Изгнание беса

Она стояла, как Тростиночка,
Мила, скромна и хороша.
Хотелось мне сдувать с неё пылиночки -
Я чувствовал, душа её кротка.

Но рядом тётушка стояла,
Тростинку крепко за руку держа.
И от себя её на шаг не отпускала.
Как видно, строгой тётушка была.

Очей своих Тростиночка не поднимала,
И к долу взгляд её был обращён.
Возможно, что меня она стеснялась.
Я этим поневоле был смущён.

Но вот она глаза открыла.
И странным был её тот взгляд:
В них мука мёртвая застыла,
И в никуда глаза её глядят.

Я видел их сейчас впервые,
Я повстречал их у ворот.
Перед оградою они, как будто бы застыли
На тропке, к храму что ведёт.

Из храма вышел им навстречу
Священник в одеянии Святом.
И очень странною была их встреча.
Как долго вспоминалась мне она потом.

Пришла пора войти в калитку.
Но резко изменилась та.
Как видно, вход во двор ей показался пыткой.
Собакой зарычала вдруг она.

На уговоры та не отвечала.
Калитка, как стена была пред ней.
Всей силой пальцев за неё держалась,
И пальцы становились всё белей.

Священник подходил всё ближе.
Разверзлись вдруг её уста.
Она в истерике забилась,
И Богохульные слова произнесла.

"Не подходи!" - уста её твердили -
"Уйди ты прочь, мучитель мой.
Твои молитвы мне всегда вредили.
Ты лучше отпусти меня домой!"

Её лицо преобразилось,
Глаза, как уголья, горят.
Гримаса боли проявилась,
Уста раскрыться не хотят.

Из уст её, чуть приоткрытых,
Звериным рыком вырывалися слова.
Визгливой, злой и далеко не тихой,
Чужой, мужской, утробной речь была.

"О, дура девка. Убегай отсюда.
В больнице лучше полежи.
Больницу я ещё терплю покуда.
Уколы лучше вновь прими."

Тем временем священник поднял руку.
В руке, как кладезь, он держал кисет.
У той в лице ещё сильнее стала мука.
И громко, страшно прозвучало: "Нет!"

Подходит батюшка всё ближе, ближе.
А голос вдруг просяще заскулил:
"Сергия убери. Его я ненавижу.
Своим огнём меня он в пепел превратил".

Святой Отец на голову девчонки
Кисет с мощами положил,
Молитву нужную спокойно и негромко
Читать начал. Как будто службу он служил.

Но страшный вопль с уст её сорвался:
"Не выйду, Сергий! Ай! Не жгись! И не молись!
Я всех вас ненавижу! Я здесь хочу остаться!
Приют мой здесь." И судороги у Тростинки начались.

Священник всё читал молитву.
И вопль постепенно затихал.
А я смотрел в раскрытую калитку:
Такого в жизни никогда я не встречал!

Я был парализован. Мне Тростинку было жалко.
За что пришлось ей так страдать?
Тростинка выпрямилась, будто палка.
Что ж. Стану дальше продолжать.

Вот стихли вопли. Судороги стали реже.
Казалось, все мучения уже получены сполна.
И вдруг внезапно, будто выдернули стержень,
Обмякло тело той. На землю рухнула она.

Вздохнул священник облегчённо,
Глаза подняв на "небеси".
"Благодарю тя, Отче преподобне,
Яко не оставляешь нас еси".

Понял не сразу я ту сцену.
Не в силах был вопрос задать.
Воочью видел я в Тростинке перемену.
Как это действо надо понимать?

С немой любовью я к священнику проникся.
И Отче поспешил то действо объяснить.
"К Святому Сергию с молитвой обратился:
Из тела беса он способен удалять".