В Москве проездом

               
                (Из записей Марка Неснова)

                «Ведь я же, Зин, не пью один».
                В.С.Высоцкий

 Мой добрый и сердечный друг Хамзат Мусаев был открытым, смешливым  и симпатичным.

Наверное, он бы очень нравился женщинам, если бы имел возможность с ними общаться.

Но почти всю свою взрослую жизнь он просидел в лагерях и тюрьмах.

Его открытость и доброжелательность некоторые принимали за слабость и позволяли себе «лишнее».

Одним такое недопонимание стоило кратковременной потери здоровья.

А для других такое поведение заканчивались инвалидностью.

Эта перманентная борьба за отстаивание своей чести стоила Хамзату по совокупности, двенадцати лет свободы.

Но и такой прискорбный факт не обозлил моего друга, и не изменил его позитивного и доброго отношения к окружающим.

А почетное звание особо – опасного рецидивиста не испортило его  жизнерадостного нрава.


        …На своём нелёгком опыте я  хорошо знал, что первые дни  за воротами лагеря самые сложные из-за бюрократических проблем, коим нет числа.

А потому я вылетел из Питера в Коми АССР, в небольшой городок под странным названием Микунь, чтобы встретить моего друга и облегчить ему вхождение в новую для него жизнь.

И только после получения документов и устройства на работу доставить его целым и невредимым к матери в станицу Шелковскую Чечено-Ингушской АССР.

Местные чиновники, с которыми я подружился ещё во время работы в Микуни, помогли нам быстро получить документы и прописку.

А мой бывший сослуживец Владимир Григорьевич Ли взял Хамзата к себе, в строительное управление на работу, и дал отдельную комнату в общежитии.

Теперь можно было лететь на Кавказ.

В Москве нас ожидала пересадка.

Поэтому мой добрый приятель, председатель районного суда Эдуард Васильевич Штемберг, дал адрес своего родного брата, чтобы тот приютил нас в Москве на пару дней.

Брат судьи, по имени Володя, оказался крепким сорокалетним мужиком на костылях из-за сломанной на хоккейном поле ноги.

Работал он бригадиром на автозаводе ЗИЛ, и был очень неплохо устроен даже по московским меркам.

Встретил он нас тепло и радушно.

Жена с сыном были где-то в гостях  у родни под Курском.

Было уже поздно, и нам очень хотелось спать, но Володя нас не отпускал, рассказывая всё новые и новые московские сплетни, которые нас интересовали меньше всего на свете.

Наконец, окончательно убедившись в нашей провинциальной тупости, он, без всякой надежды, робко спросил:
-Ребята, у вас там, в чемоданах, выпить случайно чего – нибудь не найдётся.

-Да, мы оба не пьём - растерялся я.
-И не курим - добавил Хамзат.

Володя  опечалился и приуныл.

-Ничего, завтра, с утра купим – успокоил  я Володю, прекрасно осознавая, что  вру, потому что раньше одиннадцати водки нам никто продать не мог.

Мы ещё нежились в постелях, когда Володя, издавая разнообразные звуки и шумы, поднял нас и отправил в соседний магазин за водкой.

На наши отговорки, что до одиннадцати нам никто ничего не продаст, он снисходительно нам заметил:
-Это вам, ребята, Москва - столица, а не ваша захудалая провинция.
Здесь любой вопрос решается за бабки.

Мы подошли к закрытому ещё магазину и, по совету Володи, стали искать грузчика или сторожа.

Вдруг, словно из-под земли, перед нами вырос несвежий  гражданин в шляпе, галстуке и сандалиях на босу ногу.

В руках у него был потрёпанный портфель.

Он заискивающе и тревожно смотрел нам в глаза.

На нашу просьбу о водке, он ничего не ответил, а оглядываясь по сторонам, увёл нас в соседний подъезд.

Заработав на нас два рубля, гражданин, так же таинственно исчез.

Мы поспешили к Володе, перед которым испытывали неловкость за своё провинциальное невежество.

Завтрак уже был на столе, а Володя потирал руки от нетерпения.

Мы уселись за стол и взялись за вилки, когда Володя налил нам по половине гранёного стакана водки.

Мы стали отнекиваться.

Мы, дескать, вообще не пьём, а тем более с утра, да ещё  водку.

Но Володя заявил, что он кровно обидится, потому что это неуважение к городу - герою Москве,  и к его новой квартире, и к нему лично.

Тем более, что у него принцип – никогда не пить в одиночку, потому что он не алкаш какой-нибудь.

Делать было нечего.

Мы с отвращением выпили по глотку тёплой горькой водки и твёрдо пообещали Володе, что больше пить не будем, даже если случится атомная война.

    Володя добродушно улыбался, потому что выпитая водка сделала всё вокруг родным и прекрасным.

Мы прогуляли по Москве до вечера.

Но вечером всё повторилось в той же последовательности с теми же словесными пассажами относительно уважения к городу - герою и его обитателям.

Однако мы оба упёрлись и отказались пить.

Володя снова сказал, что один пить не будет, потому что он не бомж какой – нибудь из подворотни.
И у него свои принципы.

Расстроенный он ушёл в свою спальню.

Среди ночи меня разбудил встревоженный Хамзат, который спал в гостиной на диване.

-Слушай, Марк! Он сидит на полу у холодильника и ждёт, когда  кто-нибудь из нас пойдёт в туалет.
Почти плачет, чтобы составили ему компанию, потому что он не алкаш, чтобы пить в одиночку.
Выручи его.
Я совсем не могу на водку смотреть.

Пришлось мне идти, поднимать печального Володю с пола и делать вид, что я с ним пью.

Он выпил, закурил и, довольный жизнью, ушёл спать.

Следующий день был для нас счастливым, потому что к  Володе пришли гости.
Это были немолодые мужчина и женщина, довольно помятого вида.

Володя сказал, что это члены профкома с проверкой.

Пусть, хоть сам папа римский, лишь бы нас оставили в покое.

Мы были очень благодарны этим общественным деятелям, за то, что нас больше не принуждали пить.

Утром мы улетели в Грозный, тепло распрощавшись с добрым Володей.

Перед отъездом мы сбегали в магазин и принесли ему четыре бутылки водки, потому что с поломанной ногой рабочему человеку в России нет никакой жизни.

Володю я больше  никогда не встречал.

С его братом, который стал известным адвокатом, общаемся до сих пор.

    А Хамзат часто приезжал к нам со своей женой в Питер.

В конце 90-х он погиб, когда  вместе с другими жителями защищал станицу Шелковскую от бандитов, наводнивших в те годы республику.

В моей семье часто вспоминают Хамзата, который оставил о себе самые добрые воспоминания.

Для меня же его гибель стала причиной неизбывной печали.