Йоргос Маврикий Григ. Избранные восьмистишия

Йоргос Маврикий Григ – самый утонченный и загадочный новогреческий поэт XX в., родился 29 февраля 1892 г. в Смирне, в семье австрийского археолога Маврикия Грига (настоящее имя Магнус Александер Григ), принявшего православие. Мать, урожденная Деметра Ангелос, происходила из богатой купеческой семьи, музицировала на арфе, клавесине, сочиняла оратории. В столице древней Ионии юный сочинитель окончил Евангелическую школу под британской протекцией, изучил древние языки, работал в университетской библиотеке, клерком в порту, давал частные уроки. Потеряв родителей во время печально известного погрома христиан в Смирне, тридцатилетний Йоргос на небольшой рыболовецкой шхуне бежал сначала на Кипр, а затем в Вену. Тяга к стихописанию проявилась рано: еще в младших классах гимназии им была создана фантастическая поэма «Паруса Эллады», в которой автор сводит на палубе одного корабля хитроумного Одиссея и пылкого лорда Байрона. В дальнейшем этот художественный прием станет основным в творчестве Грига: философскому осмыслению истории будут способствовать произвольные сюжетные комбинации, где, путем воображаемого взаимодействия мало сочетаемых мифологем и знаковых фигур из разных эпох, расшифровывается провиденциальная «клинопись времён». Профетическая одержимость сильно пьющего и склонного к постоянным ссорам лирика отнюдь не способствовала его карьере: бросив службу, он в начале 1940 г. переезжает на Кипр и на деньги деда-рыботорговца (которые, к счастью, хранились в швейцарском банке) строит себе дом в горах, неподалеку от деревни Ороклини, в шахтах которой, согласно местной легенде, за шесть десятилетий до этого трудился французский символист Артюр Рембо. Осенью того же года, в Лимассоле, в здании старинного форта, произведя громкий фурор, проходит презентация его главного поэтического сборника «Венчание Афродиты». В университете Никосии, куда он приглашен с циклом лекций о современной новогреческой литературе, друзья знакомят его с беженкой из Рима, итальянской еврейкой Маргаритой Грациани, католичкой по вероисповеданию, пишущей диссертацию о византийском влиянии на культуру Флоренции периода Кватроченто. С этого момента их связывают свободные отношения: регистрировать брак оба отказываются, так как привержены идеям неоплатонизма с дзен-буддистским уклоном. Маргарита переезжает к Йоргосу, их вилла на берегу живописного озера становится литературно-музыкальным салоном, где регулярно бывает не только антифашистски настроенная богема, но и представители британской администрации. В Европе полным ходом идет Вторая мировая война, Кипр служит надежным тылом войскам Её Величества, а дом Грига – эмоциональной отдушиной для высокопоставленных чиновников и офицеров. Так в жизнь Йоргоса и Маргариты раз и навсегда входит 33-летний майор интендантского полка Стэнли Митчелл, в недавнем прошлом лондонский денди, поклонник Уайльда и Обри Бёрдслея. Их пикантный треугольник, по аналогии с менаж а труа Мережковского, Философова и Гиппиус, придаст мощнейший импульс всему последующему творчеству поэта (так же как близкое знакомство с Рильке и Кавафисом). У троих супругов родилось в общей сложности пятеро детей, Йоргос Григ с особым тщанием ухаживает за своим садом, выращивая оливки, груши и абрикосы, разводит павлинов и оленей, увлекается мозаикой из самоцветов, экспериментирует с пиротехникой и летательными аппаратами. О последних годах жизни легендарного отшельника известно мало: умер он, по предположению некоторых биографов, дожив до глубочайшей старости, сразу же после Войны в Заливе, успев откликнуться на это событие в своем стихотворном завещании «Кубок Адониса», отрывки из которого впервые публикуются ниже в моём переводе.
               


Йоргос Маврикий Григ

КУБОК АДОНИСА

***
Достигшему преклонных лет
Иль путнику в пустыне дикой
Помочь способен амулет,
Который пахнет земляникой.
Играет отблесками пруд,
Сестрица умывает братца...
И наши мысли не умрут,
Они в шедеврах воплотятся!

***
Cуди свои поступки строго,
На роскошь ближних не глазей.
Что есть у смертных кроме Бога,
Семьи да нескольких друзей?
И важность этого богатства
Не умалят, увидишь ты,
Ни проповеди верхоглядства,
Ни ёрничество суеты.

***
Пророк, незыблемым пребудь,
Твои насмешники нелепы,
Ты разгадал событий суть,
Когда вокруг все были слепы.
Ты предсказал растущий гул
Заклятой ненависти к праву,
Ты свежий шёпот зачерпнул
Ручья, вспоившего дубраву.

***
Подруга нежная, в алькове
Нам поболтать не суждено,
Вкушаю я без предисловий
Любви креплёное вино.
Безмолвие всего отменней
Во время качки моряку,
И я зерно любых сомнений
Не истолкую – истолку.

***
Мифических героев много,
Но Авраам предельно смел,
Поскольку первенца у Бога
За агнца вымолить сумел.
Нам, эллинам, он милосердье
Явил издревле неспроста:
Ведь, разрывая вексель смерти,
Он предопределил Христа!

***
Владеть рыболовецкой шхуной –
Удача в возрасте таком...
Поделишься ли, друг мой юный,
Уловом с дряхлым стариком?
Ведь я твой пацанёнок нищий,
Ты мой венецианский дож,
Когда могучие ручищи
На плечи тайно мне кладёшь.

***
Нечистую от чистой плоть
Вы отделяете, вандалы.
Кто дал вам право? Не Господь,
А Бес сошел на ваши скалы!
Пока ваш фюрер дрочит ***,
В концлагере мои собратья:
За нецензурный поцелуй,
Не по инструкции объятья.

***
«Хайль Гитлер» и «Аллах акбар»
Давно звучат в согласном хоре,
Несут страшнейшую из кар,
Всем геям и евреям горе.
Но разве греков и армян,
Болгар и сербов эта чаша
Минует? Нет, держи карман!
Под риском вся планета наша!

***
История людских побед
И злополучных поражений...
Живёшь ты в мире или нет –
Один, Один над нами Гений!
Ты только клинопись времён
На черепках земного праха,
И кто всех боле уязвлён –
Разрубит эту цепь с размаха.

***
Увы, языческим распутством
Насыщены былые дни:
То драками, то шалопутством,
Обманом скаредной родни,
То оргиями на причале,
Игрою в карты, хвастовством...
Но искру Божью примечали
Соседи в облике живом.

***
Завозят в город нищебродов,
С окраин угощают нас,
А кончится – войной народов,
Религий, партий или рас.
Не проще ль укрепить границы,
Пока завистливое зло,
В надежде чем-то поживиться,
К тебе домой не заползло?

***
Не вырастишь слова и ласки
На подоконнике своём,
На приусадебном участке –
Прогулку по лесу вдвоём.
Природа, буйная, святая,
Тебя не одомашнить нам,
Да будет память, отцветая,
Порукой нашим именам!

***
Проклятый муфтий аль-Хусейни,
Нацистского тирана пёс,
Твой босс хозяйничал на Рейне
И наказание понёс.
Напившись крови и награбив,
Ты о прощенье молишь нас,
Но мы отделаем арабов
Вслед за арийцами в свой час!

***
Я брёл по набережной Смирны
С античной статуей. Она
Была убита: варвар жирный
Богиню сбросил из окна.
На том же древнем тротуаре,
Где я ей руки целовал,
Османские кромсали твари
Лица точёного овал...

***
Ни ящериц пугливый шорох,
Ни скрип чинары на ветру
Не стихнут на твоих просторах,
Когда внезапно я умру.
Иония, страна родная!
Ты будешь греческой, поверь:
Не зря, Геракла призывая,
В пещерах свирепеет зверь.

***
В мозаике из самоцветов
Я летний день запечатлел:
Залив был жёлто-фиолетов
И смугло-розов корабел;
На пирсе белые кефали
Плескались в голубом тазу,
И рыбаки не услыхали
Сполох, что предвещал грозу...

***
Цивилизаций столкновенье
Предвижу в будущем: оно –
В Измире, Лимассоле, Вене –
Библейской расе суждено.
Поскольку наш покой возжаждан
Зелёным знаменем ворюг
И нет причины у сограждан
Не вздёрнуть главного на крюк.

***
Везде ремесленные лавки
Мне чудятся, и молотка
Упорный стук, и запах травки
В кальянных, и журчит река.
И скрипка царствует в таверне,
И слышен гогот моряка,
И ропот фанатичной черни
В погром не перерос пока...

***
Соборами Констатинополь
И синагогами как встарь
Украсится, из амфор допил
Вино хиосское пушкарь.
Подайте канониру ядра,
Он Божьим гневом обуян,
Авианосная эскадра,
Спали вертепы басурман!

* * *
Адонис, пригуби печали,
Родную Смирну помяни!
Погибла мать твоя едва ли
В те святотатственные дни:
Она теперь в земле сабеев
Листвою мирры шелестит –
И шёпот, полчища развеяв,
От слуха смертного сокрыт.

* * *
Я к вам с уставом не суюсь,
Мы удовольствий не отменим.
Вступая в тройственный союз,
Любуюсь я совокупленьем.
Ценю я тело – как лозу:
Сладка и терпка эта завязь.
Все спят? Я ни в одном глазу.
Мечтаю, в сумерки уставясь.

* * *
Посттравматический синдром –
Диагноз ставят психиатры...
Ах, Маргарита! С сентябрём
Всё чаще грезятся театры.
Почто скучали мы с тобой
В миланской опере и венской,
Не ведая, что сей прибой –
Аплодисменты тьмы вселенской?

* * *
Старинный город мой сожгли
Невежды в фесках и тюрбанах,
Оттяпали кусок земли
И булькают в фелюгах драных.
В мечетях дьявольскую муть
Долдонят овцам их витии,
И ветер брезгует подуть
На эти паруса косые.

* * *
Из жизни Бог меня не вычел,
Зачислен я в Его расчёт...
Когда же наше время, Митчелл,
К истокам смысла потечёт?
Для субмарин аэрокрафты
Салют пускают над водой,
А я прошу кусочек правды
С прилавка Вечности седой!

* * *
В лачуге обретался бондарь,
Стругал он клёпки сорок лет.
Паша спикировал, как кондор,
В змеином блеске эполет.
Друзья рассказывали: в бочки,
Отцом их сбитые надысь,
Нырнули с перепугу дочки
И чудом от резни спаслись...

* * *
Познал я в школе всё, что надо:
Свистят пичуги по сей день,
И разминается аркада,
Панаму сдвинув набекрень;
С наперсниками у фонтана
Вкушая вязкую нугу,
Мы обсуждаем Мопассана,
В серсо гоняем на лугу.

* * *
Не нужен глупому феллаху
Ни Аристотель, ни Платон.
Из сундука украв рубаху,
Спешит он к гуриям в притон.
Растрать ворованные драхмы,
Всё за тебя решил Пророк...
И чтоб ни Яхве и ни Брахмы –
Один лишь набожный порок!

* * *
С тревогой я распознаю
Твой след, насильник и убийца.
Пирует в оксфордском раю
Потомок алчного нубийца.
Безмозглостью он задолбал
И цедит белым шлюхам виски.
Неужто этот каннибал
Уйдёт галантно, по-английски?

* * *
Лобзая задницы ослам,
Горазды рыть себе могилы:
Зачем вы приняли ислам,
Гуманитарные дебилы?
Палач ваш надевает фрак
И бабочку – вокруг вы хором
Аж млеете, кропатель врак
И лжеучёный с крючкотвором!

* * *
О’кей, отверженный мы класс,
Гяур не человек – скотина,
С их точки зрения для нас
Запретны Мекка и Медина.
Когда ж их метод повторим
И бешеных дворняг облаем,
Закрыв для людоедов Рим,
Афины и Ерушалаим?..

* * *
Решайте жаркий спор в бою
Иль чванный собирайте саммит –
Всё ж умму потчует свою
Кровавым ужином Мухаммед!
И только дервиши, кружась
В обителях, под куполами,
С Аллахом сохраняют связь
И веры истинное пламя.

(Перевёл с новогреческого Григорий Марговский)