Жизнь жизней Венок сонетов

   

   Когда в последний раз сдает в наем
   Любовь уставшим душам бабье лето,
   И песня лебединая пропета,
   Что в имени тебе моем?
 
   Все, что горело, поросло быльем.
   Спят на Ваганькове актеры и поэты.
   На верность памяти мы им даем обеты
   И ежедневно память предаем,
 
   По мелочам, не изменяя сути.
   Но боль неумолимо сердце скрутит,
 
   Когда за шумным праздничным столом
   Мы соберемся с новыми друзьями
   И водку по стаканам разольем,
   А старых даже словом не помянем...
 
               I
 
   Когда последний раз сдает в наем
   Старик Харон влюбленным переправу,
   А плащ Геракла начинен отравой,
   Ты знаешь все, но плащ уже на нем.
 
   Кто может им помочь? Один Лукавый.
   И вот мы черту душу продаем.
   Гореть в аду ей медленным огнем,
   Зато влюбленным - райские дубравы.
 
   И шелест трав, и трели соловья...
   О, господи, да что же это я,
 
   Все соловьи давно зимуют где-то.
   Когда несет в начале октября,
   О всем былом ликуя и скорбя,
   Любовь уставшим душам бабье лето...
 
               II
 
   Любовь уставшим душам бабье лето
   Несет, как искупление грехов.
   В букетах астр, в ворохе стихов,
   В гармонии Волошинских сонетов.
 
   И день идет, как год. И так легко
   Смотреть в глаза сквозь дым от сигареты,
   Поверив в суеверья и приметы,
   В круг на полу и в третьих петухов.
 
 
   Когда окно распахнуто, как крылья,
   Веселой деревенскою кадрилью,
 
   Разбрасывая листья и стихи,
   Проходит Муза под руку с рассветом.
   Как страшно быть ослепшим и глухим...
   И песня лебединая пропета.
 
              III
 
   И песня лебединая пропета...
   Хотя судьба, наверно, удалась.
   Две силы держат мир - любовь и власть.
   Что двигало тобой, душа поэта?
 
   Сквозь все ограниченья и запреты
   Любить, чтоб петь, и петь, чтобы любить,
   Я пел любовь. И, если, может быть,
   Жалею и о чем, то не об этом.
 
 
   А лишь о том, что голос слабым был,
   Что мало пел, хотя хватало сил,
 
   Когда над головой моей кругами
   Хула взлетела черным вороньем,
   И в окна кто-то бросил первый камень...
   Что в имени тебе моем?
 
              IV
 
   Что в имени тебе моем,
   Когда под утро предрассветным сном
   Вернется наша юность и надежда.
   Но будем ли мы те, что были прежде?
 
   Дом опустел и мертв окна проем.
   А мы, надев цивильные одежды,
   Остались в бабьем лете где-то между
   Обманчивым добром и честным злом.
 
   Кто нас, кроме самих себя осудит,
   Что памяти другой уже не будет,
 
   А в ней плывет разлука кораблем
   Среди полей, по незаметной речке.
   Взгляни на палец, поверни колечко...
   Все, что горело, поросло быльем.
 
               V
 
   Все, что горело, поросло быльем,
   И вот меж пальцев вера день за днем
   Течет, как из горсти вода. И не напиться...
   А в небо вслед за журавлем летит из рук синица.
 
   Друзья мертвы, но мы еще живем.
   И с нами живы песни их и лица.
   Две свечки за не упокой души зажжем.
   Дай бог, а чья-нибудь да разгорится.
 
   Скажи приятель, ты о чем поешь?
   "Так, песенку одну про Мэйки-нож". -
 
   И замер голос, не подпев куплета.
   Но как художнику не рвать последних жил.
   А так, конечно бы, Андрей еще пожил...
   Спят на Ваганькове актеры и поэты.
 
 
               VI
 
   Спят на Ваганькове актеры и поэты.
   Герои спят и всякий разный сброд,
   Который призывал любить народ,
   А делал спецпайки и спецбуфеты,
 
   А затыкал певцу цензурой рот,
   Жизнь уложив в наказы и заветы.
   Певцы без звания у нас наперечет.
   Но стал заслуженным поэтом всей планеты
 
   Тот, кто негромко пел про облака,
   Которые плывут на Абакан.
 
   И тот, другой, любимец полусвета,
   Воспевший душу под блатной аккорд.
   Я вместе с ним жил и этим горд...
   На верность памяти мы им даем обеты.
 
               VII
 
   На верность памяти мы им даем обеты.
   Но что обеты в наш безумный век?
   Когда, нажав на кнопку, человек
   Полмира может бросить в воды Леты.
 
   И не успеет Ной собрать ковчег,
   И песень песней будет недопетая,
   И выпадет на Землю черный снег
   Кошмаром из библейского сюжета...
 
   И страшно то, что страха в сердце нет.
   Ведь за последние, примерно сорок лет
 
   Устали мы, измучившись враньем.
   И вот живем, не веря обещаньям,
   Всеобщее приемлем обнищанье
   И ежедневно память предаем.
 
              VIII
 
   И ежедневно память предаем
   Раскопкам, чтоб найти под Смольным Трою
   И знать, кто был действительно героем,
   А кто лукаво сделал ход конем.
 
   И все познав, и планы жизни строя,
   Вождя иль бога в помощь призовем.
   Зерно ложится в теплый чернозем,
   Чтоб хлебом стать или сгореть от зноя...
 
   Вот так живем на рубеже веков,
   В стране богов, вождей и дураков,
 
   Мечтаем о достатке и уюте.
   И перестраивая дом на новый лад,
   На деле реставрируем фасад
   По мелочам, не изменяя сути...
 
 
              IX
 
   По мелочам, не изменяя сути
   Фраз, потерявших всякий здравый смысл,
   Мы помолиться богу собрались...
   И замерли, как витязь на распутье.
 
 
   Кто Бог - распятый праведник, иль мысль,
   Скользнувшая в похмельной серой мути,
   Как из разбитой склянки капля ртути,
   Что Он, на самом деле - это мы.
 
   Не верящие в то, что просто так,
   Сгибаясь, как вопроса вечный знак,
 
   В руках пророка воду ищет прутик,
   Обычная подсохшая лоза...
   И мы идем за ним, закрыв глаза,
   Но боль неумолимо сердце скрутит.
 
               X
 
   Но  боль неумолимо сердце скрутит,
   А сквозь стекло, залитое водой,
   Родное и знакомое до жути
   Твое лицо покажется бедой...

   И память, как проснувшийся прибой,
   Зашелестит в ночи приливом и отливом.
   Как это всё преодолеть смогли мы,
   Как это всё смогли мы взять с собой.

   И, в ожидании великих перемен,
   В который раз упав и встав с колен,

   Пройдя все испытания на излом,
   Осилив эту страшную дорогу,
   Когда мы сможем отдохнуть немного?
   Когда? За  шумным праздничным столом...

               XI

   Когда за шумным праздничным столом
   Найдётся тот, кто в руки взяв гитару,
   Споёт про жизнь, прошедшую недаром,
   В борьбе между добром и честным злом,

   В безвременьи мучительных сомнений...
   И снова под ногами  проплывёт
   Невидимый в тумане пароход,
   Пройдя трубой на уровне коленей.

   И дым костра, и пароходной дым
   Сольются плавно облаком седым...

   А под обрывом, на глубокой яме
   Плеснёт щурёнок, ищущий обед...
   Нас не было здесь ровно сорок лет...
   Мы соберёмся с новыми друзьями?

              XII

   Мы соберемся. С новыми друзьями
   Нас сводит Бог . И часто невдомек
   Подарок это нам или урок?
   Но вот врагов мы выбираем сами...
   
   .................................

1987 деревня Озерицы, Московская область, 1996 Москва,
2021 МГ онкологическая 62-ая больница, Московская область, 2024 Москва.