Кузнец. Тайны шумного двора

 – Кузня – ось вращения механического хозяйства деревни, а кузнец в ней – пуп земли, – примерно так начинали обращение к опытному специалисту все, кому нужна была его помощь. А подсобить нужно каждому и отказать совестно.
    Карп Карпович в горячем цехе работает не первый десяток лет, знает нужды односельчан и потребности совхозного хозяйства. В его могучем теле хватает силы и сноровки для удовлетворения слёзных просьб всех без исключения. И дома металлические изделия: ножи, топоры, тяпки, лопаты, грабли профессионально изготовлены его умелыми руками. Железные санки из квадрата 20x20 мм лучшие в посёлке – выдерживают пять-шесть человек вповалку при катании с крутого заснеженного склона бывшей силосной ямы, оставшейся детворе на радость после перемещения зерносклада на новую территорию.
    Дело нехитрое – разогрел железяку в горне добела и лупи её кувалдой на однорогой наковальне, пока не получишь нужную форму. Но это на первый взгляд. Ма́рок металлов огромное количество. Цветные определял безошибочно на глаз, стальные заготовки по искре на сером наждаке электрического точила, для верности сравнивая с искрой образца конкретного металла, которые были замаркированы и висели в определённом порядке на гвоздиках вбитых в деревянную планку, прикреплённую к стенке. Каждую деталь греть нужно до температуры, обеспечивающей пластичность при механической обработке и твёрдость при закалке, а все размеры должны соответствовать чертежу.
    При внешней простоте профессии, оборудования и самого кузнеца, у которого всё в руках спорилось, работа физически тяжёлая, ответственная и всеми уважаемая, потому что далеко не каждому она по плечу.
    Случались оплошности, но исключительно редко. Однажды, он подковывал резвого жеребца и, не удержав его заднюю ногу, получил сокрушительный удар копытом прямо в нос. Кузнец улетел с полным затмением глаз в одну сторону, конь в другую, а инструменты в разные стороны. По деревне поползли слухи, что конь убил Карпа наповал и, поскольку травма производственная, то и духовой оркестр, и все приготовления к погребению будут за счёт совхоза... Все жалели покойного и журились:
– Кто же теперь будет решать наши проблемы?
     Завсегдатаи кафе "Заря", именуемого в народе "Бабьи слёзы", подбили дебет с кредитом и порешили, что небольшую сумму денег, которую они по недоразумению задолжали убиенному, Бог простит и с прискорбием помянули боевого друга.
     Задолго до появления интернета и прочих средств связи, в деревне существовала и очень эффективно работала система ОБС – одна бабка сказала, информация распространялась мгновенно и не подлежала сомнению, потому что исходила от знающих людей, которые не будут чесать языками от нечего делать...

     Целый месяц "покойник" ходил на работу с перебинтованным носом, возбуждая любопытство у встречных и поперечных. Заметный шрам остался на долгую добрую память. Поговаривали, что конь взбрыкнул не просто так, а под чутким руководством конюха, придерживавшего вороного и давно имевшего зуб на кузнеца по женскому вопросу; и что раненый сгоряча пообещал скрутить обидчика в бараний рог. Через некоторое время провокатора скрутило – дело то ли рук, то ли чёрных глаз Карпа, тайна покрыта мраком, а на радикулит не похоже.
     Когда бывал он изрядно выпимши, дети постоянно приставали к нему:
– Дядька Карпо, а почему на вашем носу такой большой шрам? – и он каждый раз добродушно посмеиваясь, отвечал одно и то же:
– Что, нравится? Приходи ко мне завтра, я буду подковывать коня, постараюсь и тебе организовать аналогичную красоту.
   И на замечание супруги, знавшей, что в таком состоянии он как пластилин, из которого можно лепить что хочешь и, пользуясь моментом, нараспев громко шпыняла:
– Ну ты, старый, соображаешь, хоть немножко? Нашёл дитю красоту – копытом в нос, – в ответ получала душевный комплимент с улыбкой до ушей:
– Ду-урна ты, Катька!
   И вся компания задорно смеялась, каждый – своей удачной шутке.
   Когда он бывал навеселе, это был необыкновенной доброты человек, и проходя мимо дворов, останавливался, поворачивался к сидящим на лавочке и обращался по конкретному имени:
– Дуська! – Чуть не козак!..
  Теряя равновесие и подвернув ногу или споткнувшись при повороте по направлению дальнейшего движения, неизменно бурчал:
– А, шоб тебя Бог побил! – неизвестно кого и за что, но должен обязательно побить.
  Соседи, твёрдо зная, что пьяный проспится, а дурак никогда, приветливо кивали головами:
– Козак... козак... – хотя между собой поговаривали, что таки цыган... однако, никаких негативных последствий от соседства с ним и его большой семьёй никогда и никто не испытывал, и относились к этой голопузовке, давшей название части улицы от переулка до переулка, по-доброму, всех его детей называли Карпынятами, а настоящую фамилию знали только в школе, конторе и почтальон. Откровенно говоря, под палящими лучами южного солнца, особенно во второй половине дня, вся детвора, играющая в лапту или гоняющая футбольный мяч, была на одно лицо: чёрная, замурзанная и никому не приходило в голову определять кто там цыганчата, а кто казачата, – наша улица.

    В этот вечер после работы он шёл домой трезвый, энергично ступая огромными ботинками, поднимая клубы пыли на укатанной гужевым транспортом дороге вдоль дворов молча, не обращая внимания на ещё недавно побелённые к майским праздникам хаты, на буйно цветущие в палисадниках ирисы и на людей, отдыхающих на лавочках в тени высоких акаций, которые ясно понимали: сейчас что-то будет неординарное.
    Гуси возле каждого двора, никогда не реагирующие на крепко подвыпившего Карпа, шагающего мягкой поступью и слегка качаясь, растопырив крылья и вытянув шеи, загалдели, зашипели на него, прогоняя до границы следующего двора, и норовили цапнуть клювом за какую-нибудь часть огромного тела, но без фанатизма, а так, для порядка, зная, что трезвый – он и пальцем их не тронет, потому что чужие.
     Возле калитки двора на лавочке семигодовалые близняшки Надька и Верка истерически вопили, вырывая из рук дуг у дружки новый резиновый мячик, который вчера подвыпивший папка подарил младшеньким, стало быть, любимым дочкам. Безделушку дали в магазине на сдачу от покупки двух бутылок вермута.
      Отец молча подошёл, внимательно посмотрел на девочек и, оценив причину ссоры, решительно вмешался в конфликт:
– Вот, голова моя садовая, нужно же было купить вам два мячика, чтобы никому обидно не было. Дайте сюда, я вас помирю.
     Взяв мяч, и железными клещами рук с лёгкостью разорвав его на две равные части, вернул их:
– Теперь ни кому не обидно? Ну, идите гуляйте...
   Девочки, изумлённые скорым Соломоновым решением, ещё громче завыв, разбрелись в разные стороны, крепко сжимая в кулачках свою долю игрушки.
    Чёрный Шарик, которого держали во дворе вместо звонка и впрямь не пропускал ни одного шевеления живых существ за калиткой, неистово лая, набрасывался на любого, невзирая ни на размер, ни на возраст, но никогда не кусался, – почему-то не сориентировался в причине шума на улице и, выскочив со двора, вцепился в штанину Карпа Карповича.
      Уязвлённый невиданной наглостью вертлявого хвостатого насекомого, иначе и не назовёшь эту беспородную псину, которая осмелилась тявкать на хозяина, да ещё и терзать брюки, опешил и, присев на лавку, что-то долго, громко и неразборчиво стал объяснять и, видимо, доходчиво, потому что бедный пёсик вдруг опомнился, отпустил штанину, завертелся вокруг ног Карпа Карповича и, подпрыгивая, старался всякий раз лизнуть не шибко ласковые руки благодетеля.
– Ладно, ладно, – удовлетворённо буркнул воспитатель и потрепал заскорузлой ладонью уши виновника, – повинную голову меч не сечёт... А то гляди, шапку из тебя вычиню хвостом назад по-басурмански, тогда будешь мне голову зимой от холода охранять.
     Убедившись, что Шарик всё понял и виновато поковылял в будку, поднялся и по-хозяйски зашагал во двор.

– Катька! – окликнул громко жену, вышедшую навстречу, – вот же, безмозглая скотина, а всё понимает: нашкодничал, получил внушение и бубликом свернулся в углу, высунул язык и молча ждёт хозяйских распоряжений. А вы все тут без трендюлей, как без пряников, пока не всыплю по самое заднее число, палец о палец не ударите...
    Катерина под стать мужу, вдвоём килограммов триста потянут. По двору, кажется, не ходит, а плывёт. Восемь детей, плюс муж, плюс хозяйство, сад, огород – особенно некогда вникать в настроение Карпа, руку на неё никогда не поднимает, а все разговоры, как вода в песок... Ближе к делу – лучше результат, настроение и аппетит...
      – Ужинать будешь?
     За многие годы совместной жизни привыкли общаться лаконично. А к чему попусту воду в ступе толочь?
      – Управлюсь, – потом.
     Под словом "управлюсь" нужно понимать бесконечные процессы в хозяйстве: все ли его поручения выполнены домочадцами, накормлена, напоена скотина и прочая живность, поправить всё, что пришло в негодность и т.д., забот полон рот. И то правда, с его двора всегда слышны звуки топора, молотка, рубанка и другого инструмента.
      – Катька,  почему пустые поилки у гусей, уток и курей? Где Вовка?
      – В хате... алёкает...
      Володя – восьмиклассник четвёртый в семье по старшинству. Очень добрый, работящий парень, лучший художник в школе по красочному оформлению наглядной агитации, хороший спортсмен, закопёрщик во всех детских играх на улице и душа любой компании, хотя знаниями не блистал, но и на второй год в школе не оставался. И дома смастерил два десятка клеток для кроликов, сам занимался их разведением, мясом и выделкой шкур – какой-никакой бизнес: в рабкоопе их принимали по цене 1 рубль штука. С его лёгкой руки все младшие пацаны на улице занялись кролиководством. Старшие сёстры Валька и Тайка вышли замуж и отделились, брат Шурка – гармонист и весельчак, собиравший возле двора всю улицу музыкой и песнями, ушёл в армию. Одним словом, Вовка Карпо был в семье за старшего и спрос был с него соответствующий. Всё было хорошо, но жизнь портили ему два увлечения: голуби, которым он построил большую деревянную голубятню, развёл породистых сизарей, вертунов, ташкентов и часами мог свистеть, гонять шестом с тряпкой и любоваться их полётом, кувырками высоко в небе и лохмами на ногах. И поэтому частенько получал подзатыльник от бати за бесполезное занятие, которое ни уму, ни сердцу, лучше б свинарник почистил или дров наколол. Второе увлечение радиолюбительство. Он без конца паял и перепаивал, делая всё более мощные радиопередатчики, совершенствовал уличную антенну, ловил сигналы таких же радиолюбителей и был несказанно рад, когда удавалось пообщаться с коллегой из дальнего уголка Советского Союза, а иногда, даже "из-за бугра". Это же только подумать: из далёкой кубанской деревни с диковинным названием "Соревнование", которой даже нет на карте, висевшей на стене, ловит аж до Сыктывкара!..

      Багровый закат, пламенем отражаясь в стёклах окон, окрасил фигуру Карпа, создавая впечатление, что стоит он перед горном в кузне и вот-вот начнёт крушить раскалённый металл тяжеленной кувалдой.
      Заходя в хату, услышал поставленный голос радиста:
– Алё, я чёрный гроб с крестом, как слышно, приём...
   В приёмнике послышался скрип и почти неразборчивое алёкание...
– Алё, Вовка, я тебя сейчас как со всей дури алёкну по спиняке батогом... у скотины в поилках сухо, как с похмелья у алкоголика во рту, а он тут сидит, целый день алёкает...
– Па, щас, одну минуту, уже поймал... немножко настрою и натаскаю воды... – и начал приподниматься с табуретки, демонстрируя готовность выполнить задание.
    Через пятнадцать минут отец, с трудом сдерживая гнев, который красными пятнами уже пробивался на поверхность небритого лица, повторил просьбу и, услышав "щас", удалился в сарай за кнутом, потому что ремня, висевшего на гвоздике, вбитом в стенку, ему показалось явно недостаточно для такого случая.
     Проблема в том, что время, например: на уроке математики, практически останавливается, пока учитель не вызовет к доске, определив проницательным взглядом, что в подготовке к уроку и конь совсем не валялся, а в работе с передатчиком пролетает мгновенно, успеваешь только пару раз алёкнуть.
     Когда Карп Карпович быстрым шагом вошёл в комнату, Володя сразу понял  всю ничтожность своего положения и, по-человечески попросил:
– Па, не надо батогом... я прямо сейчас все сделаю...
   Отец отбросил в сторону кнут, стремительно подошёл к радиопередатчику, сгрёб его двумя руками с нескрываемым отвращением и, подняв над головой, ощутил поражение электрическим током: всё тело затрясло, как при езде на бричке по бездорожью, пальцы рук судорожно сжались так, что захрустели детали прибора, ноги начали подкашиваться, зубами едва не откусил язык – все детали устройства никак не были заизолированы. Разбушевавшийся мужчина от неожиданности бросил его на стол и с криком: «А, шоб тебя Бог побил, сатана», – не обращая внимание на мольбу сына не разбивать передатчик, а луче его самого выпороть кнутом, опять схватил бесовскую железяку с торчащими радиолампами, всякими транзисторами да конденсаторами так, что и палец некуда воткнуть и, с размаху хрястнув её о пол, спокойно сказал:
– Вовка, налей скотине воды... – и ушёл.

    Начало темнеть. Володя быстро натаскал из колодца воды, налил во все поилки, погонял голубей и, мигом проглотив мамкин ужин, переоделся, для успокоения посмотрел новую схему радиопередатчика, повозился в ящике стола и, убедившись, что все необходимые детали есть, облегчённо выдохнул и умчался в Дом культуры на танцы.
     Близняшки не спеша искупались в летнем душе и, важно потрапезничав, примостились на лавочке возле калитки звёздочки рассматривать на небесном своде с такими же соседскими ротозеями, а, если повезёт, полюбоваться, как падает звезда и загадать желание.
     Зинка и Любка, закончив прополку картошки в огороде и полив овощей, подоили двух коров и, чтобы не попасть под раздачу, помогали матери при свете керосиновой лампы в летней кухне готовить еду на ужин и на завтрашний день. Они намного старше близняшек, перешли уже в третий-пятый класс, одним словом, взрослые. Вполголоса обсуждали все события дня с опаской сдерживая подкатывающийся смех.
– Карпо, ну ты собираешься ужинать? – позвала мужа Катерина.
– Ежьте без меня, а мне налей миску борща, поставь на стол, я ещё полчаса поработаю, искупаюсь, покурю и спокойно повечеряю...
    О существовании холодильника в конце пятидесятых в деревне даже не подозревали, поэтому всю приготовленную еду мать с дочерьми опустила в кастрюлях в погреб – там прохладно, не пропадёт, а вечернее молоко в двенадцати-литровом ведре погрузили в ледяную воду колодца – нехитрая премудрость деревни, которая повсеместно существовала испокон веку.
    Трёх-литровый бидон молока мать отнесла соседке Ксении Михайловне в счёт возмещения долга, который нужно вовремя отдать, иначе и денег взаймы никто больше не даст. С тех пор, как несколько лет назад Сеня помогла выходить заболевшего племянника Витю – сына Нины Маковой, приехавших в гости к старшей сестре Кате из подмосковных Люберец, у трёх женщин установились на долгие годы тёплые дружеские отношения.
    Через час начали готовиться ко сну. Стемнело. Всё замерло, только невидимые сверчки неутомимо стрекотали свою нескончаемую симфонию. Наступило священное время всеобщего примирения и умиротворения. Приятная прохлада начала заполнять все закоулки саманной хаты.
    Хорошо слышно было, как неугомонный отец после приёма душа и перекура зашёл в летнюю кухню и, не зажигая лампу, потому что расход керосина и угар фитиля – лишние затраты, затарахтел деревянной ложкой. В турлучном строении, обмазанном глиной, выбеленном извёсткой и крытом камышом прохладно, усталость как рукой снимает... Через некоторое время закряхтел и сердито выпалил:
– Катька, борщ недосоленный, мясо недоваренное – никак разжевать не могу...
   Екатерина, как ей показалось, мигом подлетела к мужу, быстро зажгла керосинку и, прыснув от безудержного желания захохотать, с трудом вымолвила:
– Карпо, ну ты совсем нюх потерял? Борщ – вот, рядом стоит, а ты уплетаешь сливки. Это я слила остатки ужина для свиней. И во рту не мясо у тебя, а тряпка для мойки посуды – дай сюда... сделал из неё кружева... не жуётся у него...
     Аппетит у кузнеца отменный, это известно каждому. С удовольствием навернув огромную миску наваристого борщечка с перцем и чёрным хлебом, натёртым чесночком и, запив молоком из крынки, вышел из кухни, с наслаждением выкурил папиросу  "Казбек", хозяйским глазом оглядел двор, посеребрённый бледным сиянием луны, и с лёгким сердцем отправился спать.
      Очень скоро через окно, затянутое от насекомых марлей, на улицу стал доноситься могучий храп хозяина большой семьи, владельца крепкого усадебного хозяйства, а лучше сказать – настоящего кузнеца.

    Рано утром, с лёгкой руки Екатерины Николаевны, отгонявшей своих коров на пастбище в общественное стадо, сарафанное радио с мельчайшими подробностями распространило все тайны шумного двора до самых труднодоступных переулков и задворков села, сделав достоянием самых тугих и равнодушных к сплетням ушей, и уже около семи односельчане, встречавшие Карпа Карповича, идущего на работу, с неподдельным интересом и участием, как всегда, задавали ему каверзные вопросы, на заданную тему, на которые он добродушно махал рукой и, не моргнув глазом, отвечал:
– Да врут всё...
    Ну, что тут поделаешь, деревня – шило в мешке не утаишь.

                27.06.2024г.