И долго-долго смотрит на дорогу

Если б только знать
В тот день промозглую погоду…
С надеждой и тоской старушка-мать
Молчаливо выходит на дорогу.
 
И долго в забытьи стоит одна,
И печально смотрит на березы.
Словно с  сыном вновь прощается она,
Не замечая, как со щек стекают слезы…
 
В тот день всегда пурга метет…
С тех пор единственного сына
Она с чужбины дальней ждет.
Без ответа: замаскированная мина.
 
Десятки лет промчались быстро,
Дождик смыл, и нет следа.
Спит земля, кругом так пусто…
Стрекочущим звуком
Кузнечик тишину нарушит иногда.
 
Благородным светом, пронзая даль,
Горят обочины дороги древней.
Не главная едва ли магистраль
Глухая прежде -  улочка деревни.
 
Лишь старушка совсем седая
Кланяясь с молитвой к Богу,
Из избы выходит, ногами ковыляя,
И долго-долго смотрит на дорогу.
 
***
 
И памятью израненной босою
Пройдя по героическим годам
Я свой порыв, проверенный грозою,
Как драгоценность, сыну передам.
Не знаю сам, зачем иду к щербатым
К тем берегам,
Где кончен ратный путь,
И навсегда умолкнувшим ребятам
Я не даю спокойно отдохнуть.
 
Я вижу вновь следы глубоких трещин
На ребрах скал
И к Рейну подхожу,
На израненные здания и вмятин,
Я на Рейхстаг опасливо гляжу,
Читаю эти надписи –
Штыками
Начертанные наскоро слова,
Передо мной на выщербленном камне –
Написана истории глава.
Мой друг –
Он шел сюда от Калевалы –
Его слова читаю на стене,
Вот так клеймо он оставлял с запалом,
На могучей и раскидистой сосне.
И буквы те, исполненные пыла
Их ни дождю, ни ветру не стереть:
«Нет на земле - да и не будет силы,
Чтоб русскую сумела одолеть!»
 
Да, мы судьбу осилили  слепую,
И наша, наша все-таки взяла!
И в воздухе проносится не пуля,
А первая весенняя пчела.
Так что  ты медлишь! Торопись же!
Где же он, твой старый дом?
Иди, садись к столу…
Кирпич печей с золою перемешан,
И ветер кружит пепел и золу.
И строй берез в обугленном наряде.
И все-таки в душе спокойная отрада –
Вернулся сын ко мне живой.
 
2024