Дневник монаха. Часть 7

   

    Начало - http://stihi.ru/2024/07/10/4959

   Из театра Элка не ушла. Начинали читать новую пьесу и она должна была там играть. Режиссер простил ей прогул, и заменил дублёршей. Однажды на спектакль пришла Зина с детьми. Она была потрясена игрой Элеоноры, но сказала мне тихо:
 - Борис, у неё очень глаза печальные. Что-то тревожит эту девочку.
   Когда раздались бурные аплодисменты, Элка посмотрела на меня умоляюще. И я отправился к ней в гримёрку. Она сидела у зеркала, обхватив лоб ладонями, и неподвижно смотрела вниз, я решил не тревожить её, и потихоньку стал выходить.
 - Не уходи, Боб.
 - Что случилось, королева?
Она смотрела в зеркало и говорила с моим отражением:
 - Не могу понять что происходит со мной. Меня преследует запах крови. После каждого сыгранного спектакля. И еще... Я видела твоих детей. И Зину. Какие они славные. И ты пришёл ко мне. Она тебя отпустила. Какая умница твоя Зина. Иди, иди к ним! Только обещай вечером завтра встретиться со мной. Мне нужно поговорить. Очень нужно поговорить с тобой, Борис! 
   Мои руки легли на её голову:
 - Я приду.

   На следующий день она ждала меня после спектакля. И мы поехали побродить по арбатским переулкам. В одном из них, по приезду в Москву, мы с Зиной снимали комнату, и я любил эти переулки так, как будто бы родился здесь, мне нравился покой этих изогнутых улочек и патриархальность зданий, тогда еще не тронутых руками перестройщиков и офисного бума.
 - Что произошло, королева?
Элеонора схватила меня за руку так, как будто бы я был единственной опорой для нее.
 - Ты, — ответила она, — единственная опора для меня в этой пустой жизни. Что-то происходит вокруг. Сны... Предчувствия. Кто-то ходит за мной по пятам. И кровь. Запах крови преследует меня. Я уже говорила тебе. Мне страшно, Равик.
   Я остановился, и обнял свою голубку. Элеонора подняла на меня огромные глаза. Они были бесконечно печальны.
 - Знаешь, я чувствую, что ты защищаешь меня. Я вижу как твои руки становятся крыльями, чтобы спасти от беды. Но сиротство не проходит даром. И оно дается за что-то. Это моё убеждение.
 - Почему ты говоришь о сиротстве?
Элеонора посмотрела на меня опустошенным взглядом:
 - Пойдем присядем куда-нибудь, я очень устала.
Рядом с каменным домом девятнадцатого века, чьей-то заботливой рукой, была пристроена лавочка. И мы опустились на нее. Переулочек был пустынен и тих. Элеонора оглянулась вокруг и прищурила глаза.

 - Я скоро умру, Боб.
Как я не был огорчён, но почувствовал, что она говорит правду. Однако  сказал примитивное:
 - Не надо говорить об этом, любимая. Это решает только Бог.

   Она перебила меня:
 - Я всегда была очень несчастна. Мама моя умерла. Папу я не видела никогда. Моя бабка драла меня как сидорову козу и не любила. Знаешь, ведь дети это чувствуют. И я думала: вот вырасту, и все будет по-другому. У меня будет большая семья и много детей. Я буду их любить так, как никто и никогда не любил. Но вот я выросла и мне уже двадцать пять лет, но нет семьи, и никогда не будет детей. Так случилось. Сирота с детства, всегда остается сиротой. Я научилась жить среди масок. Научилась притворству,хамству, умению защищаться. И я была уверена, что все живут так. Внутри одно, а среди людей другое. Но это, внутреннее, никто никогда не открывает. Это табу в обществе. Свое тайное я спрятала так глубоко... что и сама не смогла бы дотянуться до него. И вот появился ты. Ты не прячеш свое истинное. Ты таков, как есть на самом деле. Я это чувствую. И могу открыть тебе душу, не боясь насмешки. Это такой дар! И когда я с тобой, чувствую что мы одно целое!Мне не надо притворяться. И только тебе я могу рассказать все, что происходит со мной. Знаешь в каком-то фильме, который я запомнила с детства, было сказано: любящим людям даже не обязательно видеться, они чувствуют друг друга и всегда рядом.

— Это правда, — ответил я.
— И еще я летаю к тебе, по ночам, и стою у твоего изголовья,- тихо произнесла  Элеонора, и положила мне голову на плечо.
— Я тоже летаю к тебе во сне, девочка моя! Только ты не думай о плохом. Всё пройдёт, тебе надо  отдохнуть.
— Боб! А разве смерть — это плохое? Конец земным страданиям, конец муке, конец ненужным и фальшивым отношениям среди глупых людей!
— Я не хочу, чтобы ты умирала.
— И я не хочу, но мне будто кто-то сказал об этом и уже ничего нельзя сделать!
   
  Мы стояли на темной улице, плотно прижавшись друг к другу, и я чувствовал как мои руки становятся крыльями, чтобы защищать мою возлюбленную где бы она не была. И я не смог ей сказать ни одного слова утешения.
 
— Завтра я уезжаю в Париж. На неделю.
— Я провожу тебя.
— Нет. Я хочу, чтобы ты поехал со мной!
— Но это невозможно, девочка!
— В этой жизни для нас с тобою невозможно всё, - сказала Элеонора,- может быть
существует такая жизнь, в которой мы с тобою будем вместе? И для нас не будет ничего невозможного? Может быть эта жизнь за порогом смерти?
- Милая моя, хорошая моя. Прости меня. Не думай о смерти. Я что-нибудь придумаю, родная! У нас есть время, всё изменится. Потерпи. И мы будем вместе.
  Наверное, говорил я очень убедительно, Элеонора успокоилась, и даже улыбнулась мне. В аэропорт я всё-таки приехал. Когда она поднималась по трапу, у самой двери в самолёт, вдруг обернулась и печально посмотрела на меня. Потом дверь закрылась, скрывая за собой мою любимую. Мороз пробежал по коже от предчувствия  У меня было ощущение, что какая-то дверь закрывается навсегда. Где? Какая дверь? Но она закрылась для меня навсегда. В неведомом пространстве...


   Но, когда Элеонора позвонила мне из Парижа, я успокоился. Всё встало на свои места.
 - Я остановилась в отеле рядом с площадью Терн, неподалеку от авеню Ваграм, где-то здесь бывал наш любимый Ремарк! Здесь, у Триумфальной Арки, начинался его день. Недалеко и мост Альма, где повстречались Равик и Жоан. Мне показалось, что я только для этого и приехала в Париж, чтобы побродить по местам великого писателя. Быть может это в первый и последний раз. Однако, я иначе представляла этот город. Здесь все такое маленькое, будто декорации на сцене. Лувр помпезен, Марсово поле тоже какое-то игрушечное. Так много ждала от этого города, а внутри меня опять сиротство. Пустыня. Для одинокого человека... везде пустыня. И если бы не было тебя, родной, жизнь потеряла бы всякий смысл. Приходи ко мне завтра.

— На площадь Терн? – улыбнулся я,- не успею.
— Боб! Ну что бы я делала без твоего чувства юмора? Завтра, к вечеру,  я буду дома. Ты придешь?
  Ком в горле не давал мне возможности говорить. Я всем сердцем был с этой  маленькой, самой лучшей женщиной на Свете, но чувствовал, что не могу ей дать того, что ей необходимо от меня... И всё-таки я ответил:
 - Я приду, приду родная!

   И время ожидания пошло. Завтра наступило через год. Так медленно тянулось для меня это время. И вот я у порога своей возлюбленной. С огромным букетом  чайных роз. Я никогда не ходил в гости к королевам, но решил, что без корзины роз не обойтись. Дверь была открыта. И я вошел.

— Салют, бродяга, — и нежные руки обвивают мою шею.
  Я неподвижно стою несколько секунд, потом ставлю розы на пол, беру её ладони и целую пальцы.
— Твои пальцы пахнут Елисейскими полями.
— Да, наверное. Ещё три часа назад я была в Париже. Проходи. Сейчас мы будем пить кальвадос, настоящий кальвадос, который пил сам Эрих Мария Ремарк. Знаешь, когда я прилетела мне предложили хороший отель, но я сказала что буду жить только в «Энтернасьонале». Я даже захотела спуститься в подвал, где Морозов с Равиком играли в шахматы — помнишь? Но там нет уже никакого подвала. И это правильно! Видимо  война быстро забывается.

  В голосе Элки было что-то умаляющее. Мы оба были смущены как дети. Она рассказывала о Париже, но только для того, чтобы просто говорить. Я почувствовал это и поднял на нее глаза.
— Тебе понравились розы?
— Спасибо Борис, — в голосе было удивление.
  И я понял что очень волнуюсь. К стулу меня кто-то прилепил. Мы выпили по рюмке. И еще. Королева опять начала метаться по кухне, доставать какие-то закуски, и стол был переполнен тарелочками с привезенным сыром, устрицами и прочими французскими яствами. Кальвадос напоминал хорошо выгнанный яблочный самогон. Его янтарный цвет радовал глаз, забытая корзина роз грустно стояла в коридоре.

  Я посмотрел на Элку, она по-прежнему металась по кухне и наперебой рассказывала о полях тюльпанов, о Нормандии, о музее великой Пиаф. Но между рассказами останавливалась и удивленно смотрела на меня. Вместо меня сидел лопоухий осёл и делал вид, что ему интересно слушать о Париже.
  Сколько раз я мечтал о том, чтобы остаться с ней  вдвоём, и говорить о нашей любви, но мы плели разную чушь ненужную и тривиальную. И еще, мы боялись посмотреть друг другу в глаза. Как будто бы кто-то пытался насильно соединить нас, а мы, подсознательно, были против — и сопротивлялись.
  Кальвадос даже легким хмелем не пробежал по жилам.
— Ты не слушаешь меня?
— Слушаю.
  И я отлепился от кресла. Подошёл к Элеоноре. Взяв её руки в свои, я притронулся губами к её ладоням. Но голову поднять не смог. Так и стоял, кланяясь в пояс своей возлюбленной. Она высвободила руки, погладила меня по голове и  застенчиво произнесла:

— Я пойду в ванную. Приходи ко мне через некоторое время. И ещё. Вот тебе стакан гранённый. Ну что русскому мужику эти хрустальные рюмашки.

  Наполнив стакан янтарным кальвадосом, Элка ушла.
  Я пригубил из стакана. Нет. Не до питья мне сегодня. Подошёл к ванной комнате, постоял немного, услышав звук водопада из металлического крана и огляделся вокруг. Забытая корзина роз скромно стояла в прихожей. Я достал цветы и устлал ими путь от ванной комнаты до диванчика в гостиной. Вода прекратила свой поток. Наступила тишина. Мы молчали. Я с одной стороны двери. Королева с другой.
- Прости меня, девочка,- тихо сказал я и вышел из дома.

  Любовь... она ведь небожительница. Не могу, не хочу осквернять ее сплетением физических тел. Не хочу высокое чувство связывать с плотью. Сердцу можно приказать. А душе приказывать нельзя. И всё-таки чувствовал я себя полным ничтожеством, и медленно, но верно побрел домой. К семье. К жене. К детям. Я опять предал. И в первую очередь себя. Но себя плотского, не душу свою я предал. Мне трудно было  разобраться во всех  этих земных  правилах, но я понимал духом, что поступил правильно.
                http://stihi.ru/2024/07/14/6842