, сколько мне лет?

Незнакомка едет с незнакомым,

отвезёшь меня домой иль нет?

Вот на звезду, чтобы смотреть,

надо покоя немного земного,

доверие приходит только в ответ

за всё хорошее и понемногу.

Ночь меня не спросила,

куда нас звёзды ведут.

Я же тебя не насиловал.

Чего ты ждала? Я был тут.

Я, как ветер, прошёл по домам,

вторгался в постель, как дым,

там был рад разным дамам,

оставаясь чужим, молодым.

Мои руки ужасно дрожали,

но я не мог себя удержать.

Все там всем наливали,

а я мог лишь разливать.


Неудачники
Verliererin


Один раз, как будто между рук,

зажал Луну я, как голову без тела,

внезапно лицо всплакнуло вдруг

и, глядя на меня, вперёд летело.

Я молча жаждал удержать его,

казалось, вещь в руках держал я вечно,

то было холодным существо

и ускользало в ночную бесконечность.

Да, мы в потоке движемся в ту даль,

как мизерные толпы на планете.

Похоть и слабость не удержать,

за это наше сердце лишь в ответе.

Незнакомец, ты не понял всё словами,

и следующий, которого мы не нашли,

вы неудачники, нет места рядом с нами,

весенний ветер исчез для вас в тиши.


Россыпь
Perlen entrollen


Чётки по полу раскатились.

Беда, порвался шнур.

Давно мы не встречались,

но я запомнил твой гламур.

Скучаю, ты крепко пристегнула,

любимой, единственной была.

Нас мука с разлукой окрестила,

а ночь желанная ждала.

Вообразив теней театра действий

и ваш высокий внешний вид,

не миновать нам видимых последствий,

как в гольфе, есть всегда надежда бить.

Маяк распятый далеко мерцает,

и нет дождя с прозрачных небес.

Так русло реки в пустыне ожидает,

как хромой в надежде, что воскрес.

В ответ он хочет только одного:

на костылях к алтарю проковылять,

желание сказать в невинное окно,

без чуда он не сможет встать.

Я желаю тебя. Нет без трещин дороги.

Ты, чувствуя это, хочешь встретиться в доме.

Весна желанный источник всей земли,

луна встречи ждёт с землёй, отражаясь в водоёме.

Не отличить различий в облике звезды?

Нас объединяет перевоплощение убранства,

ещё немного — и ты оставишь бремя суеты.

Старею я и перемещён детьми в пространстве.


Явление
Ankunft


Я розы положил на любовную кровать.

(Я не сторонник потока аромата.)

Я потерялся раньше, чем смог понять:

во времени не может быть возврата.

Так проигравшим буду только я,

для наслаждения необходимо прикасаться,

об этом вторят все тысячелетия.

Может, и в твоих глазах я буду возрождаться.


Для Эрики
Fur Erika


Ты сформированный язычник

по сути смелых твоих взглядов,

спасать ты будешь всех нас лично.

Отдашь нам выбор тех страданий,

что нам определил Всевышний,

согласно внешности и знаний.

Как соизмерить горе, счастье?

Сердцем, что принадлежит тебе?

Источник сильный, одержимый,

изменчив для переживания в себе.

Со временем становится безумным,

если над ним теряется контроль.

Смотри, дорог какое изобилие

в твоих руках находится порой.

Речь твоя, как поступь набата,

от прихода и до самого ухода.

Ты освежаешь нас ароматом

вместе с запахом луга и мёда.

Я чувствую проникновение, возвышаясь,

когда ты дышишь и молчишь.

Я перед тобой в пространстве открываюсь

и рад, когда ты рядом говоришь.


Три стиха из круга размышлений
Drei Gedichte aus dem Umkreis: Spiegelungen

1.
Красивыми в зеркальном отражении

не можем долго оставаться сами.

Женщина ждёт своих наслаждений,

мир замурован изнутри зеркалами.

Мы живём в зеркальном блеске,

как в тайном потоке существа.

Нас не найти в конкретном месте,

мы раздвоились, как будто навсегда.

Видишь себя в прозрачном стекле

и не замечаешь, что между вами.

Есть напряжение какое-то в себе,

это то, что не выразить словами.

Его имидж лучше, он богат

и переполнен своей самооценкой.

Твоё «да» подтверждает взгляд,

глаза привыкли к вашей сценке.

2.
Вот снова из зеркального стекла

ты получаешь образ новый.

Он поселился в тебе, наверняка

как та картина, ваза или шторы.

Думаешь, это расцвет размышлений

и какое-то время ты в заблуждении,

перед тобой счастливый наследник,

верни своё тело и жди наваждений.

3.
Ты и твоё отражение внутри,

как украшение в нежном футляре,

кратко поданы, только смотри,

отдыхай и люби в неразлучной паре.

Поочерёдно чувства тепла

делают образ его высочества,

переливаясь из глубины стекла,

в известный мир одиночества.


Великая ночь
Die Grosse Nacht


Вчера смотрел в окно я в час ночной,

стоял и восхищался женской красотой.

Был городской зашарпанный пейзаж,

злорадно скучный, будто был не наш.

Стояла незнакомка напротив фонаря,

и непонятно было, что ждёт она меня.

В убранстве комната, горели лампы,

я чувствовал её, закрыты были ставни.

Ребёнок где-то плакал и не мог уснуть,

я знал почти всех матерей вокруг,

и что они не делают без особой личины,

их дети плачут безутешно и без причины.

Пел голос, на время кашля прерываясь,

и явно в том теле старость укрывалась.

Спокойно стало, час пробил незримо,

я просчитался, она соскользнула мимо.

Как мальчик был неопытный я в этом.

Когда же наконец себе позволю это,

но мяч я не поймал в её игре в ответ,

я взглядом провожал её лишь силуэт.

Это взрослая игра, я не справился с испуга,

как могут действовать другие друг на друга.

Ночь, я удивился самому себе,

как повернулось всё в моей судьбе.

Город был моим, и совсем необъяснимо,

почему мы не лежим, обнявшись воедино.

Искушение не привело к случайной встрече,

мои чувства оказались выше, человечней.

Не стыдно мне, я не узнал её дыхание,

зато улыбка поразила моё очарование.


С ночных орбит
Aus dem Umkreis: Nachte


Ты решила в кромешной темноте

лицом к лицу побыть наедине.

Ты стала очарованием моим,

я завладел желанием твоим.

Дрожала ночь, и темнота в глазах,

застряли мысли сами по себе в словах,

и продолжалось долгое творение любви

над нашей частью крошечной земли.

Огонь и ярость молодых небесных тел,

был промежуток между нами и пробел,

с таким азартом я чувствовал влечение,

в тебя вонзаясь внезапно с увлечением.

Как я, по-твоему, должен проявляться

и незначительно всем этим наслаждаться?

Ведь должен я согласие с тобой иметь.

Могу ли я тобою овладеть?


Звездопад в ночном небе
Nachthimmel und Sternenfall


Небо огромное для манер поведения,

зеркало вселенной и звёзд скоплений,

мы далеки от такого украшения,

но возле нас происходит движение.

Видим одной звезды падение,

совпадает желание и её свечение.

Случилось что или совпадение?

Обязан? Или получил прощение?


Магия
Magie


Неописуемое вдохновение дня,

в сущности чувства переходят в быль,

страсть восстаёт из пепла в пламя,

в искусстве воля превращается в пыль.

В царстве чародейства есть Магия,

кажется, оживает общее слово,

и действительно, как голос Таубера,

проникает в чувства даже глухого.


Дикий куст розы
Wilder Rosenbusch


Красиво смотрится перед закатом,

в дождливый вечер очень чистым,

качается он в переплёте златом

в своём цвету, такой лучистый.

Раскрылся на стебле бутон,

глядит на нас желанно, любя,

а красотой непревзойдённый,

неописуемо он показал себя.

Он манит странника под вечер

остановиться и задуматься в пути.

Не защищён он и благочестив,

ты посмотри в глаза ему. Смотри.


Рог изобилия
Das Fullhorn


Написано для Хьюго фон Хофманнсталя

Импульс и форма этого сосуда

раскрывает божество изобилия,

в этой версии необычное блюдо

отражает его полную идиллию.

Обвораживает меандр глубина,

там вся зрелость силы, формы.

В сердцевине всё есть для вина,

завершают фруктовые наборы.

Вершина дарит нам цветы

и свежесть утренней прохлады,

всё невозможно отразить,

ещё труднее всё представить.

Если Бог обеспечит запас

да наполнит снадобьем сосуд,

в каждом доме встретят вас

и на тропах, где странники идут.

Нет, это даже важнее, чем жизнь,

когда рог изобилия полный.

Пусть идут потоком вниз дожди

и насыщают урожай природы.


Единорог
Das Einhorn


Святой поднял голову и поклонился,

снял свою чалму и помолился.

Бесшумно подошёл к животному,

который выглядел, как белая лама.

Глаза выражали мудрое умиление,

его копыта напоминали ноги слона,

он передвигался невесомо, блаженно.

Белое сияние скользило по меху, как луна,

а на лбу торчал рог, яркий необыкновенно.

Он походил на лунную башню в это мгновение,

каждый шаг его совпадал с его направлением.

Рот его был покрыт розовым пухом

и был собран, поэтому его выделяли

белые зубы, светящиеся с мехом,

ноздри открывались и тихо дышали.

Его внешность была во всём безупречна.

Родилась сказка, мифология, но едва ли

закончилась голубая и древняя мечта.


Наперекор строфе
Gegen-Strophen


Вы всегда рядом, женщины наши,

среди нас и ещё не обнажённые,

это безопасно, но мы способны

сделать вас более блаженными.

Когда появится ваша любимая,

фантазируйте своё обаяние

больше, чем это когда-либо,

никто не знает это расстояние.

Где ваша звезда, ваша константа?

Как-только вы со своим развратом

идёте в её сердечное пространство,

вы становитесь ночным агрегатом.

Ты такой же, как другие ребята,

был непослушным в школе,

мог подзадорить своего брата,

для исцеления, так поневоле.

Где мы, как дети, уже без измен,

уродливые, навсегда искажённые,

ты был словно хлеб до перемен,

детство без вреда, заворожённое.

Ты, как сорвавшийся с горы,

был мальчиком из детворы,

может, и счастливым до поры,

как камни, упавшие в цветы.

Цветы почву любят корнями,

как Орфея любила Эвридика,

святого обращения хотела с нами

позади восходящего человека.

Мы обиделись, нам очень нравится

с удовольствием всех оскорблять.

Мы любим оружие и неприятности,

в яростном гневе хотим засыпать.

Мы никогда и никого не защитим,

как спящие, живём в затмении.

С этой мыслью про себя молчим

в одиночестве и в заблуждении.


Кувшин слёз
Tranenkruglein


Одни вино хранят, другие масло,

погреб делают для этого в земле.

Я, как тонкая натура, от несчастья

постоянно плачу по моей судьбе.

Масло станет чище, а вино богаче.

Что слёзы будут делать, закисать?

Они точно меня не изменят, иначе

ослеплять меня станут и мерцать.

Меня сделают совсем истощённым,

очень хрупким и опустошённым.


Музыка
An dia Musik


Музыка. Статуй дыхания венец.

Может быть, безмолвие картин. Вожделение.

У нас язык, где языку конец?

Время перпендикулярно направлению

наших трепещущих сердец.

Чувства к кому? О, эти чувства.

Изменить на что в доступном ландшафте?

Мы чужие. О, эта музыка.

Она развивала нас и делала старше.

Сердце наше внутреннее пространство.

Святому прощанию призывает посмертно,

потому что мы, прохожие просто,

такие же, как и все, совсем незаметные.

Страница перевёрнутая,

прочитанная,

грандиозная,

для жизни пригодная.


Начало любви
Liebe sanfang


Улыбка, твоя первая улыбка,

в тихом парке познакомила с тобой.

Липовый аромат, запах его избытка,

соединили нас улыбкой и судьбой.

Твоя улыбка, как память детства,

стала зайцу, что играл в саду,

мы, как два лебединых сердца,

улыбались на лесном пруду.

Потом с тобою целовались,

в тихий вечер улыбалась нам листва,

ночное небо тоже улыбалось,

и улыбку на лице несла мечта.

Грядущее вопреки своей свободе

будет в удивительном восторге.


Песня
Lied


Тебе я ничего не говорю,

качаясь ночью в гамаке,

твоё молчание храню,

как колыбель во сне.

Ты не находишь слов ко мне,

проснувшись на восходе дня,

будто гордость твоя наедине

переносит и терпит меня.

Видите, как влюблённые ведут,

когда исповедание прошло,

и как скоро они друг другу врут,

чтоб делать это всё назло.

Ты загнала меня в одиночество,

но я могу и поменять тебя,

снова с тобой, Ваше высочество,

наслаждаюсь отдыхом дня.

Я потерял их все объятия,

появилась одна, потом другая,

но тебя держал в руках я,

любовь ни на секунду не покидая.


Влюблённые
Die Liebenden


Глянь, они как не разлей вода.

В её венах живёт его дух и любовь,

а тело трепещет от касаний всегда,

восхищает и разгоняет в нём кровь.

Они хотят страсть свою утолить.

Это видно воочию. Смотри.

Пусть они тонут в море любви,

чтобы друг друга спасти.


Молитва за сумасшедших и осуждённых
Gebet fur die Irren und Stroflinge


Вы тот, точь-в-точь,

кто спокойно глядит,

но отвернулся прочь.

Может, кто и говорит

на свободе снаружи.

Тихо молитва звучит,

ночь, время досужее,

потому что душа болит.

Может, он и помнит о вас,

нежно теребя волоса,

всё уже отдано, и сейчас,

что было, помнят глаза.

Не молчи, сердце твоё

потеряло гражданство.

Мать это не переживёт,

по существу тиранства.

Появилась на небе луна,

лучами отражая свет,

ты один и она одна,

и никого больше нет.


Седьмая элегия
Die siebte Elegie


Рекламы больше нет, её заменил голос,

он стал криком природы, как у птиц

в брачный сезон созывают самцов,

заботливые животные, рефлекс сердец,

ожидающих счастливое настроение в небе.

Вот сияет от чувства невидимого самец

и ведёт себя тихо, потом в одно мгновение

просыпается и прогревается.

Весна далека от заблуждения.

Сначала допрос, воркование в тишине,

это повышает тон Благовещения.

Позитивный день хранит их наедине.

Затем по лестнице отмеряют шаги до мечты,

к Храму будущего, трель, городской фонтан,

который извергает уже падающий поток воды,

далее всё лето игра обещаний и тоже по утрам.

Они гнездятся в кроне мощных деревьев

и каждый день заботятся о потомстве.

Не только в дни нежности вокруг цветов

и не только преданны силе сиротства,

не только на вечерних лугах,

не только после грозы ясное дыхание,

не только в приближающихся снах,

но и в сумерках в ночном мерцании.

В летние ночи под звёздами и на земле

они знают о близости смерти и то, что их ждёт,

как все звёзды забывают об этом во сне.

Я звонил любовнице, не обязательно она придёт.

Придут больные девки, может, с панели,

как проверить, кому я звонил? Поиск неуместен.

Потерянный адрес неподвижной земли,

твои дети однажды могут оказаться на их месте.

Не думай, что судьба это сжатое детство,

как часто ты обгоняешь любимого, задыхаясь?

Дышать после блаженного бега — хорошее средство,

даром, на открытом воздухе, наслаждаясь.

Вы знали об этом, девчонки, быть тут прекрасно.

По-видимому, вам чего-то не хватало.

Вы утонули в худшем месте города, где опасно.

Один час был у всех, но так времени мало,

что между двумя частями и не измерить.

Всё, жизнь наполнила до отказа все вены.

Мы легко забываем, над чем смеётся сосед,

может, это от зависти к нам, мы не вникнем.

Хотим узнать, в чём его удача или её нет,

будет известно, если в его душу проникнем.

Только внутри души влюблённые понимают себя.

Наша жизнь проходит, преобразуясь

всё меньше там, где был постоянный дом и семья,

наперекор замыслу, кому-то повинуясь.

Дух времени создаёт запас силы, без формы,

как побуждение, которое он получает довольно.

Он не знает храмов. Уставшее сердце храним,

где выживаем, молимся, служим невольно.

Оставь это как незримые средства.

Многие не знают внутреннего преимущества,

каждое изменение мира лишено наследства,

там первого нет и не может быть следующего.

Так как следующий далеко от нас.

Мы укрепляем нашу защиту до забвения.

Это было когда-то среди людей и сейчас,

посреди судьбы, на грани истребления.

Он стоял в неведении наклонившись.

Звёзды висели на небе. Ангела видно визуально.

Казалось, прошлое протекало тише

и теперь смотрело на нас, стоя вертикально.

Столбы, пилоны, сфинксы, их долбили и поднимали,

тащили из серого города или от чужого собора.

Разве это было не чудо? Боже, ангелы, ангелы с нами!

Мы это сделали под наблюдением великого Взора.

Наше дыхание недостаточно для похвалы.

У нас ещё есть номера и представления из искусства.

(Да, они ужасно большими быть должны,

потому что не переполняют тысячелетия наши чувства.)

Но башня была большой, верно?

Это был он, большой ангел рядом сейчас?

Диаграмма была великолепна,

и музыка пошла ещё дальше и превзошла нас.

Но только любовник остался один у ночного окна.

Разве она тебе не отдалась?

Не думаю, что я вербовал, что я рекламная рама.

Ангел. Она тоже хотела тебя. Это Страсть!

Вы не пришли, мой призыв должен претвориться.

Вы не можете истекать в пространстве одиноко.

Вот моя рука, я призываю вас открыться.

Вот моё предупреждение, непостижимо и далёко.


Мячик
Der Ball


Постоянно в полёте от рук,

вверх, вперёд, беззаботно летит,

это наш круглый друг,

он будет зависимым от них.

Он очень мал, порой незримый,

но не меняет форму никогда.

Проскользнёт средь нас он мимо

между падением и полётом иногда.

Когда подбросят его неизвестно

и кто даст ему в полёте свободу.

Вот вдруг летит на новое место,

а игроки определяют его фигуру.

Тогда ожидаемый всеми мячик,

быстрый, бесхитростный друг,

естественно после новой подачи,

попадает на ладони поднятых рук.


Беседка
Der Pavillon


Но даже через раздвижные двери,

за зелёным стеклом, капли ненастья,

отражаясь, с улыбкой звенели,

чувствуя великолепие этого счастья.

Сюда они не залетали вовсе,

здесь можно спрятаться от них,

но даже в каменной пещере

касаний с дверью никаких.

Капельки иногда дрожат и блестят,

когда ветер колышет их сверху,

также как герб на письме мастерят,

спешно запечатывая счастливую метку.

Это место для тайных свиданий

и тихое для своих состраданий.

Как мало ты здесь: Она говорит,

всё ещё плачет и сердце болит.

Со слезами, на уединенной аллее,

ты себя чувствуешь немного взрослее,

на грани холода и грядущего раскола,

но решил держаться вместе до гроба.


Колыбельная
Schlaflied


Однажды, освободив себя,

ты сможешь спать спокойно

под кроной липы без меня,

но будет очень больно.

Смотреться будешь оттого

ты очень одиноко,

твой бюст и ноги без взгляда моего,

безмолвным будет око.

Закройся, будешь одинокой,

отдыхай сама, безропотно и рьяно,

как сад с собой одной

в окружении мелиссы и лианы.


Персидский гелиотроп
Persisches Heliotrop


Может быть, роза и забавляет толпу,

если для твоей подруги это дорого,

бери красивую персидскую траву

с неотложным шёпотом гелиотропа.

Птичий напев в их любимых местах,

буль-буль кричит мелодично и звонко,

когда два взгляда сливаются в словах

и плоти проникают очень плотно.

От гласных стонов не дремлет синева

над балдахином в объятиях сада.

Там перед беседкой цветущая трава,

а звёзды как гроздья винограда,

и это всё смешалось не во сне,

ваниль, корица, в безмолвной тишине.


Фламинго
Die Flamingos


Сад растений. Париж



Будто с Фрагонара полотна,

не более, чем может быть сполна,

отражался румянец и белизна,

они нежнее были в состоянии сна.

Стояли вместе под зеленью покрова,

Вместе цвели, будто в постели оба,

на стебле, развёрнуты слегка,

как Фрина, соблазнив себя.

Они в себя влюбляются, робея,

пряча голову на длинной шее,

в розоватое чёрное крыло.

Вдруг оцепенение прошло,

они распрямились в изумлении,

и шаг за шагом птицы обомлели.


Розарий
Das Rosen-Innere


Неважно, внутри или снаружи?

Какая же магия той красоты?

Когда настигнет суровая стужа,

мы розы выращиваем, как цветы.

Это открытые на озере розы

так беззаботно радуют глаз,

и свободно их разные позы

всюду радуют, глядя на нас.

Можешь и сам, своими руками,

поливать родниковой водой,

много их содержать в розарии

знойным летом и даже зимой.

Круглый год, почти всегда,

от неба в закрытом зале,

расцветает красивая мечта

в этом летнем карнавале.


Влюблённый
Liebende


Это моё окно. Недавно

я настороженно проснулся, и

казалось, что плыву я плавно

и со мной уходит моя жизнь.

Где же я этой ночью спал?

Я мог представить любой вариант,

был трезвый, как кристалл,

находясь с ней рядом, я дремал.

Тёмная и безмолвная пропасть

ожидала, когда душа проснётся,

меня обняла большая страсть,

казалось, что сердце разорвётся.

Я заново начал влюбляться,

возможно, играла любовь,

и стала опять проявляться

иностранная, чужая кровь.

Смотрю на судьбу,

в ней вижу себя.

Бесконечность бужу,

благоухание храня.

Двигался хаотично туда и сюда,

одновременно и тревожно в том,

что чувства возбуждаются с утра,

а к закату определяются в другом.


Близняшки
Die Schwestern


Посмотрите, они похожи, как две капли,

и абсолютно по-разному себя ведут.

Их не отличить, словно две равные сакли,

но будто в разных мирах они живут.

Сестры горой друг за друга стоят,

пока одна устала, другая ждёт.

Им не нужна выгода от преодоления преград,

потому что в них одна кровь течёт.

Если их чувства, как и прежде, близки,

и взявшись за руки, они идут вперёд,

то одна ведома и готова другую вести,

но каждая своей походкой идёт.


Коррида
Corrida


Памяти Лолы Монтес. 1830

Он был родом из Торила,

его глаза извергали страх

и упрямство пикадора,

он был в игре на стременах.

Известно, его массивная фигура

вырастала внезапно так,

словно ненавистью полная натура,

голова превращалась в кулак.

Он не играл наперекор с быками,

и кровь у него не шипела на шее,

и с обрубленными рогами

он не сражался в кровавой затее.

Расшитый золотом розовый шёлк

вдруг разворачивался, как рой пчёл,

без сострадания делал укол,

раскаляя ужас своей рукой.

Пока бык разгорячён, он его пропускает

и снова ударами извне легко настигает.

После удара его веки от блеска и тьмы

успокаивались, становясь неузнаваемыми.

Опираясь на спокойствие наверняка,

обычно в следующем порыве,

ожидая потерянную шишку быка,

его копьё нежно тревожило гриву.


Авантюрист
Der Abenteuerer


Он был не из тех, кто оступался

или внезапно оказался в зоне риска.

Он опасности сроду не боялся

в пространстве том, где суетился.

Как-то, находясь на оконной раме

(увидел внизу лишь клумбу с цветами,

если бы он заказал мечту или фанты),

он случайно бы выиграл и в карты.

Конечно, его никто не мог поддержать,

всё выглядело очень натурально,

кто сомневался и хотел его встречать,

смотрели в зеркало ментально.

Он не спал этой долгой ночью,

его взгляд был снова безрассудным,

а глаза как розы были между прочим,

он был воспитан так, когда был юным.

Были дни, нет, их не было давно,

когда был сил прилив, он был на дне

и отрицал покуда всё, что это не его,

оставаясь в тот момент наедине.

Вдруг внезапно появлялся кто-то,

и он снова принимал игру,

понимая, что жизнь уже на взлёте

и снова фарт манит его судьбу.

От нетерпения жил он под угрозой,

когда проблемы опускали жизнь.

Он знал, как поднять и в какую позу

её поставить, сохраняя смысл.

Часто на нём не было лица,

его трясло и мучили проблемы,

затем внезапно на острие конца

он словно был любовник королевы.

Во всём смысл должен быть,

он не посмел за всю свою судьбу

что-то прервать или отменить,

всегда был предан идее наяву,

так как когда-то посетил свой склеп.

Запах удачи и возможностей

не могли пройти сквозь любой запрет,

летая постоянно в воздухе.


Пожарище
Die Brandstatte


Ранним осенним утром,

там, где дети в лохмотьях играли.

Они орали друг на друга, и лишь один

увидел его. Вдруг все замолчали.

На том месте когда-то играл его сын.

Балки, покорёженные желоба, котлы

с выражением достоверного вранья,

торчали во все стороны длинные вилки

и смотрели на других исподлобья.

Они подтверждали, это то место, где был он.

Но так как его уже больше нет, казалось,

более фантастично и странно, чем фараон.

Он уже стал другим. Жизнь продолжалась.


Жрица
Eine Sibylle


В старые времена она вызывала милость.

Всегда была на той же улице, сохраняя манеры.

Уже давно всё вокруг изменилось,

даже вековые леса изменили свои размеры,

а она стоит там, не меняя свою цель.

Каждый вечер на одном месте, зазывая,

почерневшая, словно старая цитадель,

она высокая, загоревшая, худая.

Устала от одних и тех же выражений,

которые призывают сохранить её волю.

Она кричит об этом в напряжении,

пока не вернётся к домашнему огню,

где она уже с тусклыми глазами

сядет и заснёт с умолкшими устами.


Смерть любимого
Der Tod der Geliebten


Он знал о смерти, что все об этом знают.

Нас смерть внезапно и тупо настигает.

Когда смерть её любимым увлеклась,

она скользнула спокойно из его глаз

и ушла, как неизвестная тень.

Он узнал её в тот же день,

когда луна его девчонке улыбалась

и она её светом наслаждалась.

Были мёртвые ему уже там известны,

будто он с ними был связан так тесно.

Он позволил им с ним говорить сполна

и поверил в то, что это мёртвых страна.

Он погрузился и ощущал себя уже там,

предлагая всё это к её ногам.


Притча
Leda


Бог вошёл в него, когда была нужда,

увидев в нём лебедя, обомлел.

Он был смущён, его покинув навсегда,

но опоздал и сделал то, что захотел.

Прежде чем в лебедя он вселился,

его чувства предрекли результат,

Было видно, что лебедь влюбился

и что не будет дороги назад.

Она смущалась и сопротивлялась,

не мог Он это больше наблюдать.

Он, в шею лебедя с небес спускаясь,

себе позволил в него попасть.

Тогда он и почувствовал счастливое оперение,

когда стал действительно лебедем на коленях.


Архаический торс Аполлона
Archasscher Torso Apollos


Нам неведома, конечно, его голова,

на его торсе созрел только взгляд,

он светится, как канделябры всегда,

в нём прошлое дышит, зовёт нас назад.

Он держит себя, и никак по-другому.

Грудь ослепляет, и в развороте слегка

поясница не улыбается нам по-иному,

она центр порождения существа.

Либо этот камень был изуродован кротко,

под плечами прозрачная лишь нагота,

не был бы сломан с краёв так жёстко,

он не мерцал бы, как зверь, как звезда.

Потому и нет на нём места, что не видит тебя.

Вы должны жить своей жизнью, камень любя.


Карусель
Das Karussell


Люксембургский сад

Кружится крыша, и очень быстро

мелькают красочные лошадки

задолго до того, как кто-то садится,

затем замедляются для посадки.

Кто-то сидит на автомобилях,

напрягая мужество на своём лице,

злой рыжий лев рядом с ними,

и всё время белый слон на конце.

Там даже олень с седлом, словно в лесу,

над ним девчонка пристёгнута в голубом,

а на льве белый мальчик ковыряет в носу,

тем временем лев скалит зубы с языком.

И всё время белый слон на конце,

девчонки скачут, как на лошадках,

раскачивая карусель на кольце,

оглядываясь почему-то украдкой.

И всё время белый слон на конце,

идёт и спешит, завершая кружение,

но только повороты не имеют цель,

зелёное, красное, прошлое серое.

Благостная вещь, зря время тратит,

улыбка возникает там всегда,

едва лишь профиль круг прокатит,

начнётся статичная и слепая игра.


Куртизанка
Die Kurtisane


Венецианское палящее солнце

золотило её кудрявые волоса,

в прославленном овальном оконце

виднелись брови, как мосты в небеса.

Тайна в её глазах всегда скрывалась

и беззвучно влекла в пучину,

по морским каналам она моталась,

извлекая сладострастия личину.

Можно было позавидовать её собаке

потому, что находясь в гневе и страхе,

она ни разу под горячую руку не попала.

Он был опрятный, ему здоровья не хватало.

Его, юнца, надежду светского начала,

она, словно яд из уст ему давала.


Голубая гортензия
Blaue Hortensie


Эти сухие тусклые силуэты каждого листка

сливаются с зелёным цветом самого горшка

и пышным синим зонтиком цветка,

отражаются в зеркале издалека.

Оно отражает это неточно, словно белизну,

цветы потеряли оттенки на фоне света,

как на картинках канцтоваров в старину,

там они были жёлтого и серого цвета.

Размыты, как на детском фартуке,

и ничего не происходило на самом деле,

словно чувствуете себя в детском садике.

Вдруг синий цвет подлежит замене,

и в одном из зонтиков вы видите весёлый,

возбуждающий синий цвет и зелёный.


Прощание
Abschied


Я как чувствовала, что с ним уже простилась.

Помню его непокорным, такой темноволосый,

крайне свирепый, жестокий, но был красивый.

Я не выдержала и своими слезами умылась.

Как я могла без сожаления смотреть на это,

что заставило уйти, мы так и не простились.

Он был маленький, седой, ничего кроме этого,

остался один, а с ним его женщины молились.

Я оглянулась, увидела не связанные со мной,

тихие, широко раскрытые карие глаза.

Словно со сливового дерева, ранней весной

я поспешно вылетела, как кукушка навсегда.


Детство
Kindheit


Приятно вспоминать о том,

из тех далёких детства лет,

о чём-то потерянном таком,

что не вернётся к нам в ответ.

Мы помним, как в дождь ходили гулять,

и не было в жизни встреч, как тогда.

Мы не знаем, что это могло означать,

такое с нами не случалось никогда.

До и после свидания и потом,

неважно, что происходило вокруг,

мы как люди были в жизни той

наполнены образами встреч и разлук.

Теперь я стал одиноким, как пастух,

удалился на большие от всех расстояния,

ко мне не доберётся ни подруга, ни друг,

лишь трогательные детства воспоминания.

Эту тихую тему с эпизодами тех изображений

я проживаю без каких-то своих приключений.


Лебединое
Der Schwan


Когда обильные невзгоды

в непредсказуемые годы

внезапно настигают нас,

мы в тот смертельный час

глядим на лебедя с удовольствием,

завидуем его пугливому беспокойству.

Он на воде спокойно, нежно обитает,

вода его пернатое счастье охраняет.

Он бесконечно спокоен и безопасен,

даже во время наводнения прекрасен.

Он всегда по-королевски изящный,

спокойно и мирно в белом спящий.


Пантера
Der Panther


Жарден де Плант. Париж

Его взгляд отрешён и без привета

после посещения винного бара.

Он чувствовал себя, как пустая тара,

опустошённая в множестве баров света.

Мягкая походка, гибкие шаги, ожидание

и сильное вращение по кругу в середине.

Это был танец для вас, огромной силы,

ошеломляющий своим обожанием.

Только иногда занавес молча открывается,

тогда танец из нутра наружу вырывается.

Напряжённые конечности ласкают тишину,

стук в сердце замирает, уходит в глубину.


Восточный мотив
Ustliches Taglied


Разве эта кровать похожа на береговую границу

или на прибрежную полосу, где нам не спится?

Ничто так не возбуждает, как твоя упругая грудь.

Это выше, чем головокружение, мне не заснуть.

В ту ночь, когда нам пришлось так много стонать,

мы, как животные, звали кого-то, чтобы задрать.

Они нам не чужды, и это понятно более чем,

как с восходом медленно наступающий день.

Мы можем сомкнувшись вместе лежать,

как пестики вокруг тычинки, ворковать.

Вокруг так много доступного соблазна,

что устремляет нас на поиски оргазма.

Но как только мы друг друга подтолкнём,

мы наши чувства инстинктивно предаём,

и это может исходить и от тебя, или меня.

Мы слепо стремимся к наслаждению огня.


Жертва
Opfer


Да, каждая вена придаёт моему телу цвет,

пахнущий с тех пор, как знаком я с тобой.

Смотри, я стал стройным за несколько лет,

надо только подождать, и ты будешь такой.

Смотри, я чувствую, будто ухожу,

старею и теряю лист за листом.

Твою улыбку на звёздах я нахожу

над нами, но скоро кончится сон.

Всё прошло через мои детские годы,

словно неописуемая светящая вода.

Я хочу стать жертвой твоей свободы,

воспалённым телом твоим навсегда.


Песня о любви
Liebes-Lied


Как мне душу мою успокоить,

чтобы не трогать твоих нот?

Как мне это сделать, как настроить,

как проникнуть в твою плоть?

Как в тёмном, тихом месте затеряться

на глубине твоей души и не сближаться?

Я так хочу быть твоей частью,

в которой будем мы качаться.

Всё, что волнует наш с тобою слух,

пусть будет с нами вечно этот звук,

который из двух струн лишь возникает.

Какой же инструмент об этом нам играет?

Может, скрипач так нежно нас сближает?

Да, это песня наша сладкая не умирает.


Ранний Аполлон
Fruher Apollo


Сколько раз через голую чащу

наблюдал я весной небосвод,

напрягал свой ум и душу,

чтоб понять сияний восход.

В мифологиях он дам покоряет,

без тени, он лучезарный бог света.

Лавр в прохладе его храм охраняет,

его облик вдохновляет любого поэта.

Он стал идеалом мужской красоты,

с лавровым венком на плечах.

Аполлон увлекает в искусство мечты,

он молчит, не мигает и на его губах

нежно ласкает улыбка его,

словно поёт он своё волшебство.


Невеста
Die Braut


Позвони, любимая, позвони!

Не позволяйте своей невесте

так долго стоять у окна.

На старом платане давно ни зги,

вечер заснул на этом месте.

Он уже тленный сполна.

Ты не приходишь на ночь ко мне,

я не слышу твоего звукоряда.

Я должен перед тобой извиниться?

Может, лучше остаться наедине

и в сумерках вечернего сада

просто до стельки напиться.


Адвент
Advent


Ветер разгулялся в зимнем лесу,

снежинки, как стадо, гонит пастух,

закрывая лысины хвойной ели,

она становится безмятежней, милее.

Смотри, как одета прекрасно она,

клонит вниз её ветви вся белизна,

и защищена от ветра и роста листва

ради великолепия в ночь Рождества.


Предвосхищение
Vorgefuhl


Я словно есть флаг, в уединении

и чувствую бурю, её приближение,

которую должен я пережить,

пока ещё вещи не падают вниз.

Не хлопают двери, и в дымоходах царит тишина,

окна ещё не звенят, а пыль не летит, она тяжела.

Так как я уже знаю способность этих штормов,

то я взволнован, как море выходит из своих берегов.

Как ни бросай меня, ни сбивай меня, ни крути,

я один в большой шторм устою, у него я внутри.


Осенний день
Herbsttag


Господи, пора, настал тот день,

долгому лету нельзя оставаться.

Закрой собой солнце и сделай тень,

в полях дай ветрам разгуляться.

Пусть последние фрукты созреют сполна,

дай им ещё пару дней насладиться.

Убедись в совершенстве для производства вина.

Мы готовы за это всё помолиться.

Уже не время строить дом,

буду писать очень длинные письма.

Кто одинок, тот обречён,

идти вперёд, когда падают листья.


Люди ночью
Menschen bei Nacht


Ночь не существует для толпы,

она разделяет тебя и соседа.

Он не должен искать, где ты.

Ночью комната, полная светом,

чтобы люди могли видеть лицо

и помнили, кто видит кого.

Люди стесняются при свете днём

выражать свои чувства вдвоём,

и они собираются ночью,

чтоб взволнованно видеть очи.

Днём присутствует бледный вид

и подавленный их индивид.

В глазах мерцает призрак вина.

Жесты поясняют, что только она

понимает в беседах одно.

Только я с ней заодно.


Колыбельная
Zum Einschlafen zu sagen


Мечтаю на руках его держать,

быть рядом и тихо напевать,

хочу баюкать его и укачать,

и сон его сопровождать.

Хочу быть в доме с ним наедине,

холодной ночью с ним во сне

и слушать снаружи и внутри

его природу и таинство души.

Вот пробил час для пробуждения,

какой-то незнакомец очень странно

собаку беспокоит в стороне,

проходит время сна, и на земле

рассвет накрыла тишина.

Глаза большие смотрят на тебя.

Его нежно отпускаю от себя,

сон любит темноту, а не ясность дня.


Мальчик
Der Knabe


Я хочу стать таким, чтобы всю ночь

скакать на мустанге от судьбы прочь,

с факелом и растрёпанными волосами,

в погоне за сильными ветрами.

Хочу стоять в лодке на корме,

в золотом шлеме, в кромешной тьме,

как большой и свёрнутый флаг.

Готов всегда неугомонно сиять,

пусть толпа выходит из тьмы,

все в шлемах, как я, обречены

очиститься и стать старым и слепым,

лететь в пространство, быть молодым,

в трубу, которая вспыхивает и кричит,

бьёт по нам чёрное одиночество и молчит.

Мы несёмся по нему, как быстрый сон.

Исчезают позади нас дома в унисон.

Улицы уступают нам места, мы их берём

и мчатся наши лошади вскачь под дождём.


Тишина
Die Stille


Послушай, дорогая, я поднимаю руки.

Ты слышишь, как тишина шуршит.

Как показать, что я совсем одинокий

и не подслушал, как тишь шумит.

Любимая, слышишь, я веки закрываю,

и это тоже какой-то шум для вас.

Я снова, дорогая, глаза вам открываю,

здесь я не вижу вас сейчас.

Впечатления от движения ресниц

останутся в шелковистой тишине,

выражая волнение разных лиц,

оставляя меня наедине.

Взгляни на звёзды, на фоне их замри

и аромат вина губами вкуси,

и ты почувствуешь ангела прикосновения,

да, это Ты в счастливых мгновениях.


Любовник
Die Liebende


Да, я сильно по тебе скучал.

Непостоянный был, себя терял.

И без надежды, что это отрицал,

от вас внимания к себе не замечал.

Непоколебим я был, неумолим,

в те времена всегда я был один,

и ничего, что кричало и предало меня,

молчание, камень до сегодняшнего дня.

Над которым ручей себе журчит,

и весна своим желанием теребит.

Я замолчал, но совсем немного,

потемнело от неосознанного года.

В моей судьбе закончилась ещё одна игра,

дано кому-то, кто не знает, кем я был вчера.


Песня статуи
Das Lied der Bildsaule


Кто любит меня так страстно,

что он сгорает от любви ко мне?

Я в море утонул — это моя утрата,

я обречён быть вечно камнем,

и это есть за жизнь моя расплата.

Я так тоскую по горячей крови,

камень — бездушная стезя.

Мечтаю о жизни, о любви, о боли.

Кто-нибудь может оживить меня,

чтоб я вышел из забытья?

И буду ль я когда-нибудь на воле?

И это будет мне, как нечто золотое.

Вот так остался одиноким я давно.

Нет слёз оплакать камень мой и горе.

Когда кровь моя созреет, как вино,

воскресну снова я из моря

для всех, кто любил меня больше всего.


Ангельские песни
Engellieder


Мой ангел меня сопровождал,

пока я рос и быстро возмужал.

Я милостью его не обижал,

Он оставался голым и дрожал.

Я отпустил его в свои небеса,

мы взглянули друг другу в глаза,

и он исчез предрассветной зарёй,

а я научился парить над землёй.

Мой ангел меня не охраняет больше,

и бесполезно одиноко ночью

парить свободно в звёздной тишине,

его руками в небе звать к себе.

Ангел мне больше не обязан,

он уже тоской повязан

с того дня, как я его изгнал,

небеса не видят его бал.

Он хочет вновь со мною быть,

мои молитвы хочет возносить,

над лесами он яростно ревёт,

в дом херувимов к себе зовёт.

Там он ранний плач мой воспевает

и благодарит за то, что это знает,

как страдания взлетали до небес,

ему об этом нашёптывает лес.

Я под покровом жизни храню верность.

С детства помню ангельскую бледность,

его благословляющие руки, молитвы впотьмах,

храню в своих самых сокровенных мечтах.

Я крылья белые свои могу сложить

и как белобрысый кипарис ему служить.

Его руки остались слепыми крылами,

как у птиц, летящих к солнцу над волнами,

сидящих на многолетних деревьях в листве,

против зимнего ветра летящих в борьбе.

На его щеках был позор, от чего страшилась душа,

под фиолетовым одеялом любви невесты и жениха,

от блеска глаз с их первого дня за пределом всего

он раскрыл свои крылья и улетел далеко-далеко.

Много вечных ангелочков для Мадонн

живут в саду, где имеют свой дом.

Они все охраняют наши улыбки

и несут нам свои золотые скрипки,

самые честные никогда не молчат,

их песни из душ постоянно звучат.

Снова и снова поёт их хорал,

много тысяч раз я им подпевал.

Бог на лучах к ним сходит с небес

и творит в нашей жизни много чудес.

Его волнует тоска по Мадонне Мари,

часто мать устаёт от зари до зари.

Ангелочки ей шепчут и ободряют,

машут крылами и освежают.

Крылья праздничные в Халленхофе

они поднимаются выше, чем строфы.

Все, кто с ними идёт по судьбе,

будут расти и взрослеть в красоте.


К музыке
An Dia Musik


Музыка есть от статуй дыхание,

или безмолвных картин молчание,

где язык и разговор за пределами речи

проходят через наши сердца человечьи.

О чувства! Вы чувств превращение во что?

В поющий пейзаж или стены шато?

Музыка вырывается из сердца наружу,

делает святое прощение, очищая душу.

Нас окружает сокровенный мир,

обернувшись немыслимой далью,

кругом воздушный эликсир,

чистый, огромный, необитаемый.


Одиночество
Einsamkeit


Одиночество из переполненной души

устремляется в звёздную бездну,

затем вернуться обязательно спешит,

оно не может просто так исчезнуть.

Ранним утром, когда нет ещё никого,

одиночество трогает органы чувств.

Суть одиночества — жизнь для одного,

за ним следуют разлука и грусть.

Разлука — это грустный отпуск века,

в одной постели спать не позволяет,

любовь же согревает сердце человека,

и одиночество бесследно исчезает.


Конец осени
Ende des Herbstes


Совсем недавно стал я замечать

вокруг себя такие перемены,

как будто начинает смерть играть

и главной появляется на сцене.

За много лет зачахли все сады,

в упадке множество живых растений,

а осень застилает листьями следы

до самого последнего мгновения.

Смотрю на эти голые аллеи

и вижу горизонта моря край,

а в небе облака уже алеют,

хочу попасть в небесный Рай!

Моя жизнь, как тихая вода,

в сосуде с горем навсегда

и не зависит от решения суда.

Иногда я содрогаюсь и бегу

от крика белых чаек наяву,

исполняя запретное табу.

Ясно, что жизнь продолжается,

она, как волна, кувыркается,

и плеском душа наслаждается.


Любовь
Lieben


Как вообще появляется любовь?

Давайте это все обсудим вновь!

Она внезапно, на восходе солнца,

вдруг может появиться с тобой наедине,

в постель к тебе она жар-птицей

влетит на крыльях, зажатых на спине.
1.
Был день белых хризантем,

я ощущал особо их цветение,

душа была готова для измен

на весь период возбуждения.

Переживая за преданность любви,

хотя всё это было лишь во сне,

ко мне пришла любовь весны,

в меня вселился сон извне.

Да, такое может быть со всеми,

теряешь память на какой-то миг,

вокруг цветут душистые жасмины,

набирая белоснежный пик.

Стояла гробовая тишина,

пленившая взволнованную душу,

покой и счастье наполнили её сполна,

выплёскивая часть себя наружу.

Что происходило потом, не помню.

Блаженство приняло свою окраску,

она была похожа на Мадонну,

а наши взгляды излучали ласку.

Лучи солнца в волосах её играли

и творили, словно в сказке, чудеса.

Я помнил, как она косы заплетала

в далёком детстве, я целовал её глаза.

Она своими счастливыми глазами

вспоминала летние всё те же дни,

колокола нас непрерывно зазывали,

но вдруг угасли той памяти огни.

Мы думали тогда лишь друг о друге,

фантазиями были о любви хмельны,

словно пчёлки в ароматном круге,

немым рефлексом приворожены.

Она в звёздном небе отражалась

и держала меня в плену любви,

я не удержался от своих желаний,

и мы двигались по краешку земли.

Лизе тогда исполнилось шестнадцать.

Её юность была на той ступени,

когда мальчишки жаждали влюбляться

в блондинку без особых намерений.

Под надзором бездны звёзд

сердцу была дана одна отрада:

Лизу полюбить навечно и всерьёз

и к ногам её всё время падать.

Я мечтал быстрее опьянеть

от своей маленькой блондинки,

на руках носить её и впредь,

сдувать с неё осевшие пылинки.

С трепетом страсти и влечения,

под влиянием светового рефлекса,

я мечтал быть её серой тенью

на белой простыне во время секса.

Прильнуть к её груди под стуки сердца

и в качестве нежного лепестка,

получить долгожданное блаженство,

как шмель в бутоне цветущего цветка.

2.
Для меня существует световой океан,

он окружает зримую сушу,

сновидения, как огромный экран,

исцеляют целомудренную душу.

Помню, как в прострации словно,

ещё ребёнком в канун Рождества,

перебирал я подарки безмолвно,

прикрыв беззвучно дверь от торжества.

Тогда я тайно от всех наблюдал,

как к Ольге приходил её гость,

они обнимались, и он целовал

её наготу, прозрачную насквозь.

Потом они сидели за столом

и чинно, в расположении друг друга,

пили из бокалов красное вино,

наслаждаясь нежностью супругов.

Они гуляли и говорили о счастье,

он долго целовал её в губы,

она его в лоб, в шею, в запястья,

возвращала ему свои поцелуи.

Они так нежно это совершали,

что их могли понять слепые.

Сердца в блаженстве утопали,

словно они были близкие, родные.

На утро омертвел волшебный лес,

остались лишь альпийские фиалки,

ветер раскачивал макушки берёз,

был пройден сладкий путь и жаркий.

Он стал бледным, как лилия в расцвете,

в нём пылала восхитительная страсть,

настал закат, и шёл бордовый вечер,

грусть заразила сердце в тот же час.

Тоска от зависти залезла под одежду.

Всё замерло, листва в лесу молчала,

страдания померкли, а надежда

от причала в белой лодке отплывала.

3.
Вот сирень расцвела в весеннем саду,

вечер вдыхал её сладкий запах.

Они разошлись, пополам разделяя беду,

со страхом начала внезапного краха.

Солнце припекало на закате,

признаки жизни остановились,

но деревья цвели ароматом,

похожи на платья, в которых женились.

Их тени постепенно исчезали

и удлинялись в лучах заката,

будто от холода дрожали,

день скрывался за шторы мрака.

Моя любимая казалась мне ребёнком,

я взял заботу о её судьбе,

она, как колокольчик нежный, звонкий,

гуляла эхом по моей душе.

Когда её глубокий взгляд, играя,

изумлённо пронизывал меня,

я её всем сердцем обнимая,

целовал так нежно и любя.

4.
Однажды, вспоминая про умерших,

заходил я в родительский склеп,

сердце моё, как цветок надежды,

хранило память скорби прошлых лет.

Как-то по кладбищу возвращались,

вдруг женщины стали собирать цветы.

Мои чувства тревожно осквернялись,

и я сказал им, что эти цветы мертвы.

Мои слова были громче, чем рёв,

на небе дрогнула бледная звезда.

День уходил в память наших отцов,

а стая птиц улетала навсегда.

5.
Он случайно ударил её. Тогда весна была.

Не помню, было это наяву или приснилось?

Ты будешь плакать, если разойдутся облака?

Никогда! Даже если будут кровавые листья.

Она не имела любовной истории,

её жизнь проходила беспрецедентно,

пока не появилась аллегория,

любовь, или что ей эквивалентно.

Она с ужасом видела это и поняла:

в любви сначала исполняются мечты,

а уж потом начинаются всякие дела,

так происходит у каждой судьбы.

Настала осень, стал день короче.

Мертвым всё равно, что расцветёт.

В сумерках цветы становятся ярче,

а малый ростом не подрастёт.

Она поникла головой, прощаясь,

уткнувшись лицом в его пальто,

на шляпе роза расцветала,

он улыбался, ему было всё равно.

Бывает, после тяжкого труда

судьба вас благодарно захочет одарить

праздничным ужином, и тогда

девушки дарят вам ласку, чтобы любить.

Слышишь голос их и начинаешь млеть,

а смех заводит вас в забвение,

вот день проходит, можно песни петь,

а пение и есть верх наслаждения.

6.
Давно это было, не помню когда.

Я никому не рассказывал про это,

не бью об этом в свои колокола.

Жаворонки пролетали где-то,

и так блаженно сердце билось,

что я глядел на голубое небо,

природа цветами насладилась,

и продолжалось сказочное лето.

7.
Был очередной воскресный день.

Девушки в платьях гуляли повсюду.

Я был изумлён, цвела сирень,

не помню когда и вспоминать не буду.


Видения
Traumen


Обращаюсь ко всем сострадающим!

Прошли видения, и больше призраков нет!

Пусть солнце светит лишь в настоящем,

а деревья украсят осень в радужный цвет!

Будут аплодисменты и желание

с интересом послушать страсти,

только смерть сохранит молчание

в склепе, где покоится счастье.

1.
Душа напомнила о забытой часовне,

где в алтаре жила неведомая тайна.

Ветер — мастер крушить безусловно,

он створ окна разбил не случайно.

Теперь он в ризнице гуляет вопреки

её запретам, как тайный служитель.

Колокола исполняют крик тоски,

призывая заглянуть на миг в обитель.

Настораживает присутствие Бога

Как-то ветер через окно проник,

завывая вихрем, и с тревогой

расколол алтарь, как малый озорник.

Бедные люди могут стоять на коленях

перед богатством и ждать свой черёд,

но не дают результат преклонения,

я поведаю вам своих видений счёт.

2.
Мне снилась Земля — как маленький дом,

окутанный пышной вокруг листвой,

а я прятался за её зеленым кустом

и слушал скрипку, наслаждаясь игрой.

Когда солнца багровый закат заходил

за крышу моего мохового дома,

образ Земли на зелёную кепку походил,

отражая в космос солнца корону.

3.
Однажды звёзды бледнели в небесах

и раскачивались над моей деревней,

производя внушительный страх,

отражаясь в мерцающем небе.

Медленно ковыляло стадо в пургу,

пастушок кнутом его подгонял,

обессиленные овцы тонули в снегу,

и скоро наступил их последний привал.

4.
Старая, сухая майская ива

бесчувственно одиноко болела,

свисая над ветхой избой игриво,

в ней несчастье словно засело.

Было на пастбище чьё-то гнездо,

оно оставалось пригодным домом.

Пришла зима, и кому-то повезло

проживать там, под дырявым кровом.

5.
А вот и розы на свежей могиле,

окроплённые чьей-то слезой,

капельки казались ещё живыми,

хотя были просто росой.

Я удивился сюжету аллегории,

которую услышал ночью от Мамы,

она рассказала мне историю

о принцессе с золотыми волосами.

Мама умерла на рассвете,

и это иносказание о принцессе

наводило тоску. Хотел бы я знать

причину, почему умерла моя Мать.

Ради этого я бы вместо колыбели

мог лежать в гробу и молчать,

пусть губы обсохнуть не успели,

но не стоило бы душу трепетать.

6.
Завидую облакам, летят над нами

и закрывают собой от солнца землю,

их силуэты отражаются лучами,

они являются небесной колыбелью.

Появился снова неведомый мир,

я чувствую его, и не может быть иначе,

вот я на крыльях лечу на пир,

а внизу зелёный лес от счастья плачет.

7.
В основном все люди — трутни,

у каждого своя судьба,

но я хотел бы изменить свой путь

на тернистый, с запахом труда.

Я слышу в душе очень звонко

грустные звуки гаммы,

слышу стон больного ребёнка

и песнопение покойной мамы.

Уже разрушен защитный слой,

что сделали целомудренные боги,

и только Библия своей строкой

объясняет движение природы.

Надо мной простирается небо,

багровый закат ведёт к небесам,

там сливается с горизонтом нелепо,

напоминая один рваный шрам.

Ночное небо обнимает темнота,

а звёзды выглядят вполне достойно,

и как всегда молчаливая луна

висит на верхушках деревьев спокойно.

Вдруг сильный ветер, как бы играючи,

вырывается из-за холма

и несёт на голубых крыльях бабочки

пьянящий запах молодого вина.

На лоне серебристой снежной ночи

душа пребывает в покое,

окунувшись в своё одиночество,

затаила вечное горе.

Почему в кромешной ночи

душа безмолвствует, не плачет?

Она помнит своё рождение и молчит,

когда придёт конец назначенный.

8.
Вечерний звон колоколов в горах

всегда вернётся тихим эхом,

а если будет на зелёных он лугах,

то пронесётся по долине ветром.

Мир — бесконечный странник!

Между вселенной и нами стена,

из-за этого люди страдают,

не понимая, почему светит звезда.

9.
Наши глаза видят всё, что внутри,

в них отражается горе.

Тысячи слёз не удовлетворены,

образуют солёное море.

Мечтаю найти блондинку удачи,

но я устал искать её каждой ночью.

Вода с гор стекает и никак иначе,

так и книгу читают только воочию.

10.
Впереди завал камней, капкан,

из-под камней торчат деревья,

вокруг тишина, и густой туман

поднимается медленно к небу.

Слабо шмель одинокий жужжит

хаотично и беспорядочно над землёй,

божье создание всегда летит

и странствует хаотично, как больной.

11.
Окна отсвечивали в тихом доме,

в саду розы благоухали ароматом,

небо багровело над облаками,

штиль покоился перед закатом.

Колокола прозвучали медным звоном,

на небе появились первые звёзды,

с неба посыпались слёзы с громом,

зашептала листва одинокой берёзы.

Это были долгожданные белые ночи,

небо блестело повсюду серебром.

Звёзды походили на тусклые свечи,

пастырь брёл к Иисусу на приём.

Демоны разбрасывали пыльные бури

и вершили наводнения во время сна,

люди шли в часовню преданной веры

и молились за природные чудеса.

12.
Как понять глубину того смысла,

завлекательного движения в груди,

когда звёзды на небе исчезают,

а мыши тут же крадутся к щели.

Вот и вы на цыпках крадётесь

к любимой ночью, чуть дыша,

вас не тревожат потухшие звёзды,

у вас светлая, чистая душа.

13.
Звёзды ночью могут мигать иногда.

Что мы имеем на первый взгляд?

В поле зрения нашей любви звезда,

дарующая нам энергии заряд.

Мы, утомлённые, солнцем согреты,

хотим постоянно жажду утолить,

особенно в знойное, жаркое лето,

а поэты при звёздах готовы творить.

14.
Мы привыкли чувствовать грех

и видеть мир в сером цвете строго,

если целуем любимую для утех,

потом говорим — скатертью дорога.

Так можно тронуться умом

и, находясь в глубокой депрессии,

расстаться с блудницей за углом

с чувством болезненной агрессии.

15.
Мы долго бродили по снам и сказкам,

в полночь мерили золотые туфли,

во сне за соломинку хватались,

делая то, что наяву не смогли.

Исцеление происходит в каждом сне,

поскольку душа над телом парит,

она как мерцающая звезда в тебе,

в темноте твоего мира горит.

16.
Предположим, что вы святой

и сокровенно в душу вошли

в качестве образа в мой покой

и меня от бед оберегли.

Вспомнив прежние блаженства,

под благовоние кадилом

и креста совершенство,

помянем всех усопших. Аминь!

17.
Обращаюсь ко всем сочувствующим!

Прошли видения, и нет больше вёсен.

Пусть солнце светит в настоящем,

а деревья будут, как в красную осень.

Будут бурные аплодисменты и желание,

актуально будет слушать эти напасти,

только смерть обретёт молчание

в закрытом склепе для своего счастья.



Рене Франсуа Арман Прюдом,
Sully Prudhomme. (1839-1907)
Лауреат Нобелевской премии (1901)


Конец мечты
Fin du reve


Меня сон настигает в спальном мешке

и обвивает змеиным гипнозом.

С губ стекает дрожь в холодной слюне,

изменяя цвет естественной кожи.

Кровь густеет и, словно тёплая лава,

не выходит из замкнутой постели.

Я стал пленником чьего-то взгляда,

он баюкает мою жизнь, как на качели.

Я чувствую боль ласки и гибель свою

во власти сна, он угнетает душу мою.

Хочу избавиться от него. Это мой сон.

Он гложет сердце моё со всех сторон.

Вдруг происходит разрыв смущённого сна.

Я умираю, тяжёлый монстр поглощает меня.


Советы
Conseil


Пусть повезёт и будет находкой

жених счастливый на глазах,

с баритоном и красивой походкой,

но не мечтатель в своих снах.

Будь щедрой и не береги себя

от безрассудного страдания,

не увлекайся, доброту щадя,

в добровольных признаниях.

От природы ты безразличная,

бойся взволнованной души,

к ней нежность непривычна,

ей нужен лишь покой в тиши.

Мечтательный вас опечалит,

он станет тенью в стороне.

Слух зависти его заставит

стремиться к вашей красоте.

Плохой птицелов и без труда

накинет на вас тонкую сеть.

Но взмахом своего крыла

птица сможет далеко улететь.

Тебе не узнать всё прекрасное

от прихоти внезапного полёта,

если он сердце почувствует твоё,

губ твоих коснувшись мимолётно.

Тогда оргазм, как счастья пузыри,

взорвёт терпение и усталость,

наступит слабость от наготы,

уже знакома будет эта радость.

Будь щедра, щади доверчиво мечту,

и милость в твои глаза нагрянет.

Она не заведёт сознание в темноту,

а в солнечных лучах восстанет.

С другом будет тебе легко

и без забот, он твоя купель,

его сердце — убежище твоё,

а руки словно колыбель.

Он чужд химерам и очень сладкий,

спокойней всех на свете.

Безмолвный от забот и без оглядки,

потому что вы ещё дети.

Ощущайте друг друга наедине,

не в час учебы, в классе негодуя.

Вам лучше уединиться в стороне

и полностью отдаться поцелуям.

Если он похож на твоё пристрастие,

не выбирай его, ты как жена,

с ним станете навек несчастными,

и в этом будет обоюдная вина.


Утешь свою душу
Consolation


Подросток, красивый и откровенный,

с открытым сердцем, выглядит дивно.

Однажды завял, как цветок забвенный,

замученный истомой, побелел невинно.

За порогом смерти человек безмолвный.

Здесь всё чёрное вокруг его тревожит.

Любовь приносит проблем бездонных,

пусть мать не ведает, что происходит.

Она была не святая в своём роде,

оградившись от поклонения мёртвым,

её уберегли от церемонии обряда,

слов недостаточно, даже жестоким.

Дыхание замирало, а память тесна,

мама возраст дочки скрывала,

у неё первая триумфальная весна,

она на балу, словно жемчуг, сияла.

Весенние ночи там, где семья

и праздник детей красивого дня.

Свою жестокую рану не омывай,

сожалением дружбу ты не ругай,

кто истекает кровью — им помогай,

не кори Божьим советом, мечтай.

Оставь в одиночестве все стенания

и не распространяй их признания.

Сделай невидимым его страдания,

дни пройдут суровым испытанием.

Природа внутренней своей душой

заставит скорбь уснуть.

Цветы вместо слёз принесут покой,

отчаянию закроют путь.

Солнце согреет всех матерей,

их причитания облегчают грёзы.

Пусть они плачут за своих детей

и собирают их горькие слёзы.

Надо, чтобы боль и рыдания унялись.

День за днём, от заката и до рассвета,

слёзы их в росе растворялись

на могилах, которые вызывают это,

и отчаяния печалью обернутся.

Сердце расслабится от боли немного.

Объятия душ узлом сожмутся

мудро и безмятежно с помощью Бога.

Душа ослабнет, и слёзы прольются.

Страдания шаг за шагом, постепенно,

отойдут и улетят, с тобой разминутся,

ангелы на крыльях взлетят мгновенно.

Бог обострит на сердце боль.

Используй своё право на консоль.


A Kan


О Вас моя душа во сне мечтает

в холодной нереальности картин.

Видение гостеприимно принимает

и вовлекает в безмятежный мир.

Думаешь, что это только сон,

неуловимый призрак или медитация.

Внешняя сила, сильный закон,

идеал начинается, но не заканчивается.

Смысл воплощает мечту и гармонию сложения,

аромата, красоты в форме едино творящего.

Перемещаясь, мы не знаем причины движения,

эти грёзы захватывают тело, которое спящее.

Бог непостижим, мы в шоке от вашего мнения.

Мы не чувствуем то, что у нас есть настоящее.


Проклятые
Couples maudits


Среди преступников нет хороших парней,

знающих в своей жизни воли и счастья,

как резвящийся табун свободных коней,

без присмотра и правил для сладострастия.

Не бывает любви без кровати и дома!

Сколько подушек измято на крайних просторах,

в бесстыдных кабаках, после погрома,

борделях, закрытых от солнца, в красных шторах.

Все эти парочки, безумные от желания,

поглощают кайф от их же удовольствия,

прокляты кошмарами худшего ожидания,

используя малый шанс с огнём поссориться.

Дождавшись возможного для их душ канона,

среди ужаса на мгновение плоть соединяют,

находясь под пристальным взглядом закона,

печальным поцелуем себя удовлетворяют.


Страсть
Au desir


Не умирай, пока желание

на вещи ждёт тебя.

На крыльях лети заранее,

только спроси себя.

Бродягу трудно удивить.

Может, губами коснуться роз?

Ему больше нечего открыть,

так как нет причин для грёз.

От поцелуя лицо вам улыбнётся,

страсть птицей ввысь взметнётся.

Уверен, любовь вернётся,

а юность с сыном обернётся.

Пусть жажда вдоволь насладится

и снова захочет возродиться.


У кромки воды
Au bord de l’eau


Сидя на кромке бурлящего потока,

видно, как он летит мимо одиноко.

Если плывут облака на твоих глазах,

видно их изображение на небесах.

Над крышей идёт дым восходящий,

значит, заметишь там ты курящих.

Когда в окрестностях приятный дурман,

чувствуешь запах, цветочный бальзам.

Если фрукт заметили пчелы,

пробуй на базаре вкус медовый.

Если птица в лесу начинает петь,

слушай и напевай её трель.

У подножия ивы вода шумит,

это её судьба сама журчит.

Пока чувства будут сниться,

время жизни нашей продлится,

но страсть глубокую не удержать,

друг друга будем мы обожать.

Не заботясь о ссорах с кумиром,

игнорировать их, достигая мира.

Я, счастливый перед всеми, кто устал.

Не уставая, это всё для вас написал.

Почувствуй любовь, что проходит!

Не уходи! Это жизнь происходит.


Теофилу Готье


Мастер вспыхнул, как факел вечности,

утешая жажду хрупкой и нежной плоти.

Откроем от изысканной глины античности

наше тело и содрогнёмся от гнева смерти!

Его душа присоединилась к усопшему миру.

Тень без желания ожидала его у Вергилия.

Он родился в день, который подарил лиру,

а жрица красоты отдала ему свою идиллию.

Если богам и есть до этого какое-то дело,

он должен восхищаться апофеозом

и забальзамировать своё нетленное тело,

поделившись с природой этим вопросом.

Наслаждайтесь его редким вдохновением,

пьянством красок и контуром упокоения.


В антикварном магазине
Chez L’antiquaire


На улице, среди множества ветхих вещей,

стоял из слоновой кости Иисуса манекен

и будто прощался с потерянной верой своей,

чувствуя себя вдали от усталых колен.

Рядом Венера, из прошлого искусства,

удерживает драпировку с каждой стороны,

показывая обнаженную красоту безумства,

безрукая, как стволы плюща переплетены.

Спокойное удовольствие и огромную нежность,

прохожим ласки больше никто не предлагает.

Один с прибитыми руками, у другой промежность,

торговец перепродает всё, что сам покупает.

Женщина продаёт ему взволнованную ночь.

Красивые объятия не щедры, уходят прочь.


Призывникам! Новобранцам!
Aux conscrits


Пока вы идёте под солнцем на равнине,

по болотам, ухабам, толкая тяжёлые пушки,

ваши имена, братья, не знают командиры,

а вашу ненависть ощущают только лягушки.

Столько случайно убитых пулей шальной,

из-за слепого и беспричинного спора.

Ты умрёшь в ужасе в тот момент роковой,

который фатально ждал приговора.

Мы, оставшиеся в живых, будем сражаться

и не будем откупаться трусливо.

Мы — дети крестьян, нам тщетно унижаться,

мучаясь, будем служить сиротливо.

Мы кровью других молодых людей заплатим,

и у нас будут наши раненые и мёртвые братья.


Пьер Ронсар


Ты был мастер среди глухих. Ронсар — ты гений!

Я восхищаюсь твоими старыми стихами.

Твой здравый смысл в гармонии твоих творений

заставляет переживать в игре словами.

Я изумлён твоей страстью к античным стихам,

больше, чем глаголы и великое искусство.

Твоя безрассудная фантазия к святым мечтам

рождает Орфея в мужчинах и его чувства.

В небесах, полях, морях ты был любим.

Больше нет тебя, и траур всех омрачил,

а мир без лиры твоей стал нелюдим!

Твои стихи приходят и дают нам сил.

Твоя гордыня оживляет славу семи струн

и о бессмертии богов даёт нам много дум.


Неизвестным читателям
Aux amis inconnus


Стихи неизвестным я посвящаю,

соперникам, кого люблю, уважаю.

Братьям с сердцем невинным, спокойным,

кто заходит и чувствует рядом свободным,

незнакомцам, с кем близость пройдёт,

тем, кто уходит в небесный полёт.

Вижу, как голубь, покинув лесные вольеры,

письмо доставляет тому, с кем знакомы.

С добротой воспринимайте любые стихи,

согретые теплом гостеприимной души.

Вам станет счастьем и торжеством

слышать, как эхо несётся стихом.

Пусть чистая гордость вас разорвёт

в том мире, где не вульгарный народ,

а добрые люди копают свой огород!

Нам суждено быть всегда в опьянении,

где элегия становится стихотворением.

В них мы расскажем о нас, о судьбе,

и не только под музыку или в гульбе.

Когда стих начинает близкий читать,

значение слов заставляет страдать,

и затихает огонь, где кровоточила рана,

а сердце исцеление в тот момент ожидало.

Тогда слеза скользнёт по щеке невзначай,

и в горящей вспышке померкнет печаль.

Возможно, стих затронет и отзовётся,

на реальном слове вдруг оборвётся.

Вспомнишь стиха того название,

что в памяти засел, как заклинание.

Не ройтесь в своих собственных муках.

Красота утонет в глубине ваших вздохов.

Не спускайтесь туда в поэтических снах.

Это всё услышите только на небесах.

Вы те, кто без вины всегда виноватые,

узнаете про свои ошибки при покаянии.

Для вас любовь горит чистым пламенем.

Я благороден и прав без суровой лжи,

живу во сне, в объятиях души!

Возьмите немного, дорогие прохожие,

то, что понравилось и на вас похожее.

Истина в дружбе и взаимности ожидания,

встретиться с вами нет никакого желания.

Остальное сохраним до нашего свидания.


Поднебесье
Ether


Если на земле лежать неподвижно,

небо кажется выше, а воздух спокойным.

Плывут несколько тучек осторожно,

затаив дыхание, наблюдаю фривольно.

Там есть всё, что пожелаешь. Снег в саду прилёг,

Архангел парит и за собой шарф тащит.

Я представлял его другим, не замечая, как он увлёк,

а кипящее молоко переполнило чашки.

Затем расползаются облака,

чистая лазурь сияет без порока,

будто сталь дышит и жива,

всё меняется с годами без упрёка.

Я лишь вздыхаю от своей беспечности,

скоро исчезну в этой бесконечности.


Ревность
Inquietude


По ней я всё время скучаю.

Ей кажется, что она дороже всего.

Ему не скажу, что его умоляю,

буду равнодушным и прощу его.

Сердце моё защемило и ноет,

это гордость против любви закрытой.

Буду делать всё без паранойи.

Пусть она боится остаться забытой.

Иногда я раскрываю свою слабость,

предвзято ревную и приношу ей боль,

чувствую в своём сердце жестокость,

она не верит, думает, что я другой.

Я буду мил, оставаясь с её душой,

она владеет телом и красотой.


Старые духи
Parfums anciens


Аромат сладкий и скромный,

с запахом материнской груди,

вонзился в память с молоком,

как алтарные древние духи.

Чистое излучение божества

взбаламутило во мне сладость,

а тонкий запах этого естества

напомнил сестру, мою слабость.

Дорогая пахучесть будто ушла.

Где аромат былых идиллий?

Словно из цветов душа истекла,

разных фиалок, роз и лилий.

Нашей жизни свежий аромат,

как во времена первой любви,

восторг поцелуя, потом оргазм,

на нежном бархате да в крови.

Далеко от некрашеных губ

раньше убегал в смятении.

Так долго испарялся вглубь

в молодости запах сирени?

Сердце, упавшее в пропасть,

не соединит в тревожном пути.

Потеряв, возвышенную страсть

в бесконечность с собой понесли.

Аромат превратился в убийцу,

мы плачем от серого дурмана.

Где эликсир для нашего сердца?

Кругом яд, отрава, бальзамы.

Есть один увлекательный запах,

чёрный цвет и особо тяжёлый,

дым, как волос, вьётся на травах,

тлеет смрад, он такой терновый.

Обволакивает и по телу скользит,

если положить фатальную дозу,

то запах острых специй поразит

и вводит в состояние наркоза.

Только в пресной и чистой воде

сосуд, погружённый на глубину,

сохраняет вековую горечь в себе,

нетронутой суть оставляя одну.

Надо бы этот бальзам достать,

сердце очистить и принять,

безгрешного любовника унять

и память постоянно освежать.

Простой и сладкий аромат

запаха материнской груди.

Кто помнит, тот не виноват!

Где вы, мои алтарные духи?


Осенняя тоска
Chagrin d’automne


Поля уже распаханы в разрез,

там, за дымом из каминных труб,

увидишь ты осенний свод небес,

на нём равнины замыкают круг.

На финише нас старость поражает,

в ней ты заметишь странные леса,

там щебет, пенье птиц нас удивляет,

а гимн осенний на ветру поёт листва!

Поэты находят больше скорбных нот,

творя стихи под лунным светом,

зелёный лес, как солнечный оплот,

их плач хранит неблагодарным эхом.

Пусть хлеб ласкает в поле борозда.

Мечта о мире сильней, чем красота.


Реализм
Realisme


Ушла моя верная любовь. Я так хочу

её оставить целиком в одном портрете.

Рисунок наивный, я ничего не удалю,

и недостатки, что мне дороги, поверьте.

На заднем фоне, будто в старой паутине,

усмешка дилетанта становится сильней.

Её долгожданный облик на моей картине

изображает прелесть, присуще только ей.

Подруга, знающая её лучше всего,

готова за нас сердцем дорожить.

Видение светится в глазах его,

рука художника не ищет, не дрожит.

Как в зеркале, картина отражает сути нить,

каждый луч её заставляет образ полюбить.


Разрыв
Separation


Я не могу ей это говорить,

и слезу нет сил остановить,

улыбку от слезы кривит.

Ты лучше напиши признание,

им разожги моё сознание.

Болтай, хохочи и танцуй,

игра в запрете, не флиртуй.

Ты не красней, нас что-то объединяет.

Мы не друзья, и это нас разъединяет.

Уже вот целый час идёт,

а я с ней не могу уже общаться.

Пусть дружба до смерти доживёт,

ведь она жива и может улыбаться.

Я чувствую, она с ума меня сведёт.

Если для нас язык непонятный,

а слёзы недовольны тобой,

следовать за всеми давайте,

это единственный путь такой.

Будь счастлив на этом, прощайте!

Я видел, как два сердца воркуют,

как пара поющих птиц.

Перед рассветом тоскуют,

ещё не увидев зарниц.

Разделим их, пусть ревнуют.

Разведём их при самом рождении,

из-за страха, что наступит день,

в их отсутствии, в недоумении,

уходящим в огромную тень,

без возможности в соединении.


Цветок без солнца
Fleur sans soleil


Могла она излечить ребёнка своего?

Она любя страдала, боль стала сладкой,

сказала, что может умереть ради него.

Его голос сердце задевал украдкой,

но она восторгалась существом его.

Его шаг не такой, как у других мужчин,

если она слышала шум, что был рядом,

то краснела от эмоций и других причин,

когда особенно наблюдала взглядом,

он вниз смотрел и был неумолим.

Он знал, как с ней счастливым быть,

и смог бы украсить ей гробницу.

Цветок любви ей от сердца подарить,

но думал, что достаточно в темнице

её жалостью своей боготворить.

Мать знала его больную томность

и видела весь скрытый мир его.

Он ей шептал, молясь безмолвно,

что хочет вместе быть всего

под более весёлым небом, новым.

«Мама, это мысль моя, а не враньё.

Её образ остался в сердце нежно.

Сегодня это удовольствие моё».

Мама шептала: «Это безумно,

ты не станешь близким для неё».

Да, если слёз когда-нибудь причины

из глаз скользят на розовую грудь,

станут понятны девушкам наивным,

рука не дрогнет, чтобы их смахнуть,

и чувствуешь себя в сердечном ритме.

В её душе, где мать моя и Бог один,

а на могиле благословение именам,

мой образ в Храме вдруг возник,

когда молились вы одиноко там,

я в твоих глазах, как видение, не поник.

Я бы хотел её в рабстве у себя держать.

Её отход на небеса меня заставил ждать,

мне не хотелось бы там за ней летать,

воздух и почва для нас благодать.

Вот голос и шаги её мечтаю наблюдать.

Я полюбил бы похожую душу на тебя.

В тени цветок закрывается и дрожит,

умирая без поцелуя этого дня,

прошу тебя счастливой вместе быть.

За твою любовь я обожаю тебя!


Диалог со смертью

1.
Мы думаем о Смерти в её пределах,

у гробницы дорогого нам человека,

при паломничестве в этих стенах

я представляю состояние поэта.

Вернувшись из тёмного места,

вторгаясь в похоронный обряд,

я хотел осознать суть процесса,

испытать на себе смерти страх.

Ощущения умилял поэтический дар,

который красоту и чувства открывал.

Сожаление и скорбь кидали в жар,

я сердцу своему никогда не лгал.

Если обаяние — не жалкая наживка,

а искусство, игра, без веры путь.

Не бросай меня, я твоя прививка,

ты мне нужна, чтоб не утонуть.

Перед неизвестным разум отступает,

ты можешь его присутствием спасти,

загробный мир об этом ничего не знает,

между скрещёнными руками на груди.

Заткни завистников необдуманной мысли,

пусть их не разносят случайным эхом.

Я готов с акцентом речь безопасно нести,

доносить смысл с юмором и смехом.

Не бойтесь мертвеца обидеть на могиле.

Поэзия моя присущая обитель,

она в детстве была, как вторая колыбель,

и до конца останется, как зритель.

2.
Я долго думал, глядя в темноту,

там звёзды похожи на дальние костры,

где я пересёк загробную черту,

проникнув в потусторонние миры.

Я увидел множество существ, поверил,

что здесь есть удовольствия без слёз,

любовь без пыток, её кто-то соизмерил

и без сожаления с собой принёс.

У каждого есть множество страданий,

кто-то сломлен при малейшем толчке

среди мобильных тысяч проявлений.

Жизнь это умирающий поток на земле.

С тобой жила одна определённость.

Ты хороша, я верил в это каждый час,

жизнь и плоть влекли влюблённость.

Любимый мертвец ничто для нас.

Я не терплю, чего не знаю и боюсь.

Меня никто не слышит в этом склепе,

скоро обязательно сюда вернусь,

прощаться бесполезно и нелепо.

Тебя не полюбишь под землёй,

тут нет возможности встречаться.

В эту ночь ты была со мной,

я цвёл и не хотел с тобой расстаться.

3.
Я ничего не знал, даже твой возраст.

Наши дни шли до последнего вздоха,

ты не сделала неизбежным возврат

и не остановила время порока.

Никто не продолжил твой наземный срок.

Для тебя он связан с прошедшими годами.

Это твой неизменный и священный урок,

плоть твоя мертва, её нет больше с нами.

Уверен, другие не заметили это,

твой образ остался очернённым,

в моём сердце ты бессмертна,

но я без твоей памяти никчёмный.

Служу убежищем, стерегу твой покой

и сохраняю его, чтоб умереть не зря.

Я готов последовать сразу за тобой.

Память обещает не забыть тебя.

Ты долго остаёшься жертвой земли,

превращая в лохмотья сердца.

Я хотел бы открыть колумбарий,

где безопаснее, чем в гробницах.

4.
Жестами рук распространяя вой,

словом скорбным и прощанием,

апофеозом перед отходом в покой

Бог предсказал все ужасы изгнания.

Импульс фиксировал душу в полёте,

против небытия героический сдвиг,

с иглой в безумной игре на эшафоте,

когда маятник падает, забывается миг.

Свои сомнения в проблемах утопил,

их достаточно, чтобы меня обидеть,

на свои вопросы я ответ не получил,

хочу меньше думать и ненавидеть.

Учиться в моём возрасте не тянет,

знания не зреют, а только меркнут.

Бесплодный ущерб уже не исправить,

мёртвые нигде не могут воскреснуть.

То, что закрыто, испытать невозможно,

чтобы подняться, нет оснований,

если то же самое, но в новой форме,

к высшей звезде испытать ликование.

Меня не заставить поверить в ничто,

за все смерти, что любили другие.

Пожалей меня, я хочу знать существо,

но действуют неодушевлённые глаголы!

Ни безумные догмы, что существуют,

ни голос Иисуса, забытый давно,

ни вы, кто нам мозги лишь фильтрует

философией, в которой темно.

Ты смирилась, чтобы заткнуться.

Проб и ошибок меняет наука,

впадая в тайну, чтоб не свихнуться

и противостоять Ему! Какая скука!

Безусловно, жить феноменально!

Какое это имеет для меня значение?

Я утверждаю и говорю изначально,

но вы игнорируете моё влечение.

5.
Как узнать судьбу, любимый мертвец?

Я ученик, как и все другие, но не понимаю,

учёные, апостолы, скажите мне, наконец,

ведь я не сомневаюсь, а только страдаю.

Когда нас в душу природа помещает?

Она сотворила дух правильной вины

и супротив своих детей же направляет,

не в сердце ранит, а будоражит сны.

С этим долго сражался в своих мыслях

и всем сердцем боролся не покладая рук,

о свой лоб и грудь, как ни крестился,

справедливость бессмысленна, мой друг.

Среди людей закон убийством управляет,

оправдание бойни сознание определяет,

надежда людские души слепо унижает.

Коварство, жадность народы не сближают.

Мои силы истекают, как в смертной битве,

без поражения и смерти после ранения,

ещё вчера я ослабленный внимал к молитве

и выбирался из подвешенного состояния.

Его дело прекрасно, мы верим в победу!

Он нашёл силы удержать своё терпение

и сдержанно завещал нам всем в награду

нашу жизнь с чувством удовлетворения.

Кто породил меня, конечно же, не Каин?

Назовём это случайностью, силой, богами.

Объясните, наконец, кто мне не хозяин.

Судьба отвратительна без крова над нами.

Делай и живи, как хочешь, на радость.

Мы рабы бесконечного истязания,

я проклинаю тебя и вижу свою слабость.

Возьми или оставь мне тепло и дыхание!

Я смогу предоставить корни поколения,

это отличит меня от тысяч тленных.

Вернусь к истокам своего существования

и подчинюсь законам всей вселенной.


Моя невеста
Ma fiancee


Невеста, спутница сердца моего,

кудесница мучений и страданий,

знаю точно день рождения её

и чувствую всегда её дыхание.

Возраст определяет старость

в моей комнате с прохладой,

она брала уроки себе в радость,

а мать моя была тут рядом.

Мама беседу вела с Богородицей

и о святых, как мне того хотелось,

не стесняясь перед свечкой,

когда был гром, она крестилась.

Я думал, что это серьёзно и нежно,

боялся, лелея показаться чужим.

Я отдал бы всю кровь безмятежно,

чтобы ласкать её сердцем своим.

Полюбил и на ней бы женился,

она в прошлом мне принадлежала.

Мне сон о невесте приснился,

она долго меня без имени держала.

Мои глаза увидели мечту.

Я исцелял её и верил в это чудо,

получив её в свою судьбу.

Как бы от этого не стало худо?

Она это чувствовала, я знал.

Любовь про себя я ругал,

слёзы с глаз её вытирал.

Милость к ней свою умолял.

Вот она, сидит в деревне летом

в лёгком платье, на берегу пруда,

как хорошо бы мне при этом

наедине с ней оказаться до утра.

Уверен я, что жизнь моя пустынна,

но счастье появилось у меня.

Она прошла со мною рядом, мимо,

но оглянулась, меня к себе маня.

Я увидел её как-то днём

и сказал ей: «Ребёнок мой милый,

по одной дорожке идём».

Я впереди шёл, она сзади уныло.

Мы встретились в точке опять,

улыбкой минуя нашу беду,

но я не посмел ей сказать,

что так долго её только жду.

Однажды о ней я многое узнал,

когда встретил на своём пути.

«Я был неправ». И я ей сказал.

Она ушла, так и не подав руки.

Молчала одинокая душа во мне.

Я доверился Богу. Он безмятежный,

дыханием неба и растений на земле.

Наш союз не стал неизбежным.

Не стану думать только лишь о ней,

смерть победит, она нагрянет,

невеста рождена, чтоб быть моей,

но никогда так и женой не станет.


В Тюильри
Aux Tuileries


Заставьте плакать родных детей,

эти малыши станут джентльменами.

Кто-то позже придёт к своей мечте

и, раскрыв глаза, увидит великолепие.

Им понравится, как молитва звучит,

они чувствуют себя лучше намного,

они едва ли смогут различить

очарование колокольного звона.

Вы сможете ощутить солнца тепло,

и ваши кудри в лучах засияют,

как золото сверкнёт рыжее волокно,

словно львята на лужайке играют.

Вы не догадаетесь, что это игра,

когда вам руки опрокинут на шею,

будет смех равнодушный со зла.

Вы ему вред нанесёте этой затеей.

Вы подумали, что это игра,

подставляя лоб под лобызание.

Его губы важней, чем щека.

Благодать порождает страдание.


Март
Mars


В марте, когда закончится зима,

в деревне возрождается земля,

как после болезни выглядит она,

и первая улыбка от неё твоя.

Когда холодная лазурь меняет цвет,

к востоку грунт слегка заснежен,

иней покрывает белизной рассвет,

а полдень скрывает свою свежесть.

Вновь тёплый воздух воду растворяет,

что превратилась в тонкий мрамор,

и как только лист из почки вылезает,

он дышит для себя зелёным паром.

Вот женщина становится милее,

как откровенность прожитого дня,

и пробуждается любовь нежнее,

чья скромность обновляется, маня.

Я не должен всё это пропустить,

редких дней полёта умилений,

кто утром хочет даму полюбить,

он молодым себя считает без сомнений.

Но с грустью чувствую года,

как сова, когда рассвет подходит,

закрывает свои полночные глаза

от света, что для неё предвестник боли.

Выходя из долгой зимней спячки,

я сонные глаза открыть готов,

а природа дарит мне болячки

из неясных, тщетных снов.


Полдень в деревне
Midi au village


Стая не пасётся и не бродит,

пастух лежит рядом, отдыхает.

Пыль не шелохнётся на дороге,

извозчик коней себе погоняет.

В кузнице мирно спит кузнец,

каменщик на скамейке уснул.

Мясник храпит, нажравшись в конец,

руки от крови чужой не отмыл.

Оса гуляет по краешку чашки,

челюсть её между лап влачится.

На пихте орех кедровый в шишках.

Собаке тоже вкусное снится.

Прачки балаболят, как сватьи,

бесшумно полощут бельё,

принесли цветные лохмотья

и до белизны доводят его.

Надзиратель смотрит в оба

за движением на дворе,

ученики, как шумные пчёлы,

жалобно суетятся везде.

Ветер горячий в поле,

созрела в колосьях пшеница,

и мухи летают роем

с лучами яркого солнца.

Неподвижно перед дверями

узкий порог торчит из камня,

бабки кажутся мотыльками,

пальцами копаясь в прялке.

В полдень из окна воочию

шёпотом влюблённо глядят,

более свободно, чем ночью,

любовники, которые не спят.


Позже
Plus tard


Пусть чары потеряли свою красоту,

остался только мрамор желаний,

как раньше чувствую горячую слезу

в холодном сердце от страданий.

Вертеп с презрением вижу взглядом

и много судеб, не способных встать,

во мне пылают непристойным адом,

в глазах, которые заставили мечтать.

Благодать исчезает в течение часа,

ложная ласка усыпляет в кровати,

неожиданно просыпаюсь и плачу.

Позже, себе говорю, после смерти!

Дни бегут, как вечность продолжения,

и есть уверенность, что нет конца,

а время, задыхаясь, ломает крылья,

у будущего нет границ, как у кольца.

Обречены на страдания дни,

солнце лазурной точкой сияет,

надежда дрожит там в глубине,

а небо внутри рассвет ожидает.

Когда все будут на месте своём

и несчастья рассеются, как дым.

Красиво иссякнет чистое дело её,

и я останусь вечно молодым.

Буду любить тебя без всякой оглядки,

о прошлом не стану жалеть, горевать.

С женой рядом приляжем в кроватке,

и я буду в объятиях её целовать.


Разочарование
Deception


Стоячая вода словно зеркало,

правдивое и даже скромное,

изображение преображает зло,

отдавая цвета фону чёрному.

Голубь в облаках, Аврора

отражает искренность свою,

а величие небосвода

не меркнет на голубом краю.

В цвете этих густых мест

тысячи разных змей и пиявок,

других невидимых существ

плывут, не нарушая порядок.

Отражаются лишь верхние слои,

обманчивой игрой взгляда

создают в сознании иллюзии свои

в лазурной ложбине водопада.

Преломляясь через этих монстров,

небо сияет, как паруса без морщин,

превращая их всех в некие звёзды

на обратной стороне из глубин.

В круговороте такого восприятия

навстречу к звёздам уединиться

и чувствовать себя в её объятиях,

к этому всякий монстр стремится.

Это видно предельно идеально

в глазах известного любовника,

погрузившись в душу реально,

вместе со злом, что она обрела.


По течению
Sur leau


Я слышу звук источника воды,

печально плачущие слёзы,

по камню скользнёт мгновение беды,

и кружит шелест листопад берёзы.

Я не заметил, лодку понесла река,

в цветущем крае буду ждать зимы.

Я взглядом провожаю облака,

застилающие простор голубизны.

Словно змея, скользит волна,

качается, не зная угол склона,

цветок колышется у берега пруда,

как человек завидует другому.

Могу раскрыть секрет моей судьбы,

не скрывайте от людей свои мечты.


От сердца
Sursum corda


Если все звёзды вселенной

обманут наблюдателя взгляд,

блестеть перестанут мгновенно

и уйдут в ночной звездопад.

Или флот утонет в крушении,

а большие и маленькие дома

медленно исчезнут в стихии,

там, где бесконечная глубина.

Упасть в пропасть возможно

и зажечь небосклон,

возвышенный и роскошный,

словно земной поклон.

Лучше с пользой на том свете,

на бесконечности всех зарниц,

стряхнуть человеческий пепел

с покоящихся в глубине гробниц.

Прах сердец не исчислить,

он захоронен, но тлеет всегда,

где неизменным в смерти

бессмертной остаётся душа.

Подземельные недра,

умершие сердца поглотившие,

накопили сокровища

судеб, тысячи лет хоронившие.

Сколько в могильной тьме

невидимых спят лучей!

Какое сидерическое семя

в звёздной пыли страстей?

Что там, за небесным сводом,

издыхает древнейшее солнце.

Постоянно извергая в полдень

гениальные вспышки сердца.

Подарите многолюдные ночи

и звёздные бриллианты мечтам.

Отдайте туманности прочие

любящим вас сердцам.

Самые одинокие звёзды,

разбросанные в тёмной лазури,

словно сердца одержимые

для глубокой и уверенной сути.

Проложи к ним свой путь,

он станет молочным потоком,

безмятежная радость и грусть

оживит их жизненным соком.

Весь поток своих мыслей

к древней Венере воззри,

звёздную пыль очистит

огонь сердец изнутри.

Сердца готовы к отражению атак,

на прочность и протест привиты.

Реформирует иммунитет зодиак

там, где титаны были разбиты.

Ты наконец песчинка забвенная,

паришь во множестве мёртвым,

если что-то и есть нетленное,

то мерцает незыблемо прошлым.

Пусть щедрая торжествует звезда!

Из моего пепла пусть просыпается!

Не выключай из юности года!

Солнце самое-самое ясное!

Древнее пламя стало жарким,

Сириус — победитель ночей.

Сделай его более ярким

от имени сердец всех людей.


В альбоме
Sur un album


Эта страница белой была.

Лучше не видеть её открытой,

самые невинные слова

на ней оставались скрытой.

Зря писал на ней и тем паче,

так и была бы белой, я это знал,

если один улыбается или плачет,

то это друг, о котором мечтал.

Строфы, продиктованные словами,

не вызывали у меня слезы,

а страница под теми же стихами

не теряла своей белизны.

Странная фантазия,

хотел на этой бумаге

распять поэзию,

как цветок в гербарии.

Она осталась жертвой приюта,

раскрытой перед вашими глазами,

из того, что из близкого дебюта,

стихи давно написаны руками.

Ваш прогресс меня очаровал,

для удовольствия я вам рифмовал,

а вместо лилий просто написал

в вашем альбоме для вас мадригал.


Чистилище
Une damnee


Кузница чёрный шум извергает.

Чудовищно грубая, резкая пила

лениво двигает и злобно кусает

беспощадные губы злого огня.

Стон в пещере, где дни, как вечер,

а ночи, словно в огне, покраснели,

кажется, что образ Данте вечен,

но отчаяние вечно таит сомнение.

Это ад, там послушная Сила.

Какой враг противится мне?

Ты в хаосе, женщина спросила,

я видел, как она пылала в огне.

Он был смелей и знал все секреты.

Идите в бесконечность и отдохните.


Миссия
Un rendez-vous


Мы находимся в тайном гнезде,

моя душа и только я один,

забыл про людей, но везде

нахожусь очень близко к ним.

Сократить время причастия

мы пробовать не хотим.

Это есть огромное счастье.

Сами с собой говорим.

Не утруждаем себя жестами.

Одно слово, на одном дыхании,

высказаться — это естественно,

нужно мгновение и желание.

Чувствуем себя ещё лучше

и получаем наслаждение.

Давай приблизимся ближе,

но без движения.

Будем отдыхать где-то

около каменных развалин,

даже не поднимая веко,

с закрытыми глазами.

Тела в мавзолеях слушают туш,

неподвижны, одеты достойно,

лежат далеко от своих душ

и молчат покойно.

На высшем союзе согласно обрядам,

это земные союзы, мы их знаем.

Они очень смотрятся рядом.

Об этом мечтаем.

Мы не находимся в той лихорадке,

когда любовь может прекратиться,

сердцам не нужны поцелуи сладкие,

чтобы совсем объединиться.

Мы не произносим торжественные слова,

чтобы исполнить свои обязательства,

и смотрим только в глаза,

без предательства.

Не заставляй в любви к тебе клясться,

и для этого не надо особой отваги.

Давай найдём своё счастье,

без присяги.

Насладимся тем, что мы себе сказали,

безмолвно будем слёзы проливать,

а нежность, о которой так мечтали,

без боли будем ждать.

Такое состояние души нам надо создавать,

сохраняя желания в мирской круговерти,

чтобы о любви мечтать

до самой смерти.

Кажется, мы чувствуем приход конца света,

вселенную поглотили две бесконечности.

Мягко падаем туда, мы и планета,

в глубину вечности.

Душа от этого бремени полёта облегчается,

от всего, что не может видеть человек.

Память наша тает, растворяется,

как снег.

Жизнь горячая и грустная, пока есть свет,

кажется, всё уничтожено внутри

и ничего для нас больше нет,

кроме любви.

Давай мирно любить и в темноте,

в бледном сиянии зарницы.

Мы верим сами себе

у гробницы.

Мы уйдём в море на похороны,

кто-то последний вздохнёт,

а бездна на фоне тьмы

тихо заснёт.

Мы под землю надолго легли,

но останемся вместе с вами,

слушая дрожь земли

под ногами.

Видишь вдали, как темнота улетает,

а вороны ведут себя осторожно,

ночь без номера исчезает

в прошлое.

В облаках и в щелях синевы

улетает без возврата аист.

Спасает нас от белизны

наша старость.

За солнцем наш мир не обеспечен,

мы перенесём суровый конец,

странный и сладкий вечер

подарит сердцам венец.

Я не знаю, что с нами случилось,

мы как-то закрыли глаза

и в экстазе обнялись на небесах.

Все предметы из прошлой жизни

улетели из памяти навсегда,

но я помню свою миссию,

Я любил тебя.

Кто благотворил нас с тобой на века?

Из какой Он девственной плевы?

Была ли Его рядом рука?

Где мы?

Это не имеет никакого значения. Мы тленны!

Давай спать в наших светлых плащах

и будем вечно блаженны

на райских кущах!


Слеза
Une larme


В твоих глазах безликий манекен,

тени бровей удлиняют сегмент,

добрый взгляд — предвестник измен,

почерневший от ресниц пигмент.

Трудная женская доля на свете,

томный макияж не создаёт триумф,

когда под веко лазурь нанесёте,

взгляд не украсить, он отражает ум.

Легко завесить настоящие глаза,

вуаль пленит, скрывая красоту очей,

у каждого взгляда есть своя цена,

даже если он опустевший и ничей.

Вдруг вы решили кого-то презирать,

спасти его, достаточно и сожалеть.

Если душа уже не может выбирать,

то лилия вас сможет обогреть.

В молодости мы зря обо всём мечтали,

смеялись и делали всё. Слава Богу!

Добродетель в своей душе исцеляли,

щедро сходили с ума понемногу.

Вы уверены, что нанесённый макияж

выдержит, когда скользит слеза?

Как утром проснётся этот камуфляж?

Плачут только безупречные глаза.

Все слёзы ангельские или грешные!

Во всех глазах есть белая вода и соль.

Волна чиста, это смесь небесная,

только из сердца исходит солёная боль.

Смотри, любимая, вот одна из красавиц,

Бог наградил её слезой, помолись.

Если есть хоть один рыдающий старец,

вы можете отмыть свои веки и жизнь.


Когда нам было двадцать
Vingt ans


В двадцать гордо смотрели на всех,

не замечая первых чувств променада.

Последний случай экстаза и утех

внимали за любовь с первого взгляда.

Получив горький опыт сполна,

глаза переставали нагло улыбаться,

душу настигала интима глубина,

а благодать спешила проявляться.

Но беды не проходят стороной,

с возрастом мы одну любить хотели,

страдали лишь только об одной,

зная, нет очаровательней её в постели.

Слишком поздно любовь выбирать,

нет сил, чтобы открыться и страдать.


Моей сестре
A ma coeur


Те стихи, что написал тебе,

искушают посторонний глаз.

Триумф над другом подарил себе,

предав его доверие в тот раз.

Я рассказал тебе, кого любил,

ты имя первой узнала без труда.

Мой друг не умер и остался мил

в моих глазах, как яркая звезда.

Да, молодые люди одержимы,

их энтузиазм никак не угасает.

С годами повреждаются колени,

мы жить хотим, а время истекает.

Казалось, я забыл про первую любовь,

и были строфы написаны поэтом,

но чувствую её немую спину вновь,

а каждая слеза напоминает мне об этом.


Всё или ничего
Tout ou Rien


От двух соблазнов неймётся,

пух розы и волос нательной рубашки.

Роза никогда и нигде не мнётся,

а шерсть кусает и рождает мурашки.

Паузы разжигают мучения рока,

малая беда есть страшная пытка,

когда он идёт во время восторга,

несчастья лучше вранья избытка.

Нетленный пост или угарный пир!

Ужас перенесённых последствий

от изнурённой любви, пошлых игр

оставляет золу тлеющих бедствий.

Недружелюбный поцелуй девицы

есть месть моим губам от жрицы?


Покой
Repos


Ни любви, ни веры! Это зло нас убивает.

Я устал лобзаться и к любви стремиться,

надоело, пусть моя душа и тело отдыхает

от неблагодарного желания влюбиться.

Нет любви и веры в Бога, эта дилемма угнетает,

когда нет чувств, себя винишь во сне и наяву,

а тайна вечности вещей нас постоянно сокрушает.

Не быть счастливым мне, когда статуей я живу.

Будто в футляре сижу с удовольствием!

Только август природе даёт созревать

и делает из зелени рыжие волосы.

Вьюнок губам не даёт выдыхать.

Лист, как сердце моё, плющ словно бедра,

глаза синеют, точно как барвинки, бодро.


Желание
Souhait


Я готов быть рабом красивого тела

и любимым оставаться молча таким.

Одинокая страсть словно вскипела,

заполняя сознание желанием своим.

Её рот был похож на бокал

и распространял в тишине похмелье,

предлагая себя наповал.

Мы целовались, как два привидения.

Я был свободен от горьких открытий,

испытав её чар великолепие,

не отрицал ни слова из тех событий,

что читал в священном завете.

Слово Божие есть поцелуй искусства,

только Богу доверяй все свои чувства.


Тишина в ночном лесу
Silence et nuit des bois


Тишина больше, чем одна ночь при луне,

оттого одиночество и хранит свою тайну.

В лесу есть способы молчать наедине,

стать невидимым, будто сон случайный.

Мы чуем шум души в тишине,

как свет скользит тёмной ночкой,

тайна оживает в глубоком сне,

воспоминания заполняют строчки.

Ночь рождает рассвет на лицах,

мысли в ритме строф летят вереницей,

молчание крылато, как спящая птица.

Сердца в лесу раскрывают все их желания,

ночь углубляет взгляд на доступ признания,

а любви сопутствует одно лишь молчание.


Мужская гордость
Fort en theme


Помнишь, было время,

в детстве на шее ты сидел.

Как оценить такое бремя?

Кто воспитать тебя сумел?

Шли года, и незаметно было нас,

когда в короткой школьной одежде

мы каждое утро бежали в класс,

нас за руку мамы держали с надеждой.

Дальше в губы уже целовался,

подростком стал, уже без опеки,

ласку и нежность к себе дождался,

не у куклы, а в её сердце навеки.

Высший идеал таким и должен быть,

как моё неслыханное счастье,

быть любимым и женщину любить,

но умереть достойно с честью.

Сорвать от кого-то уважение,

под клещами палачей

есть великодушное мучение,

как детский героизм ночей.

Если ребёнок стеснительным стал,

он может только вздыхать,

а бесстрашным быть перестал,

слишком скромным, чтобы летать.

Я, любящий королеву, страница

и у меня нет других амбиций,

чтоб на арене знали все лица,

что перчатку я брошу за львицу.

Однако мудрая леди сможет уйти

и не позволит, чтоб перчатки бросали.

Один однажды на моём пути

так удирал, что аж пятки сверкали.

Был случай и в моей в судьбе,

я переживал, как уйти, забыться.

Уже перчатка лежала на земле,

мне просто надо было наклониться.

Это было в колледже,

не лев был на моём пути,

смелость приказала мне,

и я готов был на подвиги идти.

Я был благодарен глупому несчастью,

на вызов той потерянной перчатки,

не знаю, кто это сделал в нашем классе.

Мадам, кто поднял перчатку без оглядки?


Измена
Trahison


Я пробудился от любви случайной,

вокруг нет места в гнезде другим,

так был напуган скрытой тайной,

которая не снилась даже слепым.

В любви и вере правда в глаз и в бровь,

не поверишь настоящим слезам,

дружба лечит раны и охраняет любовь.

Мужик резво открывает сезам.

Он ощущает все оскорбления,

отрицая, что чувствует боль,

и мирится с таким отношением,

но обида сохраняет в памяти зло.

Придётся лучи солнца и луны терпеть,

в памяти страх сильнее, чем смерть.


Когда для вас часы идут
Quand les heures pour vous


Если часы продлевают сон чудесный,

меняется полёт на небесах,

веки качаются в бездействии небесном,

дрожа в полузакрытых глазах.

Они у подножия толпились,

толкаясь, на возраст невзирая,

впервые рассвету удивились,

сбиваясь с ног, толпой пробегая.

Рабы быстро жизнью могут насладиться,

мы умираем, дав морщинам возродиться,

свой облик красотой заставляем проявиться,

когда в искусстве позволяем отразиться.

Вы смотритесь на полотне совсем изящно,

наброски как шедевр и выглядят прекрасно.


Куда они идут
Ou vont–ils


Умирающий от любви не взлетает в небеса,

тернистая верста не даст ему молиться,

с его губ стирает мёд лишь поцелуй в уста,

ему негоже в храм стремиться.

Такие не попадают в вечный ад,

они сгорают в поцелуях жарких,

а демон не тронет грудь девчат,

он безразличен от пристрастий ярких.

Ему одинаково: грешишь, не грешишь.

Куда идёт? Какая страсть у них, чего хотят?

Пройдут страдания и удовольствия в тиши.

Им безразлично, что будет — Рай иль Ад.

Они мертвы, их нет, и нет уже у них души,

их страх в бесконечности, куда они летят.


Красный или чёрный
Rouge ou Noire


Пасха есть праздник прощения грехов!

Держу пари, это безопасная вечность,

уверен, Бог в одном из двух концов,

красное или чёрное — это их бесконечность.

Риск потери бессмертной славы,

есть проблема вечность подмять,

жизнь Иисуса — всевышняя забава,

безопасней, чем небо взволновать.

Я мастер, без драки дальше продвигаюсь,

на ковер никого не требую и не вызываю,

в жизни много соблазна, но я стесняюсь

и всегда против бесчеловечности выступаю.

Там, где сердце не приемлет, разуму поклоняюсь.

Ваш расчёт неверный, себя я жертвой ощущаю.


Слишком поздно
Trop tard


В природе происходит всё стихийно,

без разума и Его провидения.

Может, Он по своей затее дивной

заставляет верить в поклонение.

Так много разных предвкушений,

хочется выбрать, но это невозможно,

много волн в гармонии и утешений,

случай настаёт и слишком поздно!

Вдруг умру и не увижу Его взгляд,

не услышу голос своего Кумира.

Всё, что слышал и был чему я рад,

так это рук творений, свою лиру.

Губы, сердце лишь мне принадлежат.

Живу на полную, попаду я в Рай иль Ад!


Без жалости
Ne nous plaignons pas


Не жалуйся на муки и отчаяние,

нет верной любви без покаяния.

Захочешь склонить счастье, оно угасает,

будешь чувствовать, как цветок увядает.

Оглянись вокруг, кто плакал иногда,

говорят другому, что счастливы всегда,

но они нарушают тайну преданности

и ведут свою любовь к бесконечности.

Они счастливы, но без кайфа проводят ночь,

в глазах нет страсти, что нельзя превозмочь.

Уже без волнения они целуются в уста,

без содрогания смешивают свои тела.

Они счастливы не на одно мгновение

и не чувствуют ожогов от угнетения,

между ними полная чистосердечность,

не меняются их взгляды и внешность!

Они уверены, что счастливы и вместе,

под одной крышей и на одном месте.

Они не чувствуют на себе тайный взгляд,

они счастливы и про это всем говорят.


В изгнании
In exil


Как жаль того, кого изгнали с места,

где он любил и были с ним в любви,

но если женщина была с ним вместе,

они как будто вместе с родиной ушли.

Нашли свой новый уголок родной страны

и в свете глаз, что улыбались им,

в полях, где девственности были лишены,

там распустились лилии для них.

Новое небо и климат другой

следовали с ними в душе,

солнца закат становился иной,

а ночь в своём неглиже.

Их не жаль, ничего они не потеряли,

идут себе с восхищёнными глазами.

Живая память вернулась без печали,

землёй, семьёй, любимыми сердцами.

Мне жалко тех, кого изгнали с места.

Ведь на родной земле они все обитали,

но больше жаль того, кто там остался

оплакивать могилы с цветами, что завяли.

Они всегда находят убежище под зонтом,

им необходимо для любви жильё.

Одиночество им не грозит за горизонтом,

изгнание есть худшее дерьмо.

Ни небо, ни воздух и девственная лилия,

ни исцеляющая боль земли отца,

а любовь к родной земле и есть идиллия,

что объединяет удалённые сердца.


Обет
Voeu


Я вижу, как люди тут живут, растут

на злобной от чумы земле.

Меня обыденные мысли не влекут,

я целомудренный пишу обет.

Я стать хозяином хочу, не по принуждению,

не насильно, а инстинктивно из сострадания,

в невидимом потоке обречённых на рождение

благодарю того, кто дал мне право назидания.

Останьтесь в империи реальности.

Самый любимый сын, который не родится!

Лучше быть живым и в недоступности.

Трудно выйти из тени, где всё это снится.

Вербовщик огорчается от ревности.

Любовь творит потомство, продолжая род.

Клянусь вырвать жертву из несчастья,

чтоб сердце не трогал какой-нибудь урод.

Кто детство своё не может вспомнить,

он без отчаяния, в нём нет слезы.

Здравый смысл не обидеть и не осудить,

как сына, который выглядит как вы.

Кто не достиг триумф в семнадцать

и жаждал утолить желания потом,

он не позволит таланту возрождаться,

искать себя в своих потомках!

Ненависть к белому хлебу и народу

несёт страдания другим.

На банкетах много разного сброда,

не возвышайтесь перед ним.

Завещая недобросовестную плоть,

воодушевляй себя надеждой.

Ощути рассвет, когда угаснет ночь,

воспринимай по цвету кожи безмятежно.

Поверь, твой век промчится без сражений,

очистится земля и наступит прозрение в народе.

Пусть урожай обеспечит много поколений,

так, чтоб его плоды созрели на свободе!

Я позабочусь о жертвах той войны,

неважно, кто победил, мне жаль бойцов.

Меня не тронут великодушные мечты,

увижу слёзы матерей, услышу крик отцов.

Победа, жертвы заложены в манере жлобства,

ведь справедливость найдут, как неизбежность.

Пусть в моём сердце живёт всегда потомство,

и никогда страдания им не заменят нежность.

Пусть мать твоя опять останется девицей,

тебя из девственной плевы зачнёт изначально,

без страдания, как лилия, чтобы раскрыться,

родит для испытания твоей судьбы фатально.

Её красотой, что сделала меня, я не владею,

мои глаза не видели подобного такого тела.

Я скромно несу гордость за её идею

того, кто вылепил меня, как мать хотела.

Я постараюсь сохранить свой род,

жестокость из судьбы хочу стереть.

Без объятий отсутствует любовь,

будет траур и будет только смерть!


Вперёд
En avant


Земля-старушка, тысячелетия тебя не счесть!

С тех пор как обрела ты облик свой,

ежедневно побеждаешь нашей смуты спесь.

Моря, луга, природы лон живой,

из прошлого крылатый змей и мастодонты,

чистый воздух в небе, Ева и её любовь.

Вперёд стремится мир без возврата красоты,

высасывая из планеты нашей кровь.

Скажи мне, шар земной в развитии устал?

Или он стремится сохранить свой путь?

Его судьба известна, будет звёздный бал?

Неистовый учёный заключил такую суть?

Пока тепло вокруг, природа процветает,

и этот идеал нас в чувствах удивляет.


Братство
Homo sum


Пока солдат служил в забытом месте,

он в стельку от безделья напивался,

ему работа снилась лишь во сне,

не ведал он, зачем предназначался.

Вокруг него порхала зло,

но, будто заново рождённый,

ушёл он из уличных трущоб,

в деревне поселился на соломе.

Разбил палатку на мирном поле

и наслаждался счастьем жизни,

был непоколебим в своём покое,

ощущая вину перед отчизной.

Ему в душе чего-то не хватало,

забота братства его околдовала.


Гермафродит
Hermaphrodite


У него была тщеславная душа, как у матери,

и холодный взгляд от бога, покровителя магии.

Он странствовал беззаботным и надменным,

на купании в него нимфа влюбилась мгновенно.

Юношу Гермеса и Афродиты увидала Салмакида.

Он полюбил её. Боги соединили их грешные тела.

Они слились в двуполое существо на острове Ида.

Её тело проникло в него и осталось в нём навсегда.

Его спутники испытывали удивление и страх,

узнавшие в этом уникальном существе обоих,

словно сфинкса, потерянного в горах,

спасались от этой двойной фауны и паранойи.

У странного юноши сладострастие было утеряно,

хотя он клялся с дрожащим голосом уверенно.

В мерзком смешении жили любовь и презрение,

а смутная улыбка выражала картину сомнения.

Его грудь не имела ни молока, ни пламени.

Он позировал и показывал двойной срам.

В сердце мужчины пело сердце женщины,

как птицы, залетевшей в пустынный храм.

О страшный символ теневых сплетений,

один из двух лишён своих значений,

без взгляда и губ прикосновений

страданий нет от поцелуя и влечений!


Рок
Fatalite


Не зная о любви с первого взгляда,

так долго не прожил бы на земле.

Память о ней — одна отрада

из всего, что я вижу во сне.

Сожалею, что не удалось огонь задуть,

факел одиноко моё сердце освещал,

мы обоюдно не могли в ту ночь заснуть,

в гробнице нас дух потомка навещал.

Первая любовь есть Божья благодать,

запоминается не красотой, а болью тел.

Желаний сердца за чертой не удержать,

я бы любил свободно, как того хотел,

но стать любовником я смог лишь до утра,

а изменять уже не смог, как и моя сестра.


Просветление
Eclaircie


Если от чувств вниз страдаем,

а новая любовь в душе горит,

напрасно от неё мы убегаем,

и это обо всём нам говорит.

Золото на пальце — символ любви,

засияло счастье нового дня,

один шаг и крик души.

Она любит меня!

Что-то в воздухе особое витает

и настроение поднимает,

но душу не осветляет,

она не хочет и не желает.

Вещь выглядит счастливой надменно.

Мы радуемся в душе не иначе,

а лицо одновременно

улыбается и плачет.

Мы смотрим удивлёнными глазами,

как жестами дети и философы

беспорядочно машут руками.

Это жизни апострофы!

Жизнь прекрасна и удивительна до

воздаяния должного природе, и

мы мечтаем завести гнездо,

только одной семьи.


Осуждение
Damnation


Воскресенье, в гостиной Pell-Mell свободно,

буржуа имели странное увлечение, обряд.

Приезжие на ярмарку искусств ежегодно

тщетно развлекали свой сонный взгляд.

Перед зрелищем они еле шевелились,

неизвестный художник был вульгарным.

Зияющий рот, пустой глаз везде ценились,

как блеющий баран, остаётся бездарным.

Был там однако человек и с умным лбом,

под пальто у него отсутствовал наряд.

Стоял в углу сада, держа руки крестом,

исправляя чей-то болезненный взгляд.

У мраморных цветников стоял несчастный,

чувствуя его раны больше, чем густая тень.

Из-за его болезни он выглядел ужасно,

но продолжал обрабатывать долотом мишень.

У него были голубые мечты о скульптуре,

но бедность наложила холодную пелену

на его надежду и высокий идеал в натуре,

другие конкуренты ловили свою волну.

Ему было всё равно, сравнялся бы он с ними?

Таланты, которых слава провоцирует и утешает,

с умом рождённый и с искусными руками,

жалеют тех, кто тобой восхищался и страдает.

Он любил искусство и оставался гордым,

не следовал за списком славных имён,

он не считал себя раненым или мёртвым,

чтобы пошлые узнали, как дух его силён.

В безмятежных странах он был в гармонии,

плыл под гениальным ветром полных парусов,

падал да и снова витал в стадии агонии

на проклятом пути художников и мастеров.

Он вызывал восторг, как профи,

умело шлифовал гладкую грудь

и целомудренной лаской его рук

создавал нечеловеческий профиль.

Прессовал странную маску, эскиз,

никто не мог так сделать левую грудь.

Дрожь сердца, гордость и лёгкая грусть,

в игре побеждал творческий сюрприз.

Он убил в себе художника простодушно,

после пьянства наступает час похмелья,

у кого невеста — в основном сидят на мели

и не думают всё время о хлебе насущном.

Его дети один другого бледней,

руки их отца занимают блоки,

проклиная глину в её бесплодии,

думая о плодородном навозе полей.

Бесплодная работа делает его бесцельным.

Сарказм критиков и оппонентов,

зависть, презрение конкурентов,

впитывает зло и сердце остаётся цельным!

Читай в глазах любимой женщины новости.

Её упреки, когда чувствуешь богохульство,

узнаёшь, что ты сумасшедший без чувства.

Человек игнорирует свои обязанности!

Он сбежал из мастерской, искал покаяние,

не считая деньги в задней части тамбура,

его кулак был создан для гордого мрамора.

Посмотрите его фигуры на расстоянии.

Даже если бы он мог свою жизнь остановить,

превратив своё сердце в пепельное тление,

и мёртвым лечь в своей могиле забвения,

то огонь в его душе нельзя захоронить.

Он вдохновенно творил из камня статую,

оживлял её, или она убивала его.

В его пальцах жило призвание того,

что принимало во снах форму иную.

Эта форма пульсировала идеально.

«Вы видели и не выполнили моего желания!»

В его час приходит фатальное раскаяние

и уже на прилавке служит пьедесталом.

Это она! Венера, печальная в своей обители.

Кто здесь бывал красивым и добрым,

обучался и был благородным,

ощущал ревнивый взгляд его ценителей!

Она торжествовала! Ему рукоплескала вселенная.

Он поднимался и чувствовал себя богом

с дрожью лавров на лбу, как человек немного.

Экстаз исчезал, наступал момент пробуждения.

Потом глубокое падение, кто его измерил?

Внезапно из его безжалостного взгляда

сыпалась бесконечная степень звездопада.

Как мало он видел себя гигантом, но верил.

Он плакал. Они уединялись с женой вдвоём.

Она видела его слабым и вела себя, как его мать.

Говорила с ним, держала за руку, не давала страдать,

прикладывала его к себе, но он стоял на своём.

Уже месяц он был бледным, его терзала тоска.

Его личина по банальным причинам сомнений

раздражала жало его божественных мучений

и отрывала его от идеала, как пьяницу от вина.


Что происходит
Ce qui dure


В настоящем много грустного.

О мой друг, всё это вокруг нас.

Как мало осталось от прошлого

и тех, кто изменяются сейчас.

Без зависти не смотрим мы на вас,

ваш взгляд с двадцатилетним блеском,

а сколько уже безжизненных глаз,

видевших, как вырастало наследство.

Молодые часов не наблюдают,

но что-то остаётся для себя.

Время ничего не возвращает!

Я люблю всем сердцем тебя.

Оно не предаёт, не изменяет,

с тех пор как родился ребёнок,

безгрешно оно и страдает

тем, что мама дала с пелёнок.

Моё сердце лишь для одной любви,

в нём нет места для другой.

Я люблю тебя всем существом внутри,

до самой смерти гробовой.

И, если можно пережить ту смерть,

пусть ничего не гибнет, я люблю тебя.

Я лучший из преданных людей. Поверь!

С тобой останусь навсегда, бессмертен я.


Достойная смерть
Bonne mort


Душа покинула Феодона, отражаясь в небе,

нет ничего сокровенней, чем Евангелие.

Бальзамировщик проникал в причины глубоко,

запах мирры растекался сладко, словно молоко.

Его уроки ничего не доказали, и все были рады,

снисходительные рабы были ему благодарны.

Добрый самаритянин расточал героизм и масло,

душа испытывала дерзость, пока жизнь не угасла.

Говорят, что умирающий верит в то, что он знает,

бальзам успокаивает и опьяняет, разум ослабевает.

Тогда агония находит щедрую поддержку и отступает.

Священник, смочи мой лоб, он сопротивляется тебе.

Я слишком слаб, чтоб сомневаться и думать о себе,

с христианской надеждой растворяюсь в пустоте.


Отречение от
Abdication


Я хотел бы оставаться на этой земле

королевским наследником отцов,

чьё величие молчит наедине,

как все права истцов.

Из этих азиатско-африканских королей,

Монархи держат жёстко всю страну,

где мастера, без помысла идей,

всё ещё повинуются ему.

Я завёл бы там себе кумира

и ему безусловно преклонялся.

Большинство всего живого мира,

как колосья на ветру клонятся.

Я развёл бы там тысячи пород

и даже оленей племенных немало,

чтобы голод не ощущал народ

и вина в подвалах всем хватало.

В конюшнях скакали бы лошадки,

всюду камердинеры порядок содержали,

мрамор, гобелены, канделябры

и вазы золотые, полные моих желаний.

Всех неверных я просто бы пленил,

пусть у ног моих красиво плачут,

гордым я бы головы срубил,

за унижение не поступлю иначе.

Я бы владел всем миром без войны,

кругом огромная моя империя была,

всё безопасно под сводом тишины,

законно власть приветствует меня.

Так что же, Господи, благослови!

Призывая народ, мой двор, себя,

с рабской помощью иду впереди,

в полном здравии, средь бела дня.

С высшим цинизмом, что наступает,

я бы сломал себе колено,

как ребёнок игрушку ломает.

Скипетр с диадемой.

С моих разбитых плеч,

срывая королевское пальто,

чтоб собравшихся увлечь,

я бы сбросил это бремя давно.

Лишённому наследства, или просто бомжу,

я оставил бы сокровища свои, как сыну,

и торопясь, стремился убежать наружу,

словно поток, разрушивший плотину.

Я перестал бы сандалии крепить,

снял ошейники с заключённых, поверьте,

и сделал родину только для них

самым известным местом для смерти.

Я бы сдался войскам своим

и всё золото подарил сполна,

тогда и службу свою прекратил,

и сам себе налил бы вина.

В моих парках, амбарах, чердаках,

над пропастью, над сеткой и стеной,

я забуду о всех своих рабах

и голубем вспорхну над синевой.

Я свой гарем готов весь распустить,

чтобы девчат и вдов домой вернуть,

другое поколение совсем родить,

что ни один тиран не смог бы сокрушить.

Иные, кто утратил священную веру

под страхом смерти агрессора,

продолжают служить примерно,

в согласии с мирным процессом.

Справедливость в вашем дворце,

где каждый мужчина при встрече

поднимает руку и на своём лице

чувствует достоинства человека.

Я тот, который даже не смущён

свободой согласно договору,

и я не дуб, и не был тростником,

не поддаюсь ни злу, ни приговору.

Я собираюсь закончить свою жизнь

среди морей, под синевой небесной,

на тихом острове, где сонный бриз,

там почва безопасна и чудесна.

На острове, где не был человек

и не был брошен якорь кораблей,

там можем встретить мы рассвет

и водную гладь без признаков огней.

В этом чудном оазисе земли,

вдали от холода и вестей гонца.

Я позову его для искренней любви,

чтобы наши встретились сердца.

Лианы пусть гирлянды нам совьют,

как символ любви и вечной красоты.

Мы вместе сможем обняться и заснуть,

для нас раскроются огромные цветы.



Огюсту Браше
A Auguste Brachet



Дружище, страсть в произношении слов

мы изучаем строго, не по велению слуха,

а по грамматике распространений звука,

исследованных вами на протяжении веков.

Вы знаете, как голос управляет частью речи

и как фиксирует вибрацию звучания.

Я наслаждаюсь этой вашей тайной,

язык на пальцах познаю без противоречий.

Невольно фонетика по вашему закону

даёт мне мысли, словам стихосложение.

Секрет поэзии даёт искусство притяжения,

и наше творчество не может по-другому.

Дай мне метод дисциплины пчёл и их манеры,

я мёд вам соберу для удовольствия, без меры.


Агония
L’Agonie


Ты мне помочь должна в моей агонии,

не говори мне больше ничего.

Заставь услышать лишь твою гармонию,

и я умру, мне будет всё равно.

Музыка вдохновит и расслабит,

пусть вещи лежат внизу.

Скажи мне боль, что заставит

выгнать из глаза слезу.

Мне жесть твоих слов не внять,

в них только безумство.

Проще музыку чью-то понять,

в ней есть все чувства.

Мелодия, живущая внутри души,

без трудностей, поверьте,

ведёт меня от бреда до мечты

и от мечты до смерти.

Освободи меня от агонии,

не говори ничего похожего,

для облегчения дай гармонии,

и я сделаю всё возможное.

Ты будоражишь мою бедную сестру,

как вожак словами.

Доносит воздух монотонный звук

рваными голосами.

Найди себе соломенный коттедж

и там живи так долго,

а я в другом мире, уже не жилец,

лет двадцать, так много.

Оставьте нас вдвоём наедине,

наши сердца соединятся наяву,

она будет петь дрожащим голосом мне

и руку приставит ко лбу.

Я почувствую её в последний раз,

как сердце её раскололось,

чтобы не думать, что я умер сейчас,

будто ребёнок родился снова.

Ты мне помочь должна в моей агонии,

не говори мне больше ничего.

Заставь услышать лишь твою гармонию,

и я умру, мне будет всё равно.


Сталактиты
Les Stalactites


Я с факелом люблю по пещере шагать

сквозь кровавый густой сумрак,

там эхо может по пространству гулять

от малейшего вздоха и шума.

Всюду сталактиты свисают

в окаменелых слезах,

с них влага медленно стекает,

образуя лужи в ногах.

Кажется, что в кромешной тьме

мучительный мир царит,

под траурный плач в немой тишине,

не просыхая, висит сталактит.

Я думаю о тех, кто страдает,

что там затаилась любовь.

Замороженные слёзы тают,

или это кто-то плачет вновь.


Крылья
Les Ailes


Великие небеса, вы помните, как в детстве

я попросил у вас безрассудно два крыла.

Жадность — неудержимый порок и вечный,

желание не изменило статус торжества.

Было чистое небо, я тосковал по встрече

и чувствовал, что помираю в духоте.

Была твоя вина, позвав меня в тот вечер,

ты птицей улетела, исчезнув в вышине.

Я побеждён и заявляю прямо:

тебе нет места у меня в душе.

Не мсти за верность без обмана.

Архангел я, парю с весельем,

с двумя гигантскими крылами,

не замечая плохого настроения.


Вздохи
Soupir


Не видеть бы и не слышать её никогда

и ей бы больше не звонить,

но верность хранить и ждать всегда,

всё время и везде любить.

Руки не опускать и быть в ожидании,

в небытие себя не заводить,

постоянно исполнять все желания

и только её любить.

Да! Можно нежной силой

до слёз девчонку доводить,

все эти слёзы — чувства милой,

чтобы только её любить.

Не видеть бы и не слышать её никогда

и ей об этом больше не звонить,

во мне любовь засела навсегда.

Её я вечно буду любить.


Сомнение
Doute


Истина покоится на дне провала,

многие бегут оттуда прочь,

но я рискнул, любовь околдовала,

её я посетил на ту же ночь.

Я пробирался тернистыми путями

и сделал это быстро, без задержки,

изнеможённый, с разбитыми руками,

не видя ничего, не получив поддержки.

Она вся там, я чувствую её дыхание,

словно маятник, в котором чья-то сила,

туда-сюда хожу, смотрю на тени колыхание,

взять бы незримую нить, что меня манила.

Вернусь ли я к веселью, что искушает вечность?

Иль буду напрягать свой разум бесконечно?


Гробница
Tombeau


Глаза его мертвы, или он летаргически спит,

по его оцепенелой плоти лишь дрожь бежит,

но никто не слышит его внутренний крик,

он похож на странный потолочный блик.

Один в кромешной тьме и пустоте

он слушает свою летаргию во сне.

Его глаза расширились от страха,

безумно поглощая бездну мрака.

Он уже стал и слабым, и медленным,

и не чувствовал голову, ноги и почки,

он выломил шесть досок одновременно.

Проснулся и спустился с небес на почву.

Его душа выдержала бум и увидела зарево,

не почувствовав себя похороненным заживо.


Гора Прима
Hora prima


День начинался, я не пробудился,

закрытые веки поглощали свет.

Я вновь дремал, румянец оживился

и душу теребил мою во сне.

Пока я так лежал на этом месте,

под обелиском, будто мёртвым был,

роились мысли о белом свете,

лучи солнца согревали мужской пыл.

Перепев пернатых на рассвете

далёк от житейских потрясений,

учащал биение пульса в сердце

и душу бальзамировал сиренью.

Я стал чувствовать глубокую сладость,

жизнь во сне не ощущала старость.


Раны
Les Blessures


Упал в бою солдат, был осколком сражён.

Бальзам очистил рану под его громкий стон

и несколько дней его успокаивал сон,

в один прекрасный день он понял, что исцелён.

Но при возвращении мокрого и серого неба,

он почувствовал от старой боли волнение.

Железо вонзилось в память его костей и тела,

не стало безопасным его исцеление.

В том месте, где располагается его душа,

вселился страх и посеял свои всходы.

Грустная песня, одно слово в книге и даже слеза

почувствовали зависимость от плохой погоды.

Только ясное небо, радость в жизни и труд

заставляют сердце чувствовать той скорби зуд.


Скрупул
Scrupule


Я хочу тебе что-то сказать,

но не осмелюсь,

слово может нам больше дать,

но я немею.

Даже если я очень захочу,

то стесняюсь рядом быть,

что мне поделать.

Но я решила с ним поговорить

и это сделать.

Но я ещё пока молчу.

Признания казались не всерьёз

в мои семнадцать,

касания губ бросали в дрожь

и в восемнадцать.

Я долгое время жду.

Сильно чувствую, что его люблю

и схожу с ума,

в своих глазах слезу ловлю,

я — искренна.

Потому что оставила его в себе,

добросовестно.

Это старая любовь живёт в судьбе.

Кипит достоинство.


Данаиды
Les Danaides


Они носили амфоры на своём бедре,

Каллидия, Амимон, Агаве, Теано,

и были рабынями в тяжком труде,

таская воду из скважины до чана.

Грубая работа надрывала их плечи,

ослабевшие руки уставали от бремени,

поливая песчаник и днём, и ночью.

Жажда вытягивала из них силы во времени.

Они падали, иссохшая пустота пугала их сердца,

но младшая из сестёр держалась до самого конца.

Она пела, и её настойчивость вдохновляла их.

Эта работа стала судьбой иллюзий, это — наш миф.

Молодые всегда имеют надежду не унывать

и говорят: «Сёстры мои, давайте заново начинать!»


Спиноза
Un Bonhomme


Он был человеком с плохим здоровьем,

из-за того что линзы для очков полировал.

Мир был потрясён, в каких он ясных формах

сущность Бога в своём трактате описал.

Его мудрость показала простоту,

раскрыв древнейшую о Боге чепуху

и о свободе в наших смертях,

находящихся в церковных сетях.

Поклонник Священного Писания и Торы,

он не хотел видеть Бога против природы,

о чём яростно выступала синагога.

Вдали от этого, полируя линзы телескопа,

помогал астрономам подтверждать прогнозы.

Он был нежным человеком, Барух де Спиноза.


Борьба
La Lutte


Меня замучили кошмарные сны,

я провоцирую сфинкса, то утверждаю, то отрицаю…

Ужас происходит в бессонные часы,

мой мозг преследует чудище, которого я не знаю.

Его широко открытые очи смотрят на меня,

я ощущаю его объятия и огромные границы,

без радости чувствую в узкой кровати себя,

боюсь и не двигаюсь, словно лежу в гробнице.

Иногда ко мне заходит мама и включает свет,

видя меня в поту, просит дать ей ответ:

«Почему я не сплю? Страдаю или нет?»

Я отвечаю, тронутый добротой и чувством любви,

её одна рука на моём лбу, другая на моей груди:

«Каждую ночь, мама, я веду с небесной силой бои».


Потерянный крик
Cri perdu


Кто-то из прошлого приснился мне:

строитель высоких пирамид,

подростком затерявшийся в толпе,

измельчавший для Хеопса гранит.

Он изгибался, дрожа на коленях,

над камнем под палящим зноем.

Лоб его морщился от сомнений,

и он кричал невиданным воем.

Крик сотрясал воздух тёмного эфира.

Monta звёзды без номера достиг.

Он искал богов и справедливость мира.

Астролог прочитал судьбы печальный флирт.

В его славе Хеопс неизменный спит,

три тысячи лет под зданием пирамид.


Ночной кошмар
Effet de nuit


Грустно в путешествии ночь проводить одному,

да ещё в странном отеле.

В старую комнату меня заманили, в самую тьму,

минуя все галереи.

Я прилёг на кровать большого размера,

в окружении геральдики и стеллажей.

Пёстрый занавес сложился мгновенно,

появился вид готических витражей.

Я молча лежал, как заворожённый,

наслаждаясь светом лунного дождя.

Вдруг послышался ропот смущённый

через щель в стене, что была от гвоздя.

Потом борьба, глухие удары

услышал я в отдалённом сарае.

Я мог бы об этом, конечно, сообщить,

или альтернативно просто забыть.

Дальше чудилась поездка, тряска, рывок,

как в баке железном металла кусок.

Одурманенный от курения отчасти,

я еле дышал всё чаще и чаще.

Весь вечер шёл в ту бесконечность,

где вопли и свист заполнили вечность

пронзительным криком из глубины души,

убегал от нашествия злой пустоты.

Потом я слышал топот конвоя,

он на полных парах по равнине промчался,

оставив за собой лишь мёртвое поле,

как после аварии дыхание красным.

Потрясло похождение монстра в камине

и по черепице узких окон где-то,

сопел пушистый кот на клавесине,

и содрогались предков портреты.

На гобелене вздрогнул Актеон,

Диана губы закусила в тон.

Кусок штукатурки отвалился от стены,

остановились вдруг старинные часы.

Всё! Наступила тишина на сводах потолка.

Своё крыло сложил я аккуратно,

а ночью, покинув глубокий сон наверняка,

вернул себя торжественно обратно.

Не мог я долго после этого уснуть,

всё думал, как космос живёт без человека.

Эта безумная гонка и долгий путь

остались изображением прошлого века.


Последнее прощание
Le Dernier Adieu


Когда умирает близкий друг,

мы чувствуем его исчезновение

и не плачем, пока царит испуг,

смерть есть жуткое смущение.

Ни мрачная чёрная ткань,

что-то другое не умрёт,

не отчаивайтесь, вуаль

прикроет и душу, и рот.

Невероятно, пройдя траурную тропу,

мы видим только дно могилы и

не понимаем, что происходит в гробу

под звон падающей на него земли.

Потом мы ожидаем воскресе,

в семье за столом признание,

на более отдалённом месте.

Вот такое предстоит прощание.


Тело и душа
Corps et Ames


Счастливые губы плоти

твоим поцелуям отвечают,

полным вздохом груди,

и душу они не смущают.

Счастливых сердец полёт

можно слышать в биении пульса.

Нежность рук и любви оплот

обнимают тела и чувства.

Пальцы тоже прикасаются к счастью.

Глаза только видят счастливое тело,

у них свой мир, когда спать ложатся,

и нет ничего, когда всё омертвело.

Жаль наши души лишь в том,

что, друг друга они не касаясь,

пылают, как за толстым стеклом,

вечным пламенем, не угасая.

В тюрьмах их непрозрачных

кажется, что эти огоньки

чувствуют себя прекрасно,

и от жизни они далеки.

Говорят, что они бессмертная стая,

лучше бы они жили один час, но с болью

объединились в единое пламя

и тушили бы себя утомлённой любовью.


До сих пор
De loin


Они мечтали о новом и чистом счастье каждый,

влюблённые пары используют мгновение однажды,

а у пострадавших поцелуи без улыбки и плача,

их нежность в гробнице хранит неудачу.

Удовлетворённый взгляд устаёт от прекрасного,

любая клятва заставляет подчиниться несчастного,

как только весна, одни любовью клянутся,

другие уходят, пытаясь отвернуться.

Я принимаю от жизни мучения,

моя верная дань — молчание,

усталость в моём сердце не вечная,

моё уважение, как завеса на твою красоту,

я люблю без желания, как мы любим звезду,

с чувством, что она бесконечная.


Последнее одиночество
Derniere Solitude


В этом огромном маскараде людского потока

никто не передвигается так, как хотят этого сами.

Все желают раскрыть засекреченные слова пророка.

Лица — не что иное, как маски с научными чертами.

Однажды тело поведёт себя, как неверный служитель,

не поддерживай его, если оно от души удалилось,

внезапно попадая в зловещий покой и обитель,

не участвуй, не наблюдай за всем, что случилось.

Затем тёмный рой скрытых мотивов ненароком

может подавить силу воли ваших забот,

взлетит и будет парить над лбом чёрным облаком,

где скрыта истина и мотивы ваших хлопот.

Сердечный приступ искажает морщины лица,

не следует путать с линиями на наших улыбках,

глаза не могут удерживать взгляд без конца,

то, что не было сказано, написано на губах.

Пришло время признаний. Невинный труп

бездыханно теряет разумный облик,

и человек, не похожий на самого себя, вдруг

становится неузнаваемым для близких.

Весёлый смех наводит на грусть и расслабляет,

иногда самые серьёзные — смешные на глазах.

Смерть всегда неожиданно каждого настигает,

а откровенность мёртвых порождает страх.


По-детски о взрослом
Enfantillage


Мадам, когда-то девочкой вы были,

каких-нибудь в двенадцать лет,

но вы придворных своих подзабыли,

а может быть, и нет!

Тогда-то и видел я вас в игре

среди других,

мои пальцы прижимались к тебе

для целей благих.

Как будто в самый первый раз

над стеблем розы,

порхала ты как бабочка подчас

нервозно,

от листа к листу без угрозы,

прикасаясь нечаянно

к мёду розы,

как правило.

Мы, как первые страдальцы,

сердце утешали,

целовали свои пальцы

губами.

Я почувствовал в себе внезапно

удовольствие и боль,

лёгкость смеси дискомфорта —

любовь.

Любовь в двенадцать? Да, мадам,

моя вина.

Не надо волноваться вам,

Вы — женщина.

У вас конфуз, вы смущены,

я этим занят очень.

Из-под платья были куклы видны,

а в руке платочек.

Будучи поэтом, я влюбился в тебя,

а маленькие ноги твои,

слишком рано соблазнили меня,

затронув мозги.

Мы как-то провели забавно вечер,

шутя и не понимая,

что мы будто бы жених и невеста,

об этом мечтая.

Мы говорили об украшениях на свадебный обряд

и, присягая на верность,

были очень разными, на первый взгляд,

рано и скороспело.

Был ужин, затем мы танцевали.

Вы притворились,

будто бы не знали,

что я женат, и мы смирились.

Вы принимали эту шутку,

до тех пор не понимая,

пока я не посмел сказать вам в трубку.

Моя дорогая.

У меня есть только ты — моя мечта.

Я в щёчку целовал тебя иногда.

С того вечера закончилась наша игра.

Навсегда.


В океане
A l’Ocean


Океан, что ты значишь в мировой бесконечности?

Ты приковал наш взор отсутствием своих вершин,

но границы беспокойства нашей души и вечности

невозможно исследовать даже самим Всевышним.

Волна для нас остаётся зыбкой вечностью,

мы, как игрушки искусства и произведений,

умираем на фоне мёртвой бесконечности.

У вечности не может быть ни дней, ни времени.

Мы огромная армия, где кипит героизм,

штурмуем каменную стену нашей жизни.

Она, как скала, неприступная по вертикали,

а мы перед ней, как гигантские карлики.

Я восхищаюсь Тобой, небо, прими мои молитвы.

Он ответил: «Нет величия сильнее, чем все мы!»


Мольба
Priere


Тебе не понять, как больно

быть одному, но мне суждено.

Ты просто пройди невольно

у дома моего.

В моей печальной душе

рождается чистый взгляд.

Загляни в окошко ко мне,

случайно иль наугад.

Знай, что ты бальзам от Бога,

для сердца и глубины нутра.

Тебе сидеть бы у моего порога,

как моя сестра.

Ты знай, что я люблю тебя,

и сердце твоё во мне, как остов.

Можешь войти душой в меня.

Всё очень просто.


Потерянное время
Le Temps perdu


Устаёшь от скуки и безделий.

Когда заботы заполняют день,

стерильное дыхание в изобилии

пробуждает патологическую лень.

Завтра пойду, чтобы увидеть этот дом,

наверно, завтра с книгой буду я у вас.

Душа моя, я завтра навещу тебя мельком.

Завтра во мне проснутся силы, но не сейчас.

Сегодня нет забот? Визиты гостей, встречая

их на пути домашних поручений,

как рой бесконечных чашечек чая,

и нет для сердца важнее мысли и значений.

Мы не доводим жизнь свою до боли,

долг истинный в тени ждёт проявления воли.


Чаша
La Coupe


В кабаре лишь в крепкие бокалы

вино голубое льётся сполна,

в тонких чашах реже обилие вина,

достойного чистого кристалла.

Золотая чаша с вершины пьедестала,

глубокая, просторная и всегда пустая.

Для неё нужен определённый винтаж,

она ценит работу мастера, свой кураж.

Чем массивнее материал и форма,

она принимает редкие ликёры,

тем лучше способность чаши познать.

Мы ценим то, что гордо можем обожать,

и те, кто о высшей чистоте мечтает,

земной любовью сердце чаши наполняет.


Потомкам
Les Fils


Вы, потомки своих предков точь-в-точь,

несёте бремя их памяти, славы и заботы,

не чувствуя своё имя, как тёмная ночь,

свой рассвет в начале точки позолоты.

Извините, но и ваши предки так же поступали,

хотя ослеплённый мир не верит в это,

потому что ваши заслуги меркнут в их славе.

Спутник ослеплён их ярким светом.

Дети наши, вы будете в тени тех, кто умирает,

может быть, и оторвётесь от векового забвения

захороненных имён, которых ещё набирают.

Ваш род блеснёт звездой на стыке поколения.

Вдруг ваше имя навеки сможете прославить,

вы будете сиять, если сможете себя заставить.


Поэтам будущего
Aux Poetrs futurs


Поэт больше знает глаголов, их суть,

он красиво рассказывает и лучше,

озаряя дальше наш жизненный путь,

о целях в настоящем и грядущем.

Его стихи декларируют грандиозные мысли

и живут ещё долгое время после нас веками.

Нас уже нет, только скука и холод зависли

над нашей могилой с безмолвными губами.

Помните, мы пели о цветах, о любви, от души,

в век, полный теней от шума войны и оружия,

тревожные сердца шум смертельно глушил,

в наших песнях была тревога от равнодушия.

Поэт это слышал и творил счастье из грёз,

в его сознании стихи рождались без слёз.


Природа и любовь
L’Art et l’Amour


Странствующий по велению Бога бурный ветер

треплет и разворачивает самые красивые лилии,

задерживаясь на лужайке, где садовый партер,

он не останавливает свой вихрь, даже в бессилии.

«Задержись, дай волю беспокойной страсти, —

шепчет цветок, — ты в груди в моей верности.

Я мал, не верь моей безмолвной гордости,

летний зной горит в моей холодной бледности.

Твои вихри изнуряют и истощают меня,

сердце моё разрывается от вздохов в груди.

Мы все, у кого нет корней, верим в тебя.

Зачем ты обнимаешь меня, если хочешь уйти?»

Он ответил: «Увы, я страдаю от своей боли,

моя тревога и каприз имеют одну природу.

Видишь это облако, достаточно моей воли

и этот движущийся хаос делает погоду».

«Уходи, а после дождя и грома

возвращайся, я люблю тебя за чудеса

и буду ждать тебя на земле у дома,

когда ты вернёшься, покинув небеса».

«Я останусь там, под моим кнутом на небе», —

сказал ветер без надежды вернуться домой.

Цветок покачиваясь изогнулся на стебле

и восстановил свой прежний покой.

Ветер всегда на работе, а лилия живёт мечтой,

и эти встречи между ними нужны едва ли.

Прохладный вечер успокоил бурю с грозой,

когда уже цветок и ветер не существовали.


Радости без причин
Joies sans causes


Мы много знаем о причинах Его приговора,

есть желание общаться с Ним путём разговора.

Я иногда просыпаюсь с безмятежным сознанием,

под чужим и непонятным для меня влиянием.

Розовое небо вторгается в мой дом и мою судьбу,

я начинаю обожать вселенную, но не знаю почему,

это излучение длится не один час, и я

чувствую полную темноту внутри себя.

Происходят вспышки мгновенной радости,

и мы открываем мельком новые прелести,

в ночной бездне новые районы и звёзды без имён.

Кто-то там прячется, оставляя на сердце тёмный фон.

Вот и апрель, чья лазурь возвращается,

и весна из пепла дней возрождается,

как смертельный огонь, лишенный ясности выживания.

Это будущей любви — счастливое предзнаменование.

Быть может, это таинственное и быстрое пробуждение,

не имеющее ничего общего с памятью или убеждением.

Это потерянное счастье, которое заблудилось,

и приближаясь близко к сердцу, оно светилось.


Ущерб любви
Declin d’amour


Уже заморозки осенней поры,

по краям озера ветра порывы,

качаясь над рябью холодной воды,

шелестят печально ветви ивы.

Ива: «Устала я, и листва моя опала,

превращаясь быстро в кусочки льда.

Верная сестра моей могилкой стала

и так до весны, пока не растает вода».

Жёлтый лист скользит по воде с испугом.

Она говорит: «О мой бледный любовник,

да не падайте так быстро друг за другом,

ведь каждый из вас уже точно покойник».

«Этот поцелуй принёс мне такую боль,

уверяю вас, больше, чем тяжёлое весло.

Волнение от него, словно в ране соль,

все глубже проникает, как назло».

«Это начало, затем всё по кругу, на месте,

с трепетом всё множится и возрастает.

Нет границ, все чувствуют себя вместе,

как будто стоя на ногах они рыдают».

«Пусть продолжается этот долгий трепет!

Зачем мучить меня понемногу до покаяния?

Любовник сразу должен отдать весь свой лепет,

и тогда прощальный поцелуй. До свидания!»


Встреча
Le Rendez-vous


Астроном упрямо бдит со своей башни в небеса.

Смеркается, на небе умер шум последний человечности,

и по всему фронту появляются золотые острова,

смотрите, там на горизонте белизна бесконечности.

Миры разлетаются, как семена зимой,

густые туманности блеском отражают свет,

взгляд следит за взъерошенной звездой.

Он подвёл итог: «Вернусь через тысячу лет».

Один шаг, или момент, звезда-то вернётся,

науку не обмануть, она вечность пространства,

только вот человек до неё доберется?

Звезда как стражник всего постоянства,

и если она вдруг не дождётся,

тогда за башней будет следить только истина.


Поэтический бред
Louis Bertrand


Да, я поэт, но могу и ошибаться иногда.

Многие писали лиру, я взял их закон для себя.

Моя душа праведна, стремительна и нежна.

Кто знает это лучше меня?

Каждая строчка мне даётся с великим трудом,

и с ритмом сердца она не совпадает.

Я хочу разобраться с неукротимым словцом

и всегда его побеждаю.

Скульптура, она ещё глина, в ней нет красоты.

Откажитесь, если желаемый контур не впечатляет,

потому что он не находит понятные черты.

Он просто вас не вдохновляет!

Мой порыв не поймут мужчины,

он выстрадан в дрожащей борьбе.

Бог без переводчика видит, кто мы.

В утробе суди о работе в себе!

Свой внутренний голос слышу только я.

Люди не видят радость или боль моих перемен.

Они понимают любовь как выражение

моих огорчений и бесконечных проблем.

Счастлив тот, кто сердцем видит творение

и поток глаголов нескончаемый предел,

которые зарождают вдохновение

и создают безусловно шедевр.

Увы! Это не всегда тревожит мою душу.

Она собирает впечатления, чтоб их не забыть,

и, насытившись, изливает всё наружу,

дабы своё сокровище раскрыть.

Бронза без статуи — иллюзия без пользы,

у меня есть слиток, можно чеканить.

Я имею золото, которое делает славу,

но оно не может меня забавить.

Купаться в славе и плыть на гребне волны!

В основном, без имени тонут в общем потоке.

Туманы прошлых устремлений безмолвны,

исчезая в грядущем горизонте.

Видите, плывут мои работы в человеческом море,

от одного конца в другой и после моей смерти.

Меня вознесла волна, и я виден на просторе.

Один, как победитель, поверьте!

Эта амбициозная мечта заполнила пустоту души,

и если бы кислород не исходил из моей крови,

не возрождались бы в других сердцах мои стихи.

Пусть они бьются ради любви.


Борьба
La Lutte


Трогательный поэт, тебе не узнать эти муки,

как мечтать и полюбить во сне.

Ты под гипнозом заклинаний своей подруги,

постоянно находишься в борьбе.

Взываешь о помощи, когда опускаешь руки?

Посмотри, вокруг море, и мы тут вместе сидим,

рискуя под парусом плыть, не имея страховки.

Мы не знаем, откуда ты пришёл и твой псевдоним.

Брат, не ищи в океане людей и поддержки.

Не бойся, здесь нет на кого опереться, ты один.

Не возмущайся этим непониманием,

каждый за себя, за своих кормильцев строго

и реагирует лишь на свои страдания.

Общее благо для всех — воля Господа Бога!

Либо борись, либо жди смерти признания.

Земля скупая, а человек гол как сокол.

Продолжается огненный бой их аппетитов.

Золото — не сладкое материнское молоко!

Им владеют самые сильные индивиды,

у которых острые когти и они видят далеко.

Эти люди контролируют рыночный мир.

Мы не видим их и не слышим их голос,

экстаз, азарт для их души эликсир,

они вдыхают нас, а выдыхают гордость,

с ароматом, который беспокоит эфир.

Есть время, вставай, брат, пойдём,

сделаем свой хлам, пусть продаётся.

Кто громче крикнет, тот обречён,

фортуну не умоляют, она нагло смеётся,

а кто пожалуется, будет морем сражён.

Жизнь не стоит этого теста, сохрани человечность

и не вини себя, женись на своей судьбе.

Надень новую тунику и, как Офелия, уйди в вечность.

Укрась свой лоб, улыбнись и плыви по реке,

позабыв о смерти, к Господу Богу, в бесконечность.


Цветок Силен
Silene


Когда в полдень спустишься на равнину,

видно золотые стрелы на склоне холма,

идите в лес и наслаждайтесь свежестью сна.

Пока старый Силен доживает свою годину.

Однако хозяйский осёл спешит в долину,

наступая копытом на мохнатые почки,

медленно идёт, подавляя источник,

туда, где эхо не беспокоит его гордыню.

Оба мечтают о прохладе и свежести,

они в тени на лужайке улеглись для сна,

только видно лысину и длинные уши осла,

покачивающиеся на тёплом воздухе.

Из глубины леса под пьяный зов

нимфы манят их в лесной кров,

чтоб восстановить примятый покров,

развязывая узлы непобеждённых цветов.

Под смех и танцы, весёлые звуки

ноги вытаптывают волосатые цветки,

но они поднимаются, протягивая руки,

их шелест походит на журчание воды.

Силен среди всяких очаровательных поз,

беззаботных и ослепительных цветов,

кажется золотым парашютом на фоне роз,

он оживляет своим духом даже мертвецов.


Венера
Les Venus


Я в Лувре был средь дня,

когда вчера туда зашёл,

Венера встретила меня,

я стройностью её был изумлён.

Заключённое в мрамор божество

подаёт изумительный взгляд,

в королевском дворце без всего

демонстрирует женский наряд.

Я был восхищён

её красотой

и опьянён

своей мечтой.

Я удивился реальной белизне,

и что прекрасное забыто,

на ней юбка оборвана совсем

и то место платком прикрыто.

Волосы с её головы

беспорядочно завивались кругом,

словно гребни морской волны,

отражались на глади морской.

Кончик пальца её почернел

от уколов иглы или жала,

взгляд её постепенно слабел,

ведь девушка ещё не рожала.

Увы, нет у нас ни огня, ни крова,

чтоб умолять на уличных углах.

Она сделана рукой от Бога,

для статуй есть дворцы в шелках.

Их красоте не будет храма,

они торговали телом без сознания.

Скульптура с мёртвыми глазами

достойна только созерцания.

Скупо спорить о хлебе насущном,

она создана под небесами.

Лувр создан для каменных женщин,

а живые женщины умирают сами.


Одинокий
Seul


Счастье следует за ним, смеётся,

без свидетелей несёт свои потоки.

Любовником, кто любит, остаётся,

не говори с толпой, только с одиноким.

Я слышу известный короткий шаг

и чувствую розовый поцелуй момента,

еле заметный вздох в моих ушах

и шёпот стихов совсем без акцента.

Какая песня чудная, воздушная,

её можно напевать снова и снова,

в ней любовь неповторимая.

Пусть счастье не имеет слова,

но тот, кого не любят

и кто не может никого поцеловать,

обнимает мёртвую лютню.

Кто потревожит жизнь его опять?

Он в славе не находит забвение,

сердце его разрушено судьбою,

от глубокого уединения

и стремления к бесконечному покою.


Они рядом
Les voici


Я счастливый жених, жду её и прячусь,

слежу за ней и бормочу себе под нос.

Это единственная забава, что несёт удачу.

— Ты меня не любишь. Вот в чём вопрос.

Вот мы идём обнявшись, я шепчу, что люблю,

мы собираем мятую сирень.

Ты помнишь, когда моя рука держала твою?

— Ты меня не любишь. Я для тебя тень.

Она краснела от счастья, меня бросало в дрожь,

сладкий сон успокоил нас внезапно.

Ты не помнишь, когда сомкнулась наша плоть.

— Ты меня не любишь. Мне всё понятно.

Я обнял её и произнёс: «Люблю тебя»!

Поднял на руки и уже не отпускал обратно.

Ты забыла дни, когда я говорил, что ты моя!

— Ты меня не любишь и от меня отвернулась.

О! Как я обожаю голубизну твоих глаз!

Она увидела меня в тени и улыбнулась.

Даже если не любишь меня, оглянись ещё раз.



Если бы я был Богом


Если бы я был Богом, смерть не приносила бы жертв.

Я бы отменил прощания, и мужчинам стало лучше всех.

Мы бы плакали от радости, у нас отсутствовал бы грех.

Если бы я был Богом!

Если бы я был Богом, созревали бы без кожуры плоды.

Работа бы превратилась в игру без суеты,

и мы бы действовали в пределах наших сил и доброты.

Если бы я был Богом!

Если бы я был Богом, то только для вас, кого я любил.

Я бы в небе синеву оставил и от облаков освободил,

но я бы сохранил тебя, мой ангел, таким же, как ты и был.

Если бы я был Богом!


Кто расскажет?
Qui peut dire


Кто расскажет, что глаза рассвет не помнят?

Кто расскажет, где первая любовь сейчас?

Старик радуется, что сердце стонет,

если он ещё дышит и не смыкает глаз.

На дне глаз не увидишь отпечатков

и первые черты, из-за которых были слёзы,

в сердце не оставляют опечаток,

а тепло первого объятия зажигает звёзды.

Когда солнце сменяет ночь на день,

всегда там за бесконечным простором

кто-то фиксирует звезду, а затем

смотрит на нас молчаливым взором.

Это чувствует моя душа, когда звуки звёзд

оставляют меня грустным и одиноким,

оно вечно присутствует в глубине моих грёз,

от моей первой любви — эти строки.


Давным-давно
Il y longtemps


Мы были одни, я держал её тёплую руку,

сердца в двадцать лет находят друг друга.

Я был околдован голубизной её глаз,

забыла блондинка короткий тот час?

Увы! Мы помним шорох своего дыхания

и нежный поцелуй любви признания,

похожи были мы на маргаритку в увядании,

от эфемерного обета и свидания.

Воспоминания в моей душе ютятся,

но не о всех могу я размышлять,

лишь сладкие черты о ней хранятся,

что заставляют порой меня рыдать

и памятью прощания наслаждаться

с девственностью, что больше не обнять.


Лучший момент любви
Le meilleur moment des amours


Лучший момент любви —

не слова признания,

а когда сердце в тиши

замирает в молчании.

Он наступает, когда разум

соединяет чувства сердец,

возбужденные экстазом,

хранящие таинства венец.

Он в восторге от нежности,

тёплой, дрожащей руки

и порывов внезапной ревности,

от непрочтённой нами строки.

Красота в молчаливых устах,

говорить очень много нескромно,

если сердце переживает, то на губах

оно шепчет, как розы в бутонах.

Единственное, в аромате волос

кроется долгожданный ответ,

во время нежности удалось

раскрыть признания секрет.


Это не для меня
Je ne dois plus


Я никогда не увижу её взгляда,

но часто посещаю мать её родную,

она есть моя последняя отрада

быть там, где я её любил такую.

Я ощущаю в воздухе её дыхание,

как будто голос здесь её витает,

мне кажется, о ней напоминания

в моей душе и сердце замирают.

Когда-то тут я на неё смотрел,

теперь свой грустный взор бросаю,

поскольку дом её осиротел,

я только взглядом пустоту ласкаю.

Зеркало, книга, игла,

картина около её постели,

меня уводят в прошлые года,

когда её слова и звонкий смех звенели.

Когда сижу я с матерью одной,

мне кажется, что её я обнимаю,

мать так похожа не неё порой,

что я слёзы украдкой утираю.

Возможно, вы считаете, она мертва?

Нет. Когда оплакивали её в тот час,

я гроб не видел вблизи, ни издалека,

она незаметно покинула всех нас.

Я не могу его увидеть снова,

но я часто к его матери ходила.

Мне приятно у него быть дома

и там дышать, где я его любила.

Я чувствую, что он со мной

и голос его в воздухе дрожит.

Мне кажется, что он говорит,

но не со мной, а с другой.

Волновала меня его черта.

Он взглядом своим не баловал,

его комната давно уже пуста,

я помню, как меня он целовал.

Зеркало, книга, игла

и рядом с кроватью шрифт,

во сне вспоминаю тебя

в нашей комнате для молодых.

Когда я вижу эти места,

мне кажется, что мы ещё рядом.

Мама похожа на него иногда,

слёзы из глаз текут градом.

Вы думаете, что он замер навсегда?

Я оплакивала его в тот день,

но гроб я не заметила издалека,

и простыня не накрывала дверь.


Скорбь
Mal Ensevelie


Ушла возлюбленная в мир разлуки,

с ней попрощались в сей же час,

скрестив безжизненные руки.

Она навсегда ушла от нас.

Я увидел её холодный взгляд

и мёртвую улыбку на прощание,

как анимированная тень её обряд,

был хуже всех моих воспоминаний.

За жизнь её мы так скорбели,

что я в бесконечных прощаниях угас.

Её в гробу захоронили,

так и не сомкнув ей веки глаз.


Гарем
Un serail


Имею я гарем, как принц Востока,

в нём все доступны для большой любви.

Я каждой дарю фантазию восторга,

но лишь последней все силы отдаю свои.

И так попеременно с каждой строго.

Мои дамы — не те лукавые рабыни,

что на Востоке нежатся истомно,

и не продажные с улицы богини,

а девичий гарем без ласк влюблённых,

внутри меня живущий в сердцевине.

Не любят аромат в моём гареме,

в нём не звучат лирические темы,

песни приводят воздух в сотрясение.

Сжигаю юность я свою без сожаления

ради любимых женских увлечений.

Охрана чёрная, подозревая, бдит,

но выполняет все мои желания,

а ревность моя жестокая не спит

и, словно ветром, по душе разносит

те имена, что мой разум произносит.


Сходство
Ressemblance


Ты хочешь знать меня,

как возникает моя нежность

и почему я полюбил тебя?

Ты так похожа на мою юность,

такие же чёрные глаза,

в них и надежда, и угрюмость,

и в них всегда живёт мечта.

Ты так похожа на мою юность.

Твоя голова есть чистый мрамор,

где белизна сияет лазурью.

Ты создана для греческих Атлантов.

Ты так похожа на мою юность.

Я подаю вам руку, и с каждым днём

любовь влечёт меня в бездумность,

но ты всё равно идёшь своим путём.

Ты так похожа на мою юность.


Смерть ребёнка
La malade


Это было ночью глубокой,

в самую длинную ночь декабря,

свеча угасала одиноко,

оставляя на стенах оттенки огня.

Занавеска белела в углу,

за ней не слышно дыхания,

свет дрожа беспокоил мглу,

оставляя блики мерцания.

И никто не мог это знать,

что ребёнок умирал в агонии,

утомлённая его мать

уснула, зажав уши ладонями.

Дверь приоткрыв осторожно,

братья зашли узнать, как сестра

и чем ей помочь возможно,

но она уже оказалась мертва.

Они подумали, что она уснула,

глаза закрыв и сжав уста,

показалось, что она вздохнула,

но охладела при касании рука.

Великая тишина в кроватке,

не дрогнет на ней одеяло

и не шевелятся складки,

одинокая вечность настала.

«Неподвижно сонная мама сидит,

спокойно уснула, что будет?

Что делать? Лучше оставим мы их.

Пусть Боженька сам их разбудит!»

Они в кроватки вернулись кротко,

оглянуться спеша боялись,

вдруг им стало страшно и горько,

и они от тоски разрыдались.


Идеальная мечта
Lideal


Полная луна на звёздном небе,

словно душа мировая, светит,

освещает землю очень бледно,

а я свою звезду мечтаю встретить.

Её, наверно, я не внемлю,

но чей-то свет доходит к нам,

для нас спускается на землю

пленить глаза к своим мечтам.

И вдруг однажды на лоне небосвода

она взойдёт красиво средь светил.

Пусть кто-нибудь из человеческого рода

расскажет ей, что я её любил.


Взгляд
Les yeux


Глаз много карих, голубых

рассвет встречали взглядом.

Они уже давно во мгле могил,

а солнце повторяется закатом.

Ночи слаще, чем все дни,

много глаз восхищаются тьмой,

звёзды блестят, как огни,

отражаясь в них тенью ночной.

Но как жалко угасшие взгляды!

Так не должно быть, они взирают,

их поглотили далекие звёзды,

они где-то рядом и там созерцают.

Будто мерцающих звёзд каскад,

они заполнили небесную тьму.

У каждого взгляда есть свой закат,

и после смерти они на виду.

Глаз много карих, голубых,

они закрылись для светлого рассвета,

но с другой стороны из могил

их взглядам вечно будет много света.


Внутренний голос
Intus


Два голоса почти одновременно

из глубины души с тревогой

богохульствовали надменно,

воспевая любовь в Бога!

Христиане, атеисты или иные,

мы знаем их непримиримую борьбу,

мои мучения становятся такими,

как жить меж двух идей в бреду.

Мозг спокойно сердцу говорит:

«Нет великого Отца, сказать осмелюсь,

зло побеждает всюду и творит».

А сердце отвечает: «Я верю и надеюсь!

Мой брат, поверь немного,

любовь в надежду заложи,

бессмертна я и осязаю Бога».

А разум отвечает: «Докажи!»


Сон
Un Songe


Я умер и зашёл в фамильную гробницу,

где предки все покоятся мои.

Промолвил кто-то: «Ночь скверна, не спится,

опять на улице зажглись огни».

Новый сигнал от наших поколений

встряхнул обитель? «Нет, это сын мой,

я вам рассказывал о дне его рождения», —

промолвил старец молодой.

«Я не помню, он был в колыбели,

теперь он молодой или седой,

его волосы, быть может, побелели,

ведь я тогда был молодой».

«Нет, отец, за жизнь в борьбе

споткнулся я и не смог подняться,

душа неудовлетворена вполне,

я так и не пожил, пришлось прибраться».

«Я ждал, что мать придёт ко мне с тобой,

я слышу стон её, протяжный звук,

от слез её промок наш камень гробовой,

и влага прикоснулась моих губ».

«Мы были вместе много лет,

и после любви без обиды

исчезли милости в пучине бед,

но я её узнаю в любом виде».

«Дочь должна помнить обо мне,

а может быть, и забыла.

Расскажи мне о её семье,

о внуках, что она уже родила».

«Отец, оставил я сестру и мать,

и книги, которые любил читать,

я одинок, нет у меня семьи,

обижен я на суть любви».

«Крепись, иди на предков посмотри,

поговори с безвестными фронтами,

найди средь них себе постель в тени,

недалеко с последними рядами.

Не плачь, засни в земле сырой,

надейся на покой и упование».

«Отец, я не могу без красоты земной,

и как не думать о солнечном сиянии?»


Здесь на земле
Toujours


Здесь на земле сирени отмирают,

а песни птиц мгновенно умолкают.

Мне снится лето, и я о нём мечтаю,

но тем не менее его я ожидаю.

Здесь на земле, касаясь губ,

не слышно поцелуев звук,

а я так нежности любви желаю

и тем не менее я это ожидаю.

Здесь на земле все люди плачут,

их дружба и любовь зависит от удачи,

а я о соединении душ мечтаю

и тем не менее всё это ожидаю.


Слеза
Roses


Я мечтаю, а бледная роса

жемчужиной скользит бесшумно

и падает с ночного лепестка

мне на руки с прохладой лунной.

Откуда взялись дрожащие капли?

Это не дождь, вокруг ясное небо,

дело в том, что они ещё раньше

уже были в воздухе повсеместно.

Откуда у нас появляются слёзы?

Ещё тревоги нет на небесах,

она пока в душе рождает грозы,

а уж потом появляется в глазах.

Нежность в наших душах обитает,

там вся боль намеренно дрожит,

и только счастье нам слезу ласкает,

кто плачет, тот слезами дорожит.


Разбитая ваза
Le vase brise


Ты вазу случайно когда-то задела,

в ней вербена жила своим телом,

а трещина едва заметная на ней

с тех пор осталась, уже много дней.

Неосторожность твоя давно забыта,

а вазы сущность полностью разбита.

Ушла из вазы по капельке вода,

внезапно подкралась к цветку беда.

Из вазы просочилась вся вода,

и сок цветочный закончился тогда,

но никто ещё о том не знает,

не трогайте цветок, пусть он страдает.

Часто руки людей, любимых нами,

ранят сердце, прикасаясь к вещам,

а остаётся на сердце лишь шрам,

так и гибнет цветок — любви бальзам.

Стоит он на виду, неповреждённый,

сухой и чувствует себя влюблённым,

но раной истекает тонкой и глубокой.

Не трогайте его, он — одинокий!


Читателю
Au lecteur


Когда дарю я стих тебе,

он покидает сердце и мою душу,

но остаётся истина во мне,

её не прочитать и не услышать.

Будто вокруг одержимых цветов

бабочки порхают на белых аллеях,

лучшее в себе замкнётся без слов,

стихи, дрожа, от красоты онемеют.

Прикоснёшься если к ним неосторожно,

они вспорхнут и улетят, как мотыльки,

оставив только макияж тревожный

на хрупких стеблях, опустивших лепестки.

Я не знаю, как их удержать,

отдавая поэтическую нежность,

не убивать же их, а размножать,

сохраняя в своём сердце верность.

Так душа наполняется стихами,

червь эгоизма недоступен вам,

не все идеи вылетают мотыльками,

а руки краску придают стихам.


В цепях
Les Chaines


Моё несчастье, что я всех люблю и обожаю.

Я — раб цепей бессчётных отношений,

переходящих от души к вещам, что я желаю,

и обратно в невидимый мой мир забвений.

И все меня влечёт и всем я восторгаюсь,

мерцания истины и чьи-то паруса,

я сердце с солнцем лучом соединяю,

а цепи звёзд — моя душа на небесах.

Меня каденции приковывают к песне,

а бархат роз пленяет красота,

я сосредоточен на твоей улыбке вечной,

цепь поцелуев мои заполнили уста.

Судьба моя вся состоит из хрупких звеньев.

Я — пленник множества цепей заворожённых,

при их малейшем шоке, вызывающих волнение,

я чувствую себя немного разлучённым.


Ласточка
A Lhirondelle


Ты можешь лететь далеко,

в небесах не карабкаясь на вершины,

и над долиной порхать высоко,

спускаясь и не падая в траву равнины.

Ты не можешь наклониться над ручьём,

где мы, только опираясь на колени,

воду пили перед самым дождём,

зато облака недоступны нам в небе.

Ты улетаешь, когда розы завянут,

а вернёшься к весеннему гнезду,

свою верность всегда сохраняя

в независимости к дому своему.

Как и ты, моя душа взлетает

и снова опускается к земле.

На крыльях мечта нас покидает

и кружит над меандрами везде.

Если у неё есть такие перелёты,

ей необходимо гнездо, чтобы жить.

У неё есть только две заботы:

свободно лететь и бесспорно любить.


Поклонение
Pelerinages


Прочно в памяти засело

из прошлых дней, что я любил,

погребение мечты и тела,

что на сердце я носил.

Мы становимся старее,

хотим, чтоб было нам семнадцать.

Остаться молодым сложнее,

когда с детством приходится расстаться.

Я осторожно закрываю веки

измученного болезнью мертвеца,

его зрачки холодные, как камни,

застывший взгляд в его глазах.

Меня влечёт в них благодать,

но угнетают годы в прошлом.

Свою нежность уже не отдать,

им не узнать меня больше.

Я изменил и душу, и лицо,

они боятся усмешек при прощании.

Что сделал возраст со мной ещё?

В начале сна идут воспоминания.

Я не приемлю жалость и читаю стих.

Боюсь, что прикасаюсь к ним напрасно,

мой поцелуй не воскрешает их.

Они при жизни были слишком несчастны.


Вальс
La Valse


В потоках шёлка свет отражается.

Бледные, тихие силуэты пар

поворачиваются, тела наклоняются

к сияющему блеску зеркал.

Закрытых глаз кружение продолжается.

Движение вальса скрывает мотив

и вялое признание в любви.

Душа на крыльях мягко скользит,

стучит вечный пульс в крови

и постоянный возврат, четыре, три.

Молодость чувствует юношу всегда,

а девственница мечтает о любви.

Их губы постоянно повторяют раз и два,

и сладкие обещания, раз, два, три.

Но поцелуй не происходит никогда.

Устал оркестр, нет вальса, кончен бал,

затухли факелы, исчезла суета,

не беспокоят отражения и плач зеркал,

осталась в тишине лишь тьма

и память от ушедших пар.

Я думаю о скалах, что видел воочию,

там мчится зыбь и днём, и ночью,

и возвращается на мыс Бретань всё в том же виде,

как тот же вальс и тот же звук, как три, четыре.


На большой аллее
La Grande Allee


Это большая липовая аллея с двумя рядами,

дети даже днём не осмеливаются гулять там одни.

Густая листва обеспечивает широкую тень местами,

летом здесь прохладно так же, как и в зимние дни.

Мы знаем, как на свежем воздухе спать,

ни один траур не сможет тень сгущать.

Липы старые, а их свисающая листва

снаружи аккуратно подстрижена,

соответственно серыми формами.

Кора свисает со стволов лохмотьями,

кажется, будто руки тянутся друг к другу

и огромные канделябры глядят с испугу.

А сверху листья мечтают оказаться в ночи,

так как весь день их нагревают солнца лучи.

На твёрдом песке большой аллеи

вряд ли вы услышите дождливым днём

падающие одинокие капели,

когда зелёный купол поливают дождём.

В чаще деревьев внизу зеленеет садик,

изгибается под весом лозы виноградник,

и рептилия в плюще озорная вьётся,

любовь в нашей памяти всегда остаётся,

как далёкое прошлое в наших сердцах,

зарубцевалось в ушибах и в синяках.

Вечерняя тайна каждый раз наступает

и вокруг бесстрастной статуи гуляет.

Дух памяти в этих местах сохраняется,

несмотря на возраст и последнее прощание,

влюблённые встречаются и обнимаются.

Два жгучих огня находят в любви признание.

Если души когда-то друг друга любили,

кого молодым богом называли в апреле,

из-под его беседки розы, цветы

поднимаются к нему, как мертвецы.

Они ползут, не имея губ, их плоть мертва,

объединившись поцелуем в пустые уста.


РЕДЬЯРД КИПЛИНГ (1865-19360
RUDYARD KIPLING
Нобель 1907.


Бремя Белого человека


Неси своё бремя признания,

будь человеком Белым.

Отправь сыновей в изгнание,

узнают, как быть там пленным.

Существуй в одной упряжке

с грозным и диким народом.

Страждущие люди тяжко

живут с бесовским родом.

Бремя Белого несёшь,

наберись и храни терпение.

Скрывай страх и доживёшь

до гордыни своего проявления.

Подумав, скажи народу,

кому приносить доход,

работая на чужую угоду,

только для белых господ.

Бремя Белого человека неси

в жестоких войнах за мир.

Голод своих людей утоли,

болезни отступить попроси.

Вот когда достигнешь цели,

наступит конец невеждам.

За ленью и глупостью следи,

разрушая свои надежды.

Взял ношу белого человека,

пошлые правила королей,

применяй до конца века

их для обычных вещей.

Время истории дождись,

в неё не войти иными путями,

зарабатывай им на жизнь,

отмечая своими смертями!

Взял это бремя на себя,

сразу пожнёшь плоды.

Вину осознаёшь немедля,

ненавидя обряды свои.

Смейся, кричи с коварством,

взывай к свету во всю мочь:

«Зачем вывела из рабства

нас милая египетская ночь?»

Неси же бремя Белых,

не падай ниже черты,

где уже нет свободы,

усталости от нищеты.

Что сделал — не страшит

от поступков и слов,

угрюмый народ отличит

и вас, и ваших богов.

Неси же бремя Белых

и скопишь с юных лет

венок из лёгких лавров,

скупых похвал букет.

Твой авторитет схоронят

от неблагодарной суеты,

вклад в жизнь уже оценят

твои сверстники, как ты!


Дети


Отголоски войны есть на разных концах.

Наши дети погибли, защищая землю,

их образ остался в наших глазах,

воспоминания между жизнью и смертью

остались об их смехе и заветных словах.

Цена потерь невосполнимая для сыновей.

Ни Чужой, ни Жрец не могут принять решения.

Кто вернёт нам наших детей?

Мы спрашиваем об этом у своего поколения.

Когда варвары раскрыли притязания свои

и налетели на незащищённые границы,

внезапный удар приготовили для нас они,

перед ними встали тела детей, их лица.

Они отдали кровь, не желая нас обвинять,

за то, что мы с врагом не договорились.

Они поверили нам и продолжали погибать

за государство, чтоб дети в нём учились.

Их агония была краткой для спасения.

Раненые, измученные войной,

больные не получали освобождения.

Излечившись, возвращаясь домой,

они достигали нашего искупления.

Смерть приближалась к ним порой,

и не было надежды на облегчение.

Плоть, которую мы вскормили,

была предана разложению,

атакована злобой Небес, и были

душераздирающие шутки Decay.

Быть блёклым, или окрашенным,

дымом быть, огнём погашенным.

Быть бессмысленно брошенным

и восвояси возвращённым,

с начала и до наших дней.

Мы запомним это искупление.

Кто вернёт нам наших детей?


Вдовец


Боль досаждает в течение сезона.

Жмёт в душе и мало места,

давай начнём с тобой мы снова.

Я потерял тебя, хочу быть вместе,

но ты отдыхаешь далеко от дома.

Ещё придётся боль терпеть.

Буду чаще вздыхать, чем улыбаться,

мне бы увидеть тебя, успеть,

ведь недолго действует лекарство,

тебя я не стану обманывать впредь.

Мы очень долго были в разлуке,

несколько лет в ожидании муки,

в приближении часа своего конца.

Уже не соединятся наши сердца.

Я слышу твой голос, но не вижу лица.

Я настроился на позднюю любовь.

К кому стремился, ту и люблю.

Она мне руку дала и свою плоть.

Я с тревогой ночной в землю уйду.

Кто имеет на это право? Господь?



Наследие



Отцы наши в свой чудесный век

обеспечили нам своё наследие.

На Земле было немного человек,

и несомненно, что за столетия

мы стали детьми их сердец,

которые стучали очень громко.

Вдохновителем был Бог-отец.

Он передал наследие потомкам.

Веками они возводили фундамент,

чтобы нам было выгодно строить.

Основным материалом был камень,

стены и дамбы удерживали море.

Они гордились этим и знали,

каждый царь был уверен.

Они силу из того черпали,

а веру охраняли латунь и камень.

Юная страсть и мужское стремление

с возрастом мудростью становились.

При ежедневном жертвоприношении

они не считали, чем насладились.

Не только ягнята и купленные голуби,

или с торговца золотая десятина,

их жизнь дороже была родной любви,

до старости не доживали мужчины.

Воздерживали соблазн от всего,

они горбатились, не сгибая шею.

Каторга приносила лишь одно:

суровый труд и забота Психеи.

Они были уверены, что есть Свобода,

благодаря этому мы теперь и дышим.

Гордость, безопасность своего народа

в восхитительной стране мы храним.

Раздражённый ропот они не давали,

был велик заряд и Господом храним.

Их благоговения время не спасали,

они трудились, мы в это время спим.

Милые, ясные, купленные тысячу лет,

титулы отцов бегут быстрей.

Мы приносим их в жертву на парапет,

не обманывая наших сыновей.



Хелена в полном одиночестве



В одной лодке — разнообразие существ,

было темно под Небесами ровно час.

Тьма была для нас чудом из чудес,

дана за особую благодать на этот раз.

Солнце и звёзды скрылись во тьме,

Бог покинул свой престольный покой.

В это время Хелена пришла ко мне,

в полном одиночестве, будто изгой.

Наши судьбы настигла беда,

проклятая ещё до рождения.

Мы были в преддверии Ада.

Дрожала земля от волнения.

Наши руки обрели покой,

не стеснялись мечты упоенной.

Она бежала, не отставая, за мной,

совсем одинокая Хелена.

Когда ужас проходящей речи

преследовал каждое слово,

мы вкушали запретные вещи

и каждый держался за другого.

Даже сильный не находил покой,

разум исчезал мгновенно.

Она стояла рядом со мной,

совсем одинокая Хелена.

Мы чувствовали, как догорает пожар,

его тушить было лень.

Наши желания превратились в кошмар,

вот и пришёл тот день.

Наши души освободились наконец,

всё решила та ночь сполна.

Хелена ушла от меня не под венец

и совсем осталась одна!

Отпусти её, найди себе невесту,

ничего не зная о вратах Ада,

что описаны в библейских текстах,

это и есть знания от Бога!

Больше, чем нужно, она ведала

и ушла от меня Её высочество!

Душа моя рада, что она сделала!

Хелена осталась в одиночестве!



У нас есть всё необходимое



У нас есть всё для судьбы детей.

Мир утопает в распутстве наших дней.

Вставайте! Варвары у ворот! Быть войне!

Сегодня сталь, камни, всё в огне.

У нас остались лишь старые Заповеди:

«Мужайся, руку против силы подними».

Нам вторят: эта тошнотворная земля

без контроля, нет закона, кроме меча.

Ещё раз люди объединяются,

снова вне границ любая нация,

чтоб встретиться, сломать, связать

безумного противника рать.

Постепенно заработанная прибыль веков

принесла довольство, комфорт и восторг.

Старые Заповеди мы заставили уйти:

«Мужайся, руку против силы подними».

Не бывает лёгкой надежды или простой лжи.

Нас к цели ведёт жертва тела, воли, души.

На всех осталась одна задача:

Каждому по жизни и в ней удача!

Что будет, если Свобода падёт?

Если выживет Англия? Кто умрёт?



Очарование



Возьми столько английской земли,

сколько сможешь взять по праву.

Помолись за всех, кто в ней лежит,

не великий и не для славы,

созданный простой народ и всё.

Его жизни и смерти нет отсчёта,

положи эту землю на сердце своё,

и болезнь уйдёт бесповоротно.

Она подсластит и сделает это,

в душе была лихорадка и гной.

Сильно держало внутри где-то,

руки и мозг, перегруженные порой.

Облегчение в смертельной борьбе

даёт бессмертное горе в глазах.

Себя восстановишь, докажешь судьбе,

что благодать живёт на Небесах.

Возьми английские цветы.

Примулы цветущие весенние,

летняя безумная роза, её шипы,

словно настенный цветок осенний.

Чтобы тьму твою озарить,

зимний плющ в пчелином рое,

найди его, и он будет служить

от Сретения до Рождества и более.

Из всего этого найдёшь спасение,

используй правильно этот заряд,

восстановится плохое зрение,

очистится внутренний взгляд.

Сам увидишь, где сокровище

среди твоих знакомых полей.

Скажи, что тебе надо ещё!

Каждый мужик король в душе!



Гиезий



Откуда ты, Гиезий, такой почтенный,

хочешь видеть алых горностаев

в английских золотых владениях?

Следуй за порочным Нееманом,

благодаря ему стал судьей в Израиле.

Молодец, Гиезий! Твоя рука стала такой,

ты подчинил суд и судил эти земли,

не ради денег или выгоды большой.

Знания приносили ему прибыль

и на рынке давали правильный совет.

Он старался глазами всё увидеть,

искал правдивый, взвешенный ответ.

Он говорил всегда о мрачной лжи.

Громкая и смешная добродетель,

гнев, претворяющий желаний миражи.

Суд напрягал, когда молчал свидетель.

Гиезий своё спокойствие хранил.

На стороне с кем надо говорил.

Втайне с судьями свои дела вершил,

скрывая то, что когда-то натворил.

Ты зеркало правдивости меж ними!

Что в обетах беспокоило тебя?

Что значит белизна между бровями?

Эти язвы кровоточат и болят.

Проказа Неемана теперь твоя.

Закройся одеждой, начни свой бег.

Гиезий был в Израиле судья,

прокажённый, как белый снег.



Белые лошади



Куда бегут жеребята на пастбище?

Где скрывают породистых лошадей?

На айсбергах ледяного кладбища,

на пастбищах Саргассовых полей?

Нет на карте места, где есть рифы

и сочные прибрежные луга,

где сияет пурпур, словно звёзды,

там есть океанские острова.

И кто держит их там на цепях,

когда шторм или буря?

Какое мясо у них в яслях,

все разновидности моря?

Приливы переходят в отливы,

отличное место для умерших.

На костях, столкнувшихся с нами,

сердца сбежавших и воскресших.

В дальних краях живут одиночки,

вырастающие быстро очень,

кушают без просрочки,

корм есть и днём и ночью.

Затем на горном ущелье,

из тысячи копыт без подков,

находят Белую Лошадь,

спрятанную по завету богов.

По бурлящей воде скачут в галоп

эти яростные авангарды из лиги,

через туман слышен могучий топот,

заворачиваются дыбом их гривы.

Чья рука коснётся ресниц?

Кто может ухватить себя за веки?

Тот, кто укрощает кобылиц,

есть воспитанные и смелые жокеи.

Они следят за спариванием особей

и держат на поводке их движение,

хорошо знают силу Белых Лошадей

из одного и другого поколения.

Они охраняют их колыбели,

выпасая жеребят вдоль берега,

натыкаясь на пороги земли,

подсматривая за ними слегка.

Днём за передвижением эскадрона,

ночью за тихим ржанием табуна.

Мудрость Белых Лошадей знакома,

они обожают, когда светит Луна.

Это подходит для их призвания,

как острый ум человеку обитель.

Страдающих лошадей без сознания

у места захоронения родителей.

Родные тех, кто стал калекой,

сыновья погибших всадников

укрощают диких белых лошадей

и заново возвращаются в стадо.

Кто им за эту услугу платит?

Они ревнивые и сильные реально,

не бросают своих в обиду,

когда с ними работают неправильно?

Пока вокруг усадьбы густая трава,

наши белые лошадки пасутся.

Сторож следит, чтоб не пришла беда,

если они в туман окунутся.

В походе и встречном марше,

у разных хозяев тут и там,

наёмники из местных бродячих

рыщут по берегам.

Неосторожность от шума в наряде

заставляет незнакомца летать,

поджидая лошадь в засаде,

дикие всадники не могут врать.

Поверьте, что на пустой лощине

вы услышите ржание по ветру.

Доверьтесь нарастающему стону,

наше стадо очень близко где-то.

Крик есть удар по военным врагам,

охладит и сломает их волю.

Доверяйте Белым Лошадям,

они живые твари от Бога!



Воортреккер



Чайка будет свистеть по его следу,

слепая волна загасит огонь.

Он исполнит предельную волю Бога,

не зная Его желания о том.

Он увидит, как меняются планеты

и возникают новые звёзды.

Моря захлестнут штормовые ветры,

и понесут облака небесные грозы.

Сильная жажда толкнёт его вперед,

а еду в пустыне не добыть,

с ним голод рядом суровый пойдёт,

в песках будет трудно жить.

Дым соседей раздражает глаза,

их голоса нарушают покой.

Он идёт с юга на север за

угрюмой, щемящей тоской.

Он найдёт одиночества прибой,

по его следам пойдут люди и Король.

Он не вернётся, не услышит улиц вой

в своём лагере, ощущая власти роль.

Он будет прокладывать новые пути,

топором, киркой и лопатой, в прерии.

Пока в последней завоёванной степи

не будет стоять форпост Империи!



Вдова в Виндзоре



Вы слышали о вдове в Виндзоре?

Её волосы в золотой короне,

она, как корабль на пляже в Оме,

платит нищим свои миллионы.

Там есть знак в медицинских аптеках,

если солдат будет на вашем пути,

это значит, будет война рядом где-то.

Нищие хотят беспредельной войны!

Вдова в Виндзоре не зря платила,

оружие появилось во всех магазинах.

Мужчины стали военной силой,

сыновья Виктории от бедных и нищих.

Идите к вдове в Виндзоре,

у неё есть творческий потенциал.

Там купите себе оружие,

оно станет защитой вашим костям.

Руки прочь от сыновей вдовы,

не трогайте товар в магазине,

ибо короли спуститься должны

к сердитым правителям в Виндзоре.

Если вдова Виндзора говорит «Стоп!»,

бедные и нищие тоже скажут «Стоп!»

Тогда во владениях вдовы в Виндзоре

от экватора до полюса это было нужно.

Во владениях, которые они раздробили,

бедные и нищие всегда были оружием!

Мы слышали о вдове в Виндзоре.

Безопаснее оставить её в покое.

Мы, как часовые земли у моря,

где стеклярусы выдувают обои.

Взмахнём крылом. Заря наступает.

Летит над землёй смертный бедолага,

но ему не уйти от мелодии, что играет

в цветных лохмотьях трущобный бродяга.

Бедные и нищие! Летят над нами,

Они сыновья вдовы, где б ни бывали.

Это всё, что они требуют и желали:

вернуться в тот мир, где их не видали.



Яичная скорлупа



Ветер на закате поднялся, завывает

и движет туман по течению клубами.

Северная Колдунья со скорлупой играет,

в ней маленьким Дьявол с голубыми глазами.

«Пусть раковина плывёт, — сказала она. —

Это всё, что я могу сделать для тебя».

«Ему конец!» — она тихо произнесла,

и на волнах понеслась яичная скорлупа.

Ветер умер в полночь, небо открыло Луну,

туман накрыл всё, как простыня,

когда Колдунья держала яичную скорлупу,

в руках ощущалась флотилия.

Она сказала: «Получи или уходи».

Но Голубой Дьявол сказал: «Нет!

Зрелище только начнётся, всё впереди».

Он знал принципы логики, как Уайтхед.

Ветер снова задул поутру.

Туман растворился в росе.

Колдунья увидела яичную скорлупу

и маленького Голубого Дьявола в ней.

Спросила она: «Ты плавал или тонул?»

Маленький Голубой Дьявол намекнул:

«Для себя я плавал, но думал,

что там кто-то снаружи тонул».



Дамба



У нас нет желания рыбачить, и в лодках мы не нуждаемся.

Чему учили нас древние отцы, уже не приносит добра.

Наши сердца заставляют верить в то, в чём сомневаемся.

В хлебе, что мы едим, нет доказательств тяжёлого труда.

Видишь, берег простирается через дамбы и морские врата,

это наши отцы сделали землю, соединив фарватер и порт.

Они умерли, но их работа осталась, замкнули море в берега.

Мы родились на стороне дамб, но мирное время прошло.

Вдали волны разбиваются о дамбу, проникая сюда спокойно,

бьются о фланги водяных ворот и двигаются вдоль стен,

переворачивая гальку, перемешивают песок и всё остальное.

Люди далеко от пляжа и понимают, что попали в плен.

Спустившись, передвигаемся в пределах опасности.

Эти дамбы, сооружённые отцами, изменили берег.

Если грянет шторм, мы находимся в безопасности

и приходим смотреть на дамбы, как они это сделали.

Вдали под солнечными лучами болота окружают дамбу.

Затхлая жижа не ослабевает и расползается в залив.

Злой торфяник тлеет, а ветер разносит дым на усадьбу.

Нас захватила ночь и морской шторм, начался прилив.

За мостом на нижних солончаках тревожится скот.

Люди бегут, ошеломлённые ярким светом, тонут фонари.

Их жизни в опасности, уровень воды в их рост.

Наводнение накрыло шлюзы, вода пошла вовнутрь страны.

В девятикратной глубине до вершины дамб скачут буруны,

их взорванная пена осыпает берег моря брызгами.

Пока не вырыта борозда, песок, а старые барьеры не видны,

они, как жеребцы копытами, роют землю зубами.

Заправщики собирают смолу, масло и жгуты для огня. Ветер

разносит дым в темноте между затопленными берегами.

Слышен звон часов на башне, кто знает, что будет на рассвете?

У каждого верёвка между ног для управления колоколами.

Теперь мы ждём тот день, когда наступят наши невзгоды.

Дамбы, оставленные отцами, становятся полигоном смертей.

Мы постоянно предупреждали о проблемах, но шли годы,

сейчас дамбы могут разрушиться и убить наших детей.

Прогуливаясь по развалинам дамб, видим мощь силы моря!

Дамбы, которые отцы сделали для выгоды, были разрушены,

мир изменился, нет прибыли, пришли старые времена.

Возвращаясь, мы видим свои дома не в море, а на суше.



Кармен по кругу
Гораций
— Муза среди моторов (1900—1930)



Dellius, та машина, что ночью и днём

как молния несётся и визжит бичом.

Ревёт мотор по Аппиан дороге,

чтоб убедиться, замедлюсь немного.

Безрассудная Леди приказала лететь

и в телефон продолжала хрипеть,

сиди, не отвлекайся, лови удачу,

пока ещё едем на нижней передаче.

Дорога зовёт, давай ускоряйся.

Я не успевал, хотя тоже мчался!

Восторг от пыли, было приятно.

Неожиданно и внезапно.

Бык в одиночестве обречён умереть,

и бездомный пёс не знает, где смерть.

Будет тебе два поцелуя на троне,

в царстве теней, в королевской короне.

Не могу говорить, гнев меня распирает,

без предупреждений болты отлетают.

Это лучшее, чтоб достигнуть конец!

Пусть даже поздно, но живым наконец.



Преданность
В городе Бомбей



Города гордо зазывают нас из пейзажа,

из горных мест и с далёкого пляжа.

В городской порт заходят сказочные корабли с тюками,

с кукурузой, маслом и вином, и ткацкими станками.

Каждый город приветствует их залпом орудий.

Всюду размножаются и движутся люди

и цепляются за подол своих городов,

как ребёнок за материнский подол.

Они общаются друг с другом как незнакомые,

потому что они одинокие и ошеломлённые.

Прогуливаясь по чужим, ревущим улочкам,

они ищут славу себе, благословленную там,

за которой стоит вся городская слава,

клятвой поддержанная, как то же самое.

Самый верный глупец даже из грязи

своё имя найдёт, если будет на связи.

Слава Богу, я родился не на островах в стороне,

или на пустой, враждующих племён земле.

В этом и ценность, право на гордость в тяжёлом труде,

под инопланетным небом течёт комфортная жизнь в городе.

Приходи ко мне из своего поместья,

сюда, в город, где я вырос и родился.

Здесь между пальмами и морем

нас ждут пароходы уровня мирового.

Я должен использовать этот долг, невзирая на пределы,

и приветствовать дань пирса Её Величества королевы.

(Упорядоченные древние сокровища в океанах.)

Мои хищения с глубины продаются во всех странах.

И это мы делаем только в честь её признания.

Её власть над нами, мы выполняем её желания.



В плену



Моя голова как концертино, заплетается язык.

Рот перекошен, словно картошка, я болен и в бреду.

Вчера веселился у капрала, летала пыль, наступил кирдык.

Я тут, звоню, чтоб опохмелиться у капрала на виду.

Был весь помятый от пят до ушей,

сидел с видом на чудесный пейзаж.

Я стойкий противник алкашей,

но бывает отпуск, и я ухожу в форсаж.

Безумно пьяный, как стойкий алкаш,

послушно пил, износился, как носки.

Мой отпуск, словно алкоголика вояж,

я против пьянства, до безумства и тоски.

Я начал в буфете и там закончил пивом,

нам не хватило, партнёр гулял с размахом,

то был гвардеец, который нос разбил мне,

и я замазал у капрала лучшую рубашку.

Забыл в трактире кепку, ботинки на перроне.

Богу известно, как и где я замарал мундир.

Лишат меня зарплаты, сорвут с меня погоны,

за следы на лице капрала ответит командир.

Плачет жена, ребёнок, стоят у ворот казармы,

а он просто арестован, закрытый на покой.

Он бросит пить, безмерно клянётся перед вами!

Но грянет самоволка, уйдёт опять в запой!

И снова, помятый от пят и до ушей,

сидит с видом на изумительный пейзаж.

Он стойкий противник алкашей,

но бывает отпуск, и он уходит в форсаж.



Озабоченность
Лощина — Муза среди моторов (1900—1930)



Наш водитель бормотал проклятия в темноте.

Бензин на исходе и что-то не так в сцеплении.

Нужен техник в ближнем городе, на указателе

четыре герба без буквы в изображении.

«Смотри. Это Англия, которую мы обожаем, —

сказал толстый, совсем бесполезный бизнесмен. —

Они перекрасили, бросив недоделанные знаки,

в движении наступит хаос до новых перемен.

Должен сказать, что у сына был такой заказ:

все названия кропотливо уничтожать.

Вероятно, в округе хотят закончить в этот раз.

Такое дурак без смысла мог нарисовать».

Не видя это, не опровергнуть всё то, что он сказал.

Нарисовать на земле «закрыто», будто чёрт написал.

Хью обозначил тему и раскрыл её все превратности,

словно из района Уэльса мы едем по своей Австралии.

Стать самому реформатором и создать неприятности,

пока с помощью Адама мы его же обратно не изгнали.



Благодетели



Какая изворотливость у конкурента?

Что означает культурное словцо

против случайного с ним инцидента?

Что же на самом деле произошло?

Какое искусство мы обожаем?

Музыку, краски, иль в рифму читаем,

когда природа её обнажает

и каждый раз побеждает?

Это не изящество и не учение.

Вовсе не мясо и не снаряжение,

но горькая щепотка боли и страха.

Это заставляет творить с размахом.

Вокруг неприятная молодёжь,

в богоподобной гонке всюду ложь

пленяет молодых своей опекой,

устанавливая контроль над человеком.

Он до ушиба и укуса до кости

был знаком и с болью, и страхом,

научился разбираться и в злости,

тыкая во всё копьём безопасным.

Зуб и гвоздь устарели давно,

как средство защиты против врагов,

от поражений ощущаешь дерьмо,

но гений сделал стрелу и был таков.

Тщетным оказался камень и копьё,

как старинный зуб и гвоздь.

Человек создан для почты и пальто,

пока не ощутит страх и боль.

Была безопасность для богатых

и какая-то опасность для бедных,

пока не изобрели порох и динамит,

которые разрушают даже гранит.

Шлем и броня, забытые в прошлом

вместе с мечом, стрелой и луком.

Ведь после взрыва рассеется дым,

а воины одинаково все снаряжены.

Когда убили десятки миллионов

по воле сумасшедшего короля,

который был без страха и боли,

уставший от жизни в лице бунтаря.

В тот самый скорбный час

он не вспоминал о прошлом.

Его зуб, камень, стрела, фугас,

его ум думали лишь о тревожном.

Тиран от силы становится больной,

чья власть стала слишком большой,

уничтожает вокруг всё подряд,

используя собственный разряд.

Человек жив насущной нуждой

и убирает с пути весь блеф.

Дрожит от разных указов порой

и осуждает их гнев!



Ночной банкет



«Однажды это будет часто, — сказал царь Соломон,

наблюдая за тем, как в его карьере сверлят камень. —

Мы станем выращивать чеснок, хлеб и делать вино,

и приглашать всех на банкет, кто будет рядом.

Все сочувствующие придут на это сборище,

все равны, как ремесленники-сотоварищи».

«Отправь Хираму Тирскому телеграмму,

вырубать стройные деревья и сплавлять.

Скажи, что мы с братьями советуем ему

через наших братьев морем отправлять.

Мы будем рады встретить их на этом поприще,

равными, как ремесленники-сотоварищи».

«Дайте сообщение Хираму Абифу,

он отличный мастер, может ковать.

Пишите, что мы очень хотели бы

позвать его с нами отобедать.

(Пусть они будут в утренней одежде.)

Как товарищи, ни больше и ни меньше».

«Бог дал Эзопу и Кедру их место на планете,

также Брамбл, Шип и тот же Инжир,

но это не причина чернить лицо в человеке,

ведь он не тот, кем не был рождён.

Я содержу Храм и там исповедую всех в дальнейшем.

Мы товарищи-ремесленники, ни больше и ни меньше».

Такой было приказ и было сделано,

рубят дрова и масоны Марка

с фокусными руками, как у Сидона,

лорды моря королевского ковчега.

Пришли, поели и повеселились как сумасшедшие,

как товарищи-ремесленники, ни больше и ни меньше.

В карьерах жарче, чем в кузнице Хирама,

никто не застрахован от досягаемости кнута.

В основном идёт снег в ущельях Ливана.

Ветер всегда дует с пляжей Джоппа.

Но однажды так часто посланник приносит

мандат Соломона: «Забудь об этом!»

Товарищ королям и брат, который нищий,

близкие князей, забудьте про это!

Ремесленники, не вспоминайте эти вещи!



Граница арифметики



Мудрый и славный есть завет —

учиться с семи и более лет.

Богу известно, что учить в начале,

для противостояния врагу,

если пуля свистит на перевале,

плоть положи свою на траву.

Много тратим без сомнений.

Нужен счётчик для мозга и тела,

для убийственных намерений,

которые вершат наши злые дела.

Затем спросим у Юсуфзайши,

что случилось с нашими?

Драка на станции особого значения,

потом галоп по тёмному ущелью.

Две тысячи фунтов надо для обучения,

к Джезайлу десять рупий за пулю.

Хвост Крамера, гордость эскадрона,

похож на кролика во время загона.

Евклид не писал эти формулы,

что в учебниках нам дают.

В пальто не увернуться от пули

или от удара сабли в бою.

Ударяй и стреляй, кто может,

шансов выжить почти нет.

Меч, украденный из лагеря,

покроет все расходы, точно.

Из долины Куррум негодяй

ничего не знает о прошлом.

Но, будучи прозрев по-новому,

отбросит сообщников в сторону.

Склоны холмов кишат аборигенами.

Эсминцы доставляют нас по одному,

затрачивая много пара и времени.

Убивайте пуштун там, где они бегут,

они на мушке копья и нашей тетивы.

Дешевле, чем мы дорогие! Увы!

Американское восстание



До того



Было мирно, пока англичане

не обратили полмира к беготне.

Их города-колонии за океаном

ощущали независимость вполне.

В то время от экватора до полюса

плыли корабли, сокровища и люди.

В храмах паломники искали чудеса

и были счастливы в простые будни.

Пока враги не изгнали их однажды,

в основном была английская ватага,

беглые испанцы, на севере французы.

Там нет теперь враждебного им флага.

Они обещали дать народу

отвагу, смелость и свободу.



После



Густой снег лежал по всей долине,

лёд сверкал на озере Делавэре,

полумёртвые солдаты были живы,

но не было им помощи от королевы.

Уже расцвела ранняя примула

на солнечной стороне дороги.

Птичий базар ожил и проснулся,

снова в Англии весна на пороге.

Они не очнутся, если исчезнут сугробы,

а на заливе растает лёд.

Люди, служившие с Вашингтоном,

такие же, каждый врёт.

Они уже не будут шевелиться,

когда в мае запахнет медком

во влажных хвойных лесах,

а горы будут усыпаны коровяком.

Каждый за землю свою без корысти

боролся, стремился и погиб.

Добрая земля не может знать злости,

она их всех рядом приютит.

Земле некогда думать о войне,

у неё весь мир, чтобы делать героев.

Вот цветы ежегодно цветут везде.

Они были во времена наших предков!

Золотится стебель у пастбища,

отмирают вокруг аквилегии.

Осенью лист сумаха поворачивается

с яркой кровью, которую пролили.



Ответ



В клочьях розу на дорожке сада

увидел Бог и выразил досаду.

Это ветер внезапно и неспроста

один стебель сорвал с её куста.

Бог правит солнцем, пылью, ветром,

узнал о горе розы и шептал об этом:

«Сестра, я сожалею, не грусти.

Что слышала, когда упали лепестки?»

Роза ответила: «В тот злостный срок

голос спросил: «Отец, почему упал цветок?

Верно, у него самый тонкий стебель?» —

«Сын, по воле Аллаха!» — голос ответил».

Как дождь по газону, продолжая диалог,

розе ответил Всевышний Бог:

«Сестра, когда из Тьмы появился Свет,

звёзды увидели друг друга вслед.

Время течёт в пространстве, ему мы ставим задачу.

Ты должен упасть, а кто-то спросить, не иначе!»

Когда цветок весь засох до земли,

он умер, прожив свои невинные дни.

Тот, кто спросил, почему цветок завял,

молил Бога и спас его душу от Дьявола.



Расплата Асраила
«Случайное милосердие»
«Пределы и обновления» (1930)



Вот! Блудит корова по пустыне, потеряла телёнка

в заплетённых песчаных дюнах, по лабиринту тоски.

Она следует по запутанным следам, устала бурёнка.

Её душу и материнское сердце измотали пески.

Бесстрашно в село она идёт, её не пугают огни.

Она беспокоит табун лошадей под светом тусклой Луны.

Носом мягко тычет в шатёр, где женщины спят одни,

затем вновь её тень исчезает за песочные холмы.

Обезумев, она идёт под гневный собачий вой.

Прежде чем люди крикнут: «Держи её»,

будто от мух отбиваясь, трясёт своей головой,

пока в сердце её не воткнут смертельное копьё.

Вот в этой куче мяса когда-то жила душа,

она искала своё дитя, но только смерть нашла.

Люди, которым я милость желал, уважали меня.

Не плачь, если будешь искать меня там, где твоя родня.

Стерегись края меча и слепящего блеска его острия,

склонив голову палачу, без пользы оборвёшь судьбу.

Из многих тысяч мужчин мало кто так встречал меня,

но из тысячи женщин пришла одна, минуя свою мольбу.

Страсть горела в обнажённой груди, любовь в глубине её глаз.

«Эй, слуга, оправдывай то, за что я в любви клялась!

Торопись, делай, что хочешь, со мной. Это и есть мой приказ».

Её глаза видели крылья мои, как вещь, не замечая сласть.

Но губы её продолжали взывать не того, кого она называла!

Мой меч нанёс удар и стряхнул её плоть на земную твердь,

как с платья дорожную пыль. Её душа в небеса взлетела.

Она удалялась от встречи с ним. Кто Пандар её? Точно Смерть!



Сион



Хранители Сиона

охраняют прах.

В шлеме и доспехах,

с алебардами в руках.

Уверены в Сионе,

в загадки всех веков

и отдых на Сионе

с улыбкой от Богов.

От этих шуток становится смешно,

именно в Сионе так весело, легко.

Привратники Ваала

не смеют наклониться,

благоговение дыма

в их муках отразится.

Ваал в сознании вечен

в мольбе к напрасным жертвам,

его отдых ограничен,

он смотрит взглядом мёртвым.

В устах царит молчание

за его страдания!

В Сион паломники стремятся

добровольно, не через страх,

чтобы с предками общаться,

ощутить их мёртвый прах.

Будешь в Сионе, не унывай,

в этом святом регионе

сиди, наблюдай и гуляй,

встань и выпей в Сионе.

Что бы ни было в чашке, вода или бальзам,

вспомни святое место и приложи к губам!



Баллада Востока и Запада



Восток есть Восток, а Запад есть Запад, им не быть вместе,

пока Земля и Небо находятся на Божьем Судном месте.

Но нет Востока и Запада, нет границ их слияния.

Двое с разных концов находят противостояние.

С двадцатью мужиками убежал за границу Камал,

любимую кобылу полковника нашёл и украл,

вывел её из конюшни меж рассветом и днём,

снял с неё амуницию и поскакал далеко.

Закричал полковника сын, руководящий отрядом,

неужели не знает никто, может, Камал где-то рядом?

Спросил Мохаммед Хан, сын Рессальдара,

где утренний след его в гуще тумана?

В сумерках минует он Абазай, в Бонэйре встретит рассвет,

затем отправится в форт Буклох, другого пути у него нет.

Скачем в форт Буклох, быстрей, чем птица может летать,

Джагай, по милости Божьей ты сможешь его догнать.

Но если он ущелье пройдёт, тогда вернись назад,

там по всей ширине равнины люди Камала кишат.

Там терновник, скала слева и справа скала,

услышишь щелчок курка, но не увидишь стрелка.

Сын полковника сел на коня своего вороного,

в сердце ад, шея к виселице готова.

Он примчался в форт, его зовут мясо жрать,

ему некогда отдыхать, надо вора догнать.

Сев на коня, покинул форт, летел птицы быстрей,

пока не увидел кобылы отца и Камала на ней.

Увидев зрачок её, он нажал на курок,

два выстрела мимо, пули ушли в потолок.

«Стреляешь, как солдат, — сказал Камал, — теперь меня догони».

Они взвились по ущелью, как свора взорванных бесов в пыли.

Вороной летел, как юный олень, а кобыла неслась, как серна.

Вороной закусил зубами мундштук, кобыла от жажды кипела.

Кобыла играла лёгкой уздой, как красотка своей перчаткой.

Появилась справа и слева скала, меж ними терновник украдкой.

Трижды был слышан хрип лошадей, что не видел ещё этот свет.

Шла ночная погоня под луной, стук копыт будоражил рассвет.

Вороной гнал, как раненый бык, кобыла неслась, словно лань.

Вороной упал и покатится в горном потоке, как чья-то лохань.

Камал сдержал кобылу свою и наезднику встать помог.

Выбил его пистолет, здесь не место борьбе, это тебе урок.

«Слишком долго ты ехал за мной,

слишком милостив был я с тобой.

Здесь на двадцать миль нет скалы, и догнать ты меня не сумел,

тут, припав на колено, тебя не ждал стрелок с ружьём на прицел.

Если б я поднял уздечку свою или вниз опустил её вдруг,

быстроногих шакалов в эту ночь пировал бы веселый круг.

Кабы голову я держал высоко или склонил на грудь,

ястреб этот наелся бы так, что не смог бы крылом взмахнуть».

Быстро ответил полковника сын: «Хватит кормить зверей,

ты рассчитай, чего стоит обед, прежде чем звать гостей.

Когда тысяча сабель придут сюда забрать мои кости назад,

уверен, сумму за шакалов обед не сможет заплатить конокрад.

Сначала их кони вытопчут хлеб, зерно солдатам пойдёт,

солому, берёзу сожгут, как дрова, а после вырежут скот.

Ну уж если тебе цена нипочём, а братья ждут, чтоб пожрать,

шакал и собака — отродье одно, зови их столы накрывать.

Если цена для тебя высока, заплати зерном иль скотом.

Верни мне только кобылу отца и разойдёмся путём».

Камал его жестко за руку взял и посмотрел в упор.

«Здесь не место говорить о псах, тут волки ведут свой спор.

Могу ли я падаль кушать тогда, когда приношу тебе вред,

или когда на рассвете тебе кто-то в шутку приносит Смерть?»

Слегка ответил полковника сын: «Честь я рода храню.

Возьми в подарок кобылу себе, ездок под стать коню».

Кобыла уткнулась хозяину в грудь и тихо прижалась к нему.

Камал произнёс: «Нас двое сильных мужчин, но она верна одному.

Так пусть конокрада украсит дар, уздечка моя с бирюзой,

стремена мои в серебре, седло и чепрак узорчатый мой».

Сын полковника достал пистолет и приставил дуло:

«Я отнял его у врага, теперь отдаю его другу».

«Дар за дар, кровь за кровь, — ответил Камал господину. —

Отец твой сына за мной послал и я отдам ему сына».

Он свистом сына позвал со скал,

тот спустился и рядом встал.

«Теперь он твой хозяин, — сказал Камал, — он разведчиков водит отряд.

Ты должен ехать слева от него, будешь ему как щит и как брат.

Пока я или смерть твоя не снимет этих уз,

твоя жизнь есть его судьба, храните этот союз.

Ты будешь есть со стола королевы и помнить, кто ей враг,

ради мира завладеешь замком отца и разоришь очаг.

Верным солдатом станешь ты и найдёшь дорогу свою,

может быть, нам дадут чины, а может, засунут в петлю».

Они друг другу посмотрели в глаза и не нашли там страх.

Приняли клятву брата по крови на соли и кислых хлебах.

Они приняли братскую клятву на крови и на свежем дёрне,

на клинке кайберского ножа и чудесных имен Бога в огне.

Сын полковника едет на кобыле, а мальчик Камала на воронке.

Они вернулись в форт Буклох, от куда бежал один налегке.

Прискакали к казармам они, двадцать сабель подошли в упор,

каждый рад был клинок оголить и замазать кровью жителя гор.

«Назад! — закричал полковника сын. — Стоп и оружие прочь!

Я вчера за вором гнался, теперь друга привел в эту ночь».

Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,

пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Божий суд.

Нет Запада и Востока, есть племя в родном краю,

если лицом к лицу сильные рядом встают!



Молодая королева.
Содружество Австралии, торжественное открытие Нового года  1901.



Её рука держала меч, а ноги были в стременах,

она ещё не сбросила военную с похода форму.

Высоко, на забрызганном седле во всех цветах,

молодая королева ехала, чтобы надеть корону.

К старой королеве в зал она зашла,

там были сверстники всех пяти наций,

поклонившись всем, она произнесла:

«Коронуй меня, мама, и не надо оваций».

«Не буду я тебя короновать, ты королева южных нравов,

там, где волны возвышаются над барьером из кораллов.

Речь друзей на твоих устах, на узде кровь твоих врагов.

Я не могу тебя венчать. Я знаю все каноны стандартов.

Пусть пять наций это подтвердят». Молодая спросила в ответ:

«Это короны нашей венец, её держишь ты для подарка, иль нет?

Народ наш слабый был, мой меч защищал его земли,

я к власти пришла, чтоб взять корону в руки свои».

Они обнялись, старая королева дарила ей перст,

усеянный жемчугом и обрамлённый золотом,

а также знак пяти наций — пятизвёздный крест,

освящённый на опальной земле под колоколом.

Молодая королева опустилась на колени,

попросив у матери своё благословение.

«Дочь, ты как сестра и вдвойне дочь, я тебя рожала.

Я желаю тебе всего хорошего, чего раньше не желала

детям, которых я родила от разных князей».

Старая королева склонила голову перед ней.

«Должна ли я дать тебе наслаждение владычеством?

Знаю, чего стоит такая похоть, оставим это на потом.

Мир в твоих крайних границах, а сила на дороге.

Это происходит больше по тайной воле Бога.

Должна ли я дать тебе мою мудрость, её дар свыше?

Я склоняла беспокойные советы, мудрость и вещи,

отца, сына, внука, я знала сердца королей всего рода.

Мы, женщины, будем вместе, дарю тебе любовь народа.

О великая и не желающая молиться или клятву давать,

перед лицом опасности для дома, где живёт твоя мать.

Пусть много лет благословит тебя Бог, сестра моя.

Прими народ и люби его, как ты возлюбила меня!»



Бездельник



Со дня закрытия дверей школы

на одинокого сына

свалились наставления и посылы,

появилось нечто новое.

Год за годом, без страха и милости,

с семи утра и до двадцати двух,

его заставляли учить разные глупости,

которые не говорили даже вслух.

Они были строгие и произвольные,

не для получения прибыли и. т. д.

Среди собратьев он был вольным

и это всё терпел в своей душе.

Результат первобытного культа

дал выигрыш в его образовании.

Прежде чем покинуть колледж,

он уже имел какие-то знания.

Запрет странным являлся,

но никогда не раскрывался.

Медлительность от рождения,

потом уже быстрое презрение,

оценка ума ближнего соседа

по цвету носка, галстука и пледа.

Враги поддерживают бездельника.

Как можно изменить их мнение?

Он закрепился на вершине безделья.

Есть вещи, что нельзя сделать без мата.

Поэтому с начала судьба не виновата,

он остался на посту такого формата.



Оборотень



Был дурак, он часто молился

тряпке, костям, волосам и не стыдился

назваться женщиной, ей было это всё равно,

но дурак звал её своей леди, много лет прошло.

Так же, как ты и я.

Справедливо пролито много слёз,

голова и руки работали на износ.

Женщина жила и себе принадлежала,

а теперь мы знаем, что она об этом не знала.

Так же, как ты и я, ей это не понять.

Вот был дурак, он покупал товары,

с верой и честью миновал кошмары,

но он следовал естественной цели,

думая о том, что имела в виду леди.

Так же, как ты и я.

Соберись, то, что добыли и потеряли,

отличные вещи, что мы покупали.

Принадлежали женщине, но она не знала,

потому что никогда это не покупала.

И не могла это понять.

Дурака мы раздели догола, по списку,

что она могла увидеть свою пиписку.

Но это не записано, хотя люди пытались.

Некоторые так и жили, умирали и не знали.

Такие же, как ты и я.

Это совсем не позор и вовсе не чья-то вина,

словно жало или как белая горячка, чума.

Стало известно, что она не ведала о том никому,

видя конец, никогда не могла знать почему.

Я тоже никогда не мог понять и не пойму.



Где угодно
Королевская артиллерия.



Есть слова, ты их часто произносишь.

Едешь на велосипеде, о себе напоминаешь.

Гарнизон будет тебе гербом, если ты служишь.

Я расскажу тебе остальное, тогда всё узнаешь.

Уникальность означает, что если Krupp далёк,

достигнет тебя, если даже место меняешь.

Увидев вспышку, ты звук ещё услышать не мог,

значит в этой перестрелке ты проиграешь.

Уникальный затвор бьёт без следа, как лазер.

Это означает, надо принять все условия Маузера.

Ни Бог, ни человек не были сумасшедшими и старыми,

а крик души делает наши внутренности холодными!

Банк «Олборн», до цента уникальный на всём пути,

за него не беспокойся, он устойчивый и мирный.

Там есть De Wet, и теперь им недолго вперёд идти,

уникальность в том, что нищий не станет сильным!

Они всё смешают с грязью, частота взрывов такова,

защитного цвета пушки бьют только в облака,

а перепашут равнину, и от камня останется труха.

Артобстрел есть мираж дождя из стали и пороха.

Как мгновенно уничтожить грот Фонтейна?

Заряжай артиллерию в полночь под дождём!

Мужики, берите оружие немедленно

и пехотным корпусом вперёд под огнём.

Известно, пехота обречена погибать,

шрапнель косит врага с бездушием.

Их огонь угасает, но им уже не встать,

они шепчут: «Слава Богу, оружие!»

Экстрим в упор, первым и до следующих парней,

от Colesberg до Quagga из прошлого и до наших дней.

То, что я слышал от других, был просто звон,

там нет ничего. Это Рай, никто не знает, где Он!



Вещь или Человек?
(Памяти Джозефа Чемберлена)
Иосифу приснился сон, он рассказал о нём братьям своим, и они ненавидели его ещё больше.
Бытие XXXVII. 5



Все, кто листал Ветхий Завет

и хотел понять смысл строк,

половина фактов дают ответ,

в чём суть вещей и их порок.

Всё это дети нам приносят,

в старинных сказках есть ответ,

на все волнения и все запросы.

Вот однажды появился Человек!

Он был одинок, но сразу размножил

магов, чудовищ, королей и солдат.

С этой командой до настоящего дожил.

В одиночестве взлетев до преград.

Он зажёг пламя и наполнил колодцы,

посеял пшеницу и запустил фургон.

Он сразу ухватился зубами за вещи,

появился Человек, а вещи потом.

Мир мифов в прошлое ушёл,

об этом не с кем вести расспросы.

Жрецов-оракулов я не нашёл,

им в телеграмме не задашь вопросы.

Кто-то странствовал по пустыне

и вёл свою душу и клан вперёд,

независимо от вещей в помине.

Вот и такой был тогда народ.

Власть, престолы блокируют взгляды,

подчиняя исторические события.

Историк верит в их правдивые доводы,

не прислушиваясь к музе Клио.

Есть простая и центральная истина:

толпе и священникам надо запретить

те вещи, которые ещё не созданы.

Был Человек, ему суждено было жить.

Он стал стержнем голубых небес

во всём круге пробуждённого царства,

где Дофан мечтал и заново воскрес.

Обширные урожайные богатства

укрепили империю на библейских кущах.

Это стало целью чьего-то плана.

Господа, что вы думаете об этих вещах?

Жив ли Человек в наше время?



Sussex



Бог дал землю, чтобы её любить,

каждое место как маленькое сердце,

в котором люди желают жить.

Он сотворил нам землю и солнце.

Мы живём в богоподобном краю.

Пусть любовь наша будет безмерной

и сохраняет родную для нас землю.

Видишь, как это здорово и неизменно.

Вот балтийская сосна растёт

на суррейской опушке,

где гул пальмовой рощи ревёт,

словно толпа в Левуке на рынке.

Каждому свой выбор выпадает.

Я увидел и радость, и горе.

На ярмарке землю мне продали.

Это было в Сассексе у моря!

Там не было садовых растений,

босоногий лес украшал остов,

словно голова кита на спине,

а от корявых, колючих кустов

на голом склоне бегали тени.

Выявлялись пробелы, изъяны,

на разной широте свои растения

и голубое совершенство океана.

Живая изгородь берегового откоса,

полудикий и ручной газон на поляне

покрывали весь край белого утёса.

С тех пор, как пришли сюда римляне,

ещё видны погибших воинов следы.

Сменяет меч меча и меча,

под курганом покоится история беды.

Всё это помнит света свеча.

Тут бьётся о берег полный Sou-West,

тяжёлые волны, похожие на рассол,

бьются гребнями, как им не надоест,

образуя на берегу свинцовый канал.

Морской туман висит и цепляется,

предупреждая каждого об этом.

Звон колоколов кораблей и овец

вдоль скрытого пляжа на рассвете.

Здесь нет воды, что вызывает страх,

в широкой долине река не течёт,

и только роса на горных хребтах,

которая никогда не подведёт.

Поэтому травка не вянет

даже в сезон летний,

и пахнут листья тимьяна,

как в Раю на рассвете.

Тут сильное солнце и дни без теней,

дрожащее волнует молчание.

Внизу молитвы слышны из церквей

за то, что Бог сотворил изначально.

Но боги охраняют свой раунд

в своих тайных сердцах.

Языческий король Уилфрид

видел свою жизнь во снах.

Я не участвовал в этом во всём,

продажа земли была несправедливой,

девять земель из тридцати сестёр

выбрали от Темзы до самого Твида.

Я выбрал место себе в тиши,

где без мотыги не растёт пшеница,

нет чернозёма, одни пляжи,

край суши у моря, морская граница.

Я продвигался против солнца,

по уступу спускался к морю,

обнажённая земля этого графства

была моей, человека Уилмингтона.

Я вдвойне восточный абориген,

нашёл свой залив в этой области,

у заброшенных древних стен,

в гавани был порт нашей гордости.

Передвигаясь на север, попадаешь

в край множества глубоких заливов,

там огромные старые дубы находишь,

как в Сассексе сорняки на скалах.

Ветреный Пиддингхо есть на юге,

где дельфины меняют направление,

рядом красный берег реки Уз, где

располагаются Сассекса владения.

Наши сердца на этой земле

благодаря волшебному дару Бога.

Жить, любить и тут умереть,

оставить память на полях мы готовы.

Это глубже, чем наша речь и мысли,

помимо влияния нашего разума.

Будто из глины нас сделать смогли,

изъятой из этой земли, этой ямы.

Бог дал людям землю, чтобы любить,

но сердце человека очень мало.

Каждым местом надо дорожить.

Быть любимым над всем, что дано.

Каждому свой выбор. Я рад,

что досталась мне моя доля.

На ярмарке был маскарад.

Да, здесь в Сассексе у моря!



Реклама
Муза среди моторов (1900—1930)



Мчаться по прямому шоссе

или по улочкам до ворот.

Кайф, после офиса, на вираже

выехать с друзьями за город.

В движении нет равного пилота,

бесшумный он и шустрый.

Салон из кожи, везде позолота,

медный капот, яркий, искусный.

Но чтобы им управлять достойно,

надо вести себя очень спокойно.



Русские пацифисты



Да хранит вас Бог, мирные джентльмены!

Не беспокойтесь! Не занимайтесь спортом,

смерть придёт к вам внезапно и неизменно.

Армии и города станут мёртвыми,

некого будет считать или о ком-то заботиться.

Да упокоит вас Бог, весёлые господа!

Признак встретит вас там, где все молятся!

Хор: «Прорыв для усталого хозяина

для сохранения не имеет основания.

Дайте им остальное, чего они хотят».

Кто будет в одном окопе с вами спать?

Мирные джентльмены! Бог вас всех упокоит!

Не беспокойтесь, мы выкопаем могилу нации,

такую же, как вся Англия, она этого стоит.

Для Королевства, его Славы, Силы и Гордости,

300 лет оно процветало,

а через 300 дней умирало.

Хор: «Залей масло, обрадуется толпа.

Дайте им тепло, его не было давно.

Что будет дальше, добрые господа,

такой костёр разгорелся! Так суждено».

Упокоит вас Господь, заботливые господа!

Усните сразу, пусть будет ночь светлее дня.

Ни тень, ни звук остатков владычества,

кроме плача, будут сильнее горящего огня.

Хор: «Подели хлеб для голодающих,

чтоб он не погиб в поле. Дай им пищу.

Кого рядом можно арестовать?

Чтобы такую взятку оправдать».

Да упокоит вас Бог, весёлые господа!

Королевство стало пеплом навсегда.

Меж летом и зимой урожай собирали.

Оружие, жертвы, страну — всё потеряли!

Хор: «Встал на колено, поник головой,

мы хороним нацию, она будет мёртвой.

Кто сможет отдать свою власть,

с нашей верной помощью упасть?»



Вопрос



Братья, что будет со мной?

Если война повернёт в другую сторону

и докажут, что я это он?

Для кого мир умрёт и будет по-новому.

Если будет доказано, что всё хорошо,

какую пользу я больше принесу?

Я сделал покупок целое множество,

кто сможет страдать за мою судьбу?

Я простой представитель человечества.

Поклялся одной жертве со слезами,

но не вслепую, а для свидетельства,

что умирать буду с открытыми глазами!

Никто не просил бы меня поднять меч,

чтобы защитить свою судьбу.

Пусть они слушают только мою речь,

а я ответил бы, что знал их в гробу.

Если после битвы они найдут меня

свободным от смертельной схватки,

тогда как жить с собой всё это время?

Что они купят для меня без оглядки?

Это было со мной. Оправдан я.

Братья, если докажут, что я врал.

Тогда будет доказано, что он — это я.

Кто на допросе молчал и отрицал?



Загадка
«Загадка» — Действия и реакции



Кельт хорош во всех его вариантах от Баллиху до Биллет,

о нём не надо думать, каждый знает, что он будет делать.

Можно логически предсказать конец своим началом.

Но англичане, они всё-такие разные. Ах, англичане!

Их психология бычья, а взгляды грубые и жестокие,

они отказываются от того, чтоб их щекотали соломками.

И соломинка, которой их щекотали, и мякина — лучшая еда,

они превращаются в луч, чтобы сломать им голову врага.

По недемократическим причинам, мотивам государства

они приходят к своим выводам на основе коварства.

Лишённые самовыражения, они никому не доверяют,

но почему так сделано, в курилке об этом узнают.

Да, иногда в курилке, сквозь завесы «Ers» и «Ums»,

косвенно приходят к светлому умозаключению.

На каждом шаге, который они предприняли,

их украшает жаргон, что они одобрили.

В телеграфных сообщениях они намекают друзьям

на внутреннюю материю, что им можно и что нельзя.

И пока кельт разговаривает из Валенсии в Керкуолле,

англичане ничего не говорят, воды в рот набрали.



Старики



В нашей судьбе мы живём и трудимся до конца,

проживая нетерпеливые годы с терпеливым другом.

Пока мы дышим и мыслим, бьются наши сердца,

мы думаем, что живы, но реально умираем с испугом.

Мы не знаем, как старые звёзды переходят в другие,

как джунгли расцветают в пустыне, или колодец иссох.

Новый компас поведёт новых людей в миры иные,

а мы будем связывать руки детям и сдерживать молодёжь.

Мы вернём назад воду в реках для орошения земли,

используем собственных лошадей, распахивая пески.

Лучи солнца будут источником света на нашем пути,

мы с ними встаём и ложимся под щебетание птиц.

Мы пойдём в бой и выиграем его ради отечества,

оценим и проанализируем, отвлекая наш разум на

забытые проблемы, оскорбительные для человечества,

как стервятники над трупом, что оставила нам армия.

Мы сотворим призраков славы, которых давно уже создали,

размазывая из запутанных палитр удивительные пигменты.

Близкие рыдали, прославляя и не уменьшая природной силы.

Наша молодость забудется, но останутся запахи и элементы.

Мы жмём руки, целуемся в дёсны и вспоминаем об этом.

Да, мы очень довольны нашей работой в этом самом Аду!

В нашей судьбе мы любим тех, кто живёт мудрым советом

и не избегают нас от позора державы, нам принёсшей беду.

Вырвись от оков безопасности, будь уверен, что освободился.

Тот, кто перенёс смертельную угрозу, тот заново родился.



Рождество



Малышка в люльке раскачивалась нежно.

Всё было безопасно и тепло.

С моим ребёнком всё было безнадёжно.

С моим! С моим! Не повезло.

Всё было хорошо сначала.

Мать молилась и ожидала,

не знаю, как он упал.

Где он? Да кто бы знал.

Звезда возвысилась на небесах.

Наблюдатели вышли, чтоб увидеть.

Знак обещаний был в наших снах,

без признаков, чтобы меня обидеть.

У меня ребёнок умер в темноте один.

Разве ребёнку это хорошо? Он спал.

Там никто не ухаживал за ним.

Я не знаю, не знаю, как он упал.

Был поднят крест, работал зуммер.

Мать скорбела рядом с ним.

Она видела, как он умер.

Он умер, умер. Он был любим.

Уверен, он был безгрешен.

Его захоронили, ему не дали пожить.

Ребёнку хорошо, он воскрешен.

Я не знаю, где он теперь лежит.

Мария Магдалина на Пасху пришла,

но камень был отвален от входа.

Тела не было внутри. Она его не нашла.

Внутри! Внутри! Было действие Бога.

Кто может ответить на мой вопрос?

Мать молилась за сломанную жизнь.

У неё забрали сына. Иисус Христос!

Я не знаю, где он сейчас лежит.

Опять звезда взошла на небесах.

Наблюдатели смотрят напрасно,

Знак обещания, видимо, не для нас.

Мир на Земле снова и снова! Ясно,

но я знаю, для кого он упал.

Непоколебимая мать улыбалась.

Хорошо ли ребёнку? Кто бы знал!

Ему хорошо. Рядом с Богом место досталось.



Человек, написавший про это



Избегай этой чаши, её сторонись!

Там яд, который многие вести убил,

окунувших перья в эту жидкость,

держись подальше от этих чернил.

Если женитьба, был подкуп или погром,

сохрани квитанцию оплаченного счёта,

там написано сине-чёрным серебром.

Знаю, что это желчь или железное что-то.

У королевы был слуга Боанергес Блитцин.

Возможно, это был его печальный день.

В неудачный момент обнаружив мужчин,

он остался свидетелем всех этих сцен.

Блитцин утверждал, что этим орудием

можно достичь высокого положения.

Только он не владел тем словоблудием,

злым умыслом, иронией раздражения.

Люди воюют с правительством,

чтобы поддержать свою борьбу,

используют журналистский приём,

чтобы изменить свою судьбу.

Перспектива юноши не была бы такой яркой,

если бы не написал в одной из индийских газет.

Перспектива Блитцина не была бы и тёмной,

если бы он написал и оставил свой след.

Он смело, по-чёрному опубликовал про это

в индийской газете и заставил старших извиваться.

Был скандал в офисе, на правду требовали запрета.

Над обманутым юношей стали всяко издеваться.

Грязь, что он написал, сделала его отважным,

Блитцин почувствовал свою славу.

Те, о которых он писал, негодовали однажды,

но Блитцин писал ещё больше на забаву.

Представленный как решительный и мрачный колдун,

он не продвигался по службе и не пришёл к этому.

Обнаружив, что постоянно в скандалах он тонул,

опускался всё глубже и глубже в жарком Аду.

До тех пор, пока его не уволили,

Блитцин был как зазноба,

казалось, до него не доходило,

Блитцин записал это как «злобу».

Язык в округе был пустынный и нерадивый,

чиновники шли мимо него по всем местам.

Это место стало несправедливым.

Прошло семь лет, он до сих пор находится там!



Леди



Я развеселился, увидев её опять.

В своё время я многих покорил.

У меня был способ, чтоб удивить,

на четыре часа мне хватало сил.

Одна была вдова элитной касты,

другая женщина из Проме,

даже была жена Джемадар-Саиса

и девушка в моём же доме.

Теперь я одинок, совсем без дам,

вот бы собрать их вместе разом,

попробовать опять, воздать мечтам

и насладиться упущенным оргазмом.

Есть моменты, когда ты не способен.

Было, когда можешь до рассвета,

что-то тебе даёт желтый, или Brown,

это помогает тебе и с белым цветом.

Когда в Оогли я молод был,

стеснительную девку подцепил.

Агги де Кастер напала на меня,

в грехах подобных она была умна.

Она старше меня, но тепла дала,

больше похоже на мать она была.

Урок всех способов она преподнесла,

с тех пор узнал я все женские дела.

По приказу я в Бирме служил

и на базаре наводил порядок,

там я живую игру опять замутил,

когда сделал одной подарок.

Смешную жёлтую куклу

с чайной чашкой из фарфора.

Мы жили, словно супруги,

тогда я узнал о женщинах много.

Нас перевели в Нимуч вблизи океана,

там я уже мог содержать девицу.

В сити Моу была одного негра жена,

блестящая чёрная дьяволица.

Была ещё одна девчонка из цыган,

она излучала, словно добрый вулкан.

Как-то ночью меня ножом пугала

за то, что я обзывал её белой.

Вернулся я в казарму чуть свет,

а там девчонка шестнадцати лет.

Она пришла из монастыря Мируто,

самая невинная, что я видел когда-то,

к ней любовь никогда не приходила.

Она и не знала, что всё это было.

Не стал я ей признаваться в любви,

вскоре наши разошлись корабли.

Затем я нашёл место и там поселился,

за свои удовольствия уже поплатился.

Чем больше известный для остальных,

тем меньше возможности найти других.

Вот я сижу и думаю, как дальше жить,

Адские огни увидеть, мечту воплотить.

Я не готов поделиться своей судьбой,

женщинам не узнать, что стало со мной.

Что леди полковника могла подумать?

Никто и никогда не узнает об этом.

Жену сержанта попросили с ответом,

она им правду сказала, не стала врать.

Трудно найти мужчину в его натуре,

они, словно булавки в ряду на рейде.

Тоже у леди полковника и О'Грэйди,

они как сестры, всё в той же шкуре!



Король и море



Царство свергли в придворном бою,

все сочувствовали своему королю,

которого любили, а он им был предан.

Волна прилива пришла на канал

и сообщила всем, кто ликовал:

«Послушайте, что дал человеку океан».

И не было мысли, корона или держава,

исчезли сундук с золотишком и слава.

Стрелок убрал его, свою тайну храня,

используя древний опыт истязания,

ни благосклонность, ни оправдание,

ничто не спасло его от самого себя.

Никто не узнает его день рождения,

в табличке не было заслуг и звания.

За стальной оградкой положили его.

Точное время и узкое пространство,

выражение лица выглядело странно,

пока живые передвигались мимо него.

В результате я остался один,

выражался знаками и был немым,

стремился не помогать ему и другим.

Сохранял честь, не замечая похвалу,

выполнял задачу, не оставаясь в долгу,

чтоб сгладить упреки и быть благим.

Я в каждом видел душевный покой,

там был и ребёнок, и спящий больной.

Длинное время невозможно измерить,

я вёл его слепо, для себя незаметно,

на вершинах волн, срезанных ветром,

без удовольствия, хотел в это верить.

Я показал ему всю хитрость моря,

злое предательство, угрюмое горе.

За что боролись мы каждый раз,

усмехаясь и проявляя тупость.

Я знаю, что стоит такая глупость,

тот изъян в душе, открывший шанс.

(Уроки потом воздают плодам.)

Я дал ему силу, его рукам.

Он с командой сделал все попытки,

ни один человек не отказался от него.

На нём был конец и последнее слово.

Мы сурово судили его за ошибки.

Океан ждал за бортом, чтобы предать его.

Сила долга сдерживала больше всего.

Когда он пришёл к своей короне,

не власть ввела его в заблуждение позже,

он остерегался себя не меньше, не больше,

чем море щадило его на троне.

После по земле развеяли его прах.

Корабли салютовали в его честь залп.

Венки возложили, пустив по волнам.

Приливная волна прошла по планете

и на всех берегах сказала про это:

«Знай, что дал человеку Океан!»



Рассказ о благородстве



С нами ехал инженер умелый,

справляться мог с любым он делом.

Он был мудрым, но странный внутри,

его когда-то из Парижа привезли.

Сидя посредине на передней оси,

в кожаной шляпе он как бы рулил

и был уверен, что его управление

по дороге создавало движение.

Простых людей и даже господ

увозил он от разных невзгод.

Сзади бывали поросята и козы,

а он на дерево больше похожий,

чем бык на китайскую лавку,

остановится и подберёт собачку.

Чем больше он зависел от причуд,

тем чаще тормозил, собирая приют.



Мальчик-идиот



Он нёсся вниз с вершины горы

с превышением скорости.

Молодым безразличны законы

и плевать им на штрафы в частности.

Он был один, чтобы никто не мог знать,

как он может водить или управлять.

Теперь он в кювете, и что?!

Дифференциал передачи дерьмо?



Баллада о Ватерфале
(Унтер-офицеры, отвечающие за заключённых)



Я морем вёз арестантов за границу,

без всякого восторга проводил конвой.

Я видел хмурые, измученные лица,

мне был известен тяжкий плен такой.

Заключение внутри колючих проводов,

под наблюдением и напряжением,

ходили бандиты под свет прожекторов

за проигрыш на морских сражениях.

Вот так я в клетке Ватерфаля

узнал, что значит быть в плену.

Чёрный позор, издёвки вертухая,

я пережил, оставив злобу на тюрьму.

Судьба преподнесла жестокий нам урок,

часовой нас не щадил, принимая за гиен.

Знаю точно, что они свой отбудут срок.

Я помню Ватерфаль и что такое плен.

Они подружатся с тоской на долгие свои года,

ошибки запертой ночи, им стало адом навсегда.

Я за их свободу всё золото отдал бы на обмен,

потому что в Ватерфале я понял, что такое плен.



Гребец на галере



В море плавала галера, с резным деревом штурвал,

серебром нос обрамлённый в кованый одет овал.

Полным ходом шли по морю, холод горло разрывал.

Кандалы натёрли ноги, нас никто не догонял.

Мы перевозили хлопок, слитки золота и шерсть,

сколько негров было в трюме, никому не перечесть.

Пена белая бурлила, акула чёрная плыла,

среди других галер на море наша лучшая была.

На галере было время для потасовки и гульбы,

как скотину нас держали, но нам хотелось и любви.

Мы блаженство вырывали на мгновение у судьбы

с той же силой, что ломали мы морских валов хребты.

Труд губил детей и женщин, и даже наших стариков,

мы за борт бросали мёртвых, их избавив от оков.

Их акулы пожирали, мы до одури гребли

и скорбеть не успевали, лишь завидовать могли.

Мне дороже братьев в банде в мире не было людей,

чем родней рабов галеры и властители морей.

Если с курса не сбивались мы при яростных волнах,

человек ли, бог ли, дьявол, что внушает гневный страх.

Был дикий шторм, такого сильного наши деды не знали.

Земля обломки наблюдала, как мы в галере выживали.

В знойный полдень, удушье в полночь, болезни, смерть,

нам не хватало времени, чтобы просто умереть.

Сегодня я галеру покидаю, моё место займёт другой.

На палубе я высек своё имя, чтоб остаться в памяти с душой.

Я свободен, вижу, как другие идут к главному исходу,

чтобы жизнь спасти и сохранить свою свободу.

По клейму, что на моём плече, по следам стальных оков,

шрамы никогда не заживут от ран полученных кнутов.

Я стар, глаза мои слезятся, года судьбу не развернут,

кабы эта работа была моей, я вновь готов на этот труд.

Пусть кто-то говорит, что час апокалипсиса настал

и накрыть галеру должен с севера идущий вал.

Когда поднимут негры бунт и палубу в крови умоют,

галера врежется в прибрежный риф или потонет.

Не спускайте флаг на мачте и не сигнальте в небеса,

к вам придут гребцы на помощь и поднимут паруса.

Седые банды прошлых лет начнут грести под цепь и кнут

на скамье, что их скопила, и с веслом в руках умрут.

Войско молодых и старых, ссыльных, нанятых, рабов,

притоны, тюрьмы, лазареты выставят своих бойцов.

Когда дым закроет небо, а палуба в огне дрожит,

у тех, кто тушит это пламя, стиснуты в зубах ножи.

Судьба мне если предоставит снова в руки взять весло,

пусть мужчинам посильнее в их сражениях повезло.

Сегодня я галеру покидаю и Бога за всё хочу благодарить,

за то, что я трудился с мужиками и мужиком остался жить.



Фабулисты
«Вихрь» — Разнообразие существа



Люди пишут басни, как старый Эзоп,

когда весь мир скрывает в этом толк.

Ведь истина не является другом толпы.

Они шутят над тем, в чём глухи и слепы.

Им это нужно сделать, они этим дышат.

Пусть это не радует, но их всё же услышат.

Когда явный глупец делает любую работу,

а злостный лодырь требует убить Свободу,

чтобы сбить с толку всех, кто это видит,

и объятый страхом захватывает могилу.

Даже в тот момент падения с крыши,

если мужчины не радуют, их не слышат,

но не все в этом должны иметь отчуждение,

получая удовольствие от самовыражения.

Потребность труда есть, но не для выгоды более,

кого настоящий труд вырвет от поздней боли.

Кто-то трудился, ему награда была лишней,

хотя они были довольны, но их не услышали.

Был замок висящий у нас на губах,

мы пережили иго, испытывая страх.

Нам не выдавали стипендию

в то время нашему поколению.

Удовольствия живут в воспоминаниях.

Нас не слышат за наши старания.

Что человек слышит, кроме стонущих мнений?

Что он должен учитывать, кроме мгновений?

Когда жизнь каждого превосходит всё воображаемое.

Какой человек будет выдавать радость за желаемое?

Вдруг он упал, как должен был упасть.

Мы ничего не услышали, какая жалость.



Первопроходец



Двигаться нет смысла дальше, здесь совершенства край.

В это сразу я поверил, землю распахал и посеял урожай.

Построил тут амбар, забор поставил вдоль границ,

дальше кончаются тропы предгорий и полёты птиц.

Слышу голос чей-то свыше, очень странно он звучал.

Этот шёпот день и ночь мне усердно повторял:

«Ты найдёшь себе, что скрыто, ждёт оно тебя, иди

и не жди, а собирайся, следуй дальше и найди».

От нетерпения сгорая, соседям ничего не говоря,

скрытно пони запрягая, я выехал чуть свет не зря.

Тернистый путь прошёл, молюсь я среди скал,

уж нет воды, травы, вышел на горный перевал.

В походе шёл я наугад, уклоняясь от беды,

спешил для пони корм найти да испить воды.

Разбил лагерь на камнях, снег шёл на валуны,

ветер облака согнал, закрыв лицо Луны.

В ту ночь замёрзла породистая пони,

я лагерь «Отчаянием» назвал в агонии.

Опять тот шёпот: «Следуй за кордон,

то, что ищешь, дальше, иди, там твой дом».

Тогда поверил в Божью руку, она уверенность дала иметь,

может, это был самообман, но лучшие люди выбирают смерть.

Я мог вернуться, добраться до посёлка, но ужас охватил меня.

Спустившись на другую сторону, пешком пошёл я без коня.

Снег закончился цветами, цветы превратились в алоэ,

их заросли появились, где поток достигал половодья.

Вновь вода на мелководье, только скальные породы,

я очутился на пустынной земле истощённой природы.

Почудилось, что я среди чужих и около костра,

кажется, я вижу лица их и слышу голоса.

Я бросил камень, чтоб проверить, но шёпот вновь в ушах:

«Что ищешь, там за горизонтом, держи свой верный шаг».

Наконец я миновал все призраки, видения,

вышел к пастбищам, к воде, к птицам и растениям.

Там нашёл себе еду, неделю набирался сил,

нашёл то, что так искал, добрался, получил.

Изыскания я начал, как только кончились мытарства.

Вот Саул, ослов искавший, получил от Бога царство!

Шаг за шагом я трудился, опыт набирал.

Мне всё это шёпот Божий вдвое больше дал.

На опасных горных склонах стал собирать куски породы.

Водопадов слушал рокот, пенье птиц как звук природы,

на болотах я нашёл девственные слои ценнейших руд,

а цветущие долины дались мне наградой за мой труд.

Я проектировал дороги, города, посёлки.

Сколько га лесов созреет, да исчезнут колки.

Здесь появятся плотины, судоходство, капитал,

будет много урожая, чтобы каждый сытым стал!

Знал, что умные возьмут кредиты и пойдут по следу.

Все используют мой опыт, присвоят лёгкую победу.

Всей гурьбой повалят дружно пионеры-храбрецы.

Возвратившись, растрезвонят: мы герои, молодцы!

Вновь откроют реки, но не так, как я дивился.

Все мои покажут знаки, чтоб никто не заблудился!

Вот те же места для жизни будут снова выявлять,

по моим же ориентирам будут компас направлять.

Я ни одной реке не дал имя и не требовал земли,

лишь один я самородок держу в слитке, посмотри.

Потому, что мой Создатель мне всё это просто дал.

Не понять вам этот дар, вас волнует только капитал.

Вы найдёте в том краю всё, чем богата природа.

Бог хранил богатства эти для нормального народа,

рядом с вами лес, река, нефть, руда, металлы, газ.

Он выбрал своим шёпотом меня, это я нашёл для вас!

Да, наш край есть совершенство, не бесплодная земля.

Дальше двигаться нет смысла и начать опять с нуля.

Нашей нации подарок подарил нам Бог любя.

Мог бы и другой найти всё это, только шёпот слушал Я!



Кровать смерти



Это государство выше закона,

оно существует для себя же.

Железная челюсть — часть канона,

ответная опухоль под кожей.

Некоторые умирают, крича в огне или в голод,

умирают молча от снаряда и пули.

Кто-то умирает в отчаянии, попав на провод,

умирает внезапно, не зная, что будет.

«Regis suprema volntas Lex».

Это следует обычному курсу горла.

Умирают под обломками с честью,

умирают рыдая, между лодок.

Другие мрут красноречиво, прижатые смертью.

Некоторые умирают целиком за полдуха,

в скользком окопе, его слышат друзья,

доставляя хлопоты в распространении слуха,

в жизни нет зла и мало добра.

Только государственные предписания,

слишком поздно, но мы можем сделать,

боль замаскировать от истязания.

Святыми умирают с верой и надеждой.

Один умер так во дворе тюрьмы,

сломанный насилием от разных пут.

Кто-то умер легко, за тяжесть суммы,

разрывая на куски преградивших путь.

Горе предателю! Горе самым слабым!

Позвольте ему написать, что он желает.

Он пытается говорить, и это его утомляет.

Есть тихо умирающие в громкой жалости.

Навязывают плохой боевой дух,

лучше быть мёртвым, я сказал:

«Мои враги навязали мне войну.

Право на жизнь, вот что я искал».

Не бойся тройной дозы. Боль исчезает,

пока действует наркотик, он умирает под иглой.

Какой вопрос он задает глазами?

Да, Всевышний, будь уверен, я с Тобой!



Баллада о «Боливаре»



Семь матросов со всех стран вернулись в док опять,

по Ратклифф-роуд в пьяном виде шли они гулять.

Дайте девкам ещё выпить, пока у нас загул,

«Боливар» прошёл залив и в шторм не утонул.

Из Сандерленда вышли мы, приняв на борт груз рельс,

но вернулись снова в порт, заметив перевес.

Мы вышли снова из порта, попав на зимний шторм.

Всю неделю дрейфовали на фоне страшных волн.

Рвались заклёпки, забивался белый снег в трубу,

уголь, груз бросало от борта к борту.

Протекало наше судно, словно решето,

пробиваться по заливу было тяжело.

Маяк сигналы отпускал, давая нам огня.

Миля к миле приближались, манила нас земля.

Вдруг удар на левом борте, мы его не ждали,

получив два фута крен, мы рифы миновали.

Словно утка в воде бьётся и душу отдаёт,

скрежет кузницы несётся в каждый разворот.

Только мачту видно в брызгах да ночной прилив.

Против ветра «Боливар» проплыл через залив!

Чувствовал, конец приходит и настанет рок,

каждый раз на удивление выдерживали шок.

Словно пьяных мужиков, слышал стук в корму,

но молился, чтоб Господь держал нас на плаву.

Бились о настил железный, сплошь углём дыша,

руки, ноги в кровь разбиты и болит душа.

«Боливар» с проклятьем гнали в шторм через Бискай!

В прошлый раз молились, чтоб судный день настал.

Нос вздымался, и казалось, стон на много миль,

деньги Ллойда норовили нас поймать за киль.

Вверх и вниз баркас мотало без часа передышки,

и, смеясь над близкой смертью, нам грозила «крышка».

Задремал на час немного, дремота в бреду,

слышал, как гнилые клёпки рвутся на ходу.

Компас, как котёнок шалый за хвостом кружась,

вёл «Боливар» на юг залива в тот ужасный час.

Мы видели ужас моря, даже шквальный страх.

Вот других на наше место, был бы верный крах.

Лайнер, словно гранд-отель, промчался мимо нас,

ослепил баркас огнями, исчезнув в тот же час.

Вновь удар, волной накрыло, и раздался смех.

К дьяволу штурвал сорвало, запрягаем всех!

Рулевую цепь тяните, крепче налегай,

тащим «Боливар» из Ада в шторм через Бискай.

Нас не ждали с грудой лома с запахом из вара.

Мы на берег сразу вышли в любимый бар Бильбао.

Был непосильный перегруз, но не было причины.

Шторм Всевышнего прошли и блеф морской пучины.

Семь матросов всего мира вернулись снова в город,

напились, в нетрезвом виде прошли по Ратклифф-роуд.

Семь человек, прошедших Ад, остался каждый жив,

безопасно «Боливар» миновал залив.



Каин и Авель



Каин и Авель братьями были.

Один скот, другой кукурузу разводили.

Каин обрабатывал землю у реки,

ему достаточно было воды.

Он сделал плотину и затопил все угодья.

Пол-Евфрата собрал для плодородия.

Но Авель скотину пас на равнине

и пробирался туда по дамбе плотины.

Три года засуха истощала равнины.

Выдохлись колодцы, ручьи и плотины.

К дому Каина приходило стадо быков,

просили воды под солнечный зной.

Коровы пришли и просили воды

во время холодной и белой Луны.

В прекрасный дом Каина телята пришли

с вечерней звездой до утренней зари:

«Дайте нам воды, мы станем коровами,

или у вас не будет говядины снова».

Но Каин отказал своему братцу:

«Не дам воды, берите в колодцах».

«Тогда нарисуй свои люки, мой брат,

дай немного воды, ведь я не виноват».

Каин ответил: «Нет! Брат мой Авель!

Мои плотины крепкие и канавы,

ни одна капля не пройдёт, пока

кукуруза не взойдёт наверняка.

Я не продам и не подпишу договор,

если нарушишь, у меня есть закон».

Затем Авель взял лучшую скотину

и на дороге Эдема разрушил плотину.

Он разрушил её ногами, руками.

Пусть Евфрат течёт свободно ручьями.

Он на равнину пустил воды Евфрата,

скот мог пить, вопреки воле брата.

Каин увидел, что сделал Авель,

месть затаил, терпеть себя заставил.

Он выгнал Авеля из души.

Авель сказал брату: «Не спеши,

я ничего с тобой не подписал

и воду никому не продавал.

Ты нарушил основной закон,

тебе я вынес братский приговор».

«Ты минуешь границу в шляпе верхом,

копытами превращая поля в ипподром.

Мы молимся Господу за удачу урожая,

ты топчешь кукурузу не замечая.

Теперь ты такой, каким должен быть,

молись, но меня ты можешь забыть».

Тогда Авель увидел, что значит жить,

как без оружия её сохранить.

Он поднялся своим мощным телом,

но Каин ударил ножом и был первым!

Стадо убежало, увидев кровавую грязь,

телята кричали, бычков сторонясь.

Стадо разбежалось по разным углам.

Каина оставили судить богам!

Убит был первый человек, он это вынес.

Я не верю в судебную справедливость!



Право первородства



У нас есть такое богатство,

как гордый Рим и его напасти,

гуляющие в пространстве,

но не с такой ярой страстью.

Под ногами язычника не лежит

бриллиант, стоящий половину дней,

той жизни, какую он может прожить,

раскаляя сердца и умножая людей.

Пламенное сердце человека на просторе

взлетает изумрудом, озаряя небеса,

а на глубине, испытывая пронзительное горе,

лежит жемчужина, как бессмертная слеза.

Нежный турецкий талисман, как чародей

из плетёного золота, долго торжествовал.

Затем появились минералы для людей:

янтарь, слоновая кость, нефрит и коралл.

Это не более, чем разные фантазии,

амулеты любви или жетоны жизни.

Вещи высокомерного использования,

мы не охраняем, злоупотребляя ими.

Так учёные и дети в наградах

спорта и шоу получают гранты.

Люди на праздниках и рынках

надевают золото и бриллианты!



Бабочки
«Радио» — Движение открытий



Глазами ввысь, по опасной местности,

дети преследуют бабочек по следу,

повёрнутые потные лица в беспечности

рассекают сеткой по пустому небу.

Они бегут и падают в ежевичные заросли,

их ноги жалит крапива до самой крови,

тысячи царапин и ссадин себе нанесли,

вытирая брови, прекращают погоню.

Приходит отец, чтоб успокоить их,

от буйства боли и горя на беду.

Говорит им: «Маленькие мои,

соберите капустный лист в саду,

на нём вы сможете найти сгустки

отложившихся серых и тусклых яиц.

Из этих червей в большом количестве

бабочки воскресают из мертвых гусениц.

«Небеса прекрасны, безобразна земля», —

говорит проповедник пространства, он это знает.

Мы не должны видеть, где улитка и слизняк.

Рождается Психея. Значит, наша смерть наступает!



Отрешённый нищий



«Боже, королеву храни», — он пел на углу,

отпевая Крюгера из своих уст,

просил бросить шиллинг в шапку к нему

джентльмену в хаки, несущему грусть.

Он отрешённый, его слабость чиста.

Мы видим нищего в полночь.

Он на службе, знает точно свои места,

оставляя себе только мелочь!

Сын герцога, повара или сын королей,

в бухте много пешеходов и лошадей,

каждый работает в стране своей.

Кто присматривает за его вещами?

Передайте в шляпу ваше подаяние,

плати, плати, моё вам признание.

Есть девушка, он хотел на ней жениться,

но знал, что не получит от неё разрешения.

У него есть газ, жильё, где он ютится,

наверно, есть ребёнок без даты рождения.

Есть девушки случайные, вспоминают о нём порой,

они хотели бы нищего пригласить в гости,

сейчас не время проповедей с наступившей зимой.

Надо бы помочь девушке, что он бросил.

Сын герцога, повара, графа, они все равны,

сын трактирщика, мытаря и другие.

Каждый из них выполняет работу страны.

Кто за девушкой присмотрит отныне?

Передайте в шляпу ваше подаяние.

Плати, плати, моё вам признание.

Тысячи гордых семей не будут умолять и просить,

не встанут на колени, произнося жалкие фразы.

Они без денег будут перебиваться и в голоде жить.

Человек, имеющий зарплату, выполняет приказы.

Отрешённый нищий не слышит проблемы страны,

его не надо куда-то отправлять или искать!

Он бросил работу, стал свободным, всегда один.

Поможем нищему, не позволим ему помирать.

Работа герцога, повара, садовника, жены,

во дворце, магазине, с бумагами, живьём.

Каждый из них выполняет работу страны,

Кто присмотрит за его жильём?

Передайте в шляпу ваше подаяние.

Плати, плати, моё вам признание.

Давайте поймём, как можно смотреть ему в лицо.

Скажем ему, что он предпочитает другим,

что он спас империю, а работодатель — место своё.

Его друзья, ты и я, давай присмотрим за ним.

Он отрешённый нищий и может это забыть.

Мы не хотим, чтобы его дети говорили ему,

что они работают, а папа продолжает просить.

Вот так, мы просто помогаем дому твоему.

Дом повара, замок герцога, дом миллионера.

Много лошадей и народа собрались на пир.

Каждый из них работает до своего предела.

Мы можем сэкономить и спасти этот мир?

Передайте в шляпу ваше подаяние.

Плати, плати, моё вам признание.