Генюшка. 17. Мужичные и едашные

17. «Мужичные» и «едашные»


Начало семнадцатого года  принесло семье сразу две радости. В январе у Марии Ивановны и Кузьмы Егорыча родился ещё один мальчик. И тоже вылитый Кузьма.   Большеглазый, кудрявый, смуглый.  Младенца нарекли Дмитрием.

А через некоторое время старшая Онфимия пошла под венец с хорошим парнем из соседней деревни.  Отпраздновали венчание и свадьбу,  и уехали Онфимия с наречонным  в Боровикову, в старый родительский дом. Там и обосновались.

А потом грянула  Февральская революция.   Февральская никаких ощутимых изменений в жизнь селян не принесла. Ну скинули царя и скинули,  ну пришла к власти в уездном городе буржуазия,  ну и что с того.  Главное мужикам крестьянствовать не мешают и старые порядки не навеливают.

С  конца ноября стали ходить тревожные слухи, что Ирбит сожжён. И как потом оказалось – это было правдой.

А спустя некоторое время Бобровская волость узнала, что в России произошла очередная  революция, на этот раз социалистическая.

В Бобровку приехали полномочный из города и уездный комиссар чтоб  разъяснить  Декрет о земле. Полномочные объявили, что в Петрограде подписаны Декреты о мире и о земле, а затем  медленно и внятно растолковали крестьянам суть аграрной политики большевиков..

Выслушали мужики полномочных внимательно и разволновались.

- Слыхали, мужики, земля-то тепереча общая! Отобрал народ у помещиков  угодья!.

- Как землю-то делить будем? «По мужикам», али «по едокам»?

И тут сельский сход разделился на непримиримых  «мужичных» и «едашных».

«Мужичные», конечно,  вопилили, что «по мужикам». «едашных» было больше. Но  «мужичные» горластее, горлопанистее, как что и есть.   Зато «едашные» массой брали.   И быть бы большой драке, и закончилось бы всё великим мордобоем. и сельский мир разрушен был бы на долгие времена.  Но тут  вышел вперёд Кузьма Егорыч, чтоб «полюбовно» решить этот заковыристый, но самый важный для любого крестьянина вопрос. И как прорвало его.

- Долгие годы, ещё со времён наших пращуров сельские общества делили землю по «мужикам»,  - начал Кузьма, – и это было в корне неверно.

- Ты Кузьма Егорыч, воду тут не мути, чертей не гоняй. Курица – не птица, баба – не человек! -  закричал один из «мужичных».

Но Кузьма перекрыл его выкрик зычным басом.
- Ну, коль курица не птица, пойдём щас с мужиками и всю  твою домашнюю не птицу, сиречь,  куриц,  по-изничтожим.  Коль  не птица  она, то с какого ляда зря в птичнике место занимает да зерно жрёт.   А я и не знал, что баба-то твоя не человек! И как только тебя с нечеловеком обвенчали?  Не по закону! А вот у нас бабы – люди! Мы законно венчаные!  Ну, а коль баба твоя не человек, так надо её в клетку посадить да в зверинце за деньги показывать.  Дать тебе клетку?

На последние слова Кузьмы  весь сельских сход уже не мог разогнуться от хохота, даже «мужичные».

Кузьма дал им просмеяться, а потом скомандовал: «Ну посмеялись и будя!» и продолжил:
-  Нечестный этот раздел   «по мужикам», не справедливый. Вон у Еремеича десять душ и все девки да бабы, восемь дочерей мал мала меньше, супружница да мать старая. И все есть хотят. Хлебушка своего мягкого да свежего, а не чужого сухаря плесневелого, подаянием добытого. А он один и надел один. Да разве ж с одного надела такую ораву прокормишь?! Или вон у Петровича, их семеро и  все девки-голодные рты, да жена больная!  А Евсеич,  а Михалыч, а Устиныч? Им как быть со своими «не человеками»? Голодом морить?  Или вот мою семью взять. Восьмеро у меня их. Ну ладно, одна  обвенчалась недавно, отделилась. Но семь-то детушек осталось.  Из них – четыре девки, которым наделы не полагаются  да супружница моя, Мария Ивановна пятая,  без надела. Пять ртов и все большенькие, все вкалывают, все есть хотят.  А мужиков-то нас четверо, трое сынов да я. Правда меньшому-то самому надел ещё не нарезали.  Так что, как мне кормить нас  девятерых на три надела?  А когда прежний муж моей Марии Ивановны, Василий Иванович,  помер, и она одна с шестью детьми осталась,  парнишечка-то  только один, а значит и надел один, как им жить, как всемером кормиться? Ладно хоть, Василий Иванович, Царствие ему Небесное, успел до кончины своей землицы прикупить, а то бы по миру пошли.
Вот вы думаете откуда кулаки взялись? Так вот от этого дурацкого закона – земля «по мужикам» и взялись! Что, они лучше нас «едашных» работают? Да как бы не так! Вон у боровиковского Ухваткина сколько мужиков?  Десять! Он сам, шестеро сыновей,  дед,  да племянник с работником в покормята записаны, им тоже надела полагаются. Десять наделов, а едок безземельный всего один, жена его!  А что, они сами работают?  Да батраки у них, издольщики!  И вот опять же Ерофеича взять –  десять едоков да он сам и один надел. Так кто богаче жить будет?
А Захар Тимофеевич, помните такого?  Пять  сыновей было, шесть наделов.  Да только пошла беда за бедой. Одного сына  грозой убило,  второй утонул,  третьего деревом задавило, а самый старший  в Мировую погиб.  И вот теперь мужиков-то только двое, он сам да младшенький. И надела два.  А  едоков? А едоков безземельных шестеро – старуха-мать,  супружница,  три дочери да внучка-сирота.  Так что, каждый из «мужичных» в одночасье «едашным» стать может. Пути Господни…

Сход слушал его как заворожённый. Никто не шелохнулся даже. Слова не вымолвил.  Против не выкрикнул. Тишина неимоверная. И только громовой голос Кузьмы.

 Когда  высказался Кузьма, вышел вперёд один из  «мужичных», старый уважаемый Африкан Никодимыч и сказал: «А ведь он полностью прав. Пути Господни…»

- Всё правильно, Кузьма Егорыч! Дело говоришь. И ты,  Африкан Никодимыч, зришь в корень! – сказал комиссар, -  только землю теперь никто делить не будет. Земля – это народное достояние. Она  переходит в бесплатное пользование. Право пользования землею получают все граждане  России, без различия иола. В  Декрете о Земле так и сказано, что  теперь вся земля переходит в пользование всеми трудящимися. А женщины и есть первостепенные трудящиеся, значит земля, полагается и им!  Земля будет распределяться всем поровну, каждому гражданину. Земельные переделы будут проводится в зависимости от прироста населения.

- Так стало быть «по едокам» распределение? Справедливое? – закричало сразу несколько человек.
- Стало быть «по едокам»! – засмеялся комиссар.
- А там уж, кто как работать станет – тот так и жить будет, - добавил Кузьма.