Вечность

Старый дом
прячется в небольшом
проезде, заканчивающимся тупиком.

Там в полусотне ступенек вверх
за жёлтой дверью доживает век
старуха, кутаясь в древний мех,
с вечной слезой из-под сморщенных век.

Над ней потолка лепнина в пыли
изнанкой просела под чужие полы,
паркет закопчён и темны углы,
и свет из окна, словно мышь, пуглив.

Мебель, веками враставшая вдоль
стен, наполняет сию юдоль
запахом плесени, кружится моль –
всюду гноище, гниль, гиньоль.

Старуха шепчет беззубым ртом
о том, что ждёт смерти уже лет сто,
двести и триста и что никто
не ищет с ней встречи на свете том.

Бормочет – бессмертна, слепа, стара,
как будто смерти самой сестра;
ей всё безразлично, но ведом страх
того, что опять доживёт до утра.

Было бы слаще закрыть глаза
и, старую небыль вернув назад,
отправиться с Божьей помощью за
пределы времени, куда нельзя.

Старуха думает: ах, если бы
вечность избыть и про всё забыть,
но веку, как кошке, не крикнешь брысь,
даже когда времена недобры.

До света – дюйм, до конца – верста,
шевелятся сморщенные уста,
за ними тьма и душа. Густа
слюна во рту, а душа пуста.

Смотрит она на просевший паркет
сто, двести, триста и тысячу лет –
выхода нет.


Впервые опубликовано в журнале «Дети Ра» № 1 (123), 2015 г.