Глава 15

Глава 15.

На ветке снег опять куёт
Сплошные междометия,
Уже три дня стеной идёт
В Чечено-Ингушетии.
 
Песня Первой чеченской
 
— Так, а что, — сказал Иса, бандиты по-уютному пили чай в подстаканниках, обстановка была прям-таки роскошной, свой подвал на проспекте Мира аккурат в начале у Садового, и до рынка близко, и до общежития Театрального института на Трифоновке, до ****ей, свой раб Гриня, подобрали, он им шестерил, варил кофе, иногда ему платили, но не отпускали, всю жизнь служить будешь, так у нас принято, то же с парикмахерскими, заплатили? Наши рабы! Знаменитая стрелка Аксёна Измайловского с Хозой тоже была частично из-за этого, славяне устали. Не так далеко от подвала было и до Арбата, при желании пешком, в общем, место хлебное. — У них в отряде же все умерли? — Оперотряд Розова, Маца засмеялся:
 
— Отряд особого назначения, дон! Смелей всех, дон! — Маца был когда-то красивый, гнев изуродовал его лицо, войны и тюрьмы. «Дон» — это такая частица в чеченском, может означать, что угодно. «Да», «а», «и», «то есть». Как он был рад, когда узнал о смерти Оленей, до слёз, искренне, по-детски хлопал в ладони. Греховодник, Всевышний доставил ему такой праздник пережить врага, любит, значит, он Ему угоден. Ходил пол дня везде по Москве, кричал:
 
— Не Чечня, а Ичкерия! — Борз… Он бы согласился пройти все муки ада одну за одной, если б точно знал, что этим двум хотя бы на минуту стало хуже, на секунду! Всем у Розова. Это было бы для него достойной наградой в жизни, был готов на любые лишения, умереть в тюрьме на пожизненном, на воле нищим бомжом, чтобы хотя бы только на миг стереть с лиц российских спецназовцев самодовольные улыбки, или бойцов ОМОН, или оперов, скольких сам положил. Он так часто молился, чтобы Аллах забрал его к себе, подарив смерть, его подругу, помог с ней встретиться, сам не мог всех отправить в «салам аллейкам», что стёр свой коврик почти до дыр, и вот внезапно такой подарок!

Паши, огромного богатыря из Сибири, нет, Дольфа, спортсмена беспредельного, нет, не стало и двух братьев, творец устранил худших из худших, наслав на них болезнь, Христос так может? Идите, молитесь! Свои люди с Петровки, кавказцы сообщили, все они умерли практически в один день, Аллах явил чудо. На дороге разочарований судьба наконец повернула для Мацы, Исы и Лёмы в правильный момент.
 
Он тут же всласть напился, накупался в бане, накурился отборной кашгарской анаши, развёлся со своей первой женой, слетал домой и в селе взял двух новых, молодых полуофициально, каждой потом построит дом, обещал, купит хорошую собаку, чтобы их охраняла, пока его нет. Хотел поездить по Москве, пострелять вверх из автомата, запретили старейшины, беспонтовый движениш ма киг е, не делай резких движений, чеченская диаспора имеет своё сильное подполье, схватят, будут пытать, вдруг выдаст. Шу разборк иккхийна ма боха? У вас, что, стрелка? Сразу в кутузку на год, постоянно ходить синим.  Внезапно вспомнил, как банк? Этой Сидоренко? Поехали, внутри никого, обанкротился шайтан, *** с ним. А то бы… Маца бешено вытаращил свои карие зенки, завращал, глаза налились кровью, кровь горячая, открыл рот, высунул язык, он бы с ними такое сделал бородой Пророка, и с этой из Читы… А потом продал дёшево в Эмираты. ЦIог маж до хьа, там бы их долго драли в задницу.
 
— Ты б к зубному сходил, — заметил более рассудительный Иса, — ленивый, что ли, рот прикрой, а то вон как воняет, и улыбка мерзкая, просто беда. — Дальше говорили по-кистински, в чеченском языке семь основных диалектов, этот из Панкисского ущелья в Грузии, отдельный, южно-чеченский, мало, кто на слух понимает, хотя до Чечни несколько десятков километров, во время войны с Абхазией поддерживали не её, а Грузию, в чём были крайне жестоки. Жестокость и жёсткость на уровне Чикатило у настоящих кистинцев доблесть, всё, что выше этого, жестоко, ниже жёстко. Впрочем, догараш, «топор» везде топор, или пандур, гусельный инструмент, балалайка.
 
— А русские называют лесбиянку пандур, прикинь, — засмеялся Лёма Умаров с того света, читая мысли автора, — та, которая другой дрочит! Вот язык у вас! — Воров они не признавали, какие ВорЫ, ислам, многих в Грузии убили, грузины не сразу понимали, кто с ними говорит, акцента никакого. (Понимали, когда было поздно.)
 
— Лижет, — сказал Иса. — Потом дрочит, ковырялка.
 
— Чтоб вам черти на том свете языки раскалёнными щипцами вынули, плугом распахали, нохчи, — заскрипел зубами Маца, Иса улыбнулся, новые идеи. — Мы о деле говорим, а? А не о пилотке! Я тут посадил на нож одного в подъезде, сказал, я её под носом отпустил. (Взрослый человек, который ходит без ножа, не мужчина.) Мы ведь не армяне! Врагов своих в туз лупить, беранат кунем. Я учился русскому на русской зоне.
 
— А я в армии, — сказал Иса, — этим занимаются не в Ереване, а в Тбилиси… Розов? С ним рядом никого нет. Исполним, конечно! — Дерзкие. — Давно надо! Я как на Арбат прикатил, сразу предлагал, а вы все дац белчарна (уже нет), испугались!
 
— Майором уже давно полковник! За солью спустился что-ли?! Кто боится, сядь на свою мать?!! — В Ису полетела головка крупного отборного чеснока, в сущности, Маца был ребёнок, ещё или тоже уже, так же много, внезапно и долго приступами смеялся, удивляя тех, кто его не знал с детства, вспомнит что-нибудь из прошлого, прыснет, к дереву привязали тогда одну, умоляла.
 
— Для нас он Майор, где живет, мы знаем! Первый этаж к выходу на Калининский проспект к ресторану («Валдай»). Ты, — он ладонью показал на Мацу, пальцем на Кавказе не принято, могут его сломать, — падишах не мотивированных убийств, с тебя давно капает, сделай! Его к его ребятам отправим, пусть там вместе в вечном огне плавятся. А, Лёма? Правильнл? Я вам дам машину.
 
— У нас тогда весь МУР будут кровники, — Маца внезапно повзрослел, речь пошла о больших деньгах, соображает. — Он подцепил на чёрный хлеб кончиком остро заточенного штык-ножа кусок сала, розового, с прожилками, не бараньего, аппетитного, ароматного, украинского: во рту тает.  — На допросах забьют до смерти и спишут, у них врач свой есть, сами себе намажем лоб зеленкой.
 
— Завяжем лица, дон, маски наденем, дон, учить надо? Кипиш ма яккха! — Не бздеть, Лёма оттопырил и без того острые уши двумя руками, они стали, как локаторы, короткая стрижка, круглая голова, просящаяся на пулю военного снайпера где-нибудь в далёком заброшенном ущелье. Потом показал теми же руками движение, словно катается на лыжах. — А врача мы того! Беременным! — Изначально у всех троих были грузинские фамилии, переехали в Грозный, поменяли. В головах у этой троицы был даже не феодализм, а тейповые племенные отношения, вещь уникальная, там абсолютно другая шкала ценностей, сильная и опасная, правят там адаты, передающиеся из уст в уста не писанные правила, письменной культуры нет, нарушишь, на тебя обрушатся кучи всенародного проклятия:
 
— Цу стеган тайпа, тукхум адац, — у тебя ни рода, ни племени. — Безродный ты и безумный! — Смешанные с грузинским чванством, пирши шевеци, бижо, порву тебе рот.
 
— Безумный в бригаде Бати мотоциклист, не надо масок, — Иса внимания на ужимки Лемы и инфернальные гримасы Мацы не обращал, тонкий психолог, очень тонкий, думал, с кем устанавливать новый военно-экономический союз, с каким ментом, кого поставят, — не будут, половина не станет связываться, другая их ненавидела, знаешь, сколько врагов было у Оленей в Москве? В нашей Москве! — Он с силой ударил большим кулаком по подоконнику, оконное стекло зазвенело, какая-то женщина на улице обернулась, проходя мимо, Лёма показал ей язык, ну и рожа, Маца позвал ладонью, поднимайся! — Не меньше, чем в Чечне.  Так пойдём, я с вами, потом дома расскажем, иншалла, как убили Розова, потом отомстим азербайджанцам. — Кистинцы исповедую ислам суннитского толка, кровное родство у них отсутствует, братство.
 
— Чего его убивать, он не видит, не слышит и не говорит, посадим в чемодан, в Чечню привезёт, поселим среди овец или в будку, пусть съедят собаки… — Они долго обсуждали варианты наказания Розова и породы своих псов. Под конец решили, не нужно, слишком сложно, выстрел в голову. Ему и ещё там кому по обстоятельствам. Например, этому Атосу, вечно суёт нос не в своё, воруешь ты, и воруй, полез в политику! Проходимец, понимаешь, стал связным между всеми и всеми, а ведь ему даже не дали звание ВорА. И не дадут.
 
— Когда пойдём? — Маца перешёл на грузинский коньяк — мог и язык — потому, что открыл коробку эксклюзивных шоколадных конфет «Рошэ», подарили коммерсанты ингуши, хачароевцы.
 
— На днях. Попрошу, чтобы убрали пост на время. — Иса имел в виду милицейского часового у входа в корпус дома, где жил и невероятно страдал честный майор, затем углубился в чтение английской газеты, Лондон надо беречь, это Лондон, все рассчитал. Стратегически решение было в общем правильно, так когда-то завоевали пол-России, убирать реальных, тех, кто в правоохранительных органах действительно умел. Нет человека, нет проблемы, остальное само рассыпится, потом Ляпу. Этот ведь афганский тигр Бог знает где, ни Синего, ни Полковника, ни Боцмана! Арбат уверенно шёл к своему уничтожению.

Маце можно было доверить всё, что угодно, всё делал, хлопнул свою собственную старшую сестру за неуважение его лично и в целом ислама, вышла замуж за горского еврея, жить хотела красиво, за час до начала регистрации самолета в сторону Израиля, отпевали в синагоге в Дербенте, младший брат ехал в это время в воронке в московское СИЗО, чёрные, особенно грузины, составляющие там среди бродят большинство, приняли его радушно, имел право, прямые родственники. Не брат, а красавец! Кистеби, понятия «преступления» у них не существует, закон один, оскорбление и месть, «как же ты обманулась тем, кто ходит, теряя твою честь.
 
Она удивилась, увидя его в аэропорту, испугалась.
 
— Меня убьёшь, не проходишь и месяц! — В ней говорила злость. За всю жизнь на нитку ничего хорошего ему не сделала, перекипал, но выходить замуж за еврея? А Палестина? Позор для всей семьи, восстановить, пока не поздно. Коротко попрощавшись, застрелил, её же дамский «брауниг», выбросил в мусорный бак у стеклянных дверей, это и дало начало поводу открыть дело, такими стволами не бросаются. По косвенным и поехал, камер не было, из таких, как он, клещами не вытащишь признание. Думал ли он сам в тот момент о смерти? Как жил бы, так и умер, по крайней мере просить пощады бы не стал ни у кого, он был не был хитрым, хитрят те, кому есть, что терять, так ведь.
 
— Пусть один месяц, — ответил брат, — но пусть будет мой! — Кистинцы и чеченцы то же, что баварцы и немцы, помните, где прошёл первый пивной? Почему Дудаев дружил с Гамсахурдиа, с той разницей, что название «баварцы» известное, а «кистинцы» нет. «Кистами» грузины исторически называли небольшую часть чеченцев, с которыми временами находились в хороших отношениях, но если мы без разбора будем для одного и того же народа принимать названия, которые дают ему соседи, то кроме «кистов» у грузин, мы заимствуем «миджегов» у кумыков, «шашанцев» у кабардинцев, «цацанцев» у осетин и, вероятно, множество подобных терминов для чеченцев и ингушей у дагестанских народов, через что ещё больше запутаем кавказскую этнографию, и без того многострадальную от всякого научного произвола.
 
Они выбрали половину третьего утра, когда все крепко спят, и даже в самой полнокровной артерии в сердце столицы или её печени, если говорить о кишках города, тихо и безлюдно. Ядреная антоновка к веселому году, Маца грыз огромное яблоко, острые хищные клыки намертво вгрызались в спелую, но твёрдую плоть, сок брызгал на красивую рубашку, коричневый шёлк с блестящими золотыми узорами, на всех были чёрные перчатки, почему такой цвет, ничего брутального, других не достали, и берцы, ещё один был в машине.
 
Конец пятнадцатой главы