И когда тишина скрепит сердце, как анаболик

И когда тишина скрепит сердце, как анаболик,
Чтоб не ждать ни страстей, ни смертей от твоих присутствий,
Я пойму, что со мной всё в порядке и я не болен,
И прости, что Высоцкий роднее мне, чем Пилсудский.

И когда я заброшу попытки хоть чем покорить всех
[Тех, кто, жаждя меня, не откажется от другого],
И во мне вдруг удавится самый безжалостный критик
(У которого членовредительски твой голос), –

Я пойму, что трава за забором не зеленее.
У соседей на клумбах навоз, а на фото – фильтры,
А внутри – свои чёрные дыры. Сам бог не сумеет,
Заглянув в эту пропасть, измерить, как много миль там –

Миль пробега в бессмысленных играх, где счёт ничейный.
У соседей весёлые лица и невралгия.
И прости, что я больше не буду просить прощений,
Потому что не болен – не более, чем другие.

Не диагноз, оставшись собой, оказаться ломким
В играх тех, кто рисуется чьей-нибудь боли ради.
Я не крут, но здоров, а чужая душа – Потёмкин,
Расставляющий сад на краю Марианской впадины.