Чахотка книжных полок

Иван Куратов (1839 - 1875). Перевод с коми

ЮГРЕ
(Письмо)               

1.
Такой обычай, брат югорский мой,
В зырянских школах с розгами не строго.
Так повелось. Хоть леса в крае много.
Чего жалеть?! Давно б сказали: – Стой!
Стой, знание! Давай обратный ход!
Как эпидемия, да хуже даже,
Уже гуляет на Тиманском кряже,
И за Урал, поверь мне, перейдёт.

2.
Пройдётся скоро вашей стороной,
А мы наелись этой школьной каши,
Вам доедать теперь сомненья наши,
Остатки знаний, брат югорский мой.
И заболеет организм лесов
Какой-нибудь чахоткой книжных полок.
Пусть никудышный ты совсем теолог,
Но станешь рассуждать, как богослов.

3.
Наверно, спит в берлоге твой Нума*?
И бороду свою в две пяди нежит?
Покоя много в стороне медвежьей.
И кто Нуме медведица? Кума?
Иль бабушка? Знакомая сестёр?
Две книги прочитав, молчать не надо,
Кто в рай хотел, кто не дошёл до ада.
Ты поведёшь теперь со знаньем спор.

* Нума - Нуми-Торум (букв. «верхний бог») в мифологии хантов и манси небесный бог.

4.
Ещё болезнь есть, брат югорский мой,
Мечтать о поэтическом таланте,
Познав неповторимый вкус романтик,
Лизать колени милой, как святой.
А у неё нет никакой души.
Живёт с другим, ей ничего не снится,
Читает, чуть скучая, Джона Китса,
А ты всю ночь стихи о ней пиши.

5.
И снова потеряешь ты покой,
Когда от потребленья книжной пищи,
Увидишь вдруг, что рядом ходит нищий –
Идёт в лохмотьях, брат югорский мой.
Ответить ты не сможешь, почему
Он голоден, ему живётся худо.
И скрутит гуманизмом твой желудок.
Достанется и сердцу, и уму.

6
Но гуманизм проходит. И в окно
Посмотришь мрачно на беду людскую –
Мир не изменишь, только зря тоскую.
К тому же, часто сладко, что грешно.
И станет всё понятней за окном,
И после всех твоих душевных пыток
Найдётся выход – стать космополитом
И погрустить с эстетикой вдвоём.

7.
Начнёшь искать не веру и весну –
Грёз эстетических печаль по книжкам,
Как Гёте, не растягивая слишком
Больную их, хмельную новизну.
Как Байрон, посвятишь свою судьбу
Великой цели – быть простым и мудрым,
Низвергнуть всех богов тайги и тундры,
Нещадную им объявить борьбу.

8.
Пройдёт и это, брат югорский мой,
От байронизма исцеляться надо,
Но долго будет жить в душе досада
На тех, кто поучал тебя: «Чудной!
Зачем бороться с тенью божества
И торопиться быть поэтом смелым?!
Когда владеешь настоящим делом,
То засучи для дела рукава!»

9.
А дело будет –  легче на душе.
Хоть с ним не разжиреешь – жизнь такая,
Но от печалей глаз не закрывая,
Ты посмеёшься вместе с Беранже.
И, как Барбье, рассердишься порой,
Пока не примиришься с нашим веком,
Что всякое бывает с человеком –
И смех, и плач, и воля, и покой.

10. 
И улыбнись, что лишь самообман
С гуманным, как у человека, видом –
Твой мысленный, твой самодельный идол,
Как Гейне – современный истукан.
И как поэты на Руси не ной,
Не плачь, что не хватает идеала,
Здесь редкий не скулит, что жизнь пропала.
Не подражай им, брат югорский мой.

11.
И пусть тебе – на твой широкий лоб
Европа припечатает все «измы»,
Как и положено для новой жизни –
Мозги и сердце огрубели чтоб.
Радикулит чтоб – приступ болевой,
И близорукость – знания причина,
Чтоб не погибла наша медицина
С твоим здоровьем, брат югорский мой.

12.
Так встрепенись! Как много впереди
Дано нам жизни, внутренней свободы.
Выходишь в путь, которыми народы
Идут – и, озираясь, ты иди.
Нескоро, понимаю, выйдет срок
Поймать за хвост несказанное счастье,
Торопятся года, сгорают страсти,
Но пусть с тобою, брат мой, будет Бог.