Происхождение сезонной кислоты

отрастила  вода  красный  мех  до  дрожи,
а  тело  может  быть  кожи  хрустальней,
каждый  труп  для  неё  кладезь  общений,
а  пел  ей,  кто  при  жизни,
и  одевалась  роса  в  траву  сплошным  накатом,
такая  была,  заглядывающая,
к  спящей  оторопи  прикоснутая,
впутывалась  в  пергамент  сморщенно,
как  дикая  змея  покоя  удавкой  вокруг  шеи…
 
а  город  открытую  рану  дождя   с  поводка  рвёт,
намордники  фонарей  намокли  клыками  грозы, 
освещать  поверхность  проспекта,
корчиться  жилисто, 
а  заговори  со  мной  след  в  след,
накрою  этакой  шапочкой  всю  глыбу  глаз,
в  ивы  корни  пущу
и  наверно  неважно, 
каким  могу  быть  под  снос
под  звук  ям  оркестрового  рта,
осторожно  лоснятся  бабочки
в  скорлупе  волосяного  покрытия…

наслаивается  усилитель  желания  в  целую  сухомятку,
взгляд  Луны  фаршем  на  белой  рубахе  радуги,
а  ветер  не  донёс  до  слуха,  как  знобит  хребет,
как  оловянно  стоят  сыны  реки  плыть  непозволительно  долго, 
лучи  плотоядно  свивают  дочерей  звёзд  в  косу,
смотрят, 
как
капает  вес  дождевого  припадка  тоньше  звука,
и  верные  мысли  кривят  твёрдую  стену  лба,
блестя  прыщиками  ламп,
как  нарывами  света  скрупулёзно…

отрастила  вода  красный  мех  до  дрожи,
так  Страдивари  надорвано  покрывал  скрипку  лаком,
попала  в  меня  струной  жажда,
куда  напрочь  переворачиваю  страницы  вылакать.