Артём Голубчик. Житие. Часть XVII

Слова – как верности зарок.
     Но мне, хоть тресни,
напомнил данный диалог
     слова из песни,
как будто сложенной о них
     (по тексту сверьте):
там ран желают небольших,
     мгновенной смерти.


Иному песня прежних лет –
     что свет в оконце,
воркуют тихо тет-а-тет
     два комсомольца.
Про всё есть в том хите хитов:
     и про разлуку,
и про поток горячих слов
     писать друг другу,


про фразы есть в таком ключе:
     пиши, мол, чаще...
 «А адрес?» «Он такой: в/ч___,
    почтовый ящик___».
Она черкнёт, прильнув к плечу,
     слезинку вытрет...
Но номер части умолчу.
     Нельзя – top secret!


До срока велено молчать.
     ...Прощанье кратко.
Иначе как? В 7.45 –
     уже посадка.
Не в грузовик и не в вагон
     простой теплушки,
а в комфортабельный салон
     гражданской «ТУшки».


Вагон – он что, вонюч и сыр,
     неспешен слишком.
А в рейсе что ни пассажир –
     крутая шишка!
Кого ни тронь – божок войны
     в лампасах алых.
Не солдатня, а полканы
     и генералы.


Резидентуру ЦРУ
     скрутила б жаба,
ведь в том салоне – я не вру –
     букет Генштаба.
Мне приоткрыть для вас секрет
     чуток придётся:
в салоне нет свободных мест
     от полководцев.


Таким талант, наверно, дан
     в седьмом колене.
Взгляни налево: Чингисхан
     на Беннигсене!
Соседей справа огляни:
     Гусс на Манштейне,
Бокк на Вандамме, Жомини
     на Льве Бронштейне!


Почти по шву трещит салон.
     В толканьи плотском
куда не плюньте – Веллингтон
     на Рокоссовском.
Надеюсь, мысль ясна. Она
     на первом плане:
там Шлиффен с Ушаковым на
     Гудериане.


А Блюхеров и Колчаков –
     как сельди в банке,
все Нельсоны: от козырьков
     и до портянки!
От Альфы им рецепт побед
     и до Омеги
известен. Тактиков там нет,
     одни стратеги.


Почти любой – специалист
     геопропорций:
погонным золотом лучист,
     как редкий стронций.
Ну а воинственности фон
     от этих дядей
затмит, презрев Кюри закон,
     всесильный радий!


Тем утром пожалел Артём
     раз эдак триста,
что не получен им диплом
     дозиметриста.
Но душу совести укор
     напрасно жалил:
в салоне бы любой прибор
     тотчас зашкалил,


в бессильи выключив экран.
     На этом фоне
игрушка барий, пшик уран,
     пустяк плутоний.
...Не ведал страхов кто стихий?
     Что, всем знакомы?
Не подхватил бы лейкемий
     герой симптомов.


Болезнь погонного шитья
     весьма заразна.
Но беспокоюсь, право, я
     о нём напрасно:
Артём, чтоб не навлечь беды
     и с нею иже,
сидел бесшумнее воды,
     травинки ниже.    


Но мысли всяческих мастей
     неслись галопом.
Представилось: он Одиссей
     перед Циклопом;
он гэдээровский «Трабант»
     перед «БелАЗом»;
недоучившийся курсант
     в сравненьи с асом.


Себе внушив подобный вздор,
     не станешь весел.
Артём – единственный майор
     на сотню кресел.
Ба! Подполковников – и тех
     с пятОк, не боле...
Папах каракуль всюду. Мех
     особой роли:


не для того под сталь ножей
     идут мерлушки,
чтоб ста лысеющих мужей
     прикрыть макушки.
Совет: напяль ягнёнка шерсть,
     чтобы за мили
тебе отдать стремились честь
     и отличили


ихтеобосса – судака
     от орд уклейки,
которой шапки шьют пока
     лишь из цигейки.
И галифе их так себе,
     грубей шинели,
ну а кальсоны из х/б,
     а не фланели.


Не лайнер – самолёт-музей,
     элит кубышка.
Сиди в углу, майор, глазей,
     зажав под мышкой
пластмассовый дешёвый кейс
     с бельём, вареньем...
Так с кем же он попал в тот рейс?
     Чуток терпенья!   


Рассвет чуть брезжит. Мне видна
     посадка слабо.
Но замечаю, что она
     идёт в два трапа.
Трап у хвоста – для потных масс,
     для мелкой сошки;
зато второй чарует глаз
     ковром дорожки.


Видать, был дедом хвостовой,
     другой же – внуком;
и если первый дряхл, второй
     отделан буком.
Не эталон. Но недалёк
     от пика моды,
приделан даже козырёк
     от непогоды.


Неравенство я восприму
     как бич от бога:
два трапа есть, а посему –
     и два потока.
Не стоит бровки гнуть дугой,
     кляня нахалов...
Хвост офицерам. Трап другой – 
     для генералов.